Марис осторожно заглянула в черный провал. Кирпичная ограда колодца была невысокой, поэтому свалиться туда действительно ничего не стоило.

– Он глубокий?

– Достаточно глубокий.

– Достаточно для чего?..

Несколько мгновений Паркер выдерживал ее взгляд, потом откатился в сторону и, развернув кресло, кивком головы указал ей на перевернутый дощатый ящик.

– Можешь сесть сюда, если не имеешь ничего против.

Проверив ящик на прочность, Марис осторожно опустилась на него.

– Смотри не занози… гм-м… В общем, будь осторожна. Впрочем, обещаю удалить все занозы, сколько бы ты ни посадила, и совершенно безвозмездно. Это будет даже любопытно…

Марис бросила на него негодующий взгляд.

– Я постараюсь не ерзать.

– Нет, Марис, правда, я буду только рад избавить тебя от заноз, но боюсь, твой восьмидесятисемилетний муж может это не одобрить.

– Что это? Гром?! – Марис насторожилась.

– Хочешь сменить тему?

– Угу. – Она улыбнулась обезоруживающей улыбкой.

– Изволь… – Ухмыльнувшись в ответ, Паркер повернулся к дверям. Снаружи действительно заметно потемнело, а в самом сарае сгустился самый настоящий мрак.

– Летом после обеда часто бывает гроза, – пожал плечами Паркер. – Иногда непогода длится меньше часа, но изредка налетает настоящий шторм, который может затянуться до самого утра.

По ржавой жестяной крыше застучали первые, пока еще редкие капли, и Паркер поднял голову.

– Думаю, это обычная гроза, хотя сказать наверняка не берусь – я прожил на острове не так уж долго, чтобы разбираться в капризах местной погоды.

Марис глубоко вздохнула.

– А я чувствую дождь! – сказала она и зажмурилась от наслаждения. – Приятный запах, правда?

– И звук тоже, – отозвался он, прислушиваясь к барабанной дроби дождевых капель. – Иногда после шторма океан пахнет арбузами… Впрочем, – добавил он более трезвым тоном, – я помню случай, когда после урагана все побережье провоняло сырой нефтью. Это было в год, когда у Багамских островов потерпел крушение нефтеналивной танкер…

Несколько минут оба прислушивались к шуму дождя, который вскоре превратился в настоящий тропический ливень. Он не принес желанной прохлады, но его воздействие на атмосферу было несомненным. Воздух стал ощутимо более плотным, парким, удушливо-влажным, и Паркер сразу это почувствовал. Как и Марис, впрочем. Вряд ли бы она описала происшедшую перемену теми же словами, но в том, что их ощущения были сходны, никаких сомнений быть не могло.

Оторвав взгляд от распахнутых дверей сарая, за которыми вставала сплошная стена воды, Марис повернулась к Паркеру, и несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Как ни странно, ни один из них не чувствовал никакой неловкости. Если бы Паркеру пришлось подыскивать подходящий оборот, чтобы описать, как они смотрели друг на друга, он бы пожалуй, выбрал слово «выжидательно». Ему казалось – это определение как нельзя лучше отражает ту смесь любопытства, настороженности, легкого недоумения и подсознательного страха, которую они оба испытывали в эти мгновения.

Вместе с тем ее взгляд действовал на Паркера как магнит; он как будто притягивал его, и Паркер с трудом находил силы ему сопротивляться. Но и он смотрел на Марис не менее пристально и внимательно, и она не могла этого не заметить. «Что-то она скажет?» – пронеслось у Паркера в голове.

Марис выбрала самый нейтральный вариант, заговорив о его романе.

– Мне кажется, Тодд сыграл с Рурком довольно грязную шутку, – сказала она.

– Ты имеешь в виду – когда он сказал другу, будто Хедли перенес аудиенцию на час?

– Да. Весьма неожиданный поворот сюжета. Ничего подобного мне и в голову не приходило.

– Я рад.

– Хотелось бы знать, что теперь предпримет Рурк.

– А что, по-твоему, он должен предпринять?

– Набить Тодду морду.

Услышав подобное заявление, Паркер даже присвистнул. Ему было удивительно слышать от Марис такие слова.

– Разве в подобных случаях мужчины ведут себя иначе? – продолжала напирать Марис.

– Возможно, ты права, – медленно проговорил Паркер. – Во всяком случае, его первой реакцией были возмущение, ярость, обида, и я не исключаю, что он попытался бы выместить свою злость на Тодде. Но давай попробуем разобрать этот эпизод подробнее. Во-первых, таким образом Тодд только отплатил Рурку за трюк с зубной щеткой…

– Но ведь та шутка была… Конечно, это отвратительно – то, что он сделал, но ведь студенты – особенно те, которые живут в общежитии, – часто развлекаются подобным образом. Разве я не права?

– А много ты знала студентов, которые бы шутили так… неостроумно?

– Я училась в женском колледже.

– Ах да, конечно, я совсем забыл! – Паркер хлопнул себя по лбу, словно Марис напомнила ему факты, которые он обязан был знать. – То есть ты никогда не общалась со студентами-мужчинами и не знаешь, как они ведут себя в отсутствие женщин?

– С меня достаточно того, что я знаю, как они ведут себя на свиданиях.

– Значит, вот как, ты познакомилась со своим мужем? Училась в колледже и бегала к нему на свидания?

– Нет. Мы познакомились позже.

– Насколько позже?

– Когда он поступил на работу в «Мадерли-пресс».

– С его стороны это был довольно умный шаг, – заметил Паркер и ухмыльнулся. – Ведь начинал-то он, наверное, младшим редактором или секретарем, но вот женился на дочери босса и сразу стал начальником отдела, а потом и вице-президентом!

Марис раздраженно повела плечами. Паркер был далеко не первым, кому приходили в голову подобные соображения, но редко кто осмеливался высказать их в лицо, предпочитая судачить и сплетничать за ее спиной. Впрочем, что греха таить – сама Марис тоже задумывалась об этом чересчур часто, чтобы спокойно относиться к разговорам на данную тему.

– Может, поговорим о твоей книге? – спросила она сухим деловым тоном.

– Конечно. Извини, если я тебя отвлек.

Но Марис слишком разволновалась, чтобы сразу вернуться к «Зависти». Пытаясь собраться с мыслями, она рассеянно теребила верхнюю пуговицу рубашки. Этот бессознательно-женственный жест показался Паркеру настолько эротичным и возбуждающим, что он как завороженный следил за ее пальцами.

– Одно дело – дружеский розыгрыш, – проговорила наконец Марис. – Но в том, что проделал Тодд, проглядывает нечто большее. Это уже не безвредная шутка, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Я не имела в виду, что это сознательная подлость, но… Поступок Тодда мог иметь далеко идущие последствия, устранить которые намного труднее, чем приобрести новую зубную щетку. Ведь он поставил под удар само будущее своего приятеля. Эта выходка могла повлиять и на результаты выпускных экзаменов, и на оценку Рурка за дипломную работу. Я думаю, он мог даже утратить веру в себя и навсегда оставить мечту сделаться писателем. Вот почему мне кажется, что в данном случае Рурк не должен безропотно подставлять под удар другую щеку – он обязан действовать!

– Да, ты права, – согласился Паркер. – Как мне видится, Рурк не из тех, кто легко сдается и складывает оружие. А этот случай… он мог бы стать для него дополнительным стимулом.

– Да, да! – с воодушевлением воскликнула Марис. – Рурка препятствия только раззадоривают. Он готов стараться за двоих, даже за троих, чтобы добиться успеха!

– Успеха, какому Тодду останется только…

– …Завидовать, – закончила его мысль Марис. Паркер ухмыльнулся.

– В таком случае я, пожалуй, последую твоему совету и позволю Рурку выпустить пар и надавать Тодду оплеух, которые тот, по зрелом размышлении, сочтет вполне заслуженными.

– Разве после того, что случилось, они смогут быть друзьями, как раньше?

– Если бы они поссорились на всю жизнь и разошлись, моя история закончилась бы, так толком и не начавшись, – возразил Паркер.

– Вовсе не обязательно. Она даже может стать еще более интересной и захватывающей, если после этого инцидента Рурк и Тодд станут заклятыми врагами.

– Что ж, поживем – увидим.

– Что?

– Дай мне время, Марис, я должен подумать. Она изумленно уставилась на него:

– Но ведь ты сказал, что уже разработал сюжет!

– Большую часть, – признался Паркер, небрежно пожимая плечами. – Но есть еще некоторые детали, которые… гм-м… требуют дополнительной шлифовки.

Марис попыталась притвориться уязвленной, впрочем – без особого успеха.

– Ты хочешь сказать – все это время ты водил меня за нос?

– Мне хотелось тебя заинтриговать.

– Я и так заинтригована! – ответила Марис, и, взглянув на ее лицо, Паркер понял, что она не обманывает. – Можно мне сделать еще одно предложение?

– Валяй, – согласился он, но тут же поправился:

– Только я не обещаю, что приму его.

– Хорошо, я согласна.

– Ну и что у тебя за предложение?

– Пусть Рурк влюбится! По-настоящему!

– Но ведь он уже влюблялся – в девушку, которая потом вернулась к своему прежнему ухажеру.

– Да, я помню. Ее звали Кэти, кажется?.. Но ведь ты только сообщил об этом читателям, но они не видели этого, не переживали вместе с Рурком, не страдали, как он. А ведь эти подробности способны помочь тебе лучше показать характер героя. Пусть читатели узнают, как Рурк борется с разочарованиями, как преодолевает трудности и все такое… Слушай, а что, если?..

– Ну, договаривай!

– Что, если в их разрыве окажется замешан Тодд?

Паркер задумчиво потер щеку и, уколовшись собственной щетиной, вспомнил, что сегодня утром не побрился.

– Такой серьезный конфликт практически в самом начале книги? Не слишком ли рано? – с сомнением сказал он. – В первых главах я собирался показать, что Рурк и Тодд были настоящими, близкими друзьями, и только потом соперничество, ревность начнут постепенно размывать их отношения. Но если уже в самом начале Тодд сначала поссорит приятеля с любимой девушкой, потом подложит ему эту свинью с профессором Хедли… Тут каждому сразу станет ясно, кто положительный герой, а кто негодяй.

– А разве это не правда? Я, например, именно так о них и думаю.

– Ты серьезно?

– Совершенно серьезно. А почему тебя это удивляет?

– Потому что книга еще не закончена. Я даже не начал ее писать. Кто-кто, а ты должна знать, что от пролога до эпилога автор проходит весьма долгий путь и может сто раз передумать.

Марис посмотрела на него пристально, словно старалась увидеть в глазах Паркера готовый план романа.

– Ты хочешь сказать – мне все-таки придется подождать? – проговорила она наконец.

– Да.

– Тогда обещай, что ты хотя бы подумаешь о моем предложении.

– Дай мне время, Марис!

Но в его глазах что-то блеснуло, и Марис наклонилась вперед.

– Ты уже написал про что-то подобное, правда? Я угадала? С той девушкой?..

– Слушай, почему бы тебе не сделать пирсинг?

– Что-что?

– Если ты носишь юбки, которые сидят на бедрах, и завязываешь полы рубашки под грудью, почему бы тебе не проткнуть кожу возле пупка и не вставить сережку – колечко или «гвоздик»?

– Потому что я не хочу.

– Жаль.

– Во-первых, серьги в носу и в других частях тела, кроме ушей, носят только дикари, а во-вторых, при одной мысли о пирсинге у меня начинают дрожать коленки.

– Брось, сейчас это делается под «заморозкой» – ты ничего не почувствуешь. А небольшое золотое колечко тебе бы пошло. С ним ты бы выглядела очень и очень сексуально! То есть еще сексуальнее, чем… – Он оторвал взгляд от ее живота и посмотрел Марис в лицо. – Нет, с сережкой или без – ты способна завести любого мужчину!.. – добавил он серьезно.

– Послушай, Паркер!.. – Марис слегка расправила плечи. – Если мы собираемся установить нормальные деловые отношения, ты должен держаться в рамках приличий.

– Я никому ничего не должен, Марис! Она упрямо покачала головой:

– Если ты хочешь работать со мной, тебе придется разговаривать нормально.

– Я буду разговаривать так, как мне больше нравится! И вообще, я тебя не держу, можешь уезжать!

Но Марис осталась сидеть на своем ящике, как Паркер и рассчитывал. Снаружи грохотал гром, потоки дождя продолжали изливаться на жестяную крышу, однако этот шум нисколько не нарушал установившегося между ними враждебного молчания. Наконец Паркер подкатился к ней и, остановившись в считанных дюймах от ее коленей, вкрадчиво спросил:

– Кстати, что ты сказала мужу?

– О чем?

– О своей поездке сюда. Ты, наверное, ему звонила?

– Да, звонила. И просила передать ему, что у меня все в порядке и что дела идут, в общем, успешно.

– Просила передать? Кого?! – удивился Паркер.

– Его секретаршу.

– Разве у твоего мужа нет мобильного телефона? Мне казалось – такой человек, как он, не расстается со своим мобильником даже в туалете!

– Когда я звонила, он как раз обедал с нашим начальником отдела электронных изданий, и мне не хотелось его отвлекать. Я позвоню ему еще раз, попозже…

– Когда будешь ложиться спать?

– Наверное. А какое это имеет значение?

– Просто мне интересно, наденешь ты ночнушку или снова будешь спать в чем мать родила?

– Паркер!..

– А о чем вы будете говорить? – невозмутимо спросил он.

– Не твое дело!

– Разве ваши отношения настолько хороши? Или, наоборот – плохи?

– Я собираюсь сказать ему, – процедила Марис сквозь зубы, – что мне посчастливилось отыскать очень талантливого автора, который…

– О, Марис, я сейчас покраснею!

– …Который ведет себя, как неотесанный мужлан. Паркер ухмыльнулся.

– Что поделать, если это правда? – сказал он, потом его улыбка погасла. Взявшись за блестящие ободья колес, он подъехал к ней еще на пару дюймов ближе. – Готов спорить на что угодно, ты не расскажешь ему о нашем поцелуе! – проговорил он негромко. – Я абсолютно уверен, что ты об этом умолчишь!

Марис поспешно встала, опрокинув ящик, на котором сидела, и шагнула к дверям сарая. Она хотела обогнуть Паркера, но он оказался проворнее и успел преградить ей дорогу своим креслом.

– С дороги, Паркер! – почти крикнула Марис. – Я немедленно возвращаюсь в дом!

– Дождь еще не кончился, – предупредил он.

– Ничего, я не сахарная – не растаю.

– Но, может быть, остынешь. Ты очень сердита, Марис. Или боишься…

– Я тебя не боюсь, Паркер.

– Тогда сядь на место.

Когда она не двинулась с места, Паркер показал на дверь.

– Что ж, иди… Промокай, если тебе так хочется, только помни – тебе придется объяснить все Майклу. Будет большой скандал, но если ты этого добиваешься…

Марис машинально посмотрела на дождь за дверями сарая, потом нехотя придвинула ящик и снова села. Лицо ее, впрочем, сохраняло напряженное выражение, и Паркер понял – она и обиделась, и разозлилась.

– Расскажи мне, как ты познакомилась со своим мужем, – попросил он, стараясь придать своему лицу смиренное выражение.

– Зачем?

– Мне просто хочется знать.

– Но зачем?!

– Давай назовем это творческим любопытством.

– Я бы назвала это извращенным любопытством.

– Хорошо, будем называть вещи своими именами. Итак, я болезненно любопытен. Как все-таки ты познакомилась со своим мужем?

Он был почти на сто процентов уверен, что Марис не станет ничего ему рассказывать, однако она только вздохнула и, сложив руки на животе (несомненно, чтобы прикрыть пупок), сказала:

– Ной пришел на работу в «Мадерли-пресс». Там мы и встретились, хотя я давно знала – это он является вдохновителем и организатором ряда успешных акций одного издательства, которое неожиданно потеснило нас на рынке. Когда отец переманил его к нам, я была просто счастлива, что мне представилась возможность работать с ним рядом. Лишь некоторое время спустя я поняла, что чувства, которые я питала к нему, не ограничиваются одним восхищением его издательским талантом. Короче говоря, я влюбилась в него.

Моему отцу это очень не понравилось. Он всегда был категорически против служебных романов, считал, что ни к чему хорошему они все равно не приводят. Кроме того, его смущала разница в возрасте – ведь Ной старше меня на десять лет. Бедный папа!.. Он даже пытался – довольно неуклюже, впрочем, – заняться сводничеством, знакомя меня с сыновьями и племянниками своих друзей и знакомых в надежде, что кто-то из этих молодых людей меня заинтересует. Но я не уступала. Кроме Ноя, мне никто не был нужен. К счастью, он питал ко мне такие же чувства. В конце концов мы поженились. – Она энергично кивнула головой, словно ставя точку. – Ну как? Теперь ты доволен?

– Сколько лет вы уже женаты?

– Без малого два года.

– А дети у вас есть?

– Нет.

– Почему?

Марис бросила на него сердитый взгляд, и Паркер в притворном испуге выставил перед собой ладони, словно защищаясь:

– Ты права, это чересчур личный вопрос. Если ты бесплодна…

– Я не бесплодна.

– Значит, это он стерилен?

Марис сделала движение, словно собиралась снова встать с ящика, и Паркер умоляющим жестом сложил руки на груди:

– Хорошо, хорошо, не будем говорить о детях, только не уходи! Обещаю, что этой темы я больше касаться не буду. – Он немного помолчал, словно приводя в порядок свои мысли. – Итак, ты каждый день встречалась с Ноем на работе и в конце концов втрескалась в него по уши… – резюмировал он после небольшой паузы.

– Не совсем так, – поправила Марис. – Говоря откровенно, я «втрескалась» в него гораздо раньше – еще до того, как мы с ним встретились.

– Как это? – удивился Паркер.

– Я прочла его книгу.

– «Побежденного»?! – невольно вырвалось у Паркера.

– Так ты ее знаешь? – обрадовалась Марис. – Ах да, конечно, снова та статья… Я припоминаю – там писали, что Ной является автором нашумевшего бестселлера.

– Да, в статье об этом писали, – кивнул Паркер. – Но я читал «Побежденного» раньше, когда книга только вышла.

– Я читала ее, наверное, пятьдесят раз!

– Надеюсь, ты шутишь? – мрачно спросил Паркер.

– Нисколько! Я очень люблю эту книгу. Ее главный герои стал для меня идеалом мужчины. Я грезила о нем буквально днями напролет…

– Ты склонна к романтическим мечтаниям? – перебил Паркер.

– А кто из нас не мечтает? – пожала плечами Марис. – По-моему, в этом нет ничего удивительного.

– Возможно, но только для тебя. Что касается меня, то мои фантазии обычно таковы, что о них не очень-то прилично распространяться. Впрочем, тебе бы я мог рассказать…

– Нет, ты неисправим!

– Именно так сказала моей матери моя учительница начальной школы.

– Когда…

– …Когда в третий раз застукала меня в туалете, где я испытывал свою любимую игрушку.

– Пожалуй, я не стану спрашивать, что это была за игрушка.

– Да, уж лучше не спрашивай… Так на чем мы остановились?

– На Сойере Беннингтоне.

– Ах да… Твой любимый литературный герой, он же предмет твоих романтических грез… Знаешь, мне это кажется немного странным.

– Что именно?

– Что он тебе так понравился. Ведь он же совершенно криминальный тип!

– Просто вор и убийца.

– Вообще-то, в нашей стране воровство и убийство считаются общественно опасными преступлениями.

– Но его поступки можно оправдать – ведь он мстил за свою жену и сына. Я рыдала в три ручья над теми страницами, где описано, как он находит их тела. До сих пор, когда я перечитываю «Побежденного», у меня в этом месте слезы наворачиваются на глаза. – На лице Марис появилось мечтательное выражение. – Сойер суров и безжалостен со всеми, кроме Шарлотты, – продолжила она. – Их любовь настолько сильна, что против нее бессильна даже смерть. Когда Сойера линчевали за его преступления, он думал о…

Марис неожиданно смутилась и, не договорив, слегка пожала плечами.

– Извини, – сказала она. – Я, кажется, увлеклась. Теперь ты, наверное, считаешь меня дурой, но… Я действительно очень люблю эту книгу.

– Ты говоришь о ее героях так, словно они – живые люди, – заметил Паркер, и Марис кивнула:

– Да. Ной описал их так живо, с таким мастерством, что перестаешь думать о них как о вымышленных персонажах. Иногда я даже начинаю по ним скучать. Тогда я открываю книгу на любой странице, читаю подряд несколько абзацев, и мне сразу начинает казаться, будто я побывала у них в гостях.

– Помнится, по этому роману даже сняли фильм.

Марис кивнула:

– Да, но это была такая чушь, что… Словом, книга намного лучше. Впрочем, я не виню ни режиссера, ни продюсеров – на мой взгляд, экранизировать такие вещи практически невозможно. Ты, наверное, знаешь, что критика назвала «Побежденного» лучшим историческим романом после «Унесенных ветром»?..

– Да, это серьезный комплимент, – сказал Паркер.

– И, по-моему, вполне заслуженный.

– А что еще написал твой муж? – поинтересовался Паркер.

– В том-то и дело, что ничего… – Оживление внезапно оставило ее, а взгляд потух. – Ной участвовал в подготовке «Побежденного» к изданию и настолько увлекся процессом, что… В общем, он решил, что его призвание не литература, а книгоиздание. Наверное, его можно понять. Когда твой первый роман производит такую сенсацию, невольно начинаешь бояться, что следующая книга будет намного хуже. Как бы там ни было, Ной больше не пробовал писать. Только недавно… Взгляд Паркера неожиданно стал внимательным и острым.

– Он снова взялся за перо?

– Да. Ной даже купил небольшую квартиру в Челси и оборудовал там кабинет, чтобы работать спокойно, без помех. И, сказать по правде, я этим очень довольна.

Но особенно довольной она не выглядела. На лбу Марис появилась неглубокая вертикальная морщинка, неподвижный взгляд уперся в замусоренный пол. Интересно, задумался Паркер, сознает ли она, насколько выразительна ее мимика. Скорее всего – нет, иначе бы она лучше за собой следила.

После небольшой паузы он спросил:

– Ну а кроме Сойера Беннингтона?.. Были у тебя еще какие-нибудь любимые герои?

Марис улыбнулась.

– Были, конечно, и даже несколько, но… Сойер Беннингтон затмил их всех.

Подавшись вперед, Паркер спросил так тихо, что его было едва слышно за шумом дождя по крыше:

– Скажи, Марис, ты уверена, что влюбилась именно в автора, а не в главного героя книги?

Ее лицо сделалось сердитым, как грозовая туча, но это выражение тотчас исчезло. Криво улыбнувшись, Марис кивнула:

– Справедливый вопрос – особенно после того, что я тут наговорила о Сойере Беннингтоне. Многие писатели рассказывали мне, что читатели часто отождествляют их с героями понравившихся книг и бывают весьма разочарованы, когда убеждаются, что автор – совершенно обычный человек. Сплошь и рядом случается, что писатель не соответствует представлениям, которые сложились о нем у читателей благодаря созданному им литературному герою. Исключения из этого правила есть, но они так редки, что их можно пересчитать по пальцам. Например, Шерлок Холмс и Конан-Дойль – вот один из немногих примеров, когда автор и его герой вполне достойны друг друга, хотя, по мнению некоторых литературоведов, сэр Артур был куда более интересным и разносторонним человеком, чем знаменитый сыщик. А представь себе сутулого, хилого очкарика с гнилыми зубами и желтым лицом заядлого курильщика, который строчит что-то вроде саги о Тарзане… Я уверена, что встреча с таким субъектом разочарует любого читателя, который рассчитывает увидеть нечто совершенно противоположное…

– Любопытное наблюдение, – заметил Паркер. – Но ты не ответила на мой вопрос.

Марис раздраженно поморщилась.

– Не говори глупости! Я влюбилась в своего мужа – и точка! Сначала – в его талант, а уж потом в него самого. Кстати, я до сих пор его люблю, если это тебя интересует.

Паркер долго смотрел на нее.

– И о чем он думал? – спросил он наконец.

– Кто, Ной?

– Нет, Сойер Беннингтон. Ты сказала – когда его вешали, он думал о…

– Ах да!.. Он вспоминал свою первую встречу с Шарлоттой.

Марис заколебалась, но Паркер знаком попросил ее продолжать.

– Ной описал этот момент так красочно, с такими яркими подробностями, что я словно наяву видела сад, чувствовала запах нагретой травы и созревших фруктов, ощущала жару… Перед этим Сойер несколько дней был в пути, помнишь? Случайно он натыкается на ферму родителей Шарлотты и решает заглянуть туда, чтобы попросить воды для себя и своего коня. Но на ферме никого нет, она кажется брошенной. И лишь когда Сойер ведет коня к колодцу, он замечает Шарлотту, которая спит на одеялах в тени персикового дерева. Рядом с ней спит маленький мальчик, и он решает, что это ее ребенок. – Марис улыбнулась. – Впоследствии Сойер был очень рад узнать, что малыш – ее младший брат.

«Конечно, он был рад!» – хотел сказать Паркер, но не смог. Голос Марис словно околдовал его, и на несколько мгновений он сам едва не ощутил себя Беннингтоном, сжимающим в заскорузлом кулаке сыромятные поводья своего вороного.

– Шарлотта была самой красивой женщиной, какую ему когда-либо приходилось видеть, – самозабвенно продолжала Марис. – Описание ее лица, волос, губ занимает несколько страниц. Из-за жары она завернула подол платья почти до колен, и вид ее икр и лодыжек воспламеняет в Сойере чувственность, так как по складу характера он очень женолюбив. С тем же успехом Шарлотта могла бы спать голой. Точно зачарованный глядит Сойер на то, как мерно поднимается и опускается ее грудь, как влажно блестят между приоткрывшимися губами ровные белые зубы, однако в этом разглядывании есть что-то благоговейное, словно перед ним не обычная фермерская дочка, а сама мадонна, к которой страшно прикоснуться даже пальцем.

Разумеется, Сойеру следовало бы поступить, как подобает джентльмену, и поскорее удалиться, пока Шарлотта не проснулась, но он остается и продолжает разглядывать девушку, пока на гребне ближайшего холма не показывается фургон. Это возвращаются ее родители, которые ездили в город, чтобы пополнить запасы продовольствия.

Шарлотта так и не узнала, что Сойер видел ее спящей в тот день. Сам он никогда ей об этом не рассказывал, что, как мне кажется, было с его стороны только правильно. Это воспоминание было слишком дорого Сойеру, чтобы поделиться им даже с ней. Именно о том далеком дне он вспоминал в свой последний час, когда под его ногами вот-вот должен был отвориться люк эшафота, и я уверена – он умер почти счастливым!

Паркер внимательно слушал. Он не двигался и почти что не дышал, жадно ловя каждое слово. После того как Марис закончила, оба долго молчали, боясь разрушить неуловимое нечто, связавшее их воедино на эти несколько минут.

Когда Паркер наконец заговорил, голос его звучал как-то странно:

– Тебе бы самой следовало стать писательницей, Марис.

– Мне? О, нет!.. – ответила она и негромко рассмеялась, качая головой. – У меня нет этого дара, и я завидую тем, у кого он есть. Я могу распознать талант в других, но не больше. Сама я способна только помогать таким людям, но не творить.

Некоторое время Паркер обдумывал ее слова, потом сказал:

– А ты знаешь, что сделало сцену в саду такой эротичной? Марис вопросительно наклонила голову:

– Что?

– То, что физически познав многих женщин, Сойер был близок с Шарлоттой только в воображении и без ее ведома.

– Да, пожалуй…

– Его глаза и разум прикасались к тому, к чему ему хотелось бы прикоснуться руками, губами. Я согласен – Сойер видел совсем немного, и все равно он чувствовал себя виноватым, потому что смотрел…

– Запретный плод?

– Точно. – Паркер кивнул и добавил негромко:

– Со дня сотворения мира это, наверное, самый сильный половой стимулятор. Мы вожделеем в первую очередь то, что нам нельзя, вредно, недоступно. То, что мы жаждем попробовать на вкус, но не смеем даже прикоснуться…

Марис прерывисто вздохнула и ничего не ответила. Словно только сейчас заметив, что ее волосы растрепались, она попыталась заправить выбившиеся пряди за ухо, но без особого успеха. Сдавшись, Марис снова опустила руки на колени, машинально тронув верхнюю пуговицу рубашки, с которой она время от времени бессознательно принималась играть. На этот раз, однако, Марис лишь слегка коснулась ее кончиками пальцев, словно желая убедиться, что пуговица на месте.

Пуговица была на месте, и Паркер снова не мог оторвать от нее взгляда.

Неожиданно Марис остановилась:

– Я, пожалуй, пойду назад. Дождь кончился.

Это было не совсем так. Ливень, правда, прекратился, но облака еще не разошлись, и по крыше продолжали барабанить редкие дождевые капли. Паркер, однако, не стал спорить.

И не стал ее задерживать.

Вернее, он не собирался ее задерживать, но, прежде чем Марис шагнула к выходу, он потянулся вперед и обхватил ее руками чуть ниже талии. Его запястья легли на ее бедра, пальцы обхватили округлые ягодицы, а глаза смотрели прямо на полоску гладкой кожи между узлом рубашки и поясом юбки. Прошла целая секунда, прежде чем Паркер сумел поднять взгляд.

Марис смотрела на него удивленно и чуть-чуть растерянно. Руки ее бессильно висели вдоль тела, словно она собиралась оттолкнуть его, но вдруг передумала.

– Мы оба знаем, почему я поцеловал тебя вчера вечером, Марис, – сказал он.

– Да. – Она кивнула. – Ты хотел напугать меня, заставить уехать. Так?

Паркер нахмурился:

– Не так. Я поцеловал тебя, потому что ты не испугалась ни Терри, ни людей в баре. Я поцеловал тебя, потому что даже смотреть на тебя мне было больно. Я поцеловал тебя потому, что я – законченный сукин сын, а твои губы выглядели очень… соблазнительно. Короче говоря, я поцеловал тебя просто потому, что мне так захотелось, и я не стыжусь в этом признаться. Я не могу понять только одного… – Его взгляд стал острым и пронзительным. – Скажи, Марис, почему ты ответила на мой поцелуй?..