Сэнди права: ему нужен именно секс. Нужен давно — Господи, как давно! Беда в том, что он не хотел заниматься сексом с любой женщиной, он желал только Ангелину Видовски. Ту самую Ангелину Видовски, о которой он страстно мечтал двадцать лет назад.
— Не вырывайся, черт возьми, я тебя не съем, — произнес он. — Я не собираюсь делать ничего против твоей воли, но, Ангелина, ты должна мне сама сказать.
— Сказать что? — безнадежно прошептала она.
— Сказать, что не хочешь меня. Сказать, чтобы я ушел. Сказать…
— Алекс?
— Что?
— Заткнись, — тихо повелела Ангелина и порывисто обняла его.
Кое-как они добрались до ее спальни с закопченными обоями и украшенной слоновой костью железной кроватью, принадлежавшей раньше тете Зее. После гибели Кэла Ангелина избавилась от большей части мебели. Распродала почти все и привезла немногие вещи, сохранившиеся от ее собственной семьи.
Сейчас она была рада этому. Практически всю свою жизнь она мечтала об Алексе Хайтауэре, но не смогла бы заняться с ним любовью в той постели, в которой спала с Кэлом.
— Ты уверена? — прошептал он. Голос и руки его дрожали, пока он расстегивал рубашку.
— Уверена. — Может быть, позже она будет сожалеть об этом, но, если упустит свой шанс, просто сойдет с ума.
Никогда она не сможет полюбить другого человека, но это ее проблемы, а не его. Алекс ее переносит. Она ему даже нравится — когда он не злится на нее. Определенно он хочет ее.
Иногда, хотя, к сожалению, и крайне редко, Золушкам в армейских ботинках действительно достаются Прекрасные Принцы. Правда, ненадолго.
Ангелина потянула за кушак, подпоясывающий халат, и развязала его с чувством куда более торжественным, чем триумф. Наконец-то она узнает, что значит заниматься любовью с Алексом Хайтауэром!
— Ангелина, прости, я с собой ничего не захватил. Ты… как бы сказать… защищена?
Она выключила свет, оставив лишь зеленоватое свечение охранной сигнализации снаружи, чтобы не было видно, как она краснеет, и, не моргнув глазом, солгала:
— Не беспокойся, я обо всем позаботилась.
Вообще-то, не такая уж большая ложь. Сейчас у нее безопасный период, кроме того, ей никогда не удавалось забеременеть от Кэла. Она хотела ребенка. Он — нет.
Что касается других факторов риска, их не было с конца ее замужества. То есть за несколько месяцев — в тот день, когда узнала, что Кэл спит на стороне, — она сделала анализы.
Алекс всегда отличался разборчивостью. Он был полной противоположностью Кэлу, и это тоже притягивало к нему Ангелину.
— О Боже, — выдохнула она, когда он одним движением снял свои брюки и трусы и сел перед ней во всей своей великолепной наготе.
Да, он был великолепен. Неотразим. Ангелина видела его и в купальном костюме, и в теннисных шортах. Тысячу раз ей снились удивительно широкие плечи, могучая грудь, покрытая порослью черных волос, узкие бедра и длинные мускулистые ноги.
Ее глаза пробежали по всему этому и остановились на остальном.
— О Боже, — снова прошептала она, и ее халат беззвучно упал под ноги. Смутившись, она неуклюжим жестом показала на кровать:
— Ложись — я хотела сказать, не прилечь ли нам?
— Конечно, почему нет?
Спокойнее, Хайтауэр!
Алекс с трудом узнавал свой голос. Он дрожал! Если потерять контроль сейчас, он никогда не увидит ее больше. Непослушной рукой он откинул покрывало. Что она там говорила о давлении? В нем было сейчас такое давление, что снять его могло лишь одно упражнение.
Ка-ак бабахнет!
Она скользнула в постель и натянула покрывало до подбородка, а он с удивлением отметил, что кое в чем она по-прежнему застенчива как ребенок.
Но и он был застенчив. В том, что касалось ее. По причинам, о которых он и сам не смел задумываться, ему важно все сделать правильно, оставить хорошую память обоим. Возможно, он не уйдет с тем привычным чувством пустоты, которое всегда оставалось у него после секса. Частично именно по этой причине он избегал его так долго. Из-за наступающей потом депрессии. Из-за чувства, что упущено что-то жизненно важное.
Он опустился рядом с ней и взялся за покрывало.
— Скажи, ты нервничаешь?
— Конечно, нет, — запротестовала она слишком быстро. — Да, ужасно.
— И я. Глупость какая-то, в нашем-то возрасте. Смешно, да?
Но им не хотелось смеяться. Единственное, чего хотелось Алексу, — откинуть покрывало, включить верхний свет и любоваться своим сокровищем. Потом касаться ее тела, узнать, какая она на ощупь, руками и губами попробовать ее кожу — унести на языке ее вкус. В следующее мгновение он желал проникнуть внутрь и умереть там, пока она выкрикивает его имя, а ее маленькое горячее тело содрогается под ним.
— Ты мог бы снова поцеловать меня. Это всегда неплохо для начала, — предложила она, и Алекс засмеялся.
— Не хочешь ли сказать, что ты эксперт и в этом тоже?
— Ты забыл, я работаю в питомнике. Продолжение рода есть продолжение рода, — с кривой улыбкой ответила Ангелина.
— Даже не думай об этом, — прорычал он, но, зарывшись лицом в ее шею, представил себе маленького огненно-рыжего Хайтауэра, распоряжающегося им с тем дьявольским очарованием, которое всегда было фамильной чертой Видовски.
Он провел дорожку из поцелуев от ее левого уха через шею, через плавные холмы ее груди, пока не нашел, что искал.
Ангелина вздрогнула и потянулась за ним, скользя своими маленькими крепкими руками вниз по его телу, делая его необузданным.
— Эй, осторожнее… — Его дыхание со свистом вырывалось сквозь зубы.
Но Ангелина не хотела быть осторожной. Она хотела всего, всего сразу, снова и снова, без конца. И хотела немедленно. Она выгнула спину, предлагая ему свою грудь, нимало не смущаясь ее крошечными размерами. С ним она чувствовала себя красавицей. С ним она чувствовала, что умеет летать!
— Ax, моя милая, милая Ангелина! — Алекс потерся о ее живот. — Ты не знаешь, как долго я мечтал об этом. — Он уткнулся носом в ее пупок, отчего все ее тело затвердело.
Постельная болтовня, говорила она себе. Постельная болтовня ничего не значит, она забудется к следующему утру.
Я люблю тебя, я люблю тебя, я…
— О, Алекс, прошу тебя!
Он навис над ней, пожирая ее горящими глазами. В призрачном свете его тело тускло поблескивало. Медленно, как будто боясь причинить боль, он соединился с ней, и на краткий безумный миг она завладела им полностью — телом и душой.
Медленно, аккуратно он начал углубляться, и она встретила его на полпути. Когда начало нарастать, начало петь сладкое мистическое напряжение, они стали двигаться все быстрее, бросились наперегонки, теряя голову. Когда она подумала, что умирает, он уверенно подхватил ее, и она бросилась в пропасть, дрожа, плача, цепляясь за единственную в мире вещь, которая имеет значение.
И он тоже дрожал, плакал и цеплялся.
Ангелина проснулась на его плече в зеленоватом свете, который струился через окно, и даже не удивилась, обнаружив, что не одна. Она так часто мечтала об этом, и вот мечты наконец превратились в реальность.
Это было глупо и немного опасно, но она решила, что может побаловать себя еще чуть-чуть.
Она продолжала нежиться, пока не зазвонил телефон.
— Это тебя, — сонно пробормотала она. — Мне никогда не звонят среди ночи.
— Мне тоже. Наверное, ошибка.
— Наверное. — Ангелина положила голову ему на грудь, так что губы ее уткнулись в плоский коричневый сосок. Он немедленно заострился, что вызвало интереснейшую цепную реакцию.
Телефон наконец замолчал. В наступившей тишине она стала прослеживать пальцем линию, которая начиналась от маленькой ямки на его шее, проходила через сосок, обходила пупок и уходила прямо в опасную зону. В район наибольшей слабости. В вулканическую область.
— Ищешь неприятностей, — хрипловато прошептал он. Но по-прежнему не двигался, положив руки за голову и предоставив ей полную свободу обследовать его в свое удовольствие.
— Собираешься их мне доставить? — съязвила она, поглаживая щетину, проросшую на его острых скулах.
— Неприятности?
— Что угодно.
Он лениво перевернулся, ухватил ее руку и легко ущипнул за плечо.
— Я могу предложить еще немного чего угодно. Ты достаточно опытная наездница?
— Не очень, — призналась Ангелина, вспомнив свою маленькую ложь. — Но я хорошая ученица.
Глаза Алекса странно потемнели под полуопущенными веками; он поднял ее и посадил верхом на себя, но в этот момент снова зазвонил телефон.
— Проклятие! — Его глаза опять раскрылись. — Наверное, нужно подойти, любимая. И не вешать трубку. Эту скачку я бы не хотел прерывать.
Ангелина раздраженно выбралась из постели, на ходу набрасывая халат. Он уже видел все, на что было смотреть. Для него не секрет, что она широкобедрая и плоскогрудая, что ее бока слишком пухлые, а волосы выглядят как стог сена после бури, но не было причин щеголять всей этой красотой.
Она добралась до телефона и услышала короткие гудки.
— Дрянь, дрянь, дрянь, — в тон звонку тихо выругалась она.
Одуряюще голый, к ней присоединился Алекс.
— Кто звонил? Повесили трубку?
— Очевидно, какой-то придурок находит удовольствие поднять людей из постели и повесить трубку, как только ответят, особенно когда барахлит автоответчик.
— Не клади трубку на рычаг.
— А что, если это не придурок? Вдруг это Гас звонит из машины? Если он едет со стороны гор, его может быть то слышно, то нет — вот и объяснение…
— Не клади. Пять минут не имеют значения.
— Почему именно пять минут?
Стоя позади нее, Алекс обхватил ее руками и зарылся лицом в шею, вдыхая дурманящий запах секса и тот травянисто-пряный аромат, что, как он уже понял, принадлежал ей — и только ей.
— Потому что ты снова нужна мне, — настойчиво произнес он внезапно осипшим голосом. — Потому что я сомневаюсь, что протяну больше пяти минут. Нужно что-то делать со всем этим давлением, о котором ты говорила сегодня.
Повернув ее к себе, Алекс наклонился, и как раз в этот момент она подняла лицо. Он был тверд и решителен, а она тихо простонала:
— Я таю изнутри…
Он сбросил халат с ее плеч. Ангелина нащупала сзади трубку и сняла ее.
— Если это важно… — Она издала еще один тихий стон, когда почувствовала его напор внизу живота.
— Они перезвонят, — закончил он, накрывая руками ее груди, чувствуя их мягкость и нежность и то, как они твердеют под его пальцами. — Обними меня за шею, Ангелина. — Его руки скользнули вниз, под ее бедра. — Держись крепче.
— Вот так? — Она не отрываясь смотрела в его глаза, пока он поднимал ее, скользя ею по своему телу, пока разводил ее ноги так, что они обвились вокруг его торса. Потом он медленно опустил ее.
На этот раз застонал Алекс.
Ангелина задыхалась.
Две минуты сорок семь секунд, но никто не следил за временем.
Ка-ак бабахнет!
Глава 10
Сэнди не спала, когда Алекс вернулся домой. Он чувствовал себя не в своей тарелке: все казалось, на его лице написано, чем он занимался. Оставалось только надеяться, что дочь еще слишком невинна, чтобы догадаться.
— Ну? Где она? — потребовала Сэнди. Она сидела на лестнице лицом к входной двери со стопкой комиксов, пакетом шоколадного молока и пустой пачкой из-под кукурузных хлопьев за спиной.
— Ты о чем? И что ты, собственно, делаешь до сих пор? Ты выучила?..
— Как я могу думать об уроках, когда ты убежал неизвестно куда? Папа, я же о тебе беспокоилась! Ты, похоже, не понимаешь, но у тебя сейчас очень опасный возраст. Моя учительница по физкультуре говорит, многие мужчины становятся такими шалунами, когда понимают, что постарели, и… — Черт возьми, я еще не постарел! — взревел Алекс. — И какого черта ты не сделала уроки?
— Итак, где Ангелина? Ты ведь был у нее, верно? Обо мне говорили? Ты занимался с ней сексом? Вы собираетесь пожениться? Потому что, если собираетесь и вам потребуется личная жизнь, я могу переселиться в бабушкину швейную комнату под лестницей. Ею все равно никто не пользуется…
Но Алекс уже не слушал. Он не верил в пользу порки, хотя должен был признаться, что раза два у него появлялось огромное искушение отшлепать ее. Резкого слова, усугубленного ее собственным осознанием вины, обычно хватало, чтобы все поставить на свои места.
По крайней мере пока его дитя не превратилось на глазах в нахальную псевдовзрослую девицу.
Как правило, благодаря полученным от рождения чертам — светлым волосам, холодным серым глазам и густым, почти черным бровям — его гневный взгляд усмирял любой мятеж. Значит, и теперь можно прибегнуть к этому методу.
Однако последнее время гневный взгляд перестал срабатывать.
Девчонка явно насмехалась над ним. Алекс почувствовал удары пульса в висках.
— Чего ради ты решила, что я был у Ангелины?
— Потому что, мне кажется, ну… ты ведь был у нее, правда? Похоже, я знаю, что вы, ребята, говорили обо мне, потому что Ангелина кое-что сказала, когда была здесь, так что я подумала… — Внезапная гримаса ужаса исказила ее лицо. — Папочка! Ты ведь не бегал к Кэрол, правда?
Устало вздохнув, Алекс почесал затылок и опустился на нижнюю ступеньку. Обсуждать эту тему совсем не хотелось, но, раз уж дочь настроена выговориться, он может позволить ей облегчить душу. Зачем еще существуют отцы? Чтобы выкладывать все дочерям, верно?
Ха!
— Я говорил с Ангелиной. Я сказал, что ты беспокоишься обо мне, и она напомнила, что разумная диета и программа регулярных упражнений…
— Понятно, а как насчет секса?
— Черт возьми, Сэнди, прекрати болтать о сексе! Допустим, у тебя есть законный интерес о моем здоровье. Но моя личная жизнь — не твое дело, ясно?!
— Ясно. Но если твоя половая жизнь — не мое дело, то и моя — не твое.
У Алекса подкосились ноги. Он так перепугался, что даже забыл о своем коронном гневном взгляде.
— Но ты же… Сэнди, скажи мне… ты не делала этого? — Он тихо выругался и зашагал кругами по старому узорчатому ковру. Остановившись в шаге от лестницы, он взглянул на свою юную дочь, удивляясь, когда девочка, которую он учил плавать, ездить верхом, говорить «пожалуйста», когда она просила рассказать еще одну сказку перед сном, стала для него незнакомкой.
— Ну, ладно, я имею в виду, даже если бы я…
— Пожалуйста, не начинай свои предложения с «ну, ладно, я имею в виду», — автоматически придрался он.
— Ну, ладно. Я имею в виду, тебе… я имею в виду, если бы даже я делала это… тебе не о чем беспокоиться, папа, потому что я уже все знаю. Я имею в виду, у нас классная учительница по половому воспитанию. Она рассказала нам о всяких разных штучках, которые надо делать, чтобы не заболеть и не забеременеть.
Господи, не желаю об этом слышать. Господи, пусть я проснусь и обнаружу, что это лишь сон.
— Ну, так ты занимался этим с Ангелиной?
— Александра!
— Ладно. Так собираетесь вы пожениться или как? Почему бы тебе не привести ее домой, а? Ей не так далеко будет ездить на работу, да и, если вы поженитесь, она все равно наверняка бросит работу. Я имею в виду, мама так и сделала, правда?
— Твоя мать не работала ни дня в жизни.
— Не работала? Ну, ладно, чем бы она ни занималась до свадьбы, она, наверное, все бросила, став твоей женой, да?
Нет. Частично из-за этого они и расстались. Дина не позволила такому пустяку, как семья, нарушить ее излюбленный образ жизни. Если бы Сэнди не оказалась настолько похожей на Хайтауэров, он бы даже мог заподозрить…
Но она оказалась похожей. Никакие подозрения не изменили бы его чувства к ней. Он по уши влюбился в еще лысую малютку, которая для начала залила его пиджак и таращилась на него большими ясными голубыми глазами, ставшими через несколько недель серыми.
Ей было около трех, когда Дина оставила их вдвоем, чтобы слетать в Нью-Йорк за рождественскими покупками. В следующий раз он услышал о жене от ее адвоката.
Сэнди несколько недель после этого провела в слезах, но Дина никогда не любила нянчиться, предпочитая бросать младенца на всевозможных нянь, сиделок или мужа.
Чувствуя себя как на поле боя с гранатой без чеки в руках, он наконец дошел до истории с ее третьим днем рождения, когда малышка весь вечер следила за входной дверью, дергаясь на каждый звук, а потом билась в истерике, когда праздник так и закончился без ее матери.
Бедняжка так наплакалась, что заболела. Алекс еле-еле ее утешил, уложил в постель. А потом рассказал сказку о самой замечательной маме в мире, которая уехала, чтобы стать королевой, но, поскольку ее владения далеко-далеко, не могла взять с собой свою маленькую принцессу, хотя и любит ее сильно-сильно и всегда будет любить.
Да. Вот так.
— Почему бы нам не пойти спать, дорогая, — сказал он наконец. — Я действительно устал. Если хочешь, мы можем продолжить завтра.
— Не получится. Завтра ты, как всегда, должен идти на работу.
— А ты — в школу, но мы найдем время, любимая, я обещаю.
Сэнди оказалась права — они не поговорили. Как не поговорил он и с Ангелиной. Все пошло кувырком. Ему отчаянно нужна была помощь, но не успевал он оказаться рядом с единственной женщиной, которая, кажется, понимала, в чем проблема, как совершенно терялся!
На следующий день, когда он был на работе, позвонила миссис Джилли. Прямо в разгар совещания на самом высоком уровне вошла его секретарша и показала два сложенных пальца — их условный знак, что возник вопрос крайней важности, требующий его личного внимания.
— Простите, мистер Хайтауэр, — сказала она, как только он передал материалы своему заместителю и вышел в приемную. — Это ваша домоправительница, и она крайне расстроена. Говорит, что вам лучше приехать домой. Прямо сейчас.
Цветы. Кто-то вырезал все цветы из ее покрывала и разложил их группами на ковре в комнате. Это могла быть только Сэнди.
— Что за дьявол — она что, сошла с ума? — закричал Алекс.
— Я тут ничего не трогала, — сказала миссис Джилли, вслед за ним вскарабкавшаяся по лестнице, несмотря на больные колени. — Сэнди позвонил этот мальчишка Монкриф, но, когда я позвала ее, она не ответила. А я точно знала, что она наверху — то есть была там, когда я ее последний раз видела. Только потом я вспомнила, что, когда отходила напомнить Филу принять таблетки от давления, мне послышалось, будто хлопнула входная дверь. Тогда-то я не придала этому значения… Во всяком случае, когда я позвала ее к телефону и не услышала ответа, поняла: что-то не так. Так что я поднялась сюда и нашла все как есть. Начала звонить мисс Ангелине, но потом решила сначала позвонить вам. Клянусь, мистер Алекс, такого я не видывала ни разу в жизни. Как вы думаете?..
Он никак не думал. Он не мог думать. Он был убит, взбешен, перепуган до смерти.
— Какого черта вы решили звонить Ангелине? — заорал он.
У старушки так задрожали руки, что Алекс мгновенно пожалел о своем грубом тоне. Чета Джилли была как бы частью семьи Хайтауэров еще при жизни родителей Алекса.
— Простите, Луэлла, я не хотел вас обидеть. Я знаю, вы беспокоитесь не меньше меня, но надеюсь, что это просто ее очередная выходка. Попытка привлечь мое внимание. Я обещал сегодня поговорить с ней, но был так завален делами в офисе…
Женщина похлопала его по плечу.
— Ах, выходка… Я только подумала, может, мисс Ангелина знает, не обидел ли кто ее, ведь они такие подруги. Ребенку нужна мать. Мисс Ангелина, конечно…
— Не начинайте, миссис Джилли. Мне не нужна другая жена, а Сэнди прекрасно справлялась без матери.
— Ну хорошо, а без подруги, без женщины, с которой можно поговорить…
— На тот случай, если ей понадобится поговорить с женщиной, у нее есть вы, вот пусть и разговаривает.
— Вы же не хуже меня знаете, мистер Алекс, что я все бы сделала для этой девочки, но я не умею говорить на языке нынешней молодежи, даже не знаю, с чего начать. В мое время…
Конечно, она права. Алекс достаточно наслышался о юности Луэллы Джилли и понимал, что между ними — языковая пропасть, не говоря уже о разнице в возрасте в пару поколений. Обняв старушку за плечи, он проводил ее до лестницы.
— Спуститесь вниз и скажите Филу, что все под контролем. Потом сварите нам чаю и, пожалуй, кофе, если вам не трудно.
Как только домоправительница завершила мучительный спуск по винтовой лестнице, Алекс вернулся к телефону и быстро набрал номер.
— Питомник… А, это ты. Что случилось? Даже не дослушав, она бросила трубку и мгновенно примчалась, не потрудившись сменить комбинезон и старый желтый свитер с потертым воротом. Волосы, как всегда, растрепаны, из пучка на затылке торчит забытый ею карандаш.
Она тщательно изучила цветочные узоры на полу.
— Видимо, у нее не нашлось ничего другого для рассадки кустарника…
— О чем ты, черт возьми, говоришь? Она же изрезала это треклятое покрывало! Не знаю, что по этому поводу думаешь ты, но, с моей точки зрения, это признак повреждения рассудка.
— Не обязательно. — Поставив локоть на ладонь, Ангелина подперла кулачком подбородок. Сэнди пробовала себя в планировании цветочных клумб, используя рассаду в горшочках, припомнила Ангелина, и звала Гаса оценить ее усилия.
— Хочу позвонить в полицию. Я собирался позвонить им раньше, но подумал, что она могла укрыться у тебя.
— Подожди. Успокойся и дай мне подумать, хорошо?
— О, черт, это моя вина, — произнес он чуть позже. Голос его дрожал от боли и беспокойства. — Если бы я не переволновался… если бы не умчался к тебе вчера вечером и потом…
— И потом не потратил бы столько времени в моей постели.
— Я этого не говорил.
— И не нужно. Но пойми, Алекс, это не твоя вина. Сэнди — умная девочка. И если она сбежала среди ночи из дома, не сказав никому ни слова, значит, на то есть важные причины.
— Какая ночь? Сейчас три сорок семь дня.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Алекс. Она просто пытается достучаться до тебя, вот и все. Наверняка вскоре позвонит и спросит, получил ли ты сообщение.
— Сообщение! Если это сообщение, то дурацкое! Ты можешь рыться здесь и искать эту профанацию сколько хочешь. А я собираюсь найти сопляка Монкрифа и выбить ему несколько зубов, пока не узнаю, что происходит!
Спорить Ангелина не стала. Она знала точно:
Сэнди не может быть с Арвидом, потому что, какой бы притягательностью ни обладал
этот мальчишка, он потерял ее навсегда. А это значит, что, побегав вокруг, Алекс позвонит в полицию и они скажут то, что обычно говорят полицейские, когда девочки-подростки среди белого дня уходят из дома, не говоря ни слова, и теряются на несколько часов.
Ну, скажут, что она пошла по магазинам или околачивается с друзьями. Или просто спряталась от докучливых назиданий отца. В общем, все зависит от того, чего она хочет добиться.
Хотя если были причины изрезать покрывало, значит, что-то действительно случилось.
Девочка чем-то расстроена… но чем? Ангелина услышала, как на улице взревела машина Алекса. Слава Богу, Монкрифы живут по соседству, потому что в его состоянии ездить по дорогам явно опасно. Переключив внимание на шкафчик Сэнди, Ангелина попыталась вспомнить каждую вещь, которую они доставали оттуда и обсуждали однажды вечером, когда подбирали вечернее платье. Она просматривала все снова и снова, но вещей было так много, что невозможно было сказать, пропало ли что-нибудь.
Через десять минут Алекс примчался назад. Она слышала, как хлопнула дверца машины, потом входная дверь. Затем наступила тишина.
Очевидно, в доме Монкрифов дела пошли не так гладко.
Ангелина продолжила свой поиск улик. Или, вернее, недостающих улик. Где ее новые серьги? Наверное, она надела их. Расческа? Зубная щетка? Косметика? Все это в беспорядке валялось на туалетном столике между флаконом светло-розового лака для ногтей и пакетом с фотографиями, подпертым потрепанным желто-зеленым помпоном. Да еще конверт. Целых тридцать секунд Ангелина смотрела на него, перед тем как взять в руки. Словно не письмо это было, а гремучая змея.
Письмо было адресовано отцу. Конверт заклеен. Ангелина не знала, читать или не читать. Почувствовав внезапный озноб, начала вскрывать конверт, но потом передумала.
Когда Ангелина нашла Алекса в гостиной, руки ее были все в пыли, в голове вертелся миллион мыслей — и ни одной утешительной.
Запечатанный конверт означал, что Сэнди вряд ли просто пошла по магазинам. Она бы сказала миссис Джилли, если бы только это было у нее на уме. Или прижала бы записку магнитом к холодильнику.
Письмо в запечатанном конверте, адресованное отцу, означало, что она действительно сбежала. Но зачем, черт возьми, она сначала искромсала прекрасное покрывало от Лауры Эшли?
— Алекс, — произнесла Ангелина из дверей, пытаясь говорить спокойно и уравновешенно, что совсем не отражало ее чувств, — я нашла записку.
Развалившись в большом кожаном кресле в гостиной и поставив на пол перед собой телефон, Алекс невидящим взглядом смотрел на нетронутый стакан выпивки в руках. Глаза его мутились от беспокойства. Ясное дело, он не нашел ее у Арвида и сейчас настраивал себя позвонить в полицию.
Он взглянул на Ангелину с такой надеждой, что у нее появилось странное чувство, будто она укачивает его на руках и обещает, что с ним больше ничего страшного не случится.
Однако жизнь полна острых углов…
— Письмо? — настороженно спросил он. — Что в нем?
— Я не вскрывала. Оно адресовано тебе. — А ведь Дина могла поступить так же, подумала она. Сбежать без предупреждения, оставив записку на туалетном столике.
Ангелина вручила ему конверт, украшенный детским рисунком из единорогов, окруженных цветами. Он взял конверт и уставился на него, будто в нем таилась гремучая змея.
— Вскрой, — сказала она. Алекс вернул ей конверт.
— Пожалуйста, ты…
Она отдала бы за него всю свою кровь, но сейчас никто не мог облегчить его боль.
Проглотив ком в горле, Ангелина вскрыла конверт и развернула листок, украшенный рисунком единорога. Затем, опустившись в ближайшее кресло, откинула голову назад и поднесла листок к глазам.
— О Господи, маленькая бедняжка… сует нос не в свое дело… — прошептала она.
С лица Алекса сошла последняя краска. Он бросился к бумажке в руках Ангелины, а ей хотелось разорвать ее в клочья, сжечь, проглотить — что угодно, лишь бы он ее не видел.
— «Дорогой папочка, — забормотал он. — К тому времени, когда ты это прочтешь, я буду у Друга, так что не беспокойся обо мне. Вам с Ангелиной нужна личная жизнь, чтобы во всем разобраться. Ты знаешь, что я имею в виду».
— А что она имеет в виду? — спросила Ангелина. — В чем мы должны разобраться? — И тут глаза ее округлились. — Алекс, ты ей сказал…
— Что мы… Конечно, нет, черт возьми! За кого ты меня принимаешь?
— Тогда почему она пишет про личную жизнь? С чего она взяла, что нам нужна личная жизнь? И в чем мы должны разобраться? И почему она так уверена, что ты знаешь, что она имеет в виду? Можешь объяснить?
Алекс почувствовал, что лицо его начинает гореть, несмотря на холодный пот, который лился по телу.
— Ну ладно… Единственное, чего я не могу понять: почему ей вздумалось изрезать прекрасное покрывало.
— Наверняка чтобы привлечь твое внимание. Ослу понятно как дважды два, но всяким дурацким папашам…
Миссис Джилли принесла поднос с кофе и жестким сухим кексом в исполнении Флоры, разложенным на веджвудском блюде. Алекс кивнул Ангелине, и она налила кофе из тяжелого серебряного кофейника, вспоминая единственный случай, когда наливала Алексу кофе у себя дома.
Алекс сообщил миссис Джилли о письме, и женщина сразу ударилась в слезы и побрела рассказывать мужу, который тут же почал новую бутылочку, чтобы справиться с чрезвычайной ситуацией.
— Что ты узнал у Монкрифов?
— У Арвида болит горло.
— И что он?
— Он звонил предупредить ее. О чем — не в курсе.
— Ты звонил в полицию?
Алекс тупо кивнул.
— Ну? Что они сказали?
— Именно то, о чем ты подумала, — кисло улыбнулся он. — «Проверьте у ее друзей, подождите двадцать четыре часа, есть шансы, что вы услышите о ней раньше…»
Ангелина взяла письмо и перечитала его, понимая, что Алекс следит за каждым ее жестом. Подумав, она решила, что действие — любое действие — лучше, чем просто ожидание. Особенно если никто из них не знает, что их ждет.
Странная мысль беспокоила ее с самого начала: побег девочки имеет косвенное отношение именно к ней.
— Слушай, не начать ли звонить ее друзьям? Алекс словно застыл, чашка с кофе и тарелка с кексом остались нетронутыми.
— Ты не знаешь, у нее есть записная книжка? — настойчиво спросила Ангелина.
— Нет… то есть да. Ты смотрела в ее письменном столе?
Она не смотрела. Она проверила только шкаф, потом туалетный столик и, как только нашла записку, бросилась вниз.
— Сейчас поищу.
Книжка быстро нашлась, и он начал звонить по всем номерам подряд, произнося каждый раз одну и ту же фразу: «Будьте добры Сэнди Хайтауэр… У вас ее нет?.. Извините, я, должно быть, не правильно ее понял. Она сказала, что собирается позаниматься с подругой, и я подумал… да… нет… спасибо, извините за беспокойство».
Позвонив по первым десяти номерам, Алекс передал трубку Ангелине с тем же результатом. Заметив, что у него трясутся руки, она быстро сказала:
— С ней все в порядке, Алекс. Она у друга, даже если мы пока не знаем у какого.
— Ага, — прорычал он. — У нее полно друзей, подобных этому придурку Монкрифу! Как только она вернется домой, запру ее в четырех стенах. Клянусь.
Внутри дома время, отмеряемое медленным тиканьем каминных часов, будто остановилось. Снаружи солнце село, небо затянули тучи и начал моросить мелкий осенний дождь.
Миссис Джилли, постаревшая за последние несколько часов лет на десять, открыла дверь в гостиную и сообщила, что Флора перед уходом домой оставила запеканку.
Часы, витиеватое изделие с серебряными грифонами по бокам, захрипели и пробили одиннадцать. Ангелина и Алекс позвонили всем, кому могли, и не приблизились к истине ни на шаг. Алекс хотел сесть в машину и объехать город на том основании, что лучше делать что угодно, чем не делать ничего.