7

Ядовито-зеленая машина Паркера Эванса была одновременно похожа и на гольф-кар, и на грузовой пикап. Ничего подобного Марис еще никогда не приходилось видеть, поэтому она отнеслась к неизвестному транспортному средству с опаской.

– Я называю его «Крокодилом», – хмуро сказал Паркер Эванс, жестом пригласив ее в кабину.

Марис подчинилась. Она была слишком потрясена тем обстоятельством, что П.М.Э. оказался инвалидом, поэтому безропотно открыла дверцу и села на пассажирское сиденье. На Паркера она старалась не смотреть. Все же краем глаза она видела, как он подтянулся на руках и перебрался за руль, потом приподнял с земли кресло, сложил его и ловко забросил в неглубокий кузов.

Только когда они тронулись, Марис обратила внимание, что «Крокодил» был полностью переделан на ручное управление. И газ, и тормоз включались специальными рычагами, с которыми Паркер управлялся с завидной легкостью, свидетельствовавшей о длительной практике. Отъехав от бара, он, однако, повернул не к своему дому, а к берегу.

– Я довезу вас до спуска на причал, – сказал он. – Провожать не буду – там слишком круто для моего кресла. Спуститься-то легко, а вот затормозить вовремя… Я либо опрокинусь, либо свалюсь в воду. Впрочем, вы, вероятно, считаете, что я этого заслуживаю.

Марис ничего не ответила.

– Даже если я сумею остановиться, назад мне не подняться, – добавил Паркер.

– До причала? – уточнила она.

– До того места, где вы оставили свою лодку, – объяснил Паркер.

– Но у меня нет никакой лодки. Меня переправил сюда за деньги какой-то человек, которого я нашла на том берегу. Он высадил меня и уплыл обратно.

– Почему?

– Я не знала, как долго я здесь пробуду. Мы договорились, что, когда мне нужно будет вернуться, я ему позвоню.

Нахмурившись, Паркер резко дернул рычаг тормоза и остановил «Крокодил». Несомненно, он рассчитывал избавиться от нее и теперь был недоволен, что из этого ничего не вышло. Марис, однако, была уверена, что Паркер постарается придумать какой-нибудь другой способ. Например, он мог задушить ее и сбросить тело с обрыва в море. Руки у него были крепкие, мускулистые, как бывает у многих людей, потерявших способность ходить, и Марис не сомневалась, что эта задача ему вполне по силам.

– Ладно, – сказал Паркер, разворачивая машину. – Можете позвонить от Терри. Хороший катер способен пересечь пролив за десять минут. Надеюсь, номер у вас записан?

– Может быть, мы все-таки поговорим, мистер Эванс? Он снова затормозил и повернулся к ней:

– О чем?

– Послушайте, не надо разыгрывать передо мной комедию! – вспылила Марис. – Я приехала сюда за тысячу миль совсем не для того, чтобы…

– Вы сделали это без приглашения – на свой страх и риск.

– Вы пригласили меня, когда прислали мне пролог.

Казалось, этот ответ его удивил. Он даже поднял руки, словно сдавался, однако Марис понимала – схватка только начинается. Паркер не собирался отступать, но и она тоже была упряма. Зная, что открытое столкновение ни к чему хорошему не приведет, Марис попробовала зайти с другой стороны.

– У меня был долгий, тяжелый день, мистер Паркер, и я очень устала, – сказала она примирительным тоном. – И больше всего на свете мне хочется не беседовать с вами, а принять горячую ванну и лечь спать. Но раз уж я здесь, давайте попробуем поговорить спокойно и разумно, как и подобает цивилизованным людям…

Паркер молча сложил руки на груди, и Марис подумала, что, возможно, он дает ей понять, что согласен ее выслушать. Впрочем, возможно, она ошибалась, и этот жест означал что-то вроде «собака лает – ветер носит»…

Как бы там ни было, она решила продолжать.

– Вы прислали нам ваше произведение, – начала Марис. – Это значит – вы хотели, чтобы его кто-то прочитал. И, возможно, опубликовал. Рукопись попала ко мне, и я ее прочла. Как я уже говорила, пролог мне понравился, и теперь я предлагаю вам напечатать вашу книгу. Вы сказали – кроме пролога, у вас ничего нет, но это не страшно. Мы могли бы работать вместе. Вам придется только писать. Так давайте же обсудим условия, на которых вы согласны с нами сотрудничать. – Она позволила себе насмешливо хмыкнуть. – Или вы по-прежнему утверждаете, что ваша рукопись не продается?

Паркер не ответил. Сидя в прежней позе, он разглядывал ее в упор, и лицо его было совершенно непроницаемым. Марис, во всяком случае, никак не удавалось понять, о чем он думает. Может быть, Паркер обдумывал ее слова, а может быть, он как раз собирался сказать, что хороший пловец может вплавь добраться до противоположного берега, особенно если у него не будет другого выхода. Марис всерьез опасалась последнего, поэтому поспешила добавить:

– Я понимаю, что уже достаточно поздно, чтобы говорить о делах, но я обещаю, что отниму не слишком много вашего времени… Майкл сказал мне, что он…

– Я знаю, что сказал вам Майкл, – он позвонил мне к Терри, как только вы уехали. Он вел себя как последний дурак.

– А на меня он произвел совершенно противоположное впечатление.

– Обычно Майкл действительно ведет себя достаточно разумно – рассудительно, выдержанно, спокойно. Столп благоразумия, глас здравого смысла – все это сказано про него. Просто вы застали его в не самый удачный момент. Бедняга разрывается на части – ведь ему нужно одновременно и ремонтировать дом, и готовить обед, и прибираться… Словом, суетится, как старая дева, к которой вот-вот явится первый в жизни мужчина.

Паркер слегка прикрыл глаза, но Марис чувствовала, что он продолжает рассматривать ее из-под полуопущенных ресниц.

– Должно быть, – добавил он, – вы совершенно вскружили ему голову!

– Ничего подобного! – возразила Марис. – Просто ваш Майкл – очень порядочный, хорошо воспитанный джентльмен.

– В отличие от меня! – Паркер хрипло рассмеялся.

– Я этого не говорила.

– Ну и напрасно. Потому что это правда, – протянул Паркер. – Я не воспитанный и не порядочный.

– Я знаю – вы можете быть таким, когда захотите.

– В том-то и дело, что я не хочу!

И прежде чем Марис успела отстраниться, он наклонился к ней, обхватил рукой за шею и резко привлек к себе. В следующую секунду Марис почувствовала его губы на своих губах.

Это было похоже скорее на нападение, чем на поцелуй. Паркер действовал агрессивно и дерзко. Его язык атаковал сжатые губы Марис до тех пор, пока не сломил ее сопротивление и не раздвинул их силой.

Сердито мыча, Марис уперлась ему руками в грудь, но это его не остановило. Раз от раза, впрочем, его атаки становились более медленными и… нежными, а большой палец мягко скользнул по шее и щеке Марис, слегка коснувшись уголка ее рта.

Марис почувствовала, как ее гнев превращается в растерянность. Она никак не могла понять, что с ней происходит и почему этот грубый, насильно навязанный ей поцелуй кажется таким приятным!

Сколько прошло времени, она не знала. Наконец Паркер пошевелился и отпустил Марис, однако даже после этого их губы на протяжении целой минуты оставались на расстоянии какого-нибудь дюйма друг от друга. Но вот он выпрямился, и Марис, почувствовав свободу, торопливо отпрянула и, отвернувшись, стала смотреть в окно на воды пролива. Океан был совершенно неподвижен, но огни на противоположном берегу казались такими далекими и слабыми, словно они находились совсем в другом мире, и на мгновение Марис даже испугалась, сумеет ли она когда-нибудь вернуться туда, где был ее дом и где все было так спокойно, мирно, понятно.

Потом где-то в проливе загудел буксир. В заведении Терри снова включили радио, и надтреснутый тенорок известного певца затянул песню о любви и о жизни, которая вдруг пошла наперекосяк. Где-то совсем близко плескалась и хлюпала между камнями вода.

– Ничего не выйдет, мистер Эванс, – негромко сказала Марис. – Вы меня не напугаете.

Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и была поражена отсутствием всяких следов самодовольства на его лице. Впрочем, извиняться он тоже не собирался, однако ни насмешки, ни торжества не было в его чертах. Лицо Паркера по-прежнему было непроницаемо, и Марис подумала, что совершенно не понимает, как вести себя с этим странным человеком.

– Считайте, что я не обратила внимания на этот… на ваш поступок, как я не обратила внимания на насмешки и оскорбления, которыми меня осыпали в баре ваши друзья, – сказала она. – Но не обольщайтесь – я сделала это только потому, что знаю, почему вы так поступили.

– Знаете?

– Да, Паркер. Я разгадала ваш блеф.

– Блеф?

– Именно. Вы хотели напугать меня. Унизить. Оскорбить. Сделать так, чтобы я сама не захотела иметь с вами дело…

– Допустим. Ну и что?

– А то, что у вас ничего не выйдет!

– Ничего?

– Ничего.

– Вот и ладненько. Можете думать, как вам угодно, – мне от этого ни жарко, ни холодно. – Паркер несколько секунд смотрел ей прямо в глаза, потом переключил передачу и тронул «Крокодил» с места. – Кстати, Майкл случайно не упоминал, что будет на ужин?..

На ужин был копченый окорок, салат и картофельное пюре. Едва почувствовав запах еды, Марис поняла, как отчаянно она проголодалась, однако ради соблюдения приличий старалась этого не показывать.

Комнату, в которой был накрыт стол, Майкл почему-то назвал «солярием».

– Странное название для застекленного крыльца, – заметил Паркер, подъезжая в своем кресле к тому концу стола, где перед прибором не было стула.

– Это было крыльцо с небольшой верандой, – объяснил Майкл Марис, накладывая ей в тарелку салат. – Оно выходит на берег моря, хотя сейчас, в темноте, его трудно разглядеть. Паркер придумал оборудовать его сдвижными стеклянными панелями, которые можно открывать и закрывать. Теперь он может писать здесь при любой погоде.

Только сейчас Марис заметила в углу комнаты массивный двухтумбовый стол с резными ножками, на котором стояли компьютер и принтер. Прочая же обстановка показалась ей довольно аскетичной, даже суровой. Старые плетеные кресла и диван выглядели достаточно прочными, но подушки почти на всех сиденьях отсутствовали; каменный пол устилала вылинявшая камышовая циновка, а единственная герань в горшке на подоконнике смахивала на египетскую мумию, служа наглядным доказательством того, что без воды ничто живое существовать не может. Впрочем, она еще не сдалась и продолжала борьбу за существование. В целом же «солярий» выглядел как типичное жилище холостяка.

Или как приют одинокого писателя.

О том, что здесь обитает писатель, свидетельствовал не только компьютер, но и огромное количество книг, которые лежали везде – на столе, на полках, на подоконниках, даже на полу. Здесь были справочники, словари, произведения классических авторов, любовные романы, детективы, фантастика, вестерны, несколько биографий и автобиографий известных людей, сборники стихов, детские книги, исторические романы, самоучители, книги в твердом переплете, в бумажных обложках и даже без обложек. На многих корешках поблескивал серебром логотип «Мадерли-пресс», и Марис обрадовалась этим книгам, как старым знакомым. Потом ей пришло в голову, что столь пестрого собрания она, пожалуй, еще не встречала. Кроме того, многие книги были изрядно зачитаны, а значит, эта странная библиотека была выставлена здесь не для показухи – ею пользовались, и пользовались усердно.

– Вне зависимости от названия, мне здесь нравится, – сказала Марис, поудобнее устраиваясь в кресле. – Здесь очень приятно читать. И писать тоже, – добавила она, бросив быстрый взгляд в сторону Паркера. Он, однако, притворился, будто ничего не заметил, и продолжал намазывать горчицу на сандвич с ветчиной.

Обслужив обоих, Майкл сел за стол напротив Марис. К этому моменту она уже поняла, что для Паркера он был не столько «прислугой за все» (необходимость которой стала ей теперь очевидна), но и преданным другом.

– Спасибо, Майкл, – поблагодарила она. – Мне, право, очень неловко вас затруднять, но… Боюсь, что другого выхода у меня просто не было.

– Пустяки, Марис, – отмахнулся он. – Мы часто ужинаем довольно поздно. Кроме того, я всегда рад свежему человеку. У Паркера есть много достоинств, но собеседник из него никудышный. Когда он работает, он способен молчать часами… Ну а если ему все же случится заговорить, тогда хоть из дома беги!

Как бы в подтверждение этих слов, Паркер метнул на него свирепый взгляд:

– Ты зануда, Майкл! Был занудой, занудой и остался!

Марис не выдержала и рассмеялась. Несмотря на пикировку, свидетельницей которой она только что стала, ей было очевидно – эти двое нежно привязаны друг к другу.

– Я уже знаю, каким может быть мистер Паркер, если ему что-то не нравится, – сказала она. – Но я не обижаюсь. Можно даже сказать, что я привыкла к подобному обращению – ведь мне чуть не каждый день приходится сталкиваться с писателями. Вы и представить не можете, какой это обидчивый, упрямый, капризный, самолюбивый народ! Бывает, мне от них достается, но я каждый раз утешаюсь мыслью, что их агентам приходится еще тяжелее!

Майкл кивнул с понимающим видом:

– Творческие личности… С ними действительно нелегко! Я испытал это на собственной шкуре. – Он покосился на Паркера. – Тонкая нервная организация, повышенная чувствительность, артистический темперамент и все такое…

– Вот именно. – Марис кивнула. – Но я не жалуюсь. Из опыта я знаю, что чем хуже у человека характер, тем лучше он пишет. Да и мой отец тоже это подтверждает, а уж он-то повидал на своем веку столько авторов, что ими можно укомплектовать дивизию.

Она промокнула губы салфеткой и с удивлением обнаружила, что они все еще немного саднят после поцелуя. Когда перед ужином Марис мыла руки в большой ванной комнате, куда ее любезно проводил Майкл, она внимательно исследовала свое отражение в большом зеркале в массивной бронзовой раме, но не обнаружила ни красноты, ни припухлости. Сейчас же ей казалось, что вокруг рта у нее образовался красный ободок, который виден даже сквозь тонкий слой пудры, который она на всякий случай нанесла.

Но еще приметнее было выражение глаз, которое могло рассказать о ее чувствах куда больше, чем ей хотелось. Когда в ванной комнате Марис впервые заметила свой странный взгляд, она поступила предельно просто – погасила свет и вышла в коридор. Сейчас же ей не оставалось ничего другого, кроме как опустить ресницы и притвориться, будто ничего не происходит.

Не буду об этом думать, решила Марис, усилием воли переключаясь на другие, менее сложные проблемы.

Впрочем, менее сложными они были лишь по сравнению с тем, что творилось у нее в душе. Как их можно решить, Марис по-прежнему представляла очень слабо. По пути от причала к дому они с Паркером почти не разговаривали. Паркер правил, Марис глядела на дорогу, освещенную фарами «Крокодила», и думала о том, что только что между ними произошло.

Лишь раз, бросив взгляд в сторону чернеющего по сторонам дороги леса, Марис не сдержала восхищенного возгласа.

– Вот это да! – вырвалось у нее.

– В чем дело? – довольно нелюбезно отозвался Паркер, которого напугало ее неожиданное восклицание.

– Смотрите, там, в лесу! Светлячки!

– Жуки-фонарики, – поправил он. – Здесь их еще называют светоноски.

– Сто лет их не видела!

– К сожалению, инсектициды действуют на светляков сильнее, чем на сельскохозяйственных вредителей.

– Да, действительно жаль. Когда я была маленькой, я часто видела их в лесу возле нашего загородного дома, хотя они были не такими яркими. Я ловила их, сажала в стеклянную банку, завязывала марлей и ставила на ночь на тумбочку возле кровати.

– Я тоже.

– Вы тоже?! – искренне удивилась Марис, поворачиваясь к нему.

– А что тут такого? Мы с друзьями даже соревновались, кто больше наловит.

Значит, поняла Марис, было время, когда Паркер не был прикован к инвалидному креслу и мог гоняться за светлячками, да еще соревновался в этом с друзьями. Интересно, что же с ним случилось и в каком возрасте? Ей очень хотелось об этом спросить, но она не посмела.

Марис уже приходилось сталкиваться с такими, как Паркер, и она бесконечно уважала людей, перенесших ужасное несчастье, но сумевших не пасть духом и приспособиться к своему новому положению достойным образом. Среди них встречалось немало оптимистов, каких не встретишь и среди здоровых людей, и общаться с ними было одно удовольствие. А физические недостатки они с избытком компенсировали мужеством и силой духа.

Мужества Паркеру Эвансу было не занимать. Он напоминал Марис «Железных людей» – инвалидов-троеборцев, участников специальных олимпийских игр, – которые творили настоящие чудеса при помощи одной лишь силы рук – и силы воли. Но вместе с тем он был другим. Ей казалось – случившееся с ним несчастье озлобило Паркера, заставило разочароваться в роде человеческом. Никакого другого объяснения его раздражительности она, во всяком случае, найти не могла. Что же с ним произошло, гадала Марис. Почему он стал таким?

Сейчас она снова посмотрела на него. Паркер подбирал с тарелки остатки окорока и, казалось, был целиком поглощен этим занятием, поэтому, когда он внезапно вскинул голову и посмотрел на нее в упор, Марис растерялась. Лишь в последний миг она совладала с собой и ответила на его взгляд таким же прямым и открытым взглядом.

Она уже давно заметила, что Паркер очень недурен собой, хотя пережитые страдания, разочарования и боль наложили на его лицо свой отпечаток, из-за которого он выглядел старше своих лет. В его редких улыбках чувствовалась горечь. Темно-русые, чуть вьющиеся волосы еще не начали редеть, но на висках уже серебрилась седина. Серебристой была и двухдневная щетина, покрывавшая его впалые щеки и упрямый подбородок.

Особенно заинтересовали ее глаза Паркера. Сначала Марис даже затруднялась сказать, какого они были цвета. Пожалуй, их можно было назвать светло-карими, если бы не янтарно-желтые крапинки, придававшие его взгляду необыкновенную выразительность. Эти необычные глаза и способность смотреть на собеседника почти не мигая придавали его взгляду пронзительность и почти магнетическую силу.

Сейчас Паркер тоже смотрел на Марис так, словно видел ее насквозь, и в его глазах горел вызов. «Ну давай, спрашивай, – как будто говорил он, – ведь я знаю – тебе до смерти хочется спросить, как я оказался в этом кресле!»

Но Марис снова сумела справиться с собой. Конечно, ей очень хотелось спросить, что с ним произошло, но она сдержалась. Когда-нибудь потом, решила Марис, я спрошу, но не сейчас. Сейчас самое главное уговорить его закончить книгу.

– Скажите, вы написали еще что-нибудь, мистер Эванс?

Он едва заметно усмехнулся одними губами.

– Не хотите ли еще холодного чая с лимоном, миссис Мадерли-Рид?

– Нет, благодарю.

– А сандвич?

– Спасибо, я сыта. Так что вы мне ответите, мистер Эванс? Можете вы дать мне почитать хотя бы еще одну главу?

Паркер повернулся к Майклу и бросил на него многозначительный взгляд. Поняв намек, тот встал из-за стола и, извинившись, скрылся в доме. Как только дверь за ним закрылась, Паркер сказал:

– Я вижу, вы довольно упрямая женщина, миссис Рид.

– Дело скорее в привычке добиваться своего. Он снова ухмыльнулся.

– Я вовсе не собирался говорить вам комплименты!

– Я знаю.

Оттолкнувшись от стола, Паркер развернул кресло к окну и некоторое время вглядывался в темноту за стеклом, словно надеялся разглядеть там что-то видимое ему одному. Марис его не торопила. Она понимала – Паркеру нужно время, чтобы тщательно взвесить все «за» и «против» и выбрать наилучший ответ. И если бы сейчас она напомнила о себе хоть словом, то уже утром ей пришлось бы возвращаться домой несолоно хлебавши – именно поэтому Марис сидела тихо, как мышка, и старалась не дышать.

Наконец Паркер повернулся к ней.

– Вам действительно понравился пролог? – спросил он.

– А вы считаете, я отправилась бы в такую даль, если бы он мне не понравился? – ответила Марис вопросом на вопрос.

– Я бы хотел, чтобы вы сказали только «да» или «нет», – холодно перебил ее Паркер.

– Только «да» или «нет»?.. Извольте. Ваш пролог действительно очень хорош, мистер Эванс.

Паркер смерил ее насмешливым взглядом.

– Не могли бы мы перейти на «ты»? К чему эти формальности – мистер Эванс, миссис Мадерли-Рид… особенно после «страстного поцелуя на берегу, под рокот волн и крик чаек, который сделал их гораздо ближе друг другу»? – процитировал он какой-то любовный роман. – Мое имя – Паркер, и я хочу, чтобы вы называли меня именно так.

– В таком случае зовите… зови меня просто Марис, – ответила она, прилагая огромные усилия, чтобы не опустить взгляд. – К тому же там не было чаек.

– А могли быть, – философски заметил Паркер. – Но это, в конце концов, не важно.