Сандра БРАУН
      СОКРОВЕННЫЕ ТАЙНЫ
      ТОМ 1
      Анонс
      В маленький техасский городок приезжает красивая молодая женщина помощник прокурора, чтобы расследовать причины гибели своей матери. Под подозрение попадают друзья матери - теперь уважаемые граждане. Один из них, шериф Рид, любивший когда-то мать Алекс, но не простивший ей измены, становится для Алекс самым дорогим человеком.
      Глава 1
      Она вскрикнула скорее не из-за того, что вдруг увидела таракана, а из-за того, что сломала ноготь. Таракан-то был крошечный, а трещина на ногте - куда хуже. На ее наманикюренном пальчике она казалась огромной и извилистой, как Большой Каньон.
      Алекс хлопнула по таракану обернутым в блестящий полиэтилен меню. В нем предлагался скромный набор блюд, которые в этом мотеле подавали в номер. На обратной стороне меню рекламировались блюда мексиканской кухни - их можно было отведать в пятницу вечером. Там была также реклама ансамбля "Четыре наездника", игравшего музыку "кантри" и "вестерн". Каждый вечер, с семи до полуночи, "Наездники" выступали в зале "Серебряная шпора".
      Алекс не удалось пристукнуть таракана, и он поспешно укрылся за фанерным туалетным столиком.
      - Я до тебя еще доберусь.
      Она не без труда отыскала пилку для ногтей в косметичке;
      Алекс как раз собиралась навести в ней порядок, но обломила ноготь о металлическую застежку, а тут еще из укрытия вылез таракан, видимо, желая получше рассмотреть нового жильца 125-го номера. Комната находилась на первом этаже мотеля "Житель Запада", совсем рядом с холодильниками со льдом, напитками и всякой мелочью.
      Подпилив ноготь, Алекс напоследок придирчиво осмотрела себя в зеркале. Важно было сразу произвести неотразимое впечатление. Они и без того изумятся, когда узнают, кто она такая, но ей хотелось сразить их наповал, чтобы они онемели от удивления, - и тогда бери их хоть голыми руками.
      Они, конечно же, начнут сравнивать. Этого не избежать; поэтому ей не хотелось ударить лицом в грязь. Она сделает все, что в ее силах, чтобы они не нашли ни единого недостатка у дочери Седины Гейтер.
      Она тщательно продумала свой туалет. Все - одежда, украшения, аксессуары говорило об отменном вкусе. Общее впечатление было таково: безупречно, однако без излишней строгости, модно, но не чересчур, аура образованной независимой женщины ничуть не умаляла ее привлекательности.
      Сначала она была намерена сразить их своим видом, а уж потом удивить, сообщив, с какой целью она явилась в Пурселл.
      Всего несколько недель назад этот городишко в тридцать тысяч жителей был крошечной точкой, затерявшейся на карте Техаса. Число крупных зайцев и рогатых жаб не уступало там числу горожан. Какое-то время назад предпринимательская деятельность в городке привлекла бы к нему внимание печати, пусть и довольно скромное. А вот когда Алекс добьется своей цели, сообщения из Пурселла несомненно пойдут под самыми крупными заголовками во всех газетах, от Эль-Пасо до Тексарканы.
      Вид у нее - выше всяких похвал, решила она; улучшить его могла разве что воля божия или дорогостоящая пластическая операция. Алекс повесила на плечо сумочку, взяла в руку кейс из угриной кожи и, убедившись, что ключ от номера у нее с собой, захлопнула дверь с табличкой 125.
      Когда Алекс подъезжала к центру, ей дважды пришлось сбрасывать скорость возле школ. В Пурселлс час "пик" приходился как раз на конец школьных занятий. Родители развозили чад к зубным врачам, на уроки музыки, в магазины. Некоторые, возможно, отправлялись домой, но замедленное движение транспорта и пробки на перекрестках свидетельствовали, что дома в тот день не оставалось никого. Честно говоря, езда с постоянными остановками ничуть не раздражала Алекс, напротив, это давало ей возможность уловить характер городка.
      Над транспарантом, висевшим у пурселлской средней школы, трепетали черные и золотые ленты. С полотна скалилась на проезжающие мимо машины стилизованная черная пантера - символ футбольной команды школы; надпись на транспаранте гласила: "Бей пермианцев!" На стадионе тренировались футболисты. А на соседнем поле, сверкая на солнце инструментами, оркестр репетировал программу, с которой выступит в пятницу, во время перерыва в матче.
      Все выглядело вполне невинно. На минуту Алекс охватило сожаление при мысли о том, что ей предстоит и чем это скорее всего обернется для жителей городка. Но чувство вины быстро развеялось, стоило лишь напомнить себе, зачем она сюда приехала. Если она хоть на секунду забывала, как дошла до этого рубежа своей жизни, память услужливо воскрешала перед ней всеобщее отчуждение и суровые бабушкины обвинения. Вряд ли она могла позволить себе хоть чуточку разжалобиться.
      В центре Пурселла было почти пусто. Большинство магазинов и учреждений, выходивших на главную площадь, были закрыты. Всюду пестрели бесчисленные таблички о продаже домов и лавок с молотка.
      На зеркальных витринах, в коих красовались соблазнительные товары, вкривь и вкось шли всевозможные надписи. На дверях опустевшей прачечной еще висело написанное от руки объявление. В слове "стирать" кто-то стер "и" и первое "т"; теперь в объявлении говорилось: "У нас удобно и дешево с рать; 3 сорочки 1 доллар" - непристойный, но точный итог экономического положения в округе Пурселл.
      Алекс поставила машину перед зданием окружного суда и опустила монеты в счетчик на тротуаре. Здание суда было построено девяносто лет назад из красного гранита, который добывали в горах и доставляли сюда по железной дороге. Итальянцы-каменотесы натыкали горгульи и гриффины всюду, где только возможно, - словно количество украшений оправдывало затраты на их труд. Сооружение получилось помпезное, но эта пышная безвкусица по-своему привлекала. Над куполом здания на свежем северном ветру развевались национальный флаг и флаг Техаса.
      Проработав в Остине целый год в законодательном собрании штата и связанных с ним службах, Алекс не испытывала ни малейшего страха перед официальным учреждением. Она решительным шагом поднялась по ступеням и потянула на себя тяжелую дверь. Внутри на оштукатуренных стенах облупилась краска, пахло ветхостью и запустением. По плиточному полу расползлась сеть тоненьких трещин, переплетавшихся, как линии на старческой руке.
      Потолки были высокие. В коридорах гуляли сквозняки, пахло крепчайшим дезинфицирующим раствором, заплесневелыми судебными бумагами и духами, которыми чересчур щедро пользовалась секретарша районного прокурора. Она выжидательно подняла глаза, когда Алекс вошла в приемную.
      - Привет! Что, душечка, заблудились? Какие чудные волосы! Я бы тоже с удовольствием носила волосы вот так, узлом на затылке. Только для этого уши должны быть совсем маленькие. А у меня торчат, как два лопуха, представляете? Вы небось хной пользуетесь, раз они у вас в рыжину отдают?
      - Это кабинет районного прокурора Частейна?
      - Ну да, душечка. А зачем он вам? Он сегодня вроде как занят.
      - Я от прокурора округа Трэвис. О моем приезде, насколько я знаю, уже звонил мистер Харпер.
      Секретарша на мгновение замерла и перестала усердно перемалывать зубами жевательную резинку.
      - Так это вы? А мы думали, приедет мужчина.
      - Как видите, я... - Алекс развела руками. Секретарша была раздосадована.
      - Мистер Харпер мог бы и сказать, что помощником у него будет не мужчина, а дама, да где там, - сказала она, тряхнув ладошкой. - Сами знаете, какой народ эти мужчины. Что ж, душечка, вы явились точно в назначенный час. Меня зовут Имоджен. Хотите кофе? Костюмчик у вас - блеск, прямо писк моды. Юбки теперь носят чуть короче, да?
      Рискуя показаться невежливой, Алекс спросила:
      - А мои коллеги уже здесь?
      В ту же минуту из-за закрытой двери послышался мужской смех.
      - Вот и ответ на ваш вопрос, душечка, - заметила Имоджен. - Небось кто-то рассказал неприличный анекдот, чтобы немного выпустить пар. Их же прямо-таки распирает от любопытства, с чего вдруг такое сверхсекретное совещание. Что тут за тайна? Мистер Харпер так и не сказал Пату, с какой целью вы едете в Пурселл, а ведь они дружили, когда учились на юридическом. Может, все дело в том, что "МЭ" хочет получить лицензию на азартные игры?
      - "МЭ"?
      - "Минтон Энтерпрайзес", - она произнесла это так, будто изумлялась: неужто Алекс не знает этого названия.
      - Мне, пожалуй, больше не стоит заставлять их ждать, - тактично заметила Алекс, уклоняясь от вопроса Имоджен.
      - Ну надо же, и чего это я так разговорилась. Значит, хотите кофейку, да, душечка?
      - Нет, спасибо.
      Вслед за Имоджен Алекс подошла к двери. Сердце у нее забилось вдвое быстрее обычного.
      - Извините, - сказала Имоджен, просунув голову в дверь и прервав шедший там разговор. - Помощник окружного прокурора Харпера уже здесь. Вас ждет приятный сюрприз. - Она обернулась к Алекс. Щеточка ресниц, густо накрашенных темно-синей тушью, опустилась, выразительно - "между нами, девочками" подмигнув ей. - Давай, заходи!
      Собравшись с духом, как перед решающей встречей, Алекс шагнула в кабинет.
      Непринужденная атмосфера, царившая там, не оставляла сомнений: ждали мужчину. Как только Алекс переступила порог и Имоджен прикрыла дверь, господин, сидевший за столом, вскочил на ноги. Он потушил горящую сигару в массивной стеклянной пепельнице и потянулся за пиджаком, висевшим на спинке его стула.
      - Пат Частейн, - представился он, протягивая руку. - "Приятный сюрприз" это скромно сказано. Впрочем, Грег Харпер, мой старинный приятель, всегда умел выбирать женщин. Ничего удивительного, что себе в помощники он тоже раздобыл красавицу.
      Это типично мужское замечание неприятно задело ее, но она оставила его без ответа, лишь наклонила голову в знак благодарности за комплимент. Рука, которую она крепко пожала, была унизана таким количеством перстней из высокопробного золота, что хватило бы на якорь для приличного размера яхты.
      - Спасибо, что организовали это совещание, мистер Частейн.
      - Помилуйте, это же в порядке вещей. Рад служить и вам, и Грегу. Зовите меня просто Пат. - Подхватив Алекс под локоток, он повернул ее к своим собеседникам, которые почтительно встали. - Это мистер Ангус Минтон и его сын Джуниор.
      - Здравствуйте, господа.
      Впервые предстать перед ними вот так, лицом к лицу, - это было странное и сильное ощущение. В ней боролись любопытство и неприязнь. Ей хотелось и разобраться в них, и немедленно их обличить. Однако она, как и следовало ожидать от такой дамы, лишь вежливо протянула руку и сразу ощутила пожатие жесткой мозолистой ладони. Пожатие крепкое, даже чересчур, но такое же открытое и дружеское, как и улыбавшееся ей лицо.
      - Очень рад, мэм. Добро пожаловать в округ Пурселл. Лицо у Ангуса Минтона было загорелое и обветренное - видно было, что ему знакомо и обжигающее летнее солнце, и ледяной северный ветер, и многолетний труд под открытым небом. Веселый огонек горел в голубых глазах, от которых лучами разбегались дружелюбные морщинки. У него был громкий раскатистый голос. А хохочет он, подумала Алекс, во всю ширь своей мощной груди и растущего животика, типичного для любителя пива, - признак единственной его слабости. В остальном он выглядел очень крепким, в отличной форме. Даже мужчина помоложе и покрупнее его вряд ли полез бы с ним драться - такой у него был внушительный вид. Но при всей своей силе он казался простодушным, как дитя.
      Рукопожатие его сына было помягче, но не менее сердечное и дружественное. Он нежно обхватил пальцы Алекс и доверительно сообщил:
      - Я - Минтон-младший. Здравствуйте.
      - Здравствуйте.
      На вид ему никак нельзя было дать его сорока трех лет, особенно когда он улыбнулся. Сверкнули ровные белые зубы, на щеке появилась очаровательная ямочка - ясно, что, подвернись удобный случай, уж он его не упустит. Он намеренно задержал на ней взгляд голубых глаз, чуть темнее, чем у отца, но таких же озорных; в них сквозил намек, что главные в этом кабинете - они двое. Она отняла у Джуниора свою руку, хотя он явно не собирался ее выпускать.
      - А это - Рид, Рид Ламберт.
      Алекс повернулась туда, куда указывал Пат Частейн, и обнаружила четвертого мужчину, которого до сих пор не замечала. Пренебрегая правилами хорошего тона, он продолжал сидеть, сгорбившись, в кресле в дальнем углу комнаты. Вытянутые ноги скрещены, острые носки потрепанных ковбойских сапог устремлены к потолку и вызывающе покачиваются взад-вперед. Руки спокойно лежат на поясе поверх массивной ковбойской пряжки. Он неторопливо расцепил кисти рук и поднес два пальца к полям ковбойской шляпы.
      - Приветствую, мэм.
      - Здравствуйте, мистер Ламберт, - холодно произнесла она.
      - Садитесь, пожалуйста. - Частейн указал на стул. - Имоджен вам кофе предлагала?
      - Да, но я отказалась. Хотелось бы, если возможно, перейти к предмету нашего совещания.
      - Разумеется. Джуниор, подвиньте-ка сюда тот стул. И вы, пожалуйста, Ангус. - Кивком головы Частейн усадил и Минтона-старшего.
      Когда все расселись, районный прокурор вернулся за свой стол.
      - Ну, мисс... Ах ты, черт меня подери. Представлялись друг другу, представлялись, а вашего имени так и не узнали.
      Алекс мастерски держала паузу. Четыре пары любопытных глаз были устремлены на нее, ожидая узнать ее имя. Она еще помолчала для большего эффекта. Ей хотелось проследить за реакцией каждого из собравшихся и тщательно проанализировать ее. Жаль только, что Рид Ламберт был ей не очень хорошо виден. Он сидел чуть позади нес, из-под ковбойской шляпы виднелась лишь нижняя часть его лица.
      Она глубоко вздохнула.
      - Я Александра Гейтер, дочь Седины.
      Все были ошеломлены.
      Наконец Пат Частейн озадаченно спросил:
      - А Седина Гейтер кто?
      - Да, ну и дала, черт побери. - Ангус обмяк, как проколотая надувная игрушка.
      - Дочь Седины! Господи, поверить не могу, - прошептал Джуниор. - Не могу поверить.
      - Может, кто-нибудь мне все-таки объяснит? - спросил ничего не понимающий Пат Частейн. Но его никто не слушал.
      Оба Минтона откровенно разглядывали Алекс, ища в ее лице сходство с матерью, которую они отлично знали. Уголком глаза она заметила, что носки сапог Ламберта уже не покачиваются. Он подобрал колени и сел прямо.
      - Чем, скажите на милость, вы все эти годы занимались? - спросил Ангус.
      - Сколько же прошло лет? - вставил свой вопрос Минтон-младший.
      - Двадцать пять, - коротко ответила Алекс. - Мне было всего два месяца, когда бабушка Грэм уехала отсюда.
      - Как поживает ваша бабушка?
      - Она сейчас в Узко, в лечебнице, мистер Минтон, умирает от рака. - Не было никакого смысла щадить их чувства. - Она в коматозном состоянии.
      - Мне очень жаль.
      - Благодарю за сочувствие.
      - Где же вы все это время жили?
      Алекс назвала городок в центральной части Техаса.
      - Мы там жили всю жизнь - во всяком случае, сколько я себя помню. Я там окончила школу, поступила в Техасский университет, на юридический факультет. Год назад получила право адвокатской практики.
      - Юридический. Подумать только! Что ж, вы молодец, Александра, просто молодец. Правда, сынок?
      Минтон-младший включил свою неотразимую улыбку на полную мощность.
      - Что и говорить. И ни капельки не похожи на себя, ту, какой я вас последний раз видел, - поддразнил он. - Если мне память не изменяет, пеленки у вас были мокрые, а на голове ни единого волоска.
      Алекс хорошо помнила, по какому поводу проводится это тщательно организованное совещание, и подобная фамильярность была ей не по нраву. Она обрадовалась, когда в разговор снова вмешался Пат Частейн.
      - Страшно не хочется нарушать столь трогательную встречу, но я по-прежнему ничего не понимаю. Ангус решил его просветить:
      - Седина училась в одном классе с Джуниором и Ридом. Они, вообще говоря, очень дружили. Поодиночке их, бывало, и не увидишь никогда - непременно вместе. Не разлей вода.
      Тут его голубые глаза затуманились, и он горестно покачал головой.
      - Но Седина умерла. Вот беда-то. - Он помолчал, успокаиваясь. - А сейчас мы, собственно, впервые увидели Александру с тех пор, как ее бабушка, мать Седины, уехала отсюда. - Улыбаясь, он хлопнул себя по бедрам. - А здорово, черт возьми, что вы вернулись в Пурселл.
      - Спасибо, но... - Алекс открыла свой кейс и вынула плотный бумажный конверт. - Я вернулась не насовсем, мистер Минтон. Я здесь, вообще-то, как лицо официальное.
      Она протянула конверт через стол районному прокурору, тот озадаченно посмотрел на него.
      - Лицо официальное? Когда Грег звонил и просил оказать содействие его первому помощнику, он сказал что-то вскользь о возобновлении уже закрытого дела.
      - Здесь все есть. - Алекс указала глазами на конверт. - Предлагаю вам внимательно прочесть это и как можно подробнее ознакомиться с делом. Грег Харпер просит, мистер Частейн, чтобы ваша прокуратура и другие органы, призванные блюсти закон, оказывали нам всяческую помощь. Он заверил меня, что вы будете считаться с его просьбой, пока я буду заниматься расследованием.
      Она решительно захлопнула кейс, встала и направилась к двери.
      - Расследование? - Районный прокурор Частейн поднялся из-за стола. Минтоны тоже встали.
      - Так вы не из комиссии по азартным играм? - спросил Ангус. - Нам говорили, что нас будут проверять досконально, прежде чем выдадут лицензию на открытие ипподрома, но я думал, мы уже досмотр прошли.
      - И я решил, что остались лишь формальности, - заметил Минтон-младший.
      - Так оно и есть, насколько я знаю, - сообщила Алекс. - Мое расследование не имеет касательства ни к комиссии по азартным играм, ни к выдаче вам лицензии на постройку ипподрома.
      Она замолчала, и Частейн, помедлив, спросил:
      - В таком случае к чему же оно имеет касательство, мисс Гейгер?
      Выпрямившись в полный рост, она сказала:
      - Я расследую дело об убийстве, закрытое двадцать пять лет назад. Грег Харпер обратился за помощью к вам, мистер Частейн, поскольку преступление было совершено в округе Пурселл.
      Она взглянула в глаза Ангусу, потом Джуниору. Наконец пристально и сурово посмотрела на тулью шляпы Рида Ламберта.
      - Рано или поздно я узнаю-таки, кто из вас убил мою мать.
      Глава 2
      Алекс стянула с себя жакет и бросила его на гостиничную постель. Подмышки у нее были влажные, колени подкашивались. Ее мутило. Сцена в кабинете районного прокурора потрясла ее больше, чем хотелось себе самой в этом признаться.
      Она вышла из кабинета Пата Частейна, высоко подняв голову и расправив плечи, не очень быстрым шагом, но и не медля. На прощание она улыбнулась Имоджен, которая явно подслушивала у двери: секретарша смотрела на Алекс, ошалело открыв рот и вытаращив глаза.
      Свою последнюю реплику Алекс хорошо отрепетировала, прекрасно срехиссировала и великолепно произнесла. Встреча прошла в точности по плану, но какое счастье, что она уже позади.
      Алекс стащила с себя пропотевшую одежду. Ей бы очень хотелось думать, что самое худшее уже позади, но она была уверена, что оно еще впереди. Те трое, с кем она сегодня познакомилась, добровольно не сдадутся, на спинку не улягутся и лапки кверху не поднимут. Ей еще придется с ними столкнуться, и в следующий раз они вряд ли будут несказанно счастливы видеть ее.
      Ангус Минтон на вид добродушен, как Санта Клаус; впрочем, Алекс понимала, что он только хочет казаться безобидным, но от человека его положения трудно ожидать одного добродушия. Он - самый богатый, самый влиятельный предприниматель в округе. Такое не достигается лишь благожелательным попечительством. Чтобы сохранить то, на что он положил целую жизнь, он готов сражаться до конца.
      Минтон-младший - сердцеед, умеющий обращаться с женщинами. Годы пощадили его. Он мало изменился, если сравнивать с фотографиями, где он снят еще подростком. Алекс поняла также, что он умело пользуется своей внешностью. Джуниор вполне мог бы ей понравиться. Но и его тоже вполне можно было заподозрить в убийстве.
      Труднее всего будет разобраться с Ридом Ламбертом, потому что у нее осталось о нем наименее четкое впечатление. Ей так и не удалось заглянуть ему в глаза. Рид-мужчина выглядел куда крепче и сильнее, чем Рид-мальчик, которого она помнила по фотографиям из бабушкиной коробки. На первый взгляд он был мрачен, недружелюбен и опасен.
      Алекс была уверена, что ее мать отправил на тот свет один из этих мужчин. И что вовсе не Бадди Хикс, обвиненный в убийстве, на самом деле убил Седину Гейтер. Мерл Грэм, бабушка Алекс, всю жизнь вдалбливала ей это в голову, как "Отче наш".
      - Исправлять ошибку и искать виновного придется тебе, Александра, - чуть ли не ежедневно твердила ей Мерл. - Это самое малое, что ты можешь сделать для матери.
      При этих словах она обычно с тоской смотрела на одну из многочисленных фотографий покойной дочери, повсюду развешанных в доме. Поглядев на снимки, она всякий раз принималась плакать, и никакие усилия внучки не могли унять ее слез.
      Однако до последнего времени Алекс понятия не имела, кого именно Мерл подозревает в убийстве Селины. Она узнала это случайно, и то были самые черные минуты в ее жизни.
      Когда позвонили из лечебницы и доктор срочно вызвал ее в Уэйко, Алекс немедленно села в машину и помчалась туда. В лечебнице было тихо, безукоризненно чисто, персонал заботлив и вышколен. Бабушка могла там находиться благодаря пожизненной пенсии, назначенной ей телефонной компанией. Впрочем, несмотря на комфорт, все вокруг было покрыто серым налетом старости; из коридоров тянуло безнадежностью и тленом.
      В то холодное, унылое, дождливое утро Алекс сообщили, что бабушка находится в крайне тяжелом состоянии. Она вошла в тихую отдельную палату и направилась к кровати. Тело Мерл заметно усохло с тех пор, как Алекс навещала ее всего неделю назад. Но глаза горели прежним огнем. Правда, на сей раз взгляд был враждебным.
      - Не входи сюда, - проскрежетала Мерл, едва дыша. - Видеть тебя не желаю. Все из-за тебя!
      - Да ты что, бабушка? - испуганно спросила Алекс. - О чем ты говоришь?
      - Не нужна ты мне здесь.
      Смущенная такой откровенной враждебностью, Алекс оглянулась на стоявших позади врача и сестру. Те непонимающе пожали плечами.
      - Почему же ты не хочешь меня видеть? Я ведь из самого Остина ехала.
      - Это ты виновата, что она умерла, сама знаешь. Если б не ты... - Мерл застонала от боли и вцепилась в простыню бескровными, похожими на спички пальцами.
      - Ты о маме? Ты считаешь, что я виновата в ее смерти? Глаза Мерл вдруг распахнулись.
      - Да, - злобно прошипела она.
      - Но ведь я была всего лишь ребенком, совсем крохой, - возразила Алекс, облизнув пересохшие от отчаяния губы. - Как же я могла?
      - Спроси их.
      - Кого, бабушка? Кого спросить?
      - Тех, кто ее убил. Ангуса, Джуниора, Рида. Но главное - ты, ты, ты.
      Тут Мерл впала в коматозное состояние, и врачи увели Алекс. От страшного обвинения она оцепенела; оно стучало у нее в мозгу, надрывало душу.
      То, что Мерл считала Алекс виновной в смерти Седины, объясняло очень многое в их отношениях. Алекс всегда мучилась вопросом, почему бабушка с нею неласкова. Каких бы успехов она ни добивалась, заслужить похвалу бабушки не могла. Алекс знала, что ее никогда не считали такой же одаренной, умной или обворожительной, как эту улыбающуюся девушку на фотографиях, в которые с жадной тоской всматривалась Мерл.
      Алекс не держала обиды на свою мать. Наоборот, она боготворила и обожала ее со слепой страстью ребенка, выросшего без родителей. Она постоянно стремилась во всем быть не хуже Селины, и не только для того, чтобы стать ее достойной дочерью. Она также отчаянно надеялась добиться любви и одобрения Мерл. Оттого-то как обухом по голове ударила ее фраза из уст умирающей бабушки, что в убийстве Селины виновата она, Алекс.
      Врач осторожно спросил, не желает ли она, чтобы миссис Грэм отключили от системы жизнеобеспечения.
      - Мы ничего для нее уже сделать не можем, мисс Гейтер.
      - Нет, можете, - заявила Алекс так свирепо, что врач опешил. - Вы можете не дать ей умереть? Я буду звонить постоянно.
      По возвращении в Остин она немедленно подняла дело об убийстве Седины Грэм Гейгер. Много бессонных ночей провела она, изучая протоколы и другие судебные документы, а потом направилась к своему начальнику, прокурору округа Трэвис.
      Попыхивая сигаретой, Грег Харпер перебросил ее из одного уголка рта в другой. В суде Грега считали грозой изворачивающихся обвиняемых, лжесвидетелей и педантичных судей. Разговаривал он всегда слишком громко, слишком много курил и слишком много пил, носил пятисотдолларовый костюм в мелкую полоску и ботинки из кожи игуаны, стоимость которых в два раза превышала стоимость костюма.
      Прокурор любил пускать пыль в глаза и мнил себя по меньшей мере пупом земли. Он был проницателен, честолюбив, безжалостен, неумолим и к тому же страшный охальник; он, вероятно, вполне мог бы найти себе подходящее местечко в политических кругах штата - чего он, собственно говоря, и добивался, ценил одаренность. Потому он и взял Алекс к себе в помощники.
      - Хотите поднять дело об убийстве, которому уже стукнуло добрых двадцать пять лет? - спросил он, когда она объяснила, с какой целью просит организовать совещание в Пурселле. - А причина для пересмотра имеется?
      - Убитая - моя мать.
      За все время, что она знала Грега, он впервые задал вопрос, на который не знал заранее ответа и не мог его даже предугадать.
      - Господи, Алекс! Извините. Я этого не знал. Она слегка пожала плечами.
      - Ну, такие вещи не очень-то рекламируют, правда?
      - Когда это случилось? Сколько вам было лет?
      - Я была еще младенцем. Я ведь ее совсем не помню. Матери было всего восемнадцать, когда ее убили.
      Длинной костлявой рукой он потер свое такое же длинное и худощавое лицо.
      - Официально считается, что убийство осталось нераскрытым?
      - Не совсем так. Одного подозреваемого арестовали, предъявили ему обвинение, но дело до суда не дошло и было закрыто.
      - Объясните-ка мне все толком, но покороче: у меня сегодня обед с генеральным прокурором штата. Даю вам десять минут. Выкладывайте.
      Когда она закончила рассказ, Грег, нахмурясь, прикурил очередную сигарету от предыдущей, докуренной до самого фильтра.
      - Черт возьми, Алекс, так вы говорите, там замешаны Минтоны? Значит, ваша бабушка и впрямь считает, что один из них укокошил вашу мать?
      - Или же их дружок, Рид Ламберт.
      - А она случайно мотива убийства для них не припасла?
      - В общем-то, нет, - уклончиво ответила Алекс, не желая говорить ему, что Мерл назвала ее, Алекс, в качестве мотива. - Судя по всему, Селина была с ними очень дружна.
      - Тогда зачем бы одному из них убивать ее?
      - Вот это-то я и хочу выяснить.
      - За денежки штата.
      - Дело вполне реальное, Грег, - сдержанно заметила она.
      - Но у вас никаких доказательств, одно лишь предчувствие.
      - Больше, чем предчувствие. Он неопределенно хмыкнул.
      - А вы уверены, что не сводите с одним из них счеты?
      - Разумеется, не свожу. - Алекс обиделась. - Я рассматриваю дело с юридической точки зрения. Если бы Бадди Хикса судили и присяжные признали его виновным, я бы не придала значения тому, что сказала бабушка. Но ведь это все официально зафиксировано.
      - Отчего же она не подняла шума, когда дело закрыли?
      - Я ее сама об этом спрашивала. Денег у нее было мало, а юридическое крючкотворство наводило на нее ужас. Кроме того, убийство дочери подорвало ее силы. Те малые средства, что она имела, ушли на то, чтобы вырастить меня.
      Только теперь Алекс стало ясно, почему с раннего детства, сколько она себя помнила, бабушка всегда подталкивала ее к профессии юриста. Зная, что от нее ждут одних лишь успехов, Алекс прекрасно училась в школе и в конце концов в числе самых лучших студентов с отличием окончила юридический факультет Техасского университета. К юриспруденции ее склонила бабушка, но, к счастью, эта профессия увлекла Алекс. Ее любознательный ум с наслаждением вникал в разные юридические тонкости. К своей миссии она была подготовлена прекрасно.
      - Бабушка была всего лишь вдовой, которая осталась одна с ребенком на руках, - сказала она, выстраивая свои доводы. - Что же она могла поделать, когда судья вынес решение о неподсудности Хикса по причине психической неполноценности? Собрав последние деньги, Мерл упаковала вещи, уехала из города и больше туда не возвращалась.
      Грег посмотрел на часы. Потом, зажав в губах сигарету, встал и натянул пиджак.
      - Не могу я заново открывать дело об убийстве, не имея ни малейших доказательств или даже намека на причину. Вы и сами это понимаете. Ведь не за глупость же я пригласил вас к себе работать сразу после университета. Хотя, надо признать, ваша премиленькая попка тоже сыграла свою роль.
      - Вот спасибо.
      Она не могла скрыть отвращения, вызванного, однако, вовсе не его нетактичным замечанием; он всегда бравировал своим мужским превосходством, но ей было ясно, что это у него напускное.
      - Слушайте, Алекс, вы ведь просите не о каком-то ничтожном одолжении, сказал он. - Сами знаете, кто эти ребята, так что нечего нам с вами чушь пороть. Если я и решусь в это дело ввязаться, то мне нужны не одни голые предчувствия и бабушкины бредни.
      Вместе с ним она подошла к двери.
      - Бросьте, Грег, не вешайте мне на уши юридическую лапшу. Вы же думаете только о себе.
      - Верно, черт подери, думаю о себе. Причем постоянно. Его откровенное признание несколько затруднило ей игру.
      - Дайте мне по крайней мере разрешение заняться расследованием этого убийства, я ведь другими делами сейчас не занята.
      - Вы же знаете, какая у нас куча нераспутанных дел, сколько бумаг еще не готово для передачи в суд.
      - Буду работать сверхурочно. Я от других обязанностей не уклоняюсь. Вы же меня знаете.
      - Алекс...
      - Пожалуйста, Грег.
      Она видела: он хочет, чтобы она взяла назад свою просьбу, но ее могло остановить только решительное "нет". Начатое расследование возбудило ее профессиональный интерес, а отчаянное желание доказать, что бабушка ошибалась, и снять тем самым с себя вину подталкивало ее к новым действиям.
      - Если я вскорости не представлю вам конкретных данных, я сама все брошу и больше вы об этом деле не услышите.
      Он внимательно заглянул в ее исполненное решимости лицо.
      - А почему бы вам не найти себе горячего мужика - все ваши беды и огорчения как рукой снимет; средство испытанное. По меньшей мере добрая половина мужчин города с превеликим удовольствием вас ублажила бы, как женатые, так и холостые.
      Она посмотрела на него испепеляющим взглядом.
      - Ладно, ладно. Можете заниматься своими раскопками, но только в свободное от работы время. И извольте найти мне что-то конкретное! Раз уж я взялся участвовать в выборах, то негоже мне выглядеть последним дураком; и тем, кто у меня работает, тоже не стоит... Ну вот, опоздал на обед. Пока.
      Дел на нее навалили множество, поэтому расследованию убийства матери она могла уделять мало времени. Алекс читала все, что удалось раскопать: газетные сообщения, протоколы слушания по делу Бадди Хикса, - покуда не выучила все факты наизусть.
      Их было немного. Мистер Бад Хикс, умственно отсталая личность, был арестован неподалеку от места убийства; его одежда была запятнана кровью жертвы. В момент ареста при нем был хирургический инструмент, которым он, предположительно, и совершил преступление. Его взяли под стражу, допросили и предъявили обвинение. Слушание состоялось через считанные дни. Судья Джозеф Уоллес заявил, что Хикс неподсуден, и направил его в психиатрическую лечебницу штата.
      Дело казалось проще простого. И когда Алекс уже поверила было, что Грег прав и она занимается пустыми домыслами, то вдруг наткнулась в протоколе слушаний по делу Хикса на странную фразу. Зацепившись за нее, она принялась копать глубже и затем снова явилась к Грегу, вооружившись заверенной выпиской из протокола.
      - Ну, я кое-что нашла.
      С торжествующим видом она бросила папку поверх бумаг, которыми был завален стол. Грег сердито нахмурился.
      - Какого черта вы веселитесь? И ради бога, не швыряйтесь папками. У меня с похмелья зверски болит голова, - бурчал он из-за густой завесы дыма. Снова затянувшись, он выпустил изо рта сигарету лишь для того, чтобы хлебнуть дымящийся черный кофе. - Как провели выходные?
      - Замечательно. Куда плодотворнее вас. Прочтите-ка. Он осторожно открыл папку и пробежал содержимое еще мутными глазами.
      - Гм-м. - Даже при беглом прочтении материал вызвал у него интерес. Откинувшись на спинку стула и положив ноги на угол стола, он еще раз внимательно просмотрел бумаги. - Это от врача психбольницы, где содержится тот самый Хикс?
      - Содержался. Он умер несколько месяцев назад.
      - Интересно.
      - Интересно? И только-то? - разочарованно воскликнула Алекс. Она поднялась, обошла свой стул и встала за ним, вцепившись пальцами в обивку. Бадди Хикс провел в лечебнице двадцать пять лет ни за что ни про что!
      - Это вам пока неизвестно. Не делайте скороспелых выводов.
      - Психиатр, лечивший его последнее время, сказал, что Бадди Хикс был образцовым больным. Никогда не выказывал склонности к насилию. Даже половое влечение у него явно отсутствовало, и, по мнению врача - а он в своем деле дока, - Бадди был не способен совершить преступление, подобное тому, которое стоило моей матери жизни. Признайте, Грег, одно это уже вызывает подозрение.
      Он прочел еще несколько бумаг, потом проворчал:
      - Подозрение-то вызывает, однако на дымящееся ружье или пистолет никак, черт возьми, не тянет.
      - Конкретных доказательств у меня нет, их можно добыть разве только чудом. Делу как-никак двадцать пять лет. Самое большее, на что я могу рассчитывать, это представить достаточно весомое обоснование для пересмотра дела большим судом присяжных. О добровольном признании подлинного убийцы - а у меня нет ни малейших сомнений в том, что Бадди Хикс мою мать не убивал, - можно лишь мечтать. Остается еще слабенькая надежда выкурить из норы свидетеля преступления.
      - Слабенькая? Считайте, Алекс, никакой нет.
      - Почему?
      - Вы поработали неплохо, к разговору подготовились, значит, должны понимать почему. Убийство произошло в сарае, на ранчо Ангуса Минтона. Только шепни в округе его имя, и земля дрогнет в ответ. Он здесь шишка на ровном месте. Даже если свидетель и найдется, он не станет давать показания против Минтона, потому что это значит кусать руку, кормящую тебя. В том районе штата под началом у Минтона добрая дюжина предприятий, которые уже давно на ладан дышат. Отсюда возникает еще один щекотливый вопрос, впрочем, в этом деле все они щекотливые. - Грег отхлебнул кофе и закурил новую сигарету. Губернаторская комиссия по азартным играм только что дала "Минтон Энтерпрайзес" зеленый свет на постройку ипподрома в округе Пурселл.
      - Я про это решение знаю. Но какое оно имеет значение?
      - Вот сами и скажите.
      - Ровно никакого! - выкрикнула она.
      - Ладно, поверю вам. Но если вы начнете швыряться обвинениями и клеветать на одного из любимцев Техаса, как вы думаете, придется это по нраву губернатору? Он ведь чертовски гордится своей комиссией. Хочет, чтобы это обоюдовыгодное мероприятие с бегами прошло без сучка без задоринки. Ни споров чтобы не было, ни плохих отзывов в печати. Никаких сомнительных сделок вокруг него. Словом, чтобы комар носа не подточил.
      И если вдруг какой-то нахальный прокурор начнет тявкать о том, что тщательно отобранная самим губернатором комиссия дала благословение человеку, замешанному в убийстве, губернатор жутко разозлится. А если означенный прокурор работает под моим началом, как вам кажется, на кого он прежде всего озлобится? Moi <На меня (фр.).>.
      Не ввязываясь в спор, Алекс спокойно сказала:
      - Хорошо. Я от вас ухожу и буду расследовать дело сама.
      - Черт, до чего вы любите театральные жесты. Вы же не дали мне закончить. - Он нажал кнопку селектора и прорычал, чтобы секретарша принесла еще кофе. И, не дожидаясь его, зажег новую сигарету. - С другой стороны, - сказал он, выпустив клуб дыма, - я терпеть не могу ублюдка, который занимает сейчас губернаторский особняк. Я этого не скрываю, и мне платят взаимностью, хотя этот сукин сын и ханжа ни за что в том не признается. Вот бы посмотреть, как он завертится, словно уж на сковородке. Я бы просто уписался от счастья. Представляете, ему пришлось бы объяснять, почему из тьмы претендентов его комиссия выбрала некое лицо, замешанное в убийстве? - Грег хмыкнул. - Да у меня от одной этой мысли оргазм будет.
      Алекс коробили доводы Грега, и в то же время она была в восторге от того, что разрешение он ей все-таки дает.
      - Значит, я могу вновь поднять дело?
      - Преступление осталось нераскрытым, потому что суд над Хиксом так и не состоялся. - Грег опустил ноги на пол; стул под ним резко качнулся и заскрипел. - Должен вам все же заметить: я иду на это вопреки собственному здравому смыслу и лишь потому, что доверяю вашему наитию. Вы мне нравитесь, Алекс. Еще когда стажировались здесь студенткой, вы доказали, что не лыком шиты. Так что попка попкой, но вы нам пришлись ко двору.
      Он посмотрел на собранные ею бумаги, ногтем подцепил одну из папок за уголок.
      - Мне все-таки сдается, что у вас просто зуб на этих ребят, на город или на что там еще. Не утверждаю, что без причины. Но на этом ведь дело не построишь. Если бы не та выписка с показаниями врача из психушки, я бы, безусловно, вам отказал. Так что не забывайте, когда будете резвиться в травс-му-раве с букашечками-таракашечками, что меня тоже крепко держат за задницу. - Он поднял голову и посмотрел на нее недобрым взглядом. Постарайтесь не сесть в галошу.
      - Так, значит, я могу ехать в Западный Техас?
      - Это все там случилось, да?
      - Да. А как быть с делами, которые числятся за мной?
      - Посажу стажеров готовить их и попрошу отсрочки. А тем временем позвоню-ка я районному прокурору Пурселла. Мы с ним вместе учились на юридическом. Для той операции, что вы наметили, он подходит как нельзя лучше: не шибко умен, жену взял из того круга, куда сам не был вхож, - и теперь жаждет всем угодить. Попрошу его оказать вам посильную помощь.
      - Только без особых подробностей. Ни к чему заранее вводить их в курс дела.
      - Хорошо.
      - Спасибо, Грег, - от души сказала она.
      - Не спешите благодарить, - умерил он ее пыл. - Если вы там попадете в капкан, я вас поддерживать не стану, публично отрекусь. Генеральный прокурор не скрывает, что считает меня своим прямым наследником. Я хочу получить этот пост, а там бы мне очень пригодилась красивая смекалистая бабенка в качестве начальника отдела. Избиратели такое обожают. - Он ткнул в нее желтым от никотина пальцем. - Не сядьте в лужу, детка, я с вами незнаком, так и знайте. Ясно?
      - До чего же вы беспринципный сукин сын. Он усмехнулся крокодильей усмешкой.
      - Даже мамочке своей я не сильно нравился.
      - Я пришлю вам открытку. - Алекс собралась уходить. - Минуточку. Вот еще что. У вас на все про все тридцать дней.
      - Что?
      - Тридцать дней - извольте успеть хоть что-то разыскать.
      - Но...
      - Больше дать не могу, а то прочие окрестные туземцы начнут роптать. Это куда больше, чем заслуживают все ваши наития и ни на чем не основанные подозрения. Хотите - соглашайтесь, не хотите - не надо.
      - Я согласна.
      Он не знал, что перед нею маячил куда более жесткий срок, назначенный ею самой. Алекс хотела сделать бабушке перед смертью подарок: назвать убийцу Седины. Ее не беспокоило даже то обстоятельство, что бабушка была в коме. Уж как-нибудь она пробудит ее сознание. И, верила Алекс, прежде чем успокоенная бабушка испустит дух, она похвалит наконец свою внучку.
      Алекс склонилась над столом Грега.
      - Я уверена, что не ошибаюсь. Я добьюсь суда над настоящим убийцей, и ему не миновать полновесного приговора.
      Вот увидите.
      - Ну да, ну да. А пока что займитесь-ка выяснением, каков в постели настоящий ковбой. Не забудьте вести записи. Мне нужны подробности: шпоры, пистолеты и всякое такое.
      - Извращенец.
      - Не строй из себя святую невинность. Тоже мне, целка-невидимка.
      ***
      Сейчас, вспоминая тот разговор, Алекс улыбнулась. Она не принимала всерьез его возмутительное мужское хамство, потому что знала: он уважает в ней профессионала. При всей необузданности Грег Харпер был ей наставником и другом с того самого лета, когда она перед началом занятий на юридическом работала в прокуратуре. Сейчас он многим рисковал ради нее, и она ценила его доверие.
      Получив согласие Грега, она времени терять не стала. Всего за один день привела в порядок рабочие бумаги, убрала все со стола и заперла квартиру. Рано утром она выехала из Остина и ненадолго остановилась в Уэйко, зашла в лечебницу к Мерл. Состояние ее было прежним. Алекс оставила телефон гостиницы, по которому ее могли в крайнем случае разыскать...
      ***
      Прямо из номера она позвонила районному прокурору домой.
      - Будьте добры мистера Частейна, - сказала она, услышав в трубке женский голос.
      - Его нет дома.
      - Это миссис Частейн? Мне очень нужно поговорить с вашим мужем.
      - А кто это?
      - Алекс Гейтер.
      Она услышала тихий смех.
      - Та самая, да?
      - "Та, самая"?
      - Та самая, которая обвинила Минтонов и шерифа Ламберта в убийстве. Пат приехал с работы сам не свой. Никогда еще не видела его таким.
      - Простите, пожалуйста, - едва дыша, перебила Алекс, - высказали, шерифа Ламберта?
      Глава 3
      Кабинет шерифа находился в цокольном этаже пурселлского окружного суда. Второй раз за эти несколько дней Алекс поставила машину на платную стоянку и вошла в ту же дверь.
      Было рано. В кабинетах цокольного этажа незаметно было бурной деятельности. Главной среди этих клетушек была большая комната дежурного, похожая на любую другую комнату дежурного в отделении шерифа, с неизменным облаком табачного дыма. Несколько мужчин в форме столпились возле плитки, где закипал кофе. Один что-то говорил, но, завидев Алекс, замер на полуслове. Головы одна за другой повернулись к ней, и вот уже все смотрят на нее в упор. Она остро ощутила свою неуместность здесь, в этом сугубо мужском царстве. Равенство полов при приеме на работу еще явно не коснулось участка, руководимого шерифом округа Пурселл.
      Она, однако, не смутилась и любезно произнесла:
      - Доброе утро.
      - Доброе, - нестройным хором ответили ей.
      - Меня зовут Алекс Гейтер. Мне нужно встретиться с шерифом.
      Этого можно было и не говорить. Они и без того уже поняли, кто она и зачем пришла. Вести быстро облетают городишко вроде Пурселла.
      - А он вас ждет? - с вызовом спросил один из помощников шерифа, сплюнув табачную жвачку в пустую банку из-под зеленой фасоли.
      - Думаю, он меня примет, - уверенно сказала она - Вас что. Пат Частейн прислал?
      В то утро Алекс еще раз попыталась дозвониться прокурору, но миссис Частейн сказала, что он уже ушел на службу. Алекс и туда позвонила, но к телефону никто не подошел. То ли он был еще в дороге, то ли избегал се звонков.
      - Он знает, чем вызван мой визит. Шериф у себя? - уже резче спросила она.
      - По-моему, нет.
      - Я его не видел.
      - Да здесь он, здесь, - нехотя сказал один из помощников. - Несколько минут назад пришел. - Он мотнул головой в сторону коридора. - Последняя дверь налево, мэм.
      - Благодарю вас.
      Алекс ласково улыбнулась, хотя никаких нежных чувств к ним не испытывала, и направилась в коридор. Она ощутила, как их взгляды сфокусировались на ее спине. Вот и указанная дверь; она постучала.
      - Да?
      Рид Ламберт сидел за деревянным исцарапанным столом, который был таким же древним, как и краеугольный камень в фундаменте судебного здания. Обутые в сапоги ноги шерифа покоились на углу стола. Как и вчера, он сидел развалясь, только на сей раз во вращающемся кресле.
      Его ковбойская шляпа и кожаная куртка на меху висели на вешалке в углу между большим, до самого пола, окном и стеной, сплошь оклеенной объявлениями о розыске преступников, болтавшимися на пожелтевших скрученных обрезках скотча. В ладонях он держал треснутую, в потеках, фарфоровую кружку с кофе.
      - Ну, здравствуйте, мисс Гейтер. Она так энергично закрыла дверь, что звякнуло матовое дверное стекло.
      - Почему мне вчера не сказали, что вы шериф?
      - И тем испортили бы сюрприз? - Он хитро усмехнулся. - Как же вы узнали?
      - Случайно.
      - Я был уверен, что вы рано или поздно явитесь. - Он выпрямился в кресле. - Но на такую рань никак не рассчитывал.
      Он встал и указал на единственный, кроме его кресла, свободный стул. Сам прошел к столику, где стояла кофеварка.
      - Хотите?
      - Все-таки мистер Частейн обязан был мне сообщить.
      - Пат? Ни в коем разе. Когда дело пахнет жареным, наш прокурор сразу хвост поджимает. Алекс поднесла ладонь ко лбу.
      - Кошмар какой-то.
      Не дожидаясь ответа на свое предложение выпить кофе, он налил еще одну такую же кружку.
      - Сливки, сахар?
      - Это ведь не светский визит, мистер Ламберт. Он поставил кружку черного кофе перед ней на край стола и вернулся к креслу. Когда он усаживался, дерево и древние пружины негодующе заскрипели.
      - Этак мы с вами каши не сварим.
      - Вы что, запамятовали, зачем я приехала?
      - Ничуть, но разве ваши обязанности запрещают вам выпить кофейку? Или, может, вы отказываетесь по религиозным соображениям?
      Алекс раздраженно положила сумку на стол, подошла к кофеварке и насыпала себе в кружку ложечку сухих сливок.
      Кофе был крепкий и горячий - как и взгляд, которым смотрел на нее шериф, и намного лучше той тепловатой бурды, которую она уже выпила в кафетерии мотеля "Житель Запада". Если шериф сам заварил его, то в кофе он знал толк. Да и в остальном был далеко не простак. Комфортно развалившись в старом кресле, он отнюдь не выглядел обеспокоенным тем, что его считают замешанным в убийстве.
      - Как вам Пурселл, мисс Гейтер?
      - Я здесь недавно, у меня еще не сложилось определенное мнение.
      - Ох, бросьте. Держу пари, наш городок вы невзлюбили задолго до приезда сюда.
      - С чего вы взяли?
      - Да это и ежу ясно. У вас же здесь умерла мать. То, как он походя упомянул о смерти ее матери, больно резануло Алекс.
      - Она не просто умерла. Ее убили. Причем зверски.
      - Я помню, - угрюмо сказал он.
      - Вот именно. Как раз вы и обнаружили ее тело, не так ли? Он опустил глаза и долго смотрел в кружку с кофе, прежде чем сделать глоток. Затем залпом выпил весь остаток, опрокинув содержимое в рот так, словно там было виски.
      - Это вы убили мою мать, мистер Ламберт? Поскольку накануне ей не удалось проследить за его реакцией на свои слова, она хотела не упустить ее на сей раз. Он резко вскинул голову.
      - Нет. - Он облокотился на стол и, обхватив себя руками, спокойно посмотрел ей в глаза. - И хватит городить чушь собачью, ладно? Зарубите себе на носу прямо сейчас, мы оба сэкономим массу времени: если вы желаете допрашивать меня, госпожа прокурор, то вам придется вызвать меня повесткой в суд с полным набором присяжных.
      - Значит, вы отказываетесь помогать мне в расследовании?
      - Я этого не говорил. Пат даст указания, и мой участок будет к вашим услугам. Я лично окажу вам посильную помощь.
      - Просто по доброте душевной? - притворно ласково спросила она.
      - Нет, я просто хочу, чтобы это дело наконец завершилось навсегда. Понятно? Тогда и вы сможете уехать назад в свой Остин - там ваше место; а прошлое пускай остается в прошлом, его место именно там. - Он встал, чтобы налить себе еще кофе, и через плечо спросил:
      - Почему вы вообще приехали?
      - Потому что Бад Хикс не убивал мою мать.
      - А вам-то, черт возьми, откуда знать? Или вы просто-напросто его спросили?
      - Не могла я его спросить. Он умер.
      По его реакции она сразу поняла, что Рид об этом не знал. Он подошел к окну и, задумчиво глядя вдаль, стал отхлебывать кофе.
      - Ах ты, черт, надо же. Значит, Придурок Бад умер.
      - Придурок Бад?
      - Его так все звали. Мне кажется, никто и фамилии его не знал, пока Седина не умерла и вся история не попала в газеты.
      - Мне говорили, он был умственно отсталым. Он кивнул.
      - Да, и к тому же говорил нечленораздельно. Его едва можно было понять.
      - Он жил с родителями?
      - С матерью. Она сама была полоумная. Умерла давно, вскоре после того, как Бада отправили в лечебницу.
      Стоя к ней спиной, Ламберт по-прежнему смотрел сквозь щели в жалюзи. На фоне окна вырисовывался его силуэт - стройный, широкоплечий, узкобедрый. Джинсы сидели на нем даже чересчур ладно. Алекс выругала себя за то, что обратила на это внимание.
      - Придурок Бад разъезжал по всему городу на таком, знаете, громадном трехколесном велосипеде, - тем временем заговорил Ламберт. - За несколько кварталов было слышно, что он едет. Эта махина звенела и бренчала, как тележка старьевщика, сплошь увешанная разным хламом. Он был мусорщик. Маленьким девочкам запрещали подходить к нему близко. А мы, мальчишки, издевались над ним, озорничали по-всякому. - Ламберт грустно покачал головой. - Стыдно за это сейчас.
      - А умер он в психиатрической лечебнице, куда его упекли за преступление, которого он не совершал. Ее замечание вернуло его к действительности.
      - А какие у вас доказательства?
      - Доказательства я найду.
      - Их не существует.
      - Вы в этом уверены? Или вы уничтожили неопровержимые доказательства в то утро, когда якобы "нашли" тело Седины?
      Меж его густых бровей пролегла глубокая складка.
      - Вам что, нечем больше заняться? Или в вашей прокуратуре дел маловато? С чего вы вообще взялись все это ворошить?
      Она кратко, но точно раскрыла ему причину, как в свое время Грегу Харперу.
      - Справедливость не восторжествовала. Бадди Хикс был невиновен. Он отдувался за преступление, совершенное кем-то другим.
      - Мною, Джуниором или Ангусом?
      - Да, одним из вас троих - Кто вам это сказал?
      - Бабушка Грэм.
      - Ага, наконец что-то прояснилось. - Он продел большой палец в петлю для ремня, небрежно свесив загорелые пальцы над ширинкой. - Она, значит, вам сказала; а она случайно не говорила, как ревновала свою дочь?
      - Бабушка? Да к кому?
      - К нам. К Джуниору и ко мне.
      - Она говорила, что вы двое и Седина были все равно как три мушкетера.
      - А ей было обидно. Говорила ли она вам, что надышаться не могла на Седину?
      Незачем было и говорить. Скромный дом, в котором росла Алекс, выглядел поистине святилищем ее матери. Заметив, что Алекс нахмурилась, шериф ответил на вопрос сам:
      - Нет. Я и так вижу, что миссис Грэм забыла об этом упомянуть.
      - Вы считаете, что я здесь с личным планом кровной мести.
      - Именно так и считаю.
      - Ну так вовсе нет. - Алекс перешла к обороне. - Я считаю, в этом деле столько пробелов, что его пересмотр сам собою напрашивается. И прокурор Харпер считает так же.
      - Этот самовлюбленный индюк? - презрительно фыркнул Ламберт. - Да он собственную мать обвинит в том, что она торгует на всех углах сами знаете чем, если это хоть как-то приблизит его к креслу генерального прокурора.
      Алекс понимала: отчасти он прав. Она попыталась сменить тактику.
      - Когда мистер Частейн получше ознакомится с фактами, он согласится, что произошла страшная судебная ошибка.
      - До вчерашнего дня Пат о Седине слыхом не слыхал. И он целиком занят тем, что вылавливает беспаспортных рабочих-иммигрантов да торговцев наркотиками.
      - И вы меня вините в том, что я жажду восстановить справедливость?! А если б вашу мать зарезали в конюшне, неужто вы не стали бы добиваться, чтобы убийца понес заслуженное наказание?
      - Не знаю. Моя мамаша сбежала, когда я был от горшка два вершка; я и не помню ее.
      Алекс почувствовала сострадание. Но ей ли сочувствовать ему? Неудивительно, что на фотографиях, которые она видела у бабушки, Рид запомнился ей подростком с напряженным лицом, и взгляд у него был не по годам взрослый. А ей и в голову не пришло спросить бабушку, отчего у мальчика всегда такой серьезный вид.
      - Это дела не меняет, мистер Ламберт. Вы тоже подозреваетесь в убийстве. Она встала и взяла сумочку. - Спасибо за кофе. Простите, что побеспокоила вас в такую рань. Отныне мне придется рассчитывать на помощь местного отдела полиции.
      - Погодите минутку.
      Уже направившись было к выходу, Алекс остановилась и повернулась к нему.
      - Что?
      - Здесь нет отдела полиции.
      Обескураженная этим сообщением, она смотрела, как он берет с вешалки шляпу и куртку. Пройдя вперед, он открыл перед ней дверь и вышел следом.
      - Эй, Сэм, я ухожу. Буду напротив. - Помощник кивнул. - Сюда, пожалуйста, - сказал Рид и, подхватив Алекс под локоть, повел ее в конец коридора к маленькому квадратному лифту.
      Они вошли в кабину вместе. Он закрыл заскрипевшую дверь. Скрежет механизма не успокаивал. Алекс очень хотелось надеяться, что лифт все-таки доберется до места назначения.
      Стараясь как бы помочь этому древнему сооружению, она целиком сосредоточилась на подъеме. Тем не менее Алекс остро ощущала, что Рид Ламберт стоит рядом, почти касаясь ее. Он внимательно разглядывал ее.
      - А вы похожи на Седину, - сказал он.
      - Да, я знаю.
      - Ростом, фигурой, повадками. Волосы у вас, правда, потемнее и рыжины больше. И глаза у нее были карие, а не голубые, как у вас.
      Его взгляд скользнул по ее лицу.
      - Но вы поразительно похожи.
      - Благодарю вас. Я считаю, мать была красивой.
      - Все так считали.
      - Включая и вас?
      - А я особенно.
      Дернувшись, лифт внезапно остановился. Алекс потеряла равновесие и повалилась на Рида. Он подхватил ее под руку и поддерживал, пока она не оправилась от толчка; это заняло, пожалуй, чуточку больше времени, чем было на самом деле необходимо; стоя рядом с ним, Алекс чувствовала легкое головокружение, дыхание стало неровным.
      Они оказались на втором этаже. Выходя с нею во двор, он одним движением плеч натянул куртку.
      - Я поставила машину перед парадным подъездом, - сказала она. - Видимо, надо опустить еще денег в счетчик парковки?
      - Забудьте. Если вам выпишут штраф, у вас ведь найдутся высокопоставленные друзья.
      Улыбаясь, он демонстрировал не такие безупречные зубы, как Минтон-младший, но улыбка оказывала точно такое же действие. В низу живота у нее сладко защекотало - ощущение было необычным, удивительным и жутковатым.
      Его быстрая усмешка подчеркнула морщинки у глаз и у рта. Он выглядел на все свои сорок три года, но следы пережитого ничуть не портили его сурового худощавого лица. У него были темно-русые волосы, которых никогда не касалась рука парикмахера-модельера. Он надел фетровую ковбойскую шляпу, надвинув ее на самые брови цветом чуть темнее волос.
      Глаза Рида были зеленые. Алекс заметила это, как только вошла к нему в кабинет. Она испытывала все то, что переживает любая женщина в присутствии привлекательного мужчины. У него не было к намека на брюшко, на рыхлость мышц, как бывает в этом возрасте. Физически он выглядел лет на двадцать моложе.
      Алекс пришлось напомнить себе, что она - прокурор суверенного штата Техас и что ей положено смотреть на Рида Ламберта не глазами женщины, а глазами человека, облеченного юридической властью. Кроме того, он был на целое поколение старше.
      - Что, сегодня утром на всех не хватило чистой форменной одежды? спросила она, пока они переходили улицу.
      На нем были простые голубые джинсы "Ливайс" - старые, выцветшие и тесные, - вроде тех, что ковбои надевают на родео. Куртка из коричневой кожи застегивалась на талии, как у летчиков. Меховая подкладка и большой воротник были, по-видимому, из шкуры койота. Как только они вышли на солнце, Ламберт надел пилотские очки. Стекла были такие темные, что его глаз за ними она разглядеть уже не могла.
      - Меня раньше в дрожь бросало от одного только вида формы, поэтому, став шерифом, я дал понять, что меня засунуть в нее не удастся.
      - А почему вас от нее в дрожь бросало? Он криво усмехнулся.
      - Я всегда норовил удрать от человека в форме или уж хотя бы на него не нарываться.
      - Мошенничали?
      - Безобразничал.
      - Были столкновения с законом?
      - Так, мелкие стычки.
      - Что же заставило вас перемениться? Божественное прозрение? Испуг? Пара ночей в тюрьме? Исправительное заведение для малолетних?
      - Да нет. Просто я подумал: если я могу перехитрить стражей закона, значит, в состоянии перехитрить и нарушителей. - Он пожал плечами. - Выбор профессии казался вполне естественным. Есть хотите?
      Не успела она ответить, как он распахнул дверь закусочной. Колоколец, который ковбои вешают на шею коровам, возвестил об их приходе. Вот где, видимо, был центр общественной жизни. Все столики, представлявшие из себя красные пластмассовые пластины на хромированных поржавевших ножках, уже были заняты. Рид провел ее в еще не занятую, выгороженную у стены кабину.
      Посыпались разноголосые приветствия служащих, фермеров, горлопанов, ковбоев и секретарш; каждого можно было без труда определить по их наряду. Все, кроме секретарш, были в сапогах. Алекс заметила Имоджен, секретаршу Пата Частейна. Не успели они с Ридом пройти мимо ее столика, как та принялась возбужденным шепотом рассказывать женщинам, сидевшим с нею, кто такая Алекс. По мере того как новость бежала от столика к столику, шум в зале смолкал.
      Было совершенно ясно, что эта уменьшенная копия пурселлского общества регулярно собирается в закусочной во время перерыва. Любой посторонний человек вызывал тут интерес, а уж появление дочери Седины Гейгер было из ряда вон выходящим событием. Алекс чувствовала себя громоотводом: к ней явно стекались разные электротоки. Среди них она улавливала и враждебные разряды.
      Из музыкального автомата лилась баллада об утраченной любви в исполнении Кристал Гейл. Одновременно черно-белый телевизор с размытым изображением, стоявший в углу зала, передавал "Тележурнал". На экране обсуждалась мужская импотенция, к большому удовольствию трех хрипатых горлопанов. Борьба против курения еще не докатилась до Пурселла, и воздух можно было резать ножом. Но над всеми запахами царил аромат жареного бекона.
      К ним подошла официантка в фиолетовых полиэстеровых брюках и блестящей блузке из золотистого атласа, держа на подносе две чашки кофе и тарелку со свежими пончиками из дрожжевого теста. Подмигнув, она сказала:
      - Привет, Рид.
      И вновь засеменила на кухню, где повар, зажав в зубах сигарету, ловко шлепал на сковороду яйца.
      - Угощайтесь.
      Алекс не замедлила воспользоваться предложением шерифа. Пончики были еще теплыми, сахарная глазурь таяла во рту.
      - Эти яства словно только вас и дожидались. И столик этот отведен для вас? Вы всегда заказываете одно и то же?
      - Владельца заведения зовут Пит, - сообщил Ламберт, указывая на повара. Когда-то по дороге в школу я каждое утро забегал сюда, и он кормил меня завтраком.
      - Как великодушно.
      - Не из милосердия, - отрезал он. - После уроков я подметал здесь полы.
      Она нечаянно задела его больное место. Рид Ламберт остро помнил свое сиротское детство. Сейчас, однако, был неподходящий момент выведывать информацию; едва ли не все взоры присутствующих были устремлены на них.
      Он жадно съел два пончика и запил черным кофе, не теряя при этом ни крошки еды, ни секунды времени, не делая лишних движений. Он ел так, как ест человек, знающий, что ему теперь долго не придется поесть.
      - Оживленное местечко, - заметила она и, не стесняясь, слизала с пальцев глазурь.
      - Да уж. Старожилы вроде меня в новый торговый центр и в забегаловки у вокзала не ходят, оставляют их для приезжих и молодежи. Если не можете кого-то нигде найти, значит, он в этом кафе. С минуты на минуту явится Ангус. Штаб-квартира его корпорации "Минтон Энтерпрайзес" всего в квартале отсюда, однако он проворачивает множество дел именно в этом зале.
      - Расскажите мне о Минтонах.
      Рид протянул руку к последнему пончику: Алекс явно не собиралась его есть.
      - Они богаты, но богатством не кичатся. В городе их любят.
      - Или побаиваются.
      - Некоторые - вероятно, - пожал он плечами.
      - Ранчо - это только часть их предприятий?
      - Да это, так сказать, прадедушка нынешней корпорации. Ангус выстроил его на пустом месте: была голая пыльная земля и отчаянная решимость добиться своего.
      - Чем именно они там занимаются?
      - В основном держат скаковых лошадей. Главным образом чистокровных. Есть и "четвертушки". Иной раз у них скапливается до ста пятидесяти коней, которых они объезжают и потом передают тренерам.
      - Вы, я смотрю, хорошо в этом разбираетесь.
      - У меня у самого есть парочка скаковых. Держу их у Минтонов, за плату, конечно. - Он указал на ее недопитую чашку кофе. - Если вы закончили, пойдемте, я хочу вам кое-что показать.
      - А что именно? - спросила она, удивившись внезапной смене темы.
      - Это недалеко, Они вышли из кафе, но прежде он попрощался со всеми, с кем здоровался, когда они пришли. За завтрак он не заплатил, тем не менее повар Пит отдал ему честь, а официантка ласково погладила по спине.
      Шерифский автомобиль, джип "Блейзер" с приводом на четыре колеса, стоял у тротуара перед зданием суда. Для него было отведено особое, специально помеченное место. Рид отпер дверцу, помог Алекс сесть в кабину, потом уселся рядом. Они проехали всего несколько кварталов и остановились перед маленьким домом.
      - Вот, - сказал он.
      - Что это?
      - Здесь жила ваша мать. - Алекс навертела головой, оглядывая скромную каркасную постройку. - Когда она здесь жила, район выглядел, совсем иначе. Все пошло прахом. Вон там, где углубление в тротуаре, тогда росло дерево.
      - Да. Видела на снимках.
      - Несколько лет назад оно погибло, пришлось спилить. Во всяком случае, сказал он, давая задний ход, - я подумал - вам стоит взглянуть.
      - Спасибо.
      Пока "Блейзер" отъезжал от тротуара, Алекс, не сводила глаз с домика. Белая краска на стенах потемнела. Золотисто-коричневые тенты над фасадными окнами выцвели под знойным летним солнцем. Ничего привлекательного в доме не было, но она крутила головой, стараясь, покуда возможно, не выпускать его из виду.
      Значит, вот где она прожила с матерью недолгих два месяца. Там Седина кормила, купала, качала ее, пела ей колыбельные. Там ночами мать прислушивалась, не заплакала ли малышка. Эти стены слышали, как мать шептала своей дочурке слова любви.
      Ничего этого Алекс, конечно, не помнила. Но не сомневалась, что все было именно так.
      Подавив волновавшие ее чувства, Алекс продолжила разговор, оборвавшийся, когда они ушли из кафе.
      - А почему Минтонам необходимо, построить ипподром? Он глянул на нее так, словно она рехнулась.
      - Да ради денег. Почему же еще?
      - У них ведь вроде бы денег и так полно.
      - Денег всем всегда мало, - он хмуро усмехнулся. - А сказать об этом прямо способен лишь бедняк вроде меня. Поглядите-ка вокруг, - он указал на пустые магазины вдаль главной улицы, по которой они ехали. - Видите, все закрыто или объявлено к продаже. Как только лопнул нефтяной рынок, экономика в городе рухнула. Ведь почти все здесь так или иначе были связаны с нефтепромыслом.
      - Это мне понятно.
      - Понятно? Что-то я сомневаюсь. - В голосе его слышалось пренебрежение. Чтобы выжить, городу и нужны бега. А вот чего нам вовсе не нужно, так это синеглазой рыжеволосой соплячки-хористки в меховой шубке, которая явится и все дело изгадит.
      - Я сюда явилась для расследования убийства, - отрезала она, уязвленная его внезапной грубостью. - Бега, лицензия на тотализатор и местная экономика к нему касательства не имеют.
      - Черта с два не имеют. Разорите Минтонов - разорите и Пурселл.
      - Если виновность Минтонов будет доказана, что ж, - они сами навлекли на себя разорение.
      - Слушайте, мадам, никаких новых ключиков к разгадке убийства вашей матери вам найти не удастся. Зато удастся заварить здесь кашу. Местные жители вам помогать не станут. Против Минтонов никто слова не скажет, потому что будущее округа зависит от того, построят они бега или нет.
      - А вы, конечно, первый в списке преданных молчальников.
      - Вот именно, черт побери.
      - Но почему? - настойчиво спросила она. - Минтоны что-то про вас прознали? Может, кто-то из них затащил вас в то стойло, где ви потом и "обнаружили" тело моей матери? Что вы там вообще делали в такое время?
      - Что и каждый день: выгребал из конюшен навоз. Я тогда работал у Ангуса.
      Она опешила.
      - Вот как? Я этого не знала.
      - Вы еще многого не знаете. Да это и к лучшему. Резко вывернув руль, он завел машину на отведенное ей место у здания суда и затормозил так, что Алекс швырнуло вперед на ремень безопасности.
      - Оставили бы вы прошлое в покое, мисс Гейтер.
      - Благодарю, шериф. Я без промедления обдумаю ваш совет.
      Она выскочила из кабины, хлопнув напоследок дверцей. Выругавшись себе под нос, Рид смотрел, как она шагает по тротуару. Ему хотелось, забыв обо всем, просто разглядывать ее стройные икры, отмечать, как соблазнительно покачиваются бедра, оценивать прочие достоинства ее фигуры, не ускользнувшие от его внимания еще вчера, когда она только вошла в кабинет Пата Частейна. Ее имя, однако, лишило его возможности предаваться этому чисто мужскому удовольствию.
      Дочь Седины, думал он, недоверчиво и испуганно качая головой. Что же удивляться, что Алекс показалась ему такой чертовски привлекательной. Ее мать стала его задушевной подругой еще в начальной школе - с того самого дня, когда у нее от сердечного приступа внезапно умер отец и какой-то сопляк начал было ехидно дразнить ее безотцовщиной.
      Хорошо зная, как больно ранят насмешки над родителями, Рид бросился на защиту Селины. Он не раз сражался за нее и в последующие годы. А если на ее стороне был Рид, никто не смел ей грубого слова сказать. Так завязалась крепкая дружба, совершенно особая, недоступная для других, - пока не появился Джуниор, которого они допустили в свой союз.
      Нечего и удивляться, думал он, что помощник окружного прокурора из Остина разворошила в его душе прежние чувства. Лишь одно, пожалуй, вызывало у него беспокойство: сила этих чувств. Хотя Селина и успела родить ребенка, умерла она совсем юной. Александра же воплощала собою ту женщину, какой Седина могла бы стать.
      Он попытался было убедить себя, что его волнение вызвано просто-напросто тоской по молодости, нежными воспоминаниями о детской влюбленности. Но то была бы ложь. Если уж он и вправду затруднялся определить, что его так взбудоражило, то достаточно было вспомнить, как затопило его горячей волной, как тесны вдруг стали джинсы, когда он следил за ее губами и пальцами, а она не торопясь слизывала с них сахарную глазурь.
      - О боже, - сказал он.
      Он испытывал двойственное чувство к этой женщине - а некогда и к ее матери, незадолго до того, как ее нашли в конюшне мертвой.
      Отчего эти две женщины, между которыми пролегло двадцать пять лет, играли такую важную роль в его жизни? Любящая Селина едва не погубила его. Ее дочь несет в себе не меньшую угрозу. Начни она только копаться в прошлом, один бог знает, какой бедой это может обернуться.
      Он собирался уйти с поста шерифа и заняться совсем другим делом, прибыльным и достойным. Ему, само собой, вовсе не хотелось, чтобы его будущее было омрачено уголовным расследованием.
      Все эти годы Рид работал не покладая рук отнюдь не для того, чтобы награда за труды в последний момент от него ускользнула. И теперь, когда он, можно сказать, пользуется всеобщим уважением, о котором всегда мечтал, он не собирался стоять в сторонке и глядеть, как Алекс в процессе расследования вновь вытаскивает на суд людской его темное прошлое. Если эту нахальную прокуроршу не остановить, она его доконает.
      Те, кто утверждает, что материальные блага - пустяк, сами имеют всего вдоволь. А у него никогда ничего не было. До последнего времени. Он не остановится ни перед чем, чтобы защитить то, что он с таким трудом завоевал.
      Выходя из машины и снова открывая двери окружного суда, он проклинал день, когда Александра Гейтер появилась на свет, - как когда-то проклинал ее рождение. Но он думал и о том, что ее рот способен не только извергать обвинения и юридическую тарабарщину. Рид готов был поставить свой выигрыш на следующих бегах, что этот рот годится и на нечто совсем иное.
      Глава 4
      В аптеке "Прерия" судья Джозеф Уоллес был почетным клиентом: никто в таких дозах и с такой регулярностью не покупал средство от повышенной кислотности. Отодвигаясь от обеденного стола, он уже чувствовал, что не миновать ему вскорости сделать глоток-другой своего снадобья. Обед приготовила его дочь Стейси; она варила ему обеды ежедневно, кроме воскресенья, когда они отправлялись поесть в ресторан загородного клуба. Стейсины клецки, легкие и воздушные, как всегда, падали ему в желудок, словно мячи для гольфа.
      - Что-то не так? - Стейси заметила, что отец рассеянно потирает живот.
      - Нет, ничего.
      - Тебе же обычно очень нравится курица с клецками.
      - Обед был вкуснейший. Просто желудок опять дает о себе знать.
      - Пососи мятный леденец.
      Стейси протянула ему хрустальную конфетницу, стоявшую рядом на чистом, без пылинки, кофейном столике вишневого дерева. Он развернул леденец в красно-белую полоску и сунул в рот.
      - Стало быть, желудок дает о себе знать? И есть на то причина?
      Стейси взяла на себя заботы об отце несколько лет назад, когда умерла ее мать. Дочь была одинока, молодость ее давно прошла, но она никогда и не проявляла никаких устремлений, кроме как стать хозяйкой дома. У нее не было ни мужа, ни детей, поэтому она усердно хлопотала вокруг судьи.
      Стейси отродясь не была красавицей, и возраст не внес поправок в это прискорбное обстоятельство. Бессмысленно пытаться описать ее прелести с помощью тактичных эвфемизмов. Она всегда была дурнушкой. И все же в Пурселле она пользовалась всеобщим уважением и признанием.
      Ее имя входило в список членов любой сколько-нибудь значимой женской организации. Она вела уроки для девочек в воскресной школе при первой Методистской церкви; исправно, каждое субботнее утро, навещала обитателей дома престарелых, а по вторникам и четвергам играла в бридж. Дни ее были сплошь заняты всевозможными мероприятиями. Одевалась она хорошо и дорого, хотя для своего возраста чересчур старомодно.
      Манеры ее были безукоризненными, благовоспитанность изысканной, нрав спокойным и ровным. Благородный стоицизм, с которым она сносила удары судьбы, вызывал восхищение. Все полагали, что она довольна и счастлива.
      Но сограждане ошибались.
      Маленький, похожий на воробья, судья Уоллес надел тяжелое пальто и направился к двери.
      - Мне вчера вечером позвонил Ангус.
      - Да? И чего он хотел? - поинтересовалась Стейси, поднимая отцу воротник, чтобы его не прохватило ветром.
      - Вчера приехала дочь Седины Гейгер. Стейсины хлопотливые руки замерли, она даже отступила назад. Их глаза встретились.
      - Дочь Седины Гейтер?
      Губы ее побелели как мел, голос стал резким и пронзительным.
      - Она родила ребенка, помнишь, Александрой, кажется, назвали.
      - Да, Александрой, помню, - рассеянно повторила Стейси. - Она здесь, в Пурселле?
      - Вчера, по крайней мере, была. Вполне уже взрослая.
      - Почему ты мне вчера не сказал, когда я пришла домой?
      - Ты поздно вернулась со званого ужина. Я уже лег. К тому же я понимал, что ты устала, незачем было тебя попусту беспокоить.
      Стейси отвернулась и принялась выбирать из конфетницы целлофановые обертки. У отца была досадная привычка оставлять их в вазочке.
      - Почему это неожиданное появление Селининой дочери непременно должно меня обеспокоить?
      - В общем-то нипочему, - ответил судья, радуясь, что не видит глаз Стейси. - Впрочем, теперь, возможно, все в этом чертовом городишке пойдет наперекосяк.
      Стейси вновь повернулась к нему. Ее пальцы терзали кусочек целлофана.
      - Отчего вдруг?
      Неожиданно рыгнув, судья прикрыл рот кулаком.
      - Она работает в Остине, в районной прокуратуре.
      - Дочь Седины?! - воскликнула Стейси.
      - Черт-те что, правда? Кто бы мог подумать, что из нее выйдет что-нибудь путное? Росла-то ведь без родителей, с одной Мерл Грэм.
      - Ты пока так и не сказал, зачем она явилась в Пурселл. Навестить кого?
      Судья отрицательно покачал головой.
      - Боюсь, по делу.
      - Она имеет какое-то отношение к минтоновской лицензии на открытие ипподрома?
      Он отвел глаза, теребя в волнении пуговицу на пальто.
      - Да ист; у нее, э-э-э, у нее есть разрешение окружного прокурора вновь произвести расследование по делу об убийстве ее матери.
      Казалось, плоская грудь Стейси вдруг еще больше ввалилась. Она бессильно шарила за спиной руками, стараясь нащупать место, к которому можно было бы прислониться.
      Сделав вид, что не замечает страданий дочери, судья сказал:
      - Пату Частейну пришлось устроить для нее встречу с Минтонами и Ридом Ламбертом. Там, по словам Ангуса, она во всеуслышание самоуверенно заявила, что рано или поздно непременно выяснит, кто из них убил ее мать.
      - Что? Да она сумасшедшая!
      - Ангус утверждает, что нет. Говорит, язык у нее - как бритва, она в здравом уме и отнюдь не шутит.
      Нащупав валик дивана, Стейси с облегчением опустилась на него и положила узкую ладонь себе на грудь.
      - Как отреагировал на это Ангус?
      - Ты ведь Ангуса знаешь. Его же ничем не проймешь. Такое впечатление, что это его словно бы забавляет. Сказал, что беспокоиться нечего: ей не удастся представить большому суду присяжных никаких доказательств, потому что их вообще нет. Преступление совершил Придурок Бад. - Судья выпрямился. - И никто не сможет усомниться в правоте моего решения: он был неподсуден по причине психической неполноценности.
      - Еще бы, - сказала Стейси, немедленно вставая на его защиту, - у тебя просто не было иного выбора, кроме как отправить Придурка Бада в лечебницу.
      - Я ежегодно просматривал его историю болезни, снимал показания с лечивших его врачей. Это заведение, да будет тебе известно, не какой-то захудалый желтый дом. Это одна из лучших лечебниц в штате.
      - Никто тебя ни в чем не обвиняет, папа. Господи боже, достаточно всего лишь ознакомиться с твоей деятельностью на посту судьи. Свыше тридцати лет безупречной работы.
      Он провел рукой по редеющим волосам.
      - И сейчас вдруг такое - до чего же обидно! Может быть, уйти в отставку досрочно, не дожидаясь следующего лета и моего дня рождения?
      - Ни в коем случае, ваша честь. Останешься на своем месте до тех пор, пока не наступит час уходить в отставку, и ни днем раньше. И никакой жалкой выскочке, вчерашней студенточке, тебя с твоего поста не спихнуть.
      Хотя Стейси старательно демонстрировала отцу свою в нем уверенность, глаза выдавали ее беспокойство.
      - Ангус говорил, что эта девица.., что она собой представляет? Похожа на Седину?
      - Отчасти. - Судья подошел к входной двери и открыл ее. Уже на пороге он с сожалением бросил через плечо:
      - Ангус сказал - она еще красивее.
      После ухода отца Стейси долго еще сидела в отупении на валике дивана, уставившись в одну точку. Она совершенно забыла, что надо вымыть посуду.
      ***
      - Добрый день, судья Уоллес. Меня зовут Алекс Гейтер. Представляться не было необходимости. Он понял, кто она такая, как только вошел в свой кабинет, примыкавший к залу суда. Миссис Липском, его секретарша, кивком головы указала ему на стул у противоположной стены. Повернувшись, он увидел молодую женщину двадцати пяти лет, если он не ошибся в расчетах, - которая, сидя на жестком стуле с прямой спинкой, демонстрировала поистине царственную осанку и уверенность в себе.
      Судье мало приходилось общаться с Сединой Гейтер, но от Стейси он знал о ней все. Одиннадцать лет девочки проучились в одном классе. Даже делая скидку на типичную для юных девушек зависть, которую испытывала Стейси, он нарисовал для себя достаточно нелестный портрет девицы, которая сознает, что она красива и всем нравится, и которая вертит как хочет всеми мальчиками в классе, в том числе и теми двумя: Джуниором Минтоном и Ридом Ламбертом.
      Из-за Селины Стейси пережила бесчисленное множество горьких минут. Уже за одно это судья невзлюбил Седину. А поскольку сидевшая в приемной молодая женщина приходилась дочерью той особе, то она с первого же взгляда не понравилась судье.
      - Здравствуйте, мисс Гейтер.
      Судья Уоллес пожал протянутую руку, подержав ее в своей ровно столько, сколько необходимо, чтобы не нарушить правила приличия. Он чувствовал, как непросто ему видеть в этой модно одетой женщине коллегу. Он предпочитал юристов в белых рубашках и шерстяных костюмах, а не в мехах и изысканных платьях с короткой юбкой. От настоящих членов коллегии адвокатов должно чуть заметно пахнуть сигарами и кожей, в которую переплетают тома судебных дел, а не тонкими духами.
      - Районный прокурор Частейн уже сообщил вам о цели моего приезда?
      - Да. Сегодня утром. Но я еще вчера вечером узнал об этом от Ангуса.
      Она наклонила голову, словно говоря, что это интересное заявление стоит запомнить, чтобы потом осмыслить как следует. Он готов был дать себе хорошего пинка за то, что ни с того ни с сего вылез со своим сообщением.
      По правде говоря, он был ею просто ослеплен. Ангус Минтон не ошибся. Александра Гейтер была красивее матери.
      Когда она повернула голову, ее темные волосы под солнечными лучами, пробивавшимися сквозь жалюзи, будто вспыхнули огнем. Воротник мехового жакета, касаясь щеки, подчеркивал свежесть кожи и придавал лицу восхитительный румянец цвета спелого абрикоса. У Стейси была похожая шубка, но в ней лицо его дочери приобретало оттенок остывшей золы.
      - Нельзя ли мне поговорить с вами в зале суда? - вежливо спросила она.
      Сам не зная зачем, он взглянул на часы.
      - Боюсь, это невозможно. Я, собственно, зашел узнать только, кто мне звонил и что передал. Сегодня я весь день занят.
      Миссис Липском вздрогнула от удивления, выдав его с головой.
      Мгновение Алекс задумчиво рассматривала носки своих туфель.
      - Не хочется настаивать, но придется. Это очень важно, мне необходимо начать расследование как можно скорее. Прежде чем предпринимать какие-то шаги, я должна уточнить у вас некоторые факты. Много времени это не займет. - Уголки ее губ приподнялись в улыбке. - Не сомневаюсь, что ваше содействие будет по достоинству оценено у нас в Остине.
      Судья Уоллес был отнюдь не глуп; Алекс тоже. Приказать ему она не могла, не тот у нее чин, зато вполне могла выставить его в неприглядном свете в прокуратуре округа Трэвис, а те имели знакомства в Капитолии штата.
      - Что ж, хорошо, проходите, пожалуйста. - Он сбросил с плеч пальто, попросил миссис Липском не звать его к телефону и следом за Алекс направился в зал суда. - Присаживайтесь.
      В желудке у него жгло. Перед тем как вернуться в суд, он принял снадобье от повышенной кислотности, но еще глоток ему не помешал бы. Что касается Алекс, она отнюдь не казалась взволнованной. Усевшись за стол напротив него, она грациозным движением плеч сбросила меховой жакет.
      - Приступим, мисс Гейтер, - властно произнес Уоллес. - Что же вы хотите узнать?
      Алекс открыла портфель и вынула пачку бумаг. Судья чуть не застонал.
      - Я прочла стенограмму слушаний по делу Бадди Хикса, и у меня возникли вопросы.
      - А именно?
      - Что вас так подгоняло?
      - Простите?
      - Бад Хикс был арестован по обвинению в совершении особо жестокого убийства и помещен в окружную тюрьму Пурселла без права освобождения под залог. Слушания о его неподсудности по причине психической неполноценности проходили три дня спустя.
      - И что?
      - Не слишком ли короток этот срок для того, чтобы решить дальнейшую судьбу человека?
      Судья откинулся на спинку кожаного кресла, которое подарила ему дочь; он надеялся, что его хладнокровие произведет впечатление на молодую юристку.
      - В то время, вероятно, к слушанию было назначено много дел, и я старался разобрать их побыстрее. Либо же наступило некоторое затишье, и это дало мне возможность рассмотреть дело без проволочек. Не помню. Ведь минуло двадцать пять лет.
      Опустив глаза, она смотрела в блокнот, лежавший у нее на коленях.
      - Вы распорядились, чтобы мистера Хикса обследовали всего два психиатра.
      - Его умственная неполноценность была очевидной, мисс Гейтер.
      - В этом я не сомневаюсь.
      - Он же считался, как бы помягче выразиться, городским юродивым. Не хочу показаться жестоким, но ведь так оно и было. Его просто терпели. Люди видели его, но не замечали, - надеюсь, вы меня понимаете. Своего рода принадлежность городского пейзажа, безобидная...
      - Безобидная?
      Судья снова готов был откусить себе язык.
      - До той ночи, когда он убил вашу мать.
      - Никакой суд присяжных не признал его виновным в этом, судья Уоллес.
      Раздосадованный, он облизнул губы.
      - Да, конечно. - Он пытался избежать ее спокойного взгляда и собраться с мыслями. - Я счел, что в данном случае достаточно заключений двух психиатров.
      - Я без сомнения согласилась бы с вами, если бы заключения не были столь различными.
      - Или же если бы жертвой преступления не оказалась ваша мать, - сделал выпад судья.
      - Это замечание я пропускаю, судья Уоллес, - сердито бросила она.
      - Но разве не из-за этого весь сыр-бор? Или вы по какой-то неизвестной мне причине сомневаетесь в моей порядочности и хотите опротестовать решение, которое я вынес двадцать пять лет назад?
      - Но если вам нечего скрывать, у вас нет и повода думать, что я подорву вашу безупречную служебную репутацию всего-навсего тем, что задам несколько вопросов. Так ведь?
      - Продолжайте, - сухо сказал он.
      - Два назначенных судом психиатра разошлись во мнениях относительно психического состояния мистера Хикса в ту ночь, когда была убита моя мать. Это первое, что озадачило и заинтересовало меня. Обратив внимание окружного прокурора Харпера на это обстоятельство, я получила его согласие на доследование.
      Один из психиатров считал, что Хикс не способен на насильственное действие. Второй же утверждал, что способен. Отчего вы не попытались получить третье заключение, которое разрешило бы спор?
      - В нем не было необходимости.
      - Не могу с этим согласиться. - Она помолчала, потом исподлобья взглянула на него. - Вы регулярно играли в гольф с врачом, мнение которого легло в основу судебного решения. А второй психиатр вообще не из вашего города. Он первый и единственный раз был приглашен Пурселлским судом в качестве эксперта.
      Судья Уоллес побагровел от возмущения.
      - Раз вы сомневаетесь в моей честности, предлагаю вам навести справки прямо у этих врачей, мисс Гейтер.
      - Я попыталась. К несчастью, оба уже скончались. - Она холодно смотрела в его откровенно враждебное лицо. - Тем не менее я справилась у врача, лечившего мистера Хикса последним. Он утверждает, что наказан был невиновный, и у меня есть тому официальное письменное подтверждение.
      - Мисс Гейтер! - Судья приподнялся в кресле и хлопнул ладонью по столу. Он был зол, но одновременно чувствовал себя раздетым и уязвимым.
      Легкий стук в дверь раздался как нельзя кстати.
      - Да?
      Неторопливо вошел шериф Ламберт.
      - Рид! - Алекс не удивилась бы, если бы судья побежал через весь зал и обнял шерифа. Казалось, он обрадовался ему. - Входите.
      - Миссис Липском не велела мешать вам, но, когда она сказала, кто у вас здесь, я убедил ее, что могу пригодиться.
      - Кому же? - язвительно спросила Алекс.
      Ленивой походкой Рид подошел к стоявшему возле нее креслу и опустился в него. Дерзкие зеленые глаза скользнули по ней.
      - Любому, кому понадобится помощь.
      Алекс решила пропустить это двусмысленное замечание мимо ушей, надеясь, в свою очередь, что он не заметит, как краска заливает ее лицо. Она сосредоточила свое внимание на судье.
      - Мисс Гейтер полюбопытствовала, почему я принял решение о неподсудности мистера Хикса. Поскольку она не была с ним знакома, ей трудно представить себе, сколь точно он отвечал требованиям неподсудности по причине психической невменяемости, а именно - он не способен был понять выдвинутые против него обвинения и своими показаниями облегчить собственную защиту.
      - Благодарю вас, судья, - сказала она, кипя от злости, - но мне эти требования известны. Зато мне неизвестно, почему вы столь поспешно вынесли свое решение.
      - Не видел необходимости откладывать дело, - ответил судья, испытывая заметное облегчение от присутствия Рида. - Я ведь уже говорил вам, что большинство горожан лишь терпели Хикса, не более. Ваша мать, надо отдать ей должное, была к нему добра. Вот Придурок Бад и прилепился к ней самым трогательным образом. Уверен, что он ей частенько досаждал, таскаясь за ней повсюду, как собачонка. Правда, Рид?
      Шериф кивнул:
      - Седина никому не позволяла его дразнить. Он, бывало, делал ей подарки, ну, знаете, мескитские бобы, камешки - что-то в этом роде. А она всегда благодарила его так, словно он одаривал ее королевскими сокровищами.
      - Придурок Бад, надо полагать, принял ее доброту за более глубокое чувство, - сказал судья Уоллес. - В тот вечер он пошел за ней в конюшню и, гм, попытался навязать ей свое ухаживание.
      - Изнасиловать ее? - напрямик спросила Алекс.
      - Ну да, - сконфузившись, подтвердил судья. - А когда она оказала сопротивление, он не мог смириться с отказом и...
      - Ударил ее ножом тридцать раз, - закончила Алекс.
      - Вы вынуждаете меня быть бесчувственным, мисс Гейтер. - Судья укоризненно посмотрел на нее.
      Алекс положила ногу на ногу. Легкое шуршание ее чулок привлекло внимание шерифа. Она видела, что он глядит на подол ее юбки, но постаралась не отвлекаться и продолжала расспросы нервничавшего судьи.
      - Итак, если я вас правильно поняла, вы утверждаете, что убийство не было преднамеренным, а совершено в состоянии аффекта?
      - Как вы сами заметили, это всего лишь предположение.
      - Хорошо. Чтобы проверить наши доводы, допустим, что так оно и было на самом деле. Если Бад Хикс действовал под влиянием крайнего раздражения, оскорбленного чувства, неукротимого вожделения - неужели он не схватил бы вилы, грабли или еще что-нибудь, что было под рукой? С чего это у него вдруг оказался скальпель, если Хикс, входя в конюшню, не собирался убивать Седину?
      - Все очень просто, - сказал Рид. Алекс внимательно посмотрела на него. В тот день ожеребилась кобыла. Роды были трудные. Пришлось звать на помощь ветеринара.
      - И что? Понадобилось рассекать промежность? - спросила ока.
      - В конце концов обошлось. Нам удалось вытащить жеребенка. Но доктор Коллинз тоже был там, вместе со своим саквояжем. Скальпель мог выпасть из сумки. Я, разумеется, лишь строю догадки, но логично предположить, что Придурок Бад заметил его и подобрал.
      - Не очень-то обоснованное предположение, шериф.
      - Не такое уж необоснованное. Как я вам уже рассказывал, Придурок Бад собирал всякий металлический хлам.
      - Он прав, мисс Гейтер, - поспешил вставить судья Уоллес. - Спросите кого хотите. Блестящая вещица, вроде хирургического ножа, привлекла бы его внимание, как только он вошел в конюшню.
      - А он был в тот день в конюшне? - спросила она Рида.
      - Был. Весь день приходили и уходили разные люди. Среди них и Придурок Бад.
      Алекс благоразумно решила отступить для перегруппировки сил. Обратившись к судье, она холодно и веско обронила:
      "Благодарю вас" - и вышла из зала. Шериф вышел вслед за ней. Как только дверь приемной за ними закрылась, Алекс повернулась к нему.
      - Я буду вам очень признательна, если отныне вы перестанете подсказывать тем, кого я допрашиваю.
      - А я разве подсказывал? - с невинным видом спросил Рид.
      - Еще как. Вы и сами, черт возьми, прекрасно это знаете. В жизни не слыхала столь неубедительного, из пальца высосанного толкования обстоятельств убийства. А любого адвоката, попытавшегося таким образом защищать своего подопечного, я бы съела живьем.
      - Гм, забавно.
      - Забавно?
      - Ну да. - Дерзкий насмешливый взгляд вновь скользнул по ее фигуре. - Я как раз подумал, что вас было бы неплохо съесть.
      Она почувствовала, как кровь прилила к голове, и с возмущением сказала:
      - Вы что же, не принимаете меня всерьез, мистер Ламберт?
      Его наглость испарилась вместе с двусмысленной ухмылкой.
      - Я вас чертовски серьезно воспринимаю, госпожа прокурор, - прошипел он.
      Глава 5
      - Успокойся, Джо.
      Ангус Минтон почти лежал в красном кожаном кресле с откидной спинкой. Он обожал это кресло. Зато Сара-Джо, его жена, ненавидела.
      Заметив на пороге кабинета Джуниора, Минтон жестом пригласил сына войти. Прикрыв рукой трубку радиотелефона, он прошептал:
      - У Джо Уоллеса все поджилки трясутся. Брось, Джо, ты спешишь с выводами и волнуешься по пустякам, - сказал он в трубку. - Она просто делает то, что, как она полагает, входит в ее обязанности. В конце-то концов, убили ведь ее матушку. А теперь, кончив юридический и получив пост прокурора - это тебе не просто так, - она пошла на всех войной. Ты же знаешь современных деловых женщин.
      Он помолчал, слушая собеседника. Потом отнюдь не ласково повторил:
      - Какого черта, Джо, успокойся же, слышишь? Помалкивай себе, и все само собой уляжется. Предоставь Селинину дочку мне, вернее, нам, - сказал он, подмигнув Джуниору. - Через недельку-другую она, поджав хвост, потопает на своих длинных красивых ножках обратно в Остин и доложит своему начальнику, что все ее усилия пошли прахом. Мы получим разрешение на открытие ипподрома, его в срок построят, ты уйдешь в отставку с безупречным послужным списком, и через год в это же время мы с бокалами в руках вспомним все это, выпьем и посмеемся.
      Попрощавшись, он швырнул телефон на край стола.
      - Господи, вот пессимист так пессимист. Его послушать - Селинина дочь уже накинула веревку на его тощую шею и хорошенько затянула петлю. Принеси-ка мне пива, ладно?
      - Там, в вестибюле, Клейстер, ждет, что ты его примешь.
      От этой новости мрачное настроение Ангуса ничуть не улучшилось.
      - Принесла нелегкая. Впрочем, что сейчас, что потом - какая разница. Сходи за ним.
      - Ты все же будь полегче с Клейстером. Он и так дрожит как овечий хвост.
      - Сам виноват, так ему и надо, - пробурчал Ангус. Джуниор вернулся через несколько секунд. За ним, волоча ноги, брел Клейстер Хикам. Покаянно потупившись, он мял в руках потрепанную ковбойскую шляпу. Прозвище "Клейстер" он приобрел, выпив на спор целую бутыль клея "Элмерс". Его настоящее имя давным-давно забыли. Клейстер, видимо, совершил свой подвиг еще где-то в начальной школе, во всяком случае, он бросил курс наук, не доучившись и до девятого класса.
      В течение нескольких лет он разъезжал с ковбоями, выступал в состязаниях родео, но без особого успеха. Если он и получал призы, то очень скромные, они быстро уходили на выпивку, азартные игры и женщин. Получив работу на ранчо у Минтонов, он впервые попытался зарабатывать на жизнь трудом, и попытка эта затянулась почти на тридцать лет, несказанно всех удивив. Обычно Ангус терпеливо сносил периодические запои Клейстера. Но в этот раз батрак перешел все границы.
      В течение нескольких минут, которые показались ему вечностью, Клейстер стоял и молча потел под взглядом Ангуса, пока тот не рявкнул:
      - Ну?
      - Анг... Ангус, - заканючил старый ковбой. - Знаю я, что ты хочешь сказать. Я делов наделал - по шейку, но я, ей-богу же, не нарочно. Знаешь, говорят: в темноте, мол, все кошки серы, да? И с лошадьми - вот чтоб мне провалиться - все в точности так же. Тем более если ты принял пинту и в брюхе булькают "Четыре розы".
      Он ухмыльнулся, обнажив остатки черных гнилых зубов. Но Ангус и не думал веселиться.
      - Ошибаешься, Клейстер. Я скажу совсем не это. А скажу я вот что: ты уволен.
      Джуниор вскочил с кожаного диванчика.
      - Отец!
      Ангус суровым взглядом подавил его попытку вмешаться в разговор.
      Клейстер побледнел.
      - Ты ж это не всерьез, а, Ангус? Я ведь здесь без малого тридцать лет.
      - Получишь компенсацию за увольнение - это больше, черт побери, чем ты заслуживаешь.
      - Но... Но ведь...
      - Ты запустил жеребца в загон с десятком молодых горячих кобылок. Что, если б он какую из них покрыл? Та, из Аргентины, ведь тоже там была. Ты хоть представляешь, сколько стоит эта лошадка? Больше полумиллиона. Если бы тот ярый конек ее повредил или ожеребил... - Ангус возмущенно фыркнул. - Бог ты мой, страшно подумать, в какую бы ты нас впутал историю. Не заметь один из конюхов твоей промашки, нагрел бы ты меня на миллионы, да и репутация нашего ранчо пошла бы прахом.
      Клейстер с трудом проглотил стоявший в горле ком.
      - Последний раз, Ангус. Клянусь.
      - Это я уже слыхал. Собирай свое барахло, а в пятницу зайдешь в контору. Я скажу бухгалтеру, пусть выпишет тебе чек.
      - Ангус...
      - Прощай, и счастливо тебе, Клейстер.
      Старый ковбой жалобно поглядел на Джуниора, зная заранее, что помощи оттуда ждать не приходится. Минтон-младший упорно смотрел в пол. Наконец Клейстер побрел к выходу, оставляя за собой грязные следы.
      Услышав, что хлопнула парадная дверь, Джуниор встал и направился к встроенному в стену холодильнику.
      - Не знал я, что ты решил его уволить, - с обидой произнес он.
      - А почему это ты должен был знать? Сын протянул отцу бутылку пива и откупорил вторую - для себя.
      - Разве необходимо его увольнять? Неужто нельзя было просто наорать на него, лишить кое-каких обязанностей, урезать зарплату? Господи, папа, ну куда такой старик теперь денется?
      - Вот о чем ему стоило подумать до того, как запускать жеребчика в общий загон. Ладно, хватит об этом. Мне и самому тошно. Он же тут работает с незапамятных времен.
      - Ну подумаешь, ошибся человек.
      - Хуже: его на этом застукали! - взревел Ангус. - Если ты намерен тоже стать хозяином ранчо и концерна, сопли разводить нечего. Наше дело, знаешь ли, не из одних удовольствий состоит. Тут мало угощать клиентов изысканными обедами да любезничать с их женами и дочками. - Ангус сделал большой глоток пива. - А теперь поговорим о Селининой дочери.
      Примирившись с мыслью, что Клейстер понесет жестокое, хотя и чрезмерное, как ему казалось, наказание, Джуниор опустился в мягкое кресло и глотнул из своей бутылки.
      - Значит, она ходила к Джо, да?
      - Да, и, заметь, времени зря не теряла. Джо перетрусил чертовски. Боится, что его незапятнанная судейская карьера пойдет псу под хвост.
      - А что Александра от него хотела?
      - Задавала вопросы о том, почему он ускорил слушание о неподсудности Придурка Бала. Рид пришел Джо на помощь - очень умно с его стороны.
      - Рид пришел?
      - Он-то ушами никогда не хлопает, верно? - Ангус стянул сапоги и повесил их на подлокотник своего кресла. Они с глухим стуком упали на пол. Ангус страдал подагрой, и большой палец на ноге причинял ему боль. Он стал массировать палец, задумчиво поглядывая на сына.
      - Что ты думаешь об этой девице?
      - Я склонен согласиться с Джо. Она опасна. Считает, что кто-то из нас убил Селину, и полна решимости выяснить, кто же именно.
      - У меня тоже такое впечатление.
      - Никаких улик против нас у нее, разумеется, нет.
      - Разумеется.
      Джуниор бросил настороженный взгляд на отца.
      - Она умна.
      - Как бестия.
      - И с внешностью полный порядок. Отец с сыном понимающе хмыкнули.
      - Да, хороша, - проронил Ангус. - Но ведь и мать была недурна.
      Улыбка медленно сползла с лица Джуниора.
      - Да уж.
      - Все еще тоскуешь по ней? - Ангус внимательно посмотрел на сына.
      - Иногда. Ангус вздохнул.
      - Конечно, если теряешь такого близкого друга, боль, должно быть, проходит не скоро. Ты же все-таки человек. Но я считаю, глупо до сих пор оплакивать женщину, которая столько лет в могиле.
      - Ну, оплакиванием это вряд ли можно назвать, - возразил Джуниор. - С того дня, когда я понял принцип действия этого прибора, - сказал он, поглаживая ширинку, - подолгу он у меня не простаивал.
      - Да я не о том говорю, - Антус нахмурился. - Найти бабу, чтобы спать с ней, - дело нехитрое. Я говорю о твоей жизни. Пора посвятить себя чему-то. После смерти Седины ты долго был сам не свой. Далеко не сразу пришел в себя. Ладно, это можно понять.
      Он оттолкнул скамеечку для ног от кресла, выпрямился и ткнул широким толстым пальцем в Джуниора.
      - Но ты, парень, чересчур это дело затянул, полный ход так с тех пор и не развил. Посмотри на Рида. Он тоже тяжело переживал смерть Селины, но оклемался же.
      - Откуда ты знаешь, что оклемался?
      - А ты видел, чтобы он хандрил?
      - Однако трижды женился я, а не Рид.
      - Нашел чем гордиться! - рявкнул Ангус, потеряв терпение. - Рид живет толково, делает карьеру.
      - Карьеру? - презрительно фыркнул Джуниор. - Шериф в этом занюханном городишке - тоже мне карьера! Кусок дерьма.
      - А что же, по-твоему, карьера? Перетрахать за свою жизнь всех баб членов городского клуба?
      - Здесь, на ранчо, я тоже не баклуши бью, - возразил сын. - Все утро вел переговоры по телефону с тем скотоводом из Кентукки. Он уже почти готов купить жеребенка, которого кобыла Еще-Чуточку от Хитрого-Малого принесла.
      - Ага, и что же он говорит?
      - Что он серьезно подумывает о покупке.
      Ангус вылез из кресла и одобрительно пророкотал:
      - Отличная новость, дружок. Этот старикан - сукин сын почище многих. Я о нем всякого наслышался. Он кореш Хитреца Ханта. Когда они выигрывают забег, он кормит лошадей черной икрой, выпендривается как может.
      Ангус хлопнул Джуниора по спине и взъерошил ему волосы, словно тому было годика три, а не сорок три.
      - И тем не менее, - Ангус вновь нахмурился, - это лишь подчеркивает, сколько мы потеряем, если комиссия по азартным играм аннулирует нашу лицензию еще до того, как на ней высохнут чернила. Тут достаточно намека на скандал, и нам крышка. Так как же нам быть с Александрой?
      - Что значит - как с ней быть?
      Оберегая большой палец, Ангус осторожно заковылял к холодильнику за новой бутылкой пива.
      - Она ведь по нашему хотению не провалится в тартарары. - Он ловко откупорил бутылку. - На мой взгляд, нам необходимо убедить ее в нашей полной невиновности. Мы - честные граждане. - Он нарочито пожал плечами. - А поскольку мы и есть честные граждане, убедить ее в этом не составит особого труда.
      Джуниор увидел, что отцовская голова уже работает на полную мощность.
      - И каким способом мы это сделаем?
      - Не мы, а ты. Тем самым, которым ты владеешь в совершенстве.
      - А именно?
      - Обольсти ее.
      - Обольстить ее?! - изумился Джуниор. - Мне кажется, она не очень-то подходит для обольщения. Она, я уверен, нас на дух не переносит.
      - Стало быть, это и надо изменить в первую голову. И заняться этим должен ты. Для начала постарайся во что бы то ни стало ей понравиться. Я бы и сам взялся, будь я во всеоружии. - Он озорно улыбнулся сыну. - Как, справишься с таким неприятным заданием?
      Джуниор усмехнулся в ответ.
      - Я чертовски рад, что подвернулась возможность испытать свои силы.
      Глава 6
      Ворота были распахнуты. Алекс въехала на территорию кладбища. Она никогда еще не бывала на материнской могиле, но знала номер участка: нашла его в бумагах, которые разбирала после того, как отправила бабушку в лечебницу.
      Холодное небо неприветливо хмурилось. Солнце зависло на западе над самым горизонтом, как огромный оранжевый диск с каким-то латунным отблеском. Длинные тени от надгробий падали на жухлую траву.
      Посматривая на скромные таблички указателей, Алекс нашла нужный ряд, поставила машину и вышла. Насколько она могла судить, кроме нее, вокруг никого не было. Здесь, на окраине города, ветер, казалось, дул сильнее, а его завывание было более зловещим. Подняв воротник мехового жакета, она направилась к своему участку.
      Хотя она приехала специально, чтобы отыскать могилу, увидеть ее Алекс оказалась не готова. Могила возникла перед нею неожиданно. Первым порывом было отвернуться, как если бы она наткнулась на нечто ужасное, нечто страшное и отвратительное.
      Прямоугольная плита возвышалась над землей не более чем на два фута. Алекс и не заметила бы ее, если бы не выбитое на камне имя матери. Далее шли даты рождения и смерти - больше ничего. Ни эпитафии. Ни непременного "От любящих". Ничего, кроме голых дат.
      При виде этой скудной надписи у Алекс сжалось сердце. Седина была так молода, так хороша, подавала большие надежды - а тут такая безликость!
      Она опустилась на колени возле могилы, которая находилась несколько поодаль от других, на гребне пологого склона. Тело отца Седины было в свое время переправлено из Вьетнама в его родную Западную Вирджинию благодаря любезности армейского командования США. Дедушку Грэма, умершего, когда Седина была еще ребенком, похоронили в его родном городе. Могила Селины казалась особенно одинокой.
      Камень был холодным на ощупь. Алекс обвела пальцем буквы материнского имени, потом положила ладонь на сухую ломкую траву рядом с надгробием, словно надеясь услышать биение сердца.
      Она по наивности вообразила, что каким-то сверхъестественным образом сумеет вступить в общение с матерью, но почувствовала лишь, что руку ей колет щетинка травы.
      - Мама, - прошептала она, как бы пробуя слово на вкус. - Мама. Мамочка.
      Слова казались чужими. Она их никому и никогда не говорила.
      - Она уверяла, что вы узнаете ее по одному только голосу. Вздрогнув, Алекс резко обернулась. Ахнула от испуга, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.
      - Вы меня напугали. Что вы здесь делаете? Джуниор Минтон опустился рядом с ней на колени и положил на могильный камень букет живых цветов. Мгновение он пристально смотрел на надгробие, потом повернул голову и задумчиво улыбнулся.
      - Я позвонил в мотель, но у вас никто не отвечал.
      - Как вы узнали, где я остановилась?
      - В нашем городе все про всех все знают.
      - Но никто не знал, что я поеду на кладбище.
      - Вычислил путем несложного рассуждения: попытался представить себе, куда бы я пошел на вашем месте. Если вам мое общество мешает, я уйду.
      - Нет, ничего. - Алекс оглянулась на имя, высеченное на холодном и сером бесстрастном камне. - Я здесь никогда не была. Бабушка отказывалась возить меня сюда.
      - Бабушка у вас не самый добродушный и уступчивый человек.
      - Да, пожалуй, не самый.
      - Вам в детстве очень не хватало матери?
      - Очень. Особенно когда я пошла в школу и увидела, что в целом классе только у меня нет мамы.
      - Многие дети не живут с матерями.
      - Да, но они знают, что мать у них есть.
      Эту тему ей было трудно обсуждать даже с друзьями и близкими. И уж вовсе не хотелось обсуждать ее с Минтоном-младшим, как бы сочувственно он ни улыбался.
      Она тронула принесенный им букет и растерла лепесток красной розы в холодных пальцах. После камня лепесток на ощупь казался теплым бархатом, но цветом походил на кровь.
      - Вы часто приносите цветы на могилу моей матери, мистер Минтон?
      Он не отвечал, пока она вновь не взглянула на него.
      - В день, когда вы появились на свет, я был в роддоме. Видел вас до того, как вас обмыли. - Он улыбнулся открытой, сердечной, обезоруживающей улыбкой. Вам не кажется, что уже по одной этой причине мы можем обращаться друг к другу по имени?
      Отгородиться от его улыбки было невозможно. От нее и железо бы расплавилось.
      - В таком случае зовите меня Алекс, - улыбаясь в ответ, сказала она.
      Он оценивающе осмотрел ее с ног до головы.
      - Алекс. Мне нравится.
      - Так как же?
      - Что именно? Нравится ли ваше имя?
      - Нет. Часто ли вы приносите сюда цветы?
      - Ах, вот вы о чем. Только по праздникам. Мы с отцом обычно приносим цветы на ее день рождения, на Рождество, на Пасху. Рид тоже носит. А уход за могилой мы оплачиваем вместе.
      - И на то есть причина?
      Он как-то странно взглянул на нее и ответил просто:
      - Мы все любили Седину.
      - Полагаю, кто-то из вас и убил ее, - тихо сказала она.
      - Вы ошибаетесь, Алекс. Я ее не убивал.
      - А ваш отец? Мог он ее убить, как вы думаете? Он отрицательно покачал головой.
      - Он относился к Седине как к дочери. И считал ее дочерью.
      - А Рид Ламберт?
      Он лишь пожал плечами, словно тут и объяснений не требовалось.
      - Рид? Ну, знаете...
      - Что?
      - Рид никогда не смог бы ее убить.
      Алекс плотнее запахнула жакет. Солнце село, холодало с каждой минутой. Когда она заговорила, возле ее губ повисло облачко пара.
      - Сегодня я весь день просидела в библиотеке, читала подшивки местной газеты.
      - И что-нибудь вычитали обо мне?
      - О да, все о том, как вы играли в футбольной команде "Пантеры Пурселла".
      Он засмеялся; ветер трепал его светлые волосы, гораздо светлее, чем у Рида, и более ухоженные.
      - Увлекательное, наверно, чтение.
      - Да уж. Вы с Ридом были капитанами команды.
      - Черт, правда. - Он согнул руку, будто хвастаясь крепкими бицепсами. - Мы считали себя непобедимыми - этакие крутые ребята.
      - В предпоследнем классе мать стала королевой бала на вечере встречи выпускников. Я видела фотографию, где Рид целует ее во время перерыва между таймами.
      Алекс испытала странное чувство, когда разглядывала этот снимок. Раньше она его никогда не видела. Бабушка почему-то не держала его среди других фотографий; возможно, потому, что Рид целовал Седину дерзко, по-настоящему, так, словно имел на нее права.
      Ничуть не смущаясь ликующей толпы на стадионе, он властно обвил руками талию Седины. Голова ее под поцелуем откинулась назад. А он выглядел победителем в своей забрызганной грязью футбольной форме, с видавшим виды шлемом в руке.
      Посмотрев на фотографию несколько минут, Алекс почувствовала этот поцелуй на собственных губах.
      Вернувшись к действительности, она сказала:
      - Вы ведь познакомились с моей матерью и Ридом гораздо позже, не правда ли?
      Вытянув из земли травинку, Джуниор стал крошить ее пальцами.
      - В девятом классе. До тех пор я учился в Далласе в интернате.
      - Сами так решили?
      - Мать решила. Она не желала, чтобы я набрался неподходящих, с ее точки зрения, манер у детей нефтяников и ковбоев, поэтому каждую осень меня отправляли в Даллас. Долгие годы мое воспитание было яблоком раздора между матерью и отцом. Он наконец настоял на своем, заявив, что надо же мне когда-нибудь узнать, что на свете существуют и другие люди, не одни только "бледные маленькие ублюдки" - это я его цитирую - из частных школ. И в ту же осень записал меня в пурселлскую среднюю школу.
      - Как перенесла это ваша мать?
      - Не слишком хорошо. Она была решительно против, но поделать ничего не могла. Там, откуда она родом...
      - Откуда же?
      - Из Кентукки. В свое время ее отец был одним из лучших коневодов в стране. Это он вывел победителя знаменитых скачек "Тройная корона".
      - А как она познакомилась с вашим отцом?
      - Ангус поехал в Кентукки покупать кобылу. А вернулся с кобылой и с моей матерью. Прожив здесь более сорока лет, она до сих пор придерживается традиций семейства Пресли, в том числе - отправлять всех отпрысков в частную школу. А папа не только записал меня в рядовую пурселлскую школу, но еще и настоял, чтобы я играл в футбольной команде. Тренеру эта мысль пришлась не очень-то по душе, но отец купил его, пообещав обеспечить формой всю команду, если он меня возьмет, ну и...
      - Ангус Минтон слов на ветер не бросает.
      - Уж будьте покойны, - засмеялся Джуниор. - Говорить ему "нет" без толку, он его не слышит; так я стал играть в американский футбол. Если бы не отец, я бы и близко к полю не подошел и в первую же тренировку меня изметелили бы до полусмерти. Ребята меня, ясное дело, невзлюбили.
      - За то, что вы самый богатый мальчик в городе?
      - Да, работенка эта нелегкая, но кому-то же ее надо делать, - обаятельно улыбаясь, ответил он. - Во всяком случае, когда я в тот вечер пришел домой, то заявил отцу, что с одинаковой силой ненавижу и пурселлскую среднюю школу, и футбол. Сказал, что мне намного больше нравятся бледные маленькие ублюдки, чем такие громилы, как Рид Ламберт.
      - И что было потом?
      - Мама рыдала до истерики. Отец ругался и неистовствовал. Потом вывел меня во двор и бросал мне мяч до тех пор, пока я, ловя его, не разодрал себе в кровь все руки.
      - Какой ужас!
      - Да нет, что вы. Он же это делал ради меня. Он знал то, чего я знать не мог: здесь вся жизнь - игра; еда, выпивка, сон - все вертится вокруг футбола. Слушайте! - воскликнул он. - Я тут разболтался о пустяках, а вы небось замерзли.
      - Нет.
      - Точно?
      - Да.
      - Хотите уйти?
      - Нет. Хочу, чтобы вы продолжали болтать о пустяках.
      - Это официальный допрос?
      - Это разговор, - довольно резко сказала она, и он ухмыльнулся.
      - Суньте, по крайней мере, руки в карманы. Взяв се ладони, он направил их в карманы ее жакета, сунул поглубже и погладил поверх меха. Алекс возмутил этот интимный жест. Бесцеремонный и в данных обстоятельствах крайне неуместный. Однако, решив не заострять на этом внимание, она сказала:
      - Итак, насколько я понимаю, в команду вы все же вошли.
      - Да, во вторую команду школы, но не выступал ни в едином матче, кроме самого последнего. В районном чемпионате. Он опустил голову и задумчиво улыбнулся.
      - Разрыв был в четыре очка, не в нашу пользу. Обычный гол нас уже бы не спас. До конца тайма оставались считанные секунды. Мяч был у нас, но ситуация на поле была безнадежная, да и лучшие принимающие игроки еще раньше получили травмы.
      - О господи.
      - Я же вам сказал, футбол здесь - дело кровавое. Короче говоря, когда очередную звезду бегом выносили на носилках с поля, тренер поглядел на скамью запасных и выкрикнул мое имя. Я чуть штаны не обмочил.
      - И что же дальше?
      - Я сбросил пончо и побежал к своим; был тайм-аут, они стояли, сбившись в кучу. Из всех игроков только на мне была чистая фуфайка.. А защитник...
      - Рид Ламберт? - Алекс знала это по газетным отчетам.
      - Да, мой кумир, повергавший меня в ужас. Увидев, что иду я, он довольно громко застонал, а потом, когда я сообщил, какую комбинацию предложил мне сыграть тренер, застонал еще громче. И, глядя мне в переносицу, сказал: "Ну, щенок, если я брошу тебе этот чертов мяч, смотри не упусти его, а то хуже будет".
      Джуниор замолчал, погрузившись в воспоминания.
      - Я этого до самой смерти не забуду. Рид диктовал условия.
      - Условия?
      - Нашей дружбы. В тот миг я должен был доказать, что достоин его дружбы, другого случая не представилось бы.
      - Это было так важно?
      - Елки-палки, еще бы! Я уже достаточно долго проучился в той школе и понимал: если я не сумею поладить с Ридом, мне выше дерьмовой "шестерки" сроду не подняться.
      - И вы взяли его пас?
      - Если честно, то "взял" сказать нельзя. Рид послал мяч прямо сюда, - он указал себе на грудь, - между номерами у меня на фуфайке. С тридцати пяти ярдов. Мне ничего не оставалось, как схватить мяч обеими руками и пронести его за линию ворот.
      - И этого оказалось достаточно, верно?
      Он улыбался все шире и наконец расхохотался.
      - Ага. Так оно и началось.
      - Отец ваш был, наверно, в восторге. Джуниор закинул голову и залился смехом.
      - Он перепрыгнул через забор, перемахнул через скамью запасных и выбежал на поле. Подхватил меня на руки и несколько минут носил по полю.
      - А ваша мама?
      - Мама! Да она скорей бы умерла, чем пошла на футбол. Считает его дикостью. - Он фыркнул и стал теребить мочку уха. - В общем-то, она, черт возьми, права. Но мне плевать было, кто что обо мне думает. Главное, в тот вечер мной очень гордился отец.
      Его голубые глаза сияли.
      - Он даже не был знаком с Ридом, но обнял и его, прямо в чем тот был, в грязной футбольной форме. С того вечера они тоже подружились. У Рида вскоре умер отец, и он переехал к нам на ранчо.
      С минуту он молча предавался воспоминаниям. Алекс не стала мешать ему. Наконец Джуниор взглянул на нее и вдруг застыл в удивлении.
      - Господи, до чего же вы сейчас похожи на Седину, - тихо проговорил он. Не столько чертами, сколько выражением лица. Вы так же умеете слушать. - Он протянул руку и дотронулся до ее волос. - Она очень любила слушать. По крайней мере, у ее собеседника складывалось такое впечатление. Могла часами сидеть неподвижно и просто слушать.
      Он убрал руку, хотя ему явно не хотелось ее убирать.
      - Именно это вас сначала в ней и привлекло?
      - Черт, нет, конечно, - он лукаво улыбнулся. - Сначала меня к ней влекло вожделение юнца-девятиклассника. Когда я впервые увидел Селину в школьном вестибюле, у меня даже дыхание перехватило - так она была хороша.
      - И вы стали за ней бегать?
      - Да вы что? Обалдеть я обалдел, но не спятил же.
      - Как, а ваша безумная любовь к ней?
      - Селина в то время принадлежала Риду, - отрезал он. - Тут даже и вопроса не было. - Он встал. - Пойдемте-ка отсюда. Что бы вы там ни говорили, а вы уже окоченели. Да и страшновато здесь в темноте.
      Озадаченная его последним заявлением, Алекс не возражала, когда он помог ей встать. Она повернулась, чтобы стряхнуть сзади с подола сухую траву, и снова посмотрела на букет, лежавший на могиле. Зеленая вощеная бумага, в которую он был обернут, сухо потрескивала и трепетала на свежем ветру.
      - Спасибо за цветы.
      - Пожалуйста.
      - Ценю, что вы помнили о ней все эти годы.
      - Честно сказать, я пришел сюда и с другим, тайным, намерением.
      - Вот как?
      - Ага. - Он взял ее руки в свои. - Чтобы пригласить вас к нам домой выпить рюмочку.
      Глава 7
      Ее уже ждали. Это стало очевидным, как только она переступила порог длинного и громоздкого двухэтажного дома Минтонов. Желая понаблюдать за подозреваемыми в семейной обстановке, она сразу согласилась поехать с Джуниором к ним домой.
      Входя в гостиную, она невольно подумала: а не является ли она сама объектом наблюдений?
      Алекс твердо решила действовать очень осторожно, и первое испытание не заставило себя ждать: через всю комнату шел Ангус, чтобы пожать ей руку.
      - Очень рад, что Джуниор нашел вас и уговорил прийти, - сказал он, помогая ей снять жакет, который потом бросил в руки Джуниору. - Повесь-ка, хорошо?
      Одобрительно глядя на Алекс, Ангус сказал:
      - Я не знал, как вы воспримете наше приглашение. Мы вам рады.
      - А я рада, что пришла.
      - Прекрасно, - сказал он, потирая руки. - Что будете пить?
      - Белого вина, пожалуйста.
      Его голубые глаза светились дружелюбием, но ей они внушали тревогу. Казалось, он видит ее насквозь и от него не укроется ее внутренняя неуверенность, которую она так старательно прятала под маской самостоятельной, знающей себе цену женщины.
      - Белого вина, значит? Гм, вот уж чего я терпеть не могу. С тем же успехом можно пить газировку. Но жена моя тоже его пьет. Она сейчас спустится. Присаживайтесь, Александра.
      - Она предпочитает, чтобы ее звали Алеке, папа, - сказал Джуниор, подходя вслед за отцом к встроенному в стену бару с напитками, чтобы налить себе виски с водой.
      - Алекс, значит, да? - Ангус поднес ей бокал вина. - Что ж, такое имя, по-моему, даме-прокурору к лицу.
      Комплимент был явно двусмысленный. Она ограничилась тем, что сказала "спасибо" и за него, и за вино.
      - И зачем же вы меня пригласили? На мгновение ее прямота привела Минтона-старшего в замешательство, но он ответил столь же прямо:
      - Слишком много воды утекло - ни к чему нам враждовать. Хочу познакомиться с вами поближе.
      - И я затем же пришла, мистер Минтон.
      - Ангус. Зовите меня Ангус. - Он пристально посмотрел на нее. - Отчего вы вдруг решили стать юристом?
      - Чтобы расследовать убийство матери.
      Ответ как-то непроизвольно сорвался у нее с языка, удивив не только Минтонов, но и саму Алекс. До того она никогда не формулировала даже для себя эту цель. Должно быть, Мерл Грэм не только успешно пичкала ее овощами, но и внушала эту мысль.
      Сделав такое публичное признание, она вдруг поняла, что больше всего сомневается в самой себе. Говорила же бабушка Грэм, что в конечном счете именно она, Алекс, несет ответственность за смерть матери. И если ей не удастся доказать обратное, бремя вины останется с нею до конца ее дней. Она приехала в округ Пурселл, чтобы добиться собственного оправдания.
      - Вы говорите без обиняков, - сказал Ангус. - Это мне нравится. Вилять да темнить - только время зря тратить, я считаю.
      - Я тоже, - сказала Алекс, вспомнив, что сроки ее подпирают.
      Ангус откашлялся, - Не замужем? И детей нет?
      - Нет.
      - Почему?
      - Папа! - делая большие глаза, воскликнул Джуниор, смущенный бестактностью отца.
      Но Алекс не обиделась, ей было даже забавно.
      - Да ничего страшного, в общем-то. Вполне обычный вопрос.
      - И каков же будет ответ? - Ангус сделал большой глоток из своей бутылки.
      - Не было ни времени, ни охоты. Ангус неопределенно хмыкнул:
      - А здесь кое у кого слишком много времени, да маловато охоты.
      Он уничтожающе посмотрел на Джуниора.
      - Папа имеет в виду мои неудачные браки, - пояснил тот.
      - Браки? Сколько же их было?
      - Три, - поморщившись, признался Джуниор.
      - И ни одного внука, - проворчал Ангус, похожий на недовольного медведя. Он погрозил сыну пальцем. - И ведь не то чтобы не знает, как получают приплод.
      - Твои манеры, Ангус, как всегда, вызывают сожаление. Все трое одновременно обернулись. В дверях стояла женщина. Алекс уже мысленно представляла себе, какой должна быть жена Ангуса - сильная, самоуверенная, сварливая, - словом, ни в чем ему не уступающая, этакая грубая баба, обожающая ездить верхом, охотиться с гончими, из тех, кто чаще держит в руках арапник, чем щетку для волос.
      Миссис Минтон оказалась полной противоположностью тому образу, который составила себе Алекс. У нее была гибкая фигура, а лицо тонкое, как у дрезденской фарфоровой статуэтки. Седеющие светлые волосы мягкими локонами обрамляли лицо, бледное, как двойная нитка жемчуга, обвивавшая ее шею. Одета она была в лиловато-розовое шерстяное платье с широкой юбкой, которая при ходьбе плавно развевалась вокруг стройных ног. Она вошла и села в кресло рядом с Алекс.
      - Это Алекс Гейтер, дорогая, - сказал Ангус. Если даже его и рассердило замечание жены, он виду не подал. - Алекс, это моя жена, Сара-Джо.
      Сара-Джо Минтон, наклонив голову, официально и холодно произнесла:
      - Очень рада познакомиться, мисс Гейтер.
      - Благодарю вас.
      Бледное лицо Сары-Джо осветилось, а прямые тонкие губы изогнулись в лучезарной улыбке, когда Джуниор без всякой просьбы поднес ей бокал белого вина.
      - Спасибо, мой дорогой.
      Он наклонился и поцеловал мать в подставленную ему гладкую щеку.
      - Прошла головная боль?
      - Не совсем, но я вздремнула, и стало легче. Спасибо за заботу.
      Она погладила его по щеке. Ее молочной белизны рука, отметила Алекс, была на вид хрупкой, как сорванный бурей цветок. Обращаясь к мужу, Сара-Джо сказала:
      - Неужели так необходимо вести разговоры о приплоде в гостиной, а не в хлеву, где они более уместны?
      - В собственном доме я буду говорить, о чем мне заблагорассудится, заявил Ангус, хотя, судя по всему, ничуть на нее не рассердился.
      Джуниор, привыкший, видимо, к их пикировкам, засмеялся и, отойдя от матери, сел на подлокотник кресла, в котором сидела Алекс.
      - Собственно, мы говорили не о приплоде как таковом, мама. Просто папа сокрушался насчет того, что я не в состоянии удержать жену достаточно долго, чтобы она успела принести наследника.
      - Всему свое время: будет подходящая жена, будут и дети. - Она говорила это не только Джуниору, но и Ангусу. Потом, повернувшись к Алекс, спросила:
      - Если я не ослышалась, вы сказали, что пока не замужем, да, мисс Гейтер?
      - Верно.
      - Странно. - Сара-Джо отхлебнула из бокала. - А вот у вашей матери недостатка в поклонниках не было.
      - Но Алекс же не утверждала, что ей недостает поклонников, - уточнил Джуниор. - Она просто разборчива.
      - Да, я выбрала карьеру, а не замужество и семейную жизнь. Во всяком случае, на ближайшее время. - Она сосредоточенно нахмурилась: ей пришла в голову неожиданная мысль. - А моя мать проявляла когда-нибудь интерес к какой-либо профессии?
      - Я, по крайней мере, ничего такого от нее не слышал, - сказал Джуниор, хотя, надо полагать, все девочки в нашем классе в разное время мечтали играть героинь в фильмах, где снимался Уоррен Бейти.
      - Она так рано меня родила, - с едва заметным сожалением сказала Алекс. Быть может, ранний брак и рождение ребенка помешали ей выбрать профессию.
      Осторожно, одним пальцем Джуниор приподнял ее подбородок, и глаза их встретились.
      - Седина сама сделала свой выбор.
      - Спасибо, что сказали, мне об этом. Он опустил руку.
      - Я никогда, не слышал, чтобы она хотела стать кем-нибудь, кроме как женой и матерью. Я помню тот день, когда мы именно об этом и говорили. Ты тоже, наверно, помнишь, папа. Стояло лето и такая жара, что ты дал Риду денек отдохнуть после того, как он вычистил конюшни, И мы втроем решили устроить пикник возле старого пруда, помнишь?
      - Нет. - Ангус встал и пошел за новой бутылкой пива.
      - А я помню, - мечтательно произнес Джушюр, - да так ясно, словно это было вчера. Расстелили, под мескитовыми деревьями одеяло. Лупе дала нам с собой домашнего тамаде <Мексиканское блюдо из кукурузы с мясом и перцем.>. Наевшись, мы растянулись там, глядя сквозь ветви в небо. Селина лежала между нами. Мескитовые деревья почти не давали тени. От солнца и сытости нас клонило в сон.
      Мы смотрели, как кружат над чем-то канюки, и говорили: надо бы узнать, что там за падаль, да лень было вставать. Лежали, болтали, знаете, кто кем станет, когда вырастет. Я сказал, что хочу стать ловеласом международного масштаба. Рид заявил, что в таком случае он скупит акции компании, производящей презервативы, и разбогатеет. Ему-де все равно, кем стать, главное разбогатеть. А Селина хотела стать женой, и только. - Он помолчал, опустив глаза. - Женой Рида.
      Алекс вздрогнула.
      - Легок на помине, - сказал Ангус. - По-моему, это голос Рида.
      Глава 8
      Лупе, экономка Минтонов, провела Рида в гостиную. Обернувшись, Алекс увидела его в дверях. Она все еще была под впечатлением ошеломительного признания Джуниора.
      От бабушки Грэм Алекс слышала, что Рид и Седина были в школе друг в друга влюблены. Это подтверждала и фотография, на которой он вручал ей корону королевы школьного бала. Но Алекс не знала, что ее мать хотела выйти за него замуж. И то, как она этим потрясена, было написано у нее на лице.
      Рид обвел взглядом гостиную.
      - Как вы тут уютно устроились.
      - Привет, Рид, - сказал Джуниор, не вставая с подлокотника кресла, в котором сидела Алекс, но теперь ей почему-то казалось, что он расположился чересчур близко, и это выглядело фамильярно. - Что это ты вылез из дому? Выпить захотелось?
      - Давай заходи, - махнул ему рукой Ангус. Сара-Джо не обратила на него никакого внимания, словно его и не было. Это озадачило Алекс: ведь когда-то Рид жил с ними как член семьи.
      Ламберт положил куртку и шляпу на кресло и направился к бару за стаканом, который Ангус ему уже наполнил.
      - Зашел узнать насчет моей кобылки. Как она?
      - Прекрасно, - ответил Ангус.
      - Это хорошо.
      Наступило натянутое молчание, каждый сосредоточенно разглядывал содержимое своего бокала. Наконец Ангус сказал:
      - Тебя что-то еще заботит, Рид?
      - Он пришел предостеречь вас, чтобы вы были поосторожнее в разговорах со мной, - сказала Алекс. - Сегодня он так же предупредил судью Уоллеса.
      - Когда вопрос задается непосредственно мне, я на него сам и отвечаю, госпожа прокурор, - раздраженно заметил Ламберт.
      Запрокинув голову, он осушил бокал и поставил его на стол.
      - Ладно, увидимся. Спасибо за выпивку.
      Громко топая, он зашагал к двери, захватив с кресла шляпу и куртку.
      Удивительно, но первой, после того как Рид хлопнул парадной дверью, заговорила Сара-Джо:
      - Я смотрю, манеры у него ничуть не изменились к лучшему.
      - Ты же знаешь Рида, мама, - обронил Джуниор, пожимая плечами. - Налить тебе еще вина?
      - Да, пожалуйста.
      - Давайте все выпьем, - сказал Ангус. - Я намерен переговорить с Алекс наедине. Если хотите, - обратился он к ней, - возьмите бокал с собой.
      Она не успела оглянуться, как он помог ей встать с кресла и вывел из комнаты. В коридоре она осмотрелась.
      Стены были оклеены красными ворсистыми обоями, всюду висели оправленные в рамки фотографии скаковых лошадок. Над головой грозно нависала массивная люстра. Мебель была темная и громоздкая.
      - Как, нравится мой дом? - спросил Ангус, видя, что она замешкалась, оглядываясь вокруг.
      - Очень, - солгала она.
      - Я сам его спроектировал и построил, когда сын был еще в колыбели.
      Алекс и без пояснений поняла, что Ангус не только сам построил, но и обставил дом. Вкус жены в нем совершенно не чувствовался. Вне всякого сомнения, Сара-Джо одобрила его лишь потому, что у нее не было другого выбора.
      Дом был чудовищно уродлив, но непростительно плохой вкус, с которым он был сделан, придавал ему своеобразное обаяние, свойственное и Ангусу.
      - Пока дом строился, мы с Сарой-Джо жили в будке путевого обходчика. В той проклятущей хибаре стены были такие, что улицу видно. Зимой замерзали чуть не насмерть, а летом просыпались под слоем пыли толщиной в целый дюйм.
      Жена Ангуса с первого взгляда не понравилась Алекс. Она показалась ей женщиной взбалмошной, занятой лишь собственной персоной. Тем не менее Алекс посочувствовала молоденькой Саре-Джо: ее, словно редкий цветок, вырвали из благодатной, окультуренной почвы и посадили в разительно иные, столь неблагоприятные условия, что она завяла. Да и как она могла приспособиться к здешней жизни? Для Алекс было загадкой, с чего это супруги решили, что Сара-Джо здесь приживется.
      Ангус первым прошел в обшитый деревом кабинет, где еще сильнее, чем в других уголках дома, ощущалась натура хозяина. Со стен покорно смотрели вдаль карими глазами лось и олень. Остальное место на стенах заполняли фотографии скаковых лошадей; на попоне у каждой красовались цвета Минтона; кони были сняты на разных ипподромах страны, но неизменно в круге для победителей. Здесь висели и сравнительно недавние фотографии, и сделанные десятки лет назад. Несколько стендов в комнате были заполнены всевозможным огнестрельным оружием. В углу на флагштоке высился государственный флаг. Под карикатурой в рамочке виднелась надпись: "Пусть я бреду по долине Смерти, но сил зла я не боюсь.., все равно большего сукина сына в этой долине не сыскать".
      Как только они вошли в кабинет, Ангус ткнул пальцем в угол.
      - Идемте туда. Я хочу вам кое-что показать. Вслед за ним она подошла к столу, покрытому чем-то вроде обычной простыни. Ангус снял ее.
      - Бог ты мой!
      Это был макет ипподрома. Причем необычайно подробный - вплоть до разноцветных трибун, передвижных боксов и косых полос на автомобильной стоянке.
      - "Бега Пурселла", - хвастливо провозгласил Ангус, гордо выпятив грудь, будто молодой отец, у которого родился первенец. - Я понимаю, Алекс, вы делаете то, что считаете своим долгом. Я это только уважаю. - Вдруг лицо его угрожающе потемнело. - Но вам и невдомек, сколь многое в городе зависит от успеха нашего дела.
      Словно обороняясь, Алекс скрестила руки на груди.
      - Так объясните.
      Большего и не требовалось. Ангус принялся пространно рассказывать, какие именно бега он намерен построить. Без излишней расчетливости, без скупердяйства. Первоклассное сооружение, от конюшен до дамских комнат.
      - Наш ипподром будет единственным настоящим на всей территории между Далласом, Фортом Уорт и Эль-Пасо, да и еще миль на триста от них. К нам будут охотно приезжать туристы. Предвижу, что лет через двадцать Пурселл станет вторым Лас-Вегасом, возникшим посреди пустыни, как нефтяной фонтан.
      - Не слишком ли радужная получилась картина? - недоверчиво спросила Алекс.
      - Разве что самую малость. Но ведь так же сомневались, когда я начал строить этот дом. То же самое твердили, когда я закладывал беговую дорожку и крытый бассейн для лошадей. Но на меня скептицизм не действует. Если хочешь добиться крупных успехов, надо и мечтать по-крупному. Помяните мое слово, для большей выразительности пристукивал кулаком в такт речи, - если мы получим разрешение на постройку ипподрома, Пурселл преобразится!
      - Но это ведь не всем придется по вкусу, а? Быть может, кое-кто предпочел бы, чтобы городок остался таким, как есть. Ангус упрямо покачал головой.
      - Несколько лет назад город наш процветал.
      - Нефть?
      - Так точно. Одних банков было десять. Десять. Больше, чем в любом другом городке того же размера. Лавочники прямо с ног сбивались. Торговля недвижимостью шла на "ура". Преуспевали все. - Он замолчал, переводя дух. Хотите что-нибудь выпить? Пива? Кока-колы?
      - Нет, спасибо, ничего не надо.
      Ангус вынул из холодильника бутылку пива, открыл ее и сделал большой глоток.
      - А потом нефтяной рынок лопнул, - продолжал он. - И мы сказали себе, что это явление временное.
      - А вас крах нефтяного рынка сильно задел?
      - У меня прилично вложено в несколько скважин и в компании по добыче природного газа. Но я, слава богу, никогда не вкладывал больше, чем могу себе позволить потерять. Ради нефтяной скважины я еще ни разу не закрыл ни одного своего предприятия.
      - И все-таки понижение цен на нефть нанесло вам, вероятно, немалый финансовый урон. Неужели вы тогда не расстроились?
      Он отрицательно покачал головой.
      - Сколько раз я богател и разорялся - столько у вас, барышня, и годков не наберется. Черт, подумаешь, дело какое: обанкротиться. Богатеть, конечно, приятнее, но остаться без гроша гораздо увлекательнее. Туг уж хочешь не хочешь приходится пошевеливаться. Правда, Сара-Джо, - сказал он, задумчиво вздохнув, - со мной, ясное дело, не согласна. Она чувствует себя куда надежнее, когда денежки пылятся в сейфе; это ей больше по вкусу. Я в жизни не притронулся к ее деньгам, да и к наследству сына. Слово ей дал, что не трону.
      Разговор о наследстве был для Алекс совершенно чужд. Даже мысль о нем была ей недоступна. Они с бабушкой жили на зарплату, которую та получала в телефонной компании, а потом, когда Мерл ушла с работы, - на ее пенсию. Отметки у Алекс были всегда хорошие, поэтому она получала в Техасском университете стипендию; а после занятий подрабатывала себе на одежду и еду, чтобы бабушка не жаловалась, будто на ней лежат и эти расходы.
      На юридическом факультете она получала за отличную учебу дополнительные пособия. Работая в государственном учреждении, на роскошь рассчитывать не приходилось. Она выдержала многонедельную битву с собственной совестью, прежде чем решилась купить себе меховой жакет в награду за то, что ее приняли в коллегию адвокатов. Такие траты она себе почти никогда не позволяла.
      - И у вас достаточно капитала, чтобы финансировать строительство? спросила Алекс, возвращаясь к теме разговора.
      - Не у меня лично.
      - У "Минтон Энтерпрайзес"?
      - Не только. Мы образовали группу, где вкладчиками выступают и отдельные лица, и предприятия - те, кто рассчитывает получать от ипподрома доход.
      Жестом пригласив ее сесть, он опустился в красное кожаное кресло с откидывающейся спинкой.
      - Во время нефтяного бума все почувствовали вкус к богатству. И теперь снова жаждут его.
      - Не очень-то это лестная характеристика для жителей Пурселла: стая ненасытных плотоядных зверей, готовых пожрать доход от бегов.
      - Вовсе не ненасытных, - сказал Ангус. - Все получат свою долю, от крупных вкладчиков до владельца бензоколонки самообслуживания на ближайшем углу. И речь не просто о прибыли отдельных лиц. Подумайте, сколько школ, больниц и прочих общественно значимых заведений сможет построить город на свою растущую прибыль. - Подавшись вперед, он сжал кулак, будто ухватился за что-то. - Вот почему так важен этот чертов ипподром. Он поможет Пурселлу снова встать на ноги, и даже больше того. - Его голубые глаза сияли убежденностью и энтузиазмом. - Ну, что скажете?
      - Я же не идиотка, мистер Минтон, то есть Ангус, - поправилась она. - Я прекрасно понимаю, какое значение будет иметь ипподром для экономического положения в округе.
      - Тогда почему бы вам не прекратить это нелепое расследование?
      - Я его нелепым не считаю, - отрезала она. Не сводя с нее глаз, он рассеянно почесал щеку. - Как вы могли подумать, что я способен убить вашу маму? Она была одним из самых близких друзей сына. Приходила к нам каждый день по несколько раз. После замужества пореже, но до того - уж точно. Да я бы пальцем ее не смог тронуть.
      Алекс очень хотелось ему верить. Хотя он и был в числе подозреваемых, он все равно вызывал у нее искреннее восхищение. Судя по тому, что она узнала из прочитанных газет и из разговора с Ангусом, он построил свою империю, начав с нуля.
      Даже его неотесанность была по-своему привлекательной. Он обладал даром убеждения. Но ей нельзя было поддаваться магнетизму этой колоритной личности. Как ни сильно она восхищалась Ангусом, гораздо важнее было узнать, каким образом она, невинное дитя, подтолкнула кого-то к убийству собственной матери.
      - Я не могу прекратить расследование, - сказала она. - Даже если б я того захотела, ведь Пат Частейн...
      - Слушайте, - резко перебил ее Ангус, - да вы просто похлопайте своими большими ясными голубыми глазками, скажите, что, мол, ошиблись немного, - и завтра, я гарантирую, он даже не вспомнит, зачем вы сюда приехали.
      - Не стану я...
      - Ладно, предоставьте Пата мне.
      - Ангус, - она повысила голос, - я ведь не о том говорю. Видя, что он готов ее выслушать, она продолжала:
      - Так же как вы убеждены в выгодах ипподрома, я убеждена, что дело об убийстве моей матери велось не правильно. И намерена это исправить.
      - Даже если это поставит под удар будущее целого города?
      - Бросьте, - возмутилась она. - Вас послушать, так я у голодающих детей кусок хлеба отнимаю.
      - До этого пока не дошло, но тем не менее...
      - На карту поставлено и мое будущее. Я не смогу спокойно жить, пока дело не будет решено так, как я считаю правильным.
      - Да, но...
      - Эй, объявляется тайм-аут. - Дверь внезапно открылась, и в комнату заглянул Джуниор. - Алекс, мне в голову пришла отличная мысль. А не остаться ли вам поужинать у нас?
      - Черт бы тебя побрал, сын! - загремел Ангус и стукнул кулаком по подлокотнику. - Где тебе понять, что такое деловая беседа, - у тебя же шило в заднице. Мы с Алекс ведем серьезный разговор. В другой раз не смей соваться, когда я с кем-то беседую. Сам мог бы сообразить.
      Было заметно, как Джуниор проглотил ком в горле.
      - Я не знал, что у вас такой серьезный и такой секретный разговор.
      - А надо было бы, черт побери, знать. Бог ты мой, мы же...
      - пожалуйста, Ангус, не надо, все в порядке, - поспешила вмешаться Алекс. - И очень хорошо, что Джуниор нас прервал. Я только сейчас увидела, что уже поздно. Мне пора идти.
      Ей невыносимо было смотреть, как отец устраивает головомойку взрослому сыну, да еще в присутствии гостьи. Ей было неловко за них обоих.
      Обычно Ангус был, что называется, славным стариканом. Но не всегда. Если ему перечили, он мгновенно взрывался. И Алекс только что убедилась, что запал у него короток и что вспыхивает он от малейшей искры.
      - Я вас провожу, - глухим голосом предложил Джуниор. Она попрощалась с Ангусом за руку..
      - Спасибо, что показали мне макет. Ваши объяснения не поколебали моих намерений, зато многое прояснили. Буду иметь это в виду, расследуя дело.
      - Вы можете нам доверять, понимаете? Мы не убийцы. Джуниор проводил ее к выходу. Когда он подавал ей меховой жакет, она обернулась к нему.
      - Мы еще увидимся, да, Джуниор?
      - Очень надеюсь.
      Он наклонился и поцеловал ей руку, потом повернул ее ладонью кверху и опять поцеловал. Алекс быстро отняла руку.
      - Вы так с каждой встречной женщиной заигрываете?
      - Почти с каждой. - Он сверкнул улыбкой, в которой не было и тени раскаяния. - Как, действует на вас?
      - Ничуть.
      Он ухмыльнулся, давая ей понять, что он в этом не убежден и знает, что и она не убеждена тоже. Пробормотав еще раз "спокойной ночи", она отъехала от крыльца.
      В машине было холодно. Алекс дрожала в своем жакете. Направляясь к шоссе, она заметила постройки, стоявшие вдоль частной дороги Минтонов. Это были по преимуществу конюшни. В одной светился слабый огонек. Возле двери стоял "Блейзер" Рида. Повинуясь порыву, Алекс подъехала, поставила машину рядом и вышла.
      ***
      Спальня Сары-Джо в ее техасском доме в точности повторяла с детства привычную ей спальню в Кентукки, вплоть до шелковых шнуров на портьерах. Когда дом был построен, она разрешила Ангусу обставить комнаты по своему вкусу массивной темной мебелью с обивкой из красной кожи и развесить свои охотничьи трофеи, но категорически воспротивилась, чтобы этим отвратительным стилем первых поселенцев испортили их спальню.
      Ангус с радостью уступил. Ему нравилось, что в спальне его окружают узорчатые, вычурные, такие женственные вещицы. Он не раз говорил Саре-Джо, что недаром же он аж до Кентукки добрался, присматривая себе невесту; на какой-нибудь скотнице жениться нетрудно было и поближе.
      - Мама, можно к тебе? - предварительно постучав, Джуниор приоткрыл дверь спальни.
      - Пожалуйста, заходи, милый.
      Сара-Джо улыбалась, явно довольная визитом сына.
      Обложенная целой кучей атласных подушек, она сидела в кружевной ночной кофте и, источая аромат дорогого косметического крема, читала биографию какого-то зарубежного государственного деятеля, о котором он и не слыхивал. Он не слыхивал и о стране, в которой этот деятель жил. Возможно, кроме его матери, об этом вообще больше никто не слыхал.
      Она сняла очки для чтения, отложила книгу в сторону и разгладила рукой шелковое стеганое одеяло. Мотнув головой, Джуниор отклонил предложение сесть рядом и остался стоять у кровати, сунув руки в карманы и позвякивая мелочью. Его раздражал этот ежевечерний ритуал, соблюдавшийся с самого детства.
      Джуниор давно уже не испытывал ни потребности, ни желания целовать мать на ночь, но Сара-Джо каждый вечер по-прежнему ожидала его прихода. Не явись он, она бы обиделась. Джуниор с Ангусом старались всячески щадить ее и без того слабые нервы.
      - Как здесь всегда хорошо пахнет, - заметил он, не зная, что сказать. На душе все еще саднило после взбучки, полученной в присутствии Алекс. Ему не терпелось уехать из дому и поскорее оказаться в каком-нибудь ночном баре, где не надо думать о сложностях жизни.
      - Это сухие духи. Они лежат у меня во всех ящиках и шкафах. Когда я была маленькой, у нас была горничная, которая " делала их из толченых сухих цветов и травок. Как же они чудесно пахли! - сказала она мечтательно. - А теперь их приходится заказывать. В наши дни их искусственно ароматизируют, но все равно, по-моему, приятно.
      - Как книга? - Джуниору уже наскучило обсуждать сухие духи.
      - Очень интересная.
      Он искренне в этом усомнился, но улыбнулся матери.
      - Прекрасно. Я рад, что она тебе нравится.
      Сара-Джо уловила его подавленность.
      - Что-то не так?
      - Нет, ничего.
      - Я сразу вижу, если что не так.
      - Ничего особенного. Отец разозлился, что я прервал его беседу с Алекс.
      Сара-Джо скорчила недовольную гримаску.
      - Твой отец до сих пор не научился пристойно вести себя, когда в доме посторонние. Если он настолько груб, что способен утащить гостя из залы во время коктейля, ты вправе отплатить ему тем же, прервав его беседу.
      Она утвердительно качнула головой, словно, сказав свою речь, считала вопрос решенным.
      - А что они, собственно, обсуждали с такой секретностью?
      - Что-то касающееся смерти ее матери, - беспечно ответил он. - Не о чем беспокоиться.
      - Ты уверен, что не о чем? Сегодня мне показалось, все были в большом напряжении.
      - Если и есть причина для беспокойства, то папа все, как всегда, уладит. Уж тебе-то, безусловно, волноваться не стоит.
      Он совершенно не собирался говорить матери о расследовании, которое ведет Алекс. Близкие Сары-Джо знали, что она терпеть не может всего, что так или иначе способно испортить ей настроение или даже огорчить, и всячески ограждали ее от этого.
      Ангус никогда не обсуждал с ней дела, особенно когда они принимали плохой оборот. Сара-Джо огорчалась, когда их лошади неудачно выступали на скачках, и бурно радовалась победам, этим ее интерес к делам и ограничивался. Ни ранчо, ни компании, входившие в "Минтон Энтерпрайзес", ее не занимали.
      Вообще говоря, Сару-Джо ничто особенно не занимало, за исключением, пожалуй, Джуниора. Она походила на красивую куклу, запертую в стерильно чистой комнате, где она не испытывает разрушающего воздействия солнечного света или иных стихий, прежде всего самой жизни.
      Джуниор любил мать, но отдавал себе отчет в том, что ее не очень-то любят другие. Ангуса, напротив, любили все. Жены некоторых друзей дома, платя необходимую дань дружбе, поддерживали с Сарой-Джо теплые отношения. Без них у нее не было бы в Пурселле ни единой приятельницы.
      Она-то ради дружбы, безусловно, из кожи вон лезть не стала бы. Она считала большинство местных жителей грубыми и вульгарными и своего мнения не скрывала. Казалось, она рада сидеть в этой комнате, в окружении красивых, мягких, не требующих душевного напряжения вещиц, которые она любила больше всего.
      Джуниор знал, что о ней судачат, что над ней насмехаются. Поговаривали, что она пьет. Пить она не пила, разве что два бокала вина перед ужином. Те, кому недоступна была тонкая чувствительность ее натуры, считали ее странной. Другие же думали, что она просто-напросто чокнутая.
      Конечно, большей частью она действительно была не в себе, казалось, она снова и снова переживает свое сверхблагополучное детство, память о котором свято берегла. Она так и не оправилась от безвременной смерти любимого брата: когда Ангус с ней познакомился, она все еще оплакивала его.
      Джуниор спрашивал себя: а не вышла ли мать замуж за отца лишь для того, чтобы избавиться от тяжких воспоминаний? Другого повода для брака столь не подходящих друг другу людей он придумать не мог.
      Джуниору не терпелось уехать поразвлечься, но он тем не менее медлил, хотелось узнать мнение матери об их сегодняшней гостье.
      - И что ты о ней думаешь?
      - О ком? О дочери Селины? - рассеянно спросила Сара-Джо. Она сдвинула брови, чуть нахмурилась. - Внешне очень привлекательна, хотя, на мой взгляд, столь яркий контраст в цвете волос, глаз и кожи вряд ли можно считать вполне женственным.
      Задумавшись, она теребила пальцами тонкие кружева ночной кофты.
      - Во всяком случае, очень целеустремленная, правда? Гораздо серьезнее своей матери. Бог свидетель, Селина была глупышкой. Сколько я помню, вечно она смеялась. - Сара-Джо замолчала и склонила голову набок, словно прислушиваясь к доносящемуся издалека смеху. - Не припомню случая, когда бы она не хохотала.
      - Да сколько хочешь случаев. Ты просто не знала ее как следует.
      - Бедняжка. Я знаю, тебя потрясла ее смерть. Мне-то известно, что значит терять того, кого любишь. Это страшное горе.
      Ее голос, нежный и тихий, вдруг переменился, изменилось и выражение лица. Поникшая фиалка исчезла, лицо выражало твердую решимость.
      - Смотри, сын, больше не позволяй Ангусу ставить тебя в неловкое положение, особенно в присутствии посторонних. Джуниор беспечно пожал плечами. Тема была знакомая.
      - Да он ведь это не всерьез. Просто манера такая.
      - Тогда ты обязан его от нее избавить. Милый, неужели ты не понимаешь? Он именно этого от тебя и ждет. Ждет, что ты будешь с ним на равных. Ангус ведь понимает лишь один разговор - грубый приказ. Он понятия не имеет, что можно беседовать тихо и вежливо, как мы с тобой. Тебе надо говорить с ним тоном, который ему доступен, тем, каким разговаривает Рид. С Ридом Ангус не посмел бы обойтись пренебрежительно, как с тобой, потому что Рида он уважает. А уважает он его потому, что Рид перед ним не лебезит.
      - Папа уверен, что Рид непогрешим. До сих пор не может пережить, что Рид ушел из "МЭ". Он бы предпочел, чтобы дела вел у него не я, а Рид. А я что ни сделаю, все не по нему.
      - Да это же не правда! - возразила Сара-Джо с жаром, чего за ней давно не водилось. - Ангус тобой очень гордится. Он просто не умеет это показать. Жесткий человек. Чтобы добиться того, чего добился он, приходилось быть крутым. Он хочет, чтобы и ты был таким же.
      Джуниор усмехнулся и сжал кулаки.
      - Ладно, мама, завтра же утром иду в бой. Она захихикала. Жизнерадостность и чувство юмора сына неизменно восхищали ее.
      - Надеюсь, не буквально; впрочем, Ангус мечтает именно об этом.
      На этой веселой ноте можно было и попрощаться, Джуниор поспешно пожелал ей спокойной ночи и, пообещав ездить осторожно, вышел. На лестнице он столкнулся с Ангусом; тот, хромая, поднимался наверх, держа в руке сапоги.
      - Ты когда обратишься к врачу с этим пальцем?
      - Да какой толк от этих проклятущих врачей. Только деньги дерут. Отстрелить надо чертов палец, и все дела. Джуниор усмехнулся.
      - Прекрасно, только не запачкай кровью ковер. С мамой припадок будет.
      Ангус засмеялся, от гнева не осталось и следа, словно не было той стычки в кабинете. Он обнял сына за плечи и крепко сжал.
      - Я знал, что ты не подведешь и девицу эту к нам доставишь. Все было в точности, как я задумал. Мы заставили ее перейти к обороне и заронили в душу семена ненависти, но она не дура - а она, по-моему, далеко не дура, - она даст задний ход, пока не наломала дров.
      - А если не даст?
      - А если не даст, все равно наша возьмет, - мрачно обронил Ангус. Потом улыбнулся и ласково потрепал сына по щеке. - Спокойной ночи, сынок.
      Джуниор смотрел, как отец ковыляет по лестничной площадке. Настроение у него повысилось, и, тихонько насвистывая, он стал спускаться. На сей раз Ангус не будет в нем разочарован. Задание, которое он получил, было ему как нельзя более по вкусу.
      Он славился умением кружить женщинам головы. Алекс оказалась крепким орешком, но охота за такой дичью еще увлекательнее. Чертовою? красивая баба. Даже и без отцовского приказа он все равно бы за ней приволокнулся.
      Но чтобы все прошло без осечки, потребуется время и внимание. Он даст себе несколько дней на выработку безошибочной тактики. А пока что можно заняться покорением планет поменьше. И, проходя через вестибюль к выходу, он отдал честь своему красивому отражению в зеркале.
      Глава 9
      Конюшня, как и дом, была каменная. Внутри все было так же, как и в других конюшнях, какие Алекс доводилось видеть; правда, эта поражала безукоризненной чистотой. По обе стороны широкого прохода шли денники. Пахло по-своему даже приятно: сеном, кожей и лошадьми. Тусклые ночники, висевшие между денниками, давали достаточно света, и она сразу заметила, что в одном деннике, примерно посреди ряда, горит яркая лампа. Она тихонько двинулась туда, миновала распахнутую дверь сбруйной, потом дверь с табличкой "Физиотерапия". Через широкий проем увидела двор с дорожкой для выгула сразу нескольких лошадей.
      Еще не видя Рида, она услышала его голос, он тихонько приговаривал что-то обитателю денника. Поравнявшись с открытой дверью, она заглянула внутрь. Рид сидел на корточках и своими большими руками растирал заднюю ногу лошади.
      Склонив голову набок, он целиком ушел в это занятие. Вдруг его пальцы нажали, видимо, на чувствительное место. Конь всхрапнул и попытался отдернуть ногу.
      - Спокойно, спокойно.
      - А что с ним?
      Услышав ее голос, Рид не повернулся и не выказал ни малейшего удивления. Очевидно, прекрасно знал, что она стоит у двери; просто делал вид, что ничего не замечает. Он осторожно опустил поврежденную ногу и, встав, погладил лошадь по крупу.
      - Это она. - Он многозначительно усмехнулся. - Вы что же, еще не отличаете кобылы от жеребца, в вашем-то возрасте?
      - Отсюда не видно.
      - Ее зовут Нарядные Трусики.
      - Лихо.
      - Ей подходит. Она думает, что она умнее меня, умнее всех. На самом деле умна-то она умна, да ум ее до добра не доводит. То скачет слишком далеко, то "лишком быстро, вот ей и достается в конце концов.
      Он зачерпнул горсть зерна и подал лошади на ладони.
      - А, понятно. Скрытый намек на меня. Он не возражал, лишь пожал плечами.
      - Счесть это за угрозу?
      - Как хотите, так и считайте.
      Он снова играл словами, вкладывая в них двойной смысл. Но на этот раз Алекс на удочку не попалась.
      - И что же это за лошадь?
      - Жеребая. Эта конюшня для кобыл.
      - И все они стоят здесь?
      - Ну да, отдельно от остальных. - Лошадь ткнулась мордой ему в грудь; он заулыбался и стал почесывать ее за ушами. - Вокруг мам с детками слишком большая суета.
      - Почему?
      Он пожал плечами, давая понять, что объяснить это непросто.
      - Похоже, наверно, на родильное отделение. С новорожденными все носятся, как ненормальные.
      Он провел рукой по гладкому животу кобылы.
      - Ей в первый раз жеребиться, вот она и нервничает. На днях ее выгуливали, а она вдруг решила проявить норов и повредила плюсну.
      - И когда она ожеребится?
      - Весной. Время еще есть, пусть отдыхает. Дайте-ка мне руку.
      - Что?
      - Руку вашу.
      Чувствуя, что она колеблется, он нетерпеливо втащил ее в денник, поставил рядом с собою возле кобылы и сказал:
      - Потрогайте.
      Накрыв ее ладонь своей, он прижал ее к лоснящемуся боку кобылы. Под короткой грубой шерсткой ощущались сильные, полные жизни мышцы.
      Кобыла всхрапнула и осторожно переступила ногами; Рид успокоил ее. В деннике было душно и слишком натоплено. Особый запах пробуждающейся новой жизни заполнял все пространство.
      - Теплая, - затаив дыхание, прошептала Алекс.
      - Да уж.
      Рид пододвинулся к Алекс и, держа ее руку в своей, провел ее рукой по телу кобылы, к ее раздутому животу. Алекс негромко и удивленно вскрикнула, ощутив под ладонью какое-то движение.
      - Жеребенок.
      Рид стоял так близко, что от его дыхания слегка шевелились пряди ее волос, она слышала запах его одеколона, смешавшийся с запахами конюшни.
      От резкого толчка прямо ей в ладонь Алекс радостно рассмеялась. Вздрогнув от неожиданности, она на мгновение прислонилась к Риду.
      - Какой резвый.
      - Она принесет мне чемпиона.
      - А она ваша?
      - Да.
      - А кто отец?
      - За его услуги я дорого заплатил, но он того стоил. Красавец жеребец из Флориды. Он моей сразу приглянулся. По-моему, ей было жаль, что все так быстро кончилось. Может, если бы он все время бегал поблизости, она бы не отбивалась от табуна.
      У Алекс так сдавило грудь, что она едва дышала. Ее тянуло прислониться щекой к боку кобылы и все слушать и слушать убаюкивающий голос Рида. К счастью, разум возобладал, и она не успела наделать глупостей.
      Она вытянула руку из-под его ладони и обернулась. Он стоял близко, почти касаясь ее; чтобы взглянуть ему в лицо, ей пришлось откинуть голову, затылком она чувствовала конское тепло.
      - Все владельцы лошадей имеют доступ в конюшню? Рид сделал шаг назад, давая ей возможность пройти к выходу.
      - Я ведь работал у Минтонов; они, я полагаю, знают, что мне можно доверять.
      - И что же это за лошадь? - повторила Алекс свой вопрос.
      - "Четвертушка".
      - Четвертушка чего?
      - Четвертушка чего?! - Он закинул голову и захохотал. Рядом заплясала Нарядные Трусики. - Бог ты мой, вот это сказанула. Четвертушка чего?
      Он снял цепь, приковывавшую кобылу к металлическому кольцу в стене, и, плотно закрыв калитку, подошел к Алекс, стоявшей возле денника.
      - Вы с лошадьми не лучшим образом знакомы, верно?
      - Как видите, не лучшим, - сухо ответила она. Ее смущение позабавило его, но лишь на минуту. Затем он, насупившись, спросил:
      - Вы сами надумали сюда приехать?
      - Меня пригласил Джуниор.
      - А, тогда все ясно.
      - Что вам ясно?
      - Да он вечно бросается со всех ног за каждой новой доступной бабой.
      У Алекс кровь закипела в жилах.
      - Я не доступна ни для Джуниора Минтона, ни для кого-либо другого. И я не баба.
      Он опять медленно и насмешливо оглядел ее с головы до ног.
      - Пожалуй, и впрямь нет. В вас слишком много прокурорского и маловато женского. Вы хоть когда-нибудь отдыхаете?
      - Уж не тогда, когда расследую дело.
      - Что, и с бокалом в руке тем же занимались? - презрительно спросил он. Дело расследовали?
      - Именно.
      - Какие своеобразные методы расследования у прокуратуры округа Трэвис!
      Он повернулся к ней спиной и, вскинув голову, зашагал в противоположный конец здания.
      - Подождите! Я хочу задать вам несколько вопросов.
      - Пришлите мне повестку, - бросил он через плечо.
      - Рид!
      Повинуясь порыву, она рванулась за ним и вцепилась в рукав его кожаной куртки. Он остановился, посмотрел на ее пальцы, впившиеся в помягчевшую от долгой носки кожу, потом не спеша обернулся и глянул на нее зелеными пронзительными глазами.
      Алекс выпустила его рукав и отступила не шаг. Не то чтобы она испугалась, скорее, ее поразило собственное поведение. Она вовсе не собиралась обращаться к нему по имени и, уж безусловно, не намеревалась хвататься за него, особенно после того, что произошло в деннике.
      Облизнув пересохшие от волнения губы, она сказала:
      - Я хочу с вами поговорить. Пожалуйста. Это останется между нами. Хочу удовлетворить собственное любопытство.
      - Знаем-знаем такой приемчик, госпожа прокурор. Я и сам его не раз использовал. Разыгрываете из себя большого друга подозреваемого, надеясь, что он развесит уши и проговорится о том, что хотел бы скрыть.
      - Все отнюдь не так. Просто хочу поговорить.
      - О чем?
      - О Минтонах.
      - О чем именно?
      Он стоял, широко расставив ноги, слегка выпятив таз; руки он сунул в задние карманы джинсов, отчего куртка на груди распахнулась. Устрашающе мужская поза. Она одновременно и возбуждала, и раздражала Алекс; она поспешила подавить в себе эти чувства.
      - Как, на ваш взгляд, у Ангуса с Сарой-Джо счастливый брак?
      Он заморгал и кашлянул.
      - Что?
      - Не надо на меня так смотреть. Я спрашиваю ваше мнение, я не требую анализа их отношений.
      - Да какая, к чертям, разница, счастливый у них брак или нет?
      - Сара-Джо - совсем не та женщина, на которой, с моей точки зрения, должен был жениться Ангус.
      - Противоположности сходятся...
      - Мысль не новая. Они.., близки?
      - Близки?
      - Да, близки - в интимном смысле.
      - Отродясь об этом не думал.
      - Думали, конечно. Вы же с ними здесь жили.
      - Очевидно, моя голова в отличие от вашей не настроена на похотливую волну. - Он шагнул к ней и понизил голос. - Но мы могли бы это исправить.
      Нельзя позволить ему вывести меня из равновесия, решила Алекс; она понимала, что ему хочется не столько соблазнить, сколько взбесить ее.
      - Они спят вместе?
      - Наверное. Меня не касается, что они делают или не делают в постели. Более того, мне на это наплевать. Меня волнует только то, что происходит в моей собственной постели. Отчего бы вам не расспросить меня об этом?
      - Потому что меня это не интересует. Он понимающе ухмыльнулся.
      - А по-моему, интересует.
      - Мне не нравится, когда на меня смотрят пренебрежительно только потому, что я женщина-прокурор.
      - Тогда бросьте это занятие.
      - Какое? Быть женщиной?
      - Нет, прокурором.
      Она мысленно сосчитала до десяти.
      - Ангус с другими женщинами встречается? Она уловила в его глазах нарастающее раздражение. Его терпение истощалось.
      - Вы считаете Сару-Джо страстной женщиной?
      - Нет, - ответила Алекс.
      - Как, на ваш взгляд, Ангус не страдает отсутствием сексуальных аппетитов?
      - Судя по его аппетиту к еде и жизни, не должен.
      - Вот вам и ответ на ваш вопрос.
      - Отношения между ними оказали воздействие на Джуниора?
      - Откуда мне, к черту, знать? Спросите его.
      - Да он что попало наплетет, лишь бы отговориться.
      - И таким образом ясно даст понять, что вы лезете не в свое дело. Я не так обходителен, как он. Так что лучше не вмешивайтесь.
      - Это и мое дело.
      Он вынул руки из карманов и скрестил их на груди.
      - С нетерпением жду доступного моему пониманию объяснения.
      Его сарказм не смутил ее.
      - В отношениях между родителями может скрываться причина трех неудачных браков Минтона-младшего, - И это вас Тоже не касается.
      - Касается.
      - И каким же образом?
      - Джуниор любил мою мать.
      Слова эти гулко прозвучали в коридоре затихшей конюшни. Голова Рида резко откинулась назад, будто его неожиданно ударили в подбородок.
      - Кто вам сказал?
      - Он сам. - Не сводя с него внимательных глаз, Алекс тихо добавила:
      - Он сказал, вы оба ее любили.
      Довольно долго он молча смотрел на нее, потом пожал плечами.
      - Каждый по-своему. И что из этого?
      - Не потому ли распадались браки Джуниора? Оттого что он все еще был влюблен в мою мать?
      - Понятия не имею.
      - А вы как это объясняете?
      - Ну, ладно. - С высокомерным видом он склонил голову набок. - Я считаю, незачем припутывать Селину к дерьмовым этим минтоновским бракам. Просто он не умеет всласть потрахаться без того, чтобы потом не чувствовать себя виноватым. Вот для очистки совести он и женится каждые несколько лет.
      Это было сказано с явным намерением оскорбить Алекс, и она оскорбилась, однако решила не показывать, как сильно он ее задел.
      - Как вы думаете, почему он испытывает чувство вины?
      - Это гены. У него в жилах течет кровь многих поколений благородных южан. Отсюда и муки совести во всем, что касается прекрасного пола.
      - А вы - в подобных случаях? Он широко ухмыльнулся.
      - Что бы я ни сделал, вины за собой никогда не чувствую.
      - Даже если совершили убийство?
      Ухмылка тут же исчезла с его лица, глаза потемнели.
      - Подите к черту!
      - Вы когда-нибудь были женаты?
      - Нет.
      - Почему?
      - Не ваше дело, черт побери! Есть еще вопросы, госпожа прокурор?
      - Да. Расскажите мне о своем отце. Рид медленно опустил руки. Холодно, в упор посмотрел на Алекс. Она сказала:
      - Я знаю, ваш отец умер, когда вы были еще школьником. Джуниор сегодня упомянул об этом. После смерти отца вы переехали жить сюда.
      - У вас нездоровое любопытство, мисс Гейтер.
      - Это не просто любопытство. Я собираю факты, относящиеся к проводимому мной расследованию.
      - Ну конечно, конечно. Очень важный фактический материал, вроде сексуальной жизни Ангуса. Она укоризненно взглянула на него:
      - Меня интересуют мотивы, шериф Ламберт. Вы, как человек, по долгу службы стоящий на страже правопорядка, не можете этого не понимать. Вам ведь знакомы понятия "мотив" и "возможность совершения преступления"?
      Взгляд его стал еще холоднее.
      - Мне необходимо установить, в каком расположении духа вы были в ту ночь, когда убили мою мать?
      - Бред собачий. Где тут связь с моим стариком?
      - Быть может, ее и нет, но вы мне все же расскажите. Почему вы так болезненно относитесь к этой теме, если она не имеет большого значения?
      - А Джуниор не рассказал вам, как умер мой отец? - Она отрицательно покачала головой. Рид горько усмехнулся. - Что это он? Не понимаю. Здесь долго судачили о его смерти, ни одной отвратительной подробности не упустили. Разговоров хватило на много лет.
      Он наклонился, и их глаза оказались на одном уровне.
      - Он захлебнулся собственной блевотиной, так по пьянке и окочурился. Правильно, этому и ужасались. Жуткое дело, черт побери, особенно когда директор вызвал меня из класса и сообщил.
      - Рид! - пытаясь остановить этот саркастический поток, Алекс подняла руку. Он, отмахнувшись, ударил по ней.
      - Ну уж нет: раз вам не терпится сунуть нос во все темные углы и выведать все тайны, получайте. Но держитесь, крошка, это вам не фунт изюму. Папочка мой был городским пьянчужкой, всеобщим посмешищем; этакая никчемная, жалкая, горемычная пародия на человека. Я ведь даже не заплакал, узнав, что он умер. Я радовался: помер-таки этот ничтожный, гнусный мерзавец. Я от него сроду ничего доброго не видал и всю жизнь сгорал от стыда, что он - мой отец. И его это обстоятельство также не радовало, как и меня. Чертово отродье - вот как он меня обычно называл, перед тем как влепить затрещину. Я был для него обузой. А я, как последний дурак, все мечтал и делал вид, что у нас семья. Вечно приставал, чтобы он пришел посмотреть, как я играю в футбол. Однажды он явился-таки на матч. Уж он устроил спектакль: взбираясь на трибуну, где самые дешевые места, он повалился и, падая, сорвал один из флагов. Я готов был умереть от стыда. Велел ему больше не появляться на стадионе. Я его ненавидел. Ненавидел, - проскрежетал он. - Я не мог позвать друзей домой - такой там был хлев. Мы ели из консервных банок. Я знать не знал, что существуют такие вещи, как тарелки, которые расставляют на столе, или что в ванной бывают чистые полотенца; все это я увидел в домах у других ребят, куда меня приглашали. Собираясь в школу, я старался выглядеть как можно приличнее.
      Алекс уже сожалела, что вскрыла эту гноящуюся рану, но ее радовало, что он разговорился. Впечатления и переживания детства многое объясняли в этом человеке. Но он рисовал портрет отверженного, а это не сходилось с тем, что она о нем знала.
      - А мне говорили, что в школе вы верховодили, к вам тянулись ребята. Вы установили там свой порядок, все зависело от вас.
      - Такого положения я добился грубой силой, - объяснил он - В начальных классах ребята надо мной потешались, все, кроме Селины. Потом я подрос, окреп и научился драться. Дрался я по-страшному, без всяких правил. Смеяться надо мной перестали. Враждовать со мной оказывалось себе дороже, куда удобней было со мной дружить.
      Губы его скривились в презрительной усмешке. - - А теперь вы вообще упадете, мисс прокурор. Я воровал. Крал все, что можно было съесть или вообще могло пригодиться. Понимаете, ни на одной работе отец не удерживался больше нескольких дней без того, чтобы не напиться. Он брал, что ему причиталось, на весь заработок покупал себе одну-две бутылки и напивался до потери сознания. В конце концов он оставил попытки работать. Я кормил нас обоих, подрабатывая после уроков где придется и воруя где можно и нельзя.
      Сказать Алекс на это было нечего. И Рид это понимал. Потому и поведал ей свою историю. Ему хотелось, чтобы она почувствовала себя дрянной и очень недалекой. Он ведь и не предполагал, как много схожего в их детских воспоминаниях, хотя голодной она не бывала никогда. Мерл Грэм очень заботилась об удовлетворении ее физических потребностей, зато эмоциональными совершенно пренебрегала. Алекс выросла с ощущением, что она хуже других и ее не любят. С искренним сочувствием в голосе она сказала:
      - Мне очень жаль, Рид.
      - Мне ваша чертова жалость не нужна, - издевательски отозвался он. - И ничья не нужна. От такой жизни я очерствел и озлобился, и меня это устраивает. Я рано научился защищаться, потому что мне было ясно: заступаться за меня никто, черт возьми, не станет. Я ни от кого не завишу, кроме как от самого себя. Не доверяю ничему и тем более никому. И разрази меня гром, если я когда-нибудь опущусь до уровня моего старика.
      - Вы придаете своим воспоминаниям слишком большое значение, Рид. Вы чересчур чувствительны.
      - Я хочу, чтобы все забыли про Эверетта Ламберта. И не желаю, чтобы хоть один человек подумал, будто я имею к нему какое-то отношение. Никакого. Никогда.
      Он сжал зубы и, вцепившись в отвороты ее жакета, притянул ее к своему разъяренному лицу.
      - Я многое сделал, чтобы заставить людей забыть тот прискорбный факт, что я сын Эверетта Ламберта. И вот, когда его все почти забыли, откуда ни возьмись являетесь вы и начинаете всюду лезть, поднимаете вопросы, давно лишенные всякого смысла, напоминая всем и каждому, что к своему теперешнему положению я полз из трущоб, с самого дна.
      Он с силой толкнул ее. Она отлетела и, ухватившись за калитку денника, едва устояла на ногах.
      - Я уверена, что никто и не взваливает на вас отцовские грехи.
      - Ах, вы так считаете? Но в маленьком городке, крошка, все иначе. Скоро вы сами в этом убедитесь, потому что вас начнут сравнивать с Сединой.
      - Ну и на здоровье. Буду даже рада.
      - Вы в этом уверены?
      - Да.
      - Осторожнее. Когда лезете в воду, не зная броду, неплохо бы подумать, чем это может кончиться.
      - А если без околичностей?
      - Возможны два варианта. Либо окажется, что вы во всем уступаете своей матери, либо вы обнаружите, что сходство с ней вовсе не столь уж лестно для вас.
      - Это в каком же смысле? Он окинул ее взглядом:
      - Мужчина при виде вас вспоминает, что он мужчина, - в этом вы на нее похожи. И, как она, умеете этим пользоваться.
      - Что вы хотите сказать?
      - Она была далеко не святая.
      - Я и не думала, что она была святой.
      - Разве? - вкрадчиво спросил он. - А по-моему, думали. Вы, мне кажется, создали сказочный образ матери и надеетесь, что Седина полностью ему соответствует.
      - Какая нелепость, - решительно запротестовала Алекс, но тут же осеклась: в ее ответе слышалось просто детское упрямство. Более спокойным тоном она сказала:
      - Что говорить, бабушка была убеждена, что Седина - центр Вселенной. Мне с детства внушили, что она была идеальной молодой женщиной. Но сейчас я сама стала женщиной - и достаточно взрослой - и понимаю, что мать была живым человеком со своими недостатками, как все люди.
      Несколько мгновений Рид внимательно смотрел на нее.
      - Не забудьте, я вас предупредил, - тихо произнес он. - Лучше возвращайтесь в гостиницу, уложите в чемодан свои модные шмотки и папки с судебными бумагами и мотайте в Остин. Что было, то было. Здесь нет желающих бередить темное прошлое в истории Пурселла - особенно сейчас, когда решается судьба лицензии на открытие ипподрома. Они бы скорее оставили Седину лежать тут, в конюшне, чем...
      - В этой конюшне? - ахнула Алекс. - Мою мать убили здесь?
      Она видела, что он проговорился случайно. Рид едва слышно чертыхнулся и отрывисто сказал:
      - Здесь.
      - Где именно? В каком деннике?
      - Не важ...
      - Покажите же, черт бы вас побрал! Мне до смерти надоели ваши уклончивые ответы да увертки. Покажите, где вы нашли ее в то утро, шериф.
      Подчеркнув последнее слово, она напоминала ему, что по долгу службы он обязан блюсти закон и поддерживать правопорядок.
      Не говоря ни слова, он повернулся и направился к двери, через которую она вошла в этот сарай. Возле второго от входа денника он остановился.
      - Здесь.
      Алекс замерла, потом медленно двинулась вперед и наконец поравнялась с Ридом. Она заглянула в денник. Сена там не было, просто голый пол с резиновым покрытием. Калитка была снята, поскольку денник пустовал. Он выглядел безобидным, каким-то безликим.
      - После того, что тут случилось, лошадь в денник не ставили ни разу, сказал Рид и с пренебрежением добавил:
      - Ангус ведь не лишен сентиментальности.
      Алекс попыталась было вообразить окровавленный труп, лежащий на полу денника, но ничего не вышло. Она вопросительно взглянула на Рида.
      Ей показалось, что скулы у него обозначились еще больше, а вертикальные морщины возле рта стали глубже, чем минуту назад, когда он злился. Посещение места убийства не прошло для него так легко, как он хотел бы.
      - Расскажите мне, как это было. Пожалуйста. Он поколебался, потом сказал;
      - Она лежала по диагонали, голова в том углу, ноги где-то здесь. - Носком сапога он коснулся пола. - Вся была залита кровью. Волосы, одежда, все.
      Даже следователи, не раз расследовавшие убийства - Алекс их уже наслушалась, - и те обсуждают кровавые подробности с большими эмоциями. Голос Рида звучал глухо и монотонно, но на лице застыла боль.
      - Глаза у нее были еще открыты.
      - Который был час? - осипшим голосом спросила Алекс.
      - Когда я ее обнаружил? - Она кивнула, не в силах сказать ни слова. Около половины седьмого. Уже рассвело.
      - Что вы здесь делали в такую рань?
      - Часов в семь я обычно начинал чистить конюшни. А в то утро меня беспокоила кобыла.
      - Ах да, та, что накануне ожеребилась. Значит, вы пришли проведать ее и жеребенка?
      - Ну да.
      Блестящими от слез глазами она взглянула на него:
      - Где вы были накануне вечером?
      - В разных местах.
      - Весь вечер?
      - Да, после ужина.
      - Один?
      У него даже губы побелели от злости.
      - Если вы желаете задать еще вопросы, госпожа прокурор, передайте дело в суд.
      - Я так и собираюсь сделать.
      Она направилась мимо него к выходу, но он схватил ее за руку и грубо подтащил к себе.
      - Мисс Гейтер, - зло и нетерпеливо прорычал он, - вы же неглупая женщина. Бросьте лучше это дело. А не бросите, кое-кто наверняка схлопочет как следует.
      - Кто же именно?
      - Вы.
      - Каким образом?
      Он не двинулся с места, лишь слегка наклонился к ней.
      - Мало ли как.
      Это была едва прикрытая угроза. Физически он был вполне способен убить женщину, но хватит ли у него душевных сил? О женщинах в целом он был явно невысокого мнения, но, если верить Джуниору, Рид любил Седину Грэм. Одно время она даже хотела выйти замуж за Рида. Возможно, все вокруг, в том числе и сам Рид, не сомневались, что они поженятся, и вдруг Седина вышла замуж за Эла Гейгера и забеременела. Алекс вообще не хотелось верить, что Рид мог убить Седину; и уж тем более ей не хотелось думать, что он убил Селину из-за нее, Алекс.
      Он презирал женщин, был заносчив и вспыльчив - чистый порох. Но совершить убийство? Непохоже. А может, просто она питала слабость к русым волосам и зеленым глазам, к выцветшим джинсам в обтяжку и поношенным кожаным курткам с меховым воротником? К тем, кто умеет носить ковбойские сапоги и не выглядеть при этом по-дурацки? К тем, кто ходит, разговаривает, пахнет и действует, как истинный мужчина?
      Именно таким и был Рид Ламберт.
      Взволнованная не столько угрозой, прозвучавшей в его словах, сколько силой его личности, Алекс высвободила руку и отступила к двери.
      - Я не имею ни малейшего намерения прекращать расследование, пока не установлю, кто убил мою мать и почему. Я всю жизнь мечтала это выяснить. Отговаривать меня бесполезно.
      Глава 10
      Как только Алекс вышла из конюшни, Рид разразился проклятиями. Клейстер Хикам, укрывшийся в деннике поблизости, слышал все до единого слова.
      Он не собирался подслушивать их разговор. Он зашел в конюшню задолго до них в поисках укромного местечка, темного и теплого, где можно было бы в полном уединении зализать раны, нанесенные его самолюбию, и, подогревая в себе обиду на бывшего хозяина, припасть, словно к материнской груди, к заветной бутылочке дешевой ржаной водки.
      Теперь, однако, его хандра рассеялась, а в голове стал зарождаться гнусный замысел. В трезвом виде Клейстер был безобидным чудиком. Во хмелю же становился мерзок.
      Он едва сдержался и не выдал своего присутствия, услышав, что говорила шерифу эта деваха из Остина и что он отвечал. Мать честная, эта бабенка дочка Седины Гейтер - выясняет, кто укокошил ее родительницу?
      Благодаря ей и милости господа, в которого он и не верил вовсе, ему была дарована бесценная возможность отомстить Ангусу и его никчемному сынку.
      Он, Клейстер, надрывал тут пуп, вкалывая за жалкие гроши, а то и вообще задарма, когда Ангус так сел на мель, что нечем было платить Клейстеру за работу. Но он все сносил. Чего только он с этим ублюдком не натерпелся, и как тот его отблагодарил? Уволил, да еще выкинул из барака, который больше тридцати лет служил Клейстеру домом.
      Что ж, наконец судьба улыбнулась и Клейстеру Хикаму. Если он с умом пустит в ход свои козыри, то получит неплохие денежки в качестве "выходного пособия". Руби Фэй, его нынешняя сожительница, вечно пристает - отчего это у него сроду нет на нее денег.
      "Что толку в любовной связи, если мне от нее никакого навару? Одна радость, что мужа за нос вожу", - любила повторять она.
      Впрочем, денежное вознаграждение - это только цветочки. Отомстить - вот в чем сласть. Давно пора дать Ангусу хорошего пинка известно в какое место, да так, чтоб запомнил.
      Ожидая, пока Рид осмотрит свою кобылу и уйдет из конюшни, он прямо-таки сгорал от нетерпения. Убедившись, что в сарае наконец никого нет, он вышел из пустого денника, где лежал, затаившись в свежем сене. По сумрачному коридору он двинулся к висевшему на стене телефону. Одна из лошадей заржала, напугав его до смерти, и он выругался. При всем своем нахальстве мужеством он не отличался никогда Сначала он позвонил в справочное бюро, потом быстро, пока не забыл, набрал нужный номер. Попросив портье позвонить Алекс, он с беспокойством подумал, что она, может, еще и не успела вернуться в мотель. Но на пятом гудке она сняла трубку, ответила чуть запыхавшись, будто вбежала в номер, когда звонил телефон.
      - Мисс Гейтер?
      - Да. А вы кто?
      - Вам того знать не нужно. Я вас знаю, и довольно.
      - Кто говорит? - требовательно и, как решил Клейстер, с напускной храбростью спросила она.
      - Я все знаю про убийство вашей матушки. На том конце внезапно замолчали; Клейстер тихонько хихикнул от удовольствия. Так быстро и бесповоротно он бы не добился от нее внимания, даже если бы подошел и укусил ее за сиську.
      - Я слушаю.
      - Не могу я сейчас говорить.
      - Почему?
      - Не могу, и все, вот почему.
      Опасно было обсуждать с ней это дело по телефону. Кто-нибудь на ранчо поднимет отводную трубку и услышит их разговор. Тогда добра не жди.
      - Я вам позвоню.
      - Но...
      - Я позвоню еще.
      Наслаждаясь ее волнением. Клейстер повесил трубку. Он помнил, как се мамаша разгуливала здесь, будто королева. Не раз жарким летним днем он похотливо поглядывал на нее, когда она с Джуниором и Ридом резвилась в плавательном бассейне. Они хватали ее за что ни попадя, и называлось все это "побеситься". Но она считала ниже своего достоинства даже взглянуть в сторону Клейстера. Вот и допрыгалась до того, что ее убили; он по этому поводу в свое время не сильно волновался. Мало того, он даже и соваться бы не стал, чтобы помешать этому.
      Он помнил ту ночь и все, что тогда случилось, словно это было вчера. Тайну свою он хранил все эти годы. А теперь пора ее обнародовать. То-то он потешится, рассказывая прокурорше эту историю.
      Глава 11
      - Вы ждете, чтобы оштрафовать меня за парковку в неположенном месте? спросила Алекс и, выйдя из машины, заперла дверцу. На душе у нее благодаря неожиданному вчерашнему звонку было весело. Может быть, звонивший окажется тем самым свидетелем, о котором она так мечтала. Но мог звонить и какой-нибудь псих, трезво одернула она себя.
      Если он действительно свидетель, вдруг он назовет Рида Ламберта убийцей Седины? Это будет ужасно. Рид стоял, прислонившись к счетчику парковки, и выглядел необыкновенно притягательно. Вообще говоря, поскольку счетчик имел крен вправо, можно было считать, что это он прислонился к Риду.
      - Для такой острячки стоило бы и передумать, но я ведь малый добрый. - Он набросил на счетчик парусиновый чехол. Синими буквами на нем было написано: "ПУРСЕЛЛ - СЛУЖЕБНАЯ МАШИНА". - Заберете его с собой, когда поедете отсюда; можете им пользоваться. Мелочи немножко сэкономите.
      Он повернулся и двинулся по тротуару к зданию суда. Алекс догнала его, стараясь шагать в ногу.
      - Спасибо.
      - Пожалуйста. - Они поднялись по ступеням и вошли внутрь. - Зайдите ко мне, - сказал он. - Хочу вам показать кое-что.
      Заинтригованная, она последовала за ним. Накануне они расстались не на самой приятной ноте. Сегодня утром, однако, он очень старался проявить радушие. Решив про себя, что это совсем не в его натуре, Алекс с подозрением стала размышлять о мотивах такой перемены.
      Когда они спустились в цокольный этаж, в дежурной комнате все дружно побросали дела и уставились на них. Этакая немая сцена, как на фотографии.
      Рид не спеша обвел комнату многозначительным взглядом. Деятельность мгновенно возобновилась. Хотя он не произнес ни единого слова, было очевидно, что он пользуется у подчиненных непререкаемым авторитетом. Его либо боялись, либо уважали. Скорее - первое, подумалось Алекс.
      Рид распахнул перед ней дверь на лестницу и отступил, пропуская ее вперед. Она вошла в квадратный мрачный, без единого окна кабинетик. В нем стояла стужа, как в холодильной камере. Стол был в таких царапинах и вмятинах, будто его склепали из металлолома. Столешница из древесно-стружечной плиты была испещрена дырами и пятнами чернил. На ней - полная окурков пепельница и простецкий черный телефон. Возле стола Алекс заметила вращающееся кресло, не внушившее ей большого доверия.
      - Вот, можете пользоваться, - сказал Рид. - Впрочем, вы, не сомневаюсь, привыкли к более изысканным помещениям.
      - Вовсе нет. Собственно, моя остинская каморка не намного больше. И кого же следует благодарить?
      - Город Пурселл.
      - Но это ведь чья-то идея. Ваша, Рид?
      - Ну, допустим.
      - В таком случае, - растягивая слова, проговорила она, решив не обращать внимания на его вызывающий вид, - спасибо.
      - Пожалуйста.
      Стараясь смягчить взаимную враждебность, она улыбнулась и поддразнила его:
      - Теперь, когда мы в одном здании, я буду следить за вами в оба.
      Прежде чем плотно закрыть за собой дверь, он ответил:
      - Наоборот, госпожа прокурор. Я буду смотреть в оба за вами.
      ***
      Алекс бросила на стол шариковую ручку и принялась с силой растирать застывшие руки. Купленный ею электрический обогреватель работал на всю катушку, но это мало что меняло. В кабинетике стоял лютый холод - это был, по всей видимости, единственный сырой и промозглый уголок на всю засушливую округу.
      Еще раньше она накупила канцелярские принадлежности: бумагу, карандаши, ручки, скрепки. Удобным кабинет не назовешь, но, по крайней мере, в нем можно было работать. К тому же он находился куда ближе к центру города, чем ее гостиница.
      Проверив, действительно ли обогреватель работает на полную мощность, она снова засела за свои заметки об участниках драмы. Полдня ушло на то, чтобы разобрать и рассортировать их.
      Начав с досье, собранного ею на Ангуса, она перечитала записи. К сожалению, они не приобрели ни большей конкретности, ни фактической обоснованности с тех пор, как она прочла их предыдущие десять раз.
      В основном там были собраны данные и сведения с чужих слов. С немногими имеющимися фактами она ознакомилась еще до отъезда из Остина. Выходило, что ее мероприятие не более чем пустая трата денег налогоплательщиков, а ведь прошла уже целая неделя из того срока, что установил ей Грег.
      Она решила какое-то время не затрагивать вопроса об обстоятельствах преступления. Необходимо было выяснить его мотивы. Все трое мужчин обожали Седину - вот и все, что ей удалось пока установить. Но обожание вряд ли может побудить к убийству.
      Данных у нее не было никаких - ни улик, ни мало-мальски убедительных оснований подозревать кого-то. Она была уверена, что Бадди Хикс ее матери не убивал, но это ни на йоту не приблизило ее к раскрытию истинного убийцы.
      Побеседовав наедине с Ангусом, Джуниором и Ридом, Алекс пришла к выводу, что добровольное признание вины здесь было бы равносильно чуду. Ждать от любого из этой троицы сожаления о совершенном или покаяния не приходилось. И ни один из них не даст показаний против остальных. Их верность друг другу оставалась по-прежнему нерушимой, хотя дружба была не та, что раньше, и одно это ухе говорило о многом. Быть может, смерть Селины, расколов их компанию, одновременно повязала их общей тайной?
      Алекс все еще надеялась, что звонивший несколько дней назад незнакомец был и правда очевидцем преступления. Изо дня в день она ждала повторного звонка, но от него не было ни слуху ни духу; значит, ее скорее всего просто разыграли.
      По всем данным, в ту ночь возле конюшни могли быть только Придурок Бад, убийца и Седина. Придурок Бад умер. Убийца помалкивает. А Седина...
      Внезапно Алекс словно озарило. Говорить с ней ее мать не могла - во всяком случае, в прямом смысле слова, - но, может быть, кое-что важное от нее удастся узнать.
      При этой мысли у Алекс засосало под ложечкой. Она обхватила ладонями лоб и закрыла глаза. Хватит ли у нее сил на такой шаг?
      Она попыталась нащупать другие решения, но ничего путного не придумывалось. Ей нужны были улики, и она знала всего одно место, где их можно было отыскать.
      Боясь, что не выдержит и передумает, она поспешно отключила обогреватель и выскочила из кабинетика. Не доверяя лифту, бегом взбежала по лестнице в надежде, что судья Уоллес еще не ушел и она его застанет.
      Алекс с беспокойством взглянула на часы. Почти пять. Откладывать до завтра ей не хотелось. Приняв решение, она стремилась действовать немедленно, не давая себе ни времени на раздумья, ни возможности дать задний ход.
      Коридоры второго этажа уже опустели. Рабочий день присяжных закончился. Судебные заседания прерваны до завтрашнего дня. Звонкое эхо ее шагов неслось по коридорам, когда она направилась к кабинету судьи рядом с безлюдным залом суда. Секретарша, еще сидевшая в приемной, ничуть не обрадовалась появлению Алекс.
      - Мне необходимо немедленно поговорить с судьей. - От бега по лестнице Алекс слегка запыхалась; в голосе ее слышалось отчаяние.
      - Рабочий день у него закончился, он уходит, - без всяких извинений и сожалений прозвучало в ответ. - Могу записать вас на при...
      - Вопрос чрезвычайно важный, иначе я не стала бы его беспокоить в такое время.
      Алекс ничуть не устрашил ни осуждающий взгляд миссис Липском, ни вздох сдержанного возмущения, с которым та встала из-за стола и направилась к двери в соседнюю комнату.
      Она осторожно постучала и вошла, прикрыв за собой дверь. В нетерпеливом ожидании Алекс зашагала взад-вперед по приемной.
      - Он согласен принять вас. Только ненадолго.
      - Благодарю вас. - Алекс ринулась в кабинет судьи.
      - Ну, что у вас на сей раз, мисс Гейтер? - неприветливо спросил судья Уоллес, как только она переступила порог. Он уже натягивал пальто. - За вами водится пренеприятная привычка являться без предварительной договоренности. Я, как видите, уже ухожу. Моя дочь Стейси очень не любит, когда я опаздываю к обеду, и с моей стороны было бы невежливо заставлять ее ждать.
      - Приношу извинения вам обоим, судья. Я сказала вашей секретарше: мне безотлагательно необходимо поговорить с вами именно сегодня.
      - Ну? - сварливо обронил он.
      - Может быть, мы сядем?
      - Я могу разговаривать и стоя. Что вам нужно?
      - Мне нужно распоряжение суда на эксгумацию тела моей матери.
      Судья сел. Вернее, плюхнулся в кресло, стоявшее позади него. Он смотрел на Алекс снизу вверх с нескрываемым смятением.
      - Простите, не расслышал, - просипел он.
      - Полагаю, вы меня прекрасно расслышали, судья Уоллес, но если есть необходимость, я готова повторить свою просьбу. Он махнул рукой.
      - Нет. Господи боже, не надо. От одного-то раза мутит. - Обхватив ладонями колени, он продолжал смотреть на нее снизу вверх, очевидно считая ее невменяемой. - Почему вы хотите осуществить такую чудовищную затею?
      - Хотеть - это не совсем то. Но я не стала бы просить о таком распоряжении, если б не считала эксгумацию абсолютно необходимой.
      Слегка оправившись от шока, судья бесцеремонно ткнул пальцем в стул.
      - Тогда уж садитесь. Объясните, на каком основании вы об этом просите?
      - Было совершено преступление, но никаких улик я обнаружить не могу.
      - И не сможете, я же вам говорил! - воскликнул он. - А вы не слушали. Вломились к нам сюда с разными необоснованными обвинениями, явно желая кому-то отомстить.
      - Это не правда, - спокойно возразила она.
      - Я воспринял ваши действия именно так. А что Пат Частейн говорит на этот счет?
      - Районного прокурора нет на месте. Судя по всему, он неожиданно взял отпуск на несколько дней и уехал на охоту. Судья хмыкнул.
      - Чертовски неглупая мысль, на мой взгляд. На взгляд Алекс, мысль весьма малодушная, и, когда бесстрастная миссис Частейн сообщила ей о намерении мужа, Алекс готова была себе локти кусать.
      - Вы мне все же разрешите поискать улики, судья?
      - Никаких улик нет, - отчеканил он.
      - Останки моей матери могут кое-что подсказать.
      - После убийства было произведено вскрытие. Господи помилуй, это же было двадцать пять лет назад!
      - Коронер <Особый судебный следователь в Англии, США и некоторых других странах, в обязанности которого входит выяснение причины смерти, происшедшей при необычных или подозрительных обстоятельствах.>, проводивший тогда дознание, вряд ли искал улики - ведь причина смерти была совершенно очевидна. Я знаю в Далласе одного судебно-медицинского эксперта. Мы часто прибегаем к его услугам. Если там можно хоть что-то обнаружить, он это обнаружит непременно.
      - Ничего он не найдет, я вам гарантирую.
      - Но попробовать же стоит, правда?
      Уоллес, покусывая губу, не отвечал, потом проронил:
      - Я рассмотрю вашу просьбу.
      Но от Алекс не так просто было отделаться.
      - Буду вам очень признательна, если вы дадите ответ сегодня.
      - Простите, мисс Гейтер. Самое большее, что я могу вам пообещать, обдумать вашу просьбу сегодня вечером и дать ответ завтра утром. Надеюсь, вы к тому времени одумаетесь и возьмете назад свою просьбу.
      - Не возьму.
      Он поднялся с кресла.
      - Я устал, проголодался, а кроме того, смущен тем неловким положением, в которое вы меня поставили. - Он укоряюще ткнул в нее указательным пальцем. Не люблю пустые хлопоты.
      - Я тоже. Я была бы рада, если бы в подобной мере не было надобности.
      - Никакой надобности и нет.
      - А по-моему, есть, - упрямо возразила она.
      - В конце концов вы пожалеете, что попросили меня об этом. Итак, вы отняли у меня достаточно много времени. Стейси будет волноваться. До свидания.
      Он вышел из кабинета. Через несколько мгновений в дверях возникла миссис Липском. Веки ее дрожали от возмущения.
      - Имоджен говорила мне, что от вас только и жди неприятностей.
      Алекс проскользнула мимо нее и забежала на минутку в свое новое служебное пристанище забрать документы и вещи. До мотеля она ехала дольше обычного: попала в час "пик". В довершение пошел мокрый снег, и заторы на улицах Пурселла стали невыносимыми.
      Понимая, что выходить из гостиницы ей не захочется, она купила по дороге жареную курицу. К тому времени, когда она накрыла себе ужин в номере на круглом столе возле окошка, все уже остыло и вкусом походило на картон. Алекс дала себе обещание, что купит фруктов и каких-нибудь полезных для здоровья закусок, чтобы подправить свой скудный рацион, а еще, пожалуй, букетик свежих цветов, чтобы немного оживить унылую комнату. Она также подумала, не снять ли ей устрашающее полотно, изображавшее бой быков; оно занимало большую часть одной стены. Развевающийся красный плащ и слюнявый бык отнюдь не радовали взор.
      Не желая вновь перечитывать собственные записи, она решила включить телевизор. По кабельному каналу шла комедия, не требовавшая умственного напряжения. К концу фильма Алекс почувствовала себя лучше и решила принять душ.
      Едва она вытерлась и замотала мокрые волосы полотенцем, как в дверь постучали. Накинув белый махровый халат и подпоясав его, она посмотрела в глазок.
      Дверь она открыла на ширину цепочки.
      - Вы что, с благотворительным визитом?
      - Откройте дверь, - сказал шериф Ламберт.
      - Для чего?
      - Мне надо с вами поговорить.
      - О чем?
      - Скажу, когда войду. - Алекс не шевельнулась. - Откроете вы дверь или нет?
      - Я могу с вами и отсюда разговаривать.
      - Открывайте, черт побери, - рявкнул он. - А то я себе яйца отморожу.
      Алекс сняла цепочку, распахнула дверь и отступила в сторону. Рид стал топать ногами и стряхивать ледышки, облепившие меховой воротник его куртки. Он окинул ее взглядом.
      - Ждете кого-то?
      Алекс сложила руки на животе; этот жест выражал у нее раздражение.
      - Если это светский визит...
      - Не визит.
      Уцепившись зубами за палец, он стянул одну перчатку, потом тем же манером вторую. Похлопал фетровой ковбойской шляпой по бедру, стряхивая мокрый снег, провел рукой по волосам.
      Он бросил перчатки в шляпу, положил ее на стол и опустился в кресло. Осмотрел остатки ее ужина и откусил кусок от нетронутой куриной ножки. С полным ртом спросил:
      - Что, не нравится наша жареная курица?
      Он вольготно развалился в кресле с таким видом, будто устроился там на всю ночь. Алекс продолжала стоять. Как ни странно, она чувствовала себя в халате раздетой, хотя он закрывал ее от подбородка до щиколоток. Гостиничное полотенце, намотанное на голову, тоже не добавляло ей уверенности в себе.
      Она сделала вид, что ее ничуть не волнует ни его присутствие, ни собственное дезабилье.
      - Да, жареная курица мне не понравилась, но пришлась кстати. Ради ужина я выходить не хотела.
      - И очень правильно - в такой-то вечерок. Дороги сейчас опасные.
      - Это вы могли и по телефону сказать.
      Пропустив ее замечание мимо ушей, он перегнулся через ручку кресла и посмотрел мимо нее на экран телевизора, где ничем не прикрытая пара предавалась плотским утехам. Камера крупным планом показывала губы мужчины, прильнувшие к женской груди.
      - Понятно, отчего вы разозлились. Я явился и помешал вам смотреть.
      Она хлопнула ладонью по выключателю. Экран погас.
      - Я не смотрела.
      Когда она снова повернулась к нему, он улыбался, глядя на нее снизу вверх.
      - А вы всегда открываете дверь всякому, кто ни постучит?
      - Я не открывала, но вы же стали ругаться.
      - Значит, это все, что требуется от мужчины, - грязно выругаться.
      - В этом округе вы старший офицер правоохранительных органов. Если вам нельзя доверять, кому же тогда можно? - Про себя она подумала, что скорее доверится одетому в зеленый полиэстеровый костюм торговцу подержанными машинами, чем Риду Ламберту. - И неужто впрямь было необходимо нацеплять эту штуку, отправляясь с визитом?
      Взгляд ее упал на кобуру, висевшую у него на поясе. Вытянув длинные, обутые в сапоги ноги, он скрестил их в щиколотках. Сложив ладони, посмотрел на нее поверх них.
      - Никогда не знаешь, когда он может понадобиться.
      - А он всегда заряжен?
      Рид помедлил с ответом, его взгляд опустился к ее груди.
      - Всегда.
      Они уже говорили отнюдь не о пистолете. Но еще больше, чем сами слова, ее смутил тон разговора. Переступив с ноги на ногу, она облизнула губы и тут только сообразила, что уже сняла макияж. Она сразу почувствовала себя совсем беззащитной. И от отсутствия косметики, и от его немигающего пристального взгляда.
      - Зачем вы, собственно, явились? Отчего нельзя было подождать до завтра?
      - От большого желания.
      - Желания? - севшим вдруг голосом переспросила она. Он лениво поднялся с кресла и, подойдя поближе, остановился буквально в нескольких дюймах от нее. Сунув загрубелую руку в вырез халата, он обхватил ладонью ее шею.
      - Есть большое желание, - прошептал он. - Придушить тебя.
      Разочарованно хмыкнув, Алекс сняла его руку и отступила на шаг. Он ее не удерживал.
      - Мне позвонил судья Уоллес и рассказал, какое судебное распоряжение вы у него попросили.
      Сердце у нее перестало бешено колотиться, она сердито чертыхнулась себе под нос.
      - В этом городе секретов не бывает, что ли?
      - Да, пожалуй, что нет.
      - Кажется, мне чихнуть нельзя без того, чтобы все в округе не начали совать мне платки и салфетки.
      - А как же, вы ведь фигура заметная. А вы чего ожидали, когда потребовали выкопать труп? Что все будет шито-крыто?
      - Вас послушать, так это просто моя причуда.
      - А разве нет?
      - Неужели вы думаете, я стала бы тревожить могилу матери, если б не считала, что это крайне необходимо для разрешения загадки ее убийства? волнуясь, спросила она. - Боже мой, неужели вы думаете, мне легко было даже выговорить эту просьбу? И с чего это судье понадобилось советоваться с вами, именно с вами, а не с другими?
      - А отчего бы и не со мной? Оттого что я под подозрением?
      - Да! - воскликнула она. - Крайне неэтично обсуждать данное дело с вами.
      - Но ведь я шериф, вы не забыли?
      - Помню это постоянно. И все равно это не повод для судьи Уоллеса действовать за моей спиной. Что это он так разволновался по поводу эксгумации тела? Может, он боится, что судебно-медицинская экспертиза выявит то, что он помог в свое время скрыть?
      - Своей просьбой вы задали ему трудную задачу.
      - Еще бы! Кого же он так защищает, отказываясь приоткрыть крышку гроба?
      - Вас.
      - Меня?
      - Тело Седины эксгумировать невозможно. Ее кремировали.
      Глава 12
      Рид сам не понимал, почему ему вдруг вздумалось отправиться выпить в самый убогий придорожный кабачок, когда дома его ждала бутылка отличного виски. Возможно, настроение у него было под стать мрачной, угрюмой атмосфере в этой забегаловке.
      На душе у него было погано.
      Он дал знак бармену, чтобы тот налил еще. Бар "Последний шанс" был из тех, где наливают в использованные стаканы: новую порцию клиенту в чистом стакане не подают.
      - Спасибо, - сказал Рид, наблюдая, как ему отмеряют виски.
      - Потихоньку послеживаете за нами или как? - пошутил бармен.
      Не двинув ни единым мускулом, Рид взглянул на него.
      - Пью себе и пью. Нет возражений? Дурацкая ухмылка исчезла.
      - Да, конечно, шериф, пожалуйста.
      Бармен отошел подальше, к противоположному концу стойки, и возобновил разговор с двумя постоянными и более дружелюбными посетителями.
      Рид заметил, что в углу зала, в укромном месте сидят женщины. Вокруг бильярдного стола толклась троица парней; по виду и повадкам он узнал в них специалистов по тушению нефтяных фонтанов. Это публика скандальная, буйная, в перерывах между своими рискованными операциями они любят шумно гульнуть, но эти пока что вели себя вполне мирно.
      В другой кабинке обнимались Клейстер Хикам и Руби Фэй Тернер. Еще утром, в кафе, Рид слышал, что Ангус уволил старого батрака. Конечно, Клейстер сотворил чертовскую глупость, но наказание, на взгляд Рида, было жестоким. Новая пассия сейчас, по всей видимости, утешала Клейстера. Входя в пивнушку, Рид приподнял шляпу, как бы приветствуя их. Они же всячески дали понять, что предпочли бы остаться незамеченными, как, впрочем, и сам Рид.
      Вечер в "Последнем шансе" выдался тихий и скучный, что вполне отвечало и профессиональным, и личным интересам шерифа.
      Первую порцию он проглотил, не почувствовав вкуса. Вторую отхлебывал не торопясь, ее должно было хватить надолго. Чем дольше он будет растягивать эту порцию, тем позже отправится домой. Домашнее одиночество не очень-то привлекало Рида. Как, впрочем, и пребывание в "Последнем шансе", но здесь было все же лучше. По крайней мере, в этот вечер.
      Виски подействовало: по телу медленно разливалось тепло. Праздничные гирлянды, мерцающие над баром огнями круглый год, казались ярче и красивее, чем всегда. Грязь и запустение не так бросались в глаза, затуманенные алкоголем.
      Почувствовав, что начал хмелеть, он решил, что сегодня больше пить не будет, - значит, этот стакан надо смаковать подольше. Рид никогда крепко не напивался. Никогда. Слишком часто в свое время приходилось убирать за стариком отцом, когда того прямо-таки наизнанку выворачивало, поэтому Рид не видел особого удовольствия в том, чтобы налакаться, как свинья.
      Еще совсем маленьким он, помнится, воображал, что, когда вырастет, станет арестантом или монахом, астронавтом или ямокопателем, владельцем зверинца или охотником на крупную дичь; единственно, кем он стать не собирался, - это пьяницей. Один такой в семье уже имелся, и его хватало с избытком.
      - Привет, Рид.
      Женский, с придыханием, голос прервал его созерцание янтарной жидкости в собственном стакане. Он поднял голову и сразу увидел пару пышных грудей.
      На ней была обтягивающая тело черная майка, на которой блестящими алыми буквами красовалось: "Гадкая от рождения". Джинсы были ей настолько тесны, что она с трудом взгромоздилась на табурет у стойки бара. Долго тряся грудями и как бы случайно прижимаясь к бедру Рида, она долго устраивалась и наконец села. Улыбка у женщины была ослепительная, не уступавшая блеском цирконию в ее кольце, но куда менее неподдельная. Ее имя Глория, вовремя вспомнил Рид и тут же учтиво сказал:
      - Привет, Глория.
      - Купишь мне пивка?
      - Конечно.
      Он крикнул бармену, чтобы подал пива. Обернувшись через плечо, указал ей глазами на сидящую в глубине темного зала компанию ее товарок.
      - Не обращай на них внимания, - сказала Глория, игриво похлопав его по лежащей на стойке руке. - После десяти часов каждая девушка - сама по себе.
      - Что, дамы вышли погулять?
      - Ага. - Она поднесла горлышко бутылки к лоснящимся от помады губам и отпила. - Мы было собрались в Эбилин, посмотреть новую картину с Ричардом Гиром, но погода вдруг испортилась, и мы решили - какого черта, и остались в городе. А ты чем сегодня занимался? Дежуришь?
      - Отдежурил. Уже свободен.
      Ему не хотелось втягиваться в разговор, и он снова поднял стакан.
      Но от Глории так просто не отвяжешься. Она придвинулась к нему поближе, насколько позволял табурет, и обняла его рукой за плечи.
      - Бедняжка Рид. Вот тоска-то, наверно, ездить по округе одному.
      - Я же работаю, когда езжу по округе.
      - Знаю, и все равно. - Ее дыхание щекотало ему ухо. От нее пахло пивом. Чего ж удивляться, что ты такой насупленный.
      Острый ноготок проехал по глубокой морщине между его бровей. Он отдернул голову. Глория убрала руку и негромко, но обиженно вскрикнула.
      - Слушай, извини, - пробормотал он. - У меня настроение не лучше нынешней погоды. Весь день работал. Умотался, видно.
      Это ничуть не охладило ее, скорее наоборот.
      - А может, я разгоню твою тоску, а, Рид? - робко улыбаясь, сказала она. Я, во всяком случае, не прочь попытаться. - Она снова придвинулась поближе, зажав его руку по локоть меж своих мягких, как подушка, грудей. - Я же в тебя по уши влюблена аж с седьмого класса. Не притворяйся, что ты не знал. - Она обиженно надула губы.
      - Я правда не знал.
      - А я втюрилась. Но ты был тогда занят. Как же ее звали? Ту, которую тот псих в конюшне зарезал?
      - Селина.
      - Да-да. Ты по ней всерьез с ума сходил, правда? А когда я была в старших классах, ты уже учился в Техасском политехническом. Потом я вышла замуж, пошли дети. - Она не замечала, что он не проявляет к ее болтовне ни малейшего интереса. - Мужа, конечно, давно уж нет, дети повырастали, живут своей жизнью. Я понимаю: откуда тебе было знать, что я в тебя влюблена, верно?
      - Верно, неоткуда.
      Она так сильно наклонилась вперед, что, казалось, вот-вот слетит с высокого табурета.
      - Может, самое время узнать, а, Рид?
      Он опустил глаза на ее груди, которые дразняще терлись о его руку. Напрягшиеся соски четко вырисовывались под майкой. Этот откровенный призыв почему-то был не столь обольстителен, как босые ноги Алекс, наивно выглядывавшие из-под белого махрового халата. Сознание, что под черной майкой находится Глория и только, не очень-то его волновало; куда меньше, чем стремление выяснить, что именно скрывается под белым халатом Алекс, если там действительно что-то есть.
      Он не возбудился ничуть. Отчего бы это, подумал он.
      Глория была довольно хорошенькая. Черные кудри обрамляли лицо и подчеркивали темные глаза, которые сейчас искрились призывом и обещанием. Влажные губы приоткрылись, но он не был уверен, что удастся поцеловать их, не соскользнув на щеку или подбородок: их покрывал жирный слой вишневой помады. Он невольно сравнил их с теми губами - и без всякой косметики они все равно были розовые, влажные, притягательные, звавшие к поцелую без особых усилий их обладательницы.
      - Мне пора идти, - вдруг заявил он.
      Высвободив каблуки сапог из подножки табурета, он встал и начал рыться в карманах джинсов, ища деньги на оплату своего виски и ее пива.
      - Но я думала...
      - Иди-ка лучше к своим, а то все веселье пропустишь. Тушители нефтяных фонтанов решили передвинуться поближе к женщинам; те не скрывали, что рады поразвлечься. Компаниям суждено было слиться с той же неизбежностью, с какой под утро ударит мороз. Они лишь немного медлили, предвкушая удовольствие. Впрочем, намеки вполне определенного свойства уже неслись с обеих сторон с задором и частотой, с какими на бирже выкрикивают курсы акций в особо оживленный день.
      - Рад был повидать тебя, Глория.
      Бросив последний взгляд на ее обиженное лицо, Рид нахлобучил шляпу на самые брови и вышел. Такое же ошеломленное, недоверчивое выражение было у Алекс, когда он сообщил ей, что тело ее матери кремировали.
      Не успел он тогда произнести эти слова, как она отшатнулась к стене, судорожно прижимая ворот халата к горлу, словно отгораживаясь от какой-то беды.
      - Кремировали?
      - Именно. - Он следил, как бледнеет у нее лицо, тускнеют глаза.
      - Я не знала. Бабушка никогда не говорила. Я и не думала.
      Голос ее замер. Он по-прежнему молчал и не шевелился, полагая, что ей нужно время, чтобы переварить эту отрезвляющую информацию.
      Он мысленно костерил Джо Уоллеса за то, что тот свалил на него это паскудное дело. Чертов трус позвонил ему в полном беспамятстве, хоть вяжи, скулил, нес околесицу и все спрашивал, что ему сказать Алекс. Когда Рид предложил сказать правду, судья решил, что Рид берет это на себя, и с готовностью уступил ему столь неприятную обязанность.
      Бесчувствие Алекс длилось недолго. Она внезапно очнулась, будто некая поразительная мысль вернула ее к действительности.
      - А судья Уоллес знал?
      Рид вспомнил, как в ответ он с напускным равнодушием пожал плечами.
      - Слушайте, я знаю одно: судья позвонил мне и сказал, что выполнить вашу просьбу невозможно, даже если б он и выдал такое распоряжение; но делать это он бы очень не хотел.
      - Если он знал, что тело матери кремировали, почему он мне прямо об этом не сказал?
      - Думаю, просто опасался неприятной сцены.
      - Да, - смятенно проговорила она, - он не любит пустые хлопоты. Сам говорил. - Алекс взглянула на Рида без всякого выражения. - Он прислал вас выполнить за него грязную работу. Вас пустые хлопоты не беспокоят.
      Не обращая внимания на сказанное, Рид натянул перчатки и надел шляпу.
      - Известие это вас потрясло. Как, справитесь с шоком?
      - Не беспокойтесь, со мной все прекрасно.
      - Но вид у вас не самый прекрасный.
      Ее голубые глаза были полны слез, губы чуть подрагивали. Она стиснула руками талию, будто силой заставляла себя не рассыпаться. Вот тут его и потянуло обнять ее, прижать к себе всю, с мокрыми волосами, влажным полотенцем, купальным халатом, босыми ногами - всю.
      Вот тогда он шагнул вперед и, сам не понимая, что делает, властно опустил ее руки вдоль тела. Она сопротивлялась, будто хотела прикрыть ими кровоточащую рану.
      Она не успела воздвигнуть эту преграду, он обхватил ее и привлек к себе. Алекс была влажная, теплая, душистая, ослабевшая от горя. Казалось, она поникла прямо у него на груди. Руки ее безжизненно опустились.
      - О господи, пожалуйста, не вынуждай меня пройти и через это, - прошептала она, и он ощутил, как затрепетали ее груди.
      Она бессильно уронила голову, Рид почувствовал на своей груди ее лицо и слезы, смочившие ему рубашку. Он слегка откинул голову, чтобы ей было удобнее. Полотенце у нее размоталось и упало на пол. Возле самого лица поблескивали ее волосы, влажные и ароматные.
      Теперь он твердил себе, что не целовал их, но губы его, он знал, скользнули по ним к ее виску и там замерли.
      В тот миг жестокое вожделение охватило его с такой силой, что он сам удивился, как это он сумел ему не поддаться.
      И он ушел, чувствуя себя последним дерьмом: сначала сообщил ей такое, а потом ускользнул, как змея. О том, чтобы остаться у нее, не могло быть и речи. Его стремление обнять ее отнюдь не было благородным порывом, он и не пытался обманывать себя на сей счет. Он жаждал наслаждения. Ту улыбку страдания и отваги он хотел крепко и жарко зацеловать.
      И теперь он сыпал проклятиями над приборной доской своего "Блейзера", мчась по шоссе прочь от дома. Дворники не успевали соскребать мокрый снег, он замерзал на стекле. Для такой погоды Рид ехал слишком быстро - под колесами не дорога, а сплошной каток, - но он не сбавлял скорости.
      Все это ему явно не по возрасту. Какого черта он вдруг предается сексуальным мечтам? С ним этого наяву не бывало с тех пор, как они с Джуниором занимались онанизмом, распуская слюни над порнографическими картинками. Но сколько он помнит, никогда еще не посещали его столь яркие сексуальные видения.
      Напрочь позабыв, кто такая Алекс, он представлял себе, как его руки, раздвинув белый халат, скользят по гладкому телу цвета слоновой кости; сидел твердые розовые соски, мягкие золотисто-каштановые волосы. Бедра будут шелковистые, раздвинув их, он увидит нежную гладкую плоть.
      Чертыхнувшись, он на миг зажмурился. Она ведь не первая встречная, которая оказалась на восемнадцать лет моложе его. Она дочь Седины, и он - бог ты мой годится ей в папочки. Он ей не отец, но мог бы им быть. Вполне мог бы. От этой мысли его слегка замутило, но напряжение в низу живота, от которого едва не трещала ширинка на джинсах, не ослабло.
      Он свернул на пустую стоянку, заглушил двигатель и взбежал по ступенькам к двери. Дернул за ручку и, поняв, что дверь заперта, забарабанил в нее обтянутым перчаткой кулаком.
      Наконец дверь открылась; на пороге стояла женщина с широкой, как у голубя, грудью. На ней был длинный белый атласный пеньюар, в котором она вполне сошла бы за невесту, если бы в уголке рта у нее не торчала черная сигарета. Она держала на руках кота, лениво поглаживая его роскошный, абрикосового цвета мех. И женщина, и кот злобно смотрели на Рида.
      - Какого черта вам здесь нужно? - грозно спросила она.
      - Ну для чего сюда приезжают мужчины, а, Нора Гейл? Бесцеремонно отодвинув ее, он вошел в дом. Будь на его месте кто угодно другой, он получил бы пулю в лоб из пистолета, который неизменно был засунут у нее за пояс для чулок - Ты, видно, не заметил: сегодня клиентов так мало, что мы закрылись пораньше.
      - С каких это пор мы с тобой стали обращать на это внимание?
      - С тех самых, как ты стал использовать служебное положение в личных интересах. Вот как сейчас.
      - Лучше не хами мне сегодня. - Он уже поднялся по лестнице и направился к ее комнате. - Разговоры со мной водить незачем. И развлекать меня тоже ни к чему. Мне нужно потрахаться, ясно?
      Упершись кулаком в широкое, но красивой формы бедро, мадам крикнула ему с насмешкой:
      - А кота сначала выпустить я успею?
      Заснуть Алекс не могла, лежала с открытыми глазами, когда вдруг зазвонил телефон. В такой поздний час? Она забеспокоилась. Не включая ночника, нащупала в темноте трубку и поднесла ее к уху.
      - Алло, - хрипло сказала Алекс, она наплакалась, и голос сел. - Алло.
      - Здрасьте, мисс Гейтер.
      Сердце у нее отчаянно заколотилось от волнения, но она недовольно спросила:
      - Опять вы? Надеюсь, сейчас вы намерены хоть что-то сказать, вы ведь меня разбудили, я крепко спала.
      От Грега она слышала, что свидетели, не склонные давать показания, становятся более сговорчивыми, если принизить значимость того, что они имеют сообщить.
      - Вы со мной нос-то не шибко задирайте. Я кой-чего знаю, что вам пригодится. И очень даже.
      - А именно?
      - А именно - кто укокошил вашу мамочку. Алекс изо всех сил старалась дышать ровно.
      - По-моему, вы мне голову морочите.
      - Не-а.
      - Тогда говорите. Кто же это?
      - Вы меня, дамочка, за дурака, что ли, держите? Думаете, Ламберт вам "жучка" в телефон не поставил?
      - Вы просто кино насмотрелись. - Тем не менее она с подозрением покосилась на зажатую в руке трубку.
      - "Последний шанс" где - знаете?
      - Найду.
      - Завтра вечером. - Он назвал час.
      - Как я вас узнаю?
      - Я вас сам узнаю.
      Она не успела больше ничего сказать, он повесил трубку. Алекс с минуту сидела на краешке кровати, глядя в темноту. Ей вспомнилось предупреждение Рида о том, что в его городке ей может не поздоровиться. Воображение стало рисовать всевозможные ужасы, которые поджидают одинокую женщину. Когда она наконец легла, ладони у нее были влажные и сна - ни в одном глазу.
      Глава 13
      - Ни за что не догадаетесь, что она теперь затеяла. Шериф округа Пурселл поднес кружку с дымящимся кофе ко рту, подул и отхлебнул глоток. Кофе обжег язык, но он и внимания не обратил. Ему до зарезу требовалась доза кофеина.
      - О ком мы толкуем? - поинтересовался он у помощника, который, глупо ухмыляясь, стоял в дверях кабинета; эта ухмылка чертовски раздражала шерифа. Он вообще не любил, когда ему задают загадки, а в то утро настроение у него было и вовсе не для шарад.
      Мотнув головой, помощник указал на другое крыло здания.
      - О поселившемся у нас прокуроре с голубыми глазками, нахально торчащими титьками и с ногами, которым конца нет.
      Он звонко и смачно чмокнул губами.
      Рид медленно опустил на пол ноги, лежавшие на уголке стола. Глаза его сверкнули ледяным огнем.
      - Вы имеете в виду мисс Гейгер? Помощник, хоть и не был обременен излишком серого вещества, все же понял, что зашел слишком далеко.
      - Гм, ага. То есть да, сэр.
      - И дальше что? - мрачно спросил Рид.
      - Звонили из похоронного бюро, сэр, некий мистер Дэвис, ну так он, сэр, жуткий шум из-за нее поднял. Она сейчас там, просматривает архивы и все такое.
      - Что?
      - Да, сэр, он именно так и сказал, шериф. Прямо остервенел весь, потому что...
      - Позвони ему, скажи, еду.
      Рид уже натягивал куртку. Если бы помощник не отступил от двери, шериф сбил бы его, когда выскакивал из кабинета.
      Ненастная погода, из-за которой закрылись школы и многие предприятия, Рида волновала мало. Если б только шел снег, это бы еще полбеды, куда хуже толстая ледяная корка, покрывшая все вокруг. К сожалению, участок шерифа обязан работать в любую погоду, в любое время дня и ночи.
      Встретивший его у дверей мистер Дэвис ломал от волнения руки.
      - Я уже больше тридцати лет занимаюсь своим делом, и ничего подобного ничего похожего, шериф, со мной прежде не случалось. Ну, пропадали гробы. Ну, грабили меня. Меня даже...
      - - Где она? - рявкнул Рид, прервав причитания гробовщика.
      Тот молча кивнул. Рид затопал к двери, рванул ее. Сидевшая за столом Алекс выжидательно подняла глаза.
      - Ну какого черта, что вы тут делаете?
      - Доброе утро, шериф.
      - Отвечайте на вопрос. - Рид захлопнул дверь и прошел в комнату. - У меня тут гробовщик бьется в истерике, и все из-за вас. Как вас вообще сюда занесло?
      - На машине.
      - Вам нельзя ездить в такую погоду.
      - И тем не менее я приехала.
      - А это что такое? - Он раздраженно указал на разбросанные по столу папки.
      - Архив мистера Дэвиса за тот год, когда убили мою мать. Он разрешил мне просмотреть его.
      - Вы его к этому принудили.
      - Ничего подобного.
      - Значит, запугали. Он спросил у вас ордер на обыск?
      - Нет.
      - А есть у вас ордер?
      - Нет. Но я могу его получить.
      - Без убедительной причины - вряд ли.
      - Мне нужны неопровержимые доказательства того, что тело Седины Гейтер не погребено в той кладбищенской могиле.
      - Отчего бы вам не действовать разумно: скажем, взять лопату и покопать?
      Тут она замолчала. Какое-то мгновение приходила в себя. Наконец проговорила:
      - Вы сегодня скверно настроены. Бурно провели ночь?
      - Да. Переспать-то переспал, но не очень удачно. Она опустила глаза на заваленный бумагами стол.
      - Вот как. Очень сожалею.
      - О чем? О том, что я переспал с бабой? Она вновь посмотрела на него.
      - Нет, о том, что не очень удачно.
      Они долго глядели друг другу в глаза. Лицо у Рида было жесткое, бугристое, как горный кряж, но ей не доводилось встречать более привлекательного лица.
      Всякий раз, когда они оказывались вместе, она остро ощущала его присутствие, его тело, чувствовала, как ее тянет к нему. Она понимала, что, учитывая ее профессию и положение, тяга эта была безнравственна и опасна и вдобавок компрометировала ее как женщину. Он ведь когда-то принадлежал ее матери.
      И все же как часто ей хотелось коснуться его или ощутить его прикосновение! Накануне вечером ей хотелось, чтобы он подольше обнимал ее, плачущую. Слава богу, у него хватило ума уйти.
      "К кому же он ездил? - думала Алекс. - Где и когда произошла эта не давшая удовлетворения любовная встреча? До того, как он приехал ко мне в гостиницу, или после? И почему она оказалась неудачной?"
      Через несколько мгновений она опустила голову и вновь взялась за папки.
      Но Рид не привык, чтобы с ним обращались столь пренебрежительно; наклонившись, он взял ее за подбородок и приподнял голову.
      - Я же сказал вам, что Седину кремировали. Она вскочила на ноги.
      - После того, как вы с судьей Уоллесом пошушукались и все обсудили. Ловко, нечего сказать.
      - Вы склонны давать волю воображению.
      - Отчего Джуниор, когда разыскал меня на кладбище, не сказал, что Седину кремировали? Сдается мне, она там все-таки похоронена. Потому я и просматриваю эти папки.
      - Зачем бы мне лгать?
      - Чтобы помешать мне добиться эксгумации тела.
      - Опять же - зачем? Мне-то какая разница?
      - А пожизненное заключение? - жестко проговорила она. - Если по данным судебно-медицинской экспертизы выяснится, что убийца - вы.
      - Ax... - не найдя достаточно сильного слова, он с силой вдавил кулак в загрубевшую ладонь другой руки. - Этому, что ли, вас учат на юридическом: когда ничего не получается, хвататься за соломинку?
      - Именно.
      Опершись руками о стол, он наклонился к самому ее лицу.
      - Вы не юрист, вы охотница за ведьмами.
      Рид попал не в бровь, а в глаз: у Алекс тоже было такое ощущение. Ее отчаянный поиск улик слегка отдавал исступлением линчевателей из печально известного "комитета бдительности", вызывая отвращение у нее самой. Она села и положила руки на раскрытые папки.
      Отвернувшись к окну, Алекс смотрела на зимний пейзаж. Голые ветви платанов на лужайке покрылись ледяным панцирем. Стекла в окнах чуть слышно позвякивали под ударами смерзшихся хлопьев снега. И небо, и все вокруг было унылым, мертвенно-серым. Контуры предметов размыты. Мир стал одноцветным - без света и теней.
      Кое-что, впрочем, осталось черно-белым. И прежде всего закон.
      - Возможно, вы были бы и прав", Рид, не будь того преступления. - Она вновь обернулась к нему. - Но преступление-то совершено. Кто-то вошел в конюшню и зарезал мою мать.
      - Да. Причем скальпелем, - насмешливо заметил он. - Можете себе представить, чтобы Ангус, Джуниор или я размахивали хирургическим инструментом? Отчего тогда не убить ее голыми руками? Не задушить, например?
      - Оттого, что вы слишком хитры. Кто-то из вас постарался создать впечатление, что все совершил психически неполноценный человек. - Положив руку на грудь, она проникновенно спросила:
      - А вы на моем месте не захотели бы выяснить, кто это сделал и зачем? Вы же любили Седину. Если ее убили не вы...
      - Я не убивал.
      - Разве вы в таком случае не хотите узнать, чьих это рук дело? Или вы боитесь, что убийцей окажется кто-то, кто вам тоже дорог?
      - Нет, не хочу я узнавать, - решительно заявил он. - И пока у вас нет ордера на обыск...
      - Мисс Гейтер? - начал мистер Дэвис, неожиданно войдя в комнату. - Вы не это вот разыскиваете? Я нашел ее в архиве, в шкафу с папками.
      Алекс прочитала напечатанное на обложке имя. Бросив взгляд на Рида, она нетерпеливо раскрыла папку. Просмотрев несколько лежащих сверху бумаг, Алекс бессильно откинулась на спинку стула и хрипло сказала:
      - Здесь написано, что тело было кремировано. - Чувствуя, как стынет сердце, она спросила, ни к кому не обращаясь:
      - Отчего же бабушка никогда про это не говорила?
      - Может быть, она не придавала этому большого значения.
      - Она сберегла всю одежду Селины, ее вещи. Почему же не взяла ее прах?
      Вдруг она наклонилась вперед и, опершись локтями о стол, обхватила голову руками. Желудок ее резко свело. От набежавших на глаза слез жгло веки.
      - Господи, вот кошмар-то, но я обязана выяснить. Обязана. Алекс несколько раз глубоко вздохнула, открыла папку вновь и принялась листать бумаги. Прочитав одну из них, она тихо ахнула.
      - Что это?
      Она вынула листок из папки и протянула Риду.
      - Это квитанция об оплате похоронных расходов, включая и кремацию.
      - Ну и что?
      - Посмотрите на подпись.
      - Ангус Минтон, - негромко и вдумчиво прочел он.
      - А вы об этом не знали? - Он отрицательно покачал головой. - Ангус, очевидно, оплатил расходы, однако втайне от всех. - Алекс прерывисто вздохнула и пытливо взглянула на Рида. - Интересно, почему.
      А в другом конце города Стейси Уоллес вошла в комнату, служившую ее отцу домашним кабинетом. Склонившись над столом, он сосредоточенно изучал том судебного дела.
      - Раз уж вы взяли выходной, судья, так отдыхайте, - ласково пожурила она.
      - Формально это не выходной, - ворчливо отозвался он, с отвращением взглянув на зимний пейзаж за окном. - Давно надо было кое-что прочесть. Сегодня самый подходящий день: в суд-то я попасть не могу.
      - Ты слишком много работаешь и принимаешь все чересчур близко к сердцу.
      - Ничего нового ты не сказала, это все мне уже сообщила моя язва.
      Стейси почуяла, что он сильно расстроен.
      - Что случилось?
      - Да опять эта юная Гейтер.
      - Дочь Седины? По-прежнему донимает тебя?
      - Вчера явилась ко мне в суд требовать распоряжение об эксгумации тела.
      - О боже, - не веря ушам, прошептала Стейси. Она прижала бледную руку к горлу. - Просто изверг, а не женщина.
      - Изверг или не изверг, но просьбу мне пришлось отклонить.
      - Молодец.
      Он покачал головой:
      - У меня не было выбора. Тело же было кремировано. Стейси помолчала, размышляя.
      - Да, кажется, припоминаю. И как она отнеслась к этому известию?
      - Не знаю. Рид отправился ей об этом сказать.
      - Рид?
      - Я вчера вечером позвонил ему. Он вызвался помочь. Сомневаюсь, что она восприняла его сообщение с полным самообладанием.
      - А Ангус с Джуниором в курсе дела?
      - Уверен, что в курсе. Рид им небось все рассказал.
      - Возможно, - пробормотала Стейси. Она помолчала минуту, потом, стряхнув задумчивость, спросила:
      - Принести тебе чего-нибудь?
      - Нет, спасибо, только недавно ведь завтракали.
      - Горячего чайку?
      - Пока не надо.
      - А какао? А может, ты разрешишь мне...
      - Я же сказал, Стейси, спасибо, не надо. - Ответ прозвучал резче, чем ему хотелось.
      - Извини, что помешала, - удрученно сказала она. - Если понадоблюсь, я буду наверху.
      Судья рассеянно кивнул и опять углубился в переплетенный в кожу том. Стейси тихо прикрыла дверь кабинета. Рука ее безжизненно скользила по перилам, когда она поднималась к себе в спальню. Ей нездоровилось. Живот у нее вздулся и болел. Утром у нее начались месячные.
      В сорок с лишним лет просто смешно было страдать, словно подросток, от женских колик; Стейси даже полагала что ей надо радоваться этим регулярным кровотечениям: только это еще напоминает о том, что она женщина. Детей нет никто не требует денег на обед и не просит помочь с уроками. Мужа тоже нет никто не интересуется, что она приготовила на ужин, взяла ли вещи из чистки и удастся ли сегодня ночью заняться любовью.
      Каждый день она горько жаловалась на судьбу, лишившую ее жизнь этой восхитительной суеты. С той же неукоснительностью, с какой иные возносят молитвы, Стейси перечисляла господу те прелести семейного очага, которыми он ее обделил. Она жаждала услышать детский гомон и топот маленьких ног по дому. Она томилась по мужу, который будил бы ее по ночам, зарывался бы лицом в ее груди и утолял бы голод ее не знающего покоя тела.
      Будто церковник, предающийся самобичеванию, Стейси подошла к комоду, открыла третий ящик и вынула альбом с фотографиями в переплете из белой тисненой кожи.
      Она благоговейно открыла альбом. С нежностью стала перебирать одну за другой драгоценные реликвии: свою пожелтевшую фотографию, вырезанную из газеты, квадратную бумажную салфеточку, где в уголке серебряными буковками были выведены два имени, осыпающуюся розу.
      Она листала альбом, разглядывала снимки под полиэтиленовыми креплениями. Люди, позировавшие перед камерой у алтаря, с годами изменились мало.
      Проведя почти час в мазохистских мечтаниях, Стейси закрыла альбом и положила его обратно в заветный ящик.
      Сбросив туфли, чтобы не запачкать одеяла, она легла, свернулась калачиком и, взяв подушку, прижала ее к себе, как возлюбленного.
      Из глаз ее покатились жгучие горькие слезы. Она шептала чье-то имя, настойчиво, без устали. С силой вдавила ладонь в низ живота, чтобы ослабить боль в пустующей утробе, познавшей однажды его тело, но не его любовь.
      Глава 14
      - Вот так так, черт возьми, вы, да еще и вместе? - озадаченно воскликнул Джуниор, переводя взгляд с Алекс на Рида и обратно.
      - Потом, пошатнувшись под порывом ветра, отошел от двери и заторопил их:
      - Проходите же. Я представить не мог, кого это несет в такую погоду. Тебе, Рид, надо бы сходить к психиатру: виданное дело, тащить Алекс невесть куда.
      На нем были старенькие джинсы с протертыми до дыр коленями, хлопчатобумажный свитер и толстые белые носки. Было видно, что встал он недавно. В одной руке он держал кружку с дымящимся кофе, в другой дешевенький роман в бумажном переплете. Волосы трогательно взъерошены. На подбородке темнеет щетина.
      Он уже оправился от изумления и улыбнулся Алекс. Потрясающе привлекателен, подумала она, не сомневаясь, что с нею согласилось бы большинство женщин. Этакий богатый, ленивый, сексуальный, растрепанный, домашний и милый мужчина. Хотелось окружить его заботой и уютом; судя по томной улыбке, он как раз предавался ленивой неге, когда они пришли.
      - Я ее сюда не тащил, - обиженно сказал Рид. - Все было как раз наоборот.
      - Я-то хотела приехать одна, - поспешно вставила Алекс.
      - Ну, а я не захотел, чтобы вы пополнили собой сводку дорожных происшествий в моем округе, - громко и резко заявил он.
      Повернувшись к Джуниору, который озадаченно наблюдал за их перепалкой, Рид, сказал:
      - Короче говоря, я привез ее сюда потому, что она твердо вознамерилась ехать, а я боялся, что она разобьется или, хуже того, задавит кого-нибудь - не мудрено на нынешних дорогах. Вот мы и приехали вместе.
      - Да я вам чертовски рад, - сказал Джуниор. - Я уж приготовился было проскучать весь день в одиночестве. В гостиной у меня вовсю горит камин и все приготовлено для горячего пунша. Прошу. - Он было двинулся вперед, но вдруг обернулся и сказал:
      - Ой-ой, Рид, ты же знаешь, как мама не любит, когда следят по паркету. Сними-ка лучше сапоги.
      - Черт с ними. А Лупе на кухне? Пойду попробую к ней подлизаться, может, соорудит какой-никакой завтрак.
      Пренебрегая драгоценным паркетом Сары-Джо, он затопал в заднюю часть дома с таким видом, будто все еще там жил.
      Алекс смотрела ему в спину, пока он не вышел из комнаты.
      - Он сказал подлизаться? - саркастически спросила она.
      - Да, сегодня он в прекрасном настроении, - беспечно отозвался Джуниор. Вы бы видели его, когда он всерьез разозлится. Предоставьте Рида заботам Лупе. Она знает, как сварить ему яйца по вкусу. А поев, он сразу отойдет.
      Алекс позволила ему снять с нее меховой жакет.
      - Надеюсь, мы не слишком помешали.
      - Какого черта, конечно, нет. Я ничуть не шутил, когда сказал, что рад вам. - Он обнял ее рукой за плечи. - Давайте...
      - Собственно говоря, - движением плеч Алекс сбросила его руку, - это вовсе не светский визит.
      - Деловой, да?
      - Да, и огромной важности. Ангус дома?
      - У себя. - Улыбка у него стала напряженной.
      - Он занят?
      - Вряд ли. Пошли, я вас проведу.
      - Не хочется отрывать вас от книги. Он с сомнением взглянул на обложку с изображением пылкой парочки.
      - Ничего. Да к тому же она до того однообразна, что тоска берет.
      - А про что роман?
      - О путешествиях одного выдающегося самца по голливудским спальням, принадлежащим как женщинам, так и мужчинам.
      - Вот как? - с притворным интересом сказала Алекс. - Можно будет взять, когда вы прочтете?
      - Ай-ай, стыд какой, - вскричал он. - Да ведь это будет развращение малолетней, а?
      - Уж не настолько вы старше меня.
      - По сравнению с Ридом или мною вы сущий младенец, - сказал он, распахивая перед ней дверь в отцовский кабинет. - Папа, к нам гости.
      Ангус оторвался от газеты. За считанные секунды удивление на его лице сменилось досадой, а затем улыбкой.
      - Здравствуйте, Ангус. Я знаю, сегодня все отсыпаются по домам, а я нежданно вторгаюсь - мне очень жаль.
      - Ничего, ничего. Особых дел все равно нет. Невозможно даже скакунов вывести на воздух: земля-то замерзла. - Он поднялся из обитого красной кожей кресла с откидной спинкой и подошел к Алекс поздороваться. - Вы как солнечный зайчик в сумрачный день, это уж точно, а, сын?
      - Я ей примерно то же самое говорил.
      - Но, как я уже сказала Джуниору, - поспешно вставила она, - это вовсе не светский визит.
      - Да? Садитесь, садитесь. - Движением руки Ангус указал на кожаный диванчик на двоих.
      - Я только...
      - Нет, я бы хотела, чтобы вы остались, - сказала Алекс, прежде чем Джуниор успел ретироваться. - Это касается нас всех.
      - Ладно, тогда выкладывайте.
      И Джуниор оседлал туго набитый подлокотник диванчика.
      - Я вчера опять говорила с судьей Уоллесом. Алекс показалось, что оба ее собеседника напряглись, но впечатление это было столь мимолетным, что могло ей просто почудиться.
      - И был на то повод? - спросил Ангус.
      - Я хотела, чтобы провели эксгумацию тела моей матери. На этот раз трудно было ошибиться в том, как они восприняли ее слова.
      - Господи, милая, за каким чертом вам это понадобилось? - содрогнулся Ангус.
      - Алекс? - Джуниор взял ее руку, положил себе на бедро и стал растирать. Это уж, пожалуй, слишком, не находите? Прямо ужас какой-то.
      - Так и дело ведь ужасное, - напомнила она, убирая руку с его бедра. - Во всяком случае, вам наверняка известно, что просила я о невозможном. Ведь тело матери было кремировано.
      - Верно, - произнес Ангус.
      - Почему?
      В слабо освещенной комнате глаза ее сверкали и казались ярко-синими. Отражавшееся в них пламя камина придавало им выражение сурового укора.
      Ангус вновь уселся в кресло и ссутулился, будто обороняясь от нападок.
      - Это казалось тогда наилучшим выходом из положения.
      - Как это? Не понимаю.
      - Ваша бабушка собиралась уехать с вами из города, как только будут завершены все формальности. Она этого не скрывала. Вот я и решил кремировать тело Седины, полагая, что Мерл захочет взять.., гм.., останки с собой.
      - Вы решили? А по какому праву, Ангус? По чьему распоряжению? Отчего именно вам была предоставлена возможность решать, что делать с телом Седины?
      Он недовольно насупил брови.
      - Вы, верно, полагаете, что я распорядился ее кремировать, чтобы уничтожить улики?
      - Не знаю! - воскликнула она, поднимаясь с диванчика. Она прошла к окну и стала смотреть на пустующие паддоки. Из дверей конюшен пробивался свет; там чистили, кормили, тренировали лошадей. Она досконально изучила деятельность концерна "Минтон Энтерпрайзес". Ангус вложил в него миллионы. Почему он отмалчивается? Потому что многим рискует, если она добьется передачи дела в суд? Или потому, что виновен? А может, из-за того и другого? В конце концов она повернулась к мужчинам:
      - Теперь, задним числом, вы не можете не признать, что этот ваш поступок выглядит весьма странно.
      - Я только хотел освободить Мерл Грэм от этих забот. Считал это своим долгом, потому что ее дочь убили на моей земле. Мерл обезумела от горя, а ведь вы остались на ее попечении. Если мои действия вызывают сейчас подозрения, тем хуже, черт побери; но если б сегодня пришлось принимать решение, то я поступил бы точно так же.
      - Не сомневаюсь, что бабушка была признательна за все, что вы сделали. Очень бескорыстно с вашей стороны. Ангус проницательно взглянул на нее и сказал:
      - Но вам, к сожалению, не верится, что поступок был совершенно бескорыстным.
      Она посмотрела ему прямо в глаза:
      - Да, к сожалению, не верится.
      - Я уважаю вашу откровенность.
      На минуту в комнате воцарилась тишина, слышалось лишь мирное потрескивание горящих поленьев. Алекс нарушила неловкое молчание:
      - Не понимаю, почему бабушка не забрала прах с собой.
      - Я и сам об этом думал - я ведь предложил ей взять его.
      Мне кажется, потому, что она не могла примириться со смертью дочери. Урна с прахом - это осязаемое доказательство того, с чем она была не в силах смириться.
      Зная одержимость бабушки всем тем, что было связано с жизнью Седины, Алекс сочла его объяснение убедительным. Кроме того, если только Мерл не выйдет из коматозного состояния - и тогда Алекс не сможет задать ей свой вопрос, выбора у нее не было, приходилось принять на веру то, что говорил Ангус.
      Он рассеянно потирал сквозь носок большой палец на ноге.
      - Мне в голову не пришло захоронить ее пепел в каком-нибудь мавзолее. Я всегда ненавидел всяческие склепы и усыпальницы. Страшненькие, черт побери, заведения. От одной мысли о них мурашки по коже. Ездил я как-то в Новый Орлеан. Все эти бетонные надгробия, возвышающиеся над землей.., бр-р-р.
      Он затряс головой от отвращения.
      - Я не боюсь смерти, но, когда помру, хочу опять стать частицей жизни. Праху место во прахе. Таков естественный ход вещей. Поэтому мне показалось уместным купить участок на кладбище и похоронить прах Селины в земле, на которой она выросла. Вы, Алекс, небось думаете: вот старый чудак, но я тогда так считал и теперь считаю так же. Я никому ничего не рассказывал - неловко было. Такая вот, знаете, вдруг чувствительность, - А почему было не рассеять прах где-нибудь? Он потянул себя за мочку уха, обдумывая вопрос.
      - Я думал об этом, но решил: а вдруг в один прекрасный день вы явитесь и захотите посмотреть, где похоронили вашу маму.
      Алекс почувствовала, что прежняя напористость покидает ее, плечи опускаются. Потупив голову, она не сводила глаз с носков своих замшевых сапожек, еще мокрых от сырого снега.
      - Вы, наверно, сочли меня вампиром каким-то за то, что я хотела вскрыть ее могилу. Рид так и заключил. Ангус только отмахнулся.
      - Рид обожает резать правду-матку. Бывает, и ошибается. Она прерывисто вздохнула.
      - На сей раз точно ошибся. Поверьте, даже подумать об этом мне было трудно, не то что просить. Просто мне казалось, что тщательная судебно-медицинская экспертиза могла бы пролить свет.
      Голос ее замер. Продолжать не хватало силы воли и убежденности. Вчера она думала, что эксгумация, возможно, даст необходимые вещественные улики. Выяснилось, что от истины она, Алекс, по-прежнему далека, а все ее старания свелись к тому, что она лишь разбередила и измучила и себя, и окружающих.
      Объяснение Ангуса представлялось чертовски убедительным и бесхитростным. Целиком оплатить похороны, взять на себя все формальности - то был акт неподдельного милосердия, призванный смягчить горькую долю бабушки и облегчить ей бремя материальных расходов.
      Алекс искренне хотела поверить в это. Ей, дочери Селины, такой оборот дела был только приятен. Но как следователь она осталась ни с чем, все ее усилия оказались тщетными, и оттого в ней зрело подозрение, что тут что-то нечисто.
      - Вы готовы возвращаться в город или как? Рид стоял в дверях, прислонившись к косяку, и вызывающе перебрасывал зубочистку из одного угла рта в другой. Может быть, он и позавтракал, но по тону вопроса она поняла, что его скверное настроение не переменилось.
      - Готова, если вы соблаговолите меня отвезти.
      - Прекрасно. Чем скорее я вернусь на работу, тем лучше. Должен же кто-то пасти этих чокнутых сукиных детей, которые ездят в этакую непогоду.
      - Но раз уж вы здесь, почему бы не провести денек у камина? - обращаясь к Алекс, предложил Джуниор. - Сделали бы себе воздушной кукурузы. Седина ее очень любила. Может, уговорили бы Лупе дать нам миндаля в сахаре. А потом, когда дороги расчистят, я бы отвез вас в гостиницу.
      - Спасибо, это было бы чудесно, но меня ждет работа. Он стал ее мило упрашивать, но она была непреклонна.
      Минтоны проводили ее с Ридом к выходу. Сары-Джо Алекс так и не видела. Если та даже и знала о присутствии в доме гостей, спуститься к ним она не пожелала.
      Когда они шли по коридору, Ангус взял Алекс под руку и тихо сказал:
      - Я понимаю, милая, вам приходится нелегко.
      - Да уж.
      - Есть что-нибудь новое о здоровье бабушки?
      - Я каждый день справляюсь в лечебнице, но пока все без перемен.
      - Если что будет нужно, сразу звоните, слышите? Алекс посмотрела на него с искренним смущением.
      - Ангус, почему вы ко мне так добры?
      - В память о вашей маме и потому, что вы мне нравитесь, а главное - потому что нам нечего скрывать.
      Когда он ей улыбнулся, Алекс сразу поняла, от кого Минтон-младший унаследовал свое обаяние. Тем временем Джуниор разговаривал с Ридом. Алекс услышала, как Рид сказал:
      - Вчера вечером наткнулся в "Последнем шансе" на одну твою старую приятельницу.
      Услышав название кабачка, где ей на сегодня была назначена встреча, Алекс навострила уши.
      - Правда? - откликнулся Джуниор. - И кто же это?
      - Глория, как там ее. Забыл ее фамилию по мужу. Черные кудряшки, темные глаза, большие сиськи.
      - Глория Толберт. Как она выглядит?
      - Сексуально озабоченной.
      Джуниор издал пошлый, чисто мужской смешок.
      - Похоже на Глорию. Чтобы ее ублажить, нужен крепкий мужик.
      - Тебе виднее, - пошутил Рид.
      - Ну и что вчера было, а, шельмец ты везучий? В конце концов милашка Глория засияла довольной улыбкой?
      - Ты же знаешь, я своих любовных похождений не обсуждаю.
      - Эта твоя особенность меня чертовски бесит. Алекс обернулась, и в этот момент Джуниор шутливо ткнул Рида в живот. Кулак его отскочил, будто он ударил в барабан.
      - И это все, на что ты способен, старина? - поддел его Рид. - Признайся, Минтон, ты теряешь форму.
      - Черта с два, - размахнувшись, тот направил кулак Риду в голову. Рид успел увернуться и попытался ударить Джуниора сапогом под колено. Они повалились на стоявший в холле столик, чуть не сбросив с него керамическую вазу.
      - Ладно, ребята, кончайте, пока чего-нибудь не разбили. - Голос Ангуса звучал снисходительно, словно перед ним были малыши из начальной школы.
      Апекс и Рид оделись, он открыл дверь. Ледяной вихрь ворвался в холл. Джуниор спросил:
      - Вы уверены, что вам никак нельзя остаться у нас, в тепле и уюте?
      - Боюсь, никак, - ответила Алекс.
      - Вот черт. Что ж, тогда до свидания. Он сжал ее руку в своих ладонях и поцеловал в щеку. Отец с сыном наблюдали, как Рид ведет Алекс по обледенелой мощеной дорожке к своему "Блейзеру". Он помог ей сесть в машину, потом обошел автомобиль и легко взлетел на водительское место.
      - Бр-р-р! - Джуниор закрыл дверь. - Выпьешь пуншу, папа?
      - Пока нет. - Ангус нахмурился. - В такую рань ни к чему.
      - С каких это пор ты смотришь на часы, когда хочется выпить?
      - Зайди-ка ко мне. Я хочу с тобой поговорить. - Прихрамывая, оберегая больной палец, он повел сына в кабинет. - Подбрось дров в огонь, хорошо?
      Когда пламя уже лизало новые поленья, Джуниор повернулся к отцу.
      - Так о чем речь? Надеюсь, не о делах. Я официально беру выходной.
      Он зевнул и потянулся, как привыкший к неге кот.
      - Об Алекс Гейгер.
      Джуниор опустил руки и насупился:
      - Когда она приехала, то так и кипела по поводу этих похоронных дел, правда? Но ты ее все-таки привел в себя.
      - Я всего лишь рассказал ей, как было дело.
      - У тебя это прозвучало очень убедительно, не хуже, чем ловкая ложь.
      - Можешь ты хоть раз быть серьезным? - взревел Ангус. На лице Джуниора отразилось недоумение.
      - Я, по-моему, вполне серьезен.
      - Слушай меня, - сурово начал Ангус, наставив на него палец. - Только круглый дурак будет шутки шутить, глядя, как она упорно докапывается до сути. Пускай она красотка - за дело она взялась очень основательно. Алекс только с виду мягкая. Когда речь идет об этом убийстве, она - кремень.
      - Понимаю, - угрюмо сказал Джуниор.
      - Спроси Джо Уоллеса, если не веришь.
      - Верю, верю. Просто из-за внешности мне трудно воспринимать ее всерьез.
      - Ах, ему трудно, видали? А я вот что-то не заметил, чтобы ты попытался ее охмурить.
      - Я же тогда пригласил ее к нам выпить рюмочку, и она приехала.
      - Что ты предпринял потом?
      - А что ты хочешь, чтобы я предпринимал? Увивался возле нее, как последний сопляк? С цветочками-шоколадками?
      - Да, черт тебя подери!
      - Она на это ни за что не клюнет, - фыркнул Джуниор, - даже если я буду совершенно серьезен.
      - Слушай, что я тебе скажу, парень. У тебя сейчас не жизнь, а малина. Каждый год на блюдечке подают новый "Ягуар", носишь часы "ролекс", утыканные бриллиантами, ездишь кататься на горных лыжах, на морскую рыбалку и на скачки, когда только вздумается, да еще играешь по-крупному. Но девочка эта прет напролом, она нас разорит. Да-да, - сказал он, угадав, о чем думает помрачневший сын, - очень может быть, что тебе придется первый раз в жизни подыскивать себе работу.
      Ангус сдержал гнев к продолжал более дружелюбно:
      - У нее нет ни малейших шансов раздобыть улики. Думаю, она это понимает. Вот и мечет стрелы наугад, надеясь попасть кому-то из нас в задницу. Остается верить, что рано или поздно рука у нее устанет.
      Джуниор закусил губу и хмуро сказал:
      - Довести дело до суда ей, наверное, нужно не меньше, чем нам - построить ипподром. Для нее это был бы большой успех. Карьера ей тогда обеспечена.
      - Дьявольщина, - пробурчал Ангус. - Ты же знаешь, как я к таким бабам отношусь. Терпеть не могу эти дерьмовые игры вокруг карьеры. Женщинам не место в суде.
      - Куда же ты их всех денешь? В спальни?
      - А что в том плохого? Джуниор издал короткий смешок.
      - Я-то с тобой спорить не стану, но, думаю, с тобой охотно поспорили бы миллионы работающих женщин.
      - Возможно, Алекс и не задержится в прокуратуре. Не удивлюсь, если выяснится, что ее карьера зависит от исхода этого расследования.
      - Что ты хочешь сказать?
      - Я Грега Харпера отлично знаю. Честолюбец, спит и видит себя в кресле генерального прокурора штата. Обожает, чтобы его подчиненные добивались обвинительных приговоров. По моим догадкам, он позволил Алекс вести расследование потому, что чует кровь, нашу кровь. И если в этом деле об убийстве нам прищемят хвост, его имя попадет во все газеты и торжеству его не будет конца: они с губернатором ведь друг друга не жалуют. Губернатора же ткнут мордой об стол, так же как и комиссию по азартным играм. Зато если Алекс не удастся докопаться до наших секретов, тогда землю есть придется Харперу. Чем такое терпеть, он лучше выкинет Алекс с работы. А мы тут как тут, с распростертыми объятиями - подхватим, когда будет падать, - говорил он, размахивая для убедительности кулаком.
      - У тебя, я смотрю, все уже спланировано, - сухо заметил Джуниор.
      Ангус сердито хмыкнул.
      - Да, черт возьми, верно. Хоть одному из нас надо думать не только о том, что спрятано у нее под свитером.
      - Мне казалось, эту сторону дела ты поручил мне.
      - Тут шевелиться надо, а не глазеть издалека да слюни распускать. Сейчас самое лучшее для Алекс - завести любовника.
      - Почем ты знаешь, может, у нее уже есть?
      - В отличие от тебя я ничего не пускаю на самотек. Специально выяснял. Разузнал про нее все.
      - Ну, ты хитрюга! Тебя на мякине не проведешь, - с невольным восхищением прошептал Джуниор.
      - Гм. Надо знать, сынок, какие карты на руках у противника, иначе и с козырями проиграешь.
      Под веселый треск дров в камине Джуниор обдумывал то, что сказал Ангус. Потом, прищурившись, посмотрел на отца.
      - И куда же, по твоему плану, приведет эта связь? К браку? Ангус хлопнул сына по колену и хохотнул.
      - Это было бы не так уж и плохо.
      - Ты бы одобрил?
      - Отчего ж нет?
      Джуниор не рассмеялся. Он подвинул стул поближе к камину, словно избегая отцовского прикосновения и поощряющей улыбки. Рассеянно поворошил горящие поленья.
      - Удивительно, - тихо произнес он. - Седина не казалась тебе достойной женой для меня. Я же помню, какой шум ты поднял, когда я заявил, что хочу на ней жениться.
      - Да ведь тебе тогда было всего восемнадцать! - закричал Ангус. - А Седина была вдовой с ребенком на руках.
      - Верно. С Алекс на руках. И смотри, какая девушка выросла. Могла бы быть моей падчерицей.
      Брови Ангуса сошлись на переносице. По ним можно было точно определять его состояние духа. Чем острее угол между бровями, тем больше он разозлен.
      - Были и другие соображения. Сын резко обернулся.
      - Какие же?
      - Все это случилось двадцать пять лет назад в другое время, с другим человеком. Алекс не то, что ее мать. Она красивее и не в пример умнее. Если бы ты хоть наполовину оправдал надежды и был бы настоящим мужиком - например, в виде исключения подумал бы головой, а не пипкой, - ты бы смекнул, как важно нам переманить ее на свою сторону. Джуниор покраснел от гнева.
      - Это-то я понимаю. Но прежде чем начать ухаживать, я счел нужным удостовериться, что на сей раз, черт возьми, ты возражать не будешь. Хочешь верь, хочешь нет, но Седину я любил. И если начну волочиться за Алекс, я могу и в нее влюбиться. По-настоящему. Не ради тебя, не ради корпорации, а для себя самого.
      Он шагнул к двери, Ангус резко окликнул его. Повинуясь привычке, Джуниор остановился и обернулся.
      - Ты обиделся, сынок?
      - Да! - крикнул тот. - Я уже не мальчик, я взрослый мужчина. Нечего меня натаскивать. Сам прекрасно знаю, как обращаться с Алекс да и с любой женщиной.
      - Ах, вот, значит, как? - вкрадчиво спросил Ангус.
      - Да так.
      - Тогда почему Алекс сегодня от тебя уехала с Ридом?
      ***
      Стоя у приоткрытой двери спальни, Сара-Джо подслушивала этот бурный разговор. Когда Джуниор проскользнул в гостиную и оттуда донеслось позвякивание стаканов, она беззвучно прикрыла дверь в свое неприкосновенное убежище и прислонилась к ней спиной. Грудь ее исторгла тяжкий, отчаянный вздох.
      Все начиналось заново.
      Видимо, нет спасения от этого кошмара. Сыну опять разобьют сердце, теперь уже дочь Седины займется этим: она встанет между Джуниором, его отцом и лучшим другом. История повторялась вновь. Весь дом пошел вразнос, и все из-за этой девчонки.
      Сара-Джо сознавала, что второй раз ей такой драмы не вынести. Наверняка не вынести. В тот первый раз ей не удалось уберечь сына от душевной травмы. И теперь тоже не удастся.
      Сердце ее разрывалось.
      Глава 15
      В "Последнем шансе" ее запросто могли избить, изнасиловать или убить - и все это в любых сочетаниях. Не говоря уж о том, как она рисковала, когда ехала туда, а потом обратно в гостиницу по обледенелой дороге. К счастью, она вернулась невредимой, только в страшном раздражении.
      Войдя в номер, Алекс швырнула сумку и жакет на кресло. Она злилась на себя за то, что поддалась на явный обман и стала гоняться за фантомом. Узнай Грег Харпер, что она проявила такую доверчивость, насмешкам конца не будет.
      Днем она позвонила Грегу. Ее розыски оставили его равнодушным, и он снова попытался уговорить ее оставить прошлое в покое и вернуться в Остин. Она напомнила, что у нее еще не вышел срок, отпущенный им на расследование.
      Грег был явно недоволен отсутствием результатов; тем больше надежд она возлагала на тайную вечернюю встречу с незнакомцем. Грег посмотрел бы на дело совсем иначе, если бы ей удалось раздобыть свидетеля убийства.
      Поставив машину на стоянку возле бара, она сразу поняла, что ничего хорошего от этой забегаловки ждать не приходится. Над входом то загоралась, то гасла традиционная техасская звезда, но в ней не хватало трех лампочек. Алекс замешкалась на пороге, не решаясь войти внутрь.
      Все головы в зале повернулись к ней. Мужчины, грубые и неотесанные, сделали на нее стойку, как койоты на свежатину. Женщины, на вид еще более грубые и неотесанные, смотрели на нее с неприкрытой враждебностью, как на возможную соперницу. Ее подмывало повернуться и убежать, но, вспомнив, зачем она приехала, Алекс смело двинулась к бару.
      - Белого вина, пожалуйста.
      Заказ вызвал сдержанное хихиканье у всех, кто его слышал. Взяв бокал, она прошла в кабинку и села на скамью, с которой удобнее всего было обозревать зал. Отхлебывая в некотором смущении вино, она переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь определить, какое же из них принадлежит звонившему.
      И тут, к своему ужасу, Алекс поняла, что некоторые мужчины истолковали ее внимательные взгляды как приглашение. С той минуты поле обзора ограничилось для нее донцем ее бокала; она мечтала лишь об одном: чтобы ее осведомитель поторопился и, подсев к ней, положил конец томительному ожиданию. Одновременно она и страшилась встречи с ним. Если он сидит среди этой компании, то вряд ли ей будет особенно приятно с ним познакомиться.
      Стучали и щелкали бильярдные шары. Она сверх всякой меры наслушалась музыки в стиле кантри, исполняемой Джорджем Стрейтом и Вейлоном Дженнингсом. Всласть надышалась табачным дымом, хотя и не курила. И по-прежнему сидела одна.
      Наконец мужчина, выпивавший у стойки, когда она вошла, сполз с табурета и двинулся по направлению к ее кабинке. Он не спешил: по дороге остановился у музыкального автомата, выбирая пластинки по вкусу, постоял возле бильярдного стола, чтобы поддразнить промазавшего игрока.
      Казалось, он бродит бесцельно, наугад, но взгляд его то и дело останавливался на ней. Она напряглась. Интуиция подсказывала ей, что его блуждания закончатся именно в ее кабинке.
      Так и произошло. Он прислонился бедром к спинке расположенной напротив нее скамьи и, поднеся ко рту бутылку пива, улыбнулся ей.
      - Ждете кого?
      Голос был вроде бы другой, но ведь оба раза, когда он звонил, он разговаривал шепотом.
      - Вы же знаете, что жду, - вполголоса холодно ответила она. - Что вы столько времени не шли?
      - Храбрости набирался, - сказал он, шумно глотнув еще пива. - Ну, теперь я пришел, может, потанцуем?
      - Потанцуем?
      - Ага, потанцуем. Знаете, раз, два, три. Горлышком бутылки он сдвинул ковбойскую шляпу на затылок и оценивающе посмотрел на Алекс. Она ответила резко и холодно:
      - Вы же, кажется, хотели поговорить. С минуту он ошарашенно молчал, потом на лице медленно возникла хитрая ухмылка.
      - Да поговорим, сколько душе угодно, лапочка. - Он поставил бутылку на стол и протянул руку к Апекс. - Мой грузовик у самых дверей стоит.
      Да это просто ковбой в поисках приключения! Алекс не знала, плакать ей или смеяться. Поспешно собрав вещички, она направилась к двери.
      - Эй, погоди. Куда же ты?
      Она оставила его и всех остальных завсегдатаев "Последнего шанса" в полном недоумении. Теперь у себя в номере, шагая взад-вперед по потертому ковру, она последними словами ругала себя за глупость. Алекс не исключала, что Рид или один из Минтонов дал безработному ковбою несколько долларов, чтобы тот позвонил ей и тем сбил ее со следа. Она несколько минут не могла успокоиться, и тут вдруг зазвонил телефон. Она схватила трубку.
      - Алло.
      - Вы думаете, я спятил, что ли? - просипел знакомый голос.
      - Где вы были? - закричала она. - Я чуть не час просидела в этом грязном кабаке.
      - А шериф тоже все время был там?
      - О чем вы говорите? Не было там Рида.
      - Слушайте, дамочка, я знаю, сам видел. Я приехал туда, когда вы входили в бар. Рид Ламберт ехал за вами следом. Он, правда, проскочил и чуть подальше развернулся. Я и останавливаться не стал. Ни к чему, чтобы Ламберт видел, как мы с вами шушукаемся.
      - Рид ехал за мной?
      - Да, черт возьми. Вот уж не думал, когда звонил вам, что какой-нибудь законник, а тем более Ламберт, будет следить за каждым моим шагом. Его же с Минтонами водой не разольешь. Есть у меня большое желание послать всю эту затею ко всем чертям.
      - Нет-нет, не надо, - поспешно сказала Алекс. - Я понятия не имела, что Рид вьется поблизости. Давайте встретимся где-нибудь еще. В другой раз я позабочусь, чтобы меня не выследили.
      - Ну тогда...
      - Но если то, что вы хотите сообщить, не настолько уж важно...
      - Видел я, кто это сделал, так-то.
      - Тогда - где встречаемся? И когда? Он назвал другой бар, видимо, с еще более сомнительной репутацией, чем "Последний шанс".
      - На этот раз не входите. С северной стороны будет стоять красный пикап. Я буду там.
      - Я приеду, мистер... Гм, не скажете ли хоть, как вас зовут?
      - Не-а.
      Он повесил трубку. Алекс чертыхнулась. Вскочив с кровати и подойдя к окну, она резким движением опытного тореадора раздвинула шторы.
      Увидев под окнами лишь собственную машину, она почувствовала себя очень глупо. Знакомого черно-белого "Блейзера" поблизости не было. Она задвинула шторы, снова подошла к телефону и, сердито тыча пальцем, набрала номер. Она так разозлилась на Рида за то, что он спугнул свидетеля, что ее трясло.
      - Участок шерифа.
      - Мне нужно поговорить с шерифом Ламбертом.
      - Его рабочий день кончился, он уехал, - сообщили ей. - Что-нибудь срочное?
      - Вы знаете, где он?
      - Дома, наверное.
      - Дайте, пожалуйста, номер.
      - Его давать не положено.
      - Это мисс Гейтер. Мне необходимо сегодня же поговорить с шерифом. Очень важное дело. Я могу узнать номер его телефона и у Минтонов, но мне не хотелось бы их беспокоить.
      Имена этих важных лиц сотворили чудо. Ей незамедлительно дали нужный номер. Она намеревалась тотчас же положить конец этой подлой слежке.
      Ее решимость растаяла, когда она услышала в трубке женское контральто.
      - Какая-то женщина тебя спрашивает.
      Нора Гейл протянула трубку Риду. Ее подрисованные брови вопросительно изогнулись. Рид в это время подбрасывал поленья в камин. Он вытер руки о джинсы и, притворяясь, что не замечает написанного на ее лице вопроса, взял трубку.
      - Да? Ламберт у телефона.
      - Это Алекс.
      Рид повернулся к гостье спиной.
      - Что вам нужно?
      - Мне нужно знать, почему вы преследовали меня сегодня вечером.
      - Откуда вам это известно?
      - Я.., я вас видела.
      - Нет, не видели. Какого черта вас занесло в этот притон?
      - Заехала выпить рюмочку.
      - И для этого выбрали "Последний шанс"? - насмешливо спросил он. - Детка, вы не очень-то похожи на тамошних завсегдатаев. Этот уголок застолбили за собой подонки, крутые ребятки, которые норовят поразвлечься с сексуально неудовлетворенными домохозяйками. Следовательно, либо вы поехали туда, чтобы найти с кем переспать, либо же на тайную встречу. Какая из этих двух версий верна?
      - Я туда заехала по важному делу.
      - Значит, с кем-то встречались. С кем? Благоразумнее сказать мне, Алекс, потому что тот, кого вы ждали, испугался, завидев меня.
      - Тем самым вы признаете, что следили за мной? Рид упрямо молчал.
      - Этим вопросом, в числе многих других, мы займемся завтра же.
      - Извините. Завтра у меня выходной.
      - Но это очень важно.
      - Возможно - с вашей точки зрения.
      - Где вы будете?
      - Я сказал "нет", госпожа прокурор.
      - У вас нет выбора.
      - Черта с два. Завтра я не работаю.
      - Ну а я работаю.
      Он чертыхнулся и раздраженно выдохнул в трубку, так, чтобы она слышала.
      - Если лед завтра растает, я буду у Минтонов, на тренировочной дорожке.
      - Я вас разыщу.
      Не ответив, он бросил трубку. Его вопрос застал ее врасплох, это ясно. Он же слышал: у нее аж дух захватило, когда он спросил, откуда ей известно, что он ехал за нею. А тот, с кем она хотела встретиться, дал деру. Кто же это? Джуниор? Рид был неприятно удивлен, осознав, до какой степени его раздражает сама мысль об этом.
      - Кто звонил? - спросила Нора Гейл, поправляя роскошную белую норковую шубку. Под ней был вышитый бисером свитер с большим вырезом. Нора так заполняла его, что целиком едва помещалась. В складке между грудями покоился опал размером с серебряный доллар. На этой великолепной подушке его поддерживала золотая цепочка шириной в полдюйма, усеянная сверкающими бриллиантиками. Она вытащила черную сигарету из золотого портсигара довольно высокой пробы. Рид взял со стола такую же золотую зажигалку и поднес ее к кончику сигареты. Нора прикрыла пламя ладонью. На ее пухлой холеной руке блеснули кольца. - Спасибо, золотко.
      - Не за что.
      Он бросил зажигалку на кухонный стол и опять сел в кресло напротив нее.
      - Это звонила дочь Седины, да?
      - Допустим, ну и что?
      Наморщив рубиново-красные губы, она направила струю дыма к потолку.
      - У нее небось уши горят. - Опустив руку, Нора указала сигаретой на лежавшее на столе письмо. - Что ты об этом думаешь?
      Рид взял письмо и прочел его заново, хотя и с первого раза смысл его был ясен как дважды два. Александру Гейтер настоятельно просили немедленно и навсегда прекратить свое расследование. Ей решительно рекомендовали воздержаться от любых попыток начать уголовное преследование Ангуса Минтона, Джуниора Минтона и Рида Ламберта.
      Каждому из них в письме давалась самая лестная характеристика; в конце стояли подписи группы обеспокоенных граждан города, в том числе и гостьи Рида. Обеспокоены они были не только судьбой своих достойных сограждан, оказавшихся объектами расследования, но и собственной судьбой, а также будущим города - в том случае, если лицензия на строительство ипподрома будет отменена в связи с необоснованными подозрениями мисс Гейтер.
      В заключение ей предлагалось незамедлительно покинуть город, дав тем самым горожанам возможность спокойно пожинать плоды финансового расцвета, который сулит их обществу строительство ипподрома.
      Прочитав письмо еще раз, Рид сложил его и сунул в незаклеенный конверт. На нем был написан адрес мотеля "Житель Запада" для передачи Алекс Гейтер.
      Комментировать содержание письма Рид не стал, только спросил:
      - Ты небось организовала?
      - Я советовалась с некоторыми из тех, кто подписал письмо.
      - Очень похоже на твои "мозговые атаки".
      - Я женщина деловая, осторожная. Ты же знаешь. Идея всем понравилась, стали ее разрабатывать. Последний вариант все одобрили. Я предложила напоследок посоветоваться с тобой, а потом уж отправлять.
      - Почему?
      - Ты провел с ней больше времени, чем кто-либо другой в нашем городе. Мы подумали, тебе легче представить, как она отреагирует.
      Он долго смотрел в ее безмятежное лицо. Нора была хитра как лиса. Не глупостью же и не легкомыслием добилась она своего богатства. Риду она всегда нравилась. Он спал с ней регулярно, ко взаимному удовольствию. И тем не менее никогда ей не доверял.
      Сообщать ей лишнее было не только неэтично, но попросту глупо. На это у него хватало природной смекалки; чтобы развязать ему язык, эффектной ложбинки между грудями было явно недостаточно.
      - Ты не хуже меня знаешь, как она отреагирует, - уклончиво сказал он. Может, вообще никак.
      - То есть?
      - То есть я сомневаюсь, что она упакует вещички и отправится в Остин, как только прочтет вот это. - Смелая, значит, да? Рид пожал плечами.
      - Упрямая?
      Он сардонически усмехнулся.
      - Можно и так сказать, да. Чертовски упрямая.
      - Эта девица меня заинтересовала.
      - Почему?
      - Потому что, стоит ее упомянуть, ты сразу хмуришься. - Направляя к потолку очередную струйку едкого дыма, она внимательно наблюдала за ним. - Ты и сейчас, золотко, хмуришься.
      - Привычка.
      - Она на мать похожа?
      - Не очень, - коротко ответил он. - Сходство есть, но и только.
      Она хитро, по-кошачьи, усмехнулась.
      - Беспокоит она тебя, да?
      - Черт, да, беспокоит она меня, беспокоит! - крикнул он. - Хочет меня в тюрьму засадить. Тебя бы это не беспокоило?
      - Только если бы я была виновата. Рид стиснул зубы.
      - Ладно, письмо твое я прочел, свое мнение высказал. Почему бы тебе не поднять задницу и не убраться восвояси?
      Нимало не задетая его злостью, она неторопливо загасила сигарету в оловянной пепельнице и, встав, закуталась в шубку. Взяла со стола сигареты, зажигалку, конверт с письмом Алекс и положила все к себе в сумочку.
      - Я по опыту знаю, мистер Рид Ламберт, что, на ваш взгляд, моя задница это нечто особенное.
      Злость у Рида как рукой сняло. Досадливо хмыкнув, он сжал рукой ее попку, насколько это было возможно, и проворчал:
      - Это точно, ты права.
      - Друзья, значит?
      - Друзья.
      Они стояли друг перед другом; она провела рукой по его животу вниз, положила ладонь на бугор под ширинкой - крупный, плотный, но не взыгравший до полной силы.
      - Вечерок сегодня холодный, Рид. - Ее голос звучал призывно. - Хочешь, я останусь?
      Он отрицательно покачал головой.
      - Мы же давно уговорились: чтобы нам не раздружиться, я сам буду приезжать к тебе переспать. Она мило насупилась.
      - И почему мы так уговорились?
      - Потому что я шериф, а ты держишь бордель. Она засмеялась гортанным обольстительным смехом.
      - Держу, черт возьми, держу. Самый лучший и доходный бордель во всем штате. Ладно уж, позавчера я, как видно, тобой занялась неплохо.
      Ее массаж прямо через джинсы не дал никаких результатов.
      - Да, спасибо.
      Нора, улыбаясь, опустила руку и двинулась к двери. Неожиданно она спросила через плечо:
      - А что была за срочность? Не припомню такой спешки с тех пор, как ты услыхал известие о каком-то солдатике из Эль-Пасо, его еще звали Гейгер.
      Зеленые глаза Рида угрожающе потемнели.
      - Никакой срочности. Потрахаться просто захотелось. Она понимающе улыбнулась и потрепала его по небритой щеке.
      - Надо научиться получше врать, Рид, золотце мое, если хочешь меня провести. Слишком давно и слишком хорошо я тебя знаю. - Голос ее донесся до него, когда она уже шагнула во тьму за дверью. - Смотри, мой сладкий, не забывай друзей.
      Глава 16
      Мокрый снег уже не лепил, но было по-прежнему очень холодно. Под сапогами Алекс хрустели тонкие льдинки, когда она осторожно пробиралась от машины к тренировочной дорожке. Яркое солнце, не появлявшееся несколько дней, слепило глаза. Небо было пронзительно синим. Реактивные самолеты, казавшиеся не больше булавочной головки, расчерчивали небо пушистыми, время от времени пересекавшимися линиями, наподобие белых изгородей на ранчо у Минтонов; эти изгороди, тянувшиеся целыми милями, разделяли территорию на выгулы и паддоки.
      Земля между усыпанным щебенкой проселком и тренировочной дорожкой была неровная. За долгие годы тяжелые грузовики взрыли ее глубокими колеями. Там, где под солнцем уже стаял лед, землю развезло.
      Алекс специально надела старые сапоги и джинсы. Хотя на руках у нее и были лайковые перчатки, она то и дело подносила ладони ко рту и дышала на них, чтобы согреть пальцы. Достав из кармана жакета темные очки, она надела их, чтобы солнце не слепило глаза. Под прикрытием дымчатых стекол она наблюдала за Ридом. Он стоял у забора, хронометрируя лошадей, бежавших мимо столбов, которые были расставлены на расстоянии одной шестнадцатой мили друг от друга.
      Она на миг остановилась, чтобы спокойно последить за Ридом, пока он ее не увидел. Вместо летной кожаной куртки на нем был длинный светлый плащ. Обутую в сапог ногу он поставил на нижнюю перекладину изгороди; при такой позе особенно заметно было, какие у него узкие бедра и длинные ляжки.
      Стоявший на виду сапог был поцарапан и потерт. Джинсы чистые, но на швах обтрепались, ткань сносилась до белизны. Ширинки на всех его джинсах одинаково сильно изношены, мелькнуло у нее в голове, и Алекс поразилась, что обратила на это внимание.
      Рид стоял, опершись о верхнюю перекладину изгороди, свободно свесив кисти рук. На них были те же кожаные перчатки, как в тот вечер несколько дней назад, когда он притянул ее, плачущую, к себе и сжал. Странное и восхитительное волнение охватывало ее при воспоминании о том, как его руки скользили по ее спине и наготу ее отделял от них лишь махровый халат. В ладони, которой он тогда обхватил ее голову и прижал к груди, сейчас лежал секундомер.
      На самые брови была надвинута та же ковбойская шляпа, в которой она впервые увидала его. Русые волосы падали на воротник плаща. Рид повернул голову, и она увидела его четкий, ясный профиль. В нем не было ничего размытого, незаконченного. От дыхания облачко пара возникало возле губ, которыми он поцеловал ее влажные волосы и сказал о кремации Седины.
      - Пускайте! - крикнул он жокеям.
      Голос шерифа Ламберта был такой же мужественный, как и черты лица. Выкрикивал ли он команды или говорил колкости, она неизменно всем телом, как бы нутром своим, реагировала на него.
      Из-под тяжелых копыт пробегающих коней - их было четыре - с дорожки, которую загодя, утром, взборонил тренер, лысели комья земли. Клубы пара вырывались из раздувавшихся ноздрей.
      Попридержав лошадей, всадники заставили их перейти на шаг и направили к конюшням. Рид крикнул одному:
      - Джинджер, как он сегодня?
      - Даже сдерживать приходится. Он сегодня в порядке.
      - Выпусти его. Он бежит с желанием. Проведи один круг и выпусти.
      - Ладно.
      Тщедушный жокей, в котором Алекс только теперь распознала молодую женщину, поднесла арапник к козырьку шапочки и, слегка дав шенкель своему великолепному коню, направила его назад на дорожку.
      - Как его зовут?
      Рид резко обернулся. Алекс пронзил взгляд его прищуренных глаз, затененных полями шляпы; у внешних уголков разбегались симпатичные морщинки.
      - Это она.
      - Нет, коня?
      - А-а. Коня зовут Быстрый Шаг.
      Алекс подошла поближе и оперлась руками о забор.
      - Ваш?
      - Да.
      - Призер?
      - На карманные расходы хватает.
      Алекс смотрела, как всадница пригнулась в седле.
      - Она, видно, дело знает, - заметила Алекс. - Такая крошка и управляется с этим гигантом.
      - Джинджер у Минтона одна из лучших объездчиков - их так называют. - Он вновь переключил внимание на коня и всадницу, приближавшихся по дорожке стремительным галопом. - Молодчина, молодчина, - шепотом приговаривал он. Идет так, будто всю жизнь призы брал.
      Он гикнул, когда Быстрый Шаг пронесся мимо. Его согласованно работающие мышцы, удивительная ловкость и невероятная сила производили впечатление.
      - Отлично прошел, - сказал Рид наезднице, когда та подвела к нему коня.
      - Лучше?
      - На целых несколько секунд.
      Рид ласково и одобрительно заговорил с жеребцом; нежно потрепал его, приговаривая что-то, и казалось, конь его прекрасно понимает. Жеребец резво перебирал ногами, раздувая хвост: он знал, что в конюшне его ждет вкусный завтрак в награду за то, что он так угодил хозяину.
      - У вас с ним, очевидно, полное взаимопонимание, - заметила Алекс.
      - При мне его родитель покрывал кобылу. Присутствовал я и тогда, когда она ожеребилась и он появился на свет. Все думали, он задохлик, хотели даже усыпить.
      - Как вы его назвали?
      - Задохликом называют жеребенка, который при родах испытывает недостаток кислорода. - Он покачал головой, не отрывая глаз от скакуна, входившего в конюшню. - А я думал иначе. И оказался прав. С такой родословной, как у него, из коня по всем статьям должен выйти толк; так оно и получилось. Ни разу он не обманул моих ожиданий. Всегда выкладывается до последнего, настоящий боец.
      - Имеете полное право им гордиться.
      - Пожалуй, да.
      Его притворное равнодушие не обмануло Алекс.
      - А что, лошадей всегда так сильно гоняют?
      - Нет, сегодня просто вывели пробежаться на короткую дистанцию, чтобы посмотреть, как они поведут себя на дорожке рядом друг с другом. Четыре раза в неделю их пускают пробежать один-два круга галопом. Это как у людей бег трусцой. А после такого бега, как сегодня, их два дня просто вываживают.
      Он повернулся и направился к оседланной лошади, стоявшей на привязи у столба.
      - Куда вы едете?
      - Домой. - Он вскочил в седло со свободной грацией настоящего ковбоя.
      - Мне нужно поговорить с вами, - испуганно крикнула Алекс.
      Он наклонился и протянул руку.
      - Забирайтесь.
      Из-под шляпы на нее с вызовом смотрели зеленые глаза.
      Она поправила на переносице очки и направилась к лошади, изображая уверенность в себе, которой отнюдь не испытывала.
      Самое трудное оказалось уцепиться за руку Рида. Он почти без усилий поднял ее, предоставив ей самой устраиваться на отлогой части седла позади него.
      От одного этого можно было потерять самообладание, но, когда он, сжав коленями бока лошади, погнал ее вперед, Алекс швырнуло на его широкую спину. Руки ее сами невольно обхватили ею талию. Она старалась держать их значительно выше пояса. С воображением справиться было труднее. Мысли ее то и дело возвращались к его распроклятой потертой ширинке.
      - Вам тепло? - спросил он через плечо.
      - Да, - соврала она.
      Она ведь поначалу решила, что длинный белый плащ с глубокой складкой на спине был надет лишь для шику. Такой плащ она видела только в одном вестерне с Клинтом Иствудом. Теперь же ей стало ясно, что его надевают для того, чтобы согревать ляжки наездника.
      - С кем же вы вчера вечером встречались в баре?
      - Это мое дело, Рид. Почему вы за мной следили?
      - А это мое дело.
      Это был тупик. Но она пока настаивать не станет. У нее был заготовлен для него целый список вопросов, однако сосредоточиться было трудно, так как при каждом толчке она особенно остро чувствовала его возбуждающую близость. И она выпалила первый пришедший в голову вопрос;
      - А как это вы с мамой так тесно сдружились?
      - Мы же вместе росли, - сказал он небрежно. - Началось все на площадке для игр младшеклассников, а с годами крепло.
      - И никогда никакой неловкости не возникало?
      - Нет. У нас не было друг от друга секретов. Даже в доктора несколько раз играли.
      - "Я тебе покажу свою, если ты мне свою покажешь". Он усмехнулся:
      - Вы, видно, тоже играли в доктора. Но Алекс на эту приманку не поддалась: она понимала, что он хочет отвлечь ее от темы разговора.
      - Но, надо думать, вы оба в конце концов из этого выросли.
      - Да, в доктора мы больше не играли, но говорили мы обо всем на свете. Никаких запретных тем между мной и Сединой не было.
      - Но ведь такие отношения у девочки обычно складываются с подружкой, правда?
      - Обычно - да, но у Седины было мало подружек. Большинство девочек ей завидовали.
      - Почему?
      Но Алекс уже знала ответ. Она знала его до того даже, как он пожал плечами и его лопатки задели ее грудь. Алекс едва не потеряла дар речи. Следующий вопрос потребовал от нее больших усилий.
      - Из-за вас, да? Из-за вашей с ней дружбы?
      - Возможно. И кроме того, она была и впрямь самая красивая девочка на всю округу. Большинство девчонок считали ее соперницей, а не подружкой. Держитесь, - предупредил Рид, направляя лошадь в сухую балку.
      Силой инерции ее толкнуло вперед, на него. Инстинктивно она сильнее прижалась к нему. Он глухо охнул.
      - Что случилось? - спросила она.
      - Ничего.
      - Я так поняла, что вам не очень удобно.
      - Если б вы были мужчиной и на лошади, идущей круто под уклон, и вас швыряло бы на луку седла так, что ваши мужские достоинства чуть не вылетали бы из штанов, вам бы тоже было не очень удобно.
      - Ох!
      - Черт! - буркнул он.
      Пока они не выехали на равнину, их неловкое молчание нарушало лишь тяжелое постукивание копыт лошади, которая осторожно ступала по каменистой земле. Чтобы не показывать свое смущение и укрыться от холодного ветра, Алекс уткнулась лицом в подбитый фланелью воротник его плаща. Наконец она произнесла:
      - Значит, со всеми своими трудностями мама обращалась к вам.
      - Да. А когда не обращалась, я, зная, что дело плохо, сам шел к ней. Однажды она не пришла в школу. Я забеспокоился и в обед пошел к ней домой. Ваша бабушка была на работе. Седина сидела одна. И плакала. Я испугался и заявил, что не уйду, пока она мне не скажет, что случилось.
      - И в чем было дело?
      - У нее были первые месячные.
      - А...
      - Как я понял, миссис Грэм наговорила ей такого, что Селина сама себя стыдилась. Нарассказала ей всяких жутких историй про проклятие, которое пало на Еву, и прочую чушь. - В голосе его звучало осуждение. - Она и с вами так же обходилась?
      Алекс отрицательно покачала головой, не отрывая лица от его воротника. От шеи Рида шло тепло, она ощущала его запах.
      - Со мной она была не так сурова. Наверно, к тому времени, как я достигла половой зрелости, бабушка и сама уже сильно просветилась.
      Только когда Рид осадил лошадь и спрыгнул на землю, Алекс заметила, что они подъехали к маленькому каркасному домику.
      - И что же мама?
      - Я ее утешал, сказал, что это нормально, нечего тут стыдиться, что она стала настоящей женщиной.
      Он накинул поводья на коновязь и закрепил их.
      - Помогло?
      - Наверное. Она перестала плакать и...
      - И?.. - настаивала Алекс, чувствуя, что он хочет опустить самую важную часть рассказа.
      - Ничего. Перекиньте ногу.
      Помогая ей сойти с коня, он уверенно взял ее сильными руками за талию и опустил на землю.
      - И все-таки, Рид?
      Она уцепилась за рукава его плаща. Губы у него сжались в тонкую упрямую складку. Обветренные мужские губы. Она вспомнила фотографию, на которой Рид целует Седину, когда она стала королевой вечера выпускников. И Алекс снова ощутила, как у нее внутри как бы поднимается и опадает теплая волна.
      - Вы ее поцеловали, да?
      Он неловко повел плечом.
      - Я ее и раньше целовал.
      - Но в тот раз впервые по-настоящему, правда?
      Он отпустил ее и, поднявшись на крыльцо, распахнул дверь.
      - Хотите - заходите, хотите - нет, - бросил он через плечо, - дело ваше.
      Он исчез в доме, оставив дверь открытой. Подавленная, но снедаемая любопытством, Алекс пошла за ним. Парадная дверь вела сразу в гостиную. Слева арка, сквозь нее виднелась кухня, она же столовая. Коридор напротив вел, надо полагать, в спальню; ей было слышно, как там возится, ища что-то, Рид. Она рассеянно закрыла дверь, сняла очки, перчатки и огляделась.
      Видно было, что это холостяцкое жилище. Мебель подбиралась для отдыха и удобства, а отнюдь не для украшения. Шляпу он положил на стол, а плащ и перчатки бросил на стул. На остальных предметах обстановки не стояло и не лежало ничего, зато полки были забиты всякой всячиной - как будто уборка сводилась к тому, чтобы засунуть все до последней мелочи. У потолка в углах висела паутина, сверкавшая на солнце, которое пробивалось сквозь пропыленные жалюзи.
      Он вернулся с летными очками в руках и поймал ее взгляд, устремленный на паутину.
      - Раз в несколько недель Лупе присылает одну из своих племянниц. Пора уж ей, пожалуй, прийти, - объяснил он просто, не оправдываясь и не извиняясь. Кофе хотите?
      - Да, спасибо.
      Он пошел на кухню. Алекс продолжала бродить по комнате, притоптывая, чтобы восстановить кровообращение в замерзших ступнях. Ее внимание привлек высокий кубок в одном из встроенных в стену шкафов. "Лучшему игроку" - печатными буквами было выгравировано на нем, потом имя и фамилия Рида и дата.
      - По цвету - то, что нужно?
      Он подошел к ней сзади. Когда она обернулась, он протянул ей кружку с кофе. И молока не забыл добавить.
      - Прекрасно, спасибо.
      Указав кивком головы на кубок, она спросила:
      - Это в старшем классе, да?
      - Угу.
      - Очень почетный приз.
      - Наверно.
      Алекс уже заметила, что он пользуется этим, годящимся на все случаи жизни словом, когда хочет закончить разговор. Во всех других отношениях Рид оставался загадкой.
      - Вы не уверены, что он очень почетный?
      Он опустился в мягкое кресло и вытянул ноги перед собой.
      - Я тогда понимал, да и теперь понимаю: за моей спиной стояла отличная команда. Выдвигали и других игроков, не хуже меня.
      - Джуниора?
      - Да, и его тоже, - ответил он, уже готовый к обороне.
      - Однако награду получили вы, а не Джуниор. Он зло посмотрел на нее.
      - Это необыкновенно важно, надо понимать?
      - Не знаю, важно ли?
      Он саркастически рассмеялся.
      - Хватит играть со мной в следовательские игры, говорите, что у вас на уме.
      - Ладно. - Притулившись к подлокотнику дивана, она внимательно посмотрела на него и спросила:
      - А Джуниора задело, что вас назвали лучшим игроком команды?
      - Спросите его.
      - Может, и спрошу. Спрошу и Ангуса, как он к этому отнесся.
      - На банкете по поводу вручения призов Ангус просто лопался от гордости.
      - Он бы еще больше возгордился, если бы не вы, а его сын был признан лучшим игроком команды. Лицо Рида застыло.
      - Голова у вас просто набита дерьмом, понятно?
      - Вами, я уверена, Ангус тоже гордился, но не пытайтесь меня убедить, будто он не предпочел бы, чтобы этот приз достался Джуниору.
      - Думайте, как вам заблагорассудится, черт побери. Мне-то какая разница. Он в три глотка опорожнил свою кружку, поставил ее перед собой на низенький кофейный столик и встал. - Готовы?
      Она тоже поставила кружку на стол, но не двинулась с места.
      - Почему вы так болезненно к этому относитесь?
      - Да не болезненно, просто надоело. - Он наклонился так, что их лица оказались рядом. - Этот приз двадцатипятилетней давности - всего-навсего потускневшая железяка, ни на что не годная, разве только пыль собирать.
      - Тогда почему вы храните его все эти годы? Он провел пальцами по волосам.
      - Слушайте, сейчас это уже не имеет значения.
      - Но тогда же имело.
      - Ничтожно малое. Я даже не получил стипендии как спортсмен, а ведь я рассчитывал на нее учиться в колледже.
      - И что вы сделали?
      - Все равно поступил.
      - Как?
      - Взял ссуду.
      - Государственную?
      - Нет, частную, - уклончиво ответил он.
      - Кто дал вам деньги? Ангус?
      - А хоть бы и он? Я все вернул, до последнего цента.
      - Когда работали на него?
      - Еще до того, как ушел из "Минтон Энтерпрайзес".
      - А почему вы ушли?
      - Потому что расплатился с долгами и хотел заняться кое-чем другим.
      - Это произошло, как только вы кончили колледж? Он покачал головой.
      - Когда я служил в авиации.
      - Вы служили в авиации?
      - Четыре года военной подготовки в колледже, потом, после окончания, служил офицером непосредственно в войсках. Шесть лет оттрубил на дядю Сэма. Из них два года во Вьетнаме, бомбили там этих косоглазых.
      Алекс и не подозревала, что он участвовал в войне, а могла бы догадаться: в разгар войны он был как раз призывного возраста.
      - Джуниор тоже служил?
      - Джуниор - да на войне? Вы можете себе такое представить? - Он язвительно расхохотался. - Нет, не служил. Ангус нажал на кое-какие педали, и его зачислили в резерв.
      - А вас почему не зачислили заодно?
      - Я не захотел. Хотел пойти в воздушные войска.
      - Чтобы научиться летать?
      - Летать я уже умел. Права летчика получил раньше, чем шоферские.
      С минуту Алекс внимательно смотрела на него. Информация поступала безудержно быстро, она не успевала ее переваривать.
      - Вы не устаете удивлять меня сегодня. Я знать не знала, что вы умеете летать.
      - Не с чего вам это знать, госпожа прокурор.
      - Почему же здесь нет ваших фотографий в военной форме? - спросила она, указывая на книжный шкаф.
      - Я ненавидел то, чем занимался на войне. Никаких напоминаний о боевом прошлом - спасибо, увольте.
      Он отодвинулся от нее, взял шляпу, перчатки и плащ, подошел к входной двери и самым невежливым образом распахнул ее.
      Алекс продолжала сидеть.
      - Наверно, вы с Джуниором очень скучали друг без Друга, пока вы шесть лет служили в воздушных войсках?
      - А теперь куда вы клоните? Вы что, думаете, мы с ним педики?
      - Нет. - Она чувствовала, что терпение у нее на исходе. - Я всего лишь хотела сказать, что вы крепко дружили и до той поры проводили массу времени вместе.
      Он захлопнул дверь и швырнул на стол все, что держал в руках.
      - К той поре мы уже привыкли быть врозь.
      - Но вы ведь четыре года вместе учились в колледже, - уточнила она.
      - Нет. Мы одновременно учились в Техасском политехническом, но поскольку он был женат...
      - Женат?
      - Снова сюрприз? - поддел он. - А вы и не знали? Джуниор женился через несколько недель после окончания школы. Нет, этого Алекс не знала. Она понятия не имела, что Джуниор вступил в первый брак, едва успев кончить школу; следовательно, почти сразу после убийства Седины. Выбор времени для свадьбы представлялся очень странным.
      - Стало быть, довольно долго вы с Джуниором виделись редко.
      - Верно, - подтвердил Рид.
      - Смерть моей матери сыграла в этом какую-то роль?
      - Возможно. Мы ее не касались в разговорах - не было сил.
      - Почему?
      - Дьявольски тяжело было. А вы как думали, черт побери?
      - Отчего же все-таки вам трудно было общаться с Джуниором и говорить о смерти Селины?
      - Оттого что раньше нас всегда было трое. И вдруг одного не стало. Встречаться вдвоем - что-то в этом было не то.
      Алекс мысленно прикинула, стоит ли добиваться более подробного ответа, и рискнула:
      - Хорошо, вас было трое, но если среди вас и затесался третий лишний, то это был Джуниор, не Седина же. Верно? Вы с ней были неразлучной парой еще до того, как стали неразлучной троицей.
      - Не лезьте, черт побери, в мою жизнь, - проскрежетал он. - Ни черта вы в ней не смыслите и во мне тоже.
      - Не с чего злиться, Рид.
      - Ах, не с чего? А почему бы мне и не злиться. Вы желаете воскресить прошлое, все, от моего первого настоящего поцелуя до дерьмового спортивного трофея, которому красная цена - кучка конского навоза, и мне после этого не злиться.
      - Люди в большинстве своем любят предаваться воспоминаниям.
      - А я не люблю. Я хочу оставить свое прошлое в прошлом.
      - Потому что вспоминать больно?
      - Отчасти.
      - Больно вспоминать и то, как вы впервые по-настоящему поцеловали мою мать?
      Он шагнул к дивану и, упершись кулаками в сиденье возле ее бедер, негромко, вкрадчиво произнес:
      - Тот поцелуй вас чертовски заинтриговал, правда, госпожа прокурор?
      Рид совершенно ошеломил ее. Она потеряла дар речи.
      - Что ж, если вас интересует, каким именно образом я целую, может быть, вам стоит узнать это на личном опыте?
      Он сунул руки под ее меховой жакет, сцепив их у нее на спине, чуть пониже талии. Одним рывком поднял ее с дивана.
      Беззвучно охнув, Алекс упала ему на грудь, но устояла на ногах; и тут он наклонил голову и накрыл ее губы своими.
      Сначала она была так поражена, что даже не шевельнулась. Поняв, что происходит, она решительно уперлась ему в грудь кулаками. Попыталась отвернуть голову, но Рид ухватил ее рукой за подбородок и держал крепко. Губами он умело раздвинул ее губы и просунул между ними язык. Поцелуй был глубоким, полным; его язык скользил по ее рту и резкими ритмичными движениями устремлялся к гортани. Губы у него были обветренные. Она чувствовала на своих губах их шершавость и одновременно восхитительную гладкость его рта.
      Быть может, она чуть слышно взвизгнула от удивления и желания. Быть может, ее тело стало податливым, уступая ему. Быть может, у него из груди вырвался низкий рык вожделения. Впрочем, все это ей могло и почудиться.
      Но ей не почудилось острое покалывание между ног, не почудилось, как затрепетали груди, и жар, разлившийся по телу от живота, словно тающее масло, тоже не почудился. Она точно помнит необыкновенный, удивительный вкус его губ, запах ветра и солнца, исходивший от его волос и одежды.
      Он поднял голову и заглянул в ее потрясенные глаза. В его взгляде отражалось не меньшее смущение. Однако уголок его рта приподнялся в язвительной усмешке.
      - Это чтобы вы не чувствовали себя обделенной, - пробормотал Рид.
      И покрыл ее влажные губы мягкими, легкими поцелуями, потом дразняще, чуть касаясь, обвел их языком. Кончиком языка тронул уголок ее рта, и эта многозначительная ласка словно выпустила на волю копившийся где-то у нее в животе ворох новых ощущений.
      А он снова плотно прижался раскрытым ртом к ее губам. Его язык погрузился в ее рот, и она непроизвольно отзывалась на его дерзкое вторжение. Он ласкал ее рот неторопливо, и было это несказанно приятно, а руки его скользили по ее спине, по бокам - к груди. Он легонько потер ладонями ее груди, и ей нестерпимо захотелось, чтобы он коснулся их вершин.
      Но руки соскользнули по спине назад и, охватив ее снизу, толкнули к нему. Язык его двигался в такт бедрам, как прилив и отлив, разжигая ее желание, лишая способности сопротивляться.
      Она уже готова была поддаться восхитительной слабости, незаметно затоплявшей ее тело, но он вдруг выпустил ее. И над самым ее лицом прошептал:
      - Хочешь узнать, что я обычно делаю дальше? Алекс отшатнулась, подавленная и уязвленная тем, как близка она была к полному поражению. Тыльной стороной ладони она стерла с губ его поцелуй. Он лишь самодовольно ухмыльнулся.
      - Да нет, я на это и не рассчитывал.
      Он надел очки и шляпу, надвинув ее на лоб.
      - С этих пор, госпожа прокурор, предлагаю перенести все расспросы в зал суда. Это куда безопаснее.
      ***
      Бар "Буровая вышка" оказался еще хуже "Последнего шанса". Алекс подъехала с южной стороны и, завернув за угол здания, увидела там потрепанный, ржавый красный пикап. У нее вырвался вздох облегчения. Она уже заранее решила, что, если свидетеля в условленном месте не будет, она не станет болтаться там в ожидании.
      Выезжая из мотеля, она сначала убедилась, что слежки за ней нет. Нелепо играть в эти кошки-мышки, но она пошла бы на что угодно, лишь бы переговорить с человеком, утверждавшим, что он был свидетелем убийства ее матери. И если в результате сегодняшней встречи она познакомится с обычным любителем телефонных проказ, ищущим очередного развлечения, это будет достойным финалом совершенно кошмарного дня.
      Невыносимо, невероятно долгой показалась ей поездка верхом, когда Рид поскакал с ней обратно к тренировочной дорожке, где стояла ее машина.
      - Всего вам наилучшего, - издевательски пожелал он, когда она сползла с седла.
      - Пошел к черту, - зло отозвалась она. Он развернул лошадь, и до Алекс долетел его сдавленный смех.
      - Наглец паршивый, - шептала себе под нос Алекс, выходя из машины и направляясь к пикапу. Она увидела, что водитель сидит за рулем, и, хотя обрадовалась, что он все-таки приехал, у нее мелькнула мысль: а что, если он назовет Рида убийцей ее матери? На душе стало тревожно.
      Она обошла машину спереди, под туфлями громко хрустел гравий. "Буровая вышка" не тратилась на освещение территории, поэтому даже возле здания стояла полная тьма. Других машин на стоянке не было.
      Алекс потянулась к ручке дверцы, и на миг ее охватил трепет. Подавив волнение усилием воли, она скользнула в кабину и закрыла за собой дверь.
      Свидетель оказался мерзким маленьким человечком. У него были выступающие, как у индейца, скулы, щеки под ними изрыты оспинами. Он был космат и, судя по запаху, душем не злоупотреблял. Тощий, морщинистый, седой.
      К тому же он был мертв.
      Глава 17
      Когда до Алекс дошло, почему он сидит и смотрит на нее с таким неопределенным, бессмысленным и чуть озадаченным выражением, она хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Рот был словно набит ватой. Шаря позади себя рукой, Алекс попыталась открыть дверцу пикапа. Та упрямо не поддавалась. Алекс бешено дергала ручку, потом налегла на дверь плечом. Она распахнулась так неожиданно, что Алекс почти вывалилась из машины. Торопясь изо всех сил убраться подальше от окровавленного трупа, она зацепилась каблуком за камень, споткнулась и упала, ушибив ладони и поцарапав колени.
      Она вскрикнула от боли и страха и попыталась встать. Потом стремглав рванулась в темноту, и вдруг ее ослепили фары и оглушила автомобильная сирена.
      Она непроизвольно прикрыла глаза рукой и на фоне яркого света увидела силуэт человека, направлявшегося к ней. Не успела она броситься в сторону или хоть пискнуть, как он произнес:
      - Всюду-то вы бываете, да?
      - Рид! - воскликнула она со смешанным чувством облегчения и ужаса.
      - Какого черта вы здесь делаете? В его голосе не было и намека на сочувствие. Это разъярило ее.
      - Я могла бы задать вам тот же вопрос. Там человек, - добавила она, дрожащим пальцем указывая на пикап, - он мертв.
      - Да, знаю.
      - Знаете?
      - Его зовут, гм, звали Клейстер Хикам. Батрак, работал раньше у Ангуса. Заглянув в пикап сквозь лобовое стекло, залепленное разбившимися насекомыми, он покачал головой. - Господи, ну и дела.
      - Это все, что вы можете сказать?
      Он обернулся к ней.
      - Нет, но мог бы и добавить: я вас не забираю по подозрению в убийстве по одной-единственной причине - тот, кто сообщил, что Клейстер сидит в своей машине с перерезанным горлом, ни словом не обмолвился, что с ним баба.
      - Вам уже кто-то сообщил?
      - Именно. Кто, как вы думаете?
      - Думаю, тот, кто знал, что я с ним тут встречаюсь! - крикнула она. Потом ее поразила другая мысль, она замерла и тихо спросила:
      - Как вы так быстро сюда добрались, Рид?
      - Вы что же, думаете, я его обманом завлек и перерезал глотку? - Он недоверчиво рассмеялся.
      - Вполне возможно.
      Спокойно выдержав ее взгляд, он подозвал одного из помощников. До этого момента Алекс и не подозревала, что с ним приехал кто-то еще. Теперь она услышала вой сирены приближающегося автомобиля, увидела, как из бара выскакивают любопытные посетители посмотреть, из-за чего шум.
      - Проводи ее назад в мотель, - кратко распорядился Рид. - Проследи, чтобы она вошла в номер.
      - Да, сэр.
      - Пригляди за ней до утра. Смотри, чтобы она куда-нибудь не отправилась.
      Обменявшись с шерифом неприязненными взглядами, Алекс позволила помощнику проводить себя к машине.
      ***
      - Шериф?
      Помощник робко постучал в дверь, не решаясь открыть. С утра в участке говорили, что Рид в сволочном настроении, причем не только из-за убийства Клейстера Хикама. Все ходили на цыпочках.
      - Что у тебя?
      - Несколько бумаг вам на подпись.
      - Давай сюда.
      Рид поднялся с вращающегося кресла, в котором сидел, вальяжно откинувшись на спинку, и протянул руку к пачке документов и писем. Нацарапал, где положено, свою подпись.
      - Как сегодня Руби Фэй?
      Когда шериф подъехал к фургону, в котором обитала любовница Клейстера, чтобы допросить ее, она лежала там, избитая до полусмерти. Руби успела лишь сказать, что это дело рук ее обманутого мужа, и потеряла сознание.
      - Лайл отделал ее почти так же, как Клейстера. Ей с неделю, не меньше, придется проваляться в больнице. Ребятишек отправили к ее матери.
      Лицо у Рида еще больше помрачнело. Он не переносил мужчин, применявших к женщинам физическую силу - не важно, по какому поводу. Слишком много ему досталось в детстве колотушек от отца, и он не терпел ни малейшего насилия.
      Он протянул бумаги помощнику.
      - По рации что-нибудь передавали?
      - Нет, сэр. Я вам сразу доложу. И вы мне велели напомнить, что сегодня днем вы даете показания по делу, которое проходит у судьи Уоллеса.
      - Черт, совсем выскочило из головы.
      Помощник с облегчением удалился, но Рид забыл о нем еще прежде, чем за ним закрылась дверь.
      Сегодня утром он не мог сосредоточиться ни на одной мысли дольше нескольких секунд. Все вытеснил образ Алекс.
      Кляня все и всех на чем свет стоит, он поднялся и подошел к окну. День опять стоял солнечный. Ему вспомнилось, как вчера, когда он сажал Алекс рядом с собой на лошадь, волосы ее на солнце стали густого красновато-коричневого оттенка, будто красное дерево. Об этом он небось и думал, когда стал трепаться про тот дурацкий футбольный приз.
      Господи ты боже, с какой стати он вообще его хранил все это время? Каждый раз, когда он смотрел на кубок, его раздирали противоречивые чувства, как и в тот вечер, на вручении призов. Тогда его радость была омрачена тем, что Джуниора не выбрали лучшим игроком команды. Это может показаться полным идиотизмом, но ему хотелось извиниться перед Ангусом и Джуниором за то, что награду получил он, Рид. А он ведь ее заслужил: как спортсмен, он был сильнее друга, но оттого что он как бы обошел Джуниора, ему и приз был не мил.
      Алекс сама все это вычислила. Умна, ничего не скажешь. Но отнюдь не такая уж несгибаемая, какой хочет казаться. Вчера вечером она чуть не померла со страху, и не мудрено. На Клейстера и раньше-то без дрожи нельзя было взглянуть, но тут, мертвый, в куртке, заляпанной застывшей кровью, он стал еще страшнее.
      Может быть, и к лучшему, что она все это видела. Может быть, перестанет рваться раскрывать тайны, которые ее не касаются. Может быть, наводящее ужас убийство Клейстера отвадит ее от расследования убийства Седины. Может быть, она уедет из Пурселла и больше никогда не вернется.
      Вероятность такого исхода должна была бы его обрадовать. Но он еще больше разозлился на нее и на себя самого.
      И надо же было вчера поцеловать ее. Он поддался на ее подстрекательские речи. Вышел из себя. Потерял самообладание. Так он оправдывался перед собственной совестью, чтобы она не грызла его за происшедшее. И тем не менее он сам был чертовски перепуган. Алекс вынудила его потерять голову. Только один человек на свете был способен такое с ним сотворить - Седина.
      Какой морок напустила на него эта хитрющая маленькая ведьмочка, что он заговорил про тот поцелуй, удивлялся он. Он сам про него и думать забыл, а тут ни с того ни с сего он всплыл в памяти, словно все было вчера.
      Помнится, стоял жаркий сентябрьский день, и, когда Селина не явилась в школу, он пошел ее проведать. В окне трудился старый кондиционер, безуспешно пытаясь охладить спертый воздух. В доме было не тепло и сухо, а, наоборот, жарко и влажно.
      Седина была сама не своя. Она открыла ему дверь, но выглядела подавленной, будто тот первый признак перехода в женское сословие лишил ее девической живости. Глаза ее опухли от слез. Он испугался, что произошло нечто ужасное.
      Когда она сказала ему про месячные, он испытал такое облегчение, что чуть не расхохотался. Впрочем, удержался все-таки. При виде ее унылого лица всякое веселье пропадало. Он обнял ее, нежно прижал к себе, гладил ей волосы, приговаривая, что это совсем не стыдно, а, наоборот, замечательно. Ища утешения, она обвила руками его талию и уткнулась лицом в его плечо.
      Они долго стояли так, прильнув друг к другу, как не раз бывало и прежде, когда им казалось, что мир ополчился против них На сей раз он ощутил потребность торжественно закрепить ее переход из детства в юность.
      Сначала он поцеловал ее в щеку. Щека была влажной и соленой от слез. Его губы, не отрываясь, скользнули ниже. Она вдруг затаила дыхание и замерла, и он крепко прижался губами к ее губам. Это был пылкий, но целомудренный поцелуй.
      Других девочек он уже целовал и языком. Сестры Гейл с большим знанием дела целовались по-французски и жаждали поделиться с ним секретами мастерства. Не реже раза в неделю он встречался с ними тремя в пустовавшем зале Клуба ветеранов зарубежных войн и целовал по очереди, тискал им груди и, просунув руку под резинку хлопчатобумажных трусиков, трогал волосы между ног. А они ссорились, решая, кому из них первой расстегнуть ему брюки и ласкать его.
      Эти пошловатые, пропитанные запахом пота эпизоды помогали ему сносить жизнь с отцом. Только их он и скрывал от Седины. Узнай она, чем он занимается с сестрами Гейл, она пришла бы в большое смущение. А возможно, и разозлилась бы. В любом случае лучше было ей не знать об этом проклятом зале и что он там делает.
      Но когда он ощутил губами рот Седины, услыхал, как она тихонько ахнула, ему захотелось поцеловать ее как следует - прекрасным, волнующим, запрещенным способом. Не в силах противиться искушению, его тело взяло верх над разумом.
      Едва он кончиком языка коснулся ее сжатых губ, как почувствовал, что они раскрываются. Сердце у него гулко забилось, кровь закипела, он притянул ее к себе еще ближе и вдвинул язык ей в рот. Она не отпрянула, и он провел языком по ее рту. Она стиснула его талию. Ее маленькие острые груди огнем жгли его тело.
      О боже, он думал, что умрет от блаженства. Бескрайнего блаженства. Это ощущение до самых основ потрясло его юношескую душу. Вулканическая энергия сотрясала его тело. Он жаждал целовать Седину Грэм вечно. Но когда его член, налившись кровью, уперся ей в живот, он оттолкнул ее и стал бормотать извинения.
      Несколько мгновений Седина, задыхаясь, смотрела на него широко открытыми глазами, потом бросилась к нему на шею - она счастлива, сказала она, что он так ее целовал. Она его любит. Он любит ее. Когда-нибудь они поженятся, и ничто и никогда их не разлучит...
      Устало потирая глаза, Рид вернулся к столу и шлепнулся в скрипучее кресло. Он был зверею; зол на Алекс за то, что она разбудила воспоминания, которые он столько лет старался забыть. И тем своим поцелуем он намерен был наказать и оскорбить ее.
      Но, черт возьми, он никак не ожидал, что это будет так приятно - прижать ее к себе, чувствовать мех шубки, мягкую шерсть костюма, ее теплую кожу. Он не предполагал, что губы ее будут так чертовски сладки. До сих пор ощущает на языке их сладость. Откуда ему было знать, что у нее такие мягкие полные груди?
      Проклятие, он совсем не предполагал, что Селинина дочь так ошеломительно быстро возбудит его чувственность. Вожделения такой силы он никогда не испытывал с сестрами Гейл - вообще никогда не испытывал, и точка. Дьявольщина, он и сейчас еще не остыл.
      Уже по одной этой причине он был зол как черт на Алекс, да и на себя самого за это бурное объятие. Ведь Алекс Гейтер, женщина, которую он вчера целовал как безумный, готова обвинить его в убийстве двух человек, во-первых, Седины, а теперь еще и Клейстера. Даже если она не найдет доказательств, она все равно способна сорвать ему все планы на будущее.
      Он так близок к осуществлению своей мечты. Вот-вот достигнет той цели, к которой шел всю жизнь. А она может подложить ему большую свинью. Ей даже не нужно тыкать в него пальцем. Если она предъявит обвинения любому из них троих, не видать ему вымечтанного будущего как своих ушей, уйдет оно из-под носа. За это он готов был ее удушить.
      Стоило ему, однако, представить, как он кладет ладони на ее тело, перед его мысленным взором возникала отнюдь не сцена удушения.
      ***
      - Мне сказали, что вы у себя.
      - А вам сказали, что через несколько минут я должен быть в суде, а сейчас слишком занят и никого не принимаю?
      Алекс вошла в кабинет шерифа и прикрыла за собой дверь.
      - Да, упомянули.
      - С чего это вы взяли, что пользуетесь особыми привилегиями?
      - Я подумала, вы захотите расспросить меня про убитого.
      - Вы, в общем-то, вне подозрений. Просто оказались не там, где надо, причем очень не вовремя, но вам вообще свойственна эта дурная привычка.
      - Так вы считаете, связи между мною и этим убийством нет?
      - Считаю, нет; но вы, очевидно, считаете иначе. - Закинув ноги на угол стола и заложив руки за голову, он сказал:
      - Что ж, послушаем.
      - Полагаю, главное вы уже знаете. Клейстер Хикам присутствовал при убийстве Седины.
      - С чего вы взяли?
      - Он сказал мне по телефону.
      - Он был завзятый врун. Спросите кого хотите.
      - Я ему поверила. Он очень нервничал и жутко трусил. Мы договорились встретиться в "Последнем шансе", но когда он увидел, что вы едете за мной по пятам, то струхнул и удрал.
      - Получается, Седину убил я, так, что ли?
      - Или же покрываете убийцу.
      - Разрешите, я вам покажу, где в вашей теории ошибка. - Он опустил ноги на пол. - На днях Ангус уволил Клейстера. Вот он и надумал отомстить - это-то вам должно быть понятно, госпожа прокурор. Сочинил эту небылицу, в которую вы решили поверить, поскольку ваше расследование не выявило ни единой паршивенькой улики. Вы считаете, существует взаимосвязь между этими убийствами, верно? Неверно, - твердо сказал он. - Сами посудите. Вчерашнее убийство совершенно иного рода, нежели убийство Седины. У вас ошибочен сам метод. Тот, кто перерезал Клейстеру глотку, просто-напросто узнал, что Клейстер трахает его жену, пока он вкалывает в Карсбаде на содовом заводе. У нас на него уже есть данные.
      Это звучало так правдоподобно, что Алекс поежилась под его открытым взглядом.
      - Но разве исключено, что батрак видел, как убивали мою мать? Опасаясь кары, он до сих пор помалкивал - возможно, просто потому, что никто так и не провел досконального расследования. И убили его за то, что он знал, - пока он не успел назвать убийцу. Вот во что я решила поверить.
      - Как вам угодно. Но только занимайтесь этим за счет вашего времени, а не моего. Рид собрался было встать.
      - Это еще не все, - сказала она, и он, смирившись, остался сидеть.
      Алекс вынула из сумочки конверт и протянула ему.
      - Пришло сегодня утром по почте. На мой гостиничный адрес.
      Рид быстро просмотрел письмо и вернул ей. Она в изумлении уставилась на него.
      - Вас это, видимо, не сильно волнует, шериф Ламберт.
      - Я его уже читал.
      - Что? Когда?
      - Позавчера, если не ошибаюсь.
      - И вы разрешили его отправить?
      - А почему нет? В нем не сыскать ничего непристойного. Даже министр почт, полагаю, не нашел бы в нем никаких нарушений правил почтового ведомства. Почтовый сбор оплачен полностью. Насколько я могу судить, госпожа прокурор, письмо составлено в рамках закона.
      Алекс так и тянуло наклониться и увесистой оплеухой сбить с его лица злорадную ухмылку. Порыв был настолько силен, что ей пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не дать руке воли.
      - А вы прочли то, что между строк? Подписавшие, все, - она замолчала, считая подписи, - все четырнадцать человек, угрожают изгнать меня из города.
      - Ну, что вы, мисс Гейтер, вовсе нет, - с показным возмущением сказал он. - У вас развился синдром преследования, после того как вы наткнулись на зарезанного Клейстера. В этом письме просто подчеркнуто все то, о чем я вам и так без конца толкую. Ангус с сыном очень многое значат для нашего города. И ипподром тоже. Известно же: куда легче обратить на себя внимание, если вдарить человеку не по яйцам, а по его счету в банке. Вы поставили под угрозу весьма значительные капиталовложения. И думали, люди будут стоять и спокойно смотреть, как из-за вашей мстительности их мечты летят псу под хвост?
      - Дело совсем не в мести. Я веду законное и давно назревшее расследование судопроизводства, в котором была допущена серьезная ошибка.
      - Хватит, увольте.
      - Прокурор округа Трэвис дал санкцию на это расследование.
      Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:
      - В обмен на что?
      - О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.
      Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.
      - Я не обязана объяснять вам свои резоны, - сказала она. - Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.
      - Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, со скучающим видом заметил Рид. - Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества - банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, - продолжал он, - я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера. Если вам так уж приспичило, могу порекомендовать пару неплохих парней.
      Она презрительно посмотрела на него и вздохнула.
      - Вы всех деловых женщин не любите или мой случай особенный?
      - Ваш случай особенный.
      Его грубость была вызывающе оскорбительна. Ее подмывало напомнить ему, что вчерашний поцелуй едва ли свидетельствовал о неприязни, но она удержалась. Решила не напоминать. Она и сама надеялась забыть о нем, притвориться, что его не было вовсе, но не могла. Ей стало казаться, что после него в ней самой что-то решительно и бесповоротно переменилось.
      Нет, забыть его она не могла, но надеялась научиться справляться с воспоминаниями о нем и с навязчивым желанием, которое он разжег.
      Его слова глубоко ранили ее. Она услышала собственный голос:
      - Почему вы меня так не любите?
      - Потому что вы лезете не в свое дело. Не люблю людей, которые суются не в свое дело.
      - Но это мое дело.
      - Каким же это образом? Вы еще в пеленки писали, когда убили Седину! крикнул он.
      - Я рада, что вы об этом заговорили. Мне, значит, было всего два месяца от роду. Что же она в таком случае делала ночью на ранчо?
      Вопрос его ошеломил, но он быстро оправился.
      - Забыл совсем. Слушайте, я же должен...
      - Сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь забываете, Рид Ламберт, хотя и притворяетесь очень старательно. Что она там делала? Пожалуйста, ответьте.
      Он встал. Алекс тоже встала.
      - Джуниор пригласил ее на ужин, вот и все.
      - По какому-то особому случаю?
      - Спросите у него.
      - Я спрашиваю вас. По какому случаю? И не говорите, что не помните.
      - Может, он ее пожалел.
      - Пожалел? Почему?
      - Потому что сидела в четырех стенах с ребенком и никуда не выходила. От ее светской жизни остался один пшик. Господи помилуй, ведь ей было всего-то восемнадцать.
      Он обогнул Алекс и направился к двери.
      Но Алекс ставить на этом точку не собиралась. Он хотел отделаться банальным объяснением. Не выйдет. Она ухватила его за руку и заставила повернуться к ней.
      - А вы в тот вечер тоже у них ужинали?
      - Да. - Он резко выдернул руку.
      - И пробыли там весь вечер?
      - Ушел перед десертом.
      - Почему?
      - Не люблю вишневый пирог.
      Она застонала с досады.
      - Ответьте, Рид. Почему вы ушли?
      - У меня было свидание.
      - С кем? Она по-прежнему живет в этом городе?
      - Какая, черт возьми, разница?
      - Она - это ваше алиби. Я хотела бы с ней поговорить.
      - Забудьте. Я ее в это дело втягивать не стану ни За что.
      - Возможно, все-таки придется; или же вы откажетесь от дачи показаний, сославшись на Пятую поправку, и тогда станет ясно, что вы что-то скрываете.
      - Вы что, не отступаете никогда? - оскалившись, спросил он.
      - Никогда. В ту ночь вы вернулись на ранчо?
      - Нет.
      - Совсем не вернулись?
      - Совсем.
      - Даже поспать?
      - Я же сказал вам, у меня было свидание. - Он придвинул свое лицо так близко, что она ощутила на губах его дыхание. - А она была - огонь.
      Он кивнул головой, словно подтверждал сказанное, и повернулся к двери.
      - Мне пора в суд. Закройте дверь, когда будете уходить, ладно?
      Глава 18
      - Мисс Гейтер?
      - Да. В чем дело?
      Алекс не испытывала потребности в гостях. Последняя стычка с Ридом лишила ее сил. После вчерашнего нервы у нее были на взводе. Хотя Рид правдоподобно объяснил убийство этого Хикама, хотя она тоже пыталась рассуждать здраво ничто не могло убедить ее, что ей не грозит опасность.
      Поэтому, когда в дверь ее номера постучали, она, крадучись, подошла и посмотрела в глазок. На пороге стояла незнакомая, но с виду как будто безобидная пара. Алекс открыла дверь и выжидающе взглянула на них.
      Мужчина внезапно протянул руку. Алекс, вздрогнув, отскочила.
      - Преподобный Фергус Пламмет, - представился тот. Чувствуя себя преглупо, Алекс пожала ему руку.
      - Я вас напугал? Простите, пожалуйста. Я не хотел. Манеры преподобного отца были исполнены такого уважения, а голос - такого сочувствия, что нельзя было представить, будто он может кому-то угрожать. Тщедушный, ростом ниже среднего, он держался прямо, почти с военной выправкой. Его черный костюм залоснился и был явно не по сезону. Пальто при нем не было, волнистые темные, довольно длинные, вопреки моде, волосы не прикрыты шляпой. В городке, где почти каждый человек мужского пола с двенадцати лет носит либо ковбойскую шляпу, либо кепку с козырьком, странно было видеть мужчину без шляпы.
      - Это моя жена Ванда.
      - Здравствуйте, миссис Пламмет, здравствуйте, преподобный отец.
      Миссис Пламмет была крупной женщиной с обширной грудью, размеры которой она пыталась преуменьшить, прикрывая ее просторной вязаной серовато-оливковой кофтой на пуговицах. Волосы ее на затылке были стянуты в узел, голова смиренно потуплена. Муж уделял ей внимания не больше, чем какому-нибудь фонарному столбу.
      - Откуда вам известно мое имя? - спросила Алекс, заинтригованная этой парой.
      - Его все знают, - ответил он с мимолетной улыбкой. - О вас в городе много говорят.
      Под мышкой у священника была зажата Библия. Алекс терялась в догадках, зачем священнику понадобилось к ней являться. Или он надеялся с ее помощью увеличить число прихожан?
      - Вы, наверное, удивляетесь, почему я вдруг посетил вас, - сказал он, разгадав озадаченное выражение ее лица.
      - По правде говоря, да. Заходите, пожалуйста. Они вошли в комнату. Миссис Пламмет чувствовала себя неловко, не зная, куда ей присесть, пока муж не указал ей на край кровати. Сам он сел в единственное кресло. Алекс тоже села на кровать, но в отдалении от миссис Пламмет, чтобы не стеснять друг друга. Преподобный оглядел комнату. Он явно не торопился раскрывать причину своего появления здесь.
      Наконец, с чуть слышным нетерпением в голосе, Алекс спросила:
      - Могу я вам чем-нибудь помочь, преподобный отец? Закрыв глаза, тот воздел руку к небесам и призвал господне благословение.
      - Да прольется щедрая благодать небес на любезную господу дщерь его, нараспев произнес он низким вибрирующим голосом.
      И принялся громко и усердно молиться. Алекс разбирал неудержимый смех. В свое время Мерл Грэм позаботилась о том, чтобы внучка выросла в традиционной протестантской вере. Они регулярно ходили в церковь. И хотя Алекс не принимала тех жестких догм, которых твердо придерживалась бабушка, христианская вера была заложена в ней основательно.
      - Извините, преподобный отец, - начала она, чувствуя, что молитва невыносимо затянулась, - у меня сегодня был очень тяжелый день. Может быть, мы перейдем к предмету вашего визита?
      Он явно был задет тем, что она прервала его моления; однако произнес с таинственным видом:
      - Я могу помочь вам в расследовании деятельности "Минтон Энтерпрайзес".
      Алекс застыла, ошеломленная. Она меньше всего ожидала, что преподобный Пламмет каким-то образом окажется причастен к ее расследованию. Впрочем, надо действовать очень осторожно, напомнила она себе. Эта история вызывала у нее все больше сомнений. Какие страшные тайны мог знать этот чудной человечек о Седине, Риде Ламберте или о Минтонах? Конечно, священникам поверяют секреты, но она по опыту знала, что профессиональная этика обычно не позволяет им разглашать услышанное. Они неуклонно соблюдают тайну исповеди и могут что-то сообщить только в том случае, если чья-то жизнь оказывается под угрозой.
      Маловероятно, чтобы Ангус или его сын раскрыли душу такому робкому, серенькому человечку, как Пламмет. А если исходить из чисто внешних данных, то вряд ли он имеет большое влияние на Всемогущего. А мысль о том, что Рид Ламберт вздумает исповедоваться в грехах, казалась сущей нелепицей.
      Голос ее, как у опытного юриста, звучал спокойно и бесстрастно. Грег был бы доволен, услышав, как она невозмутимо спрашивает:
      - Неужели? И как вы можете это сделать? Вы знали мою мать?
      - К несчастью, не знал. Но я все равно могу ускорить ваше расследование. Мы - мои праведные прихожане и я - верим, что вы на нашей стороне. А с нами бог.
      - С-спасибо, - с запинкой выговорила она, надеясь, что ответила правильно.
      Очевидно, правильно, поскольку от миссис Пламмет, беззвучно молившейся все это время, долетело тихое "аминь".
      - Преподобный отец, - нерешительно начала Алекс, - я не уверена, что вы вполне в курсе дела. Я здесь по распоряжению окружной прокуратуры.
      - Господь направляет деяния людские, они лишь исполняют его священную волю.
      - ..для расследования убийства моей матери, которое произошло в Пурселле двадцать пять лет назад, - Хвала тебе, господи, за то, что сие не праведное дело скоро будет исправлено! - возглашал он, потрясая кулачками. Алекс диву давалась. У нее вырвался нервный смешок.
      - Да, гм, я тоже на это надеюсь. Однако не могу взять в толк, какая связь между моим расследованием и делами вашего прихода? У вас есть никому не ведомые данные об убийстве?
      - Ах, если бы, мисс Гейтер, - возопил Пламмет. - Ах, если бы! Тогда мы ускорили бы это богоугодное дело и наказали бы не праведных.
      - Не праведных?
      - Грешников! - пылко воскликнул он. - Тех, кто готов совратить этот город и всех невинных чад господних, проживающих здесь. Они хотят построить сатанинское игрище, заполнить драгоценные вены детей наших наркотиками, их нежные рты - отвратительными напитками, а их животворный ум - похотью.
      Алекс искоса взглянула на миссис Пламмет; та сидела, опустив голову, руки ее лежали на коленях, ноги плотно стиснуты от бедер до пят, словно склеенные.
      - Вы имеете в виду пурселлские бега? - осторожно спросила Алекс.
      Как она и опасалась, в ответ на ее слова забил целый фонтан протестантского благочестия. Пророчества рвались с уст священника, будто вышедший из берегов поток. Алекс выдержала целую проповедь, посвященную тому, что несут с собой ипподром, бега и прочее беспутство, с ними связанное. Но когда Пламмет принялся восхвалять ее как посланца господня, призванного уничтожить сатанинское отродье, она почувствовала необходимость прервать пламенные речи.
      - Позвольте, преподобный отец...
      После нескольких ее безуспешных попыток он наконец замолчал и посмотрел на Алекс бессмысленным взглядом. Она облизнула пересохшие от волнения губы, обижать его не хотелось, но нужно же было объясниться.
      - От меня совершенно не зависит, получат Минтоны лицензию на открытие тотализатора на бегах или нет. Собственно, они уже получили "добро" от комиссии по скачкам. Остались сущие формальности.
      - Но Минтоны ведь под следствием по поводу их участия в убийстве.
      Тщательно выбирая слова и не упоминая Минтонов впрямую, она сказала:
      - Если в результате моего расследования обнаружится достаточное количество улик и мотивов убийства, чтобы предъявить им обвинение, дело, возможно, будет передано на рассмотрение большого суда присяжных. А они уже вынесут свой вердикт. Во всяком случае, до тех пор все так или иначе связанные с этим преступлением лица считаются, в соответствии с конституцией, невиновными.
      Она подняла руку, чтобы он ее не прерывал.
      - Будьте добры, разрешите мне закончить. Что же касается предполагаемого открытия ипподрома, то по окончании данного расследования это всецело будет зависеть от комиссии по скачкам. К ее решению по этой или иной заявке на лицензию я никакого касательства иметь не буду. Собственно говоря, продолжала она, - Минтоны оказались замешаны одновременно и в том, и в другом деле совершенно случайно. Я возобновила расследование убийства моей матери потому, что как прокурор была не удовлетворена решением суда и считала, что дело требует пересмотра. Личной вражды к этому городу или к какому-либо из его жителей я не питаю.
      Пламмет ерзал и дергался, стремясь вставить слово, и она замолчала.
      - Но вы же не хотите, чтобы и в Пурселле начали играть в азартные игры, правда? Вы ведь тоже против этих злоухищрений дьявола, от которых дитя лишается куска хлеба, браки распадаются, а слабые духом сбиваются на пути, ведущие в ад и к вечному проклятию?
      - Мое мнение о тотализаторе - как, кстати, и обо всем прочем - вас, преподобный Пламмет, не касается. - Алекс поднялась с кровати. Она устала. Этот тип - просто чокнутый. Она и так потратила на него больше времени, чем он заслуживает. - Я вынуждена попросить вас и миссис Пламмет уйти.
      Этот священник, что и говорить, не отличался ни образованностью, ни красноречием; он даже не потрудился досконально изучить вопрос и сделать соответствующие выводы. Можно ведь было привести обоснованные доводы и за и против. Но будут или нет играть в Пурселле на тотализаторе - Алекс не касалось.
      - Мы не сдадимся, - заявил Пламмет, идя за нею к двери. - Мы готовы на любые жертвы, лишь бы свершилась воля божия.
      - Воля божия? Если воля божия в том, чтобы Минтоны не получили этой лицензии, то тогда все ваши усилия тщетны, они не подкрепят его волю и не помешают ей, верно?
      Но поймать его в логическую ловушку было не просто.
      - Господь через нас творит волю свою. И через вас тоже, хотя вы этого, возможно, еще не осознаете. - Глаза его пылали фанатичным огнем. У Алекс даже мурашки побежали по телу. - Вы и есть ответ на наши молитвы. О, да, мисс Гейтер, ответ на наши молитвы. Так призовите же нас. Вы - помазанница божия, а мы - ваши смиренные и усердные слуги.
      - Я, гм, буду иметь это в виду. До свидания. Теологическая система преподобного Пламмета была чудовищно искаженной. Алекс от него просто коробило. Она поскорее захлопнула дверь. И сразу же зазвонил телефон.
      Глава 19
      - Как вы смотрите на то, чтобы поужинать и потанцевать? - без предисловий спросил Джуниор Минтон.
      - Как на сказку.
      - Только скажите "да".
      - Вы приглашаете меня поужинать и потанцевать?
      - Приглашаю на ежемесячное празднество в Охотничьем клубе Пурселла. Умоляю, скажите, что пойдете со мной. Иначе я умру там со скуки.
      Алекс рассмеялась:
      - Что-то не верится, что вы, Джуниор, когда-нибудь скучаете. Особенно если рядом женщины. Они небось все, как одна, клюют на ваш треп?
      - Клюют - почти без исключения. А если сегодня вы со мной пойдете в клуб, тогда, выходит, все поголовно.
      - Сегодня?
      - Разумеется, сегодня вечером. Что, я разве не сказал? Извините, что не смог пригласить заранее.
      - Вы серьезно?
      - Неужто я стал бы шутки шутить о таком важном событии, как вечер в Охотничьем клубе?
      - Нет, конечно, не стали бы. Уж простите мое легкомыслие.
      - Все прощу, если пойдете.
      - Я правда не могу. У меня нет сил. Вчера вечером...
      - Да, я слышал. Бог мой, это, наверное, было ужасно, так вот наткнуться на Клейстера Хикама. Жажду помочь вам развеяться.
      - Очень ценю вашу заботу, но пойти не могу.
      - Отказа я не приму.
      Разговаривая, Алекс не без труда стянула с себя платье; теперь, в одной комбинации и чулках, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, она пыталась накинуть на себя халат. После уборки горничная неизменно выключала в номере отопление. Каждый вечер Алекс со страхом думала о возвращении в выстуженную комнату.
      Она бросила взгляд на нишу, где висела ее одежда.
      - Я в самом деле не могу пойти, Джуниор.
      - Это почему же?
      - Мои модные платья остались в Остине. Мне нечего надеть.
      - Неужто даже такая острая на язык дама, как вы, тоже прибегает к этой избитой отговорке?
      - Но это, между прочим, правда.
      - Да там и не требуется особого парада. Наденьте кожаную юбку, в которой приезжали на днях. Вы в ней смотритесь обалденно.
      Мучительно извиваясь, Алекс все-таки сумела влезть в халат, не уронив телефонной трубки. Она присела на край кровати и поплотнее завернулась в махровую ткань.
      - И тем не менее придется сказать "нет".
      - Почему? Я знаю, неприлично так припирать человека к стенке, но любезности от меня и дальше не ждите: не отпущу, пока вы не назовете веской причины отказа.
      - Просто, на мой взгляд, нам не стоит бывать в обществе вместе.
      - Потому что вы надеетесь, что я вскоре стану обитателем Хантсвиллской тюрьмы?
      - Нет.
      - Тогда в чем дело?
      - Я вовсе не хочу отправлять вас в тюрьму, но ведь в деле об убийстве главные подозрения падают на вас.
      - Алекс, у вас было время составить мнение обо мне. Вы на самом деле полагаете, что я мог совершить такое тяжкое преступление?
      Ей вспомнилось, как рассмеялся Рид при мысли, что Джуниора отправили бы на войну. Этого ленивого, лишенного честолюбия бабника? Нет, с ним приступы агрессивности никак не вязались.
      - Не думаю, - тихо сказала она. - И все же вы под подозрением. Вряд ли уместно нам появляться вдвоем, показывая, что между нами есть какая-то связь.
      - Вот славное словечко, - проворчал он. - Грязное такое, кровосмесительством отдает. А для вашего душевного спокойствия скажу, что связи я осуществляю в укромных местах. Не считая нескольких случаев, но то было в юности. Мы с Ридом, бывало...
      - Умоляю, - простонала она. - Я об этом знать не хочу.
      - Так и быть, избавлю вас от устрашающих подробностей, но при одном условии.
      - Каком?
      - Скажите, что сегодня пойдете со мной. Я заеду за вами в семь.
      - Ну не могу я.
      - Алекс, Алекс, - театрально застонал он, - посмотрите на это с другой стороны. За вечер я выпью стаканчик-другой, а может, и больше. Ударюсь вдруг в воспоминания, разнюнюсь, неосторожно что-нибудь ляпну. А вы тут как тут, все и услышите. Кто знает, какие поразительные сведения могут у меня вырваться во хмелю. Считайте этот вечер просто растянувшимся допросом. Вам же положено притуплять бдительность подозреваемых, правда? Если вы не воспользуетесь такой возможностью докопаться до истины, - продолжал он, - вы, значит, манкируете своими обязанностями. Как вы можете предаваться безделью в мотеле "Житель Запада", в то время как один из подозреваемых пьет и треплется себе в Охотничьем клубе? Позор! Вы в долгу перед налогоплательщиками, которые несут бремя расходов на ваше расследование. Вы обязаны сделать это ради отечества, Алекс.
      Теперь уже она театрально застонала:
      - Если я соглашусь пойти, вы обещаете больше таких речей не произносить?
      - Значит, в семь часов.
      В его голосе она услышала торжество.
      Войдя в клуб, Алекс тотчас обрадовалась, что приехала. Отовсюду неслись музыка и смех. До нее долетали обрывки разговоров, но никто не упоминал имени Селины Гейтер. Уже это было приятно. Она радовалась, предвкушая несколько часов полного отдыха, уверенная, что заслужила передышку.
      В то же время она пыталась оправдать свой приезд в клуб. Алекс ни минуты не верила, что Джуниор способен, подвыпив, устроить в обществе сцену. Едва ли ей доведется выслушать сенсационные признания.
      И все же вечер мог оказаться небесполезным. Охотничий клуб - закрытое фешенебельное заведение, следовательно, в нем состоят лишь самые сливки пурселлского общества. Рид сказал, что то письмо, которое она при нем получила, подписали местные воротилы и почтенные высокообразованные граждане. Весьма вероятно, что она сегодня кое с кем из них познакомится и сама увидит, так ли уж враждебно к ней относятся.
      И что еще важнее, она сможет пообщаться с горожанами, которые прекрасно знают Минтонов и Рида; а вдруг они откроют ей нечто новое в их характерах?
      Джуниор заехал за ней на новеньком красном "Ягуаре". Он мчался по шоссе, не обращая никакого внимания на ограничения скорости. Его праздничное настроение оказалось заразительным. Неважно, в каком качестве она сюда явилась: как следователь или как свободная женщина; приятно было стоять рядом с самым красивым мужчиной в зале и чувствовать, как его рука легко, по-хозяйски придерживает ее сзади за талию.
      - Бар вон там, - сказал он ей в самое ухо, потому что гремела музыка. Они двинулись сквозь толпу.
      Клуб не поражал особым блеском. Он не был похож на роскошные, в неоновых огнях клубы, которые, словно новые звезды, вспыхивают в больших городах; те клубы рассчитаны прежде всего на молодых, получивших отличное образование честолюбцев; и приезжают туда на "БМВ", в костюмах от лучших модельеров.
      "Конь и ружье" был в высшей степени техасским клубом. Бармен словно выпрыгнул из какого-нибудь вестерна. Усы у него торчали в стороны наподобие велосипедного руля; на нем был жилет и галстук-бабочка, а на рукавах, как и положено, алые атласные подвязки. Над затейливым резным баром прошлого века красовались рога техасского быка, и расстояние между их отполированными остриями достигало шести футов.
      Стены украшали картины с изображением скаковых лошадей, выдающихся быков-производителей с яичками не меньше боксерской груши, а также пейзажи с изобилием васильков либо юкки. И почти на каждом полотне - непременная ветряная мельница, в суровом одиночестве возвышающаяся на фоне залитых солнцем далей. Будучи истинной техасской, Алекс нашла бар уютным и милым. Но, обладая умом и тонким вкусом, она не могла не заметить его аляповатости.
      - Белого вина, - сказала она бармену, который самым беззастенчивым образом разглядывал ее.
      - Везучий, сукин ты сын, - пробурчал тот Джуниору, подавая напитки. Под роскошными усами змеилась похотливая улыбка.
      Джуниор приветствовал его, подняв бокал с разбавленным водой виски.
      - А то? - Опершись локтем о стойку, он повернулся к Алекс, усевшейся на табурет. - На мой вкус, есть некоторый перебор с музыкой "кантри" и "вестерн", но если хотите потанцевать, я готов.
      Она отрицательно покачала головой.
      - Да нет, спасибо. Я лучше посмотрю. После нескольких музыкальных номеров Джуниор наклонился к ней поближе и прошептал:
      - Большинство здесь училось танцевать на пастбище. У них и сейчас еще такой вид, будто они боятся наступить на коровью лепешку.
      Вино уже начало оказывать свое действие. Глаза у Алекс сияли, щеки разгорелись. Чувствуя, как в голове приятно зашумело, она откинула волосы и засмеялась.
      - Пошли-ка, - взяв ее под локоть, он помог ей сойти с табурета. - Мама с папой уже сидят за своим столиком.
      Обойдя танцплощадку, Алекс подошла с ним к группе столов, накрытых к ужину. За одним из них сидели Сара-Джо и Ангус. Он пыхтел сигаретой. Сара-Джо лениво отмахивалась от едкого дыма.
      Алекс не без опасений надела на вечер красновато-коричневую кожаную юбку и в тон ей отделанный кожей свитер, но чувствовала себя в этом костюме куда спокойнее, чем если бы, как Сара-Джо, вырядилась в темно-красное, цвета бургундского вина, атласное платье: едва ли оно уместно в зале, где люди самозабвенно топают в такт песенке "Джо с осоловелыми глазами", крича в нужных местах "Дерьмо!" и потягивая пиво прямо из непрозрачных янтарных бутылок.
      - Здравствуйте, Алекс, - сказал Ангус, не вынимая сигареты изо рта.
      - Здравствуйте. Джуниор радушно пригласил меня сюда, - сказала она, усаживаясь в кресло, которое Минтон-младший отодвинул для нее.
      - Пришлось немножко повыворачивать руки, - заметил тот, садясь рядом с Алекс. - Она изображает недоступную женщину.
      - Чем ее мать определенно не увлекалась.
      Сухое, язвительное замечание Сары-Джо мгновенно прервало разговор. А легкое опьянение у Алекс как рукой сняло. Возбуждение улеглось, выветрилось как газ из давно открытой бутылки лимонада. Она кивнула Саре-Джо и сказала:
      - Здравствуйте, миссис Минтон. Вы сегодня очаровательны. Она и впрямь была очаровательна, несмотря на чересчур изысканное платье. Но какая-то безжизненная, подумалось Алекс. Сара-Джо не способна выглядеть оживленной и бодрой. В красоте ее чудилось нечто бесплотное, словно ее пребывание на земле было мимолетным и ничтожным. Она одарила Алекс неопределенной, сдержанной улыбкой и, пробормотав "благодарю", пригубила вина.
      - Я слышал, это вы нашли тело Клейстера.
      - Папа, мы пришли отдохнуть, - сказал Джуниор. - Алекс не хочется обсуждать эти ужасы.
      - Нет-нет, ничего. Рано или поздно я бы сама об этом заговорила.
      - Вряд ли вы встретили его в том притоне случайно, да еще и в кабину к нему забрались, - заметил Ангус, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой.
      - Не случайно.
      Она пересказала им свои телефонные переговоры с Клейстером.
      - Батрак этот был врун, бабник, а что хуже всего, еще и жульничал в покер, - с некоторой горячностью заявил Ангус. - За последние годы он и вовсе напрочь отупел и обезумел. Потому мне и пришлось его выгнать. Надеюсь, у вас хватило здравого смысла не поверить его россказням.
      Посреди этой речи Ангус махнул официанту, чтобы тот принес всем выпить.
      - Конечно же, Клейстер вполне мог видеть, кто прошел в конюшню с Сединой, но увидел-то он кого? Придурка Бада.
      Выложив это, он, не давая Алекс возможности усомниться в сказанном, принялся расписывать достоинства жокея из Руидосо, которого хотел переманить к себе. Поскольку хозяевами стола были Минтоны, воспитание не позволило Алекс сразу возобновить разговор о Клейстере Хикаме.
      Когда все выпили по бокалу, Ангус и Джуниор предложили сходить к общему столу и принести дамам закусок и жареной на вертеле дичи. Алекс охотнее выстояла бы очередь к столу сама. Ей было нелегко поддерживать светскую беседу с Сарой-Джо, но, когда мужчины отошли, она храбро начала разговор.
      - Вы давно в этом клубе?
      - Ангус был в числе основателей, - рассеянно ответила Сара-Джо. Она не отрываясь смотрела на бесконечный хоровод пар, отплясывавших на танцевальной площадке тустеп.
      - И в чем только он у вас не участвует, - обронила Алекс.
      - Он любит быть в курсе того, что происходит в городе.
      - И прикладывать к этому руку.
      - Да. Он многое затевает и очень разбрасывается. - Она учтиво вздохнула. Понимаете, у Ангуса потребность нравиться людям. Вечно он кого-то уговаривает, за что-то агитирует - как будто это очень важно.
      Алекс сложила руки под подбородком, опершись локтями о стол.
      - Вы считаете, неважно, что они думают?
      - Нет. - Ее завороженность танцующими рассеялась. Впервые за весь вечер она посмотрела Алекс прямо в глаза. - Не придавайте большого значения ухаживаниям сына.
      - Вот как?
      - Он заигрывает с каждой новой знакомей. Алекс медленно опустила руки на колени. В ней поднималась мутная волна гнева, но, овладев собой, она тихо и ровно сказала:
      - Мне неприятен ваш намек, миссис Минтон. Сара-Джо безучастно пожала плечом.
      - Мои мужчины оба очаровательны, и оба это хорошо знают. Женщины, как правило, не понимают одной простой вещи: ухаживания что того, что другого ровным счетом ничего не означают.
      - Не сомневаюсь, что с Ангусом дело именно так и обстоит, но что касается Джуниора, то не уверена. Три бывших жены могут и не согласиться с вашим утверждением - Они все для него не подходили.
      - А моя мать? Она бы тоже ему не подошла? Сара-Джо вновь остановила на Алекс свой лишенный выражения взгляд.
      - Абсолютно не подходила. А вы, знаете ли, очень на нее похожи.
      - Да?
      - Вам нравится вносить разлад. Вашей матери непременно надо было встревать в такие дела, от которых одно беспокойство. Разница между вами и ею лишь в том, что вы еще большая мастерица причинять неприятности и вызывать враждебность. Вы прямолинейны до бестактности; это, очевидно, за счет плохого воспитания., Она подняла глаза: позади Алекс кто-то подошел к их столу.
      - Добрый вечер, Сара-Джо.
      - Судья Уоллес! - Лицо Сары-Джо засияло нежной улыбкой. Невозможно было даже заподозрить, что она только что выпускала жало. - Здравствуйте, Стейси.
      Алекс обернулась; лицо ее еще горело от несправедливых нападок Сары-Джо. Судья Уоллес смотрел на нее сверху вниз с явным неодобрением, словно само ее присутствие нарушало клубные порядки.
      - Здравствуйте, мисс Гейгер.
      - Здравствуйте, судья.
      Стоявшая возле него женщина смотрела на Алекс с не меньшим осуждением, но почему? Этого Алекс понять не могла. Очевидно, среди этих людей один лишь Джуниор относится к ней дружелюбно.
      Судья подтолкнул свою спутницу под локоть, и они направились к другому столу.
      - Это его жена? - спросила Алекс, наблюдая за ними.
      - Господи помилуй, нет, что вы. Это его дочь. Бедняжка Стейси. Неизменно безвкусно одета.
      Стейси Уоллес все еще не сводила с Алекс исполненного злобы взгляда и прямо-таки заворожила ее. Алекс отвела от Стейси глаза, только когда вернувшийся к столу с двумя тарелками еды Джуниор, усаживаясь, задел коленом ее ногу.
      - Надеюсь, вы любите грудинку с фасолью. - Он проследил за направлением ее взгляда. - Привет, Стейси. - Он подмигнул и дружески помахал ей рукой.
      Губы ее раздвинулись в неуверенной улыбке. Покраснев, она прикрыла рукой вырез платья, будто смущенная девочка, и застенчиво отозвалась:
      - Привет, Джуниор.
      - Так как же?
      Хотя судья и его дочь-хамелеон по-прежнему занимали Алекс, этот краткий вопрос Джуниора заставил ее обернуться.
      - Простите?
      - Любите грудинку с фасолью?
      - Сейчас увидите, - засмеялась она, расстилая на коленях салфетку.
      В нарушение великосветских приличий она уничтожила большую часть того, что лежало у нее на тарелке, и ее здоровый аппетит вызвал одобрение Ангуса.
      - А вот Сара-Джо ест, как птичка. Не нравится тебе грудинка, да, солнышко? - спросил он, заглядывая в тарелку жены, оставшуюся почти нетронутой.
      - Немного суховата.
      - Хочешь, я закажу тебе чего-нибудь еще?
      - Нет, благодарю.
      Когда они отужинали, Ангус вытащил из кармана новую сигару и закурил. Помахав спичкой, предложил:
      - А отчего бы вам не потанцевать?
      - Хотите? - осведомился Джуниор.
      - Конечно. - Алекс отодвинула стул и встала. - Правда, в подобных танцах я не сильна, так что, пожалуйста, что-нибудь не слишком экстравагантное.
      Джуниор привлек ее к себе и, вопреки ее просьбе, исполнил несколько замысловатых поворотов и наклонов.
      - Очень мило, - улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз, и перешел на более спокойный тустеп. Рукой, лежавшей у нее на талии, он притянул ее к себе поближе. - Очень, очень мило.
      Алекс не возражала: ей нравилось ощущать себя в крепких мужских объятиях. Ее партнер был хорош собой, обаятелен и умел внушить женщине, что она прекрасна. Она поддавалась его чарам, но, отлично это сознавая, как бы натянула страховочную сетку.
      По правде говоря, она не способна была увлечься таким обольстительным болтуном, как Джуниор, но приятно время от времени пользоваться его вниманием, тем более что в обществе Рида ее личность, ее уверенность в себе всякий раз терпели поражение.
      - А Рид член клуба? - как бы между прочим поинтересовалась она.
      - Вы шутите?
      - Его не пригласили вступить в клуб?
      - О, конечно, пригласили - как только он был избран шерифом. Просто он чувствует себя уютнее совсем в другом обществе. На хрена ему - простите меня вся эта светская чушь. - Он погладил ее по спине. - Чувствуется, вы сейчас не так напряжены, как когда я за вами заехал. Отдыхаете?
      - Да, но вы ведь меня сюда обманом заманили, - осуждающе проговорила она. - Что-то непохоже, чтобы вы напились и дали волю языку.
      В его улыбке не было и намека на раскаяние.
      - Спрашивайте все, что угодно.
      - Хорошо. Кто тот мужчина, вон, с седыми волосами? Джуниор назвал его имя. Интуиция не обманула Алекс.
      Его подпись тоже стояла под тем письмом.
      - Познакомьте нас, когда оркестр сделает перерыв.
      - Он женат.
      Она быстро взглянула на него.
      - У меня к нему отнюдь не романтический интерес.
      - Ах, вот как, тем лучше, тем лучше.
      Он исполнил ее просьбу. Мужчина, которого она углядела в толпе, оказался банкиром. Когда Джуниор знакомил их, вид у банкира был смущенный. Пожав ему руку, Алекс сказала:
      - Я получила ваше письмо, мистер Лонгстрит. Ее прямота изумила его, но он справился с собой великолепно.
      - Я вижу, вы отнеслись к нему серьезно. - Он понимающе указал глазами на Джуниора.
      - Пусть мое присутствие здесь в обществе Минтона-младшего не введет вас в заблуждение. Я прекрасно понимаю, что он, его отец и мистер Ламберт значат для Пурселла, для экономического процветания города, но у меня и в мыслях нет отказываться от расследования по этой причине. Чтобы меня запугать, одним письмом не обойдетесь.
      Когда через несколько минут Джуниор опять вывел ее на танцевальную площадку, он, не скрывая раздражения, сказал, едва шевеля губами:
      - Вы бы хоть предупредили меня.
      - О чем?
      - О том, что вы вооружены и опасны. Лонгстрит - большая шишка, нападать на него вряд ли стоит. И вообще, что за сыр-бор вокруг письма?
      Она объяснила, приведя все имена, которые смогла припомнить.
      - Я надеялась кое-кого из них сегодня встретить здесь. Он нахмурился и сурово посмотрел на нее. Но вскоре пожал плечами и обольстительно улыбнулся.
      - А я-то думал, что вскружил вам голову. - И добавил, смиренно вздохнув:
      - Что ж, хотя бы помогу вам выпутаться. Хотите, познакомлю с остальными вашими недоброжелателями?
      Стараясь, чтобы все выглядело вполне непринужденно, Джуниор повел ее по залу, представляя тем, кто поставил свою подпись под посланием с тонко замаскированной угрозой.
      Полчаса спустя они уже беседовали с супружеской четой, владевшей в Западном Техасе целой сетью магазинов полуфабрикатов. Супруги вложили в постройку ипподрома большие деньги и не скрывали своей враждебности к Алекс. Поговорив с ними, Алекс и Джуниор двинулись дальше. Впрочем, к этому времени все присутствующие уже знали, кто такая новая спутница Джуниора, и ждали знакомства с нею во всеоружии.
      - Ну вот, теперь все, - сказал он.
      - Слава богу, - прошептала Алекс. - Ножи у меня из спины еще торчат?
      - Неужто вы эту злоязычную курицу всерьез восприняли? Слушайте, она же просто старая скукоженная мегера; особенно ненавидит женщин, у которых нет усов той же густоты, что у нее самой.
      Алекс невольно улыбнулась.
      - Она чуть ли не прямо мне заявила: "Собирай манатки и первым же автобусом мотай из города.., иначе..." Он сжал ее руку.
      - Ну-ка, пошли танцевать. Хватит думать о всяких неприятностях.
      - После этого налета мне надо почистить перышки, - сказала она, выскальзывая из его объятий. - Прошу меня извинить.
      - Хорошо. Комната для маленьких девочек во-он там. - Он указал на узкий коридор.
      Когда она вошла, в дамской комнате никого не было, но когда она вышла из кабинки, перед туалетным столиком стояла дочь судьи и рассматривала свое отражение в зеркале. Она обернулась к Алекс.
      Алекс улыбнулась.
      - Здрасьте.
      - Здравствуйте.
      Алекс подошла к раковине и вымыла руки.
      - Нас не представили друг другу. Меня зовут Алекс Гейтер.
      Она вытянула из автомата два шершавых бумажных полотенца.
      - Да, знаю.
      Алекс бросила использованные полотенца в корзину.
      - Вы дочь судьи Уоллеса? - попыталась она разрядить обстановку, но атмосфера накалялась. И следа не осталось от той робкой, неуверенной девицы, с которой здоровался Джуниор. Лицо окаменело, на нем читалась непримиримая враждебность. - Вас зовут Стейси, не так ли?
      - Да. Стейси. Но моя фамилия не Уоллес. А Минтон.
      - Минтон?
      - Именно. Я жена Джуниора. Его первая жена.
      Глава 20
      - Для вас, я смотрю, это новость? - сухо рассмеялась Стейси, видя, как ошарашена Алекс.
      - Да, - глухо отозвалась она. - Мне никто не говорил. Самообладание, никогда не изменявшее Стейси, вдруг покинуло ее. Положив ладонь на тощую грудь, она вскричала:
      - Вы хоть понимаете, какой вред вы наносите?
      - Кому?
      - Мне, - крикнула Стейси, ударяя себя кулачком в грудь. Но тут же уронила руку и поджала губы, словно испугавшись собственной вспышки. Она на миг прикрыла глаза. А когда вновь открыла, они горели ненавистью, но она уже вполне владела собой. - Двадцать пять лет я пытаюсь заставить себя и людей забыть то, в чем в свое время все были убеждены. Джуниор якобы потому женился на мне, что получил отставку у вашей матери.
      Для Алекс это было очевидно, но она лишь виновато опустила глаза.
      - Я вижу, вы придерживаетесь того же мнения.
      - Извините, мисс Стейси. Можно мне называть вас Стейси?
      - Разумеется, - чопорно ответила она.
      - Я очень сожалею, что мое расследование причиняет вам боль.
      - А разве могло быть иначе? Вы же копаетесь в прошлом. И выставляете всему городу напоказ мое грязное белье. Опять все сначала.
      - Да я понятия не имела, кто первая жена Джуниора, мне невдомек, что она из Пурселла.
      - Будто, знай вы об этом, вы действовали бы иначе.
      - Возможно, и нет, - удрученно, но честно ответила Алекс. - Мне, однако, непонятно, какое отношение ваш брак с Джуниором имеет к делу об убийстве. Разве что косвенное, но сие уж от меня не зависит.
      - А как же мой отец? - спросила Стейси, меняя тему разговора.
      - Что ваш отец?
      - Это затеянное вами, никому не нужное расследование приведет к немалым неприятностям для него. И уже привело.
      - Каким образом?
      - Чего стоит одно то, что вы ставите под сомнение решение суда, которое вынес он.
      - Извините. Тут я тоже ничем не могу помочь.
      - Не можете или не хотите? - Прижав прямые руки к туловищу, Стейси передернулась от отвращения. - Ненавижу людей, которые ради личной выгоды готовы втоптать в грязь репутацию других.
      - Вы считаете, я именно так и поступаю? - обиженно спросила Алекс. - Вы полагаете, я придумала это расследование, чтобы побыстрее сделать карьеру?
      - А разве нет?
      - Нет. - Алекс решительно покачала головой. - Мою мать убили в той конюшне. Я не верю, что обвиненный в убийстве человек был способен на такое преступление. Я хочу знать, что произошло на самом деле. И я узнаю, что там произошло. И виновный заплатит за то, что сделал меня сиротой, я добьюсь этого.
      - Я готова была поверить в ваши добрые намерения, но теперь вижу, что вы жаждете лишь мести, и больше ничего.
      - Я жажду справедливости.
      - И неважно, во что она обойдется людям, так?
      - Я ведь уже принесла извинения за доставляемые вам неприятности.
      Стейси насмешливо фыркнула.
      - Вы хотите публично распять моего отца. Не отрицайте, - обрезала она, когда Алекс попыталась было возразить. - Сколько бы вы это ни отрицали, ясно же: вы выставляете его на посмешище. Самое меньшее, вы обвиняете его в тяжкой судебной ошибке.
      Опровергать это было бы криводушием.
      - Да, я считаю, что в случае с Бадди Хиксом он вел дело плохо.
      - У папы позади сорок лет безупречной службы; это ли не подтверждение его мудрости и неподкупной честности?
      - Если мое расследование, как вы выразились, никому не нужно, оно не заденет его репутации, не так ли, миссис Минтон? Благородного судью с незапятнанной репутацией не под силу свалить какому-то жалкому следователю, вооруженному лишь злобой и жаждой мести. Чтобы подкрепить мои обвинения, потребуются улики.
      - У вас их нет.
      - В конце концов, полагаю, появятся. Если же в результате пострадает доброе имя вашего отца... - Алекс глубоко вздохнула и устало приложила руку ко лбу. Лицо ее было серьезно, голос звучал искренне. - Стейси, я вовсе не стремлюсь погубить карьеру вашего отца или опорочить его многолетнюю службу. Я не хочу никого обижать, не хочу причинять неприятности или горе ни в чем не повинному человеку, случайно оказавшемуся где-то рядом. Я только хочу, чтобы восторжествовала справедливость.
      - Справедливость, - с издевкой повторила Стейси, злобно щурясь. - Вы не имеете права даже произносить это слово. Вы в точности как ваша мать: хорошенькая, но пустая и вздорная. Такая же эгоистка, знающая лишь одно - свою выгоду. Чувства других людей вам безразличны. Вы не способны видеть дальше собственных ничтожных желаний.
      - Как я понимаю, вы мою мать не слишком жаловали, - саркастически заметила Алекс.
      Стейси восприняла это замечание серьезно.
      - Я ее ненавидела.
      - Почему? Потому что Джуниор был в нее влюблен? Если Стейси бьет ниже пояса, решила про себя Алекс, мне тоже нечего миндальничать. Прием сработал. Стейси отступила на шаг, пытаясь нащупать туалетный столик и опереться на него. Алекс непроизвольно протянула ей руку, но дочь судьи отпрянула с выражением гадливости.
      - Стейси, мне известно, что Джуниор женился на вас через считанные недели после убийства моей матери. Вы же понимаете, это не могло не удивить меня.
      - Возможно, этот шаг и казался неожиданным, но мы ведь встречались до того много лет.
      - Встречались? - изумилась Алекс.
      - Да. И довольно давно уже были любовниками.
      Это сообщение Стейси швырнула в Алекс словно стрелу: резко, предвкушая победу. Оно тем не менее вызвало у Алекс только жалость. Теперь ей все стало ясно: некрасивая девочка, безответно влюбленная в любезного и красивого футбольного кумира, готова пожертвовать чем угодно, включая и собственную гордость, ради намека на внимание с его стороны. Она пойдет на все, лишь бы удержать его подле себя.
      - Понимаю.
      - Вот уж сомневаюсь. Вы, как и Джуниор, в упор не видите истины.
      - А в чем же истина, Стейси?
      - В том, что Седина ему не подходила. Она, как и все вокруг, постоянно сравнивала его с Ридом. И Джуниор был вечно вторым. А для меня не имело значения, уступает он кому-то или нет. Я любила его самого. Он не хотел в это поверить, но, несмотря на вашего отца и на вас, Седина всегда любила бы только Рида.
      - Если она его так сильно любила, почему вышла замуж за моего отца?
      Алекс мучилась этим вопросом уже много дней.
      - Весной, когда мы были в предпоследнем классе, Седина с Ридом поссорились. И как только начались каникулы, она уехала к родне в Эль-Пасо.
      - Там она и познакомилась с моим отцом. - Это Алекс знала по рассказам бабушки. - Он был в Форт-Блиссе, в лагере для новобранцев. Вскоре после женитьбы его отправили во Вьетнам.
      - А когда он погиб, - злорадно подхватила Стейси, - она хотела снова закрутить с Ридом, а он-то и не пожелал. Вот тогда она и стала разжигать надежды у Джуниора. Она знала, что он всегда ее хотел, но добиваться ее ему и в голову не приходило - из-за Рида. Она его завлекала самым постыдным образом, играя даже на собственной беременности. Возможно, подумывала и о том, чтобы выйти за него, но при жизни Рида Ламберта это было немыслимо. Вот и болтался Джуниор в руках у вашей матери на ниточке надежды, - горько продолжала Стейси. - Она отравила ему жизнь и, будь она жива, отравляла бы и дальше. - Бывшая миссис Минтон прерывисто вздохнула, отчего ее бесформенная грудь затрепетала, вздымаясь и опадая. - Я обрадовалась, когда Седина умерла.
      В глазах Алекс вспыхнула искорка подозрения.
      - Где вы были в ту ночь?
      - Дома, распаковывала вещи. Провела неделю в Галвестоне и только-только вернулась.
      Решится ли она на ложь, которую так легко проверить?
      - И вы сразу вышли за Джуниора.
      - Да. Он нуждался во мне. Я знала, что я для него лишь лекарство от горя; и раньше, когда он со мной спал, я всегда знала, что на самом деле он желает Седину. Он просто пользовался мной, но мне было все равно. Я даже хотела, чтобы пользовался. Я готовила ему еду, заботилась о его одежде, ухаживала за ним днем и ночью.
      Она предалась интимным воспоминаниям, и лицо ее переменилось.
      - Когда он изменил мне в первый раз, я посмотрела на зло сквозь пальцы. Разумеется, я была подавлена - и в то же время понимала, как это произошло. Где бы мы ни появлялись, женщины так и липли к нему. Какой мужчина устоит перед столь сильным искушением. Связь была недолгой, он быстро потерял интерес. - Она стиснула руки и, внимательно глядя на них, тихо сказала:
      - Но потом опять. И опять. Я бы стерпела всех его любовниц, если бы он оставался моим мужем. Но он попросил развода. Сначала я отказалась. А он продолжал настаивать, говорил, что не хочет ранить меня своими похождениями. Деваться мне было некуда, я согласилась на развод. И хотя сердце у меня разрывалось, я дала ему то, что он просил, сознавая, сознавая, - подчеркнула она, - что никакая другая женщина не подходит ему так, как я. Думала, я просто умру от этой любви, причинявшей мне только муки.
      С лица ее исчезла задумчивость, и она в упор посмотрела на Алекс.
      - И теперь я вынуждена со стороны наблюдать, как он бродит от одной женщины к другой в поисках того, что могу и хочу дать ему я. Сегодня вот вынуждена была глядеть, как он танцует и кокетничает с вами. С вами, боже мой, - зарыдала она, подняв лицо кверху и прижав кулачок ко лбу над зажмуренными глазами. - Ведь вы же хотите его погубить, а он ничего не видит, кроме вашего хорошенького личика и фигуры.
      Она опустила руку и злобно воззрилась на Алекс.
      - Вы же отрава, мисс Гейтер. Я испытываю к вам сегодня те же чувства, которые терзали меня двадцать пять лет назад. - Приблизив к Алекс свое узкое костистое лицо, она прошипела:
      - Жаль, что вы вообще появились на свет.
      ***
      Все попытки Алекс взять себя в руки после ухода Стейси оказались тщетными. Она вышла из дамской комнаты бледная и дрожащая.
      - А я уж собрался пойти вызволить вас. - Джуниор поджидал ее в коридоре. Поначалу он не заметил ее взволнованного лица. Но, заметив, тут же обеспокоился. - Алекс? Что случилось?
      - Я хотела бы уехать.
      - Вам нехорошо? Что же?..
      - Пожалуйста. Поговорим по дороге.
      Ни о чем больше не расспрашивая, Джуниор взял ее под руку и повел в гардероб.
      - Подождите здесь.
      Алекс видела, как он вошел в зал и, обойдя танцевальную площадку, остановился у стола, где они сегодня ужинали. Обменявшись несколькими фразами с Ангусом и Сарой-Джо, он вернулся как раз в ту минуту, когда гардеробщик принес их пальто.
      Он быстро вывел ее из клуба и посадил в красный "Ягуар". Подождав, пока они отъехали на приличное расстояние от клуба, а отопитель нагрел воздух в обитой бархатом машине, он обратился к ней:
      - Ну-с, так что же стряслось?
      - Почему вы мне не сказали, что были женаты на Стейси Уоллес?
      Он уставился на нее и не сводил глаз, пока машина не начала угрожающе вилять, потом отвернулся и устремил взгляд на дорогу.
      - Вы не спрашивали.
      - Очень благородная причина.
      Она прислонила голову к холодному боковому стеклу. Было такое чувство, будто ее измолотили цепью, а теперь надо снова выходить на арену на новый раунд. Она-то решила, что распутала все ниточки в клубке пурселлских связей, ан нет, вот еще один тугой узелок.
      - А это так важно? - поинтересовался Джуниор.
      - Не знаю. - Она повернулась к нему, прижавшись затылком к боковому стеклу. - Вам виднее, важно ли это.
      - Брак длился меньше года. Мы расстались друзьями.
      - Это вы так считаете. А она вас любит по-прежнему. Он поморщился.
      - В этом тоже причина разладов между нами. Стейси любит самозабвенно и властно. Она меня прямо в кандалы заковала. Дыхнуть не мог. Мы...
      - Бросьте, Джуниор, вы же спали тут со всеми подряд, - нетерпеливо прервала она. - Избавьте меня от пошлых подробностей. Мне это и вправду неинтересно.
      - В таком случае зачем вы об этом заговорили?
      - Потому что она напала на меня в дамской комнате с обвинениями, будто своим расследованием я гублю жизнь ее отцу.
      - Помилуй бог, Алекс! Джо Уоллес обожает поплакаться. Стейси носится с ним, как полоумная мамаша. Ни минуты не сомневаюсь, что он разнюнился и наговорил ей про вас бог знает чего. Просто чтобы она ему посочувствовала, они потворствуют неврозам, которыми страдают оба. Не волнуйтесь вы об этом.
      В эту минуту Джуниор вызывал у Алекс почти неприязнь. На ее взгляд, такое пренебрежение женской любовью - любовью какой бы то ни было женщины - отнюдь не является достоинством. Она наблюдала за ним сегодня вечером; он вел себя именно так, как говорила Стейси: переходил от одной женщины к другой. Молодые и старые, привлекательные и невзрачные, замужние и одинокие - все казались ему желанной добычей. Он был обаятелен с каждой, как ряженый зазывала в торговых рядах на Пасху - заводит толпу, раздает конфетки падким до сладостей ребятишкам, а они и не понимают, что лучше бы им этих сластей не есть.
      Женскую лесть и заискивание он явно принимал как должное. Такая самовлюбленность никогда не вызывала у Алекс ни одобрения, ни сочувствия. Джуниор не сомневался, что способен пробудить нежные чувства у любой женщины, стоит лишь ему заговорить с нею. Он флиртовал непроизвольно - так же естественно, как дышал. Ему и в голову не приходило, что кто-то может неверно истолковать его намерения и получить эмоциональную травму.
      Не будь разговора со Стейси, Алекс лишь снисходительно улыбнулась бы, как улыбались в подобных случаях другие женщины, сочтя его вкрадчивую обходительность просто свойством характера. Теперь же Джуниор ее раздражал; ей хотелось, чтобы он понял: она такого беспечного пренебрежения не допустит.
      - Стейси говорила не только о судье. Она сказала, что я воскрешаю воспоминания о вашем с нею браке и тем самым выставляю напоказ ее грязное белье. У меня сложилось впечатление, что развод с вами стал для нее многолетней каторгой.
      - Но я-то тут при чем, а?
      - А должны бы быть при чем. Ее резкая реакция удивила его.
      - Вы никак сердитесь на меня. За что?
      - Не знаю. - Эта краткая вспышка была ей почему-то приятна. Теперь же она почувствовала изнеможение. - Извините. Может, все дело в том, что меня всегда тянет поддержать обездоленного.
      Он протянул руку и накрыл ее колено ладонью.
      - Превосходное свойство, оно не ускользнуло от моего внимания.
      Алекс взяла его руку и положила на кожаное сиденье между ними.
      - 0-хо-хо, значит, подозрение с меня не снято. Она не поддалась очарованию его улыбки.
      - Зачем вы женились на Стейси?
      - Вы в самом деле хотите это обсудить? - Подъехав к мотелю "Житель Запада", он выключил передачу.
      - Да.
      Нахмурившись, он заглушил двигатель и, опершись локтем о спинку сиденья, повернулся к ней.
      - В тот момент казалось, что иного не дано.
      - Вы же ее не любили.
      - Какая, к черту, любовь.
      - Однако спали с ней. - Он вопросительно поднял бровь. - Стейси сказала, что вы были любовниками задолго до того, как поженились.
      - Да не любовниками, Алекс. Я иногда водил ее куда-нибудь.
      - Как часто?
      - Хотите начистоту?
      - Валяйте.
      - Я приходил к Стейси, когда припирало, а сестры Гейл были заняты, или у них были месячные, или...
      - Кто-кто?
      - Сестры Гейл. Это к делу не относится. Он заранее отклонил вопросы, которые, как он понимал, уже роились у нее в голове.
      - У меня вся ночь впереди. - Она поудобнее пристроилась к дверце.
      - Вы что же, никакой мелочи не пропускаете?
      - Разве самую малость. Так что же это за сестры?
      - Их было три - тройняшки, собственно говоря. И всех звали Гейл.
      - Это понятно.
      - Нет, фамилия у них была другая. Девочек назвали Ванда Гейл, Нора Гейл и Пегги Гейл.
      - Это что, шутка? Он перекрестился.
      - Вот вам крест. Рид их уже, так сказать, приобщил к основам, а уж потом на сцене появился я. - Джуниор фыркнул, видимо вспомнив особенно непристойный эпизод из юношеских похождений. - Короче, сестры Гейл всем давали. Им это нравилось. Каждый парень из нашей школы хоть раз да трахнул их.
      - Ладно, все ясно. Ну, а когда их под рукой не было, вы шли к Стейси Уоллес, потому что она тоже давала. Он спокойно взглянул на нее.
      - Я женщин никогда ни к чему не принуждал. Она сама этого хотела, Алекс.
      - Но только с вами.
      Он пожал плечами: возражать не было смысла.
      - А вы этим пользовались.
      - Назовите мне мужчину, который поступил бы иначе.
      - Очко в вашу пользу, - сухо сказала она. - Я лишь позволю себе заметить, что у Стейси вы были единственным мужчиной.
      У него хватило такта принять несколько пристыженный вид.
      - Да, пожалуй, верно.
      - Мне сегодня стало ее жаль, Джуниор. Она разговаривала со мной отвратительно и тем не менее вызвала у меня жалость.
      - Я никогда не мог понять, чего она ко мне прицепилась; она же ходила за мной по пятам с того самого дня, как я пришел в пурселлскую школу. И, знаете, башковитая была девчонка. Любимица всех учителей. Еще бы - старательная, ни в какие истории никогда не попадала. - Он хихикнул. - Но что она с готовностью выделывала на заднем сиденье моего "Шевроле" - они в жизни не поверили бы.
      Алекс, почти не слушая, рассеянно смотрела в пространство.
      - Стейси презирала Седину.
      - Она ей завидовала.
      - Главным образом, потому, что, когда вы были в постели со Стейси, она знала, что мечтаете-то вы о моей матери.
      - Черт, - тихонько выругался он, и улыбка сползла с его лица.
      - Так она сказала. Это правда?
      - Селина всегда была при Риде. Так уж сложилось. Против фактов не попрешь.
      - Но вы же ее все равно хотели, даже при том, что она принадлежала вашему лучшему другу. Так? После продолжительного молчания он сказал:
      - Чего уж отпираться, это было бы вранье.
      - Стейси мне еще кое-что сказала, - очень тихо произнесла Алекс. - Так, случайное замечание, а вовсе не намеренная откровенность. И сказала об этом вскользь, словно это и без того всем известно - и мне, само собой, тоже.
      - Что?
      - Что вы хотели жениться на моей матери. - Она снова посмотрела ему прямо в лицо и спросила сдавленным голосом:
      - Правда?
      Он на миг отвернулся, потом произнес:
      - Да.
      - До или после того, как она вышла замуж и родила меня?
      - И до, и после. - Заметив ее явную озадаченность, он сказал:
      - По-моему, всякий, кто видел Селину, непременно хотел, чтобы она всегда была с ним. Еще бы: красивая, веселая, к тому же умела дать почувствовать, что она создана только для тебя. В ней было... - он подыскивал подходящее слово, что-то... - он как бы зажал ускользающее слово в кулаке, - что-то такое, отчего вы жаждали обладать ею.
      - Вы хоть раз обладали ею?
      - Физически?
      - Вы хоть раз спали с моей матерью?
      На его лице застыло выражение глубокой грусти.
      - Нет, Алекс. Никогда.
      - А вы пытались? Она бы согласилась?
      - Вряд ли. Я и не пытался. Не очень, по крайней мере.
      - Почему же, раз вы так ее хотели?
      - Потому что Рид убил бы нас обоих. Опешив, она молча смотрела на него.
      - Вы серьезно так считаете?
      Он пожал плечами, и на лице его вновь засияла обезоруживающая улыбка.
      - Ну, образно выражаясь.
      Алекс не очень в это поверила. Он произнес "убил бы" явно в буквальном смысле слова.
      Джуниор подвинулся к ней поближе. Взъерошив ей сзади волосы, он стал большим пальцем поглаживать ее шею.
      - Но это очень мрачная тема. Давайте ее сменим, - прошептал он, легонько касаясь губами ее губ. - Может, оставим пока прошлое и займемся настоящим? Он разглядывал ее лицо, скользя по нему кончиками пальцев. - Я очень хочу спать с тобой, Алекс.
      Она настолько поразилась, что на миг потеряла дар речи.
      - Вышутите?
      - Нет, спорим?
      И он поцеловал ее всерьез. Во всяком случае, попытался. Наклонив голову, он прильнул губами к ее губам, пытаясь разомкнуть их, и прижался к ней еще крепче. Не ощутив никакого отклика с ее стороны, отодвинулся и озадаченно посмотрел на нее.
      - Нет?
      - Нет.
      - Почему?
      - Вы сами знаете, тут нечего и объяснять. Это было бы безумно глупо. Не правильно!
      - Я делал и куда большие глупости. - Опустив руку, он стал теребить пальцами отделку из мягкой замши на ее свитере. - И еще какие не правильные!
      - Ну а я нет.
      - Нам будет хорошо вместе, Алекс.
      - Этого мы никогда не узнаем.
      Он медленно провел большим пальцем по ее нижней губе, не отрывая от нее взгляда.
      - Никогда не говори "никогда".
      Наклонив голову, он поцеловал ее снова - ласково, не страстно, - потом передвинулся на свое сиденье и вылез из машины.
      У двери Джуниор сдержанно чмокнул ее и пожелал спокойной ночи; на лице его, однако, было снисходительно-веселое выражение. Алекс понимала; он думает, что она просто ломается и победа над нею - всего лишь вопрос времени.
      Она была настолько ошарашена его натиском, что минуты две-три не замечала моргающей красной лампочки на телефоне: ей что-то хотели передать. Алекс позвонила портье, ей дали телефон, по которому просили позвонить; она набрала номер. Еще не услышав голоса врача, она уже знала, что он скажет. И все равно его слова потрясли ее.
      - Мне очень жаль, мисс Гейгер. Сегодня вечером, совсем недавно, миссис Грэм, не приходя в сознание, скончалась.