Неожиданно глаза Майкома округлились: канцлер понял, к чему клонит императрица.
      – И если Ривальд больше не является угрозой для Хамилая, – продолжил он с дрожью в голосе, – то можно предположить, что теперь Хамилай является угрозой для Ривальда… Если в королевстве не осталось ни одного живого Кевлерена, а правящий Комитет безопасности наполовину уничтожен, то ничто не мешает вашей армии перейти границу…
      – Совершенно верно, – удовлетворенно кивнула Лерена, и Майком расплылся в улыбке. – Это вновь возвращает нас к уже упомянутой беседе о могуществе государства.
      – Вы хотите воспользоваться ситуаций в Ривальде и окончательно уничтожить…
      – Конечно, нет! – воскликнула императрица. – Я намерена увеличить мощь государства. Я не хочу уничтожать Ривальд, я желаю, чтобы моя империя поглотила его!…
 

* * *

 
      Квенион, собрав волю в кулак и затаив дыхание, остановилась перед дверью. Она постучалась, стараясь ровно удерживать огромный поднос. Ответа, как и всегда, не последовало. Повернув ручку, девушка медленно отворила дверь. Худющий серый кот прошмыгнул под ногами.
      Как только она переступила порог, прогремел злой голос:
      – Кто здесь?
      – Это я, ваша светлость. Вы знаете, что это я, – мягко произнесла Квенион. – Кто еще может зайти к вам в это время…
      – Не смей говорить со мной в подобном тоне, – грубо оборвал ее обитатель комнаты. Он сидел на краю кровати, разодетый в богатые одежды. Неправильно застегнутые штаны, неряшливо заправленная рубашка, засаленная куртка… Впрочем, для слепого принца Намойи Кевлерена это было лучше, чем ничего.
      Кожа на его лице выглядела ужасно – словно шкура жаренной на углях индюшки. На голове островками пробивались пучки жестких волос. Глядя на принца, Квенион почувствовала, как от жалости у нее защемило сердце. Хуже всего был беспорядок в одежде. Если бы принц видел себя со стороны, то наверняка устыдился бы.
      Нет, поправилась девушка. Еще болееустыдился, знай он о стесненных обстоятельствах.
      – Простите меня, ваша светлость. Я не имела в виду ничего…
      – Я был безумцем, когда решил сделать тебя своей Избранной, – резко бросил принц, размахивая руками так, словно выступал перед толпой. – Ты непокорная! Ты невнимательная! Ты говоришь неучтиво…
      – Я учусь. Пусть медленно, но все же учусь.
      Квенион аккуратно обошла столик перед Намойей и осторожно поставила на него поднос.
      – Сайвад, повар, приготовил вам на ужин великолепную рыбу с овощами.
      Девушка огляделась в поисках высокого стула. Она знала, что Намойя часто просил уборщика унести его, чтобы затруднить ее работу. Ему нравилось досаждать Квенион.
      Теперь Избранной нужно было сесть рядом с принцем. Задача не из легких, учитывая, что ей приходилось балансировать между краем стола и кроватью.
      – Что ты там делаешь? Гремишь, как слон в посудной лавке!
      – Мне нужно сесть рядом с вами. Стул, как всегда, таинственно исчез.
      – Ничего таинственного. Я приказал убрать его, так как он постоянно путался под ногами.
      Неожиданно голос принца сорвался. Он нерешительно дотронулся кончиками пальцев до глаз и тут же вздрогнул от боли.
      – Все еще болит?…
      – А ты как… – злобно начал Намойя, но голос его ослаб, а вместе с ним и гнев. Принц вздохнул. – Да… Не так сильно, как раньше, но все же болит.
      – Неужели вы ничем не можете пожертвовать ради исцеления?
      Он замотал головой и тихо на выдохе произнес:
      – Нет.
      Квенион упрекнула себя за глупый вопрос. Но она так переживала за его здоровье…
      Ее господин лишился всех своих Акскевлеренов в день, когда в Кидан из Ривальда прибыли гонцы с вестью о том, что его семья низложена и к власти пришел Комитет безопасности. Кроме того, Намойя должен быть отстранен от должности губернатора Кидана и Сайенны, как только на этот пост будет назначен кто-то другой…
      Уехав, посланники забрали с собой всех Акскевлеренов, за исключением Квенион, его Избранной.
      Питомцы Намойи – огромное семейство кошек – были у него отобраны, когда хамилайцы захватили Кидан. Сейчас у принца жили всего несколько котов, но он не был заинтересован в увеличении их числа. В любом случае даже сотни любимцев не будет достаточно для исцеления его ран. Вдобавок к ужасной физической боли принца примешивалась боль душевная.
      Казалось, что выхода нет.
      – Ешьте, – проговорила Квенион, поднося ложку ко рту Намойи. – Вам станет лучше.
      Во время трапезы принц не проронил ни слова, он лишь хмурил брови и так тщательно пережевывал пищу, будто выполнял утомительную, никому не нужную работу. Гнетущая тишина сохранилась и после ужина. Квенион посчитала, что ей лучше удалиться. Когда Намойя впадал в прострацию, ничто не могло развеселить его.
      Оставив поднос на кухне, девушка вышла на смотровую площадку главной башни насладиться видом уходящего дня.
      Для Квенион, девочки с холодной, продуваемой всеми ветрами фермы, затерявшейся на юге ривальдийской долины, Сайенна была самым прекрасным местом на земле. Стоя на башне крепостной стены, первого постоянного сооружения, созданного поселенцами несколько лет назад, она видела весь залив, на берегу которого ривальдийцы основали свою первую заморскую колонию. Колония эта быстро превратилась в цветущий город-порт с населением в несколько тысяч человек. Меха, лес, пшеницу и руду везли сюда из центральной и южной части Новой Земли. Торговцы из Сайенны с удовольствием скупали все это и переправляли через Бушующее море в Ривальд. Обратно корабли везли ткани, ювелирные украшения, домашнюю утварь, изделия из железа, стали и серебра. Все это раскупалось в городах и деревнях Новой Земли.
      В Сайенне было много денег и оптимизма, характерного для пограничного города.
      Так дела обстояли до недавнего времени. Проблемы в метрополии, пусть пока еще и не столь выраженные в самой колонии, привели к ослаблению торговли. Река товаров превратилась в ручеек. Тем не менее Сайенна могла прокормить себя сама и окрепла настолько, что уже самостоятельно торговала с внутренними районами нового материка. Несмотря ни на что, благоприятный климат и плодородные почвы делали колонию более привлекательной, чем ферма Квенион или столица Ривальда Беферен, где девушка стала одной из Акскевлеренов.
      Квенион подумала о Беферене. Он, как и Сайенна, стоял на берегу залива, но был серым, унылым, сырым и мрачным местом. Казалось, в этом поселении жители лишены всех надежд на будущее.
      Морской бриз подул в лицо девушке, лишний раз напоминая о том, как приятно находиться здесь, а не в Ривальде.
      И за это спасибо Намойе Кевлерену.
      Квенион и Намойя не попали в руки врагов в Кидане только благодаря Адалле и Велопаю, которые защитили их от туземцев и проводили до Сайенны. Иначе они уже покоились бы где-нибудь на дне реки Фрей.
      Девушка страшилась нового путешествия по воде, но на этот раз оно выдалось более комфортным и спокойным, чем предыдущее. Не нужно было опасаться вражеского преследования. Адалла с отрядом воинов сопровождал путников до места впадения Элдер в Уош, оберегая гостей от любых опасностей. Желание туземцев заполучить огнестрелы было очень велико. Мощное оружие давало огромное преимущество в борьбе с соседними племенами.
      Избранная отчетливо помнила, как увидела Сайенну впервые: залив, место, где Уош впадает в Бушующее море, иловые отложения, принесенные с гор весенними дождями. Тогда это был еще не город, а просто большое поселение, которое запомнилось Квенион выбеленными домиками с красными и желтыми черепичными крышами, стройными рядами улиц. Все выглядело так свежо, так опрятно и приветливо. Гарнизон в крепости, состоявший из нескольких сотен хорошо обученных и прекрасно вооруженных солдат, создавал ощущение безопасности.
      Здесь ее господин получил возможность излечиться от ран. Впервые он пришел в сознание спустя несколько часов после отплытия из Орина-на-Двуречье. После короткого бодрствования принц вновь провалился в глубокий сон. Через два дня Намойя уже сумел оценить ситуацию и с помощью Избранной припомнил события, случившиеся в Кидане.
      Однако до полного выздоровления ему было еще очень далеко. Проблески сознания приносили Намойе лишь новую боль – душевную и физическую.
      Квенион вновь глубоко вдохнула морской воздух. Жизнь могла быть прекрасной, если бы не страдания ее господина. Девушка не знала, чем еще помочь ему, и корила себя за то, что была плохой Избранной. Она любила принца так, как только Акскевлерен должен любить своего господина. Квенион была до конца преданна Намойе, а тот даже в самые тяжелые моменты выказывал ей лишь презрение.
      Девушка думала – точнее, хотела верить, – что поведение принца объяснялось потерей его первой, истинной Избранной – Тендж. Но подобные мысли не ослабляли ее душевных ран, вызванных равнодушием Намойи. Квенион всяческими путями старалась обрести расположение принца, стать той возлюбленной, которая ему так необходима. Это была не только ее обязанность, но и самое заветное желание.
      Квенион бросила взгляд на морскую даль в надежде увидеть ривальдийский корабль, на котором плывет новый губернатор, готовый принять на себя обязанности Намойи. Но корабля не было. За последние десять дней из Ривальда не прибыло ни одного судна. Это давало повод для слухов. Волнение в городе возрастало. Если что-то случилось в Ривальде, то отголоски скоро дойдут до Сайенны.
      Ветер стал прохладным, и девушка невольно вздрогнула. Их с Намойей будущее сейчас зависело только от нее. На своих плечах Избранная ощутила тяжкий груз ответственности.
      Шум внизу заставил Квенион перевести взгляд. Несколько повозок, запряженных волами, неторопливо въезжали в город. Они были доверху нагружены мехами, из чего девушка сделала вывод, что повозки прибыли издалека, из горных районов, располагавшихся в месяце пути от Сайенны. Она не знала, скупали ли торговцы меха, но очень бы удивилась, если бы они отказались от такой великолепной возможности обогатиться. Именно обогатиться, так как подобный товар прибывал в Ривальд лишь раз в год и стоил бешеных денег. Несмотря на все неприятности, необходимо вновь наладить торговлю.
      В конце концов все трудности когда-нибудь заканчиваются, подумала девушка.
      Если судьба Намойи в ее руках, то это и есть единственный шанс преуспеть как Избранной, заставить его полюбить себя…
      На секунду Квенион показалось, что она снова в Беферене, снова задыхается в перенаселенном дворце, никем не замечаемая и всеми презираемая. Как мог Намойя обратить на нее внимание и полюбить в таком хаосе? Он всегда был независим, сдержан, эрудирован, предан долгу… Да, именно этим принц и отличался от большинства своих родственников. Он добровольно принял на себя обязанности губернатора Сайенны – только для того, чтобы отстраниться от семьи и от Ривальда вообще. Еще одним желанием принца было обрести новый дом для себя и своей любимой Тендж, единственного человека, которого Намойя искренне любил.
      Он принес ее в жертву два года назад, во время битвы за Кидан, спасая ривальдийскую кавалерию от атаки киданских ополченцев. Долг заставил Намойю убить женщину, которой он дорожил больше жизни. С тех пор принц проклинал тот день, когда согласился покинуть Беферен. Квенион была уверена, что именно с той поры Намойя лишился возможности полюбить другую. Принц сделал ее своей Избранной лишь потому, что после Тендж Квенион оказалась наиболее приближенной из всех его Акскевлеренов.
      Принц не любил Квенион так, как должен был. Этим и объяснялась его постоянная озлобленность на нее, озлобленность на весь белый свет и невозможность использовать Сефид для самоисцеления. Ему некем было пожертвовать, чтобы вызвать столь сильный прилив дара.
      Всему свое время, и Квенион это знала. Одной из самых важных добродетелей, которым обучали Акскевлеренов, являлось терпение.
 

* * *

 
      Слова, произнесенные Родином, заставили императрицу резко выпрямиться.
      Они сидели за высоким столом в аудиенц-зале, ужиная и наблюдая за спектаклем. Комедианты представляли инсценировку нескольких картин из последнего произведения Кэшел Грейтейн, повествующего о непреходящих ценностях семьи Кевлерен.
      Родственники Лерены без всякого интереса наблюдали за лицедеями. Их сердца все еще скорбели по утраченным Избранным. Императрице же было просто скучно.
      Автор пьесы заметила, что внимание публики утеряно. Даже актеры почувствовали настроение и стали мямлить и забывать текст.
      Впрочем, императрицу это заботило весьма мало. Она и Родин углубились в обсуждение ривальдийских проблем. Принц и Лерена разговаривали о том, как именно обстановка в Беферене может повлиять на ход текущих событий. Можно было сказать, что данная беседа привела правительницу в хорошее расположение духа, если бы не случайно оброненная Родином фраза:
      – Будь Мэддин здесь, ваше величество, он рассказал бы о положении дел на границе с Ривальдом лучше, чем я или кто-либо из моих агентов. С его опытом борьбы с врагами империи…
      Принц умолк, когда заметил, какой эффект на императрицу произвели его слова.
      – Ваше величество? С вами все в порядке?…
      Малус Майком, сидевший неподалеку, тоже заметил перемену в лице Лерены и поспешил к ней, несмотря на неодобрительные взгляды членов императорской семьи. Родин открыл было рот, чтобы остановить назойливого канцлера, однако, прочитав на его лице искреннюю заботу о правительнице, промолчал.
      Лерена медленно покачала головой.
      – Не могу поверить, что до сих пор не послала ему весточку…
      Она внезапно смолкла и посмотрела на Родина и Майкома!
      – Что случилось?
      – С вами все в порядке, ваше величество? – заботливо поинтересовался Майком.
      Родин заметил, как рука сановника потянулась к императрице. Это было слишком даже для канцлера.
      – Кому не послали весточку? – спросил принц. Он знал, что Лерена собирается сказать нечто важное, то, о чем он непременно должен знать.
      Императрица глубоко вздохнула и одарила мужчин улыбкой.
      – Вы же знаете, что я не отправила Мэддину ни одной весточки. А он так далеко…
      Она нахмурилась.
      – Мне нужно срочно написать ему. Принц будет глубоко опечален известием о смерти моей сестры.
      Майком и Родин быстро переглянулись. Все при дворе знали, как ненавидят друг друга герцогиня Юнара и ее кузен принц Мэддин. Родин даже представил себе, как Мэддин поднимает бокал за Лерену, благодаря ее за убийство сестры.
      – Возвращайтесь к ужину, канцлер. Уверяю вас, со мной все в полном порядке.
      Майком поклонился, но по пути к своему столику бросил на императрицу пытливый взгляд.
      Родин понимал озадаченность канцлера. В мозгу принца прозвучал тревожный звоночек. Он являлся главой хамилайской службы разведки не столько потому, что был старшим среди Кевлеренов, сколько благодаря своей сверхъестественной интуиции.
      Будучи истинным Кевлереном, Родин до предела обострил в себе инстинкт самосохранения и хорошо знал: если тревожный сигнал идет от Лерены, ничего хорошего не жди.
      Принц попытался сконцентрировать внимание на пьесе. Ему показалось, что он, Майком и Лерена только что сами участвовали в некоем подобии спектакля, содержание последнего акта которого было известно только императрице.
      – Черт бы побрал мое любопытство! – пробурчал принц.

Глава 4