– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Рэндал, спасибо.

Выйдя из участка, Марис направилась к своей машине, но, прежде чем она успела открыть дверцу, ее нагнал Ной. Схватив Марис за руку, он развернул ее лицом к себе и, наклонившись, прошипел:

– Ну как, теперь ты довольна?

– Вполне, – ответила Марис, холодно глядя на него. – Если раньше у меня и были какие-то сомнения, то теперь я абсолютно уверена – этим чем-то, что помешало моему отцу подняться по лестнице, был ты!

Тонкие губы Ноя растянулись в улыбке, от которой у Марис волосы зашевелились на голове.

– У тебя нет никаких доказательств, милая!

– Отпусти мою руку, Ной, иначе я закричу. А мистер Рэндал будет только рад прийти мне на помощь.

Ной на секунду задумался, потом нехотя разжал пальцы.

– Кроме того, мистеру Рэндалу будет любопытно узнать, что мой отец обратился к частному детективу, чтобы выяснить твою подноготную, – добавила Марис.

– Ну, это даже не улика! Что она тебе даст?

– Ничего. Ты сделал все, чтобы не оставить никаких следов своего преступления. Единственное, что ты недооценил, – это мою способность с первого взгляда оценить хороший сценарий.

– Это не роман, Марис!

– К несчастью! Но если бы это был детективный роман, я бы заподозрила именно тебя. Как ты помнишь, часть работы редактора состоит в том, чтобы вычленить побудительные мотивы главного действующего лица. Цель, которую преследует герой, должна быть очевидна с первых страниц, иначе у сюжета не будет стержня, на котором он мог бы держаться. Твоя цель, Ной, мне совершенно ясна. Зачем ты увез отца в Беркшир? Зачем запер его в нашем загородном доме именно тогда, когда меня не было в городе? Зачем ты настоял, чтобы Максина осталась в Нью-Йорке – ведь я знаю, как ты любишь, чтобы тебя обслуживали?!

Ты изменял мне с Надей. Ты лгал, когда говорил, что снова начал писать. О чем еще ты солгал? О своих делишках с «Уорлд Вью»? Несомненно. Я готова поставить на это все, что мне дорого. Когда Моррис Блюм проговорился о вашей встрече, ты очень умело оправдывался. Ты весьма предусмотрительно подстраховался, загодя рассказав отцу о переговорах на случай, если он или я что-нибудь узнаем. Но тебе не удалось убедить меня в своей невиновности тогда, теперь же я абсолютно убеждена в том, что ты нас предал.

Должно быть, отец догадался об этом раньше меня – иначе зачем бы он обратился в агентство мистера Сазерленда? Я уверена – он знал, что ты ведешь двойную игру. Может быть, у него даже были доказательства. И когда он предъявил их, ты его убил!

Марис с горечью усмехнулась.

– Надеюсь, ты совершил это убийство не для того, чтобы обеспечить сделку с «Уорлд Вью», потому что в противном случае тебя ждет жестокое разочарование. Заруби себе на носу, Ной Рид: «Мадерли-пресс» останется независимым, каким было при отце, каким было всегда.

– Будь осторожна, Марис! – Ной говорил негромко, но в его голосе звенела угроза. Протянув к Марис руку, Ной намотал прядь ее волос на указательный палец и с силой потянул на себя. Со стороны этот жест выглядел почти игривым, но Марис едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли. – Нет, это ты заруби себе на носу, – сказал он с угрозой. – Никто не помешает мне получить то, что я хочу. Никто и ничто.

Марис попыталась справиться с дрожью. Скрытая жестокость, которую она давно в нем почувствовала, ей не почудилась. В Ное жил зверь – хищный и коварный зверь, который проснулся и вышел на охоту.

Но, как ни странно, она больше не боялась. Ной утратил над ней власть; он был не в силах ни напугать ее, ни подчинить себе.

– Что ты мне сделаешь? Столкнешь с лестницы? – спросила Марис и нервно рассмеялась.

– Дэниэл сам виноват в том, что с ним случилось. Он реагировал слишком бурно, позабыв о том, что он уже глубокий старик – вот и сверзился со ступенек. Так что я здесь совершенно ни при чем, хотя… – Ной понизил голос до вкрадчивого шепота. – …Хотя, если быть откровенным, старый козел умер очень своевременно.

Марис отшатнулась, и, поскольку ее волосы все еще были намотаны на палец Ноя, это резкое движение причинило ей такую боль, что из глаз брызнули слезы. Но Марис этого даже не заметила, потому что память нанесла ей удар еще более сильный.

…Если быть откровенным, мать умерла очень своевременно.

Эту строчку она перечитывала не меньше десяти раз. В диалоге Рурка и Тодда эта фраза была ключевой, и Марис довольно долго прикидывала, как ее можно изменить или улучшить, однако в конце концов пришла к заключению, что она с максимальной точностью передает холодную откровенность Тодда. От этого его заявление становилось куда более шокирующим, чем если бы он сказал: «Старая хрычовка загнулась весьма кстати». Набор слов, которые использовал Паркер, был значительно менее эмоциональным и от того – куда более страшным.

Открытие, которое Марис только что сделала, потрясло ее.

– Ты – Тодд! – вырвалось у нее.

– Кто-кто? – переспросил Ной, слегка наклонив голову. Марис не ответила. Мысли у нее в голове беспорядочно метались, мешая ей сосредоточиться, и только одна из них горела прямо перед глазами: «Это не может быть совпадением!»

С решительностью, какой она сама от себя не ожидала, Марис сказала:

– В последний раз говорю: отпусти меня немедленно!

– Конечно, дорогая… – Ной выпустил ее волосы. – Теперь, когда мы так мило побеседовали и – я надеюсь – поняли друг друга, ты можешь идти, куда тебе захочется.

– Я прекрасно тебя поняла, Ной, – ответила Марис. – Поняла даже лучше, чем ты думаешь.

Чтобы как следует подготовиться, Тодду нужно было часа два. Рурк не возражал – он еще не потерял надежду выжать из себя хотя бы пару абзацев текста. Но как только Тодд выбежал из комнаты и с грохотом спустился по лестнице, Рурк снова погрузился в уныние. Вскоре, однако, его меланхолия уступила место гневу. Глядя на экран компьютера, Рурк снова и снова спрашивал себя, почему судьба одарила его жгучим желанием написать что-нибудь великое, но лишила возможности реализовать свою мечту. За что бог так зло над ним подшутил?

– Я рад за Тодда. Очень рад!.. – Эту фразу Рурк повторял снова и снова, как заклинание, словно надеясь убедить себя в том, что говорил. И он действительно был рад. Но это не мешало ему отчаянно завидовать приятелю. Злило его и то, что Тодд ничего ему не сказал о том, что отправил рукопись в издательство. Правда, они не договаривались сообщать друг другу о контактах с книгоиздательскими фирмами, так что с формальной точки зрения Тодд ничего не нарушил. Рурк, однако, продолжал считать, что, раз они друзья, Тодд не мог с ним не поделиться.

Что же касалось самого факта одобрения рукописи издательством, Рурк без колебаний готов был приписать успех Тодда простому везению, благоприятному стечению обстоятельств или пристрастиями редактора. Ведь не может же нормальный человек сказать о книге, что она ему «по кайфу»! Но в глубине души он понимал, что несправедлив.

Как ни убеждал себя Рурк в этом, он все равно продолжал считать, что именно он, а не Тодд заслуживает признания.

Тодд вернулся примерно через час с двумя бутылками холодного шампанского и настоял, чтобы они выпили их прежде, чем перейти к следующему этапу операции под кодовым названием «Большая вечеринка». Он также сообщил, что пригласил присоединиться к ним Марию Катарину, которую только что встретил на улице.

Рурк не возражал. С Марией Катариной у него сложились дружеские отношения. А началось все с того, что примерно через неделю после случившегося с ней несчастья он пригласил девушку на прогулку в парк и угостил мороженым. В целом идея оказалась не особенно удачной, так как в парке оказалось полным-полно молодых мам с детьми, при виде которых Мария Катарина не смогла сдержать слез. Рурк стал ее утешать, но напрасно. Громко всхлипывая и размазывая по лицу тушь и румяна, Мария Катарина призналась, что отцом ребенка, которого она скинула, был Тодд.

«Должно быть, у этого подонка особое чутье на такие вещи, потому что с тех пор он меня избегает!» – сказала она.

С тех пор прошло уже несколько месяцев. Поначалу Тодд и Мария Катарина действительно почти не встречались; потом снова начали общаться, но, насколько было известно Рурку, близкие отношения между ними не возобновились.

Но сегодня все было забыто. Во всяком случае, Мария Катарина прибыла к ним на квартиру в таком откровенном купальнике, что Рурк не сразу понял, что на ней вообще что-то надето. Она появилась как раз в тот момент, когда они приканчивали шампанское, и успела вырвать у Тодда из рук недопитую бутылку.

– Ах ты, жадина! – воскликнула она. – Обещал угостить шампанским, а сам ничегошеньки мне не оставил! Здесь было всего два глотка!

– Там, откуда взялись эти бутылки, есть еще, – утешил ее Тодд и, погладив по аппетитной попке, с сожалением причмокнул губами. Взяв Марию Катарину за плечи, он развернул ее лицом к Рурку и слегка подтолкнул в спину. – Вот, возьми. Знай мою доброту! Сегодня она полностью в твоем распоряжении. И не говори потом, будто я никогда не был щедр!

– Что это? Утешительный приз? – рассмеялся Рурк, стараясь, чтобы смех звучал не слишком желчно.

– Опять ты недоволен? – зло бросил Тодд, а Мария Катарина прижалась к Рурку своими едва прикрытыми грудями и потерлась животом о его шорты.

– А вот меня мой приз устраивает! Между прочим, красавчик, я уже давно положила на тебя глаз! – заявила она, взасос целуя Рурка.

Этот поцелуй и выпитое шампанское подняли настроение Рурка. Мария Катарина умела целоваться, к тому же она ему давно нравилась. Что же касалось его уязвленного самолюбия, то Тодд, похоже, совершенно искренне старался компенсировать ему причиненный ущерб, и Рурк был не в силах отвергнуть этот неожиданный дар.

И он ответил на поцелуй с таким пылом, что пять минут спустя наблюдавший за ними Тодд ехидно осведомился, не пора ли разливать их водой из пожарного брандспойта.

Смеясь, они спустились на первый этаж, сели в видавшую виды «Тойоту» Тодда и отправились на побережье, к частным причалам, где Тодд взял напрокат мощную моторную яхту для океанских прогулок. Им и раньше случалось арендовать лодки у Хатча Уокера, во-первых, потому, что у него была самая низкая почасовая оплата в Ки-Уэсте, а во-вторых, потому, что он никогда не ворчал, если они возвращались позже указанного в договоре срока.

Сегодня, впрочем, старый кашалот был не в самом лучшем расположении духа. Ему явно не хотелось отдавать одну из своих драгоценных яхт в руки людей, которые были откровенно пьяны. Рурк, впрочем, окосел не столько от шампанского, сколько от жарких объятий и бесстыдных ласк Марии Катарины, которыми он наслаждался на заднем сиденье, и ему было глубоко плевать, что думает о нем этот ворчливый старик.

В конце концов договор проката был подписан, и Тодд первым поднялся на палубу яхты. Вскарабкавшись по трапу на мостик, он махнул им рукой, и Рурк полез следом. Перекинув ноги через борт, он протянул руку Марии Катарине; она ухватилась за нее и… они оба чуть не полетели в воду, но, к счастью, все закончилось благополучно. Через минуту девушка уже стояла на палубе, тесно прижимаясь к Рурку.

Широко ухмыляясь, Рурк помахал рукой старине Хатчу, который, сняв с кнехтов пеньковые чалки, забросил их на палубу.

– Сосунки!.. – проворчал Хатч. – В заднице ветер гуляет!

– Мне кажется, мы ему не нравимся! – капризно протянула Мария Катарина.

– А мне кажется, что ты слишком тепло одета для такой погоды, – ответил Рурк и ловким движением руки сорвал с девушки крошечный лифчик. Мария Катарина взвизгнула и несколько раз хлопнула его по рукам, но Рурк отлично видел, что это была только игра. Победно размахивая лифчиком над головой, Рурк начал отступать к рубке, а девушка, подпрыгивая и тряся освобожденными грудями, пыталась отнять лифчик.

Тодд тем временем запустил дизель и медленно вывел яхту из залива. Как только ограничительные буйки остались позади, он дал двигателю полный ход, и яхта, подпрыгивая на волнах, понеслась на юго-восток.

Тодд обещал, что это будет такая вечеринка, какую они не скоро забудут, и сдержал слово. Рурк, во всяком случае, был просто поражен неслыханной щедростью приятеля. Охладители, которые они с трудом подняли на борт, были битком набиты бутылками с пивом и виски превосходных сортов. Закуска тоже не подкачала, хотя и была не из классных ресторанов, а из кафе, гордо именовавшегося «Приют эпикурейца».

– Отличный салат! – заявил Рурк, пытаясь кончиком языка дотянуться до испачканного майонезом подбородка.

– Давай лучше я… – Мария Катарина уселась к нему на колени и, слизнув майонез, снова поцеловала Рурка в губы. Судя по всему, роль «утешительного приза» пришлась ей по вкусу; во всяком случае, она развлекала его с явным удовольствием, стремясь угадать и исполнить все его желания. Рурк не возражал. В последнее время ему приходилось отдыхать достаточно редко, и он вовсю наслаждался жизнью.

Да и Мария Катарина была ему ближе, чем любая другая девушка – ведь у них был общий секрет, о котором, кроме них двоих, никто больше не знал. Когда Тодд не мог их слышать, Рурк называл ее Шейлой.

В последнее время они частенько флиртовали друг с другом, но их отношения оставались чисто платоническими. Правда, Мария Катарина не раз делала Рурку довольно прозрачные намеки, но он притворялся, будто ничего не замечает. Ему не хотелось портить отношения с Тоддом – ведь они были вынуждены жить вместе в одной квартире, так как снимать каждому свой угол им по-прежнему было не по карману. Однако сейчас, чувствуя, как острый язычок девушки щекочет ему небо, Рурк решил, что не произойдет ничего страшного, если их отношения перейдут в другую стадию. Кто сказал, что если он дружит с Шейлой, то ему нельзя трахаться с Марией Катариной? Кто выдумал это идиотское правило? Почему он не может быть одновременно ее другом и любовником?

И почему, наконец, он должен дать пропасть великолепной эрекции, которая не ослабевала буквально ни на секунду благодаря усилиям мягких, теплых, проворных рук Марии Катарины, почти постоянно находившихся у него в шортах? В конце концов, откуда он знает, что Тодд не заплатил девушке за то, чтобы она ублажила его на славу? С его точки зрения, в этом не было ничего предосудительного, так как каждый зарабатывал себе на кусок хлеба с маслом как мог и чем мог, и Мария Катарина была вовсе не виновата в том, что, кроме великолепного тела, у нее не было другой возможности утвердиться в жизни.

Возможно, впрочем, она так активно обхаживала его только затем, чтобы заставить Тодда ревновать, однако и это Рурка не волновало. Он вообще решил, что сегодня не будет ни о чем беспокоиться.

К дьяволу литературу! К дьяволу издателей и издательства! К дьяволу все гениальные слова и фразы, которые никак не хотят приходить в голову!

И к дьяволу Марию Катарину!.. Ему до смерти надоело быть добродетельным бойскаутом, бесполым ангелочком, не подозревающим, для чего на свете существуют женщины.

Для секса, вот для чего!..

И, оглядевшись по сторонам, Рурк пришел к заключению: еда нужна для того, чтобы есть, и сегодня он будет жрать, пока не лопнет. Виски нужно для того, чтобы пить, и сегодня он напьется до чертиков. А женщины нужны для того, чтобы трахаться, и сегодня он заставит Марию Катарину проделать для него все грязные штучки из ее репертуара, которые раньше она проделывала для других.

Иными словами, Рурк был всерьез настроен прекрасно провести время, даже если это его прикончит.

Когда Рурк очнулся, то обнаружил, что Мария Катарина тихонько храпит у него на груди. После бурных игр на койке в тесной каюте под палубой они оба отключились почти одновременно. Теперь Рурку отчаянно хотелось помочиться, да и во рту было сухо, словно он весь вечер глотал огонь. Ничего, бутылочка-другая холодного пива должна его освежить.

Отстранив Марию Катарину, Рурк неуверенно сел и спустил ноги с койки. Девушка что-то пробормотала спросонок и попыталась его удержать, но Рурк легко увернулся и поднял с пола сброшенные в спешке шорты.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы попасть ногой в штанину, однако в конце концов он все же сумел натянуть шорты и подняться на палубу.

Тодд стоял на носу и, прихлебывая пиво из бутылки с длинным горлышком, любовался крупными звездами, высыпавшими на ночном небе. Заслышав шаги Рурка, он с улыбкой обернулся:

– Ты еще жив? А я-то думал…

Рурк оттянул спереди эластичный пояс шортов и, заглянув внутрь, глуповато осклабился:

– Кажется, все на месте.

Тодд снова усмехнулся.

– Вы так шумели, что я уже собирался спуститься вниз, чтобы посмотреть… не нужна ли тебе помощь, – сказал он.

Рурк покрутил головой, но сразу же схватился за стенку каюты, чтобы не упасть.

– Вообще-то, несколько раз мне действительно показалось, что помощь может мне понадобиться, – сказал он и, повернувшись к борту, стал мочиться в воду.

– А она показывала тебе фокус с большим пальцем? – осведомился Тодд, но Рурк ничего не ответил. Застегнув шорты, он оглядел палубу.

– Пивка бы… башка просто раскалывается!

– Ах да, я и забыл: мистер Рурк – истинный джентльмен и никогда не обсуждает интимные привычки леди, с которыми ему приходится трахаться. – Тодд рассмеялся, и Рурк хотел отвесить шутливый поклон, но в последний момент отказался от этого намерения, ограничившись кратким салютом.

– Дадут мне сегодня пива или нет?

– Угощайся. – Тодд кивком головы указал на стоявшие на палубе охладители.

– С удовольствием… – Рурк наклонился и потянулся к ящику. – Мне просто необходимо освежиться – все вокруг почему-то раскачивается… и вертится. – Он снова ухватился рукой за переборку. – Я едва держусь на ногах… Мария Катарина меня измотала, и я ужасно устал…

– И ужасно завидуешь, верно?

– Что-что? – Рурк поднял голову.

– Ты все еще завидуешь мне, разве не так? Рурк пожал плечами:

– Может быть, немножко… – Он виновато улыбнулся.

– Вовсе не немножко, Рурк. Я уверен – ты завидуешь ужасно. – Тодд поднес пустую бутылку к глазу и, прищурившись, посмотрел сквозь нее на приятеля, словно это была подзорная труба. Или оптический прицел. – Признайся, ведь ты был уверен, что первым напишешь Великий Американский Роман!

Рурк все еще чувствовал себя довольно скверно. К горлу то и дело подступала тошнота, горизонт опасно раскачивался, кроме того, ему очень не нравился оборот, который принимала беседа.

– Послушай, Тодд, я очень рад за тебя. Что еще тебе надо? – сказал он, выпрямляясь во весь рост.

– Ты радовался бы куда больше, если бы сегодня мы пили не за мою, а за твою книгу. И ты, и твой поганый Хедли. Я уверен: он готов спустить каждый раз, когда только видит твою рукопись! – Тодд достал из ящика еще одну бутылку, вскрыл и сделал хороший глоток. Пустую посудину он швырнул за борт. – Как он там выразился: «Мне выпала большая честь и незаслуженное счастье наблюдать становление великого американского романиста»? Так, что ли?

– Ты… Откуда?.. Ты читаешь мои письма?

– С твоей стороны было очень умно арендовать почтовый ящик в городе. Я бы, наверное, так ничего и не узнал, если бы ты не таскал его письма с собой – должно быть, для того, чтобы лишний раз их перечитать и насладиться заслуженной похвалой. Однажды мне не хватило мелочи, чтобы рассчитаться за заказанную на дом пиццу, и я залез в карман твоих джинсов, которые ты бросил на полу в прихожей. Вообрази же себе мое изумление, когда вместо денег я вытащил письмо и узнал почерк профессора.

– Ты не должен был его читать!

– А ты не должен был лгать мне и говорить, будто Хедли ругает тебя так же, как и меня. Для него ты «великий американский писатель», а я – лишь ремесленник, не отмеченный печатью настоящего таланта.

– Какая тебе разница, что думает Хедли о твоей книге?

– Никакой. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я продал свою книгу, а ты – нет.

– Ну и ладно, мне все равно. Слушай, может, хватит об этом, а?..

Вместо ответа Тодд шагнул вперед, и Рурк неожиданно заметил, что его приятель держится на ногах куда крепче, чем он, словно не пил вовсе. В его движениях была опасная, грозная сила и стремительность, и Рурк почувствовал, как в душе его шевельнулся страх.

– Что ты так переживаешь? – торопливо проговорил он. – Я признаю – ты выиграл. Хедли был не прав, когда говорил, Что у тебя недостаточно таланта. Что еще тебе надо?

– Что еще мне надо? – Казалось, Тодд на мгновение задумался. – Меня беспокоят две вещи, Рурк. То, как я пишу на самом деле и… Еще кое-что.

– Что же?

– Мой характер, вероятно… Жадность, ревность, зависть, или, как выразился наш дорогой профессор, «завистливость, сластолюбие, скупость»… Помнишь, Хедли писал тебе об этом – о том, как эти качества способны отравить человека своим ядовитым соком? Кажется, он хотел намекнуть тебе, что я – негодяй и подлец…

Рурк почувствовал, как у него внутри все переворачивается, а рот наполняется горькой слюной.

– Это все ерунда, Тодд! Я даже не обратил внимания на эти слова!

– Зато я обратил…

Того, что произошло дальше, Рурк не ожидал. Тодд неожиданно бросился вперед и с силой ударил его по голове пивной бутылкой. Удар пришелся в висок, и из глаз Рурка посыпались искры. Бутылка была почти полной, и ощущение было таким, будто Тодд ударил его кувалдой. Рурк заревел от ярости и боли. Краем глаза он заметил, что Тодд снова замахнулся бутылкой, и рванулся в сторону.