XXI

Росс лежал на тюфяке, заведя руки за голову, и смотрел в бархатную черноту ночи, украшенную звездами и тонким серпиком луны. Он был счастлив, он был в ладу с самим собой и с окружающим миром. Чувство удовлетворения пронизывало все его существо.

Когда Виктория умирала у него на глазах, он думал, что жизнь его кончена. Оказывается, далеко еще нет. Он начал понимать, что жизнь предлагает столько же душевной радости, сколько и душевной боли. И вовсе не обязательно постоянно напрягать все силы, чтобы доказать свою человеческую ценность. Если ты кому-то дорог, это автоматически дает тебе сознание собственной ценности. Он дорог Лидии.

Нельзя сказать, что он не был дорог Виктории. Был. Она бы не пошла против воли отца и не вышла бы за него замуж, если бы не любила его. Она нарушила обычаи своего класса. Но вышла бы она за него замуж, если бы знала все о его прошлом? Любила бы она его так же?

Росс не был в этом уверен. Может быть, да, но все же он сомневался. У него никогда не хватало мужества испытать силу ее любви. Ему она казалась сокровищем, ее надо было лелеять и защищать, укрывать от всего, что есть в жизни отвратительного, держаться за нее любой ценой. Он не думал, что она смогла бы вынести удар, если бы он рассказал ей всю правду о себе. А Лидия, казалось, только еще больше полюбила его за это.

Любовь? Почему ему на ум пришло это слово? Любила ли она его? Она сотней способов продемонстрировала ему свою любовь, оказывая маленькие знаки внимания, — и это выражение ожидания в глазах, когда она смотрит на него, и прерывистое дыхание и срывающийся голос, когда они разговаривают. Он никогда до сих пор не принимал во внимание этих знаков любви. Его сердце и сознание были заполнены одной Викторией. Но теперь…

Он застонал и прикрыл глаза рукой, вспомнив ту ночь, когда она так откровенно проявила свою любовь к нему. Боже, была ли когда-нибудь на земле женщина, более искусная в любви? Воспоминания о той ночи нахлынули на него и начали гладить его душу точно так же, как тогда ее нежные руки гладили его напрягшееся тело.

Его нагота никогда не отталкивала ее. Сама мысль об обнаженном мужском теле показалась бы непристойной большинству «приличных» женщин. Лидия без стыда и робости разглядывала его тело и искренне восхищалась им. Ее руки гладили его, вызывая небывалые ощущения.

В ту ночь она лежала рядом с ним, медленно и мучительно осыпая поцелуями все его тело. Сначала она поцеловала его грудь, прикоснулась языком к соскам, ущипнула кожу губами, пощекотала волосы на груди кончиками пальцев. Потом поцеловала его в пупок, вложив в этот поцелуй всю силу своего желания.

— Лидия, я не принуждаю тебя, — проговорил он и, в опровержение собственных слов, намотал на пальцы ее волосы.

— Я сама этого хочу, — шепотом ответила она ему, и ее дыхание всколыхнуло волосы у него на животе.

Первое прикосновение ее губ было робким, нерешительным, застенчивым. Росс затаил дыхание. Его копье пульсировало в ловушке ее руки. Он чувствовал себя мужчиной больше, чем когда-либо, и вместе с тем — слабым и беспомощным, потому что нежная любовь этой женщины покорила не только его тело, но и душу.

Он ругался, и молился, и повторял ее имя, как сумасшедший, а ее язык тем временем принялся пробовать его на ощупь и на вкус. Он потерял способность мыслить и весь отдался во власть магии, которую она творила. Ободренная его реакцией, отбросив робость и застенчивость, она губами выразила ему свое обожание.

Почувствовав приближение полного исступления чувств, он притянул ее к себе, и его обволокло тепло ее тела. Она упала ему на грудь, и ее роскошные волосы накрыли их обоих. Он взял ее лицо обеими руками, нашел губами ее губы и поцеловал их, и этот поцелуй стал венцом слияния их тел. Он ощущал вкус себя самого у нее на губах и, не отрывая губ, стал нашептывать ей нежные слова, а она приняла в себя его семя.

Все тело Росса покрылось мелкими капельками пота при этом воспоминании о последнем случае, когда они были так близки. Кровь в паху стучала так же сильно, и желание распирало его так же, как тогда, и он отругал себя за то, что сам настоял, чтобы эту ночь она провела с Ли.

Он вдруг ощутил жгучую потребность пойти к ней. Что она скажет ему, если он ее спросит сейчас, как она к нему относится? Она никогда ему не лгала — ему было не в чем ее упрекнуть. И хотя она никогда прямо не признавалась ему в любви, он думал, что, если ее чуть-чуть ободрить, сейчас она это сделает. Он чертовски хотел этого. Для него вдруг стало жизненно важным услышать, как она скажет, что любит его.

Он бросил взгляд в сторону фургона и разочарованно вздохнул. Она, наверное, крепко спит, жестоко будить ее сейчас. Но завтра ночью… Завтра ночью, и послезавтра, и во все последующие ночи до конца жизни. Он будет с нетерпением ждать каждой.

Бубба подошел к фургону Хилла и негромко окликнул Лидию.

Она испугалась, что вернулся Клэнси, одним прыжком подскочила к выходу и раздвинула парусину.

— Это я, Бубба.

Она вздохнула с облегчением.

— Что ты тут делаешь? Бродишь тут среди ночи. — Она говорила шепотом, Бубба — тоже.

— Я принес тебе вот это.

Она прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Знакомый мешок с драгоценностями показался ей невероятно тяжелым.

— Где ты его взял? — Она еле выговорила эти слова, потому что обнаружила, что ей не хватает воздуха.

Бубба ушел от прямого ответа на этот вопрос.

— Он больше не будет убивать невинных людей вроде Люка. Я, черт возьми, позаботился о том, чтобы этого больше не было.

Бубба убил Клэнси!

— А те люди, которые купили фургон?

— Я пошел за ним, видел, как он достал мешок. Он никому не причинил вреда, а они ничего и не заметили.

Ее вдруг поразило, насколько Бубба переменился. Он уже не тот мальчишка, каким был несколько недель назад. Этот стройный молодой человек лишь отдаленно напоминал того мальчика. Лицо его приобрело жесткость, а в некогда простодушных глазах появилось недоверчивое выражение. Когда его наивность сменилась этой новой мудростью? Он спокойно встретил ее взгляд, а ведь раньше, стоило ей лишь посмотреть в его сторону, как он вспыхивал и отворачивался.

Слезы заволокли ее глаза. Тот чудесный мальчик стал мужчиной и знал теперь все ужасные вещи, с которыми мужчинам приходится иметь дело. Он отомстил за своего брата, но его месть стала даром и для нее тоже. Она не знала, как он проведал про Клэнси, а спрашивать не решилась. Благодаря Буббе он был мертв, а с его смертью Росс становился свободным.

Она кончиками пальцев дотронулась до щеки Буббы. Благодарить за убийство было немыслимо, но она хотела, чтобы он знал, как много это для нее значило.

— Ты знаешь про Росса? — спросила она. Он кивнул.

— Давно. Никто никогда не узнает об этом от меня, Лидия. А он никогда не узнает о тебе и… — Он оставил фразу незавершенной.

— Ты вернул к жизни нас обоих! Сначала — когда я лежала в лесу, ждала и призывала смерть. А теперь это. Мы в долгу перед тобой, Бубба.

Он решительно замотал головой, и его светлые волосы заискрились в лунном свете.

— Я был в долгу перед Люком.

Она взглянула на мешок с драгоценностями.

— Мне он не нужен.

— Я понимаю.

— Он не принадлежит ни Россу, ни мне.

— А как насчет малыша? Ли?

Конечно же! Когда-нибудь придется рассказать Ли о его матери. И тогда Росс захочет подарить ему что-нибудь, что принадлежало ей. Лидия решила припрятать мешок с драгоценностями в одной из коробок, и пусть Росс сам «обнаружит» его. Его можно сохранить для Ли, когда он вырастет.

— Да, думаю, он принадлежит Ли. — Лидия улыбнулась Буббе, и он понял, что эту улыбку он будет помнить до скончания своих дней. Точно так же, как запомнит выражение лица мертвого Клэнси Расселла. Бубба знал, что воспоминание об этом он сохранит надолго. Он не чувствовал вины за убийство Расселла. Тот заслуживал смерти! Он убил Люка и мистера Хилла. Закон «око за око» слишком глубоко укоренился в юном сознании Буббы, чтобы он чувствовал себя виновным после этого сведения счетов.

Он, правда, сожалел, что пришлось это сделать. Ему это не доставило удовольствия. Наоборот — его едва не вывернуло наизнанку. Он никогда не станет этим хвастать. Он даже утаит это от своих родителей, никогда не расскажет им, что смерть Люка отомщена. Своего долга брату ему все равно никогда не заплатить, но все же он помог Россу и Лидии. А это само по себе уже было достаточным основанием сделать то, что он сделал.

— До свидания, Лидия.

Она проглотила комок в горле.

— До свидания, Бубба. Я буду часто о тебе думать.

Он долго вглядывался в ее залитое лунным светом лицо, сожалея, что не был несколькими годами старше, когда судьба свела их. Потом он рассердился на себя за эту мысль. Она принадлежала Россу, и было справедливо, что они вместе. Он надеялся только на одно: что когда-нибудь он найдет женщину, такую же прекрасную, как Лидия.

Чтобы не выдать своих чувств, он нахлобучил шляпу, повернулся на каблуках и исчез во мраке ночи.

Передвигаясь на ощупь в темноте фургона, Лидия открыла ящик с постельными принадлежностями и засунула бархатный мешок между двумя одеялами. Потом добралась до своего тюфяка и легла. Она уже давным-давно не молилась. Задолго до маминой смерти она бросила это занятие как безнадежное. А сейчас она пыталась вспомнить слова молитвы, но не смогла и придумала свои собственные. В ее молитве не было ни капли поэзии. Слова были неуклюжими, но шли от сердца. Она очень надеялась, что Господь поймет, как она благодарна.

Она обхватила себя руками, и все заботы и страхи постепенно стали покидать ее. Теперь они с Россом свободны. Завтра они отправятся в путь к своему новому дому. Там никто ничего не будет знать об их прошлом. Они будут мистер и миссис Коулмэн, и все станут завидовать их счастью.

Под ногой Буббы хрустнула ветка, и, прежде чем он успел сделать еще шаг, в грудь ему уперлось дуло пистолета Росса.

— Черт возьми, Росс, это я, Бубба!

— Извини, — сказал Росс и засунул кольт обратно под седло, которое служило ему подушкой. Со старыми привычками было трудно расстаться. Он оглянулся на Мозеса, мирно похрапывающего рядом. Потом вновь перевел взгляд на юношу, присевшего к огню. — Что ты тут шатаешься среди ночи?

— Не мог заснуть.

Росс вздохнул, неистовое желание по-прежнему не утихало и не давало ему покоя. Ему чертовски недоставало Лидии.

— Я тоже.

— И кроме того, я хотел попрощаться.

Росс посмотрел на силуэт Буббы, темневший на красном фоне костра. Куда подевался тот пылкий мальчик, которого он впервые повстречал в округе Макминн, штат Теннесси? Он стал крупнее и матерее. Грудь его больше не была впалой, как раньше. На подбородке и на верхней губе пробивалось какое-то подобие бороды и усов. Изменился и голос. Осанка больше не была мальчишеской — это была осанка взрослого мужчины.

— Итак, ты не принимаешь мое предложение, — тихо сказал Росс, почувствовав, какая внутренняя борьба происходит в душе юноши.

Бубба вполголоса ругнулся и швырнул камешек, которым играл, в огонь. В тусклом свете костра он нашел взглядом взгляд Росса.

— Росс, ты же знаешь, ничего в жизни я не хочу так сильно, как поехать с тобой, и с Лидией, и с Мозесом и работать с тобой. Но я не могу.

— Я знаю, Бубба. Я хочу, чтобы ты был с нами, не сомневайся, но я знал, когда приглашал тебя, что тебе придется поехать со своей семьей. Я просто хотел, чтобы ты знал, как сильно мы будем по тебе скучать.

— Спасибо тебе, Росс. — Он угрюмо смотрел на пламя костра. — Папа стареет. Он очень тяжело принял смерть Люка. Боюсь, его уже не так привлекает жизнь фермера, как тогда, когда мы отправлялись в путь.

— Как только он найдет участок земли, все вернется.

— Может быть, — ответил Бубба. Никакой уверенности в его голосе не звучало. — Но ему будет нужна помощь, а я его старший сын. Они с мамой очень зависят от меня. Я не могу их подвести, даже если для этого мне придется отказаться ехать с тобой.

Росс поднялся с тюфяка, подсел к юноше и крепко обнял его за плечи.

— Это решение мужчины. Я горжусь тобой, тем, что ты его принял. — Взгляды их на какой-то момент встретились, потом оба, смутившись, отвернулись. Росс опустил руку.

Они долго молча смотрели на угли. Первым нарушил молчание Росс:

— Лидия твердо решила скоро вас навестить. Я подумал, может, через год-другой вы уже так хорошо устроитесь у себя на ферме, что сможете завести несколько лошадей. А что, если я пришлю вам хорошую кобылу и жеребца, чтобы вам было с чего начать?

В глазах Буббы появился тот безмятежный ребячий восторг, какого никто не видел уже много недель.

— Правда? — взволнованно спросил он. Но его энтузиазм тут же угас, а улыбка сползла с лица. — У нас вряд ли будет много денег, Росс.

Росс пожал плечами.

— Что-нибудь придумаем. А вы уж, пожалуйста, приготовьте к тому времени загон.

— Конечно, Росс, но, черт побери, два года!

Росс улыбнулся.

— Они пролетят быстрее, чем ты думаешь. — Росс помешал угли, хотя никакой необходимости в этом не было, и исподтишка взглянул на Буббу. Потом спросил безразличным тоном: — А с Присциллой ты попрощался?

Бубба пренебрежительно фыркнул:

— Ага. Ты был прав, Росс. Она шлюха. Я поговорил со Скаутом, прежде чем он уехал, и мы, так сказать, сравнили наши впечатления. Я никогда больше не свяжусь с такой, как она.

Росс негромко рассмеялся.

— Может быть, не с такой, как она, но с какими-нибудь ты обязательно свяжешься. Мы без них обойтись не можем, вот какая штука. Они охмуряют нас раньше, чем мы соображаем, что к чему.

— Да? — спросил Бубба. Тон его ясно показывал, что он над этим вопросом уже думал. — Так что же нам делать, Росс? Я хочу сказать, что когда-нибудь я обязательно собираюсь жениться и все такое, но, черт побери, куда бы я ни шел, в любое время у меня пуговицы на ширинке чуть не отлетают от напряжения.

Росс усмехнулся над самим собой:

— Ну, значит, у нас с тобой много общего.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что когда ночью у тебя все в порядке, то днем тебе этого еще больше недостает.

Бубба взглянул на своего кумира, и оба они расхохотались, но тут Мозес заворочался во сне и перевернулся на другой бок.

— Нам бы надо вести себя потише, а то мы тут всех перебудим.

— Да мне уж и так пора назад. Моя мама до сих пор не ложится спать, пока не все птенцы в гнезде, а до нашего фургона около мили.

Росс поднялся и протянул руку.

— Ну, Бубба, будь здоров. И не волнуйся насчет прекрасных дам. Если уж ты пережил лето с Присциллой, то справишься со следующей.

Бубба взял протянутую руку и торжественно ее потряс.

— Ты мне нравишься больше всех людей, которых мне довелось встречать, Росс. Кроме, может быть, Люка.

Росс крепко стиснул руку Буббы.

— Это очень высокая похвала, Бубба. Спасибо! Лидия научила Анабет читать и писать. Проследи, чтобы она писала нам письма и держала нас в курсе.

Бубба снова чуть было не поставил себя в дурацкое положение — он почувствовал, как слезы жгут ему глаза. Он отпустил руку Росса и сделал несколько шагов прочь.

— Заботься хорошенько о Лидии и о Ли.

— Обязательно.

— Мне кажется, я заслужил право, чтобы меня называли настоящим моим именем, не так ли?

Росс удивился и на мгновение задумался.

— Я полагаю, да. — И коротко хохотнул. — А как твое имя?

— Джейкоб, — застенчиво произнес Бубба. — Но мне это не очень нравится. — Он чуть-чуть помолчал. — А может, Джейк? Что ж, Джейк Лэнгстон — это звучит неплохо. — Он слегка склонил голову набок. — Да, пусть будет Джейк.

Росс кивнул.

— Будь здоров, Джейк.

— Увидимся, Росс.

— Через год или около того, Бубба. Росс снова улегся на тюфяк. Ему было как-то неопределенно-грустно после разговора с Буббой. Что-то в нем изменилось. Не просто зрелость. Росс распознал состояние внутреннего напряжения, в котором пребывал юноша. Что-то вроде того стресса, в котором оказался он сам в шестнадцать лет, когда впервые убил человека…

Но это невозможно. Бубба был хорошим мальчиком. И станет еще лучшим мужчиной. Росс нисколько не сомневался в этом.

Погружаясь в сон, он не испытывал ни малейших сомнений и относительно собственного будущего. Оно начнется завтра. Он с трудом мог дождаться рассвета.

— Не двигайся, сукин сын.

Росс понимал, что тянуться за кольтом в такой ситуации будет верхом глупости. Каждый натренированный нерв говорил ему это. И оказалось, что его нервы не лгут — когда он открыл глаза, то увидел дуло пистолета у самого лица. Пистолет был не столь мощный и устрашающий, как его собственный, но столь же смертоносный, если выстрелить из него с расстояния не далее кончика носа.

Небо над ним было серо-голубое, лишь слегка тронутое первыми розовыми лучами. Он не так уж долго спал. Было еще очень рано. Вокруг все было тихо и спокойно.

Он взглянул на руку, держащую пистолет, потом его взгляд скользнул по толстому предплечью до мощных плеч и уткнулся в высеченное из гранита лицо его, Росса, тестя. Тот злобно смотрел на Росса из-под широкополой шляпы.

Росс справился с изумлением так же решительно, как и с первым мышечным импульсом — потянуться за пистолетом.

— Мистер Джентри? — хрипло выговорил он, не понимая, какого черта он делает тут, в сотнях миль от дома, и с какой стати Джентри пришло в голову ткнуть дуло пистолета ему, Россу, в лицо. У них, конечно, были свои разногласия. Джентри не хотел, чтобы Виктория выходила за Росса, но почему сейчас от него несет ненавистью, как дешевыми духами от проститутки? — Что?..

— Где она? Где Виктория?

На этот раз Росс пошевелился. Он поднялся на локтях и с удивлением воззрился в нависшее над ним багровое лицо.

— Виктория? — переспросил он недоуменно. Разве он не знает? Неужели до него не дошло письмо? — Виктория умерла, мистер Джентри, — мягко сказал Росс.

Он почувствовал, как старик весь внутри содрогнулся, но снаружи лишь дрожание век выдало это. И еще — пальцы крепче сжали рукоять пистолета. А внешне он остался совершенно спокоен.

— Умерла?

— Я написал вам несколько месяцев назад. Она умерла еще до того, как мы уехали из Теннесси. В родах.

— Врешь, ублюдок! — прорычал Джентри и что было сил ударил Росса ногой по ребрам.

Послышался треск ребер, и одновременно с этим Росс услышал, что Мозес проснулся и сел.

— Не шевелись, ниггер, если не хочешь, чтобы я пристрелил твоего дружка, — с угрожающим видом сказал ему Джентри.

— Росс? — неуверенно спросил Мозес.

— Делай так, как он велит, — выдавил из себя Росс. Слезы боли выступили у него на глазах. Он лег на бок, прикрыв сломанные ребра рукой. — Расскажи ему о Виктории.

Мозес взглянул на белого незнакомца и моментально почувствовал его враждебность. Но выбора у него не было — надо попытаться сказать все и помочь Россу.

— Жена мистера Коулмэна умерла в родах. Она родила сына незадолго до того, как мы приехали в Мемфис, — тихо сказал Мозес. — Мы похоронили ее. Джентри коротко хохотнул.

— И ты считаешь, что я поверю хоть единому его слову? Моя дочь не была беременна. Она бы мне сказала. А может, у нее просто не было времени — ты похитил ее и украл драгоценности. Куда ты ее дел? Что она умерла — этому я как раз вполне верю. Я полагаю, ты ее убил.

Драгоценности? Росс помотал головой в надежде, что вот сейчас проснется и весь этот смехотворный кошмар кончится. Волны боли накатывали на него, а взор застилали яркие желтые вспышки. Его тошнило.

— Мистер Джентри, я не понимаю, о чем вы говорите, — произнес он, жадно ловя ртом воздух после каждого слова. — Сакс передал мне права на владение земельным участком здесь, в Техасе.

— Сакс умер, — рявкнул Джентри.

Росса это не удивило. Он знал, что старик близок к могиле, еще тогда, когда видел его в последний раз перед отъездом. И все же известие о его смерти опечалило Росса. Сакс был первым человеком на этой земле, которого трогала судьба Сонни Кларка.

— Он передал мне свой участок, потому что знал, что сам никогда не воспользуется. Мы с Викторией решили перебраться сюда на моих лошадях. Мы хотели иметь свое собственное ранчо. Мы услышали о том, что формируется караван переселенцев, и решили присоединиться к нему, чтобы путешествовать в безопасности.

— И ты хочешь, чтобы я поверил, будто бы моя дочь бросила дом, все, что ей было дорого, всех, кого она любила, и пошла за тобой, чтобы поймать журавля в небе?

Лицо его еще больше покраснело. Он весь просто изрыгал ярость, и Россу не нравилось, как его палец беспрестанно поигрывает спусковым крючком пистолета. До своего пистолета он дотянуться не мог, особенно теперь, со сломанными ребрами. И кроме того, у него не было никакого желания стрелять в собственного тестя.

— Это было решение Виктории, а не мое, — сказал он внешне спокойно, хотя внутри него все клокотало. — Я хотел дождаться вашего возвращения из Виргинии и ехать только после этого. Я хотел рассказать вам о ребенке…

Джентри размахнулся и ударил Росса в челюсть. Росс опрокинулся навзничь.

— Заткни свою лживую пасть и не говори про ребенка! Тебе не достаточно того, что ты ее убил?

— Росс? В чем дело?

Голос Лидии донесся до Росса сквозь туман боли и гнева. Он был готов сносить безумные обвинения Джентри лишь до поры до времени, но в конце концов он собирался положить им конец. Но что он может сделать, если взор его по-прежнему затуманен после удара Джентри, а сломанные ребра просто раздирают кишки?

— Лидия! — задыхаясь, произнес он так громко, насколько это позволяло его прерывистое дыхание. — Принеси Ли.

Она пришла в замешательство, услышав сдавленный голос Росса и увидев, что он корчится на земле, и не сразу разобрала, что он ранен, а в руках человека, стоящего рядом с ним, — пистолет. Лидия спрыгнула с фургона, крепко прижав Ли к груди, и подбежала к мужчинам. У нее не было времени одеться, и ее полуобнаженная грудь выглядывала из-под сорочки и светилась тем же золотисто-розовым сиянием, что и горизонт на Востоке.

Именно это и бросилось в глаза Джентри, по-прежнему державшему пистолет в нескольких дюймах от лица Росса.

Эта девка — гулящая. Порок просто написан у нее на лице и на всей фигуре. Кларк отделался от милой, утонченной красавицы Виктории и связался с этой шлюхой. Со сбежавшей женой Расселла. Джентри почувствовал, как новая волна гнева поднимается в его душе. То, что Кларк предпочел эту девку его обожаемой дочери, — было непереносимым оскорблением. И ненависть его получила новую пищу.

— Не подходи! — крикнул он Лидии и поднес пистолет еще ближе к лицу Росса.

Она остановилась как вкопанная, еще крепче прижав Ли к груди.

— Кто вы? Что вам надо?

— Лидия, это отец Виктории. Покажи ему Ли. Это ваш внук, Джентри.

— Врешь!

— Этот ребенок — ваш внук. Я клянусь вам. Виктория умерла, когда производила его на свет.

— Это правда, — поспешила подтвердить Лидия. — Мой ребенок родился мертвым. Я выкормила Ли. Росс женился на мне только спустя много недель после смерти Виктории.

— Я так и думал, что вы попытаетесь выдать этого ребенка за сына Виктории, чтобы вымогать из меня деньги, — сказал Джентри и плюнул на землю рядом с лицом Росса. — Меня тошнит при одной мысли о том, что ты прикасался к моей дочери, — добавил он.

— Я знаю, черт побери, — скрипнул зубами Росс. — Но меня это больше не волнует. Но неужели в угоду своей спеси вы откажетесь от сына Виктории? Это ваша плоть и кровь.

Джентри даже не взглянул на ребенка.

— Не держи меня за идиота… Кларк! — Росс вздрогнул, а Джентри злорадно рассмеялся. — Да-да, я все про тебя знаю. Ты — презренный преступник. И про эту гулящую девку я тоже все знаю. Очень трогательную сцену она тут разыгрывает. Но я вчера встречался в городе с ее мужем. Очень мило побеседовали с мистером Расселлом. Эй ты, Сонни Кларк, ты думаешь, ты такой несокрушимый, а знаешь ли ты, что эта деревенская парочка попросту водит тебя за нос? Росс отупело уставился на тестя.

— Расселл?

— Муж? — эхом отозвалась Лидия.

— Клэнси Расселл. Он мне рассказал, как неделю или около того назад с тобой повстречался. И что ты помешал ему и его женщине, когда они обсуждали, как лучше сдать тебя, и поэтому ему пришлось сделать вид, что он ищет работу.

Первой мыслью Росса было: его тесть окончательно свихнулся и бредит. Потом он увидел глаза Лидии и прочитал у нее на лице всю правду. Лицо было белым как полотно, испуганным, виноватым.

— Так он был твоим мужем! — спросил он, сам этому не веря. Ему хотелось, чтобы она опровергла это.

— Нет. Клэнси Расселл не был моим мужем, — ответила она, медленно качая головой. Даже мертвый, Клэнси продолжал ее мучить. — Это мой сводный брат.

— Черт их раздери, так или иначе — но они родственники, — злобно сказал Джентри.

— Тот самый сводный брат? — прорычал Росс. Ее глаза умоляли его понять:

— Да.

— Черт тебя побери! — выругался Росс. — Так ты все знала обо мне. Еще до того, как я тебе рассказал.

— Да, но…

— И ты, и этот твой сводный братец, которого ты, как утверждаешь, ненавидишь…