Вспомнила она и другого священника — старичка миссионера, который часто наведывался в их деревню. Он не раз говорил ее ровесникам — тогда еще детям, — что когда-нибудь им предстоит взять на себя ответственность за других людей, что нужно готовить себя к этому… Разумеется — Жоли понимала это и тогда, — не все в речах старика было искренним — он все-таки работал на белых, внушал индейцам почтение и покорность к белым властям. Но кое-какие жизненные уроки из его речей Жоли все-таки извлекла. И вот теперь впервые по-настоящему почувствовала ответственность за других людей.

Жоли вела мужчин по бесконечным лабиринтам коридоров, стены которых от старости и сырости были покрыты толстым слоем мха. С каждым шагом, с каждой минутой она все более укреплялась в мысли о том, что предприятие, затеянное Джорданом и Эймосом, с самого начала не сулило ничего хорошего. Горы Сан-Андрес были dzildighine— священными горами Уссена. А кто сказал, что Уссен и бог бледнолицых не один и тот же бог?

Жоли вспомнила, как Даклуджи, сын вождя Хью, однажды говорил, что боги гневаются, когда на их земле роют шахты. Они трясут своими могучими плечами, и тогда земля проглатывает целые города, а реки меняют свои русла.

Даклуджи имел в виду niigudiyeena— землетрясение, — случившееся три года назад, в 1880 году. Даже Нана, преемник Викторио, считал неуемную жажду белых к золоту богохульством.

Жоли вспомнились слова Нана, услышанные ею не так давно. Нана разговаривал с белым человеком из агентства по делам индейцев и сказал ему: «Бледнолицые слишком охочи до золота. Эта жадность не знает границ. Ради золота они готовы солгать, украсть, убить, умереть. Если бы они умели смотреть на вещи трезво, то давно бы уже поняли, что золото не стоит того. Но они просто не думают об этом — как и о том, что своей неуемной жадностью гневят богов».

Жоли даже слегка вздрогнула и поежилась, вспомнив слова Даклуджи и Нана. Теперь они казались ей страшным пророчеством…

— Ты не замерзла, shitsine! — спросил Джордан. Жоли улыбнулась — ей нравилось, когда он называл ее так ласково, да еще на языке ее народа.

— Dah, — ответила она. — Мне не холодно, Жордан, — я просто нервничаю. Я не хочу, чтобы из-за того, что мы потревожили золото, случилось что-нибудь плохое.

— Что ж, сказал бы я снова, что это глупые суеверия, да теперь уж боюсь, — пробормотал Джордан, — вдруг еще какой-нибудь камень упадет или потолок обвалится!

Жоли невольно рассмеялась, хотя ей было не до смеха.

— Хорошо, Жордан, я, пожалуй, помолюсь, чтобы этого не произошло! Смотри — вон там, впереди! — видишь свет?

В конце тоннеля действительно брезжил слабый луч. Он то исчезал, то появлялся вновь. Идти приходилось по колено в липкой грязи.

— Что это еще за дрянь? — брезгливо морщился Гриффин. — Мало того что противная, так еще липкая, как клей, — я с трудом продираюсь сквозь нее!

— Гуано, — коротко ответила Жоли. Пускаться в пространные объяснения она не стала, сейчас все ее внимание занимал слабый лучик света впереди.

— Черт побери, — продолжал ворчать Гриффин, — от этой гадости у меня глаза слезятся и сопли бегут в три ручья! А ты как себя чувствуешь, Эймос?

— Не лучше, — откликнулся негр. — Но наберись терпения, братишка, — осталось недолго.

— Что такое гуано, Жоли? — не переставал задавать вопросы Гриффин.

— Экскременты летучих мышей, — ответила девушка.

— Черт подери! — ругнулся Гриффин, чувствуя, что его сейчас стошнит. — Что ж ты раньше-то не сказала, Жоли?

Девушка обернулась и впервые за время знакомства прикрикнула на него:

— Какая разница, Гриффин? Ты хочешь выбраться отсюда или нет? Я, например, хочу и сделала бы все ради этого, даже если бы пришлось плыть в море дерьма.

Гриффин слегка опешил.

— Извини, Жоли, ты, конечно, права, — пробормотал он. Жоли смягчилась и, дотронувшись до руки Гриффина, произнесла извиняющимся тоном:

— Прости, пожалуйста, Гриффин, я сорвалась — сам понимаешь, нервы на пределе. Я не хотела тебе грубить.

— Я понимаю, Жоли. У меня у самого нервы на пределе. Это ты меня извини. Идем!

— Не хочу слишком обнадеживать вас, — произнес Джордан, — но я, кажется, вижу свет в конце тоннеля.

— Отличный каламбур! — рассмеялся Гриффин, с трудом вытягивая ногу из липкой грязи. — Сейчас как раз тот редкий случай, когда эта фраза и в прямом, и в переносном смысле означает одно и то же!

Высота тоннеля, по которому двигались трое мужчин и одна девушка, была разной. Кое-где приходилось идти сгорбившись, а то и вовсе ползти на четвереньках. Бедный Гриффин скрежетал зубами, пытаясь сдержать приступ рвоты. Приблизившись, друзья обнаружили, что свет падал в тоннель из пролома в потолке. Разочарованные, незадачливые золотоискатели присели отдохнуть.

Гриффин выбрал место почище и сел, прислонившись к стене.

— И что теперь? — упавшим голосом спросил он. — До этого пролома нам не достать — слишком высоко… Что будем делать?

— Этот вопрос ты задаешь уже не в первый раз, — заметил Джордан. — Жоли же сказала, что здесь много тоннелей — какой-нибудь да выведет нас наружу!

Эймос положил свой рюкзак на землю и сел сверху.

— Рано или поздно мы должны найти пролом, через который сможем выбраться. Не падай духом, братишка! — попытался ободрить он Гриффина.

— Да, но на это может уйти целая неделя… или там окажется очередная ловушка… или…

— «Или»! — оборвал парня негр. — Иди ты со своими «или» знаешь куда! Я буду не я, если не выберусь из этой дыры, черт побери! И выберусь богатым! — делая ударение на последнем слове, добавил Эймос.

Посмотрев на него, Гриффин вдруг улыбнулся и, тряхнув головой, с уверенностью в голосе произнес:

— Я тоже, черт побери! Сначала я куплю маме самое красивое, какое только есть в мире, платье, потом черного мустанга себе — такого, как у Чарли Брэдшоу с фермы «Серкл-Экс», потом…

— А потом ты вернешься в школу, — закончил фразу Джордан.

— В школу? — скривился Гриффин. — Если у меня будет куча денег, то на кой черт мне сдалась школа? — Он отхлебнул воды из своей фляжки и вытер рот рукавом.

— Во-первых, ты должен научиться, как правильно тратить деньги, — назидательным тоном произнес Джордан, — иначе и глазом моргнуть не успеешь, как просадишь их все. Во-вторых, ты обещал мне вернуться в школу — или ты уже успел об этом забыть?

— Я не думал, что должен держать свое слово, если мы станем богатыми.

— Зря ты так думал, приятель.

Жоли слушала разговор мужчин молча, обхватив колени руками, и думала о том, что богатство действительно портит людей. Испортит ли оно Джордана, Гриффина и Эймоса? Кто знает?

Наклонившись, Джордан прошептал ей на ухо:

— Я знаю, о чем ты думаешь, зеленоглазая. Жоли вопросительно посмотрела на него:

— И о чем же, Жордан?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — снова повторил Джордан. — Но я не апачи, Жоли, и не испытываю перед золотом священного трепета. Я просто знаю, что, имея много золота, могу и многое себе позволить. Моя жизнь изменится, Жоли!

— И как же она изменится? Ты купишь себе новую одежду, новую лошадь, построишь новый дом? Разве, получив все это, ты изменишь свою жизнь, Жордан?

— Я куплю себе ранчо, Жоли, и начну жизнь с чистого листа. — Джордан обнял девушку за плечи и притянул к себе. — Я много думал об этом, Жоли, и решил: в Мексику я не поеду! Что мне там делать? Валяться кверху пузом на солнышке? Пусть лучше у меня будет свой клочок земли, лошади, коровы… то есть я хотел сказать, у нас. Нарожаем детей, Жоли, если ты их так хочешь, и будем жить в свое удовольствие — долго и счастливо… А, Жоли?

Девушка молчала. Джордан слегка отстранил ее от себя и удивленно посмотрел ей в лицо. В чем дело? Неужели она передумала становиться его женой?

— В чем дело, Жоли? — недоуменно спросил Джордан. — Или ты уже передумала выходить за меня замуж?

— Нет, Жордан, я не передумала. Я хочу быть nighaasdza— очень хочу, — ответила Жоли дрожащим голосом. — Но мне хочется, Жордан, чтобы это было как надо… — Она не договорила.

Джордан снова притянул девушку к себе и нежно поцеловал в щеку.

— Все будет так, как ты захочешь, любимая, — ласково прошептал он.

— Извините, что мешаю вам любезничать, — вмешался Эймос, — но мне все же хочется выбраться из этой чертовой пещеры, а свет, что падает из проема, слабеет. Это означает, что там, на поверхности, наступает вечер. Хочется все-таки выбраться из этого приятного местечка до утра, особенно если учесть, что масло в наших фонарях уже на исходе.

— Не хватало еще, чтобы они погасли! — недовольным тоном добавил Гриффин.

— Без паники, приятель! — успокоил его негр. — Нытьем делу не поможешь. Понеси-ка пока этот фонарь!

Поднявшись с земли и взяв фонарь, Гриффин последовал за остальными.

Блуждать, однако, им пришлось еще дня полтора. Не один раз казалось, что впереди виден выход — но тоннель снова приводил их в тупик или в очередной подземный зал. Несколько раз они обнаруживали, что блуждают по кругу, возвращаются на то место, где уже побывали. Совсем обессилев, они решили устроить передышку.

Гриффин в изнеможении прислонился к стене, чувствуя, что от усталости и голода у него кружится голова.

Что толку от всего золота мира, если ему, Гриффину, суждено навек остаться погребенным в этом бесконечном лабиринте подземных тоннелей, петляющих, похоже, по всей территории штата Нью-Мексико?

Гриффин скользнул рукой по стене — и вдруг похолодел от ужаса. Вместо холодного камня — иного Гриффин и не ожидал — он вдруг ощутил что-то мягкое, волосатое, похожее на шкуру животного. Присмотревшись, Гриффин обнаружил, что это «что-то» и вправду было старой бизоньей шкурой, которая покрывала высокий, в человеческий рост, штабель каких-то металлических слитков. На золото, однако, они были непохожи — с виду металл скорее напоминал чугун. Но когда Гриффин, вытянув один из «кирпичей» из кладки, потер его о свою рубашку, тот заблестел так, что сомнений уже не оставалось — перед ними было чистое золото.

— Господа, — торжественным голосом произнес Гриффин, — и вы, милая дама, — поздравляю вас с находкой!

Ответом парню была гробовая тишина — утомившись не меньше его, остальные, очевидно, просто не расслышали его слов. Гриффин повторил свои слова еще раз, уже громче. Выражение восторга было довольно вялым, но это объяснялось лишь сильной усталостью «господ и милой дамы». Гриффин высоко поднял слиток над головой.

— Похоже, Жоли, — произнес он, — ты знала, что говоришь, когда рассказывала нам о золоте падре Ла Рю! Да здесь тысячи слитков, тысячи!

— Да, — коротко ответила Жоли. В этот момент золото меньше всего занимало ее мысли. Она понимала, что, вероятно, должна разделить всеобщий восторг, но чувствовала себя слишком уставшей для этого. Ступни ее были избиты от долгого хождения по камням, ноги гудели. Волдыри Джордана вскрылись и причиняли ему боль, но он ни разу не пожаловался. Эймос тоже умудрился где-то достаточно сильно поранить ногу, и Джордану пришлось пожертвовать ему свою рубашку, разорвав ее на бинты.

Жоли ощущала себя словно в бреду. Мысли ее кружились, как в калейдоскопе, и она тщетно пыталась собрать их воедино. Ей все время казалось, что она забыла какую-то маленькую, но важную деталь. Но какую? Как ни напрягала Жоли память, вспомнить ее не могла. Мысль все время ускользала. В какой-то момент девушка впала в оцепенение, а когда очнулась от него, то увидела, что мужчины увлеченно считают золотые слитки.

«Когда же наконец они насытят свою жадность?» — с горечью подумала Жоли. И тут ее вдруг осенило. Золото! Когда-то, много лет назад, она уже видела эту картину — штабели золотых слитков, прикрытые старой бизоньей шкурой… И от этого места шел тоннель, выходящий наружу у пика Хембрилло!

— Жордан! — воскликнула Жоли и вскочила на ноги. — Я вспомнила, я вспомнила! Отсюда есть выход — там. — Она указала направление рукой. — Я вспомнила!

— Ты уверена, Жоли? — недоверчиво спросил Джордан.

— 'Аи! На этот раз уверена. Я несколько раз бывала здесь. Помню, за этими штабелями лежал старый меч, я играла им, он еще сломался пополам… да вот же он! — Нагнувшись, Жоли подняла заржавленный обломок меча. — Видите?

— Видим, — воодушевился Джордан. — Пошли. Я соскучился по солнечному свету, черт побери! Но на всякий случай, Эймос, не забывай делать зарубки.

Гриффин связал несколько золотых слитков, словно вязанку дров, своим ремнем.

— Возьму их с собой, — заявил он, — на случай, если нам не удастся сюда вернуться.

— Оставь золото, Гриффин! — встревожилась Жоли. — На нем лежит заклятие богов!

— Да не верю я в эти сказки! — раздраженно фыркнул парнишка.

— Гриффин, ты слишком молод и жаден. Оставь золото! — повторила Жоли.

Гриффин перевел взгляд с девушки на дядю, затем снова на девушку. Он уже было собрался что-то сказать, как где-то вдалеке раздался вдруг странный гул.

— Что это, черт побери? — испуганно произнес Эймос. Жоли знала, что это за звук. Несколько лет назад с такого же гула началось землетрясение.

— Бежим! — крикнула Жоли, и тут, словно в подтверждение ее догадок, стены тоннеля затряслись.

Пережить землетрясение, когда ты на поверхности земли, ничего хорошего, но оказаться в момент землетрясения под землей… На поверхности ты рискуешь провалиться в трещину, здесь же, под землей, велика угроза оказаться навеки погребенным под обрушившимися сводами пещеры.

Времени обдумывать и обсуждать свои действия у незадачливых кладоискателей уже не оставалось. Побросав фонари, рюкзаки и прочие пожитки, они бросились бежать со всех ног, пригнувшись, прикрывая руками головы, пытаясь уберечься таким образом от падавших сверху мелких камней, перепрыгивая через трещины, образовавшиеся у них под ногами. Отколовшийся от потолка камень выбил из рук Гриффина рюкзак, который он успел захватить с собой в самый последний момент. Другой камень сильно ударил Эймоса по голове, свалив его с ног, но негр тут же вскочил и бросился бежать во весь дух. Босые ноги Джордана и Жоли были уже все в крови, но они продолжали бежать по острым камням, не разбирая дороги. Все происходившее казалось кошмарным сном.

Жоли вдруг, обо что-то споткнувшись, упала на землю и не смогла подняться — она выбилась из сил.

— Бежим! — крикнул Джордан и одним рывком оторвал девушку от земли. — Бежим, черт побери! — повторил он снова и, обхватив Жоли за талию, потащил за собой. Жоли высвободилась из объятий Джордана и побежала.

Прошла, казалось, вечность. Почва под ногами по-прежнему продолжала колыхаться, зловещий гул нарастал. Трое мужчин и девушка все время бежали вперед, не разбирая дороги, и вдруг впереди увидели солнечный свет. Напрягая остатки сил, они бросились вперед, и уже через мгновение яркие солнечные лучи ослепили их. Так, должно быть, бывает, когда человек из небытия возвращается к жизни. Через минуту, уже придя в себя, все четверо обнаружили, что лежат вповалку на земле. Почва под ними все еще сотрясалась. Люди, словно боясь снова оказаться под землей, стали лихорадочно цепляться за траву, стараясь таким образом удержаться на поверхности.

Но вот подземный гул наконец стих, и Джордан, Жоли, Гриффин и Эймос испуганно огляделись вокруг, а потом посмотрели друг на друга. Все четверо с ног до головы были покрыты синяками и ранами, но это уже никого не волновало. Главное — они были живы.

Потом уже никто не мог вспомнить, кто же первым начал смеяться, но через мгновение округу огласил громкий истерический хохот. В этом пустынном и необитаемом месте человеческий смех звучал странным, чужим звуком.

— Мы победили! — торжествующе выкрикнул Эймос, когда все закончили смеяться. — Мы побывали в аду и вернулись живыми!

Откинувшись на спину, Эймос стал смотреть в безоблачное голубое небо. Совсем недавно он уже прощался с жизнью, думая, что никогда не увидит этого неба… Небо, трава, даже суровые, безжизненные скалистые пики Долины Мертвых — все, что он видел сейчас, казалось ему прекрасным, исполненным гармонии и какой-то простой и одновременно высшей мудрости.

— Красивый сегодня день! — восхищенно выдохнул Эймос и закрыл глаза. На его небритом лице сияла блаженная улыбка.

— Эймос, — тихо позвал его Джордан несколько минут спустя. — Открой глаза!

Негр приподнял голову, но глаза не раскрыл.

— Нет. Я хочу так и заснуть, чтобы солнце грело мое лицо, — счастливым голосом произнес он. — Сколько раз я, бывало, проклинал это солнце — жарит, мол, словно зверь, чтоб ему пусто было! Никогда раньше не думал, что этот жар может показаться мне приятным!

— Эймос, открой глаза… deduudi, — послышался тревожный голос Жоли.

— За каким чертом? — ругнулся негр и нехотя открыл глаза.

Выстроившись полукольцом, прямо перед ним стояли вооруженные до зубов апачи. Эймос замер на месте, словно пораженный громом.

Джордан, Гриффин и Жоли сидели в напряженных позах и угрюмо рассматривали лица индейцев. Не успели они избежать одной опасности, как тут же навалилась другая — в виде самого безжалостного из всех индейских вождей, когда-либо кочевавших по территории Нью-Мексико. Имя ему было Нана.