Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ночь в Толедо

ModernLib.Net / Любовь и эротика / Бразиак Рене / Ночь в Толедо - Чтение (Весь текст)
Автор: Бразиак Рене
Жанр: Любовь и эротика

 

 


Бразиак Рене
Ночь в Толедо

      Рене Бразиак
      Ночь в Толедо
      Женщина - единственный
      сосуд, который нам остается
      наполнять нашей тоской
      по идеалу.
      Гете.
      Они лежали в полумраке в комнате - полуоткрытое окно выходило в узкий переулок, залитый лучами стоящей в зените луны. Они долго лежали рядом, неподвижно и молча, ждали сна с закрытыми глазами, и их соединяло лишь тепло тел. Рене думал о ней, наверное, уже погрузившейся в сон, о ее теле, которое он только начал узнавать. Он приподнялся на локте и глянул на Флоранс - та пошевелилась, но глаза не открыла. Он осторожно опустил голову на ее плечо, вздрогнул, как засыпающий ребенок, вздохнул и затих. Она ощутила тяжесть этого мужчины, его крупную голову на ее плече.
      В комнате было жарко, и они еще долго лежали неподвижно, прижавшись друг к другу. Он перебросил руку через нее, чтобы оказаться еще ближе, а она повернулась лицом к нему и почти касалась губами его щеки. Им казалось, что они пробуждаются, но глаза их по прежнему были закрыты. Они медленно всплывали на поверхность сна, и вскоре он окончательно покинул их - они уже ощутили влечение друг к другу, но никак не могли стряхнуть странного оцепенения каждый из них каким-то внутренним взором видел, как они, юные и целомудренно прижавшиеся друг к другу любовники, разделенные отлетающей пеленой сна и тонким бельем, выглядели со стороны. Наконец, они открыли глаза и окинули взглядом комнату - бледный лунный свет втекал в нее через окно с высоким подоконником, выступавшим над спинкой узкой кровати.
      Он кончиком губ касается ее уха и шепчет:
      - Флоранс.
      Она еще теснее прижимается к нему, и его колени охватывают круглое колено цвета лунного камня, колено гладкое, как отполированный горным потоком камень, колено юное и нежное, и Рене не надо видеть, чтобы ощутить эту несравненную форму с ямочками у коленной чашечки, что делает его похожим на ночной чудесный пейзаж. Она же чувствует себя пленницей очень твердых колен, которые не раз видела в детстве покрытыми синяками, с присыпанными пылью ссадинами - такие коленки у любого мальчишки; мальчишки, юного спутника, а ныне мужчину, делящего с ней одно ложе. Через тончайшее белье она ощущает жар его тела и его левую руку, которая начинает медленно поглаживать ее спину. Она чувствует движение каждого пальца на этой, как ей кажется, отделенной от нее части тела, ласка почти неощутима, и голова ее на подушке покачивается из стороны в сторону, будто она говорит "нет". Но она не говорит "нет", она по-прежнему видит сон, сон, в которм она плывет в лодке и ощущает неясную ласку мужской руки, ладони, скользнувшей по ее бедру, и подушечки пальцев, замерших на впадине талии. Неужели сон снова одолеет их, и они, не разорвав хрупкого единения, уйдут в свои собственные сновидения, едва успев попрощаться на тверди и поцеловавшись, как расстающиеся дети.
      Они еще ничего не решили, а просто лежат в полумраке с широко открытыми глазами. Рене видит в лунном свете круглое личико, почти детское, обрамленное вьющимися на лбу локонами, и уже женское, похожее на лицо флорентийского пажа с прямым носом, глубоко посаженными глазами и чуть ироничной улыбкой. Она же едва различает утонувшее в полумраке лицо с короткими жесткими волосами, лицо смуглого парня, с затененным подбородком и щеками, в рисунке которых все еще угадывается ребенок, хотя время уже процарапало под глазами крохотные морщинки, которые, правда, различает пока только она. Их стопы касаются и легко поглаживают друг друга, они живут как бы независимо от тела, но столь же понятливы и столь же нежны, как руки. Его правая рука затекла под весом собственного тела. Именно поэтому он приподнялся и уложил голову на плечо Флоранс. Но бег тысяч мурашек по коже не прекратился, и он снова приподнимается на локте. Он откидывает простыню, и они оба с удовольствием ощущают грудью хоть какой-то намек на прохладу. Она закрывает глаза под его взглядом, ибо он смотрит на нее, нависая над ней и опираясь на ладони. Она, опираясь на плечи, упираясь ногами в постель и прикрыв глаза, чуть-чуть выгибается, и он с осторожностью раздевает ее. Они лежат лицом друг к другу, на боку - он на правом, она на левом: такова их еще не осознанная привычка, они лежат лицом друг к другу и уже тесно соприкасаются телами, снова натянув простыню до плеч, каждый из них вдыхает аромат кожи партнера и ласково поглаживает тело возлюбленного - залитые лунным светом холмы и впадины. Она буквально сжалась в него и застыла, их ноги вытянуты и плотно сдвинуты, она ощущает коленями его колени, своим животом его живот, своей грудью его грудь, голова ее лежит чуть ниже, и губы прижимаются к бьющейся на шее жилке.
      Он обнял ее, его ладони застыли на ямочках над ягодицами, и он чувствует всем телом свежесть и жар этого юного женского тела, которое не подозревает о будущем распаде и будущей смерти. Левым плечом он нажимает на ее правое плечо, она уступает этому давлению, ее охватывает легкое головокружение. Он разжал объятие, привстал на колено. Навис над ней, опираясь на локти, чтобы не раздавить ее, ее ноги вытянуты и сжаты - они застыли один над другим и наслаждаются этим сказочным мгновением, когда еще до первой ласки пробуждается и оттачивается желание, когда у нее еще нет другого удовольствия, как удовольствие от тяжести юного мужского тела, когда она немного задыхается, и воздух с трудом проникает ей в легкие, но грудь уже полна восхитительной тоской, которую она не променяет ни на что в мире. Он, сжимая коленями ее колени, опустился на нее всей тяжестью, все же пытаясь облегчить давление на нежную плоть. У него нет иных мыслей, как мысли о нежности, нежности персика и шелка ее живота, нежности жемчуга и лунного камня ее грудей. Они обнажены и застыли один над другим. Он гладит округлые плечи, ласкает ее шею, наклоняется и касается губами ее губ. Его всегда будет поражать свежесть ее рта, а она всегда будет удивляться ярости его губ и языка. Он охватил руками ее голову, как кубок, как плод, и притягивает ее к себе. Они надолго замирают в таком положении, едва дыша, потом он осторожно начинает приоткрывать языком ее губы. Она уступает быстро, ей вовсе не хочется ждать, но вздрагивает с ног до головы и открывает глаза, чтобы увидеть вблизи его лицо. Она слегка прикусывает его губы ради удовольствия удержать их, как удерживают зрелый плод, но он возобновляет свою непредсказуемую ласку, его язык скользит по ее небу, по твердым деснам.
      Но вот он откидывается, оставляет ее губы и сдвигается чуть в сторону, охватывая ногами ее ноги. Он еще не хочет обладания. Но он склоняется над ней, рассматривая ее, вздрагивающую в свете луны. Он ощущает себя ее наездником. Губами и языком он начинает нежно лизать и целовать ее шею у ключицы, там, где бьется артерия, где натянуты сухожилия, затем губы его скользят к груди. Она вздрагивает, на этот раз сильнее, ее рот беспомощно открывается, словно она тонет. Он чувствует желание и удовольствие от того, как он ласкает упруго затвердевшее полушарие и прозрачную кожу, почти столь же прозрачную и плотную, как тонкая пленка перламутра. И пока его губы блуждают вокруг полушарий грудей, жаркая ладонь поглаживает ее подрагивающий живот, гладкое бедро, складку паха - он закрыл глаза, он пробуждает дрожь в этом сдавшемся на его милость теле, рождает в нем безмолвный крик, почти болезненное страдание, размытую вспышку радости. Она едва осмеливается касаться его. Вначале она вообще не решалась дотрагиваться до твердого юношеского тела, напряженно прижимавшегося к ней в момент, когда ее подхватывала яростная радость, которую она испытывала почти со стыдом. Она еще удивляется тому, как нежны его руки, которые она считала грубыми, как нежна кожа на груди, спине мужчины, и ее ладонь с маленькими, неумелыми и быстрыми пальчиками скользит по его плечу, предплечью, дыхание ее стало быстрым и прерывистым - она медленно тонет в своей чудесной радости. Он еще раз соскальзывает набок, крепко сжимает ее руками - одна его рука охватывает плечи, вторая - талию, ее бедро лежит на его согнутом колене.
      Потом они поворачиваются разом, как пловцы, она оказывается под ним, он опирается на локти и смотрит на нее. И начинает скользить вниз по ее телу, его лицо ложится на ее живот - она вздрагивает, заложив руки за голову. Она любит его такую близость со своей плотью и до грозового всплеска желания с нежностью воспринимает детскую тяжесть головы любимого на своем животе, она нежно поглаживает его жесткие волосы, ощущает его нос, его глаза - он ресницами щекочет ее кожу. Она лежит вытянувшись на этой узкой постели и откинув в сторону простыню, лунный свет льется на их тела - более смуглое его и белое ее - их тела отливают перламутром, они припудрены неощутимым светом. Ладонями, не двигая головой, он гладит ее длинные бедра, ее округлые колени, его руки скользят по икрам до щиколоток, затем взмывают вверх, чтобы еще раз сжать круглую грудь. Потом он губами и языком начинает нежными, быстрыми касаниями ласкать эту лунную плоть, скользить по ее изгибам, спускаясь по складке паха, вдоль бедра, а затем возвращаясь к самой сердцевине этого тела, уже побежденного смятением, то напряженного, то расслабленного. Он привстает, садится на корточки и рассматривает девушку, покоренного зверька.
      Когда он привстал, ей стало холодно. Она со стоном протягивает руку, дотрагивается до его колена и снова опускает ее. Она пристально смотрин на него и почти задыхается - ей хочется вечно смотреть на этого нависшего над ней юношу, пока тот, замерев, смотрит на свою горячую и неподвижную женщину.
      Но вот она закрывает глаза и не видит, как он наклоняется над ее телом, опираясь на локоть, он выбрасывает вперед свои ноги. Она вдруг ощущает его колени где-то у уха, а его руки охватили талию и приподнимают ее - его твердая грудь коснулась ее бедер. Она мотает головой из стороны в сторону, говоря "нет" удовольствию, но это "нет" равноценно "да", ее губы касаются колен юноши, не чувствуя их, она не понимает, что делает, с губ ее срывается стон. Как он ласкает ее? Она уже ничего не соображает, все ее тело ощущает невероятный ожог, она не может шелохнуться, но губами продолжает касаться его колен и его ног, но вот он уже снова над ней, и она целует его губы. Он снова приподнимается на локтях, боясь раздавить ее, его колено раздвигает ее колени, и она не сопротивляется. Она стонет под тяжестью его тела, она чувствует, что близится момент обладания, она задыхается, ей хотелось бы забыть себя, забыть его, стать одним целым с ним, и она крепко сжимает его вдруг обретшими невероятную силу руками. Он ворчит и напрягается, он борется с налетающим пламенем необъяснимого огня, время от времени он жадно вдыхает воздух, чтобы продлить удовольствие, чтобы хоть еще немного удержаться в этом ужасном времени ожидания.
      Он хорошо понимает, что их начавшееся единение еще не полно, и что радость снизойдет самым простым путем. Он опускается на нее, какой-то частью ума еще удивляясь, что у нее такой прохладный живот, он упирается коленями в кровать и начинает медленно, едва дыша и сдерживая биение сердца, проникать в нее. Она горяча, шелковиста и влажна, эта женщина. Она открыла рот, чтобы вскрикнуть, но не закричала, она сомкнула зубы, чтобы прикусить плечо, но не прикусила. Он замер на десятки веков в восхитительном напряжении, опираясь на колени и локти, поддерживая и приподнимая тело этой слившейся с ним женщины, живой и мертвой одновременно. А она, раздавленная тяжестью мужчины, распятая на своем ложе, задыхается, чувствует, как с ожогом, с приятной болью расходятся ткани ее естества - она превратилась в разверстую рану, принимающую кинжал. И уже не знает, стонет она или молчит, сжимается или расслабляется, закрывается или открывается, она чувствует, что наполнена и насыщена мужской плотью, от которой в ровном ритме расходятся волны тепла и холода.
      Но ему уже мало этой неподвижности. Он начинает двигаться в ней, она чувствует, как поднимают ее и как поднимается она сама, они то тесно соприкасаются, то едва касаются телами, бегут навстречу друг другу и расходятся, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Он отыскал ее рот и кончиком языка пытается повторить движения своего тела. Он ощущает подъем в глубине своего тела, и его колени на ложе твердеют. Она застонала, она почувствовала, что их удовольствие близко, и эта мысль еще теснее сближает ее с ним, она рывком догоняет его. И разражается гроза. В чреслах каждого из них, в центре их тел, во мраке, открываются тысячи каналов - они похожи на родники - и хлынул через них ревущий поток...
      Она застонала, ее детское лицо исказилось страданием, человеческим страданием - дрожь, страх, слезы - все эти признаки сладострастия. Он превратился в паралитика, потерявшего власть над половиной своего тела, которая взята в плен, охвачена легкой болью, и вскоре она становится невыносимой - мышцы его живут независимо от тела, которое стало раной, в которой кипит его семя. Горячее, оно жжет изнутри, и он проникает все глубже в ее плоть - словно рвет ее яростными ударами. Они покрылись потом, словно борцы, два тела бьются в головокружительном темпе, и близится конец. Она вскрикивает, - ее стон ничем не остановить, - сжимается в комок, не знает, что происходит с ней. Сжимается и он, роняет голову ей на плечо, сжимает губы, закусывает их, задыхается, и на вершине напряжения и полета спрятанная в нем боль из самого центра его тела, из его чресел и ног, собирается в одну точку, и он изгоняет ее из себя, как в агонии, он освобождается от семени, она по-прежнему стонет, им обоим жарко, их тела невольно вздрагивают два-три раза, словно они обратились в умирающих насекомых, затем их уставшие конечности расслабляются, он падает на нее всей тяжестью и тонет, разбитый и опустошенный, как соломенный паяц.
      И вновь их обволакивает тишина.