Глава 3

Небо на востоке уже побледнело, когда Лайон открыл глаза. Не шевелясь, осторожно и неглубоко вдохнул. Все еще болит! Все тело болит, а где не болит, там ноет или ломит.

Несколько секунд Лайон пытался определить для самого себя, чем отличаются боль, ломота и нытье. Немудрено после ночи, проведенной в четырнадцатифутовой лодке.

И главное, без крыши над головой. В феврале.

Очарование теплого дня исчезло: за ночь температура, должно быть, упала до нуля.

Они остановились на привал. У Жасмин болели руки, у Лайона — все тело. Он понимал, что добраться до места засветло не удастся. Он решил, что лучше дать девушке поспать, чем путешествовать в ночном мраке, рискуя заблудиться. А потом заснул сам. Не слишком разумно, но, в конце концов, его силы не беспредельны.

— Черт бы все это побрал… — прохрипел он, воспаленными глазами уставившись на женщину, клубочком свернувшуюся на корме. Ложась спать, она подняла ворот рубашки, опустила закатанные рукава, а ноги постаралась прикрыть клапаном сумки и какими-то измятыми тряпками. — Пора вставать, — произнес он.

Она застонала во сне и подтянула колени к подбородку. Ее шорты — когда-то белые — были не слишком откровенны: они закрывали ноги до середины бедра. Но при таких длинных ногах этого явно недостаточно. Слишком много обнаженной плоти открывается на милость стихий.

А также нескромных мужских глаз.

— Жасмин, просыпайся. Надо плыть дальше. Девушка открыла один глаз, второй заплыл окончательно и не открывался. Вздрогнув, она пробормотала что-то вроде: «Где я?»

— По моим прикидкам, примерно в семи милях к северу от фермы Билли, в полмиле к западу от Комариной Канавы и в миле к востоку от Грейсленда.

— Ox!

Она почесала щеку, затем коленку и улыбнулась. Есть что-то трогательно обезоруживающее в женщине, которая просыпается, дрожа от холода, почесываясь, сонно моргая, и при этом еще умудряется улыбаться.

— Грейсленд? — зевнув, переспросила она. — Я думала, это в Теннесси.

Голос ее звучал по-утреннему томно, хрипловато-чувственно. С иной женщиной и при иных обстоятельствах Лайон принял бы такую манеру речи за приглашение.

Но не здесь и не сейчас.

— Не хочешь разогреться? Сделать несколько упражнений, чтобы разогнать кровь. Только смотри не упади за борт.

— Слишком поздно! Я замерзла, словно ванильное мороженое под Рождество!

Лайон тоже зевнул и вдруг неожиданно для себя ухмыльнулся во весь рот. Черт, он не мог припомнить, когда в последний раз улыбался, тем более до завтрака! Интересно действует на него общение с Жасмин Кленси.

Лайон приехал сюда, чтобы побыть в одиночестве. Если уж говорить о компании, предпочел бы общество физиотерапевта или массажиста. А вместо этого в его жизнь ворвалась Жасмин Кленси со следами ядовитого плюща на лице, стертыми в кровь ладонями и сногсшибательными ножками. Что она за человек, Лайон пока толком не понял.

Ясно одно — здесь, на болотах, ей делать нечего. Так или иначе, он должен от нее избавиться.

— Как ты себя чувствуешь? Спина еще болит? поинтересовалась она голосом, напомнившим ему о знойных ночах, смятых постелях и сладких женщинах.

— Уже меньше. — На самом деле спина терзала его все сильнее и сильнее. Но Лайон не видел смысла вываливать на Жасмин дурные новости. — Есть хочешь?

— Умираю от голода! Скажите, сэр, нет ли у вас на яхте кока?

— Кок в увольнении. Но, если залезешь ко мне в левый брючный карман, найдешь там полплитки шоколада. Боюсь, правда, что он растаял.

— Спасибо.

Это оказалось не так-то легко. Стоило Жасмин встать на колени, как лодка угрожающе закачалась. Схватившись руками за борта и при этом поморщившись от боли, Жасмин пережидала опасный момент.

Лайон ждал, пока она восстановит равновесие, доберется до кармана и слезет наконец с его ног. Он бы достал шоколадку и сам, но боялся шевельнуть рукой, понимая, что любое неосторожное движение эхом отзовется в спине.

Повезло нам друг с другом, думал он. Один шевельнуться не может, другая беспрерывно чешется… Инвалидная команда!

Жасмин осторожно подползла ближе и, наклонившись, сунула руку ему в карман. Ее каштановые волосы щекотали его лицо. Спутанные кудри источали слабый запах… неужели сирени?

О черт, только этого ему не хватало — женщины, пахнущей сиренью!

— Скоро ты там? — рявкнул он. — Или собираешься весь день копаться?

Легкие пальчики Жасмин скользили по его бедру. Лайон проклинал себя за то, что не надел рубашку с карманами. И очень пожалел, что не съел всю проклятую шоколадку разом, а решил оставить половину на обратный путь.

Жасмин достала нож, карманный калькулятор, а затем бесформенную, оплывшую шоколадку в фольге.

— А ты не хочешь? Мне и одного укуса хватит. Только чтобы проснуться. Говорят, в шоколаде есть кофеин.

— Нет, мне не нужно. Ешь все. Подкреплять силы надо тебе, а не мне.

Жасмин развернула фольгу и принялась слизывать шоколад с обертки. Лайон отвел глаза. Неподалеку бродили в поисках завтрака несколько цапель. Одна, чем-то недовольная, издала громкий скрипучий крик и взметнулась в воздух только захлопали голубые крылья и мелькнули изящные длинные ноги.

Лайон нахмурился. Перевел угрюмый взгляд на другую обладательницу длинных изящных ног. И скорчил совсем кислую мину — просто из принципа.

— Пора в путь. Если тебе нужно отлучиться, немного ниже по течению есть место, где можно пристать к берегу.

— Пить хочется. У тебя, наверно, ничего с собой нет?

— Теплое пиво, если желаешь. Жасмин вздрогнула.

— Спасибо, лучше дождусь кофе. Предложишь мне чашечку кофе перед обратной дорогой?

Лайон пожал плечами и тут же пожалел об этом, ибо движение отдалось в спине острой болью. Но что еще он мог ответить? Да, конечно, он угостит ее кофе. Но уйти ей не удастся. По крайней мере, не так скоро.

Покончив с шоколадом, Жасмин ополоснула руки в речной воде, затем смочила тряпку и принялась вытирать лицо.

Жаль. Пухлые губы, перемазанные шоколадом, — прекрасное зрелище. Особенно для мужчины, изголодавшегося по женщине.

— Еще пятно осталось, — заметил Лайон, осторожно перемещаясь в удобную позу, более подходящую для долгого путешествия. — Возле носа. Нет-нет, слева.

Но умыванием дело не кончилось: выудив из сумки щетку. Жасмин принялась расчесывать волосы!

— Это ненадолго, — заметила она, поймав его удрученный взгляд. — Просто я по утрам сама не своя, пока не умоюсь и не причешусь. Эх, все бы на свете отдала за зубную щетку!

Лайон прикрыл глаза и приготовился терпеть еще несколько часов.

— Здесь? — коротко поинтересовалась Жасмин, положив весла. Ей понравилось, как звучит ее голос — сурово и решительно. Вот что ей сейчас нужно позарез — суровая, непоколебимая решимость.

Он, кажется, ждал чего-то еще. Но Жасмин молчала. Вздохнув, Лайон принялся за нелегкое и опасное дело — начал вставать на ноги. Жасмин предложила было помочь, но он рявкнул:

— Нет, не подходи! И не трогай меня!

Очень ей нужно его трогать!

Верно, она потянулась к нему, но чисто инстинктивно. Надо быть совсем бессердечной, чтобы стоять спокойно, наблюдая за страданиями этого… Лайона — так, кажется, его зовут?

— Держи лодку неподвижно, пока я буду перекидывать ногу через борт, договорились?

Жасмин ухватилась за борта. Ладони болели нестерпимо, но она вцепилась в лодку мертвой хваткой и держала, пока что-то во взгляде Лайона не подсказало ей, что он имел в виду нечто иное.

Скорчившись, одной рукой держась за спину, а другой схватившись за исцарапанный деревянный борт, он бросил на нее через плечо уничтожающий взгляд.

Жасмин злобно уставилась на него в ответ.

— Делаю что могу. Не нравится — найми другого гребца.

На щеках его, поросших грубой щетиной, выступил пот. Температура держалась где-то около нуля, и никогда в жизни Жасмин не мерзла так, как сегодняшней ночью, а ему еще и жарко!

— Возьми весло, — приказал он сквозь стиснутые зубы.

Жасмин выполнила приказ. Очевидно, прочтя ее мысли, он продолжал:

— Если хочешь треснуть меня по голове, подожди, пока выйду на берег, идет? Ты ведь не хочешь появиться на пороге мотеля с покойником на борту. Слишком многое придется объяснять.

Жасмин сделала глубокий вдох и произнесла с обманчивой мягкостью:

— Взяла. Держу крепко, не убежит. Что делать с другим веслом?

Не обращая внимания на ее сарказм, он продолжал давать указания:

— Воткни его в грязь и подтянись к берегу так близко, как только сможешь. Если почувствуешь, что лодка отходит от берега, тяни за весло изо всех сил.

Высмотрев на берегу влажное и относительно свободное от растительности место. Жасмин вонзила весло в грязь и налегла на него, подтягиваясь к берегу. Лодка закачалась. Лайон испустил стон и разразился бранью.

— Давай скорее! Я не смогу ее весь день держать! — рявкнула Жасмин.

Она зажмурилась и потрясла головой, морщась от невыносимой боли в руках. Лодка снова закачалась. Открыв глаза, она увидела, что Лайон высадился на берег. Точнее, почти высадился, одной ногой он был еще в воде.

— Если здесь водятся аллигаторы, то ты напрашиваешься на неприятности!

Голос у Жасмин дрожал — она из последних сил сдерживала слезы. Силы ее оставляли. Она замерзла, все чешется, все болит, плечи ломит, горят ладони — судя по всему, они стерты до мяса. А если учесть, что с ног до головы она покрыта толстым слоем грязи, то и до заражения крови недалеко. Где-то она читала, сейчас появились такие вредные микробы, которым и антибиотики нипочем…

— Какого черта ты там копаешься? — прорычал Лайон. Он лежал в грязи на животе, не пытаясь встать. Видимо, он и не мог этого сделать из-за сильной боли.

Самый подходящий момент для бегства, подумалось Жасмин. Встать и уйти — так просто! Если он за ней и погонится — ясно, что не догонит.

Но не зверь же она, чтобы бросить человека одного в таком состоянии!

И потом, как найти дорогу домой? Никаких тропинок она перед собой не видела. Только небольшую полянку, кострище, какие-то железные ящики и палатку защитного цвета, в которой едва поместился бы мальчишка-бойскаут.

В Лос-Анджелесе ей случалось видеть бомжей, экипированных куда лучше. О чем она и сообщила, вызвав с берега новый взрыв проклятий.

— Хочешь уйти — ради бога! Оставь лодку на берегу и убирайся к чертовой матери!

— И оставить тебя на растерзание гиенам?

— Еще про аллигаторов не забудь!

— И про комаров! — Жасмин раздраженно замахала рукой, отгоняя назойливых мошек. Трудно сказать, что больше выводило ее из себя — их несмолкаемый писк или зудящие укусы. Слишком поздно она поняла, что шорты — не лучшая униформа для прогулок по болотам.

Взяв веревку, которую Лайон называл «швартовы», Жасмин продела ее в ржавый «глазок» на носу лодки, обмотала вокруг запястья и спрыгнула на берег. На этот раз она приземлилась на ноги.

— Если ты ждешь аплодисментов, — заговорил он полминуты спустя, — то напрасно. Может быть, поможешь мне встать?

— Почему бы не полежать немного? Тебе нужен отдых.

— Потому что мне нужно нужду справить, пардон за такие подробности! — рявкнул он.

Жасмин покраснела. Слава богу, на опухшем и грязном лице смущенный румянец незаметен.

Поставить Лайона на ноги оказалось не легче, чем затащить в лодку, с той лишь разницей, что на сей раз никому из них не грозило выпасть за борт и утонуть.

— Ты плавать умеешь? — поинтересовалась Жасмин. Она привалилась к дереву, держа руки на весу и рассматривая стертые в кровь ладони.

Лайон в это время осторожно хромал к сплетению плюща, отделяющему вырытую вчера выгребную яму от остального лагеря.

— Да, а что?

Он не любил отвечать на вопросы. Ни на какие. Даже на дурацкие вопросы стройных и длинноногих женщин.

— Да ничего, просто спросила.

— Не надо, Жасмин. Хочешь уйти — иди. Здесь я на своей территории, и твоя помощь больше не требуется.

— У тебя там… э-э… ванная комната? — Жасмин кивнула на переплетение плюща и кустарника. — Когда ты закончишь, я… я хотела бы освежиться.

— Хорошо, я повешу чистое полотенце, — невозмутимо отозвался Лайон.

Девушка снова покраснела, на этот раз он заметил ее смущение. Заметил и ухмыльнулся во весь рот — так, словно и не был с ног до головы покрыт толстым слоем пота и грязи, словно при каждом вздохе в позвоночник ему не вонзалась дюжина тупых ножей.

— Тебе не нужно меня дожидаться. Просто отойди ярдов на пять в любую сторону и исчезни из виду. Могу предложить бумагу, мыло и полотенце, если нужно. Руки вымоешь в ручье. Водопровод сюда еще не провели.

Жасмин кивнула и двинулась через полянку. Руки она держала на весу, словно любое движение причиняло им боль. Собственно говоря, так оно и было.

— Волдыри промой хорошенько, с мылом! А потом я их забинтую.

Жасмин последовала его совету. Минут пять спустя со стороны ручья раздался плеск воды, а затем громкий вопль:

— Ой, мамочки, больно-то как! Мыло на свежую рану — это, знаете ли, не большое удовольствие!

Ну ладно, подумал Лайон. До лагеря добрались благополучно. Дальше что?

Прежде всего надо поесть, решил он. Со вчерашнего дня у обоих не было во рту ни крошки, если не считать полплитки растаявшего шоколада. Лайон вымыл руки в дождевой воде, которую собирал в пустое ведро, и, шагая медленно и осторожно, время от времени хватаясь за спину и разражаясь проклятиями, пошел осматривать свои запасы.

Обедали сосисками по-венски, холодным чили из банки и теплым пивом.

— Извини, содовой у меня нет. Я к ней и не притрагиваюсь — сплошная химия.

Жасмин сморщила нос и рассеянно почесала щеку забинтованной рукой.

— Отлично. Всегда мечтала выработать в себе вкус к пиву.

— Есть еще вода из ручья. Возможно, она и чистая, но на твоем месте я бы не рисковал.

Жасмин кивнула. Она сидела на бревне, скрестив ноги; между коленями у нее покоилась консервная банка с сосисками Несколько минут оба молчали.

— Ты так и не объяснил, что делаешь здесь, в глуши, — начала прощупывать почву Жасмин.

— Точно, не объяснил. Как щека? Чешется?

— Не чесалась, пока ты не спросил.

— Хочешь кофе на десерт?

— Из теплого пива?

— Нет, пивом я дорожу. У меня здесь всего дюжина упаковок.

— Почему?

— Что почему?

Да она хитрюга, эта мисс Стройные Ножки! Болтает о пустяках, задает вроде бы ничего не значащие вопросы, стараясь усыпить его бдительность, а сама только и ждет, когда он проболтается! Ну нет, не выйдет. С этой игрой он знаком. В академии проходили.

— Почему ты привез с собой столько пива?

— Ну… нравится оно мне.

Она вздохнула громко, выразительно возведя глаза к небу, но без дешевой театральщины. В один-единственный вздох умудрилась вложить столько чувств, сколько у большинства женщин уходит на три истерики. Скрепя сердце Лайон вынужден был признать: эта девчонка все больше и больше ему нравится.

А впрочем, не все ли равно? Он избавится от нее, как только сможет, а затем переберется на другую стоянку. Что-что, а заметать следы он умеет.

Но, пока она еще здесь (и, видимо, пробудет здесь дольше, чем им обоим хотелось бы), Лайон может быть спокоен: о его местонахождении никто не узнает. Если только дамочке не придет в голову разжечь сигнальный костер или бросить в реку бутылку с запиской.

— Замечательно, — пробормотала она, соскользнув с бревна на устланную листьями землю, и похлопала себя по плоскому животу. — Спасибо за еду и за первую помощь. От кофе я, пожалуй, откажусь и попрощаюсь, а то не успею вернуться в мотель до темноты.

Лайон разглядывал ее из-под прищуренных век. Наблюдать за человеком так, что тот нипочем об этом не догадается, — этому искусству его также обучили в академии. Боже, на кого она похожа! Взлохмаченная копна каштаново-рыжих кудрей, грязь, комариные укусы, расчесы, алые следы ядовитого плюща… Страшилище, да и только! Должно быть, Лайон рехнулся, иначе почему его так и тянет уложить эту страхолюдину на ложе из опавших листьев и предаться иному искусству, которому его не обучал никто, кроме матери-природы?

Непонятно, что он в ней нашел? Совсем не в его вкусе. Лайон предпочитает невысоких грудастых блондинок, непритязательных подруг на одну ночь. А Жасмин — длинноногая, рыжая, с небольшой грудью и, похоже, крепкий орешек.

Да если бы она и сгорала от желания, что проку? Он и шевельнуться толком не может. Постельные игры сейчас не для него.

А жаль. Есть в этой Жасмин что-то такое, что при иных обстоятельствах могло бы разжечь в нем огонь. Лайон не понимал, чем она его зацепила. И знал, что не успокоится, пока не поймет.

— Мне нужно будет перебраться через речку?

— М-м? — Он думал о другом. О том, что не стоит разжигать пламя, если все равно не можешь довести дело до логического конца.

— Чтобы выйти на дорогу.

Она хмуро взглянула на свои забинтованные руки. Бинты потемнели от крови. Лайона изумляло, что женщина не произнесла ни слова жалобы ни на стертые ладони, ни на февральскую ночь, проведенную под открытым небом и даже без одеяла.

Будь в нем хоть капля рыцарства, он сорвал бы с себя свитер и отдал ей. Такая мысль приходила Лайону в голову во время ночевки. Как и множество других мыслей.

Но он никогда и не притворялся рыцарем.

И все же интересно, сумел бы он ее согреть, если б…

Лайон смягчил голос, стараясь говорить непринужденно:

— А куда тебе, собственно, торопиться? На самолет ты уже опоздала. Почему бы не расслабиться и не насладиться общением с дикой природой? Только представь, какую историю ты расскажешь друзьям в Лос-Анджелесе: «Как я выжила в одиночку, заблудившись в Великой Восточной Унылой Трясине!»

— Но я здесь не одна.

— Так будет увлекательнее.

— Хм… — задумчиво протянула она. Интересно, думал Лайон, на кого она будет похожа,

когда спадет опухоль? А еще интереснее, что она здесь делает? Придется при первой возможности заглянуть к ней в сумочку. Не слишком по-джентельменски, но он сейчас не в том положении, чтобы разводить церемонии.

— Но я ведь на самом деле не заблудилась? — с тревогой спросила Жасмин.

Лайону мгновенно захотелось сжалиться и отпустить ее на все четыре стороны. Ведь по-настоящему она ему не нужна. Черт, да она в нем нуждается куда больше, чем он в ней!

Но отпускать ее нельзя. Пока.

— Нет, не заблудилась. Я прекрасно знаю, где мы находимся.

Чтобы осознать, во что она вляпалась, Жасмин понадобилось несколько часов. Лайон ее не торопил. Пусть дойдет до всего своим умом. Тогда ей не в чем будет его винить.

— Так ты знал, что со стертыми руками я не смогу пробираться через заросли? — воскликнула Жасмин.

Лайон, не подумав, пожал плечами и поморщился, когда в спину ему словно вонзилась дюжина ножей.

— Зависит от того, насколько ты чувствительна к боли.

— Кстати, почему теперь, когда ты смазал мне руки какой-то гадостью и забинтовал, они болят сильнее?

Лайон хотел снова пожать плечами, но вовремя опомнился.

— Возможно, потому, что заживают. Выздоравливать всегда нелегко.

— Так, может быть, и у тебя спина заживает?

— Будем надеяться.

После завтрака Жасмин помогла ему надеть корсет. С ее помощью он стянул рубашку, а затем она надела на него корсет и затянула тугую нейлоновую шнуровку. К концу этой операции Лайон едва владел собой — и не только из-за боли в спине.

— И лодку я взять не могу, как же ты без нее? Только не говори, чтобы я оставила ее на том месте, где тебя нашла: во-первых, я ни за что не найду это место, во-вторых, ты в своем нынешнем состоянии ни за что туда не доберешься!

— Рад, что ты это заметила.

— И прекрати глазеть на меня как на дурочку! Я не дура! Ты с самого начала понимал, чем дело кончится, верно? А хочу я торчать на болоте или не хочу — на это тебе наплевать!

Она гневно уставилась на него. Боже, как же она хороша, когда сердится! Лайон и не подозревал, сколько оттенков можно насчитать у обычных карих женских глаз. А ведь он наблюдательный человек. И работает в такой сфере, где от наблюдательности зависит жизнь — твоя и твоих товарищей.

— Что ж, хочу или не хочу, а ничего больше не остается. Хорошо хоть, что я в отпуске! Но имей в виду: я не останусь здесь ни секунды дольше необходимого! Господи помилуй, мне нечем даже зубы почистить, все осталось в мотеле!

— Замечания приняты, — кивнул Лайон.

— Далеко ли отсюда шоссе?

— Понятия не имею.

Она смерила его недоверчивым взглядом.

— Не интересовался. Но, насколько я понимаю, ближайшая дорога проходит в двух-трех милях отсюда.

Лайон сознательно выбрал для лагеря место, подобраться к которому можно было лишь одним путем — по ручью. Идеальных убежищ не бывает, но стремиться к идеалу можно и нужно. Он прожил в лесу почти две недели — и до сих пор не встречался ни с кем, кроме этой загадочной женщины. Оно и понятно: что сейчас делать на болоте? Сезон охоты окончен, а сезон рыбной ловли еще не начинался. Что же до туристов, желающих пообщаться с природой, то они отправятся в какой-нибудь из близлежащих заповедников, а неприметный и ничем не знаменитый лесок обойдут стороной.

— Так что же ты здесь делаешь? Точно ни от кого не прячешься?

— Предположим, я знаменитость и скрываюсь от репортеров.

— Не верю. Будь ты знаменитостью, я бы тебя узнала.

— Хорошо, я миллионер и бегаю от налоговой инспекции.

— Ни один уважающий себя миллионер не поселится в таком, с позволения сказать, лагере. У тебя даже палатки приличной нет!

— В этих краях отличная охота и рыбалка.

— Где же твое ружье и удочка? В первый раз за долгое время Лайон едва не расхохотался. Можно, конечно, показать ей свой арсенал, но она сразу почует неладное. Ни «Глок», ни девятимиллиметровый «Зиг-Зауэр» на охотничье снаряжение не похожи.

— Что ж, теперь моя очередь, — нашелся он. — Что такая женщина, как ты, делает в этом богом забытом месте?

— Тебя надо спросить — ты меня сюда притащил.

— Если быть точным, то притащила меня ты. На этот раз улыбнулись оба. Удивительно приятное ощущение. Лайон уже забыл, когда в последний раз так тепло улыбался.

— Кстати, о кофе, — напомнил он. — Если ты принесешь воды, я займусь костром.

— Давай я. Тебе не стоит напрягать спину. В моих интересах, чтобы ты как можно скорее встал на ноги. А впрочем, так или иначе, но дольше суток я здесь не останусь!

Глава 4

—А ну, стой! Жасмин замерла у кромки воды.

— Черт побери, даже и не думай! — взревел он.

— О чем? — раздраженно откликнулась она.

— О том, чтобы украсть лодку и сбежать. Ты никогда не доберешься до цивилизации.

— И что? Боишься, что я сгину в лесах и моя смерть будет на твоей совести?

Жасмин уперла забинтованные руки в бока и бросила на обидчика взгляд, полный, как она надеялась, уничтожающего презрения. Но презрительный взгляд не давался ей даже перед камерой: слишком редко она испытывала это чувство в жизни.

— Разумеется, ты сгинешь в лесах, но совесть меня мучать не будет. У меня вообще нет совести.