Стараясь не поддаваться панике, она в отчаянии стала припоминать, какой сегодня день недели. Но это оказалось ей не под силу. Время, проведенное в больнице, слилось в один сплошной день. Наконец она сообразила, что сегодня точно рабочий день.

Тогда почему работа стоит? Где этот подлец Кэш? Черт бы его подрал!

Этого она уже не могла перенести. Озноб пробрал ее по всему телу. Отпустив тормоз, она так крутанула руль, что машина произвела сумасшедший поворот. Затем включила скорость. Задние колеса бешено завертелись, потеряв опору в размокшей почве и взрывая за собой комья грязи.

– Проклятие! – Она ударила кулаком по рулю и с силой вжала педаль в пол. Наконец колеса нашли точку опоры, и машина устремилась вперед. Задняя часть вихляла то в одну, то в другую сторону, то и дело опасно нависая над бетонной опорой моста. Шейла снова в ярости круто повернула руль, и машина, словно торпеда, вылетела на шоссе.

Сумерки и завеса дождя снизили видимость до предела. Она проехала поворот, который искала, и, обнаружив свою оплошность, резко затормозила.

Проклиная все на свете, она дала задний ход.

Проселочная дорога превратилась в море грязи, что не помешало ей пулей мчаться по этому месиву. Ее ярость росла, становилась тем сильнее, чем быстрее она ехала.

Снова завизжали тормоза, Шейла рывком распахнула дверцу и выскочила наружу. Не обращая внимания на ливень, она, пылая гневом, быстрым шагом направилась к дому. Он был того же серого цвета, что и небо, и настолько сливался с пространством, что стал почти невидимым.

Кэш сидел на крытом крыльце, в глубине, чтобы брызги не летели на одежду. Водопад струился по жестяной крыше и бил с карнизов, бурля по лужам вокруг.

Для равновесия он опирался босыми ногами о кипарисовый столб, поддерживающий навес.

Кэш был без рубашки. На полу рядом с креслом стояла бутылка и стакан с недопитым виски.

В углу мрачно сжатых губ дымилась сигарета. Глаза следили за дымком, поднимавшимся с ее кончика. Его губы слегка раздвинулись в улыбке, когда Шейла поднялась на крыльцо и пронзительно выкрикнула свой вопрос:

– Чем ты здесь занят, чтоб тебя черт побрал?! Без малейшего намека на торопливость он вынул изо рта сигарету и с любопытством поглядел на нее.

– Курю, разве не видно?

Ее затрясло от ярости. Уперев руки в бока, она только сжимала и разжимала кулаки. Казалось, она не замечает ни холодной липнущей одежды, ни капель, стекающих на плечи с мокрых волос.

Зло пробормотав что-то, она нагнулась и скинула со столба его ноги. Кэш стремительно вскочил с кресла и выпрямился. Затем загасил сигарету о перила.

– Ты играешь с огнем, мисс Шейла. – В его голосе послышался зловещий лязг меча, вынимаемого из ножен.

– Я сию минуту увольняю тебя.

– За что?

– За то, что валял дурака в мое отсутствие. Почему работа стоит? Где рабочие? Лесовозы вообще не выходили сегодня из ангара. Я была на вырубке. Контора на замке, гараж на замке, никто ничего не делает. Почему, черт вас всех подери?!

Кэш всегда заводился с пол-оборота.

Замечаний он не выносил и от драки никогда не уклонялся. Армия выработала и отточила боевые рефлексы, и они стали действовать с быстротой молнии, Со стороны могло показаться, что он отдыхает, наслаждается сигаретой, виски, зрелищем проливного дождя. На самом деле последние дни он был в таком же напряжении, как и Шейла, и вряд ли спал больше, чем она. Терпение его давно истощилось. К тому же он был не совсем трезв. Чтобы расслабиться, он выпил гораздо больше, чем следовало бы среди дня, и был настроен весьма воинственно еще до того, как Шейла вторглась на его территорию со своими необоснованными обвинениями.

Будь Шейла мужчиной, она бы уже барахталась в грязи под крыльцом, выплевывая зубы. Но женщинам Кэш никогда не причинял физической боли. Его оружием было презрение.

И теперь он весь буквально исходил сарказмом, когда сказал:

– Погода виновата, леди. Ты ждешь от меня, чтобы я заставил людей работать под дождем? – Он сделал широкий размашистый жест, обводя рукой мокрые деревья.

– Я брала тебя работать независимо от погоды.

– Но это тебе не короткий апрельский ливень.

– А по мне хоть бы и потоп! Мне надо, чтобы лесорубы работали.

– Ты в своем уме?! Рубить лес сейчас – это же самоубийство. Да и лесовозы не пройдут в такую грязь…

– Ты собираешься приступать к работе или нет?

– Нет!

Она чуть не задохнулась от ярости и бессилия.

– Жаль, что я не послушала, когда все мне говорили, что ты отвратительный тип.

– Возможно, но люди не могут пилить, валить и грузить лес в такой дождь. Если бы ты хоть раз сама увидела такую работу, то поняла бы это. Коттон никогда не послал бы людей работать в подобных условиях. И я не стану.

Вспомнив внезапно слова Трисии, Шейла прерывисто вздохнула:

– Твоя мать. И мой отец. Это правда? Они действительно…

– Да.

Она подавила рыдание.

– Но он был женат. У него была семья! – с болью закричала она. – Она потаскушка.

– А он сукин сын! – зарычал Кэш. – Я ненавидел, когда он приходил к ней.

Он угрожающе двинулся вперед, оттесняя ее к самому столбу.

– А мне приходилось жить с этим изо дня в день. Тебе-то что?! Ты была под защитой Бель-Тэр. А я должен был смотреть, как он пользовался моей матерью и мучил ее годами. И ничего не мог поделать.

– Твоя мать была взрослой женщиной. Она сделала свой выбор.

– Ничего себе выбор! Любить такую скотину, как Коттон Крэндол!

Шейла подняла голову:

– Попробовал бы ты сказать это ему в глаза!

– А я и сказал! Можешь у него спросить.

– Чтоб тебя к концу недели на Бель-Тэр не было!

– Да?! А лес к продаже кто будет готовить?

– Я, а что?

– Черта лысого, вот что! Ничегошеньки у тебя без меня не получится. – Он приблизился еще на шаг. – Будто ты не знаешь. Ты же прекрасно все понимала, когда ехала сюда, а? – Он оперся одной рукой о столб рядом с ее головой и прижался к ней всем телом. – А знаешь? По-моему, ты совсем не из-за этого сюда приехала. Тебе ведь не это надо, правда?

– Ты пьян!

– Да нет… пока.

– Я серьезно говорю. Чтобы ноги твоей… Она отошла от столба, он схватил ее за плечи и все ее высокомерие куда-то исчезло.

– Все твои неприятности, мисс Шейла, оттого, что ты не знаешь, когда остановиться. Тебе бы все измываться да измываться, а человек давно уже голову потерял.

Он впился в нее губами. Шейла отчаянно сопротивлялась. Извиваясь всем телом, она обрушила на него лавину ударов.

– Ну, призадумайся… – Он оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы можно было говорить. – Ты же за этим сюда пришла?

– Отпусти!

– Ну уж дудки.

– Ненавижу!

– Но ведь хочешь, а?

– Черта с два!

– Хочешь, хочешь. Это ты поэтому злая, как черт.

Он опять прижался к ней губами. На этот раз его язык прорвался между ее зубов. По крыше громко стучал дождь, заглушая стоны возмущения, а потом капитуляции.

Она уступила ему помимо своей воли. Ее осознанное «я», ее воля были отброшены в сторону потоком чувств, который, столько дней не находя выхода, теперь бурно устремился во вновь проделанную брешь.

Но полное подчинение было не в ее упрямой натуре. Шейле удалось оборвать поцелуй. Она почувствовала, как набухают ее истерзанные губы. Пришлось сделать усилие, чтобы провести по ним языком. Она почувствовала вкус виски – его вкус. Вкус Кэша Будро.

Эта мысль показалась ей невыносимой. Она положила ладони на его обнаженные плечи, намереваясь оттолкнуть его. И тут он снова приблизил свои губы к ее губам, и они слились в долгом поцелуе. Ее пальцы напряглись, глубоко впиваясь в гранит его плеч.

Когда поцелуй окончился, она отвернула лицо и простонала:

– Перестань.

И он перестал. По крайней мере, он больше не трогал ее губ. Прижавшись открытым ртом к ее шее, он прохрипел:

– Ты этого хочешь не меньше меня.

– Не правда.

– Правда. – Он лизнул ее ухо. – Когда тебя последний раз как следует пользовали?

Она вновь испустила гортанный стон, который он остановил поцелуем. Слияние изголодавшихся губ превратилось в поцелуй-оргию, по-звериному жестокую.

Его язык полностью овладел ее ртом; казалось, он хотел вымести оттуда последние слова гордости и сопротивления.

Его руки скользнули вниз, накрыли ее груди и до боли сжали их. Он не стал церемониться ни с пуговицами на ее блузке, ни с крючками лифчика. Да и с податливой плотью, открывшейся ему, он был немногим нежнее.

– Господи, – вздохнул он, продолжая тискать ее. Его ладони приняли тяжесть грудей, и большие пальцы играли набухшими сосками. – Очень даже ничего, мисс Шейла.

– Иди ты к черту!

– Нет, еще рано. Дай сперва довести дело до конца.

Он присел и подхватил ее на руки. С грохотом распахнув дверь ногой, Кэш нес ее через полуосвещенные душные комнаты на затянутое мелкой сеткой заднее крыльцо. Постельное белье на железной кровати было не убрано. Белоснежные простыни, их скомканная, влажная из-за дождя нега возбуждали не меньше, чем жар, исходивший от тел. Его колено провалилось в матрас. Пружины затрещали, как рассохшиеся доски в старом доме. Как только мокрые волосы Шейлы коснулись подушки, Кэш навалился на нее всем телом, одержимый предвкушением. Он обвил ее тело руками и ногами, и их губы вновь жадно соединились.

Поцелуй затянулся, и его рука, проникнув под юбку, поползла вверх по ее гладкому бедру. Наконец он достиг вожделенной цели. Она была теплая, увлажненная. Он осторожно надавил на ее холмик, и Шейла откликнулась тихим стоном, полным желания. Он резко приподнялся. Его пальцы зацепили резинку ее трусиков, и те скользнули по ногам.

Затем он оседлал ее, опершись коленями о кровать. Шейла взглянула на него, и ее сердце затрепетало. Скрытые джинсами бедра Кэша были такими мускулистыми и стройными. Она смотрела на него снизу вверх, и поэтому его плечи казались шире, а руки – сильнее, чем на самом деле; казалось, стоит ему захотеть – и он разорвет ее пополам.

Мышцы живота рельефно бугрились, соски цвета меди выглядывали из поросли темно-каштановых волос на груди. Лицо Кэша ничего не выражало, но обуревавшие его чувства делали черты лица более решительными. Глаза были полны неистовой страсти. Их взгляд обжигал.

Шейла, не отрываясь, следила за его глазами, пока он возился с ее блузкой. Потеряв наконец терпение, он одним движением выдернул ее из-за пояска юбки и избавился от последнего препятствия – тончайшего кружева чашечек ее лифчика, освободив мягко очерченные груди, увенчанные нежно-розовыми, напряженными от возбуждения сосками, твердыми, словно камешки.

Кэш склонился и дотронулся до одного из них языком. Шейла выгнула спину, оторвавшись от постели. А он все трудился и трудился острым кончиком языка. Наконец его губы плотно сомкнулись вокруг нежнейшего предмета его страсти.

Ощущение было столь изысканным, испепеляющий ее жар так невыносим, что руки Шейлы сами потянулись к нему, остановившись на бедрах.

– Расстегни, – хрипло приказал он, ни на секунду не прекращая влажных и мягких ласк. Прошло несколько мгновений, пока не стало ясно, что она не собирается выполнять его приказания. Тогда он выпрямился, стоя на коленях, и, морщась, начал расстегивать «молнию». Шейла наблюдала за ним, как громом пораженная, не в силах отвести глаз от ползущей вниз застежки. Справившись наконец с «молнией», он резко дернул джинсы вниз и стянул их с бедер. У Шейлы перехватило дыхание, то ли от его вопиющей нескромности, то ли от полноты его эрекции.

Он поднял край ее юбки выше бедер. Шейла закрыла глаза.

Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы он исчез.

Но вот он коснулся ее там, внизу. Его пальцы легонько пощипывали кудряшки темно-пепельных волос, задержались на мгновение и проскользнули в складки ее тела, наверх и внутрь, погружаясь во влагу.

– Теперь держись. Как бы тебе не вылететь из седла.

Он взял ее руки и положил их на железные прутья спинки кровати за ее головой. Она ухватилась за прохладный металл.

– Открой глаза. Я хочу, чтобы ты видела, кто я. Она резко открыла глаза, возмущенная оскорбительностью его вызова. Как будто она не знала, кто в нее вторгается? Она поморщилась от кольнувшей боли, а он – от удивления, что она такая тугая внутри, хоть и в меру влажная. Затем он еще раз подался вперед и наконец погрузился в нее полностью, овладев ею без остатка. Выйдя почти целиком, он вновь погрузился в нее.

– Меня зовут Кэш Будро.

– Я знаю.

– Назови мое имя.

Она прикусила нижнюю губу, в то время как на верхней выступили капельки пота. Шейла и рада бы была не двигать бедрами, но они помимо воли поднимались навстречу каждому заходу могучего, гладкого члена.

– Нет, ты все-таки назовешь мое имя, черт бы тебя побрал!

Он распластал ладонь пальцами вверх по ее животу. Из груди Шейлы вырвался хриплый, гортанный звук. По всему телу волнами разливалось тепло, достигнув наконец кончиков пальцев на руках и ногах: она почувствовала, как постукивает в них кровь, и еще сильнее вцепилась в спинку кровати.

– Назови мое имя.

Его лоб покрылся испариной. Стараясь удержаться как можно дольше, он стиснул зубы. Опустив голову к ее грудям, принялся ласкать их кончиком носа. Щетина на подбородке царапала их нежную кожу. Его ягодицы ритмично вздымались и опускались. Его палец нежно, с великой осторожностью коснулся самой чуткой и нежной точки ее тела. Наслаждение пронзило Шейлу, как копье. Она вскрикнула.

– Скажи мое имя, – прохрипел он.

– К… Кэш.

Она закрыла глаза и выгнула шею. Голова ее металась по подушке. Бедрами она держала его ягодицы в железном объятии. Кэш посмотрел на нее сверху. Поддавшись не испытанному ранее искушению, он опустился на нее всем телом и спрятал лицо между ее плечом и шеей. Он положил свои руки поверх ее на спинке кровати. Их пальцы переплелись; теперь они вместе сжимали железные прутья. Ее груди распластались под тяжестью его торса. Дыхание обоих участилось, стало хриплым. Он вламывался в нее, не сдерживаясь, с частотой парового молота, а ее тело сжимало его изнутри.

Когда наступил конец, они были не в силах произнести что-либо членораздельное, но те звуки звериного удовлетворения, которые они издавали почти синхронно, были слышны еще долго.

С одной стороны, то, что произошло, длилось бесконечно долго, а с другой – все закончилось слишком быстро. Кэш приподнялся и взглянул Шейле в лицо. Ее глаза были закрыты. Лицо – неподвижно и спокойно. Подавив желание поцеловать ее в губы, он медленно освободился от ее объятий и лег сбоку. Машинально взял пачку сигарет и зажигалку с прикроватного столика.

Как только он закурил, Шейла села и спустила ноги с кровати, отвернувшись от него. Опустила юбку и стала искать в смятых простынях трусики. Встав, чтобы надеть их, она уже больше не села. Надела лифчик, застегнула все пуговки блузки, но заправлять ее не стала.

Затем повернулась к нему с таким видом, словно хотела что-то сказать, но только сглотнула, так что это было видно. Губы ее приоткрылись, но снова сжались, не издав ни звука. Он воткнул в зубы сигарету и лениво заложил руки за голову, всем своим видом демонстрируя нарочитое равнодушие.

Он мог бы держать пари на месячную зарплату, что угадает, как она поведет себя дальше, и выигрыш был бы за ним. Она повернулась к нему спиной и покинула дом. Он слышал ее удаляющиеся шаги. А вскоре зашумел мотор, некоторое время звук удалялся и наконец совсем стих.

Кэш еще долго лежал без движения, пока сигарета не догорела полностью. Он бросил ее на пол. Рывком стащил джинсы, скатал клубком и в ярости швырнул в дальний угол. Долетев до противоположной стены, они упали на пол.

Совершенно голый, он повернулся на бок и уставился невидящим взглядом сквозь сетку от насекомых. Дождь припустил еще сильнее. Сквозь серебристую пелену с трудом можно было разглядеть другой берег затона. Ветви деревьев поникли под тяжестью водяных потоков. Его взгляд дрогнул, заметив на подушке рядом вмятину от ее головы. Он накрыл ее ладонью. Подушка была еще влажной от ее мокрых волос.

«Шейла», – прошептал он про себя.