Он сразу же затеял ремонт, вылившийся в полномасштабную реставрацию и обошедшийся новому хозяину не меньше чем в миллион долларов. Харрис был уверен, что владельцем особняка и изрядного куска прилегающей к нему земли стал какой-то северянин-толстосум, начитавшийся «Унесенных ветром» и решивший во что бы то ни стало превратить поместье во вторую Тару. Это его, впрочем, не удивило – островитяне всегда считали, что у янки денег куда больше, чем здравого смысла.
Но вскоре жители Санта-Анны переменили свое мнение. Они утверждали, что новый владелец особняка проявил себя человеком с отличным вкусом и не пожалел денег на полную перестройку имения. Харрис, однако, продолжал придерживаться мнения – этому парню придется сделать еще очень много, чтобы вернуть особняк в его золотой век. Сколько на это понадобится средств и времени, даже подумать было страшно. Задача – если взяться за нее как следует – была поистине титанической, и помощник шерифа нисколько не завидовал тому, кто отважился бы взвалить ее на свои плечи.
И дело было даже не в деньгах, а в невезении, которое накрепко срослось с этим домом, как будто над ним висело проклятие. Согласно местным легендам, призрак самоубийцы все еще обитал в доме и время от времени принимался раскачивать люстру в большом обеденном зале.
В привидения Харрис не верил. В жизни ему приходилось встречать людей, которые были куда страшнее, чем любой призрак или дух, поэтому он был уверен, что всякими дешевыми байками его не проймешь. И все же Харрис предпочел бы, чтобы ступени и веранда старого дома, куда он поднялся, чтобы постучать во входную дверь, были освещены получше.
Взявшись за полированное дверное кольцо, помощник шерифа несколько раз осторожно стукнул им о бронзовую пластину. Не дождавшись ответа, он постучал громче. Падающие с крыши капли отмеряли медленные секунды. Час был еще не поздний, но Харрис почему-то подумал, что владелец особняка вполне мог отправиться спать. Ведь говорят же, что деревенские жители ложатся намного раньше горожан, так почему бы и этому парню не поступить так же, коль скоро он поселился так далеко от цивилизации?
Харрис уже подумывал о том, чтобы вернуться в другой раз – лучше всего рано утром, как вдруг до его слуха донеслись шаги. Через несколько мгновений входная дверь, скрипнув, приоткрылась, но совсем ненамного.
– Кто там?
Харрис попытался заглянуть в щелку, наполовину уверенный, что увидит там мертвеца, – до того сильно подействовали на него собственные воспоминания о связанной с домом мрачной истории. Не лучшим вариантом был и обрез двустволки, направленной на него разозленным владельцем, которого Харрис вытащил из постели.
К счастью, человек, открывший ему дверь, не был похож ни на удавленника, ни на потенциального убийцу. Его лицо даже показалось Харрису приветливым, хотя, быть может, помощник шерифа просто выдавал желаемое за действительность, так как в прихожей дома было гораздо темнее, чем снаружи. Одно хорошо – владелец не послал его ко всем чертям.
Пока не послал…
– Добрый вечер, сэр, – вежливо начал Харрис. – Я – Дуайт Харрис из Саванны, первый помощник окружного шерифа.
Мужчина слегка приподнял голову и бросил взгляд через плечо Харриса на оставшийся на дорожке желтенький гольф-кар. Надеясь снизить количество туристов и прочих нежелательных визитеров, общественный совет острова отказался от предложения властей округа установить регулярное паромное сообщение между Санта-Анной и побережьем, так что перебраться через пролив можно было только на лодке – собственной или взятой напрокат. Если кто-то все же попадал на остров, площадь которого равнялась девяти тысячам (плюс-минус несколько сотен) акров, передвигаться ему приходилось либо пешком, либо во взятом напрокат гольф-каре, многие из которых работали от аккумуляторов. Только постоянные обитатели острова ездили в нормальных автомобилях по узким местным дорогам, большинство из которых были специально оставлены не асфальтированными.
Харрис тоже был вынужден нанять гольф-кар – слава богу, хоть не электрический, – который, конечно, выглядел значительно менее внушительно, чем патрульная машина шерифской службы. Понимая, что из-за этого он тоже выглядит не особенно представительно, Харрис машинально поправил сползший на бедра пояс со служебным револьвером.
– Чем могу служить, мистер Харрис? – спросил человек за дверью.
– Для начала позвольте извиниться за столь поздний визит, – начал помощник шерифа. – Все дело в том, что мне самому позвонили достаточно поздно. Вами интересовалась одна девушка из Нью-Йорка…
– Вот как?
– Да. – Харрис сглотнул. – Она сказала, ей нужен человек с острова Санта-Анна с инициалами П.М.Э.
– Это странно.
– Мне тоже так показалось. – Помощник шерифа почувствовал, что у него пересохло в горле. – Она так и не смогла объяснить, в чем дело, поэтому я не стал ей говорить, что эти инициалы мне знакомы.
– А они вам знакомы? – уточнил мужчина, продолжая разглядывать Харриса в узкую щелку.
– Н-нет, не сказал бы. То есть мне показалось – я догадываюсь, кто бы это мог быть, однако полной уверенности…
– И тем не менее вы здесь.
– Поймите меня правильно, сэр, мне стало любопытно. К тому же, раз я работаю в службе шерифа, я должен знать, что происходит на вверенном мне участке. Но вы не беспокойтесь – мы здесь не лезем в чужую жизнь и уважаем право каждого на уединение.
– Я бы сказал – подобная практика достойна всяческого уважения.
– В прежние годы на Санта-Анне скрывалось множество людей… по самым разным причинам.
Эти слова вырвались у Харриса непроизвольно. Он тут же пожалел, что произнес их, но было поздно. Теперь мужчина за дверью решит, что его в чем-то подозревают, и вообще не станет с ним разговаривать. Или, чего доброго, накатает жалобу шерифу.
Последовала продолжительная пауза. Наконец Харрис слегка откашлялся и добавил:
– В общем, сэр, мне показалось, я должен уважить просьбу этой леди. Я кое-кого расспросил, и меня направили сюда.
– А что было нужно этой леди из Нью-Йорка?
– Она так и не сказала – только уточнила, что это не имеет отношения к нарушению закона. У нее к вам что-то вроде делового предложения. Я даже подумал – вдруг вы выиграли в какой-нибудь лотерее или в телевизионном тотализаторе.
– Никогда не играл на тотализаторе – ни по телевизору, ни на ипподроме.
– Я понимаю, сэр. Но я подумал – вдруг… – Харрис сдвинул шляпу на лоб и озадаченно почесал затылок. Он никак не мог понять, почему владелец особняка не приглашает его войти или почему он не включит свет над дверью. Харрис хотел быть вежливым, но это ничего ему не дало, и он спросил напрямик:
– Так вы – П.М.Э. или нет?
Мужчина покачал головой и, как показалось Харрису, улыбнулся.
– Эта леди сказала хотя бы, как ее зовут?
– Что? Ах, леди… – Харрис выудил из нагрудного кармана форменной рубашки сложенный листок бумаги, который, к его стыду, оказался влажным от пота. Хозяин особняка, впрочем, не обратил на это внимания. Взяв бумагу из рук Харриса, он стал всматриваться в написанное.
– Здесь ее телефоны, – подсказал помощник шерифа, благословляя небеса за то, что он записал необходимую информацию не чернилами, а шариковой ручкой. Хорош бы он был, если бы буквы расплылись! – Видите, она оставила вам домашний, мобильный и служебный номера. Вот почему я решил, что дело может оказаться важным, и приехал к вам так поздно.
– Благодарю вас, шериф Харрис, вы были очень любезны.
– Я только помощник шерифа, сэр…
– Хорошо, пусть будет помощник.
И прежде чем Харрис успел что-то сказать, мужчина неожиданно захлопнул дверь перед самым его носом.
– И вам покойной ночи… – раздраженно пробормотал Харрис, почти ощупью спускаясь с крыльца. За время его беседы с хозяином особняка небо потемнело еще больше, а под дубами царил уже совершенно непроглядный мрак, однако Харрис больше не испытывал страха. Несмотря на все странности, мужчина, с которым он только что разговаривал, показался помощнику шерифа достаточно хорошо воспитанным. Точнее, он не проявил по отношению к нему ни агрессивности, ни враждебности. Быть может, этот мистер Икс и не был особенно любезен, но это, в конце концов, его личное дело.
Все же Харрис был рад, что его приключение наконец закончилось. Случись ему снова оказаться в подобной ситуации, он бы поступил совершенно иначе – во всяком случае, никакой неразумной инициативы он проявлять бы не стал. Что ему, в конце концов, за дело, что какой-то Мадерли-Рид из Нью-Йорка понадобился П.М.Э. из особняка на Санта-Анне? Кто он – мальчик на побегушках или помощник шерифа?
Вскарабкавшись на сиденье гольф-кара, Харрис обнаружил, что с дерева внутрь натекла вода. К тому моменту, когда он добрался до причала, где остался катер шерифской службы, его брюки промокли насквозь, что никак не улучшило его настроения.
Человек, у которого Харрис брал напрокат гольф-кар («Никакой арендной платы для служителей закона, сэр!»), с сомнением оглядел его и спросил:
– Ну как, нашли своего человека?
– Да, – ответил Харрис, протягивая ему ключи. – Спасибо за совет, Эйб. Кстати, хотел спросить – ты его когда-нибудь видел?
– Он изредка тут бывает, – ответил Эйб. – А что?
– Скажи, он не показался тебе… странным?
– Да нет… В общем – нет.
– Может быть, он шумит, скандалит? Или выпьет иногда лишнего?
– Нет, сэр. Этот парень держится особняком. Я, во всяком случае, ни разу не видел его пьяным.
– А как к нему относятся местные жители? Они его любят или наоборот?
– Послушайте, сэр, не залить ли вам пару галлонов бензина перед обратной дорогой?
Это было достаточно недвусмысленное предложение убираться и не совать нос в чужие дела, и Харрис решил ему внять. Ему все еще хотелось побольше разузнать о человеке, который не пускает служителей закона дальше порога, однако он был уверен, что ничего больше от Эйба не добьется. Да и никаких официальных оснований для расспросов у Харриса не было – только собственное любопытство.
Поэтому он как можно сердечнее поблагодарил Эйба за предоставленный гольф-кар.
– Не стоит благодарности, шериф, – откликнулся тот и выплюнул на настил табачную жвачку.
Во второй раз за вечер Харриса назвали шерифом, но он не стал поправлять Эйба. Ему это было даже приятно.
3
– Пожалуйста, еще один снимок. Улыбнитесь!.. Вот так, отлично!..
Марис и Ной послушно улыбнулись фотографу, который снимал их для «Паблишинг уикли» – солидного профессионального издания, освещавшего прием по случаю вручения литературных премий. Во время перерыва на коктейль их сняли уже несколько раз – с другими издателями, с авторами-лауреатами и даже с ведущим популярного телевизионного шоу, который присутствовал на приеме в качестве почетного гостя. Лауреатом от «Мадерли-пресс» была в этот раз бывшая чемпионка страны по теннису, которая обзавелась «литературным негром» и накропала с его помощью роман о своей жизни в качестве звезды профессионального корта.
К чести устроителей приема следовало сказать, что поужинать гостям позволили относительно спокойно, однако сейчас, когда основные события остались позади, фотографы буквально атаковали Марис и Ноя, прося их позировать. Но снимок для «Паблишинг уикли» был, к счастью, последним. Корреспондент нажал на спуск камеры и, сразу потеряв к ним всякий интерес, бросился в погоню за другой лауреаткой – известной «Королевой фитнесса», последний учебник которой возглавил список бестселлеров в разделе нехудожественной литературы.
Выйдя в роскошный вестибюль «Палас-отеля», Марис не сдержала вздоха облегчения.
– Ну, наконец-то!.. – проговорила она. – Скорей бы уж оказаться дома, принять душ – и спать.
– Еще один коктейль – и мы свободны, – ответил Ной.
– Еще один?! – удивилась Марис. – Но с кем?.. Ведь все, кажется, разошлись…
– Не здесь. В «Ле Чирк».
– Сейчас?!
– Именно сейчас. Ведь я же тебе говорил…
– Ничего ты не говорил!
– Ты просто забыла, Марис. Я сказал тебе об этом перед самым десертом – ты как раз тянулась за пирожным. Надя пригласила нас выпить с ней и одним из сегодняшних лауреатов.
– Я не поняла, что это сегодня. – Марис чуть не заскрипела зубами от раздражения. Она терпеть не могла Надю Шуллер, и для этого у нее были все основания. Надя была литературным критиком и отличалась навязчивостью, редкой пронырливостью и привычкой лезть не в свои дела. Уже не в первый раз ей удавалось вырвать у Ноя обещание, уклониться от которого, не нарушая приличий, не было никакой возможности.
Надина колонка «Поговорим о книгах» печаталась сразу в нескольких популярных и специальных журналах и считалась весьма и весьма авторитетной в издательских кругах. Во всяком случае, она помогала продавать книги, а это что-нибудь да значило. По мнению Марис – весьма пристрастному, впрочем, – подобная ситуация сложилась только потому, что Наде удалось стать единственным в стране литературным критиком, которого знали по имени не только писатели и издатели, но и читающая публика. Каким способом она сумела этого добиться, оставалось неизвестно, но Марис была уверена – тут не обошлось без шантажа, подкупа и услуг интимного характера, ибо профессионалом Надя была довольно посредственным. Что же касалось человеческих качеств, то Марис считала – в процессе эволюции они у Нади атрофировались начисто.
Пожалуй, лишь в умении добиваться своего любой ценой Наде отказать было нельзя. Она часто устраивала встречи, якобы полезные для обеих сторон, но Марис подозревала, что подобное сводничество было выгодно только самой Наде. Сосредоточившись на своей карьере, она упорно карабкалась все выше и не признавала отказов. О чем бы ни заходила речь, Надя ни секунды не сомневалась – все ее предложения, проекты, просьбы должны быть исполнены без колебаний и промедления. Непокорным Надя прозрачно намекала на возможные последствия, что, учитывая ее репутацию, действовало практически безотказно. Именно поэтому Марис, для которой этот механизм не представлял тайны, старалась держаться от Нади подальше. Ной, однако, ничего не замечал и, казалось, не хотел замечать.
– Ну пожалуйста, дорогой, давай не пойдем! – взмолилась Марис. – Хотя бы в этот раз!..
– Но ведь это займет совсем немного времени, – возразил он.
– Только не сегодня. Я ужасно устала.
– Знаешь что, давай попробуем найти компромисс. – Ной повернулся к ней и сочувственно улыбнулся. – Мне кажется, эта встреча может оказаться весьма полезной и продуктивной, и поэтому…
– Надя умеет делать вид, будто оказывает величайшую услугу, а между тем… Я уверена, что, если в этот раз мы пропустим встречу, никто не умрет и не разорится, – перебила Марис, с трудом сдерживая раздражение.
Ной покачал головой:
– Совершенно с тобой согласен. Мы, конечно, не разоримся, но я уверен: Надя не преувеличивает, и эта встреча действительно важна. А если дело выгорит, «Мадерли-пресс» станет еще богаче.
Этот аргумент на Марис подействовал.
– Ты говорил о компромиссе. Что же ты предлагаешь?
– Я отправлю тебя домой, а Наде объясню, что у тебя разболелась голова. Можно придумать и что-то более правдоподобное – например, сказать, что утром у тебя важные переговоры. Я приеду, как только освобожусь – думаю, на это понадобится не слишком много времени. Час, не больше. Обещаю!
Марис просунула руку Ною под смокинг и погладила под накрахмаленной рубашкой его грудь.
– У меня есть предложение получше, мистер Рид. Я отправлюсь с тобой и скажу мисс Шуллер, что она может пойти и броситься в Ист-Ривер. Потом мы вместе поедем домой. У меня действительно немного болит голова, но я знаю одно замечательное средство, которое мне поможет…
– Секс на ковре перед камином?
– Секс на ковре перед камином, – подтвердила Марис. – Или в любом другом месте. Жаль, что чулан слишком мал – это было бы романтично. – Она шагнула вперед и прижалась к Ною.
– Ну как, Ной? Едем? – Надя Шуллер незаметно подошла к ним сзади, и Марис вздрогнула от ее резкого голоса. Интонациями, осанкой и властной повадкой Надя напоминала генерала, собирающегося отдать своей армии решительный приказ, разве что одета она была не в пример лучше, а на ее губах играла притворная улыбка. И, как ни странно, на эту удочку попадались многие. Надя умела быть очаровательной и милой, покоряя, обезоруживая, подчиняя. Этот артистический талант помог ей пробиться даже на телевидение, где она была частой гостьей в различных ток-шоу. Дэвид Леттермен Надю просто обожал, для нее же популярный ведущий был просто еще одним полезным знакомым. Надя очень любила фотографироваться со знаменитостями – актерами, музыкантами, супермоделями и политическими деятелями, что приносило ей неплохие дивиденды в плане собственной популярности.
Благодаря этой и многим другим уловкам Наде удалось подняться довольно высоко и завоевать авторитет, который Марис считала совершенно незаслуженным. Увы, ей, как и многим, приходилось мириться с тем, что безапелляционные, зачастую ничем не подкрепленные суждения Нади принимались и широкой публикой, и даже специалистами за истину в последней инстанции. Именно поэтому ни агенты, ни издатели не могли позволить себе поставить Надю Шуллер на место – в противном случае их следующая книга могла получить разгромный отзыв в ее колонке.
Сегодняшней жертвой Нади, которую она крепко держала за руку, был известный романист. Он выглядел слегка ошалевшим, или – если слухи, ходившие о нем, были верны – просто одурел от наркотиков. Впрочем, не исключено было, что он никак не мог прийти в себя после атаки, которую предприняла против него очаровательная и соблазнительная мисс Шуллер.
– Боюсь, если мы не поторопимся, наш столик отдадут другим, Ной, – сказала Надя. – Ты готов?
– Гм-м… – Ной вопросительно поглядел на Марис.
– Ну, в чем дело? – Голос Нади вгрызался в череп, словно бормашина зубного врача. На этот раз она обращалась непосредственно к Марис, сразу поняв, что загвоздка именно в ней.
– Ни в чем, Надя, – спокойно ответила Марис. – Просто мы с Ноем обсуждали один вопрос.
– Понимаю, понимаю. Я, кажется, влезла в разговор между мужем и женой. Так уж и быть, поворкуйте еще немного…
Марис внимательно посмотрела на Надю и подумала, что та могла бы выглядеть по-настоящему прелестно, если бы не некоторая жесткость застывших в улыбке черт и не цепкий взгляд, от которого, казалось, ничто не скроется. В остальном же придраться было решительно не к чему. Одевалась Надя с большим вкусом, ее кожа и ногти были в полном порядке, однако женственности в ней было маловато. «Мужик в юбке» – так можно было бы сказать про Надю Шуллер. «В шелковой юбке, дорогущих бриллиантах и безупречном макияже» – хотелось добавить Марис. Как и многим другим женщинам, ей было совершенно непонятно, что находят в Наде мужчины. А между тем критикесса меняла любовников как перчатки. Она пережевывала и выплевывала тех, кто не удовлетворял ее стандартам или оказывался бесполезен для ее дальнейшей карьеры, – иными словами, тех, в ком сохранилось хоть немного порядочности. Марис, впрочем, было наплевать на Надину сексуальную распущенность. Удивляло ее то, что поток мужчин, побывавших в ее постели (хотя, если верить слухам, собственно в постели Надя бывала редко), не иссякал, а напротив, с каждым годом возрастал все больше.
– Да, мы разговаривали о наших семейных делах, – подтвердила Марис. – Я как раз сказала Ною, что мне совсем не хочется ехать бог знает куда, чтобы выпить один-два лишних коктейля. – И она лучезарно улыбнулась Наде.
– Ты действительно выглядишь усталой, – парировала та и ответила приторно-сладкой улыбкой.
– Извини, Надя, – вмешался Ной в этот обмен любезностями, – но сегодня мы действительно не сможем никуда поехать. Я должен отвезти Марис домой и уложить в постель.
– Нет, дорогой, – покачала головой Марис, не желая разыгрывать перед Надей капризную стерву-жену. – Если хочешь, поезжай. Я не хочу тебе мешать. Можешь немного развлечься – сегодняшний прием был таким нудным!
– Речь идет вовсе не о развлечениях, – резко сказала Надя и нахмурилась. – Я собиралась предоставить вам обоим уникальную возможность поговорить тет-а-тет с одним из самых талантливых романистов нашего времени без его агента!
Почувствовав, что говорят о нем, талантливый романист неуклюже поклонился или, вернее, пошатнулся. До сих пор он не издал ни звука – только водил из стороны в сторону выпученными, налившимися кровью глазами, в которых застыло удивление новорожденного, впервые увидавшего большой мир. К разговору он явно не прислушивался. Марис с понимающим видом кивнула Наде.
– Именно это я и имела в виду, – сказала она и добавила, повернувшись к Ною:
– Поезжай, милый, я сама доберусь до дома.
Он с сомнением поглядел на нее:
– Ты уверена?
– Вполне. Я даже настаиваю.
– В таком случае – решено. – Надя с силой потянула знаменитого романиста за руку, и он последовал за ней, словно лунатик. – Вы пока попрощайтесь, а я пойду за такси. А ты, Марис, поезжай домой и постарайся отдохнуть как следует – у тебя действительно очень усталый вид.
Паркер Эванс смотрел в окно – в пустоту за оконным стеклом. Ему не было видно береговой линии, но если бы он сосредоточился, то расслышал бы шум прибоя. Небо было затянуто грозовыми облаками, и от этого в комнате было темно. Лампы не горели, и ни один луч света не рассеивал мрачный полумрак.
Из этого окна на первом этаже Паркеру была видна только узкая полоса газона, которая круто обрывалась к океану в нескольких ярдах от задней стены дома. Кромка обрыва казалась ступенькой перед спуском в черную пустоту. Не удивительно, что моряки во все времена опасались незнакомых обрывистых берегов.
Свет в комнате Паркер не включил специально, в противном случае на оконном стекле возникло бы отражение его лица, а он никогда не любил смотреть на себя. Уж лучше бурлящий мрак штормового неба и вспышки молний, лучше фантазии и подсказанные воображением картины, чем что-то обычное, заурядное, земное.
И уж совсем не нужен был ему свет, чтобы прочесть записанные на листке бумаги телефоны. Ему вообще не нужно было их читать. Паркер уже давно знал их наизусть – даже номер ее мобильника.
Да, шесть месяцев ожидания в конце концов принесли свои плоды. Марис Мадерли-Рид пыталась разыскать его.
А ведь еще вчера Паркер был почти готов отказаться от первоначального плана и попробовать что-нибудь другое. Он почти не сомневался, что Марис прочла пролог «Зависти», но он ей не понравился, и она швырнула его в мусорную корзину, не дав себе труда прислать ему хотя бы формальный отказ.
Паркеру также приходило в голову, что его рукопись могла вовсе не попасть к ней. На почте могли перепутать адрес. Кроме того, на просмотре рукописей мог сидеть какой-нибудь младший редактор, который разбирается в литературе не больше, чем свинья в апельсинах. Наконец, многие издательства вообще отказывались от рассмотрения незаконченных авторских рукописей, предпочитая иметь дело с литературными агентствами.
О других препятствиях, которые могли помешать его рукописи попасть на стол к Марис, Паркер старался не думать. С каждым днем он все больше убеждался в том, что его план с самого начала был никуда не годен и ему нужно придумать что-нибудь другое.
Но это было вчера. И снова Паркер убедился, как много может значить всего один день. Несомненно, рукопись все-таки попала на стол к Марис, она все-таки прочла ее и теперь пыталась связаться с ним.
Марис Мадерли-Рид. Мэрис Мэдерли-Рейд – как назвал ее помощник шерифа. Паркер от души надеялся, что Дуайт Харрис ничего больше не перепутал. Он сказал, что Марис разыскивала таинственного П.М.Э., чтобы сделать ему деловое предложение. Это могло означать и хорошие, и плохие новости. Или даже нечто среднее.
Например, она могла позвонить, чтобы лично сообщить автору – его рукопись никуда не годится, и она распорядилась отнести ее в туалет издательства. Впрочем, Паркер был уверен, что в случае отрицательного ответа Марис Мадерли-Рид действовала бы значительно мягче. Например, она могла сказать ему, что у него, безусловно, есть способности, но – «к сожалению» – подобный материал не укладывается в рамки текущей издательской деятельности и потому не может быть использован.
Подобные вещи, однако, не принято было сообщать лично. Как правило, издательства рассылали авторам стандартные письма, в которых выражали надежду на возможное сотрудничество в будущем. Тон подобных писем был, однако, настолько решительным, что даже завзятый графоман трижды подумал бы, прежде чем направить издательству свое новое произведение. Вежливые же слова о несомненном таланте автора и возможном сотрудничестве с ним прибавлялись, по твердому убеждению Паркера, лишь для того, чтобы помешать отвергнутому бедняге выброситься из первого попавшегося окна.
Но миссис Мадерли-Рид не знала, куда и кому адресовать подобное письмо. Паркер предпринял все необходимые меры, чтобы она не могла списаться с ним. Следовательно, рассудил он, если бы Марис не собиралась публиковать «Зависть», она, скорее всего, не стала бы тратить силы и время и разыскивать его. Однако она поступила иначе, а значит, он вполне мог рассчитывать на благоприятный ответ.
Паркер, однако, прекрасно понимал, что радоваться и посылать за шампанским еще рано. Поэтому он постарался успокоиться, и несколько минут дышал глубоко и ровно, прислушиваясь к собственному сердцебиению. Успех или провал его плана зависел не от того, что он уже сделал, а от того, что ему предстояло сделать в самом ближайшем будущем.
Вот почему он стоял сейчас в темной комнате, вглядываясь невидящим взором в безлунную, непогожую ночь за окном. Он тщательно взвешивал все шансы, анализировал возможные варианты, стараясь выбрать самый правильный, самый эффективный ход.
Одним из его преимуществ было, несомненно, то, что Паркер уже знал, чем все должно закончиться. Цель, которую он перед собой поставил, не позволяла ему ни отступиться от задуманного, ни что-либо изменить. К тому же он уже зашел слишком далеко. Конечно, он мог бы просто остановиться, но… не хотел. Значит, оставалось только идти вперед, причем ни одной ошибки он себе позволить не мог. Как в хорошем романе, каждый его шаг, каждая новая глава, каждый поворот сюжета должны быть тщательно продуманы и выписаны с максимальной реалистичностью, ведь бестолковое или небрежное исполнение способно погубить даже самый лучший замысел.
Ну а чтобы его решимость довести дело до конца не ослабела, Паркеру достаточно было лишь вспомнить, сколько времени потребовалось ему, чтобы перейти от пролога к первой главе его саги.
Шесть месяцев и… четырнадцать лет.
Не открывая глаз, Марис потянулась к телефонному аппарату, но не сразу нашарила его на тумбочке. Телефон продолжал звонить. Приподнявшись на локте, Марис с трудом разлепила веки и, прищурившись, поглядела на светящееся табло будильника. На часах было половина шестого утра. «Какого черта?.. – все еще сонно подумала Марис. – Что за идиот звонит мне так рано?!»
В следующую секунду ее глаза широко раскрылись от ужаса. Вдруг, подумала Марис, это тот самый звонок, которого она так боялась – звонок, извещающий о том, что с ее отцом случился инсульт, инфаркт или что-нибудь похуже?
В сильнейшей тревоге она схватила трубку и прижала ее к уху:
– Алло?
– Это миссис Мадерли-Рид?
– Да. Кто это?..
– Кто дал вам право вмешиваться в мою частную жизнь, черт бы вас побрал?
Застигнутая врасплох, Марис на мгновение растерялась.
– Простите, что вы сказали? – пролепетала она наконец. – Кто это?!
Она села и, спустив ноги на пол, включила лампу и повернулась, чтобы разбудить Ноя, но постель рядом была пуста. Простыни были не смяты, а подушка – взбита.
– Я имею в виду ваш звонок шерифу, – пояснил звонивший.
«Интересно, где Ной? Куда он подевался?»
– Простите, я что-то… Вы меня разбудили. О каком шерифе идет речь?
– Шериф, шерифская служба… Припоминаете? Марис негромко ахнула.
– Вы – П.М.Э.?
– Заместитель шерифа явился ко мне чуть ли не ночью и принялся вынюхивать, задавать разные вопросы. Кто вам…
– Я…
– …Кто вам позволил…
– Мне…
– …Лезть в чужую жизнь, леди?
– Да заткнитесь вы хоть на минуточку! – неожиданно рассердилась Марис. Ее тон заставил звонившего замолчать, но она по-прежнему ясно ощущала его гнев.
Переведя дух, Марис заговорила спокойнее.
– Я прочла пролог, и он мне понравился, – сказала она. – Я хотела поговорить с вами о вашем романе, но вы не оставили никаких координат. Вот почему я позвонила шерифу округа – я думала, он мне поможет…
– Пришлите его назад.
– Простите, что?
– Пролог. Пришлите его назад.
– Почему?
– Потому что это чушь собачья.
– Вовсе нет, мистер, мистер?..
– Мне вообще не следовало посылать вам рукопись.
– Напротив, я рада, что вы это сделали. Пролог меня очень заинтересовал. Он написан очень хорошо и… убедительно. Если остальные главы так же хороши, я готова обсудить условия, на которых мы могли бы приобрести права на издание вашего романа.
– Я не собираюсь его продавать.
– В таком случае вы могли бы остаться эксклюзивным правообладателем. Все это можно решить к обоюдному удовлетворению. Главное, чтобы вы…
– Вы меня не поняли. Роман не продается.
– Что вы имеете в виду? – растерялась Марис.
– Послушайте, леди, быть может, я и говорю с южным акцентом, но я говорю по-английски. Что вам не ясно?
Действительно, акцент в его речи слышался более чем отчетливо. Марис всегда нравились южные смягченные «р» и растянутые гласные, но агрессивная манера П.М.Э. была ей неприятна. И если бы не его бесспорный талант и не тот потенциал, который она видела в его рукописи, она бы без колебаний бросила трубку.