ГЛАВА 18

Под началом тысяцкого Маркеллы Монтранто имелось всего три десятка воинов, однако, по мнению Паймера, он держал себя так, будто командовал целым полком.

Маркелла восседал в седле подобно генералу, позирующему перед скульптором. Одна рука, затянутая в перчатку, держит поводья и картинно прижата к бедру; другая, без перчатки, покоится на рукоятке сабли. Грудь выпячена вперед, спина ровная, лицо повернуто к окружающим в три четверти. Одним словом, герой высшей пробы.

Паймер находил такую напыщенность смехотворной. Чего ради вся эта показуха? Неужели только из-за того, что тысяцкому выпало сопровождать пожилого человека в рыжем парике?

Каждый раз, когда они приближались к какой-нибудь деревне, Монтранто непременно отправлял вперед всадника, чтобы на главную улицу высыпали любопытные – встречать кавалькаду. Каждый вечер он прилагал усилия к тому, чтобы к вящей славе своей довести до сведения местных жителей важность возложенной на него миссии…

Манеры кавалеристов, входивших в эскорт, также оставляли желать лучшего. Всякий раз, обращаясь к Паймеру или Идальго, они кривили губы в язвительной усмешке. Понемногу герцог начал ощущать себя не посланником, а пленником. Однако теперь он хотя бы был избавлен от встреч с бывшими Акскевлеренами. Ведь ему ни за что не перенести еще одной ночи под одной крышей с кем-либо вроде Чиермы.

Возникла и еще одна серьезная проблема. В последнее время герцогу почему-то стало довольно трудно общаться с Идальго.

При мысли об Избранном у Паймера всякий раз становилось тяжело на сердце. Он перевел взгляд на сидевшего рядом с ним Акскевлерена и принялся украдкой рассматривать его.

Неожиданно старик поразился тому, что, зная Идальго долгие годы, привыкнув к постоянному присутствию рядом с собой Избранного, он не мог мысленно представить себе его лицо – которое, казалось бы, знал лучше, чем свое собственное. Но если от него ускользает внешность Идальго, то что говорить о душе Избранного? Впрочем, разве герцог когда-либо пытался понять своего наперсника?..

Словно почувствовав на себе взгляд Кевлерена, Идальго улыбнулся. Паймер поспешно отвел глаза в сторону, как будто его поймали на том, что он исподтишка любуется чужой невестой.

«Что же он может обо мне думать», – подумал герцог. Поразмыслив, старик пришел к выводу, что не знает, какого мнения Идальго был о нем всю жизнь. Паймеру стало стыдно, что он усомнился в верности своего Избранного. Пять десятков Идальго служил ему верой и правдой, не давая даже малейшего повода усомниться в верности господину. Однако герцога по-прежнему преследовала тревожная мысль, что в свержении Кевлеренов участвовали и Акскевлерены. Это они передали своих друзей в руки заклятых врагов.

Впервые в своей жизни Паймеру стало не по себе от того, что он – Кевлерен.

В отличие от Омеральта, расположенного на высоком плато, Беферен, столица Ривальда, стоял на побережье.

Дорога, по которой следовал кортеж посла Хамилайской империи, пошла под уклон. После залитого солнцем степного плоскогорья путники попали под своды темного хвойного леса, где сквозь густые кроны пробивались лишь редкие солнечные лучи. Воздух в лесу был сырым и холодным. Идальго вытащил из-под сиденья покрывала и предложил одно из них Паймеру. Тот молча принял предложенное, не удостоив слугу даже благодарного кивка. Избранному подумалось, что настроение хозяина сделалось таким же мрачным и холодным, как лес, по которому они ехали.

Идальго догадывался почему, однако не осмелился заговорить об этом с Паймером; подобные темы имел право поднимать в разговоре только герцог. Давняя, выработанная за долгие десятилетия службы привычка проявлять сдержанность не позволяла Избранному заводить разговор о взаимоотношениях с хозяином. Подобное не в обычае Акскевлеренов.

Дорога уводила путешественников все дальше в чащу леса. Идальго изо всех сил напрягал слух, пытаясь услышать пение птиц или жужжание насекомых, однако до него доносились лишь скрип седел да позвякивание оружия.

Вскоре кавалькада выехала на открытое пространство, и дорога, следовавшая вдоль впадавшей в океан реки, сделалась шире и ровнее. Через какое-то время Идальго ощутил запах моря.

Солнце уже коснулось линии горизонта, когда кортеж добрался до окраины Беферена. Местные жители с любопытством разглядывали карету и эскорт. Идальго, в свою очередь, пытливо вглядывался в дома и их обитателей, надеясь увидеть следы обнищания, которое – он был в этом почти уверен – должно было прийти в эти края после свержения Кевлеренов. Акскевлерен прямо-таки жаждал, чтобы ему наконец подвернулся повод сказать хозяину: «Видите, изгнав ваше семейство, этот народ обрек себя на тяжкие страдания».

Увы, ему на глаза попадались такие же фермеры, торговцы, рабочие и пастухи, что и близ Омеральта. Обычные люди, занятые каждый своим привычным делом. Даже если революция что-то и изменила в их жизни, это никоим образом не отразилась на лицах ривальдийцев.

В отличие от Омеральта Беферен был городом низким. Берег, на котором он раскинулся, являлся верхней частью склона затопленной долины, которая теперь оказалась почти на одном уровне с морем. Неподалеку от устья реки город окружала крепостная стена, однако, кроме нее, не было ничего такого, что придавало бы ландшафту какое-либо своеобразие.

В свете угасающего дня Беферен казался чернильным пятном, растекшимся по листу пергамента. Большая часть домов была сложена из серого камня; их южные стены поросли мхом, который серебристо поблескивал в сумеречном свете. С моря потянуло ветром, и в карете стало еще прохладнее.

– Прекрасно, – произнес Паймер. Вытерев с лица капельки влаги, закрыл окно кожаной занавеской.

– Утром здешние места кажутся более привлекательными, – с надеждой в голосе произнес Идальго и плотнее укутался в покрывало.

Карета ехала вдоль крепостной стены. Путешественники увидели, что дома в этой части города преимущественно деревянные, крытые пучками высушенных водорослей. Толстые стекла окон покрывали разводы морской соли, а металлические переплеты поросли коростой ржавчины.

Было уже совсем темно, когда они добрались до бывшего дворца королевы Сарры. Идальго высунулся из окна кареты, чтобы лучше рассмотреть здание, но наступившая темнота помешала ему. Однако он разглядел, что дворец также построен из дерева. Из дерева была сложена и крыша, и украшавшие ее жутковатые фигурки гаргулий. Избранный предположил, что в таких суровых погодных условиях пожаров местные жители не боятся.

Карета и сопровождавшие ее всадники остановились перед широкими двустворчатыми воротами, выкрашенными зеленой краской. Маркелла Монтранто, нисколько не утративший самоуверенного вида, спешился. Подойдя к воротам, он несколько раз ударил в них рукояткой сабли.

Одна створка со скрипом отворилась; наружу высунулось чье-то бледное лицо и тут же скрылось. В следующее мгновение ворота распахнулись. Карета въехала внутрь, оставив эскорт снаружи.

Слуга с поклоном открыл дверцу экипажа с той стороны, где сидел Идальго. Акскевлерен поспешил выйти наружу и протянул руку, предлагая ее хозяину. Однако герцог даже не посмотрел в его сторону и выбрался из кареты самостоятельно.

Перед ними снова оказались двери, на этот раз распахнутые настежь. Гостей ожидал почетный караул из военных и гражданских, чьи одеяния были богато украшены золотым шитьем, драгоценностями и наградами. В столь поздний час этот парадный наряд смотрелся крайне нелепо и совершенно неуместно. Солдаты – на сей раз это были пехотинцы, вооруженные копьями – тут же образовали живой коридор между каретой и встречавшими.

Когда мимо копейщиков проходили Паймер и Идальго, они мгновенно вытянулись по стойке «смирно». Вышедшие встречать посланника обитатели дворца вежливо улыбались, однако в их радости сквозила плохо скрываемая фальшь. Избранному показалось, что ривальдийцы встревожены прибытием герцога.

Очевидно, еще свежа память о том, что они сделали с местными Кевлеренами… Впрочем, здешние простолюдины восприняли приезд посланника довольно равнодушно.

На какое-то мгновение возникла неловкая пауза. Нарушил ее один из военных, молодой человек, столь щедро увешанный медалями, что Идальго подумал, как бы этот воин под их грузом не рухнул на землю.

Юноша шагнул вперед и, прочистив горло, произнес:

– Ваша светлость герцог Паймер Кевлерен, приветствуем вас от имени Комитета Безопасности. Добро пожаловать в Беферен!

Высокого гостя тотчас окружили остальные встречающие. Идальго принялся разглядывать гражданских. В большинстве своем они явно испытывали неловкость, оказавшись среди военных. Лишь один человек выделялся из общей массы встречавших: в отличие от остальных он держался уверенно и с несомненным достоинством. Внешности незнакомец был вполне заурядной, однако от прочих его отличало то, что он не сводил с Паймера глаз.

Это он, подумал Идальго. Этот самый человек возглавляет Комитет Безопасности. Он – главный правитель Ривальда.

Паймер важно кивнул ривальдийцам.

– От имени императрицы Лерены Кевлерен благодарю вас за гостеприимство. Я испытываю огромную радость от вашего добросердечия…

Молодой офицер, на которого обратил внимание Идальго, сделал шаг вперед.

– Я – тысяцкий Крофт Харкер, президент Комитета Безопасности.

Затем тысяцкий представил остальных военных – членов Комитета. Никто из присутствующих не был более высокого звания, нежели сам Харкер. Среди них не нашлось ни одного генерала. А еще, как только сейчас понял Идальго, ни один из них не был старше сорокалетнего возраста.

– А кто эти господа? – поинтересовался Паймер, указывая на гражданских.

– Наши советники, – непринужденно ответил Харкер. (гкупду помедлив, он добавил: – Ничего особенного они не представляют.

Идальго продолжал разглядывать человека в штатском платье, по-прежнему не сводившего взгляда с его хозяина. На лице незнакомца играла ироничная улыбка.

– Должно быть, вы устали после долгого пути, – продолжил Харкер, обращаясь к Паймеру. – Для вас уже приготовлена комната. Туда же принесут ужин. Верительными грамотами мы обменяемся завтра, если вы не возражаете.

– Меня это вполне устраивает, – ответил герцог и глубоко вздохнул. – Дела дипломатические всегда могут подождать до утра.

Харкер и второй ривальдиец вежливо рассмеялись, как будто их гость отпустил необычайно остроумную шутку. Идальго решил, что они боятся его хозяина.

После позднего ужина, который они съели в отведенной для них комнате, Паймер долго не мог уснуть. За последние несколько часов они с Идальго перемолвились лишь парой слов. Герцог постоянно думал о том, как бы случайно не завести разговор о Чиерме или…

Акскевлерены, все они – Акскевлерены, думал он, вспоминая гражданских «советников» Комитета Безопасности. Харкер опасался, что я узнаю их, как только они осмелятся заговорить. Они такие же члены Комитета, как этот тысяцкий и его подручные…

Герцог рассеянно похлопал рукой по краю постели. Если бы не Сефид, он ни за что на свете не согласился бы ехать сюда, выполняя поручение племянницы. Посмей он ответить Лерене отказом, она наверняка бы нашла способ подчинить его своей воле.

«Нет, я, конечно, бы мог показать ей, что на меня не следует полагаться в подобном деле. Но как долго мне в таком случае осталось бы жить на белом свете?..»

Отвечать на этот вопрос ему не хотелось. И вот еще что. Чего он наверняка не стал бы делать, так это пытаться войти в контакт со своими собратьями в Ривальде при помощи Сефида. Подобного желания герцог не испытывал еще до приезда в Беферен. К тому же, рискни он прибегнуть к заклинаниям, Избранные вполне могли догадаться об этом, а ведь они изменили делу его семьи.

Мир Паймера окончательно рухнул, и это не давало ему покоя, лишило аппетита и сна. Такого рода революции должны вершить молодые и энергичные люди – те, кто еще не успел привыкнуть к домашнему уюту и размеренной жизни. А разве он сам может сказать, что свил уютное домашнее гнездышко? Нет, конечно, однако ему не хочется ничего менять в этом мире. Жизнь, черт побери, почти прекрасна.

Жизнь была почти прекрасна, черт побери, мысленно поправил себя Паймер. Сейчас же от прошлого остался лишь неприятный осадок.

До него донеслось приглушенное дыхание Идальго. Избранный безмятежно спал, нисколько не заботясь о несовершенстве окружающего мира. Но действительно ли ему все безразлично? Неужели его не тревожит то, что произошло в Ривальде? И что он думает об Акскевлеренах, свергнувших своих хозяев?..

Этот вопрос непременно следует задать, вот только хочется ли герцогу услышать ответ на него? Ведь королева Сарра Кевлерен была так же уверена в преданности своей Избранной, как и он – в своем Идальго.

Разрушенного доверия уже никогда не вернуть.

Но могут ли их отношения продолжаться на какой-то другой основе?

Паймер с горечью упрекнул себя за себялюбие и трусость. Сейчас не время предаваться мелким личным переживаниям.

Пopa подумать о судьбе империи. Какими будут последствия вчерашних событий для Кевлеренов в Хамилае? Что произойдет, если ривальдийский Комитет Безопасности попытается разжечь огонь революции за пределами своей республики?

Все это заставляло сделать неизбежный вывод. Хамилаю не избежать войны с Ривальдом. Комитет Безопасности нужно свергнуть, Акскевлерены уже продемонстрировали, как это можно сделать.

Иного выбора у империи нет.

Когда Идальго проснулся, герцог все еще спал. Избранный оделся, подошел к единственному в комнате окну и, стараясь производить как можно меньше шума, распахнул деревянные ставни.

Отведенная гостям комната располагалась на втором этаже. Выше была лишь одинокая сторожевая башня. Идальго предположил, что дома в Ривальде все такое низкие потому, что море здесь часто штормит или почва слишком мягкая и ей не выдержать груз более высоких строений. Внизу находился небольшой внутренний дворик, вымощенный булыжником, где происходила смена караула. Ривальдийские солдаты в своих бело-голубых мундирах смотрелись весьма живописно. В отличие от высоких фуражек хамилайских пехотинцев на головах у них были береты с пером, засунутым за узенький ремешок.

Вскоре церемония закончилась, и во дворе на какое-то время вновь стало тихо.

Бросив взгляд в сторону города, Идальго испытал радостное чувство. В свете туманного утра Беферен показался ему чистым и аккуратным. Ровно проложенные улицы и низенькие домики не загораживали вид на море, которое простиралось до линии горизонта. Впадавшая в него река разделяла Беферен на две равные части.

Море спокойно поблескивало в лучах неяркого солнца. Над водной гладью с пронзительными криками носились чайки. Холодный воздух пах водорослями и йодом. Хотя Идальго нашел запах слишком насыщенным, он был ему приятен и заставил улыбнуться.

Избранный сделал глубокий вдох, отступил назад и бесшумно закрыл ставни.

За его спиной беспокойно заворочался на постели Паймер. Обернувшись, Идальго увидел, как герцог поднимается с кровати.

– Как вы себя чувствуете? – участливо поинтересовался он.

– Устал, только и всего.

Акскевлерен поспешно приблизился к хозяину.

– Позвольте помочь вам…

– Пожалуйста, распорядись, чтобы нам принесли завтрак, – произнес каким-то сдавленным голосом Паймер.

Идальго замер на месте и судорожно сглотнул. Он отчаянно надеялся, – потому что больше ему ничего не оставалось, – что по окончании путешествия отношения между ним и хозяином войдут в прежнюю колею.

– Слушаюсь, ваша светлость, – сказал Избранный и вышел из комнаты.

Как только за Акскевлереном закрылась дверь, Паймер прекратил одеваться и, чувствуя, что им овладевает стыд, медленно опустился на край постели. Он намеренно обидел Идальго, совершил то, чего раньше никогда себе не позволял по отношению к своему Избранному. Это вышло само собой; герцог даже не подумал, что будет потом, и вот теперь он испытывает ту же душевную боль, что и Идальго. Нет, этому кошмару просто не видно конца.

Чувствуя тяжесть на сердце, Паймер закончил одеваться. В следующий момент в комнату вошел Идальго в сопровождении двух слуг. В руках у них были подносы, на которых стояли тарелки с горячей кашей, свежеиспеченным хлебом и ломтиками соленой рыбы. В высоких деревянных кружках пенилось пиво. Слуги поставили подносы на стол, придвинули по обеим сторонам по стулу и удалились.

– Ну что ж, на вид вполне аппетитно, – прокомментировал Паймер с наигранной бодростью в голосе. Он нагнулся к тарелке, понюхал кашу и жестом предложил Идальго садиться. – Садись, Идальго. Ешь.

Взяв ложку, герцог принялся за кашу.

Он скорее почувствовал, нежели увидел, что его Избранный колеблется.

– Нужно хорошенько подзаправиться, – с набитым ртом проговорил Паймер. – Вот увидишь, сегодня нас ждет трудный день. Придется много ездить.

Идальго сел и попробовал кашу. Герцог попытался перехватить его взгляд, однако Акскевлерен быстро отвел глаза в сторону. Паймер чуть было не выговорил ему за это, но вовремя спохватился и постарался взять себя в руки.

Герцог отложил ложку и собрался поднять кружку с пивом, однако передумал и вздохнул.

– Извини.

Паймеру хотелось, чтобы это короткое слово прозвучало громко и искренне, но все получилось вовсе не так, как он надеялся. Извинение было высказано тихо, едва ли не шепотом.

Идальго перестал жевать. На этот раз он посмотрел хозяину прямо в глаза. Паймер подумал, что сейчас его Избранный скажет что-то вроде «Вам незачем извиняться, ваша светлость». Однако вместо этого Акскевлерен коротко ответил:

– Понимаю.

Впервые в своей жизни герцог понял, что его простили. У него словно камень свалился с души. Ему захотелось рассмеяться, но он заставил себя сдержаться. А вот улыбку герцог скрыть не смог. Идальго улыбнулся ему в ответ.

Больше герцог и Акскевлерен не сказали друг другу за завтраком ни слова.

Как только они покончили с трапезой, в комнату вошли слуги и принялись убирать со стола.

– Вашу светлость ждут в библиотеке. Если вы готовы, я охотно провожу вас туда, – произнес старший из них.

Вскоре Паймер и Идальго шагали вслед за слугой по настоящему лабиринту коридоров. По сравнению с ним замок Юнары мог показаться чистым полем. Путь освещали фонари, висевшие снаружи, по ту сторону окон, поэтому в коридорах царил полумрак. Выглядело так, будто хамилайцы шли по лесной чащобе.

Паймер подумал: такие лабиринты понастроили из-за того, что дворцовые помещения нужно было уместить на двух этажах. Впрочем, герцог нисколько не удивился бы, узнай он, что оказался в театре теней, призванном создать у посетителей ощущение, будто на самом деле дворец имеет гораздо большие размеры.

В конце концов они оказались в просторном коридоре, довольно сносно освещенном, с окнами почти под самым потолком. Слуга остановился перед скромного вида дверью. Предварительно постучав, он открыл ее и проводил Паймера и Идальго в просторную библиотеку.

Вдоль стен тянулись изящные резные полки, уставленные книгами в кожаных переплетах. Крофт Харкер встал со стоящего в центре комнаты массивного кресла, чтобы поприветствовать гостей. Он был в библиотеке один. Стоявшее рядом второе кресло пустовало. Между креслами стоял низкий столик, на нем – графин красного вина и два бокала.

– Президент Харкер, герцог Паймер Кевлерен! – с поклоном объявил слуга и отступил в сторону.

Хамилайский посланник и хозяин обменялись рукопожатиями. Харкер указал герцогу на кресло.

– Этим утром нам предстоит многое обсудить. Идальго собрался занять место за спиной хозяина, но слуга взял его под руку.

– Я знаю, что у вас в Хамилае иные порядки, нежели у нас, – пояснил президент Комитета Безопасности, – особенно после рево… после недавних событий. Но мы не приглашаем на наши переговоры Акскевлеренов. Паймер напрягся.

– Я не привык обходиться без моего Избранного, – заявил он. – Понимаю, что теперь в Ривальде многое изменилось, однако, как посланник императрицы Лерены, я…

– Как посланник вы обязаны следовать нашим обычаям, подобно тому, как наш посланник в вашей стране обязан соблюдать ваши, – мягко возразил Харкер.

Паймер сделал глубокой вдох. До чего же ему хотелось развернуться и выйти из библиотеки вон!.. Интересно, как поведет себя в таком случае Комитет Безопасности? С другой стороны, горячиться не стоит. Ведь он здесь по поручению племянницы, и чем скорее справится с порученным делом, тем раньше вернется в Хамилай.

– Хорошо, – выдавил из себя герцог. – При условии, что обсуждение этого вопроса мы отложим на более поздний срок.

Харкер обиженно поджал губы, однако кивнул.

– Решено, – коротко ответил он и снова указал на кресло.

Паймер сел и кивком велел Идальго выйти.

Как только они остались одни, тысяцкий заметно повеселел.

– Итак, с чего начнем? – спросил он и улыбнулся герцогу.

Идальго ожидал, что его отведут обратно в отведенную им с герцогом комнату, однако Избранного проводили через внутренний дворик в другое крыло дворца, немного отличавшееся от той части, в которой они уже были.

Деревянная постройка имела более светлый оттенок, как будто была сооружена совсем недавно. Идальго поинтересовался у слуги, куда его привели, однако на вопрос тот ответил лишь загадочной улыбкой.

Они вышли во второй внутренний дворик, меньшего размера, чем предыдущий, весь усыпанный мелкими белыми камешками. Здесь было высажено несколько хвойных деревьев. Невысокая живая изгородь делила двор на квадраты; в каждом имелось по деревянной скамье. Над двориком нависали балконы второго этажа. Солнце еще не успело позолотить крыши домов, а воздух был влажным и прохладным.

Слуга проводил Идальго в средний квадрат. Там сидел человек в гражданском платье, из числа тех членов Комитета Безопасности, кого Избранный герцога видел прошлой ночью во дворце. Незнакомец встретил Идальго чуть ироничной улыбкой. У него были умные голубые глаза и изрытое оспинами лицо. Чем-то он напомнил Акскевлерену Нетаргера, Избранного Юнары.

Слуга удалился, не сочтя нужным представить их друг другу.

– Ты – Акскевлерен, – заявил Идальго. – Как твое имя и кому ты принадлежишь?