Тонкий лед

Он коснулся ее, и ей почудилось, что она оставляет землю и воспаряет ввысь. Его пальцы, скользнув меж ее бедер, ласкали ее медленными, уверенными движениями, доводя до исступленной дрожи. Он легко сжал зубами ее сосок, и прикосновение его языка отняло последнее ощущение реальности.

— Сэм… Сэм… пожалуйста, — в беспамятстве всхлипывала она.

Его ненасытный рот упивался ею, его руки продолжали чертить на ее теле колдовские знаки. Ей хотелось слиться с ним, стать частью его — да разве выразишь это словами!

В полубезумном забытьи она устремилась рукой меж его стройных бедер, к желанной плоти, увиденной ею лишь мельком, когда он опускался к ней на постель.

— Я тоже хочу коснуться тебя, — прошептала она.

Он вздрогнул, словно обожженный каленым железом. Ее пальцы сомкнулись вокруг его затвердевшего естества. Лишь на краткий миг он дал ей волю, потом поймал ее запястье и поднял над головой.

— Мэгги, милая, что ты со мной делаешь?! Это выше моих сил!

Трепещущими руками он раздвинул ее бедра и приподнялся над ней. Приоткрыв губы и часто дыша, Мэгги неотрывно смотрела на его изменившиеся черты — потемневшие и резко обозначившиеся скулы, глаза, сверкающие в тусклом свете ночника, словно обсидиан.

Он вошел в нее, и она вскрикнула. В отчаянии он спрятал лицо в ее волосах.

— Боже, Мэгги, прости! Я так давно… и совсем забыл…

Он застонал и попытался отдалиться, но она обвила его ногами и не отпустила.

— Нет, не уходи! Дорогой, мне совсем не было больно. Было так хорошо, так чудесно — просто я сама забыла, вот и все. — Желание возрождалось в ней, жаркое и ненасытное. Погрузив пальцы в его волосы, она прижала его голову к груди. Пламя снова охватило обоих. Она жаждала обладать им и отдаться сама. — Сэм, я не в силах говорить. Вернись ко мне.

Бесконечно долгий миг он оставался недвижим, погружен в самые глубины ее естества. Потом его губы нашли ее рот и припали к нему с отчаянием страждущего. Она взяла зубами его губу и, терзая языком, втянула в рот. Их тела слились, пальцы скользили по влажной плоти. Кто-то отбросил одеяло и скинул на пол подушки. Мэгги не помнила, она ли, нет ли. Кто-то задел ночник и свернул абажур набок. Даже если бы на них обрушилась крыша, они бы не заметили.

Сэм почувствовал, как напряженное ожидание сковало Мэгги, и дал себе волю. Их тела сплелись в яростной схватке. Мэгги услыхала свой крик и в следующее мгновение ощутила горячий выплеск жизненной силы, пронзивший ее тело. Она поняла, что никогда никого не любила так, как этого мужчину, и никогда близость не была так возвышенно-прекрасна.

И так пугающе безнадежна. Существовало слишком много причин, почему им не следовало… почему они не должны были…

Откуда-то из глубины слабый голос разума твердил ей, что она снова позволила чувствам управлять собою. Когда-нибудь она снова призовет свой разум, сонно возразила она. Но не теперь. Сейчас ее тело еще находилось во власти наслаждения. Сейчас Сэм еще сжимал ее в объятиях, и казалось, так будет целую вечность.

Наконец ему удалось уместиться рядом с ней на узкой кровати. Ее голова покоилась на его плече. Наверное, он поднял одеяло: Мэгги припомнила, что, проснувшись на миг, испытала особое, новое для себя ощущение покоя и защищенности. Если бы не Сэм, оба наверняка замерзли бы. Мэгги была не в состоянии пошевелиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Прошли столетия, прежде чем Мэгги пробудилась; в полусне она услыхала голос Сэма и обрывки фраз. Не открывая глаз, она улыбнулась.

— ..лапочка… позавтракать… — донеслось из кухни. Найди другого такого мужчину. Будь у нее силы говорить, она бы сказала, чего ей хотелось на завтрак. Ей хотелось его.

— ..и сегодня же поедем к доктору, — продолжал Сэм, и Мэгги вспомнила — слишком поздно, — что оба позабыли о всяких мерах предосторожности, что для пары опытных взрослых людей было редкой безответственностью. Сожаления она, однако, не испытывала. Вряд ли Сэм предусмотрел возможность подобной встречи. Вероятно, он счел естественным, что Мэгги ограждена от риска, но после четырех лет воздержания она и не вспомнила, что нужно предохраняться. «

— ..выгнать всех блох, подкормить тебя, и ты будешь просто душечка.

У Мэгги глаза полезли на лоб. Выгнать блох? Подкормить?

И туг она вспомнила. Со стоном она высвободила из-под одеяла одну ногу, затем другую. Бедра нестерпимо ныли. И не только бедра. На ее лице расцвела улыбка. Она накинула фланелевый халат.

— Смотри-ка, уже проснулась.

— Ммм, — проворковала она, жалея, что не успела до его появления расчесать волосы и ополоснуть заспанное лицо.

— Может, ты к этому и не привыкла, но у тебя еще все впереди. Я, наверное, никогда не научусь готовить твое огненное зелье.

Мэгги приняла из его рук чашку и отпила. Было необычайно вкусно, и она не замедлила сообщить об этом Сэму. Причем в таких выражениях, словно вручала ему Нобелевскую премию в области искусства приготовления кофе. Сэм просиял.

— Я заглянул в чулан в поисках швабры и обнаружил кофеварку. И, поскольку этой моделью мне уже приходилось пользоваться, взял на себя смелость привести ее в действие.

— Как дети?

— В порядке. Пока только две лужи. Я уже выпускал Принцессу пробежаться, так что сейчас она дома, и вот что, Мэгги, — не останавливаясь, продолжал он, — ты должна знать, что я отвечаю за каждое сказанное мною слово.

Мэгги глотнула еще кофе, пытаясь растормошить сонные мозги. Что он такое сказал? Что намерен выгнать из нее блох и подкормить ее? Но ведь он это не о ней, а о собаках?..

— За все, что я сказал минувшей ночью, — пояснил он, заметив хмурую складку на ее лбу.

Складка обозначилась резче. Мэгги силилась припомнить хоть что-нибудь из сказанного им ночью. Что они делали, она еще могла вспомнить. Ее тело насквозь светилось этими воспоминаниями, что же до слов, то их было не так много. Ни с его стороны, ни с ее.

Она томно улыбнулась.

— Я тоже, Сэм, — проговорила она и не без удовольствия отметила, как меж его бровей медленно обозначилась морщина. — А теперь прости, мне надо в душ. Я быстро. А потом соорудим что-нибудь на завтрак. Как насчет яичницы с ветчиной и печенья?

Несколько минут спустя она уже распевала под струей воды. Ее голос нельзя было назвать ни сильным, ни даже мелодичным, но мотив по крайней мере она выдерживала. У многих ее знакомых и того не было. Смывая мыльную пену, она вдруг подумала, что, если сложить их с Сэмом таланты, получился бы прекрасный певец.

Мэгги выбралась из ванны и встала у запотевшего зеркала; она мечтательно улыбнулась, вспомнив, что еще между нею и Сэмом могло быть так же прекрасно. Всмотревшись в смутное отражение своего лица, она увидала румянец и хмыкнула. Она давно оставила сожаления о том, что не унаследовала здоровую индейскую косточку своих предков по линии матери Джубала, а уродилась бледной немочью, как ее шотландские, ирландские и английские пращуры. Ее тонкая кожа предательски выдавала малейшие изменения ее душевного состояния.

Благоухая увлажняющим лосьоном, она натянула лучшие джинсы и желтую рубашку, накинула безрукавку в двойную полоску и завязала волосы желто-серым шарфом, купленным еще в пору зеленой юности. Вешая на плечики ночную рубашку, она искренне пожалела, что сносила шелковое с кружевами белье, а новое было сплошь фланелевым. Но ведь ей и в голову не могло прийти, что нечто подобное с ней когда-нибудь случится.

Сэм настоял на праве вымыть посуду, и Мэгги, вооружившись кухонным полотенцем, принялась вытирать ее и убирать в шкаф.

— Обязанности по дому мы разделим пополам, — заявил он и, ухмыляясь, прибавил:

— Моя кровать заправлена, а твоя?

За что получил мокрым полотенцем. Завязалась погоня, и Мэгги оказалась прижатой спиной к столу.

— Ты сунул мой локоть в масло, — смеялась она.

— Сама виновата — напала на меня, я даже со стола не успел стереть. Предупреждаю: в следующий раз будет хуже.

— А когда будет этот следующий раз? — поддразнила она, заметив его темнеющий взгляд и телом ощущая вскипающее желание.

— Сударыня, мой долг лишь предупредить вас о том, что воспоследует, если вы снова оскорбите мои ягодицы сим презренным кухонным полотенцем.

— Неужто штраф?

— Хуже, — торжественно произнес он.

— Только не в тюрьму! Умоляю вас, ваша честь, пощадите. Я и знать не знала, что полотенце заряжено.

— Все вы так говорите, но по вас видно, что вы закоренелая преступница.

Мэгги изо всех сил боролась с приступом смеха.

— А по вас видно, что вы рождены быть судебным приставом.

Она игриво толкнула его бедром, радостно открывая шаловливого мальчишку в человеке, которого однажды сочла безнадежным брюзгой.

— Как не стыдно, сударыня! Вы пытаетесь оказать давление на суд? В таком случае я вынужден упрятать вас туда, где вы уже не сможете никому вредить.

— Я знаю одну камеру с периной и железными прутьями с обеих сторон, — невинно хлопая ресницами, сообщила Мэгги.

— Хм… Поскольку вы согласны помочь суду, я не засажу вас в одиночку, но, боюсь, мне придется подвергнуть вас обыску: вдруг вы скрываете другие смертоносные текстильные изделия.

И Сэм медленно провел ладонью по ее бедру, потом по стянутому джинсами животу к талии. Его лицо сохраняло напускную суровость, но глаза лукаво блестели. Рука скользнула ей под рубашку и направилась к груди. Его дыхание участилось, но и Мэгги почувствовала, что задыхается.

— Вы убедились, что я не опасна? — выдавила она.

— Да, сударыня. Вы не более опасны, чем заряженный дробовик. И вот что вас ждет, если вы снова вздумаете напасть на безоружного мужчину.

С восхитительной нежностью он коснулся ее соска и играл с ним, пока она не заметалась в исступлении и кровь не застучала бешено в каждой жилке, ее тела. Сознание того, что он испытывает столь же сильное желание, наполняло ее несказанной радостью.

— Теперь поняли?

— Да, сэр, — ответствовала Мэгги, тщетно пытаясь изобразить смиренную невинность. Она открывала в себе все новые неведомые уголки и была счастлива.

Сэм склонился над ней, волнуя дыханием волосы у виска.

— Вы уверены? Ваш вид не вызывает у меня особого доверия.

— Слово чести, мне и двух минут хватит, чтобы дойти до ближайшего комода и перевооружиться.

Сэм расхохотался, подхватил ее под локти, приподнял и прижал к себе; Мэгги радостно слушала, как смех поднимается из его горячей упругой груди.

Принцесса услышала шум и встревоженно заскулила. Сэм нехотя отступил, и Мэгги соскользнула , со стола.

— Весьма сожалею, моя маленькая коварная искусительница, но я договорился с ветеринаром на десять пятнадцать. Мы отложим исполнение приговора, ладно?

Он поцеловал ее веки, потом кончик носа и наконец рот. Почти не отрывая губ, он прошептал:

— И предупреждаю: если повторится история с полотенцем, придется тебя заточить в темницу с периной.

Ветеринар рекомендовал тщательно обработать оба дома инсектицидом и предупредил, что собаки должны остаться у него на два-три дня.

— Поскольку щенки еще сосут мать, я вынужден применять щадящие препараты, но ваши собаки, кажется, поражены всеми паразитами, каких я только знаю. Сейчас везде полно клещей и блох. Надеюсь, скоро ударят настоящие морозы, и мы наконец вздохнем спокойней.

— Вы вылечите их? — беспокоилась Мэгги.

— Вон тот, маленький, похоже, безнадежен. Вы, полагаю, подобрали их на улице?

Сэм печально кивнул, но Мэгги запротестовала:

— Но посмотрите, ведь Генри такой крепыш!

— Я сделаю все, что смогу, Мэгги. Позвони мне завтра, я расскажу, как у нас дела. Не сомневаюсь, что после, так сказать, наружной и внутренней чистки остальные поправятся сразу. Вам останется только подвезти щенков еще раз для профилактических уколов.

После трогательного прощания Сэм и Мэгги вышли из маленькой ветлечебницы и направились к «роверу».

— Странные мы с тобой, — усмехнулся Сэм. — Заехали в такую даль ради семейства бродячих псов, о существовании которых еще позавчера и не подозревали.

Мэгги пожала плечами. Ей и так достаточно головной боли — она до сих пор не может понять, как смогла привязаться к человеку, с которым знакома без году неделю. С собаками-то как раз все ясно. И Сэм, и она сама нуждались в чем-то — или в ком-то, — что могло бы заполнить пустоту их существования. Каждый из них потерял нечто очень важное, драгоценное и с тех пор инстинктивно ограждал себя от любой привязанности. Обычная самозащита. Инстинкт самосохранения.

Шло время, и старые раны затягивались. Кстати появились щенки, нуждавшиеся в помощи и защите, и никакой опасности для спокойствия обоих они не представляли.

— Предвижу, что между нами возникнет небольшой конфликт, Сэмюэл. — Она прислонилась к нагретой декабрьским солнцем дверце машины и сощурилась. — Помнишь притчу о царе Соломоне и двух женщинах, предъявлявших права на одного ребенка?

Сэм лукаво взглянул на нее, полез в карман потертых рабочих брюк и извлек связку ключей.

— Не думаю, что есть основания для беспокойства, Мэгги, — сказал он, открывая дверцу.

— Да я не беспокоюсь, просто…

— Не создавай проблем раньше времени, Мэгги. — Сэм включил зажигание и ловко вывел машину с тесной площадки. — Все уладится само собой.

Мэгги кольнуло его бесцеремонное заявление, но она промолчала и, подъезжая к дому, накрутила себя так, что голова пухла. Прошлая ночь была чудовищной ошибкой. Следовало прислушаться к слабенькому голоску, предупреждавшему, что думать надо головой, а не сердцем. И не чем бы то ни было еще, сбивающим с толку всякий раз, когда в жизни появляется мужчина.

Но это произошло. Сделанного не воротишь. Хуже всего то, что ни она, ни Сэм не были готовы давать обязательства. Физически им было прекрасно вместе, но этого недостаточно. Ему жить в Дархэме, ей — здесь. Она создала себе дом в этой пустыне, успела многое для себя решить, и глупо бросать все это в одночасье.

Кроме того, он ее и не просил.

Они сбавили скорость перед поворотом к Перешейку, и вдруг ржавый, полуразвалившийся «фалькон» с прицепленной самодельной кроватью на колесах протарахтел мимо. Сэм резко затормозил.

— Это что за кретин? — поинтересовался он, глядя вслед рыдвану, покатившему в направлении Мантео.

— Всего-навсего Поджи. Фамилию не знаю — если она у него вообще есть.

— И что он делает здесь, на дороге? Мэгги догадалась, куда Сэм клонит.

— Ты напрасно думаешь, что он и есть тот хулиган. Сколько себя помню, он всегда рыщет по округе. Расставляет по лесу капканы — вполне может быть, что незаконно, без всякой лицензии и не в сезон. Подозреваю, что, когда капканы перестают приносить доход, он переключается на местную лесопилку и приторговывает дровами, но он здесь так давно, что никто и внимания на него не обращает. Он уже превратился в местную достопримечательность. Конечно, оснований его засудить предостаточно, но тащить его в суд нет смысла. Все равно взять с него нечего. Да и в тюрьму его сажать — больше убытков: после его пребывания там они на одних инсектицидах разорятся.

— То есть ты ручаешься за этого типа? — удивленно спросил Сэм.

— Сэм, он тут ни при чем. Все, что ему нужно в жизни, — это курево и спиртное. Он и мухи не обидит. — Мэгги была почти благодарна старому ворюге: возникшая было неловкость между нею и Сэмом сгладилась. Но Сэм, кажется, этого не заметил. — Сколько у нас баллонов? Как ты думаешь, стоит обрабатывать гостиную или только те комнаты, где жили собаки? — спросила она, когда Сэм остановил машину между их домами.

— Я бы обработал и гостиную. Эти насекомые вполне могли и под дверь заползти. Но только не сейчас. Сперва мы уложим вещи.

— Сперва мы — что?

— Уложим вещи. Зубные щетки, бритву, одежду на смену. Все, что может понадобиться, чтобы переночевать.

Мэгги нервно смахнула с плеча ремень и уставилась на Сэма.

— Я не ослышалась?

Сэм лег на руль и вздохнул.

— Милая, неужели ты думаешь, что я позволю тебе остаться в доме и дышать этой дрянью? Если она убивает клещей и блох, то навряд ли приносит пользу здоровью. Поверь химику-технологу.

— О чем ты говоришь, Сэм, все пользуются этими средствами, и никто пока не умер.

— Я не «все». Ну хорошо, пусть я параноик. И все-таки послушайся меня.

Старина Сэм в своем репертуаре: упрям, деспотичен и чертовски хорош. Это чтобы она не расслаблялась. Мэгги сжала губы, скрестила на груди руки и выжидающе уставилась на него. Ее глаза метали молнии. В его распоряжении одна минута, не более. Не будь она почти влюблена в этого мужчину, он не получил бы и десяти секунд.

— Прекрасно. Ты параноик, поэтому я должна бросить все, покидать в сумку вещи и уехать из дома. И никаких предупреждений. Сэм свистнул — все побежали. Так?

Сэм усмехнулся.

— Примерно так, — кивнул он.

— У тебя еще сорок четыре секунды.

— Что-о? Мэгги, ты понимаешь, что говоришь?..

— Тридцать две…

— Ну хорошо, черт побери! Мы берем с собой все, что может понадобиться на вечер и утро, запираем вещи по шкафам и обрабатываем оба дома. Я не допущу, чтобы Принцесса снова подхватила блох, и сомневаюсь, что тебе понравится ходить искусанной!

Мэгги пропустила неуклюжую шутку мимо ушей. Внутри у нее все клокотало, она готова была взорваться. По правде говоря, она попросту умирала от страха. Ей было страшно от того, что с ней случилось, но еще страшнее от того, что с нею станется, когда Сэм уедет.

— Мэгги, пойми, нам ничего другого не остается. Или ты предлагаешь запереться вдвоем в спальне часов этак на восемь? — Сэм усмехнулся, и Мэгги почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. — Вообще-то, если подумать, мысль неплохая.

— Ладно, — сдалась она. — Но только до завтрашнего утра. А куда ты предлагаешь переехать? В другой дом? Но я уже везде отключила воду — кроме твоего. Я ждала до последнего: ведь для того, чтобы открыть вентили, нужно лезть под дом и…

— Мэгги, — Сэм улыбнулся и коснулся пальцем ее губ; ласка растопила последние льдинки сомнений, — не надо оправдываться. Лучше иди собирайся. Я минут за десять управлюсь и приду помочь тебе убрать вещи. Потом мы обработаем комнаты и уедем. Договорились?

Она выскользнула из «ровера», не оставив ему времени открыть перед ней дверцу. Испытать сейчас его прикосновение было выше ее сил. Прежде « чем отправиться с ним куда-либо, ей следовало хорошенько подумать, а думать в его присутствии было невозможно.

— Мэгги!

Оклик настиг ее уже на ступеньках. Она обернулась. Сэм стоял на том же месте, положив ладони на узкие бедра, и холодный западный ветер трепал его волосы.

— Ночную рубашку можешь не брать. Только лишнее место займет.

Потом они долго и весело спорили, где провести День Блохи, как Сэм окрестил новоявленный национальный праздник. Мэгги предлагала поехать в Дак и снять номер в отеле; Сэм настаивал на отеле в Чейпел-Хилл. Она припомнила мотель под маяком на мысе Гаттерас, а он поведал, какой славный домик у него был неподалеку от Бэннер-Хилл.

— Если будешь хорошо себя вести, возьму тебя покататься на лыжах.

Остановились они на новом курорте, выстроенном в двадцати милях от Дунканского перешейка у впадения реки Аллигатор в пролив Олбемарл.

— Так вот о чем рассказывал Дик, — пробормотала Мэгги, потягивая третий бокал шардонне. Она уже успела полакомиться превосходным рыбным ассорти, обегать всю округу и теперь сидела напротив Сэма, в блаженной истоме вытянув уставшие ноги. — Понимаю, почему налоги на недвижимость так подскочили. Агент сказал, что на другом берегу в нескольких милях отсюда строится нечто подобное. Там не так шикарно, зато пляж лучше.

— Ты не обратила внимания на любопытную надпись на табличке у входа?

— «Аллигатор Ривьера»? И додумался же кто-то! Я бы сочинила что-нибудь менее плотоядное.

— Я говорю о второй строчке. Там было написано «Группа Уилкерсона». Мэгги даже рот открыла.

— Г. Дж. Уилкерсон, агент по торговле недвижимостью. Неудивительно, что мой жадина кузен настаивал, чтобы я держалась от него подальше. Кстати, о плотоядности: ты не против, если я доем эту креветку?

— Кстати, о плотоядности: ты не против, если мы вернемся в номер? — отозвался он, устремляя на нее призывный взгляд.

Мэгги не возражала, и они медленно пошли вдоль вереницы пустых комнат. Сезон ожидался только весной, и все же они были приняты точно самые высокопоставленные особы. Подхалимы, потешалась Мэгги. А может, их приняли за разведку из туристического бюро?

— Это из-за твоего надменного вида, — возражал Сэм. — Они решили, что ты переодетая принцесса крови.

Мэгги фыркнула.

— А ты тогда кто?

— Твой телохранитель, разумеется, кто же еще? Так что прибавь-ка шагу, женщина, мне пора приступать к своим обязанностям.

Той долгой зимней ночью Мэгги познала бесконечность в объятиях Сэма. Его ласки снова и снова повергали ее в бездонные глубины вселенной. Комната, обшитая панелями, с накрахмаленными льняными шторами и морскими пейзажами, сосновой мебелью современного дизайна, казалась Мэгги роскошнейшим сералем. Она безраздельно принадлежала Сэму, его чутким рукам, сильному телу, беспощадному рту.

Он медленно раздел ее, лаская и целуя открывавшееся взору. На ее правом плече, прямо над высокой грудью, была родинка, которой он раньше не заметил. Он любовался ею, гладил губами, вкушал языком, пока Мэгги не затрепетала от нетерпения.

— Она похожа на геральдическую лилию, — шептал он. — Верный признак королевского происхождения.

— Она похожа на трехлапую черепаху. Верный признак того, что половину сознательной жизни я просидела в воде и сырости.

Сэм перебирал пальчики на ее ноге и целовал ступню, пока она не забилась беспомощно.

— Да, я, кажется, замечаю что-то похожее на перепонки… вот здесь.

Сэм провел языком по каждому пальчику, и у Мэгги перехватило дыхание. Она почти рыдала.

— Помогите, — слабо сопротивлялась она, смеясь и захлебываясь слезами. — Сдаюсь!

Он последний раз поцеловал ее пятку и неторопливо начал прокладывать поцелуями путь наверх, пока не накрыл ее своим телом.

— Давно пора, — проурчал он, словно леопард. Они ласкали друг друга, погружались в сон и пробуждались для новых ласк. Они лежали в объятиях друг друга и говорили ни о чем и обо всем на свете. Сэм рассказывал ей о детстве, а она — о том, что ее отец и мать жили в двух разных мирах и как трудно ей было в обоих уживаться.

Она снова заговорила об утраченном ребенке, они утешали друг друга и плакали обо всех утраченных детях. Это была волнующая ночь. Все барьеры пали.

И только о любви не было сказано ни слова.

— Теперь ты счастлива, Мэгги? — спросил он незадолго до рассвета.

— Я обрела душевное равновесие, — помолчав, ответила она. — Так будет точнее. Счастье слишком жирная пища для моей строгой диеты.

— Не согласен. Это вопрос философской терминологии, — сонно пробурчал Сэм. — Когда нам больше не о чем будет говорить, ты мне напомнишь, ладно?

Он заснул, а Мэгги еще некоторое время лежала, обнимая его и наслаждаясь неведомым прежде ощущением покоя. Нет, не просто покоя: счастья. Когда она пробудилась, сквозь щель между шторами пробивался яркий солнечный луч. Мэгги сладко потянулась и зевнула. Сэм спал на животе чуть ли не поперек кровати, и лишь самый уголок простыни стыдливо прикрывал его плечо. Ее лицо озарилось улыбкой. Все ее существо было пронизано любовью к этому мужчине. Она и сама не верила, что такое еще может с нею случиться.

Осторожно, чтобы не разбудить Сэма, она села на кровати, и улыбка на ее лице медленно увяла, уступив место печали. Что теперь? Сэм не сказал, что любит ее. Правда, и она ничего подобного ему не сказала. Учитывая жизненный опыт обоих, неудивительно, что они избегали обязательств; но вместе с тем Мэгги чувствовала, что связана, нравится ей это или нет. Сэм приехал на четыре недели. Этот срок истечет двенадцатого декабря. И как ей жить дальше?

Смириться. Пережить и этот удар судьбы, как « любой другой, пережитый прежде. Да, боль, да, слезы, возможно, будут и проклятия. Но пройдет время, и все уляжется. Другие женщины справляются. Только теперь на это уйдет больше времени. Ведь она стала старше, силы уже не те. И кроме того, она прикоснулась к чему-то прекрасному, редкостному — такое в жизни не повторяется.

— Завтрак готов, дорогая? — пробормотал Сэм, и Мэгги на миг похолодела, испугавшись, что он принял ее за Лорель.

— Сэм, — тихо проговорила она.

— Ммм, бездельница, или вызывай горничную да заказывай завтрак, или прыгай в постель! Твой телохранитель снова проголодался.

Когда принесли завтрак, Мэгги была в ванной. Сэм не отпускал ее так долго, что вода почти остыла, и, не постучи в дверь официант, он бы сам забрался к ней. Сил не осталось ни капли. Для мужчины, уверявшего, что большую часть жизни он провел в лаборатории, в офисе и на горнолыжных курортах, Сэм оказался искусным и изобретательным любовником.

Но все когда-нибудь приходит к концу. В одиннадцать они покинули отель и поехали на Дунканский перешеек, завернув по дороге в Мантео проведать собак.

— Я уверена, что они нас узнали, а ты? — спросила Мэгги, вытаскивая с заднего сиденья «ровера» холщовую сумку на ремне.

— Псы этой породы славятся редким умом.

— И какая же это, интересно, порода? — усмехнулась Мэгги.

Сэм состроил оскорбленную мину.

— Это, несомненно, чистокровная жесткошерстная амальгама.

Глаза Мэгги вспыхнули.

— А щенки?

— Э-э, скорее всего, еще более амальгамированный вариант своей мамаши.

Мэгги расхохоталась, и Сэм вслед за ней. В домах было холодно, однако запах выветрился, и насекомые, хотелось надеяться, тоже исчезли. Пока Сэм выгружал свои вещи и отпирал дом, Мэгги собрала пустые баллоны и выбросила в мусорный бак. Потом спохватилась и выудила все обратно. Скорее всего, Сэм обвинит ее в преступном разбрасывании ядовитых отходов.

Когда он наконец пришел, уже стемнело. Она раз десять порывалась пойти к нему и узнать, что его удерживает, но что-то ее останавливало. Наверное, новизна и хрупкость чувства.

— Я уже соскучился по нашим сорванцам, а ты? — Сэм взглянул на собачью подстилку и поднес озябшие руки к печке.

— Я тебя понимаю. Даже странно, правда? — Ей не хотелось уточнять, что с тех пор, как он оставил ее и пошел проветривать дом, минуло два часа.

— Мэгги, послушай… Мне необходимо вернуться в Дархэм. Я позвонил в несколько мест, и оказалось, что отложить возвращение никак нельзя. Сколько времени тебе нужно, чтобы уложить вещи?

— Чтобы — что?

Сэм терпеливо принялся повторять, но Мэгги перебила:

— Окажи любезность, объясни, что все это значит?

Такой любезности он оказывать не хотел. Это было ясно по его бегающему взгляду. «

— Здесь ехать всего часов пять. Ночью даже меньше. Я уже заказал тебе номер в «Хилтоне».

Он уже заказал ей номер. При том, что у самого в Дархэме квартира?

— Ясно. Позволь поинтересоваться зачем.

— Я все тебе расскажу, только не сейчас, ладно? Поехали, мы обо всем поговорим в машине.

Она ничего не понимала. За нее говорил гнев… и страх.

— Иными словами, я должна целиком тебе довериться. Сняться с места на ночь глядя, неизвестно, надолго ли, неизвестно, зачем, — и с мужчиной, которого я знаю всего две недели…

— Три, черт возьми!

— ..и все потому, — не обращая на его слова никакого внимания, продолжала Мэгги, — что этот мужчина, которого я знаю меньше трех недель, сказал: вперед, Мэгги, новый кросс.

Сэм не ожидал отказа. Он был явно удивлен, чтобы не сказать — обижен, но, черт возьми, если обязательства пугали его, если он боялся связать себя с ней — что ж, его проблемы! Она боялась не меньше его — ведь он предлагает ей ехать с ним в город, где его дом, и в то же время признается, что заказал для нее номер в отеле…

Этот факт сказал ей все, что ей нужно было знать.

Ее глаза заблестели. Закинув голову — может быть, слишком высоко, — она тихо проговорила:

— Прости. Если хочешь ехать — это твое дело. Я не стану удерживать тебя, но и с тобой не поеду. Мы неплохо провели время. И давай трезво смотреть на вещи.

Что ж, значит, они не поняли друг друга. И сейчас поздно об этом сожалеть.

Скажи мне наконец, что любишь меня! Скажи, что мы сможем быть вместе?

Сэм промолчал, но взгляд, который он метнул в ее сторону, мог бы расколоть стекло. Он повернулся и пошел прочь. Одно лишь слово, и она бы позабыла все. Одна лишь улыбка… Но он не обернулся. И она не сделала ни шагу вслед.

Глава 10

Пора, в третий раз за много часов сказала себе Мэгги, пора поставить крест на том, что случилось, и доживать оставшуюся жизнь.

Именно этого ей и не хотелось делать. Нетронутый ужин остыл; она вынесла его для Неуловимого Джо, приняла душ, надела ночную рубашку и халат, но настроение от этого не поднялось.

Досада, мучительное, изнуряющее бремя, не оставляла ее, за что бы она ни бралась. Зачем, спустя четыре года, она поломала привычную рутину? Зачем очертя голову бросилась в эту авантюру, не подумав, что с нею станется потом?

Нет, не правда. Она думала, только не дождалась ответа на свой вопрос. Умница, Мэри Маргарет. Так замечательно все спланировала. Неудивительно, что тебя назначили вице-президентом, в то время как остальные, не в пример тебе опытные люди, получили от ворот поворот. Права была мать: одиночество опасно для

душевного состояния женщины. А ее собственное оставляло желать лучшего еще до-появления в ее жизни Сэма.

— Черт побери, как я могла зайти так далеко, — сердито ворчала она, откидывая край одеяла и съеживаясь между ледяными простынями. Справедливости ради следовало признать, что любая женщина на ее месте могла потерять голову. Во-первых, Сэм умен. Важное достоинство, если не замечать прогрессирующего ослиного упрямства. Он красив, это несомненно, — если кого привлекают жесткие, как проволока, седые кудри и сардоническая усмешка. Он любит животных, вынужденно присовокупила Мэгги, у него есть чувство юмора, и он неплохо разбирается в джазе.