Юрий БРАЙДЕР. Николай ЧАДОВИЧ

СИГНАЛ ТРЕВОГИ

За 47 лет до сигнала тревоги. Бьернский лес

…Пули режут, буравят, стегают снег. Можно без труда представить, что будет, если одна из них все-таки доберется до меня, — ударит стремительно и жестоко, глубоко вонзаясь в податливую человеческую плоть, расплющится о кости, а потом зашипит, остывая в крови. Сколько боли и горя может принести один-единственный кусочек свинца! Раздумья философа, вдохновенье поэта, материнская любовь — ничто перед ним. Страшный мир, страшные времена…

Цепь прикрытия уже совсем редкая. Люди по одному отползают вниз по склону котловины. Женщин и детей давно не видно. Где-то слева начинает хлопать миномет. Никому не дано услышать пулю, несущую смерть, но звуком роковой мины можно наслаждаться в свое удовольствие. Поэтому, услыхав очередной квакающий хлопок, хочешь не хочешь а сжимаешься в комок и молишь: «Пронеси, пронеси, пронеси!»

Зеленая ракета. Наконец-то! Можно уходить. Неужели через несколько минут все кончится? Нет, нельзя думать об этом сейчас. Свист мины все ближе, ближе, ближе. «Пронеси, ну пожалуйста, пронеси!» Вспышка, удар, тьма. Боль, как будто по голове ударили железным прутом. Что-то липкое заливает глаза, Это кровь, моя собственная кровь! Почему так много крови? Помогите! Не оставляйте меня здесь! Меня ждут! Мне, нельзя умирать!

Сигнал тревоги. Внутренний пост охраны

Центра физических исследований. Бьернский лес

…Даже летом попасть на внутренний пост считается удачей. А про зиму или осень и говорить нечего. Тут и подремать можно. Если б еще не эти головастики… Ученые-переученые. Здороваются вежливо, а смотрят на тебя как на пустое место. Или еще хуже. Наша форма похожа на полицейскую, а кто сейчас уважает полицию?

Час ночи. Что-то тихо сегодня. Головастики угомонились. Вот у кого работа! В кнопки потыкал, покурил, бумагу помарал — и пожалуйста, в кассу. Видел я, сколько им там отваливают. И за что, спрашивается?

Так, проверка была в полночь. Следующая часа в три. Главное — не уснуть. Не пойму, что это со мной сегодня. Зря я у того головастика сигарету взял. Может, зелья какого подсунули? С них станется. Не спать, только не спать…

Шум какой-то. Кто шумит? Почему спать не даете? Опять, наверное, жена на кухне кастрюлями ворочает. Не спится старой ведьме… Что это мне в рот пихают? Мама, да ведь я на посту! Куда меня тащат? Где пистолет? Нет, не отпущу! Хотите тащить — тащите вместе со столом. Где-то тут кнопочка была, ее ногой положено нажимать. Ничего, я и рукой достану. Сейчас, сейчас… Вот она!

Через 50 минут после сигнала тревоги.

Шале в окрестностях озера Дакки, вблизи Бьернского леса

…Мне восемьдесят семь лет. Возраст патриарха. Что ни говори, а старость занятная штука. Иногда она бывает мудрой и величественной, иногда жалкой и отвратительной. Моему школьному учителю истории было меньше лет, чем мне сейчас, а он не мог сам вытереть нос. Умолкал посреди фразы и сидел, раскрыв рот. После занятий школьный сторож уводил его домой, и мы улюлюкали вслед. Как жестока бывает юность! Ясно помню все это, помню имена и клички одноклассников, помню легковесную школьную физику, глупую историю, смешную словесность. Говорят, клетки мозга не стареют. Стареют и обрываются связи между ними. Связи в моем мозгу, видимо, сделаны из сверхпрочного материала. Забывать я не умею. И это страшно. Забвение — божий дар. Но для меня забвения нет. Люди называют меня гением. Называют безумцем. Провидцем. Маньяком. Даже плешивым болтуном. А я обыкновенный ученый. Наукой я кормился всю жизнь, из-за науки потерял близких, а потом продал душу дьяволу. Сейчас собираюсь искупить грехи с помощью той же науки.

Телефонный звонок. Голос начальника охраны:

— Простите за беспокойство, профессор, но у нас неприятности. На Центр совершено нападение.

Встаю. Под халатом у меня костюм. Даже туфли этой ночью я не снимал.

Через 1 час 30 минут после сигнала тревоги.

Центр физических исследований, Бьернский лес

За длинным, почти пустым столом сидят несколько человек. Верхний свет погашен, горят только настольные лампы.

— Все в сборе, — говорит степенный человек в очках с толстыми стеклами. У него одутловатые щеки и седые усы щеточкой. Похож на сельского священника или на лавочника, но всем присутствующим известно, что он занимает высокий пост в столичной полиции. — Предупреждаю, вести записи нельзя. Господин министр, начинайте.

— Происшествие, из-за которого меня сюда пригласили, нельзя назвать приятным, — говорит человек с несколько тяжеловатым, но обаятельным лицом. Чувствуется, что он привык бывать на людях, выработал у себя манеры этакого чуть грубоватого, но прямого парня. — Нам придется выработать решение, единственно приемлемое в данной ситуации, а также определить лиц, виновных в том, что эта ситуация возникла. Прошу высказываться.

— Позвольте мне. — Кто-то из сидящих у дальнего конца стола встает. Лица его не видно в полумраке. — Я начальник охраны Центра.

— Валяйте, — говорит министр. — Можно сидя.

— С вашего разрешения я подойду к макету. Направьте сюда свет, пожалуйста… Территория Центра огорожена по периметру металлической стеной высотой в пять метров. По ее верху идет козырек из колючей проволоки, через которую пропущен ток высокого напряжения. Имеется контрольно-следовая полоса и сейсмические датчики, реагирующие на подкоп. Единственные ворота тщательно охраняются. Само здание Центра железобетонное, толщина стен от ноль семи до полутора метров. Двери бронированные, банковского типа, открываются только изнутри. Внутри здания выставляется постоянный пост, еще два парных наряда со служебными собаками патрулируют периметр. Охранная и тревожная сигнализация выведена сюда, в главный пост наблюдения, где в резерве находятся шесть вооруженных человек. Воздушное пространство над Центром контролируют два зенитно-ракетных комплекса.

— Выходит, Центр неуязвим? — спрашивает военный. Знаков различия не видно под пятнистым маскировочным костюмом. Лицо кажется металлической отливкой, только что вынутой из формы и еще не очищенной от земли. — Какого же дьявола мы здесь собрались?

— После окончания рабочего дня в Центре осталась только дежурная смена, — несколько помедлив, продолжает начальник охраны. — Примерно в час ночи мой помощник лично проверил посты.

— Он входил внутрь здания? — спрашивает полицейский.

— Нет. Для контроля несения службы используется двусторонний телевизионный канал.

— Дальше.

— В 2:07 главный пост наблюдения принял сигнал тревоги.

— Что это могло означать?

— Неожиданное нападение на охранника, при котором он не может воспользоваться другими средствами связи.

— Как действовал ваш помощник?

— В это время он проверял наружные посты, о случившемся ему стало известно только в 2:20. Камеры телеконтроля внутри здания к этому моменту уже не действовали. Так же, как и средства связи.

— Странно, — говорит полицейский. — Обычно террористы стараются сохранить связь. Как же иначе они смогут предъявить свои требования?

— Террористы, террористы! — вмешивается министр. — Откуда вы взяли, что это террористы? Не забывайте, мы живем в разделенном мире. Не исключено, что в Центр проникли диверсанты одной из враждебных нам держав. Как раз вчера у побережья замечена неопознанная подводная лодка.

— Это была полузатопленная яхта, — уточняет полицейский.

— В 2:28, — продолжает начальник охраны, — у самых дверей Центра обнаружено тело неизвестного человека с признаками огнестрельных ранений. Одежда и личные вещи отсутствовали.

— Что он — голый был? — удивляется министр.

— Он был завернут в кусок ткани, предположительно — портьеру из холла.

— Нудистское движение в этом не замешано?

— Скорее всего, нет, — голос полицейского по-прежнему бесстрастен, но усы шевелятся, что означает крайнюю степень раздражения.

— Где же сейчас этот… Аполлон? — Министр выжидающе Смотрит на начальника охраны.

— Доставлен на вертолете в военный госпиталь.

— Какой план действий вы предлагаете?

— Вызвать штурмовую группу со специальным снаряжением. Высадить вертолетный десант на крышу. Пробить потолочные перекрытия. Дальше действовать в зависимости от обстановки.

В комнату бесшумно, как тень, входит еще один человек. Он что-то шепчет министру на ухо.

— Конечно, — отвечает тот. — Пригласите немедленно.

Человек-тень, пятясь, исчезает. В ярко освещенном дверном проеме появляется длинная сутулая фигура. Это научный руководитель Центра. Его редкие седые волосы растрепаны. Кожа на лице кажется предназначенной для другого черепа, на несколько размеров больше. Взгляд цепкий и умный, совсем не старческий.

— Простите меня, профессор, — говорит министр, — но обстоятельства вынуждают задать вам несколько вопросов. Скажите, пожалуйста, какого рода работа велась сегодня ночью в Центре?

— Этой ночью мы занимались структурным анализом стохастических темпоральных векторов.

— Еще раз прошу прощения. У вас, ученых, есть странная манера затемнять свои мысли мудреными словами. Когда я в детстве жил на ферме у дяди, его поросята страдали криворылостью. А знаете, как называл эту болезнь ветеринар? Атрофический ринит! Я эти слова запомнил на всю жизнь.

— Да-да, профессор, не темните, — подает голос военный.

— Рассказывайте, что вы изобретали: бомбы, газы или еще что похуже?

— Бомбы? Боюсь, что разочарую вас. Наша работа никак не связана с таким важным и почетным делом, как уничтожение себе подобных. Мы изучаем одно из фундаментальных свойств мироздания — темпоральный вектор, или, попросту говоря, Время. Некоторые из вас посмотрели на часы; увы, к, нашей работе они имеют такое же отношение, как школьная линейка к расширению Вселенной. Течение времени прерывисто, оно распадается на ряд бесконечно малых темпоральных квантов. Мы научились использовать энергию, заключенную в этих квантах, и примерно год назад построили тоннель, соединяющий наше время с одной из точек минус-вектора, то есть с прошлым. Несколько позже такой же результат был получен и на плюс-векторе. Вникать в проблему глубже кажется мне бесполезным.

Все молчат. Военный барабанит пальцами по столу. Министр шепотом совещается со своим референтом. Наконец полицейский задает вопрос:

— Поясните, что вы имели в виду, когда говорили о тоннелях в прошлое и будущее.

— От обычных тоннелей они отличаются только тем, что развернуты не в пространстве, а во времени. Кроме того, темпоральные тоннели практически не имеют глубины. Вход и выход у них — нечто единое.

— На что конкретно похож этот вход?

— Более всего на глаз или на мертвое пятно урагана.

— По тоннелю можно проникнуть в здание Центра? — спрашивает полицейский.

— Теоретически — да. Но, повторяю, воронка, которая образуется в месте материализации тоннеля, представляет собой довольно жуткое зрелище. Вряд ли кто-нибудь осмелится приблизиться к ней.

— А эти тоннели можно… как бы лучше сказать… закрыть или выключить?

— Только по приказу из аппаратного зала.

— А если прекратить подачу энергии?

— Это был бы трагический шаг. Стоит хотя бы на полчаса отключить внешний источник энергии, как силы станут неуправляемыми. Трудно даже представить, чем это грозит. Не исключено, что наша планета будет выброшена из Солнечной системы.

— Хор-рошенькую кашу вы заварили! — цедит сквозь зубы военный. — Что же вы предлагаете?

— Ждать. Ни в коем случае не идти на обострение. Кем бы ни оказались те, кто захватил Центр, они рано или поздно дадут о себе знать.

— Благодарю вас, — подчеркнуто вежливо говорит министр, приподымаясь с кресла. — Теперь позвольте несколько слов мне. Известно ли присутствующим, сколько средств было истрачено на строительство Центра? Не всем? Тогда смотрите! — Он поднимает над головой лист бумаги, на котором жирно нарисована цифра со многими нулями. — Наша маленькая страна никогда не располагала подобными средствами. Нам помогли, нам предоставили кредиты. Результатами исследований интересуются не только наши друзья и союзники, но и враги — вы понимаете, о чем я говорю. Страшно подумать, что будет, если исследования прекратятся. Штурм, немедленный штурм — вот единственное решение!

Человек-тень на полусогнутых ногах подбегает к министру и что-то говорит ему.

— Прекратилась подача энергии? — переспрашивает тот. — Когда? Пять минут назад! Что бы это могло значить, профессор?

— Одно из двух: либо тоннели уже не существуют и сработала автоматика отключения, либо через двадцать пять минут все мы распадемся на элементарные частицы.

— Проводите меня в бомбоубежище, — ледяным голосом требует министр.

— Никакое бомбоубежище не поможет, — говорит профессор.

— Вы во всем виноваты! Вы! — Голос министра срывается на визг. — Маньяк! Сумасшедший!

В комнату вбегает еще кто-то и кричит:

— Двери Центра открыты! Что делать?

— Инициативу берет на себя армия, — отвечает военный и надевает фуражку. — Всем остальным держаться во втором эшелоне.

Через 5 часов 40 минут после сигнала тревоги.

Центр физических исследований, Бьернский лес

…Та же комната. Шторы отдернуты, в высокие окна врываются потоки солнечного света. За столом нет только военного. Все горько рыдают, беспрерывно утираясь платками.

— Можно подвести некоторые итоги, — сквозь слезы говорит министр. — И откуда вы только берете эту дрянь? У меня скоро глаза вытекут!

— Вы сами санкционировали применение этой дряни силами безопасности, — отвечает полицейский. — Незачем было так рано снимать противогазы. Газ не успел выветриться из одежды.

— Ну что ж, продолжим. Итак, нападающих и след простыл, научные сотрудники невредимы. Потери понесла лишь наша доблестная армия. Ранен полковник, к счастью, легко.

— В здании обнаружены гильзы только от автоматов «Штейер», которыми была вооружена штурмовая группа, — ни к кому конкретно не обращаясь, говорит полицейский. — Ягодицу полковнику прострелил кто-то из своих. Противник, если он действительно существовал, не произвел ни единого выстрела.

— Что скажет профессор? — обращается к научному руководителю министр.

— Оборудование разрушено, документация уничтожена, темпоральные тоннели не существуют. Сотрудники арестованы, мне не дали даже поговорить с ними.

— Их допрашивает следователь. Оборудование мы купим новое, документацию придется восстановить.

— Центр заказывал себе уникальное оборудование. Документация считалась особо секретной и существовала в единственном экземпляре. На ее восстановление уйдут годы, а мне за восемьдесят. Поздно начинать все сначала.

— К этому мы еще вернемся, а сейчас нам надо выработать итоговый документ. Прошу высказываться. Начальник охраны!

— Считаю доказанным, что нападение произведено изнутри. По словам сотрудников, они не успели рассмотреть нападающих. В тот момент они собрались у какого-то прибора и не видели ни дверей, ни входных воронок темпоральных тоннелей. Цель нападения очевидна — уничтожить все результаты работы Центра. Повреждены только те приборы, которые существуют в единственном экземпляре. Документация сожжена не вся, триста томов вспомогательных материалов не тронуты. Все это смахивает на инсценировку.

— И следовательно, вашей вины здесь нет. А откуда взялся человек на крыльце? — интересуется министр.

— Этого я пока объяснить не могу.

— Хорошо, можете сесть. Что скажет наука?

— Постараюсь придерживаться строгой логики. Нам надо ответить на три вопроса: кто они, как проникли в Центр и куда потом исчезли. Без сомнения, пришли и ушли они через темпоральные тоннели, причем через разные. Ленты самописцев контрольно-регистрационного комплекса сохранились. Было их много, около двухсот человек. Дюжина из них весила от тридцати до сорока килограммов. Приходилось ли вам слышать о террористах с детским весом? Наш Центр — транзитный пункт, связывающий две весьма отдаленные эпохи. Какие именно, мы не знаем. Откуда пришли наши гости — из прошлого или из будущего? Я считаю, что из будущего. Тише! Сейчас поясню. Допустим, что сто, двести или тысячу лет назад в этом лесу прямо из ничего вдруг возникла черная, жуткого вида воронка, вблизи от которой волосы на голове трещат и встают дыбом. Сунулись бы вы в нее? Поволокли бы своих детей? Наши предки, ревностные лютеране, а до этого столь же ревностные католики, никогда бы не решились на такое. Добавлю, что нападение было произведено быстро и деловито, словно по инструкции. Похоже, что неведомые гости в точности знали, как себя вести. Но знать о будущем невозможно, знать можно только прошлое.

— Не так быстро, пожалуйста.

— Извините. Представим себе мир будущего, того далекого будущего, когда естественные процессы эволюции Солнечной системы сделают жизнь на Земле почти невозможной. Бессмертное человечество покинет свой тесный, обветшалый дом и расселится в Галактике. А наша планета превратится в провинциальное захолустье. Какие-то люди все же останутся на ней, жалкие полудикие пасынки рода человеческого, лишь смутно помнящие былое величие своих предков. Среди этих легенд будет и пророчество о том, что рано или поздно близ одного вполне определенного места появится черная воронка, пройдя сквозь которую можно спастись от всех грядущих бедствий. Ведь как бы мы ни старались скрыть все происшедшее здесь, со временем оно неизбежно получит огласку и запечатлится в человеческой памяти. Вам понятна моя мысль?

— Более или менее.

— Наши далекие потомки будут охранять это место, некогда называвшееся Бьернским лесом, они поставят здесь свои капища и будут ждать спасения. И наконец появляется черная воронка: пророчество сбылось! Собираются все верящие в идею переселения, они действуют строго по плану, принявшему вид религиозной догмы. Охрана и сотрудники Центра связаны. Дорога в прошлое — туда, где вдоволь еды и прохлады, где тучная земля и обильная охота, — открыта. Последние из уходящих разбивают аппараты, избегая погони. Тоннель медленно угасает и сворачивается, автоматика отключает подачу энергии. Освободившийся от веревок охранник открывает двери. Вот и все… Последний вопрос — куда они ушли. Скорее всего, в поздний плейстоцен: ведь происхождение кроманьонцев до сих пор не объяснено. И в самом деле, откуда взялись эти люди современного типа?

— Да-а, — с расстановкой говорит полицейский. — Неожиданный поворот. А как вписывается в вашу версию раненый?

— Миг, за который человек преодолевает темпоральный тоннель, в другой системе отсчета равен тысяче лет. Вполне возможно, что за столь долгий промежуток времени какая-нибудь шальная пуля пересекла именно этот участок пространства и стала роковой для одного из путешественников. Соплеменники, не надеясь на свои медицинские познания, оставили его в нашей эпохе.

— Профессор, вы нездоровы, — вкрадчиво произносит министр. — То, что вы наговорили, похоже, извините, на бред. Не было никаких тоннелей! Вы просто прикарманили деньги, отпущенные для исследований, а потом разыграли спектакль, чтобы замести следы…

— Прошу внимания! — Полицейский смотрит в бумагу, которую ему только что передали. — Поступило сообщение из госпиталя. Доставленный туда человек умер, не приходя в сознание. Имеется заключение экспертов. Это представитель европеоидной расы, примерно восемнадцати лет от рода, с нормальным развитием. Последнее время он плохо питался и почти не мылся. На ладонях следы пороховой копоти. Видимо, он продолжительное время стрелял из огнестрельного оружия. Раны осколочные, сквозные. Бинты и вата на ранах из аптечки Центра. Вот его фото.

— Типичный гангстер.

— Симпатичный юноша.

— На дикаря не похож… Что с вами, профессор?

— Вы сказали — он умер?

— Да, полчаса назад. Вам плохо?

— Нет, я устал. Помогите мне выйти отсюда.

Через 11 месяцев после сигнала тревоги.

Старое кладбище близ Бьернского леса

…Снова этот тип здесь. Тем лучше. Рано или поздно наш разговор должен состояться.

Смотрит в мою сторону. Узнал. Здоровается еле слышно. Саркома горла, это вам не шутка. А может, очередной фокус? Старый фигляр!

Здравствуйте, профессор. Прогуливаетесь? А чья это могилка? Ах да, того самого террориста… Как я поживаю? Неплохо, на жизнь хватает. Но все равно обидно. Кто обидчик? Не догадываетесь? Вы! Не перебивайте. Не знаю зачем, не знаю как, но это ваша работа. А виновным оказался я.

Конечно, я вам многим обязан. Вы сделали меня начальником охраны. Я верил вам, но я не был слеп. В Центре работали только преданные вам люди. График работы постоянно нарушался. Я замечал снег на каблуках ваших ботинок, когда вы выходили из аппаратного зала. И это в августе! Целый год вы что-то готовили.

В конце концов комиссия приняла вашу версию. Еще бы, вы умеете сочинять сказки. Кочевники из будущего! Они поверили: хоть какое-то объяснение. И все бы у вас вышло гладко, если бы не труп. Откуда у пришельца из будущего кровь, идентичная крови уроженцев здешних мест? Даже у японцев, даже у итальянцев кровь другая. А пороховой нагар на пальцах? А след на руке от прививки оспы? Не говорите ничего! Вы снова одурачите меня. Я сам все узнаю. И в первую очередь — кто лежит в этой могиле. С чего бы, кстати, вам брать на свой счет все погребальные услуги? Белый мрамор, каждый день красные розы… Хорошо, я убираюсь. Да, я щенок, не спорю. Но рано или поздно у щенков вырастают зубы…

Несколько минут спустя. То же место

…Щенок может идти по следу. Но он не умеет думать. За него думает хозяин. Есть ли у этого щенка хозяин? Вряд ли. Он запретил бы ему тявкать.

Вчерашние розы увяли, надо принести свежие. На этом кладбище уже не хоронят. Из зарослей дикой малины торчат замшелые памятники. Христос, несущий свой крест. Бог сна Гипнос со сложенными крыльями. Скорбь, бессильно уронившая руки… Мне тоже лежать здесь. Хорошо бы умереть летом…

Впервые я пришел в этот лес почти полвека назад. Был ноябрь. Быстро стемнело, а я все бродил в холодном сыром мраке. Я искал сына, бесследно пропавшего здесь два года назад. Искал его тело, его незримые следы, хоть какое-нибудь упоминание о нем.

Перед самой войной я напечатал несколько работ, довольно поверхностных, по квантовой статистике. Благодаря этому меня в числе немногих переправили в Англию. В военном самолете не хватило мест для моей семьи. Мальчик провожал меня на аэродром, из коротких рукавов пиджака торчали измазанные чернилами руки. Он был талантлив. Намного талантливее меня. Уже тогда его занимали мысли о материальной природе времени.

Весной сорок третьего каратели окружили в Бьернском лесу отряд Сопротивления, в котором воевал мой сын. Окружили, но уничтожить не смогли. Отряд исчез вместе с жителями лесной деревушки, давшей ему последний приют. Сведения эти совершенно точные, немецкая бухгалтерия в таких вещах не ошибается. В случае удачи они не преминули бы составить и список трофеев. Отряд вырвался из ловушки, но ни один из его бойцов не объявился в этом мире.

Я облазил весь лес. Чуть ли не через сито просеивал землю там, где находил следы боя. Расспросил всех людей в округе. В военной тюрьме отыскал двух предателей, участвовавших в операции на стороне немцев. Сведения были противоречивы и туманны. Мне говорили что-то о странном шуме в чаще, о загадочных вихрях…

По памяти я восстанавливал разговоры с сыном. На чердаке нашего старого дома отыскал чудом уцелевший чемодан с его записями. И однажды утром, прямо на обоях, я набросал первую формулу. Не тщеславие руководило мной и не жажда познания. Я помешался на одной-единственной идее: уверовал в то, что спасу сына, раскрыв тайну времени.

Я работал круглые сутки, даже за едой, даже во сне. Когда спустя многие годы что-то стало получаться, мною заинтересовались. Я избегал публикаций, сторонился шумихи, но машина уже завертелась. Я построил Центр физических исследований в том самом месте, где исчез отряд. Наконец, темпоральные тоннели были созданы. С огромным трудом удалось отыскать нужную точку прошлого. Каждую ночь я выходил в лес, в лес давно минувшей кровавой зимы, и искал там сына. А когда мы встретились, он не узнал меня. Потом узнал и заплакал. Представьте — из жалости ко мне! Мы проговорили всю ночь.

«Кто победил?» — спросил он меня. Чувствовалось, что этот вопрос давно мучил его. Мы, ответил я. Объединенные нации. Русские, американцы, англичане. «А как там в будущем?» Страшно, сказал я. Ты еще не знаешь, что такое атомная бомба. «Нетрудно догадаться. Энергия делящегося атома, используемая для убийства. Ты тоже участвовал в этом?» Да. Но больше я не сделал ничего плохого. «А разве темпоральная энергия не сможет стать оружием?»

И тут словно пелена упала с моих глаз. Я подумал о деньгах, которые шли неизвестно откуда. Вспомнил военных — своих и иностранных, что-то слишком зачастивших в последнее время к нам в Центр. Я представил себе, как сконцентрированное темпоральное поле сметает города…

Уйти со мной в ту ночь он отказался. Я дал ему обещание спасти весь отряд. Мы назначили операцию на следующие сутки. Я еще долго глядел ему вслед. Мальчик сильно изменился. От бледного подростка с измазанными руками почти ничего не осталось. Это был мужчина, боец.

Почему конечным пунктом переброски я выбрал не настоящее, а будущее? Потому что не смог бы скрыть в Центре появление стольких людей. И еще, менять горящий корабль на тонущую лодку не в моих правилах. Только сын должен был остаться со мной, для него в подвалах Центра оборудовали тайник. Аппаратуру и документацию решено было уничтожить. Без них работа с темпоральным полем затормозилась бы лет на пятнадцать. А это уже двадцать первый век. Надеюсь, к тому времени люди поумнеют.

Дежурная смена в Центре получила детальный план, а я, чтобы не навлечь подозрений, уехал в свое шале. Отдыхать и ловить рыбу. Можете представить, что это была за рыбалка.

Позже я узнал, что мальчик был среди тех, кто прикрывал отход отряда. Он оказался единственной жертвой боя.

Вот и все. Мой жизненный путь закончен. Я сделал то, на что раньше не отваживался ни один из людей, — сразился со смертью, бросил вызов времени, попытался обмануть судьбу. Я проиграл. У зла еще очень много союзников. Но сто восемьдесят девять взрослых и тринадцать детей, обреченных на верную смерть, живут теперь в двадцать пятом веке.

Только один раз я входил в тоннель будущего, и этого хватило, чтобы уверовать в великое и светлое предназначенье человечества.