– Тогда обещаю тебе, префект Полома Мальвара: если мы переживем сегодняшнее нападение, я помогу тебе создать этот город.
      Теперь настал черед Поломы смеяться.
      – В общем-то я знал, что ты так скажешь.
 

* * *

 
      Когда пламя охватило стену, Чиерма отвернулся. Его стошнило. Он вытер рот тыльной стороной ладони.
      – Не самый приятный момент, – произнесла леди Энглей.
      – Поди прочь!… – рявкнул он.
      Чиерма наблюдал за последними мгновениями независимости Беферена. Хамилайские пехотинцы ворвались в город. Численность атакующих значительно возросла – впрочем, как и потери. Бывшему губернатору Геймвальда показалось, что первые шеренги поплатились за свой скромный успех половиной личного состава.
      Тут он вспомнил, что за огромная империя простирается за спиной Лерены. Она восстановит потери в течение трех месяцев, в то время как Ривальд никогда не сможет сделать этого, даже если Беферену каким-то чудом удастся пережить нападение.
      Может быть, городу все-таки удастся отбиться, думал Чиерма, видя, что защитники крепости вновь отбросили хамилайцев. Солдаты бежали прочь, многие бросали по пути огнестрелы. Ривальдийские бойцы ликовали.
      – Не думаю, что Лерена закончила, – вновь заговорила Энглей.
      Интересно, что еще придумает императрица?
      Энглей осмотрела на экс-губернатора со странной жалостью. Неожиданно он вспомнил, что не так давно леди рассказывала о том, как Лерена убила ее.
      – Она убьет их, – прошептал Чиерма с ужасом. – Она принесет в жертву Кевлеренов…
 

* * *

 
      Намойя расположился на крайнем правом фланге первой шеренги походной колонны. Принц весь светился от гордости за свою новую армию, которая перешла в наступление в точно указанном месте и в четко обозначенный срок. От волнения он даже перестал чувствовать сильную головную боль, мучившую его всю дорогу.
      И вот они вышли на окраину Кидана. Вдалеке показалась Цитадель, а перед ней – Длинный мост. Именно там враг попытается остановить их, подумал Намойя. Принц отчетливо слышал шум битвы и понимал, что все внимание киданцев сосредоточено на Велане Лаймоке. Этот разнаряженный попугай прекрасно сделал свое дело.
      Скоро солдаты Намойи вышли к центру города, где были расположены самые дорогие дома, Великий Квадрант и здание Ассамблеи. Людей на дороге попадалось все больше: поднялась тревога. Ривальдийские войска двигались по городу под проливным дождем, ускоряя свой шаг.
      Но вот дорога свернула к Длинному мосту. На другой стороне находилась Седловина, а за ней – острова Кархей и Кайнед…
      Намойя силился разобрать, что происходит на Кархее, но было слишком далеко. Звуки битвы постепенно стихали, хотя время от времени с той стороны слышались одиночные выстрелы. На северном, самом дальнем конце Седловины принц разглядел людей, очень похожих на военный отряд, но они находились в неправильном месте в неправильное время. Им не успеть до Цитадели раньше него.
      Намойя во главе первой роты добрался до середины моста. Перед ривальдийцами находилось сердце Кидана, а на другом конце моста их ожидали несколько сотен неприятельских солдат.
 

* * *

 
      Феррен проклинал собственную слабость. Все тело ныло от боли, голова гудела. Он почти ничего не видел: когда стена вспомогательного укрепления зашаталась словно от ветра, Кляйн решил, что ему почудилось.
      Но нет. Кусок стены задрожал, будто в лихорадке. Полетели осколки, острые, как бритва. Один из них чиркнул Феррена по щеке.
      Кляйн дико огляделся. Врагов не видно, только свои… Стена продолжала дрожать. Осколки сыпались уже градом. Что-то ударило Феррена по руке и почти тут же – по ноге: на одежде остались глубокие порезы.
      Неожиданно его окружило странное серое облако, которое гудело, как тысяча злющих комаров. Феррен увидел сквозь муть в глазах, как защитники Беферена стали падать под напором зловещей серой мглы.
      Сверху посыпались камни. Он пытался убежать, но облако окутало его – и не пустило. Кусок гранитной плиты рухнул Феррену на голову, проломив череп. Ноги подломились. Сознание, странным образом не покидавшее несчастного, фиксировало подробности – вот здесь течет кровь… нет, хлещет струей, а здесь сломанные ребра насквозь пропороли мясо, кожу и камзол и вылезли наружу.
      Как некрасиво…
      Феррен упал. Целых костей в теле не осталось. Сознание сжалилось и покинуло Кляйна. Он уже не видел, как серое облако продолжало окутывать его все плотнее, поднимая и скручивая изуродованное тело, как это делают хозяйки, когда выжимают выстиранное белье.
 

* * *

 
      Первым сигналом большой беды для Гэлис и Поломы стали бегущие в панике жители Кидана. Они неслись через Длинный мост вниз по обрыву Седловины. Первый из бежавших бросился к ним и закричал, что к мосту направляется отряд ривальдийских солдат.
      – Это невозможно, – спокойно произнес Полома. – Кадберн Акскевлерен наблюдает за их кораблями из Цитадели. Сумей враг обогнуть остров, мы бы знали об этом.
      Человек уставился на префекта.
      – Да там по меньшей мере шесть батальонов!… Большинство солдат – ривальдийцы вроде тех, что были здесь два года назад. Они все бледнокожие, как стратег, – добавил он и кивнул в сторону Гэлис.
      Выпалив все это на одном дыхании, человек махнул рукой и побежал дальше.
      Гэлис судорожно сглотнула. Позади нее, на восточной стороне моста, расположились две роты народного ополчения, третья ожидала распоряжений на западной стороне. Еще две находились внизу, в Седловине, и были готовы в случае необходимости быстро переправиться на Кархей. Шесть рот она отправила на Кайнед…
      – Думаешь, это правда? – спросил Полома.
      – Мы не можем позволить им добраться до Цитадели! – зло бросила Гэлис.
      Полома побледнел. Стратег повернулась к Ланнелу:
      – Отправляйся к ополченцам и передай мой приказ быстро двигаться сюда.
      Тори кивнул и бросился исполнять приказ.
      – Полома, спустись в Седловину и приведи еще две роты. Арден и Эриот теперь должны обойтись собственными силами. Здесь я подготовлю все необходимое для обороны. Мы сможем развернуться в шеренгу, а ривальдийцы, проходя через мост, будут вынуждены двигаться тесными колоннами.
      – Это дает нам какое-то преимущество? – с сомнением в голосе спросил префект.
      – Только если враг не бросится сразу в атаку, – ответила Гэлис.
      Полома поспешно удалился, а стратег начала выстраивать солдат двух имевшихся в ее распоряжении рот. Третью, которую привел Ланнел, она поставила на левом фланге. Ополченцы, вооруженные огнестрелами, заняли места в первых двух шеренгах.
      Гэлис бросила взгляд вниз, пытаясь разглядеть Полому. Он уже добрался до основания Седловины и теперь повернул в сторону причала на северной стороне.
      Хоть бы Полома бежал быстрее! – мысленно взмолилась стратег.
      Она услышала мерный глухой гул. Длинный мост задрожал.
      – Без команды не стрелять! – приказала Гэлис.
      Показалась ривальдийская пехота. И тут стратег испытала шок: на правом фланге первой шеренги шел Намойя Кевлерен.
      Гэлис испугалась до такой степени, что чуть было не приказала открыть огонь, который не смог бы причинить ривальдийцам большого вреда, потому что они находились еще слишком далеко.
      Однако стоит замешкаться, и Кевлерен пустит в ход магию… Полома рассказывал ей, что в свое время Намойя принес в жертву свою Избранную, дабы уничтожить ополченцев, ставших на его пути.
      Пока Гэлис колебалась, ривальдийцы неожиданно опустили огнестрелы, прокричали боевой клич и кинулись в атаку.
      Первые две шеренги ополченцев без приказа открыли стрельбу. Часть нападавших упала замертво, но их товарищи всего лишь перепрыгнули через тела и бросились дальше.
 

* * *

 
      Сефид обновился и стал гораздо мощнее, чем раньше.
      Лерене казалось, что она спокойно могла доплыть на нем обратно в Омеральт. Небеса наполнились им, отражая море крови, растекавшееся у ног императрицы. Каждая клеточка тела Лерены горела словно в огне, хотя боли она не чувствовала.
      Теперь правительница Хамилая могла видеть сквозь небо, сквозь моря и океаны, сквозь саму земную твердь… Она могла слышать мысли каждого живого существа в этом обновленном мире, чувствовать боль, страх и даже любовь.
      Тут Лерена заметила два призрака, парящие неподалеку. Они получали удовольствие от ее жертвоприношения. Императрица искренне за них порадовалась.
      Но не будем отвлекаться, сказала она себе и сосредоточила свое внимание на Беферене. Лерена увидела, что хамилайской армии – с ее помощью, разумеется, – наконец-то удалось взять крепость. Даже отсюда она слышала стоны умирающих ривальдийцев.
      Императрица была довольна победой и в то же время от всей души жалела своих беференских подданных, как теперь их нужно было называть.
      Ничего, она поможет им… Она поможет всем, кто докажет ей свою преданность. Они будут любить ее так, как Акскевлерены всегда любили Кевлеренов. Теперь Лерена – самый могущественный человек во вселенной, и для всех людей в мире естественным чувством является любовь к ней.
      Императрица опустила глаза и увидела Паймера. Герцог свернулся калачиком у ее ног, словно малое дитя. Его следует защищать больше всех остальных. Она ведь не могла заглянуть в будущее, хотя начала задумываться и над этой возможностью. Наступит время, и дядя ей очень пригодится.
      Лерена приказала собрать тела мертвых родственников и их Акскевлеренов и разжечь погребальный костер.
      – Его дым разнесется по всему миру, – тихо и ласково сказала она Паймеру.
 

* * *

 
      Стоя на середине Длинного моста, Намойя отдал солдатам приказ атаковать.
      Он внимательно наблюдал за ходом боя и едва не захлопал в ладоши, когда увидел, что неприятельские ополченцы слишком рано открыли огонь. Вслед за этим начались сюрпризы.
      Первые две вражеские шеренги быстро и четко отступили назад, а у тех, кто занял их место, в руках оказались копья и мечи.
      Солдаты Намойи двигались слишком быстро и просто врезались в ополченцев, напоровшись на выставленные копья. Бой превратился в свалку.
      Следующим сюрпризом для Намойи стало появление белокурой женщины-стратега, которая взяла его в плен во время последней битвы за Кидан. Она – его злейший враг, одна из тех, кого Кевлерен собирался убить лично.
      Но сначала надо разобраться с оборванцами, которые мешали продвижению его солдат…
      Ривальдийцев больше, однако в сложившейся обстановке, на этом треклятом мосту, где они сбились в кучу, как стадо баранов, подобное преимущество становится скорее недостатком… Причем действовать надо быстро, иначе к киданцам подойдут подкрепления.
      И тут белокурая женщина что-то крикнула. Ополченцы с копьями синхронно опустились на одно колено, а за ними во весь рост встала шеренга бойцов с огнестрелами. Раздался залп. Когда рассеялся дым, Намойя увидел, что ряды его пехотинцев значительно поредели.
       Нет, не все еще потеряно. Идите же вперед, оборванцы,молил про себя Намойя, тут-то мы вам и покажем…
      Однако приказа идти в атаку женщина-стратег не отдала.
      Принц нахмурился… И тут последовал третий сюрприз.
      По рядам ривальдийцев позади Намойи пронесся шум. Что-то случилось. Принц велел Квенион оставаться с авангардом, а сам побежал назад.
      Увидев, что произошло, он побледнел. Со стороны Седловины к мосту быстро приближалось до двух рот солдат противника. Еще немного – и ривальдийцы будут окружены. Начнется бойня.
      Принц задержался на мосту дольше, чем рассчитывал.
      Выход только один…
      Намойя почувствовал резь в желудке, а голову пронзила дикая боль. Необходимо уничтожить ополченцев впереди, чтобы вырваться из кольца… иначе нельзя. Либо победа, либо – гибель.
      Все будет так, как должно быть.
      Принц бросился назад, к авангарду и Квенион, своей Избранной.
 

* * *

 
      Велан Лаймок потерял лучших бойцов во время нескольких попыток штурма крепости на Херрисе.
      Даже зная, что у него уже нет численного превосходства, он продолжал атаковать, делая все возможное для решающей победы Намойи Кевлерена.
      День клонился к вечеру, а ривальдийский флаг так и не взвился над Цитаделью. Велан знал, что толку от нескончаемых штурмов становится все меньше и меньше. Теперь его долг – отвести войска с острова и доставить их в целости и сохранности на материк.
      Роту солдат, вооруженных огнестрелами, тысяцкий оставил в арьергарде, а остальных повел к берегу.
      Лаймок бросил последний взгляд на Цитадель. Ривальдийского флага нет. И победы тоже нет. Что-то пошло не так, больше медлить нельзя. Киданцы, похоже, не собирались преследовать солдат Велана, за что тот был им очень благодарен, хотя лонггоны, установленные на башнях Цитадели, продолжали вести огонь.
      Лаймок проследил за полетом ядра, выпущенного в сторону материка, и убедился, что пехотинцам на том берегу ничего не угрожает. Его очень удивило столь нерациональное использование боеприпасов. Интересно, на что рассчитывают киданские артиллеристы?… Впрочем, судя по сложившейся обстановке, бояться за свою армию Велану не стоило. Чем больше боеприпасов неприятель израсходует сегодня, тем меньше боеприпасов у него будет завтра.
      Все, что оставалось тысяцкому, – это ждать возвращения кораблей, погрузить на них войска и набраться смелости, чтобы посмотреть в лицо Намойе Кевлерену, когда он станет объяснять причины, побудившие его отдать приказ об отступлении.
      Крик отчаяния, вырвавшийся из груди вестового, вывел Велана из задумчивости. Нет, противник не пошел в атаку… Однако слабый отблеск пламени заставил Лаймока повернуться в сторону южного берега Фреи.
      Там горели его корабли.
 

* * *

 
      Гош Линседд вел драгун к реке, надеясь, что ривальдийцы не ждут атаки с этой стороны.
      Вскоре он услышал отдаленные залпы лонггонов. Стреляли с башен Цитадели. Как ни странно, ядра пролетали высоко над головами противника. Более того, ривальдийцы тоже наблюдали за пролетавшими снарядами и улюлюкали им вслед.
      Гош оскалился. Враг занят чем угодно, только не наблюдением за восточной стороной. Умно, Кадберн, очень умно.
      Когда до противника оставалось несколько сотен шагов, полковник поднял саблю. Драгуны тут же перестроились в две шеренги. Гош командовал первой, а лейтенант Эймс Вестэвэй – второй.
      Теперь надо ждать, когда их заметит неприятель…
      Как только один из вражеских солдат поднял тревогу, Линседд дал сигнал к атаке. Драгуны пустили лошадей галопом. Через несколько секунд их ровная линия сломалась, так как некоторые животные были утомлены длительным ночным переходом. Но едва киданцы достигли позиций противника, от былой усталости не осталось и следа. Ривальдийские пехотинцы, крича от ужаса, начали разбегаться в разные стороны. Драгуны рубили их на скаку.
      Гош остановил лошадь, чтобы спокойно разобраться в обстановке. Именно в этот момент он увидел у берега корабли, которые спешно готовились к отплытию. Уцелевшие пехотинцы противника пытались добраться до судов, однако матросы не обращали на них внимания, а некоторых, пытавшихся вскарабкаться на борт, вообще спихивали в воду.
      Полковник со своей частью отряда принялся очищать берег от ривальдийцев. Перерубив всю пехоту, драгуны спешились и стали расстреливать из карабинов команды не успевших отчалить кораблей, благо расстояние до них не превышало нескольких десятков ярдов.
      Матросы начали сдаваться в надежде спасти свои жизни. Скоро почти все суда оказались в руках полковника. У него не хватало людей для присмотра за таким количеством пленников. Чтобы не рисковать понапрасну, Линседд запер ривальдийцев в трюмы и поджег корабли.
      Со стороны Цитадели донеслись бурные крики радости, поддержанные салютом из лонггонов.
 

* * *

 
      Квенион не знала, что ей делать с авангардом. Она пыталась хотя бы сохранить сложившееся относительное равновесие сил. Девушка решила использовать один из приемов противника: выстроила солдат в две шеренги, одна из которых вооружена огнестрелами. Это на время уменьшило активность врага и дало бойцам Кевлерена передышку.
      Неожиданно рядом возник Намойя. Девушка с облегчением посмотрела на принца. Однако тот разглядывал ее с таким зловещим блеском в глазах, что ей стало не по себе.
      Интересно, что сейчас она сделала не так?
      – Мы скоро попадем в окружение, – сказал Намойя. – Нас атакуют с тыла.
      – Значит, надо пробиваться вперед, – сказала Квенион.
      – Да, – возбужденно произнес принц. Он странно посмотрел на девушку и добавил: – Моя Избранная…
      Казалось, все его чувства хлынули через край. Квенион не могла сдержать радости, которая наполнила каждую клеточку ее тела…
      Но тут ее разум, ясный и чистый, как рассвет в Сайенне, быстро указал на одну деталь.
      Почему принц смотрит так оценивающе?…
      Квенион все поняла.
      Он собирается принести ее в жертву, чтобы спасти армию. Принц уже проделал такое раньше – со своей первой Избранной.
      Намойя Кевлерен хочет убить ее.
      Какая ирония, горько подумала Квенион. Мужчина, которого она, казалось, любила больше собственной жизни, сейчас говорил с нею пылко и с нескрываемой страстью – но только для того, чтобы объявить ей смертный приговор.
      Намойя протянул руку. Квенион отпрянула. Сбитый с толку принц нахмурился.
      – Квенион, моя Избранная, это необходимо. Чтобы спасти наше дело… ради Кевлеренов, ради Ривальда… мне нужна великая жертва. Мне нужно пожертвовать тем, что я люблю больше всего на свете.
      Эти слова почти убедили девушку. На короткий миг она снова превратилась, в верного Акскевлерена, живущего с единственной целью – служить Намойе. Рука принца нежно погладила ее по волосам, затем по щеке… И тут чары рассеялись. Квенион вспомнила все, что уже сделала для него, все, что сделала ее предшественница, все, чем для Кевлеренов жертвовали их Избранные в течение столетий, – и поняла, что не хочет умирать.
      Рука принца обвилась вокруг шеи девушки. Квенион чувствовала, как палец с маленькой иголочкой на конце приближается к артерии.
      Не медля ни секунды, она выхватила кинжал, висевший у Намойи на поясе, и изо всей силы воткнула клинок ему под подбородок, прокричав прямо в лицо:
      – Я больше не люблю тебя!…

Глава 25