Глава 11

Цитадель Мио пала. Наемники предали его. Но даже несмотря на весь ужас своего положения, эксцентричный колдун не собирался так просто сдаваться. Башня Феникса была настолько высокой, что едва не подпирала своим шпилем небо. Ранвельтильская девственница могла в самом крайнем случае выступить в качестве заложницы, а могучие кредхи черпали силы в магической энергии, в которой не было недостатка. Нет, Мио еще не проиграл сражение, и жестоко ошибались те, кто наивно полагал, что битва закончилась.

Ульрих Победоносный вместе с двумя сотнями рыцарей первым столкнулся с хитростью колдуна, наполнившего башню Феникса жестокими ловушками и всякого рода неприятными сюрпризами. И то, что «символу» удалось выжить, свидетельствовало скорее о его невероятном везении, чем о каких-либо экстраординарных способностях.

Однако справедливости ради стоит отметить, что начало операции складывалось более чем спокойно, не предвещая каких бы то ни было трудностей. Широкая лестница (пятнадцать человек могли выстроиться в шеренгу) оказалась совершенно пустынной. Не было ни слуг, ни охранников – вообще никого. Могло даже показаться, что небольшой отряд обнаружил древнюю святыню, давным-давно покинутую ее обитателями. Для полноты картины не хватало только свисающей с углов паутины, толстого слоя пыли и стаи летучих мышей.

Но чистота и порядок свидетельствовали о том, что это место обитаемо, а на самом верху затаился злобный колдун, удерживающий в своих грязных руках эталон чистоты и непорочности – Ранвельтильскую деву.

– Друзья! – проникновенно обратился Ульрих к своим людям. – Нам выпала великая честь освободить прекрасную деву!

Он мог бы добавить: «По-быстрому освободим девственницу – и приступим к грабежу замка», но не стал этого делать. Его верные рыцари и без того знали, что их доблестный командир позаботится, чтобы они не ушли без трофеев и получили свою долю из огромного вознаграждения, обещанного священниками Истинной церкви за возвращение их ненаглядной «жемчужины».

– Вперед, мои львы! Без страха и упрека! Вперед! – Обожавший всякого рода избитые штампы, Ульрих не удержался от своей глупой привычки и сейчас.

Двести человек дружным ревом приветствовали слова обожаемого командира и, преисполненные решимости, бросились наверх – туда, где их ожидали слава, несметные богатства и…

И четырнадцать кредхов, устроивших смертельную западню, выбраться из которой посчастливилось лишь единицам.

Не встречающий никакого сопротивления отряд миновал пять или шесть лестничных пролетов (сто двадцать одна ступенька в каждом), когда за очередным поворотом лицом к лицу столкнулся с великолепной семеркой кредхов – дьявольским порождением черной магии.

При всей своей глупости, напыщенности и самовлюбленности Ульрих обладал одним чрезвычайно ценным качеством – он не был трусом. Это никоим образом не могло компенсировать все остальные недостатки, но являлось очень ценным подспорьем в военной карьере. Только по-настоящему смелый человек мог повести за собой в огонь и воду две тысячи рыцарей, безраздельно доверяющих своему командиру.

Вот и сейчас, оказавшись лицом к лицу с кошмарными кредхами, Ульрих не повернул назад, пытаясь найти спасение в паническом бегстве, а издал воинственный клич (нечто наподобие залихватского «у-ех-хо-оу-у!!!») и бросился в атаку.

Его воинственный порыв был немедленно поддержан, и двести человек, проревев в ответ «уе-е-е-е-е!», устремились за командиром.

Вообще-то это было не самым мудрым решением, потому что кредхи не принадлежат к числу обычных чудовищ, которых можно убить. Скорее их можно сравнить с марионетками злобного колдуна, живущими до тех пор, пока их подпитывают магической энергией.

Лопасти мельницы крутятся, приводя в движение жернова, перемалывающие зерно, только пока дует ветер. Так же и с кредхами – они могут биться до тех пор, пока их повелитель вливает в их оболочки магическую силу. Нет подпитки – нет монстров. Но так как родовое гнездо Мио стояло на пересечении энергетических линий, то о недостатке энергии можно было не беспокоиться – чудовищные марионетки могли сражаться сколь угодно долго…

Ульрих, вырвавшийся вперед, самоотверженно бросился на ближайшего монстра, в три раза выше человеческого роста, и, уклонившись от встречного удара, полоснул мечом по ноге противника. Лезвие легко вошло в податливо мягкую плоть, однако наружу брызнула не кровь, а странная голубая субстанция, напоминающая…

Мелькнувшая на периферии сознания мысль умерла раньше, чем успела родиться, потому что в корпус Ульриха врезались расплющенные останки воина, не успевшего уклониться от страшного удара кредха. Два тела, одно живое, другое полностью изуродованное, отлетели к перилам. Не будь на Победоносном стальных доспехов, все могло бы сложиться иначе.

Но Ульрих был не только чертовски смелым, но и невероятно везучим. Бесчувственное тело, рухнув грудью на перила, согнулось пополам и заскользило вниз. Преодолев несколько метров (его дважды пытались поймать, но безуспешно), Ульрих нарушил призрачное равновесие и, имея шансы пятьдесят на пятьдесят, опять выиграл – свалившись на лестницу, а не рухнув вниз с двадцатиметровой высоты. Громыхая доспехами, Победоносный докатился до конца лестничного пролета, где и остался лежать до тех самых пор, пока не пришел в чувство.

Вообще-то профессиональные воины достаточно спокойно относятся к смерти, считая ее неотъемлемой составляющей своей профессии, но иногда даже у закаленного в боях ветерана могут сдать нервы…

На этот раз дрогнуло сердце бесчувственного и самовлюбленного «символа».

Двести человек, увлекаемые своим командиром, самоотверженно бросились на семерых чудовищ – и в пылу битвы не заметили, как за их спинами возникли еще несколько кредхов. Неуязвимые марионетки коварного Мио, взяв атакующих рыцарей в тиски, уничтожили их за несколько кратких минут.

Очнувшийся Ульрих застал окончание жуткой резни, пережить которую удалось только ему и еще одному счастливчику, потерявшему руку, но сохранившему жизнь.

В сложившейся ситуации не оставалось ничего иного, как оставить место страшного побоища. Что Ульрих и сделал. Помогая ослабевшему от потери крови товарищу, изрядно помятый Победоносный спустился по лестнице. Он покидал своды проклятой башни, ставшей могилой для двух сотен отличных воинов.

– Коварный колдун заманил нас в ловушку и всех уничтожил… – Надтреснутый голос, казалось, принадлежал не блестящему «символу», а смертельно уставшему человеку.

Если бы Ульрих вышел из Башни Смерти один, не вытащив ослабевшего раненого, то у некоторых особо подозрительных личностей могли возникнуть нехорошие мысли: не подменили ли их командира?

– Что там?

– Что случилось?

– Как все произошло?

Вопросы сыпались со всех сторон, и для того, чтобы ответить, Ульриху пришлось собрать воедино остатки сил и громко рявкнуть:

– МОЛЧАТЬ! Забыли, ……. кто здесь главный?

Если у кого-то и оставались сомнения насчет подмены лидера, то после этого отечески ласкового вопроса они сами собой отпали.

Да, внутри проклятой башни Смерть собрала обильную жатву, но их предводитель выжил, спас товарища и сообщил о ловушке. Кому-то это могло показаться невероятным подвигом, но в блестящей карьере Ульриха было множество еще более удивительных случаев.

После того как, повинуясь приказу командира, рыцари замолчали, их лидер вкратце рассказал о случившемся. Так как никто из присутствующих ни разу не сталкивался с чудовищами, в чьих жилах течет голубая кровь, то послали за предводителем наемников, который охотно объяснил, что из себя представляют кредхи и почему их невозможно убить.

Ульрих чуть было не спросил, почему прелты не предупредили его воинов о бессмертных чудовищах. Но в последний момент все же сдержался. Было глупо предполагать, что могущественный волшебник позволит просто так зайти в свое логово.

Несмотря на падение с лестницы, голова Победоносного работала достаточно хорошо, чтобы меньше чем за минуту просчитать все возможные варианты.

Да, он захватил замок и наемники сдались именно его отряду. Но целью кампании была не победа над жалкой кучкой прелтов (о ней забудут на следующий день как о чем-то несущественном), а освобождение Ранвельтильской девственницы. Однако ее охраняют неуничтожимые кредхи и еще какие-нибудь не менее могучие существа. Поэтому взять башню приступом не удастся. Понадобится магическая осада, которая может затянуться на неопределенно долгое время. И в конечном итоге вся слава достанется не ему – великолепному и неотразимому Ульриху, а какому-нибудь сморщенному от старости колдуну. Но и это еще не все. Потому что высохший старикашка получит гигантское вознаграждение и его имя начертают золотыми буквами…

Где именно начертают имя, Ульрих не мог бы сказать точно, потому что имел самые смутные представления о грамоте. Но настоящему воину грамота ни к чему – это известно всем. Одно только имя героя должно повергать в ужас его врагов, а написать балладу в честь подвига всегда смогут барды. Герои бьются, барды слагают баллады – каждый занимается своим делом и оттого счастлив.

– Тот счастлив, – задумчиво пробормотал Ульрих, – кто сможет совершить невозможное и стать настоящим героем…

Все рыцари с напряженным вниманием следили за каждым жестом своего командира. Им ужасно не хотелось встречаться с чудовищами в башне, но в то же время не давала покоя мысль о потерянных деньгах.

«Если бы можно было как-нибудь обмануть могущественных охранников и заполучить девушку, – думал практически каждый из рыцарей, – это было бы просто чудесно».

Обмануть чудовищ.

Освободить девственницу.

Получить деньги.

В этой классической трехходовой комбинации, казалось, не было ничего сложного, если бы не одно «но»…

Никто не знал, как обмануть монстров. Судя по рассказам прелтов (не доверять которым не было оснований), мозгов у слуг Мио не было вовсе. Эти марионетки совершенно бездумно подчинялись ненормальному колдуну.

А для того чтобы обмануть безумного Мио, нужно было нечто такое… Нечто такое…

В общем, что-то совершенно немыслимое, лежащее за гранью здравого смысла.

Именно такая идея (лежащая даже не за гранью здравого смысла, а вообще черт знает где) родилась в голове Ульриха.

– Мои львы! – как всегда, патетично и пошло начал «победоносный символ». – Я поведу вас к самой вершине славы и почестей, туда, где не ступала нога честного человека, а порок и черная магия свили себе змеиное гнездо. Я поведу вас на приступ башни зловещего чернокнижника, и на этот раз мы прорвемся сквозь толпы ужасных чудовищ и станем героями, освободившими юную деву!

Если отбросить красивые слова о славе и почестях, то все остальное чрезвычайно смахивало на откровенный бред. Но возможность быстрой наживы, помноженная на безграничную веру в командира, сделала невозможное. Людская масса всколыхнулась в едином порыве, и множество глоток извергли из своих недр мощный рев:

– ВЕДИ НАС, УЛЬРИХ!!!

– ВЕДИ…

– НАС…

– ПОБЕДОНОСНЫЙ!!!

Именно от этого дикого рева я и пришел в себя. Но как показало дальнейшее развитие событий, сделал я это совершенно напрасно.

Так как длинный кровавый след привел в покои, которые занимал Сайко, то нет ничего удивительного в том, что у людей, отвечающих за безопасность королевской особы, нашлось очень много неожиданных вопросов к новоявленному миллионеру. И не будь молодой человек столь популярен в народе, а также не заключи он пожизненный контракт с Утешителями, его судьба была бы предрешена. Пыточных дел мастера умели развязывать язык лучше, чем кто бы то ни было.

А Ласковый Жу, начальник тайной полиции, исповедовал доктрину быстрого признания. Смысл ее заключался в следующем: для тех, кто признавался сразу, предусматривалась льгота в виде быстрой и практически безболезненной смерти. Те же, кто упорствовал, лишались каких бы то ни было поблажек, автоматически переходя в разряд особо коварных врагов короны. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но в данном случае Л.Жу (как его за глаза шепотом называли подчиненные) вынужден был отказаться от прекрасно зарекомендовавшей себя доктрины, перейдя на скользкий путь дипломатических переговоров. Начальник тайной полиции был старым и опытным лисом, прекрасно чувствующим себя среди хитросплетения дворцовых интриг, но…

Доктрина слишком прочно вошла в его сознание, став в некотором роде опорной точкой, на которой базировалась его уверенность в собственных силах. А без этой поддержки ему было трудно разговаривать с чрезвычайно хитрым молодым человеком, не стеснявшимся прикидываться дураком даже в присутствии столь влиятельного и могущественного человека, как Ласковый Жу.

Доверить же кому-нибудь другому этот неприятный разговор шеф тайной полиции не только не хотел, но и не имел права. Потому что речь шла ни больше ни меньше, а о безопасности Великого и Несравненного (официальное звание Фромпа). Поэтому приходилось делать самому всю грязную работу.

После того как проворные слуги бережно вынесли Утешителя (он все еще не пришел в себя), собрали все трупы и заменили ковер, пропитанный кровью, настала очередь магов. Волшебникам не понадобилось много времени чтобы снять антимагическую защиту, окружившую комнату энергетической решеткой. И только после того, как внешний вид комнаты был приведен в идеальный порядок, вошел Ласковый Жу.

– Вы не будете против ответить на несколько сугубо конфиденциальных вопросов? – участливо спросил пожилой господин, чьи большие выразительные глаза лучились поистине неземной добротой.

– Я всегда рад помочь ответить на всякие ко… кони…. фи…

– Конфиденциальные…

– Да, точно, они самые. Так вот я на них готов с радостью ответить в любое время суток. Как только услышу эти вопросы ко… кони… фи…

– Конфиденциальные…

– Точно, как только их услышу – так и подумаю: «КАКАЯ РАДОСТЬ! Вот наконец-то хоть один порядочный вопрос нашелся, на который и ответить приятно». Потому что про все остальное – как ни спросят, то хоть стой, хоть падай. Голимая пошлятина и порнография, упакованная в обертку вульгарного притворства.

«Доктрина, – печально подумал Ласковый Жу, глядя на бессовестного молодого человека. – Как же без тебя плохо!»

«Это самый главный палач королевства!» Внутренности Сайко скрутило в тугой узел после того, как он опознал (по слишком уж ласковым глазам) самого господина Жу. А все это словесное извержение являлось не более чем защитной реакцией напуганного человека.

– Не забывай, что я с тобой и могу читать мысли этого человека, – отчетливо прозвучал в голове Сайко голос Вини – четвероногого медиума.

Как ни странно, но после этих слов молодой человек успокоился, взяв себя в руки.

– Если ты такая умная, то скажи, пожалуйста, что он подумал сейчас.

– Доктрина. Твой собеседник сокрушается по поводу какой-то доктрины.

Новоявленный миллионер не мог ничего знать о доктрине, но чувствовал – в ней нет ничего хорошего и жизнеутверждающего.

Поддерживать вежливый разговор и одновременно мысленный диалог было чрезвычайно трудно, поэтому Сайко переключился на «ласкового» собеседника.

– Как вы считаете, почему злоумышленники забежали именно в вашу комнату? – начал издалека Л.Жу.

– Ну, не знаю. – Молодой человек растерянно пожал плечами. – Может быть, решили спрятаться? У разбойников ведь всегда на уме одно и то же – кого-нибудь прирезать, ограбить, а потом спрятать концы в воду.

– Н-да. Соображение, вне всякого сомнения, интересное и оригинальное, но, боюсь, ради того, чтобы спрятаться в вашей комнате, обычные разбойники не стали бы штурмом брать королевский дворец. Они могли просто затаиться в трущобах Сарлона или в каком-нибудь не менее экзотическом месте.

– Да, вы правы! Как же я сразу не догадался! – Для большего эффекта Сайко хлопнул себя ладонью по лбу. – Раз они пришли именно ко мне, то хотели только одного – убить! Вы можете спросить меня, какие мотивы ими двигали? Ну, спросите же, не стесняйтесь.

Никто никогда и ни при каких условиях не посмел бы назвать Ласкового Жу стеснительным. Чрезмерно жестоким – могли. Кровожадным и ужасным – тоже. Но стеснительным – это уж был откровенный перебор. От подобной наглости начальник тайной полиции даже слегка растерялся и не нашелся что сказать.

– Раз вы молчите, то отвечу на свой вопрос сам. Злодеи пришли за жизнью великодушного мецената из-за элементарной зависти. Пошлой и глупой зависти. – Голос молодого человека вполне натурально задрожал от волнения. – Им, видите ли, не давала покоя мысль, что есть на свете кто-то щедрее и богаче их, кто-то, способный пожертвовать деньги на правое дело, кто-то…

С трудом сдерживаемые слезы наконец брызнули из глаз, и жертва завистников разрыдалась в полный голос.

«Доктрина, – печально подумал Ласковый Жу. – Без нее в наше смутное время – никуда. Вся моя сила заключается не в уме или хитрости, а именно в доктрине».

Продолжая рыдать, Сайко смог ненадолго отвлечься от собеседника и обратился к Вини:

– Ну что он – поверил мне? А если нет, то о чем он думает?

Ответ собачки-медиума не внушал особого оптимизма, так как не содержал ничего нового:

– Он по-прежнему сокрушается о какой-то доктрине, но что подразумевает этот термин – непонятно.

– А тыне могла бы внушить ему что-нибудь этакое?

– Опасно пытаться воздействовать на человека, невосприимчивого к внушению. У этого индивидуума очень сильная энергетика.

«Гребаная доктрина, чертова энергетика и хренова жизнь! – зло подумал незадачливый авантюрист, размазывая слезы по щекам. – Только разбогател, как сразу со всех сторон накинулась стая шакалов, чтобы оторвать себе лакомый кусок от пирога чужого счастья…»