Глава 5

Утренний румянец солнца уже растаял в жарком тепле, когда Нора разбудила Ром.

— Вам звонят. Аппарат есть в кабинете мистера Кэмерона. Сам он с Фостером уехал на пикапе в Элкин, а мальчики где-то на дворе. На вашем месте я бы поспешила — уж очень требовательный голос.

Ром потянулась за халатиком. В эту ночь она долго пролежала не сомкнув глаз и, соответственно, поздно заснула, поэтому спросонья еле тащилась за экономкой. В памяти всплыли картины прошлой ночи, она зевнула и с усилием согнала с себя остатки сна. Значит, Кэмерон уже куда-то укатил. Слава Богу. Чтобы снова иметь с ним дело, надо подкрепиться, одной чашкой кофе не обойтись.

— Звонит мужчина, не назвался; по-моему, чем-то взволнован. Все спрашивал меня, точно ли вы здесь. Я ответила: да, если, конечно, не уехала вчера вечером.

Неужто это Джерри? С чего бы ему звонить ей в такую рань?

Нора довела ее до кабинета Кэмерона и удалилась по своим делам. Ром еще ни разу не удостоили приглашением сюда. Она вошла и закрыла за собой дверь. Если Джерри сам звонит ей, значит, что-то серьезное: они договаривались, что поддерживать связь будет она.

Ром дрожащей рукой взяла трубку. Ей не хотелось говорить с Джерри — что ему расскажешь?

— Рамни! Наконец-то!

— Реджи! — взвизгнула она. Да, только отец выговаривал ее имя с этим дурацким британским акцентом: Рамни. — Папка, ты откуда? Все еще на Санта-Крус? Это же стоит тебе жутких денег.

— Тут скоро уж линия перегорит к чертовой матери. Детка, пока искал, где ты, спустил все. А теперь поздравь своего старика, Рам. Слышишь?

Голос у него звенел как у ребенка, и Ром, почуяв неладное, нахмурилась.

— Папка, ты пьян? Господи, сколько там у вас сейчас времени?

— Лапочка, я в Нью-Йорке и на высоте блаженства. Собираюсь совершить невероятную глупость — жениться. Каково, а. Ром? Ты слышала?

Она слышала. Потрясенная, она опустилась на старый кожаный стул и выслушала все о женщине, спасшей Реджи от полного падения.

— Дочурка, кстати: если ты наскребешь вроде как на маленький свадебный подарок, мы навестим тебя по дороге на Ки-Уэст. Там все и началось. Боже, каким ослом я был!.. Почему ты молчишь? Ну скажи, что я свалял дурака.

Ром молча помотала головой. Пока отец продолжал взахлеб свой монолог, она вспоминала их последнее объяснение. Она тогда приложила все силы, чтобы отговорить его лететь на какую-то виллу его друга на Санта-Крус… Когда монолог подошел к концу, Ром пообещала отстегнуть ему сколько сможет и послать на адрес гостиницы. Отец дал ей адрес одного из самых фешенебельных отелей Нью-Йорка (вот и разбери, промотался он или нет). Она поздравила его и хотела спросить, сколько лет его избраннице, но сдержалась, понадеявшись, что новая мачеха не окажется на несколько лет моложе ее самой. Звали ее Майя Вурхиз. Ром про себя от всей души помолилась за их счастье.

Она повесила трубку и откинулась на мягкую спинку стула. Босые ноги приятно утопали в шелковистом китайском ковре, взгляд рассеянно блуждал по рисунку из осенних листьев и стилизованных белых цветов на темно-багровом фоне. Ничего не остается, как продолжать работать на заказ. Даже если бы Джерри продал все ее живописные миниатюры, оставленные в галерее, она и тогда не смогла бы поехать домой, тем более что ее небольшая квартирка в Роли сдана до первого сентября. К тому же не в ее правилах расторгать договор.

— Будь он трижды проклят, — пробормотала Ром, стараясь выдавить из себя хоть каплю искреннего сожаления по поводу того, что ей придется остаться здесь, постоянно подвергаясь нападкам искусителя — Кэмерона. Ей это не удалось, и она еще больше расстроилась. У очень многих ее друзей любовные романы шли один за другим; чему удивляться, если и конце концов их жизнь называли не иначе как беспорядочной. Но никто из них не был особенно счастлив. Не произойдет ли и с ней то же самое, если от романа с Джерри она сразу перекинется к Кэмерону?

По крайней мере Кэмерон не женат; это плюс. Ее отношения с Джерри не дошли до физической близости, но могли бы дойти довольно скоро, если бы Дорис не вернулась домой. Надо отдать Джерри должное, он на этом не настаивал, пока не сознался, что женат. Ей было безумно горько, но уж лучше так, чем иначе. Да и любила ли она его? Когда она уезжала из Роли, сомнений у нее не было, но теперь ее уверенности поубавилось. А может, она и не знает, что такое любовь?

С безжалостной откровенностью Ром призналась себе, что ее страстное влечение (или физическая тяга, как ни назови) к Кэмерону гораздо сильнее чувства, которое она испытывала к Джерри. Если это не любовь, то опасно приближающееся к ней состояние.

И что же делать? Остаться здесь и дать возможность Дорис и Джерри обрести супружеское счастье, а ей самой — овладеть своими чувствами? Если она останется, то, скорей всего, попадет из огня да в полымя, то есть в лапы к Кэмерону. Это было бы пределом глупости.

Пожалуй, чтобы себя уберечь, надо перейти в наступление, ей ведь необходимо еще выполнить этот тройной заказ. Прежде всего нужно избежать неожиданных, застающих ее врасплох встреч, эта надоедливая Мэдди толчется здесь очень кстати. С нее хватит!

Реджи… женится. И когда он перестанет чудить? Ром вздохнула, перестала думать об отце и принялась с интересом осматривать кабинет.

Пристанище Кэмерона было обставлено куда проще, чем весь дом. Обшивка успела потемнеть — или ее перевезли из старого дома. Панели, кажется, из вишневого дерева. По стенам полки, на них в беспорядке валяются книги, газеты, призы и медали и всякая всячина, в том числе свитер с заштопанным рукавом. Сразу видно, что хозяйственную и опрятную Нору не часто допускают в это святилище.

На письменном столе, рядом с телефоном, лежали закрытый гроссбух и пачка конвертов, разорванных нетерпеливой рукой. Ром с трудом поборола в себе любопытство. Она не должна интересоваться Кэмероном Синклером, будь он хоть королем, хоть нищим. С этого дня для нее существует только ее работа — конечно, в пределах вежливости и здравого смысла. Пусть у Реджи будет хоть одной вздорной бабенкой меньше.

На коктейль Ром не поехала и не стала выяснять, кто на нем будет, а устроила себе на день отгул и отправилась на машине в Элкин. Там она побродила по антикварным магазинам и барахолкам, но купить себе ничего не позволила — нужно ведь обеспечить Реджи медовый месяц, а то еще придется финансировать его и дальше. Чтобы немножко утешить себя, она в конце концов решилась купить пламенно-розовую соломенную шляпку, а к ней огромный букет блестящих искусственных цветов — прикалывать на поля. А на обратном пути заглянула в ресторанчик и заказала бифштекс, омара и полбутылки каберне.

Следующие несколько дней прошли в изнурительных трудах над портретом Томаса. Теперь Ром писала уже в студии, выматывая свои силы и терпение ребенка долгими часами работы в помещении. Ела она от случая к случаю, стараясь как можно меньше сталкиваться с Мэдлин и Кэмероном. Нора держала ее в курсе всех домашних дел.

— Теперь ее светлость все свое время проводит возле Ревущей пропасти. Она слыхала, что там обретается кинозвезда, вышедшая за какого-то бесподобного красавца рок-музыканта. Как же ее звать? Такая рыжегривая мадам, до этого она была замужем за каким-то сэром, а сама бегала за этой рок-звездой.

В мире развлечений Ром разбиралась еще меньше Норы, поэтому они перешли на другую тему.

— Сегодня мы даем обед. На двенадцать персон! И все на мне одной, если сама не подыщу себе помощников! Но она-то об этом не думает, где там.

Она — это, разумеется, Мэдлин. Ром уже давно сообразила, что две женщины не ладят. Нора раболепством не отличалась, услужливой была только с теми, кого уважала. «На задних лапках ходить перед всяким не стану!» — воинственно заявляла она.

Ром предложила свою помощь. Она знала, что по ночам у Норы часто сводит ноги судорогой и ей приходится вставать и подолгу ходить, разминая ноги. Но экономка наотрез отказалась от ее услуг.

— Лучше наденьте какое-нибудь хорошенькое платьице и повеселитесь на славу, а то вы и так много работаете, хоть всего лишь рисуете картины.

— А может, мне повезти ребят в городской кинотеатр? — вслух подумала Ром.

— Да нет. Они собирались навестить друзей в Стейт-Роуд… там он работал на ферме раньше… пока не переключился на разведение голубых гончих.

— Да вы смеетесь! — хмыкнула Ром. — Голубых? А я видела только коричневых.

Нора покачала головой и повесила полотенце для посуды.

— Голубых, милая моя. Да, в этом вы разбираетесь еще хуже мальчишек. Ладно, ступайте подберите себе костюмчик покрасивее, а я вам поглажу, идет?

Собственно, почему бы ей и впрямь не отдохнуть? Нора права: за последнее время она совершенно вымоталась. Все дни — на природе, все ночи — в студии; хорошо еще, что Мэдлин не сует носа в ее дела. А Кэмерон держит осторожную дистанцию, пока лишь невозмутимо созерцает ее со стороны, и ей от этого не по себе, потому-то, наверное, с каждым вечером она одевается все экстравагантнее. Спасибо хоть не приходится вести беседу. Тут все монополизировала (или, лучше сказать, монотонизировала) Мэдлин — разглагольствует до тех пор, пока Кэмерон не удаляется после кофе в свой кабинет.

В день званого обеда Ром все утро провела перед портретом Томаса, нанося последние штрихи. Томас радовался скорому избавлению от мук, но Ром чувствовала, что он доволен своим изображением. Окончив сеанс, она решила отдохнуть и, взяв с собой яблоко и кусок сыра, пошла по уже знакомой тропке в глубь сада и растянулась на траве в тени деревьев.

Она была довольна собой. В последнее время пишет она все лучше и лучше; оба портрета можно отнести к бесспорным удачам. «Оба! Всем известно, что я сделала только один, — не проговориться бы. И хорошо бы дописать второй, прежде чем засяду за портреты близнецов».

Да, строить планы легко, а на деле… на деле с портретом Кэмерона ей не справиться, пока над нею властно довлеет его притягательный облик. Она пыталась вытеснить его воспоминаниями о Джерри, представляла себе его лицо с ранними морщинами, добрые карие глаза, чувственные нежные губы. Все тщетно. Другой образ, более яркий и влекущий, безраздельно владел ее душой и желаниями.

Ром беспокойно чертыхнулась, приподнялась — и чуть снова не упала в траву: воплощение яркого и влекущего образа стояло, прислонившись к стволу раскидистого цветущего дерева. Сколько времени он уже стоит перед ней? Она абсолютно не слышала, как он подошел.

— Что вам угодно? — строго спросила Ром, щурясь от полуденного солнца. Такой резкий тон удивил Кэмерона. Ром смутилась и едва было не стала извиняться. — Нельзя так подкрадываться, — проворчала она.

— Простите. В следующий раз прицеплю к ботинкам здоровенные колокольцы. — Он был в той самой клоунской шляпе, которую она оставила на горе Ящерицы. Ром почувствовала себя виноватой — с того дня она ни разу не вспомнила о шляпе. А теперь эта штука франтовато сидела на его иссиня-черных волосах, а несуразные поля оттеняли бронзовое от загара лицо.

Ага, он полагает, что может целую неделю избегать ее и это сойдет ему с рук? Как бы не так! Легкий ветерок осыпал Ром лепестками яблони, и она внезапно захлебнулась в душистой волне: запахло теплой землей и цветущими яблонями. Простодушно взглянув на Кэмерона, Ром спросила:

— Скажите-ка, что означает сие хитроумное украшение на вашей шляпе? Это отличительный знак — типа черного пояса каратэ?

— Видимо, ничуть не больше, чем пластмассовая неразбериха на вашей собственной шляпке, — кивнул он на кокетливое сооружение, приобретенное ею в Элкине. — А может, я люблю играть в ковбоев. — Он отделился от дерева и, нырнув под усыпанную цветами ветку, сел рядом с ней. — Скажите-ка, Ром, а во что вы любите играть?

Опять он с какой-то странной сосредоточенностью изучает ее, всю неделю она ловит на себе такой взгляд. Она на секунду задумалась, но решила не менять игривую манеру разговора.

— Ну только не в ковбоев, уж это точно, — театрально ужаснулась она. — Я уже пыталась на днях, помните? И вполне прилично держалась в седле, пока не натерла себе волдыри.

Кэмерон растянулся на спине и надвинул шляпу на лицо.

— Напомните мне, чтобы я показал вам свои двухствольные никелированные револьверы с перламутровыми рукоятками, когда мы отправимся обратно мимо тира, мэм. Я даже могу вам показать мой последний отпадный трюк: я складываюсь вдвое, делаю кувырок и одновременно стреляю.

Ром склонилась к нему, чтобы приподнять шляпу, по-кукольному похлопала ресницами и промурлыкала:

— Ах, мамочки, боюсь, мое бедное сердечко перед такой удалью не устоит.

Коснувшись ее пальцев, Кэмерон забрал свою шляпу и забросил ее туда, куда Ром уже отшвырнула свою. Он щурился от яркого солнца, а на губах играло не то веселье, не то издевка.

— Ну что ж, мэм, в таком случае, — проворковал он приятным своим баском, — нам следует понемножку к этому подготовиться, а?

Он крепко обхватил ее за плечи и медленно потянул к себе; Ром увернулась, будто хотела убрать камешек из-под бедра. Он отпустил ее, но было ясно, что ее уловка позабавила его.

— Стало быть, я рассказал вам о назначении своей шляпы: люблю, грешный, поиграть в ковбоев. Теперь ваша очередь, Ром. Что за таинственную войну ведете вы этими немыслимо броскими расцветками и дикими украшениями?

Ром задумалась над его замечанием, невольно потеряв бдительность.

— Странный вопрос. Просто я люблю яркие цвета, вот и все. Не забывайте, это моя профессия.

— Вы этим не отделаетесь, лапочка, — с нежностью сказал он. Не переворачиваясь на бок, он дотянулся до ее руки и погладил по следу зеленой краски, который ей не удалось смыть. — На вас посмотришь: зеленые пальцы, розовые штаны, — он окинул взглядом мягкие очертания ее ног под джинсами цвета увядшей фуксии, — желто-голубая рубашка, — его глаза пристально осмотрели футболку в бирюзовых и лютиковых язычках, задержались на холмиках грудей, — оранжевые туфли да в довершение всего это впечатляющее сооружение, — кивнул он на шляпу. — Такой мешанины не снес бы ни один уважающий себя осел.

— Скажите пожалуйста, ему не нравится мой стиль в одежде… Тогда не преследуйте меня, и вам не придется травмировать свой изысканный вкус.

— Лапочка, пойми меня правильно: в цирке ты была бы неотразима. Но ты мне показывала свои живописные работы, они выполнены в нежных, легких полутонах красивых сочетаний. Ты так тонко чувствуешь цвет! Что же заставляет тебя носить вещи безбожных расцветок? Природа наделила тебя редким сочетанием рыжих волос и зеленых глаз…

— У меня каштановые волосы, — перебила она, — и раз уж мы перешли на личности, то начать следовало бы с тебя. Я тебя первая спросила. Не староват ли ты для игры в ковбоев, да и что за ковбой без стада?

По выражению его лица она увидела, что он понял ее тактику, но на сей раз решил проявить смирение.

— Распространенная игра, ты же знаешь. Особенно среди мужчин в критическом возрасте… Но в моем случае — всего лишь безобидная временная слабость. Три месяца в году я ношу полосатые рейтузы, сапоги и эту здоровенную соломенную шляпу. А потом, отведя душу, уезжаю в Коннектикут и играю там в биржевого маклера.

— А ты не боишься, что финансовый мир потерпит крах, пока ты тут отводишь душу? — Она озорно приподняла бровь. — С другой стороны, разница в обоих твоих занятиях невелика. Как там сейчас дела на рынке? Цены скачут, как ковбои?

Он расхохотался.

— О, дай тебе палец… Ну что ж, теперь твоя очередь. Поделись со мной, что у тебя на уме? Наша чокнутая Мэдди уже реагирует на тебя как бык на красное. Ты и впрямь хочешь, чтоб она свихнулась?

Глаза у него сузились и стали напоминать осколки топаза; он ждал ответа. Ей хотелось сказать «нет», но она промолчала. Значит, он угадал? Очевидно, она и в самом деле ведет какую-то неосознанную игру, стремясь выглядеть как можно более аляповато и вызывающе. А если конкретно, чем ее вообще не устраивает Мэдлин?

— Ты же знаешь, — мягко промолвил Кэмерон, не сводя с нее испытующего взгляда, — чем больше бедняжка Мэдди выходит из себя и кипятится, тем больше ты стараешься, чтобы у нее от твоей внешности еще и темнело в глазах. Это что, вызов?

Пускай так, но уж сейчас-то Ром ощущала в себе одну кротость. Ее состояние словно передалось ему через пожатие рук, он ухватил ее за запястья так, что она потеряла равновесие, и он с готовностью поймал ее и прижал к себе.

— Ну хорошо, — сдался он, — раз ты не хочешь, чтобы я говорил об этом, вели мне замолчать.