Глава 24

В ее голове звучали слова отца: «Зачем ты убила моего внука?»

Она повторяла их много раз и на все лады, но смысла в них все-таки не видела никакого. Задача была слишком трудна для ее измученного мозга, который не мог удержать одну и ту же мысль дольше нескольких секунд. Все душевные силы необходимо было сконцентрировать на одном: дождаться конца операции.

– Шейла, хочешь кофе?

Кен склонился к ней. Она бессильно опустила руки.

– Нет, спасибо.

Он ободряюще потрепал ее по плечу, затем отошел к другому клеенчатому дивану и сел рядом с Трисией. Он взял руку жены и сжал ее между ладонями. Шейла почувствовала зависть. Ей так нужна была сейчас поддержка близкого человека.

Трисия перехватила тоскливый взгляд сестры. Она придвинулась к Кену ближе и захватила его руку с видом собственницы. Шейлу не задел этот демонстративный жест, но она словно впервые увидела лицо сестры. Без косметики Трисия выглядела старше, грубее. Холодная расчетливость в глазах не смягчалась теплым тоном век.

И вдруг Шейла все поняла.

В один какой-то молниеносный момент озарения она поняла. Трисия…

– Это ты… – Голос Шейлы стал неживым и гремящим, словно сухие кукурузные початки на жарком августовском ветру. Во рту у нее так пересохло, что она с трудом произносила слова. – Трисия, это ты сказала папе, что я сделала аборт?

Щеки Трисии, и без того бледные, стали еще бледнее. Губы слегка сжались и снова приоткрылись, придавая ей глуповатый вид. Голубые глаза моргнули – раз, другой.

В безмолвном трепете она уставилась на женщину, которая лишь называлась ее сестрой.

– Это ты! Ты!

Эта догадка хлестко ударила Шейлу в солнечное сплетение. От боли она хватала губами воздух, стараясь вдохнуть. Голова запрокинулась навзничь, глаза зажмурились. Слезы градом хлынули по белым как мел щекам.

– Мисс Крэндол.

Она подняла голову и открыла глаза. Доктор Коллинз стоял в дверях, участливо глядя на нее. На руках его все еще были зеленые резиновые перчатки. Маска хирурга опущена вниз, словно нагрудник.

– Врач просил меня сообщить, что операция прошла удачно.

– Мой отец еще жив? Молодой врач улыбнулся:

– Да. К счастью, он пережил эту сложную операцию.

Множество узлов, стягивающих ей грудь изнутри, вдруг развязались, и она впервые смогла глубоко вздохнуть.

– Он выздоровеет?

Доктор нерешительно поскреб щеку.

– Если он поправится, то определенно будет еще лучше, чем был. Но до этого должно пройти еще много времени.

– Я понимаю. Спасибо за откровенность.

– Хотите поговорить с хирургом?

– Если он считает нужным. Ведь особой необходимости нет?

– Нет. – Он внимательно поглядел ей в лицо. – Эта ночь оказалась для вас слишком долгой. Советую вам немедленно отправиться домой и немного… – Он замолчал, заметив ее упрямый отрицательный жест.

– Нет. Когда папа очнется, я должна быть рядом!

– Это может случиться не так скоро…

– Я должна быть рядом с ним, – твердо повторила она.

Она шла, понуро опустив голову, по стерильно чистому, кондиционированному коридору к залу ожидания, который в эти дни стал ее штаб-квартирой. Она не видела Кэша до тех пор, пока он не остановил ее, поймав за руку. Она поглядела невидящими глазами. Его глаза таили в себе страх, и она подумала, что, видимо, очень неприлично выглядит. Эти два дня она не обращала внимания на зеркала, даже когда заходила в туалет. Ей не хотелось, чтобы он смотрел на нее сейчас.

– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросила она.

Он убрал руку и язвительно скривил рот:

– По-моему, это общественное место. Или акадские ублюдки не имеют права появляться здесь?

– Потрясающе сказано! Это именно то, что мне сейчас просто необходимо, – выслушивать твои подколы.

Она попыталась обойти его, но он преградил дорогу.

– Почему ты мне ничего не сообщила? Вопрос был таким странным, что она даже хмыкнула:

– Да я была как-то занята. Я думала немножечко о другом.

– О'кей, если так. А что ты делаешь сейчас? Или ты полагаешь, мне это безразлично?

– По-моему, ты уже все выяснил.

– Только после того, как позвонил в Бель-Тэр, хотел узнать, почему тебя нет на работе.

– Ну и как?

– Эта сушеная вобла, которая разговаривала со мной, сказала, что у Коттона второй приступ и это, видимо, конец.

– Больше всего я не выношу миссис Грейвс за то, что она всегда все знает лучше всех.

– Я думаю, подобные известия распространяются довольно быстро. Подробности операции я выяснил на заправочной станции, куда мне пришлось завернуть по дороге в больницу.

Дежурная медсестра за столом подняла голову и неодобрительно посмотрела на них поверх старушечьих очков. Кэш тоже уставился на нее:

– Вы что-то хотели, леди?

– Говорите, пожалуйста, потише, сэр. Он ненавидел всякое подчинение. И его взгляд ясно выразил это. Взяв Шейлу за руку выше локтя, он быстро повел ее по коридору через ряд вращающихся дверей, пока не вышел во двор. Там было множество растений в пластмассовых ведерках и каменных скамеек. Он обошел колючую пальму, которая попалась на его пути, и остановился, не обращая внимания на скамьи.

– Как он?

У Шейлы болел каждый нерв, словно вся кожа ее была в открытых ранах. Ее выводила из себя каждая мелочь. Особенно злило ее сейчас то, что она рада видеть Кэша Будро. Если бы он не был таким ослом, она бы безоблачно радовалась его приходу. Его широкая грудь была просто создана, чтобы на ней отдохнула ее измученная голова. Если бы он обнял ее, она оперлась бы на его руки, потому что ей необходима была сейчас любая поддержка. Она приняла бы утешение от кого угодно. Но он не предлагал утешений. Он был слишком полон своим драгоценным, обиженным «я».

– Я спрашиваю, как он там сейчас?

Он сказал, как выстрелил, – она даже вздрогнула.

– Нормально.

– Чушь!

– Нет, ну, конечно, не совсем нормально! – закричала она, замахав рукой от раздражения. – Они разрезали ему грудь, разняли в разные стороны ребра и вставили четыре шунта в сердце, которое слишком слабо, чтобы справиться самостоятельно с потоком крови. И ты еще спрашиваешь, как он сейчас? Вы оба в жизни не сказали друг другу доброго слова. Чего ты хочешь от него теперь?

Он приблизил глаза к самому ее лицу. – Я просто должен знать, пойдет ли ко всем чертям работа, из-за которой я рву себе кишки, когда хозяин окочурится.

Шейла отвернулась. Кэш запустил в свои волосы обе пятерни, зачесывая их на несколько секунд к затылку и снова позволяя им упасть на лицо. И при этом беззвучно ругался по-английски, по-французски и на том смешанном языке, который перенял у матери.

– Посмотри, – наконец сказал он, подводя ее к двери, – видишь, лесорубы пришли справиться о нем. Я опять звонил в Бель-Тэр, но не мог добиться ни одного вразумительного слова. У Хоуэла язык примерз, как у мороженой рыбы. Я же должен что-то сказать рабочим.

Несколько успокоенная его деловым тоном, она с каменным лицом повернулась к нему.

– Скажи, что он чувствует себя так, как предполагалось. Доктор обещает, что завтра Коттону должно стать чуточку лучше. – В ее глазах мелькнуло что-то жалкое. – Если вообще станет.

– Спасибо.

– Можешь приходить, узнавать.

– А тебе еще не прописали постельный режим?

– Я что-то тебя не понимаю…

– Койку тебе здесь еще не выделили? Очень уж дерьмово ты выглядишь.

– Как вы изысканны в комплиментах, мистер Будро!

– Да, я действительно немного польстил тебе. На самом деле все гораздо страшнее. Когда ты в последний раз ела горячее? А спала хоть несколько часов подряд? Когда принимала ванну? Почему ты так терзаешь себя из-за его болезни?

– Я не терзаю.

– Неужто?

– Нет. И я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне, как плохо я выгляжу. – Она вздернула голову кверху. – Я распоряжусь, чтобы Кен выдал деньги по ведомости в пятницу. Пока ты рвешь кишки ради компании, тебе будут хорошо платить за твои старания.

Она ушла, оставив его ругаться среди искусственных деревьев.

Доктор Коллинз вышел в зал ожидания на следующий день. Было около двух часов. Она сидела, прислонившись головой к стене. Сев рядом, он взял ее за руку, и она приготовилась к самому худшему.

– Мне бы не хотелось показаться безответственным оптимистом, но у вашего отца заметные признаки улучшения, – начал он.

– Слава Богу! – Она облегченно вздохнула. Доктор сжал ее руку.

– Я считаю необходимым подержать его в послеоперационной палате еще по крайней мере неделю. Но я уверен, что критический момент миновал.

– Можно, я зайду к нему?

– Да, можно.

– Когда?

– Через пять минут, в течение которых я предлагаю вам причесаться и подкрасить губы. Я думаю, вы не хотите насмерть перепугать моего пациента после всего, что он благополучно миновал?

Она улыбнулась в ответ.

Через пять минут она вошла в послеоперационную палату, куда уже заходила к нему, и в первую очередь отметила живой цвет его лица. Кожа утратила серый оттенок. Сиделка вежливо удалилась, дав возможность Шейле побыть наедине с отцом.

Нагнувшись к нему, она дотронулась до его волос.

Он открыл глаза.

– Ты поправишься, – прошептала она, приглаживая пальцем кустистую серую бровь, которая вновь своевольно топорщилась. – Когда тебе станет лучше, я тебе все объясню.

Она облизала губы, совершенно забыв о помаде.

– Но я хочу, чтобы главное ты узнал сейчас, потому что это правда.

Она умолкла, ей хотелось убедиться, что он в сознании и внимательно слушает ее.

– Я никогда не была беременна. Я никогда не делала абортов и никогда не убивала твоего внука. – Она положила руку ему на щеку. – Папочка, ты слышишь?

Его глаза наполнились слезами. Она получила свой ответ.

– Я никогда не лгала тебе за всю мою жизнь. Ты же знаешь. Я и теперь говорю правду. Клянусь нашим домом, Бель-Тэр, который мне очень дорог. Я никогда не была беременна. Это все… недоразумение.

Выражение его лица изменилось так, как бывает, когда после долгого мрака вдруг засияет яркий луч солнца. Лицо стало спокойным и умиротворенным. Глаза закрылись, и слезы просачивались сквозь трепещущие ресницы. Шейла вытирала их большим пальцем, затем нагнулась и нежно поцеловала его в лоб.

Выжатая как лимон, совершенно обессилевшая, но чувствующая себя счастливее, чем когда-либо за все эти шесть лет, она покинула больницу.

Глава 25

Первое, что Шейла сделала, вернувшись в Бель-Тэр, – приняла душ и вновь почувствовала себя человеком.

Затем она отправилась прямо в постель и проспала шестнадцать часов кряду. Проснувшись на следующее утро и почувствовав волчий аппетит, она, накинув первые попавшиеся юбку и кофту, отправилась на кухню. И когда омлет из трех яиц, ветчины и сыра был почти готов, в кухне появилась миссис Грейвс.

– Доброе утро, – радостно поздоровалась Шейла, ловко соскребая со сковороды на тарелку свой импровизированный завтрак. Обнаружив вторжение в свои владения, домоправительница не произнесла ни слова. Повернувшись на каблуках, она вышла. Удивленная, Шейла села за стол и быстро уничтожила все, что было на тарелке, запив свежевыжатым апельсиновым соком и двумя чашками кофе.

И только после этого она заметила, что идет дождь. Небо было темным от низких туч. В такой день лучше всего поваляться в постели. Что, видимо, и делают Трисия и Кен.

Не повидавшись с ними, она снова уехала в больницу. В дверях палаты остановилась как вкопанная, увидев невероятную картину. Опираясь на хрупкое плечо медсестры, как на костыль, отец стоял возле кровати! Увидев дочь, заулыбался ей:

– Боль адская, но ощущения – не передать! Уронив сумочку, Шейла бросилась к нему и впервые со дня помолвки Трисии и Кена обняла его.

Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена, если бы медсестра не вмешалась, обратясь к Шейле:

– Мне кажется, вас он слушается больше, чем меня, мисс Крэндол. Это самый несговорчивый и своевольный пациент, какой у меня когда-либо был.

– Дьявольская ложь!

Девушки переглянулись за его спиной и совместными усилиями уложили его в постель. Несмотря на браваду, происшедшее измучило его. Едва голова его коснулась подушки, как он начал тихо похрапывать.

Шейла еще немного посидела, затем вышла и спустилась в вестибюль, где располагался небольшой киоск с сувенирами, чтобы заказать для него цветы. Ему еще многое предстоит узнать. Но у них, слава Богу, будет время поговорить.

Она просидела в зале ожидания еще несколько часов, но он так и не проснулся. Врачи заверили ее, что самое лучшее для него сейчас – это сон. И ей пришлось уехать, так и не поговорив с ним. Но счастливая улыбка, которой он одарил ее при встрече, доказывала, что он помнит все, ею сказанное, и что его вера в нее воскресла.

Ей хотелось скорее ехать на работу, но она заставила себя подождать. Накопилось много других неотложных дел. Она слишком долго откладывала их. Почти шесть лет.

Был полдень, когда она вернулась в Бель-Тэр из больницы. Она сразу поднялась наверх. Из спальни Трисии слышалось радио. Шейла без стука отворила дверь и вошла.

Трисия в атласном кимоно поверх комбинации сидела за туалетным столиком и красилась, подпевая Роду Стюарту. Увидев Шейлу в зеркале, Трисия уронила карандаш для век и повернулась на мягкой бархатной подушке табуретки.

– Я не слышала, чтобы ты стучала.

– А я не стучала.

Трисия нервно запахнула полы халата, но ее лицо не выдало ни малейшего волнения.

– Фу, какая невоспитанность. Видимо, частое общение с белой швалью помогло тебе начисто забыть правила хорошего тона.

Шейла не собиралась тратить время на мелочную перебранку. Она подошла к приемнику и так резко выключила музыку, что даже почувствовала боль в запястье. Наступила гнетущая тишина. Шейла смотрела в лицо той, которую до сих пор называла сестрой.

– Ты не заслуживаешь моей вежливости. Будь довольна, что я не воздаю тебе по заслугам!

Она была в таком страшном гневе, что едва сдерживалась, чтобы не накинуться на Трисию и не вцепиться в ее блестящие белокурые волосы. Но сильнее гнева было недоумение.

– Зачем тебе это понадобилось, скажи? Что за цель ты преследовала, когда сказала Коттону, будто я сделала аборт?

– С чего ты взяла, что я ему это говорила?

– Хватит притворяться! – выкрикнула Шейла. – Я знаю! Не знаю только зачем. Скажи мне, ради Бога, зачем ты лгала?

Трисия порывисто вскочила с места, так что кимоно распахнулось.

– Чтобы он не грыз мне холку, вот зачем. Чтобы прекратил проклинать меня, что я увела у тебя Кена. Хотя увести его было не так-то трудно.

– Значит, Коттон проклинал тебя за то, что ты увела Кена?

Трисия коротко рассмеялась и серьезно ответила:

– Проклинал. Смешивал с грязью. Поносил. Называй, как хочешь. Послушать его, так можно было подумать, будто я и впрямь загнала тебе кол в сердце. А потом такое понес!.. Я тебя предала, я соблазнила Кена только затем, чтобы насолить тебе.

– А разве это не так? – презрительно спросила Шейла. – Разве Кен понадобился тебе не потому, что он был моим?

– Нет! – взвизгнула Трисия. – Я влюбилась в него! Ты совсем как папа – всегда готова думать обо мне самое худшее.

– Ты просто не даешь никому возможности думать иначе, Трисия. Ты всю свою жизнь интригуешь. Но это… это… Как ты могла додуматься до такой мерзости?

– О, ради Бога!.. Я сказала первое попавшееся, что пришло в голову, когда он в очередной раз подступил ко мне с вопросами, как я могла так обездолить бедную маленькую Шейлу. – Она шаловливо опустила руку на грудь сестре.

– Не верю. Ты знала, что это навсегда разлучит нас.

– Какая чепуха! – Трисия вернулась к туалетному столику. Нагнувшись к зеркалу она положила на веко густую тень. – Зачем устраивать из этого событие государственной важности. Аборт – это вполне правдоподобная причина, из-за которой вы с Кеном могли поссориться. Я даже не предполагала, что папа станет носиться с этим столь долгое время.

– А когда выяснилось, что станет, когда он оттолкнул меня, почему ты не сказала ему правду?

– Потому что я не хотела, чтобы он возненавидел меня.

– Но по твоей милости он возненавидел меня!

Трисия повернулась.

– Что же, значит, настало мое время и наши роли переменились.

Шейла даже отступила на шаг, пораженная откровенной ненавистью в глазах сестры. Ее лицо не выражало ничего, кроме ненависти.

– Не понимаю…

– Разве не открывалась мне в то время зеленая улица, чтобы заслужить его одобрение? Привлечь его внимание? Завоевать его любовь?

Ее красивая грудь вздымалась и опускалась под атласом пеньюара. Все, что накапливалось в ней много лет, теперь полилось безудержным потоком.

– Он чуть ли не молился на тебя. Все, что ты делала, было правильным, превосходным. Если ему случалось обернуться, чтобы увидеть тебя, а это оказывалась я, он бывал недоволен.

– Это не правда, Трисия! Но Трисия не слушала:

– Если он обращался ко мне, то только чтобы сделать замечание. Ты – другое дело. Ты в его глазах всегда была права.

Она сбросила кимоно и направилась в гардеробную, сняв с вешалки платье, стала надевать, вступив в него сначала одной, затем другой ногой. Шейла еще раз убедилась, насколько она прекрасна. Ее фигура была совершенна – тонкая и пропорциональная. Лицо тоже было бы совершенно, если бы его женственную нежность не портило выражение горечи.

Трисия вновь подошла к туалетному столику и взяла губную помаду. Вывернув из золотистой трубочки душистый стержень, она нанесла быстрые, легкие мазки на нижнюю губу.

– Не знаю только, какого черта они удочерили меня. Она потерла губы одну о другую и со стуком бросила помаду на столик.

– Они хотели, чтобы ты жила у них, – удалось произнести Шейле.

Трисия презрительно фыркнула:

– Твоя наивность просто поражает. Мама была помешана на желании иметь собственных детей.

– Да, она очень хотела родить папе ребенка. Трисия горько рассмеялась.

– Она хотела ребенка для того, чтобы Бель-Тэр перешел в наследство Лоренту. Неспособность родить сделала ее менее требовательной к наследнику. Ведь кому-то должно перейти имущество. Вот она и взяла нас.

– Не говори так. Мама, может быть, не была особенно счастлива, но…

– К чертям твои оговорки. Она была несчастна. Да! – снова перебила Трисия, заметив, что Шейла пытается возразить. – Она была несчастная, эгоистичная дрянь. И основным ее занятием в жизни было – делать несчастными других. Она не любила нас. Она любила только себя, и то временами. Коттон любил тебя. Еще бы! Ты ведь обожала даже землю, по которой он ступал. А что оставалось мне? Ноль?! Околевать?! И так каждый день моей жизни! И когда появился Кен Хоуэл, аристократ с разбитым сердцем, я как сумасшедшая, тут ты права, захотела его. Почему бы и нет? Это был мой шанс!

Последнее она уже прокричала, прижав руку к груди.

– Ты говоришь, я соблазнила его? Да я сделала бы все на свете, лишь бы получить его.

– Все на свете?! Так, значит, ребенка у тебя не было? Ты тоже не была беременна. Это тоже ложь! И не было выкидыша после свадьбы, правда, ведь не было?

– Какая тебе разница.

– Говори!

– Не было.

Их ненависть стала почти осязаемой. Одно слово, подтверждающее давние подозрения Шейлы, ударило в воздухе, словно гонг, возвещающий о конце раунда, когда противники должны разойтись по разным углам. Обе затаили дыхание. Шейла заговорила первая:

– Кен знает, что ты обманула его? Трисия пожала плечами, закуривая.

– Наверное. Он, конечно, не Эйнштейн, но и не дурак. Мы об этом никогда не говорили. – Она выпустила в потолок облачко душистого дыма. – По-моему, он предпочитает верить, что мы потеряли ребенка. Пускай себе, если ему так легче примириться с потерей тебя.

Она внимательно поглядела на Шейлу.

– Откровенно говоря, я гораздо больше подхожу ему в жены, чем ты. Твоя независимость его пугает. Он восхищается ею, но она ему не нравится. Она унизительна для него.

– Не тебе судить о том, какой женой я была бы для Кена. Я очень любила его.

Губы Трисии дрогнули в улыбке.

– Да, – нежно сказала она. – Я знаю.

– И он после всех твоих усилий вернулся ко мне. А этого ты не могла допустить.

Голос Шейлы гремел по комнате. Трисия сердито стряхнула пепел в пепельницу на столике.

– И для этого ты выдумала свою беременность. Ты хотела ударить сразу по обоим. Это был отличный ход, он давал тебе возможность одновременно уничтожить меня и поймать Кена.

Размышляя обо всем услышанном, Шейла отошла к окну. Дождь стал еще сильнее. В траве уже появились лужи. Даже под дождем Бель-Тэр выглядел очень живописно. Ничто не умаляло его красоту в ее глазах.

– А потом тебе понадобилось оправдаться перед папой. Ты знала, что больше всего на свете он ценит Бель-Тэр. Он постоянно говорил об основании династии. Даже понимая, что они не будут носить его имя, он мечтал, что здесь вырастет несколько поколений. Ты знала, как он хотел этого. Ты знала, какое событие сразит его больше всего, – что кто-то из нас избавился от его внука.

– Боже мой! – воскликнула Трисия и затушила сигарету. – Ты такая же сентиментальная, как он. Наши дети вовсе не были бы его внуками. Весь этот разговор о династиях и поколениях просто смешон. Жалко было слушать, как он носился с этой идеей. Все в округе знают, что он женился на Мэйси Лорент только из-за Бель-Тэр.

– Не правда. Он любил маму.

– Значит, любил? А трахался с Моникой Будро. Шейла обернулась, с недоверием уставившись на сестру. Трисия расхохоталась:

– Боже, какая святость! Ты что, не знала, что ли? Никогда не поверю! – Ее изумлению не было границ. – Неужели ты действительно не знала, что она – любовница Коттона? Анекдот! – Она презрительно фыркнула, качая головой. – Так ты думала, он монах? Святой Коттон? Ты думала, что ему некуда приткнуться, раз они с мамой не спят вместе?

– Какая же ты вульгарная!

– Правильно, – замурлыкала Трисия. – Поэтому мне и не составило труда переманить Кена из твоей постели в мою.

– Это не совсем так, – раздался голос Кена, и обе разом обернулись.

Кен стоял у двери и обращался к Трисии, но смотрел на Шейлу:

– Дай-ка я освежу твою память, Трисия. Ты явилась ко мне, как сука в течке.

– И это тебе определенно понравилось.

– Ты сказала мне ту же ложь, что и Коттону.

– Она сказала, что я сделала аборт от тебя? – воскликнула Шейла.

– Да.

– И ты поверил?!

Шейла смотрела на стоящего перед ней мужчину, не понимая, как она могла любить его. Слабохарактерный. Напыщенный. Теперь это было очевидно. Он позволил бессовестной женщине диктовать ему и определять его будущее. Настоящий мужчина никогда не позволил бы так водить себя за нос. Кэш Будро не позволил бы.

Кен беспомощно развел руками.

– Вчера я сказала папе правду. Мы помирились, – сообщила она, обращаясь только к Трисии, словно Кена здесь не было. – У тебя нет никаких причин считать, что он не любил тебя. Он любит и всегда любил. К тому же у тебя теперь есть Кен. Топор войны с этой минуты можно закопать. Но я никогда не прощу тебе, что ты манипулировала моей жизнью в своих интересах.

Она направилась к выходу, но Трисия преградила ей дорогу:

– Мне глубоко плевать, простишь ты меня или нет. Но я требую, чтобы моя доля в этом доме была свободна от твоих притязаний. Я буду счастлива избавиться раз и навсегда от возможности манипулировать твоей жизнью в своих интересах.

– Твоя доля в этом доме? О чем ты?

– Я собираюсь продать Бель-Тэр.

Несколько мгновений до Шейлы доходил смысл этих слов. Трисия смотрела с откровенной злобой. Шейла обратилась к Кену, ожидая объяснений. На лице его появилось виноватое выражение.

– Вы что, рехнулись оба? – грубо спросила наконец она. – Мы никогда не продадим Бель-Тэр.

– Почему же?

– Потому что он наш. Он принадлежит Коттону и нам.

– Глупости, – усмехнулась Трисия. – Он принадлежит Лорентам. А они все умерли. Шейла гордо выпрямилась.

– Может быть, для Коттона это не было кровным наследством, но он вложил в него всю свою жизнь и никогда не продаст поместье.

Она снова попыталась обойти Трисию, но та с неожиданной силой удержала ее за руку.

– Коттон может и передумать.

– Никогда! Не советую и предлагать ему это. – Она сбросила ее руку.

– Он старик, Шейла, и смертельно болен. Его бизнес тоже прогорел. Он влез в такие долги, из которых нет выхода.

– И что же ты предлагаешь?

– Мы объявим его недееспособным. Шейла еле сдержалась, чтобы изо всех сил не ударить Трисию, но только крепче сцепила пальцы.

– Запомни, Трисия, если что-нибудь случится с Коттоном по твоей вине, тебе придется иметь дело со мной.

Глава 26

Шейла вцепилась в руль с такой силой, что побелели пальцы. Скорость становилась опасной, но она этого не замечала. Кроме того, автомобиль вообще чудом удерживался на дороге, потому что лобовое стекло застилала пелена дождя и «дворники» только суматошно сновали взад и вперед, не в состоянии справиться с потоком.

Стычка с Трисией и Кеном добила ее. Нервы Шейлы были на пределе, и каждую минуту ее состояние грозило перейти в истерику.

Вперед! Только не стоять на месте! Надо что-то делать, чтобы в мозгу не крутилась одна и та же мысль: они хотят продать Бель-Тэр.

Каково ей было слышать это, когда она сконцентрировала все свои силы на достижении как раз обратной цели. И ничто не заставит ее отступить! Она сохранит Бель-Тэр, спасет его ради Коттона. Она будет работать, пока не свалится. И это единственное, что она должна теперь делать!

Необходимость действовать настолько четко впечаталась в мозг, что, когда Шейла въехала на вырубку по мосту через Лорентский затон и нажала тормозную педаль, машина проехала еще несколько метров и только потом остановилась. «Дворники» продолжали свою нескончаемую работу. Дождь сплошным потоком барабанил по крыше кабины.

Тяжело дыша ртом, как после долгой пробежки, она оглянулась.

Но то, что она увидела, настолько не соответствовало ее внутреннему состоянию, что Шейла с трудом верила своим глазам. Невероятно! На вырубке не было абсолютно никого. Тихо и пусто. Дверь конторы заперта наглухо. Темные окна. Тяжелые двери ангара для лесовозов схвачены толстой цепью. Грузовые платформы на рельсах стояли порожняком. И вся территория напоминала призрачный город, заброшенный, пустой, одинокий, мертвый.