— Вот так так, черт возьми, вы, да еще и вместе? — озадаченно воскликнул Джуниор, переводя взгляд с Алекс на Рида и обратно.
      — Потом, пошатнувшись под порывом ветра, отошел от двери и заторопил их:
      — Проходите же. Я представить не мог, кого это несет в такую погоду. Тебе, Рид, надо бы сходить к психиатру: виданное дело, тащить Алекс невесть куда.
      На нем были старенькие джинсы с протертыми до дыр коленями, хлопчатобумажный свитер и толстые белые носки. Было видно, что встал он недавно. В одной руке он держал кружку с дымящимся кофе, в другой — дешевенький роман в бумажном переплете. Волосы трогательно взъерошены. На подбородке темнеет щетина.
      Он уже оправился от изумления и улыбнулся Алекс. Потрясающе привлекателен, подумала она, не сомневаясь, что с нею согласилось бы большинство женщин. Этакий богатый, ленивый, сексуальный, растрепанный, домашний и милый мужчина. Хотелось окружить его заботой и уютом; судя по томной улыбке, он как раз предавался ленивой неге, когда они пришли.
      — Я ее сюда не тащил, — обиженно сказал Рид. — Все было как раз наоборот.
      — Я-то хотела приехать одна, — поспешно вставила Алекс.
      — Ну, а я не захотел, чтобы вы пополнили собой сводку дорожных происшествий в моем округе, — громко и резко заявил он.
      Повернувшись к Джуниору, который озадаченно наблюдал за их перепалкой, Рид, сказал:
      — Короче говоря, я привез ее сюда потому, что она твердо вознамерилась ехать, а я боялся, что она разобьется или, хуже того, задавит кого-нибудь — не мудрено на нынешних дорогах. Вот мы и приехали вместе.
      — Да я вам чертовски рад, — сказал Джуниор. — Я уж приготовился было проскучать весь день в одиночестве. В гостиной у меня вовсю горит камин и все приготовлено для горячего пунша. Прошу. — Он было двинулся вперед, но вдруг обернулся и сказал:
      — Ой-ой, Рид, ты же знаешь, как мама не любит, когда следят по паркету. Сними-ка лучше сапоги.
      — Черт с ними. А Лупе на кухне? Пойду попробую к ней подлизаться, может, соорудит какой-никакой завтрак.
      Пренебрегая драгоценным паркетом Сары-Джо, он затопал в заднюю часть дома с таким видом, будто все еще там жил.
      Алекс смотрела ему в спину, пока он не вышел из комнаты.
      — Он сказал подлизаться? — саркастически спросила она.
      — Да, сегодня он в прекрасном настроении, — беспечно отозвался Джуниор. — Вы бы видели его, когда он всерьез разозлится. Предоставьте Рида заботам Лупе. Она знает, как сварить ему яйца по вкусу. А поев, он сразу отойдет.
      Алекс позволила ему снять с нее меховой жакет.
      — Надеюсь, мы не слишком помешали.
      — Какого черта, конечно, нет. Я ничуть не шутил, когда сказал, что рад вам. — Он обнял ее рукой за плечи. — Давайте…
      — Собственно говоря, — движением плеч Алекс сбросила его руку, — это вовсе не светский визит.
      — Деловой, да?
      — Да, и огромной важности. Ангус дома?
      — У себя. — Улыбка у него стала напряженной.
      — Он занят?
      — Вряд ли. Пошли, я вас проведу.
      — Не хочется отрывать вас от книги. Он с сомнением взглянул на обложку с изображением пылкой парочки.
      — Ничего. Да к тому же она до того однообразна, что тоска берет.
      — А про что роман?
      — О путешествиях одного выдающегося самца по голливудским спальням, принадлежащим как женщинам, так и мужчинам.
      — Вот как? — с притворным интересом сказала Алекс. — Можно будет взять, когда вы прочтете?
      — Ай-ай, стыд какой, — вскричал он. — Да ведь это будет развращение малолетней, а?
      — Уж не настолько вы старше меня.
      — По сравнению с Ридом или мною вы сущий младенец, — сказал он, распахивая перед ней дверь в отцовский кабинет. — Папа, к нам гости.
      Ангус оторвался от газеты. За считанные секунды удивление на его лице сменилось досадой, а затем улыбкой.
      — Здравствуйте, Ангус. Я знаю, сегодня все отсыпаются по домам, а я нежданно вторгаюсь — мне очень жаль.
      — Ничего, ничего. Особых дел все равно нет. Невозможно даже скакунов вывести на воздух: земля-то замерзла. — Он поднялся из обитого красной кожей кресла с откидной спинкой и подошел к Алекс поздороваться. — Вы как солнечный зайчик в сумрачный день, это уж точно, а, сын?
      — Я ей примерно то же самое говорил.
      — Но, как я уже сказала Джуниору, — поспешно вставила она, — это вовсе не светский визит.
      — Да? Садитесь, садитесь. — Движением руки Ангус указал на кожаный диванчик на двоих.
      — Я только…
      — Нет, я бы хотела, чтобы вы остались, — сказала Алекс, прежде чем Джуниор успел ретироваться. — Это касается нас всех.
      — Ладно, тогда выкладывайте.
      И Джуниор оседлал туго набитый подлокотник диванчика.
      — Я вчера опять говорила с судьей Уоллесом. Алекс показалось, что оба ее собеседника напряглись, но впечатление это было столь мимолетным, что могло ей просто почудиться.
      — И был на то повод? — спросил Ангус.
      — Я хотела, чтобы провели эксгумацию тела моей матери. На этот раз трудно было ошибиться в том, как они восприняли ее слова.
      — Господи, милая, за каким чертом вам это понадобилось? — содрогнулся Ангус.
      — Алекс? — Джуниор взял ее руку, положил себе на бедро и стал растирать. — Это уж, пожалуй, слишком, не находите? Прямо ужас какой-то.
      — Так и дело ведь ужасное, — напомнила она, убирая руку с его бедра. — Во всяком случае, вам наверняка известно, что просила я о невозможном. Ведь тело матери было кремировано.
      — Верно, — произнес Ангус.
      — Почему?
      В слабо освещенной комнате глаза ее сверкали и казались ярко-синими. Отражавшееся в них пламя камина придавало им выражение сурового укора.
      Ангус вновь уселся в кресло и ссутулился, будто обороняясь от нападок.
      — Это казалось тогда наилучшим выходом из положения.
      — Как это? Не понимаю.
      — Ваша бабушка собиралась уехать с вами из города, как только будут завершены все формальности. Она этого не скрывала. Вот я и решил кремировать тело Седины, полагая, что Мерл захочет взять… гм… останки с собой.
      — Вы решили? А по какому праву, Ангус? По чьему распоряжению? Отчего именно вам была предоставлена возможность решать, что делать с телом Седины?
      Он недовольно насупил брови.
      — Вы, верно, полагаете, что я распорядился ее кремировать, чтобы уничтожить улики?
      — Не знаю! — воскликнула она, поднимаясь с диванчика. Она прошла к окну и стала смотреть на пустующие паддоки. Из дверей конюшен пробивался свет; там чистили, кормили, тренировали лошадей. Она досконально изучила деятельность концерна «Минтон Энтерпрайзес». Ангус вложил в него миллионы. Почему он отмалчивается? Потому что многим рискует, если она добьется передачи дела в суд? Или потому, что виновен? А может, из-за того и другого? В конце концов она повернулась к мужчинам:
      — Теперь, задним числом, вы не можете не признать, что этот ваш поступок выглядит весьма странно.
      — Я только хотел освободить Мерл Грэм от этих забот. Считал это своим долгом, потому что ее дочь убили на моей земле. Мерл обезумела от горя, а ведь вы остались на ее попечении. Если мои действия вызывают сейчас подозрения, тем хуже, черт побери; но если б сегодня пришлось принимать решение, то я поступил бы точно так же.
      — Не сомневаюсь, что бабушка была признательна за все, что вы сделали. Очень бескорыстно с вашей стороны. Ангус проницательно взглянул на нее и сказал:
      — Но вам, к сожалению, не верится, что поступок был совершенно бескорыстным.
      Она посмотрела ему прямо в глаза:
      — Да, к сожалению, не верится.
      — Я уважаю вашу откровенность.
      На минуту в комнате воцарилась тишина, слышалось лишь мирное потрескивание горящих поленьев. Алекс нарушила неловкое молчание:
      — Не понимаю, почему бабушка не забрала прах с собой.
      — Я и сам об этом думал — я ведь предложил ей взять его.
      Мне кажется, потому, что она не могла примириться со смертью дочери. Урна с прахом — это осязаемое доказательство того, с чем она была не в силах смириться.
      Зная одержимость бабушки всем тем, что было связано с жизнью Седины, Алекс сочла его объяснение убедительным. Кроме того, если только Мерл не выйдет из коматозного состояния — и тогда Алекс не сможет задать ей свой вопрос, — выбора у нее не было, приходилось принять на веру то, что говорил Ангус.
      Он рассеянно потирал сквозь носок большой палец на ноге.
      — Мне в голову не пришло захоронить ее пепел в каком-нибудь мавзолее. Я всегда ненавидел всяческие склепы и усыпальницы. Страшненькие, черт побери, заведения. От одной мысли о них мурашки по коже. Ездил я как-то в Новый Орлеан. Все эти бетонные надгробия, возвышающиеся над землей… бр-р-р.
      Он затряс головой от отвращения.
      — Я не боюсь смерти, но, когда помру, хочу опять стать частицей жизни. Праху место во прахе. Таков естественный ход вещей. Поэтому мне показалось уместным купить участок на кладбище и похоронить прах Селины в земле, на которой она выросла. Вы, Алекс, небось думаете: вот старый чудак, но я тогда так считал и теперь считаю так же. Я никому ничего не рассказывал — неловко было. Такая вот, знаете, вдруг чувствительность, — А почему было не рассеять прах где-нибудь? Он потянул себя за мочку уха, обдумывая вопрос.
      — Я думал об этом, но решил: а вдруг в один прекрасный день вы явитесь и захотите посмотреть, где похоронили вашу маму.
      Алекс почувствовала, что прежняя напористость покидает ее, плечи опускаются. Потупив голову, она не сводила глаз с носков своих замшевых сапожек, еще мокрых от сырого снега.
      — Вы, наверно, сочли меня вампиром каким-то за то, что я хотела вскрыть ее могилу. Рид так и заключил. Ангус только отмахнулся.
      — Рид обожает резать правду-матку. Бывает, и ошибается. Она прерывисто вздохнула.
      — На сей раз точно ошибся. Поверьте, даже подумать об этом мне было трудно, не то что просить. Просто мне казалось, что тщательная судебно-медицинская экспертиза могла бы пролить свет.
      Голос ее замер. Продолжать не хватало силы воли и убежденности. Вчера она думала, что эксгумация, возможно, даст необходимые вещественные улики. Выяснилось, что от истины она, Алекс, по-прежнему далека, а все ее старания свелись к тому, что она лишь разбередила и измучила и себя, и окружающих.
      Объяснение Ангуса представлялось чертовски убедительным и бесхитростным. Целиком оплатить похороны, взять на себя все формальности — то был акт неподдельного милосердия, призванный смягчить горькую долю бабушки и облегчить ей бремя материальных расходов.
      Алекс искренне хотела поверить в это. Ей, дочери Селины, такой оборот дела был только приятен. Но как следователь она осталась ни с чем, все ее усилия оказались тщетными, и оттого в ней зрело подозрение, что тут что-то нечисто.
      — Вы готовы возвращаться в город или как? Рид стоял в дверях, прислонившись к косяку, и вызывающе перебрасывал зубочистку из одного угла рта в другой. Может быть, он и позавтракал, но по тону вопроса она поняла, что его скверное настроение не переменилось.
      — Готова, если вы соблаговолите меня отвезти.
      — Прекрасно. Чем скорее я вернусь на работу, тем лучше. Должен же кто-то пасти этих чокнутых сукиных детей, которые ездят в этакую непогоду.
      — Но раз уж вы здесь, почему бы не провести денек у камина? — обращаясь к Алекс, предложил Джуниор. — Сделали бы себе воздушной кукурузы. Седина ее очень любила. Может, уговорили бы Лупе дать нам миндаля в сахаре. А потом, когда дороги расчистят, я бы отвез вас в гостиницу.
      — Спасибо, это было бы чудесно, но меня ждет работа. Он стал ее мило упрашивать, но она была непреклонна.
      Минтоны проводили ее с Ридом к выходу. Сары-Джо Алекс так и не видела. Если та даже и знала о присутствии в доме гостей, спуститься к ним она не пожелала.
      Когда они шли по коридору, Ангус взял Алекс под руку и тихо сказал:
      — Я понимаю, милая, вам приходится нелегко.
      — Да уж.
      — Есть что-нибудь новое о здоровье бабушки?
      — Я каждый день справляюсь в лечебнице, но пока все без перемен.
      — Если что будет нужно, сразу звоните, слышите? Алекс посмотрела на него с искренним смущением.
      — Ангус, почему вы ко мне так добры?
      — В память о вашей маме и потому, что вы мне нравитесь, а главное — потому что нам нечего скрывать.
      Когда он ей улыбнулся, Алекс сразу поняла, от кого Минтон-младший унаследовал свое обаяние. Тем временем Джуниор разговаривал с Ридом. Алекс услышала, как Рид сказал:
      — Вчера вечером наткнулся в «Последнем шансе» на одну твою старую приятельницу.
      Услышав название кабачка, где ей на сегодня была назначена встреча, Алекс навострила уши.
      — Правда? — откликнулся Джуниор. — И кто же это?
      — Глория, как там ее. Забыл ее фамилию по мужу. Черные кудряшки, темные глаза, большие сиськи.
      — Глория Толберт. Как она выглядит?
      — Сексуально озабоченной.
      Джуниор издал пошлый, чисто мужской смешок.
      — Похоже на Глорию. Чтобы ее ублажить, нужен крепкий мужик.
      — Тебе виднее, — пошутил Рид.
      — Ну и что вчера было, а, шельмец ты везучий? В конце концов милашка Глория засияла довольной улыбкой?
      — Ты же знаешь, я своих любовных похождений не обсуждаю.
      — Эта твоя особенность меня чертовски бесит. Алекс обернулась, и в этот момент Джуниор шутливо ткнул Рида в живот. Кулак его отскочил, будто он ударил в барабан.
      — И это все, на что ты способен, старина? — поддел его Рид. — Признайся, Минтон, ты теряешь форму.
      — Черта с два, — размахнувшись, тот направил кулак Риду в голову. Рид успел увернуться и попытался ударить Джуниора сапогом под колено. Они повалились на стоявший в холле столик, чуть не сбросив с него керамическую вазу.
      — Ладно, ребята, кончайте, пока чего-нибудь не разбили. — Голос Ангуса звучал снисходительно, словно перед ним были малыши из начальной школы.
      Апекс и Рид оделись, он открыл дверь. Ледяной вихрь ворвался в холл. Джуниор спросил:
      — Вы уверены, что вам никак нельзя остаться у нас, в тепле и уюте?
      — Боюсь, никак, — ответила Алекс.
      — Вот черт. Что ж, тогда до свидания. Он сжал ее руку в своих ладонях и поцеловал в щеку. Отец с сыном наблюдали, как Рид ведет Алекс по обледенелой мощеной дорожке к своему «Блейзеру». Он помог ей сесть в машину, потом обошел автомобиль и легко взлетел на водительское место.
      — Бр-р-р! — Джуниор закрыл дверь. — Выпьешь пуншу, папа?
      — Пока нет. — Ангус нахмурился. — В такую рань ни к чему.
      — С каких это пор ты смотришь на часы, когда хочется выпить?
      — Зайди-ка ко мне. Я хочу с тобой поговорить. — Прихрамывая, оберегая больной палец, он повел сына в кабинет. — Подбрось дров в огонь, хорошо?
      Когда пламя уже лизало новые поленья, Джуниор повернулся к отцу.
      — Так о чем речь? Надеюсь, не о делах. Я официально беру выходной.
      Он зевнул и потянулся, как привыкший к неге кот.
      — Об Алекс Гейгер.
      Джуниор опустил руки и насупился:
      — Когда она приехала, то так и кипела по поводу этих похоронных дел, правда? Но ты ее все-таки привел в себя.
      — Я всего лишь рассказал ей, как было дело.
      — У тебя это прозвучало очень убедительно, не хуже, чем ловкая ложь.
      — Можешь ты хоть раз быть серьезным? — взревел Ангус. На лице Джуниора отразилось недоумение.
      — Я, по-моему, вполне серьезен.
      — Слушай меня, — сурово начал Ангус, наставив на него палец. — Только круглый дурак будет шутки шутить, глядя, как она упорно докапывается до сути. Пускай она красотка — за дело она взялась очень основательно. Алекс только с виду мягкая. Когда речь идет об этом убийстве, она — кремень.
      — Понимаю, — угрюмо сказал Джуниор.
      — Спроси Джо Уоллеса, если не веришь.
      — Верю, верю. Просто из-за внешности мне трудно воспринимать ее всерьез.
      — Ах, ему трудно, видали? А я вот что-то не заметил, чтобы ты попытался ее охмурить.
      — Я же тогда пригласил ее к нам выпить рюмочку, и она приехала.
      — Что ты предпринял потом?
      — А что ты хочешь, чтобы я предпринимал? Увивался возле нее, как последний сопляк? С цветочками-шоколадками?
      — Да, черт тебя подери!
      — Она на это ни за что не клюнет, — фыркнул Джуниор, — даже если я буду совершенно серьезен.
      — Слушай, что я тебе скажу, парень. У тебя сейчас не жизнь, а малина. Каждый год на блюдечке подают новый «Ягуар», носишь часы "ролекс», утыканные бриллиантами, ездишь кататься на горных лыжах, на морскую рыбалку и на скачки, когда только вздумается, да еще играешь по-крупному. Но девочка эта прет напролом, она нас разорит. Да-да, — сказал он, угадав, о чем думает помрачневший сын, — очень может быть, что тебе придется первый раз в жизни подыскивать себе работу.
      Ангус сдержал гнев к продолжал более дружелюбно:
      — У нее нет ни малейших шансов раздобыть улики. Думаю, она это понимает. Вот и мечет стрелы наугад, надеясь попасть кому-то из нас в задницу. Остается верить, что рано или поздно рука у нее устанет.
      Джуниор закусил губу и хмуро сказал:
      — Довести дело до суда ей, наверное, нужно не меньше, чем нам — построить ипподром. Для нее это был бы большой успех. Карьера ей тогда обеспечена.
      — Дьявольщина, — пробурчал Ангус. — Ты же знаешь, как я к таким бабам отношусь. Терпеть не могу эти дерьмовые игры вокруг карьеры. Женщинам не место в суде.
      — Куда же ты их всех денешь? В спальни?
      — А что в том плохого? Джуниор издал короткий смешок.
      — Я-то с тобой спорить не стану, но, думаю, с тобой охотно поспорили бы миллионы работающих женщин.
      — Возможно, Алекс и не задержится в прокуратуре. Не удивлюсь, если выяснится, что ее карьера зависит от исхода этого расследования.
      — Что ты хочешь сказать?
      — Я Грега Харпера отлично знаю. Честолюбец, спит и видит себя в кресле генерального прокурора штата. Обожает, чтобы его подчиненные добивались обвинительных приговоров. По моим догадкам, он позволил Алекс вести расследование потому, что чует кровь, нашу кровь. И если в этом деле об убийстве нам прищемят хвост, его имя попадет во все газеты и торжеству его не будет конца: они с губернатором ведь друг друга не жалуют. Губернатора же ткнут мордой об стол, так же как и комиссию по азартным играм. Зато если Алекс не удастся докопаться до наших секретов, тогда землю есть придется Харперу. Чем такое терпеть, он лучше выкинет Алекс с работы. А мы тут как тут, с распростертыми объятиями — подхватим, когда будет падать, — говорил он, размахивая для убедительности кулаком.