– Или же покрываете убийцу.
– Разрешите, я вам покажу, где в вашей теории ошибка. – Он опустил ноги на пол. – На днях Ангус уволил Клейстера. Вот он и надумал отомстить – это-то вам должно быть понятно, госпожа прокурор. Сочинил эту небылицу, в которую вы решили поверить, поскольку ваше расследование не выявило ни единой паршивенькой улики. Вы считаете, существует взаимосвязь между этими убийствами, верно? Неверно, – твердо сказал он. – Сами посудите. Вчерашнее убийство совершенно иного рода, нежели убийство Седины. У вас ошибочен сам метод. Тот, кто перерезал Клейстеру глотку, просто-напросто узнал, что Клейстер трахает его жену, пока он вкалывает в Карсбаде на содовом заводе. У нас на него уже есть данные.
Это звучало так правдоподобно, что Алекс поежилась под его открытым взглядом.
– Но разве исключено, что батрак видел, как убивали мою мать? Опасаясь кары, он до сих пор помалкивал – возможно, просто потому, что никто так и не провел досконального расследования. И убили его за то, что он знал, – пока он не успел назвать убийцу. Вот во что я решила поверить.
– Как вам угодно. Но только занимайтесь этим за счет вашего времени, а не моего. Рид собрался было встать.
– Это еще не все, – сказала она, и он, смирившись, остался сидеть.
Алекс вынула из сумочки конверт и протянула ему.
– Пришло сегодня утром по почте. На мой гостиничный адрес.
Рид быстро просмотрел письмо и вернул ей. Она в изумлении уставилась на него.
– Вас это, видимо, не сильно волнует, шериф Ламберт.
– Я его уже читал.
– Что? Когда?
– Позавчера, если не ошибаюсь.
– И вы разрешили его отправить?
– А почему нет? В нем не сыскать ничего непристойного. Даже министр почт, полагаю, не нашел бы в нем никаких нарушений правил почтового ведомства. Почтовый сбор оплачен полностью. Насколько я могу судить, госпожа прокурор, письмо составлено в рамках закона.
Алекс так и тянуло наклониться и увесистой оплеухой сбить с его лица злорадную ухмылку. Порыв был настолько силен, что ей пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не дать руке воли.
– А вы прочли то, что между строк? Подписавшие, все, – она замолчала, считая подписи, – все четырнадцать человек, угрожают изгнать меня из города.
– Ну, что вы, мисс Гейтер, вовсе нет, – с показным возмущением сказал он. – У вас развился синдром преследования, после того как вы наткнулись на зарезанного Клейстера. В этом письме просто подчеркнуто все то, о чем я вам и так без конца толкую. Ангус с сыном очень многое значат для нашего города. И ипподром тоже. Известно же: куда легче обратить на себя внимание, если вдарить человеку не по яйцам, а по его счету в банке. Вы поставили под угрозу весьма значительные капиталовложения. И думали, люди будут стоять и спокойно смотреть, как из-за вашей мстительности их мечты летят псу под хвост?
– Дело совсем не в мести. Я веду законное и давно назревшее расследование судопроизводства, в котором была допущена серьезная ошибка.
– Хватит, увольте.
– Прокурор округа Трэвис дал санкцию на это расследование.
Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:
– В обмен на что?
– О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.
Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.
– Я не обязана объяснять вам свои резоны, – сказала она. – Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.
– Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, – со скучающим видом заметил Рид. – Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества – банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, – продолжал он, – я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера. Если вам так уж приспичило, могу порекомендовать пару неплохих парней.
Она презрительно посмотрела на него и вздохнула.
– Вы всех деловых женщин не любите или мой случай особенный?
– Ваш случай особенный.
Его грубость была вызывающе оскорбительна. Ее подмывало напомнить ему, что вчерашний поцелуй едва ли свидетельствовал о неприязни, но она удержалась. Решила не напоминать. Она и сама надеялась забыть о нем, притвориться, что его не было вовсе, но не могла. Ей стало казаться, что после него в ней самой что-то решительно и бесповоротно переменилось.
Нет, забыть его она не могла, но надеялась научиться справляться с воспоминаниями о нем и с навязчивым желанием, которое он разжег.
Его слова глубоко ранили ее. Она услышала собственный голос:
– Почему вы меня так не любите?
– Потому что вы лезете не в свое дело. Не люблю людей, которые суются не в свое дело.
– Но это мое дело.
– Каким же это образом? Вы еще в пеленки писали, когда убили Седину! – крикнул он.
– Я рада, что вы об этом заговорили. Мне, значит, было всего два месяца от роду. Что же она в таком случае делала ночью на ранчо?
Вопрос его ошеломил, но он быстро оправился.
– Забыл совсем. Слушайте, я же должен…
– Сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь забываете, Рид Ламберт, хотя и притворяетесь очень старательно. Что она там делала? Пожалуйста, ответьте.
Он встал. Алекс тоже встала.
– Джуниор пригласил ее на ужин, вот и все.
– По какому-то особому случаю?
– Спросите у него.
– Я спрашиваю вас. По какому случаю? И не говорите, что не помните.
– Может, он ее пожалел.
– Пожалел? Почему?
– Потому что сидела в четырех стенах с ребенком и никуда не выходила. От ее светской жизни остался один пшик. Господи помилуй, ведь ей было всего-то восемнадцать.
Он обогнул Алекс и направился к двери.
Но Алекс ставить на этом точку не собиралась. Он хотел отделаться банальным объяснением. Не выйдет. Она ухватила его за руку и заставила повернуться к ней.
– А вы в тот вечер тоже у них ужинали?
– Да. – Он резко выдернул руку.
– И пробыли там весь вечер?
– Ушел перед десертом.
– Почему?
– Не люблю вишневый пирог.
Она застонала с досады.
– Ответьте, Рид. Почему вы ушли?
– У меня было свидание.
– С кем? Она по-прежнему живет в этом городе?
– Какая, черт возьми, разница?
– Она – это ваше алиби. Я хотела бы с ней поговорить.
– Забудьте. Я ее в это дело втягивать не стану ни За что.
– Возможно, все-таки придется; или же вы откажетесь от дачи показаний, сославшись на Пятую поправку, и тогда станет ясно, что вы что-то скрываете.
– Вы что, не отступаете никогда? – оскалившись, спросил он.
– Никогда. В ту ночь вы вернулись на ранчо?
– Нет.
– Совсем не вернулись?
– Совсем.
– Даже поспать?
– Я же сказал вам, у меня было свидание. – Он придвинул свое лицо так близко, что она ощутила на губах его дыхание. – А она была – огонь.
Он кивнул головой, словно подтверждал сказанное, и повернулся к двери.
– Мне пора в суд. Закройте дверь, когда будете уходить, ладно?
Глава 18
– Мисс Гейтер?
– Да. В чем дело?
Алекс не испытывала потребности в гостях. Последняя стычка с Ридом лишила ее сил. После вчерашнего нервы у нее были на взводе. Хотя Рид правдоподобно объяснил убийство этого Хикама, хотя она тоже пыталась рассуждать здраво – ничто не могло убедить ее, что ей не грозит опасность.
Поэтому, когда в дверь ее номера постучали, она, крадучись, подошла и посмотрела в глазок. На пороге стояла незнакомая, но с виду как будто безобидная пара. Алекс открыла дверь и выжидающе взглянула на них.
Мужчина внезапно протянул руку. Алекс, вздрогнув, отскочила.
– Преподобный Фергус Пламмет, – представился тот. Чувствуя себя преглупо, Алекс пожала ему руку.
– Я вас напугал? Простите, пожалуйста. Я не хотел. Манеры преподобного отца были исполнены такого уважения, а голос – такого сочувствия, что нельзя было представить, будто он может кому-то угрожать. Тщедушный, ростом ниже среднего, он держался прямо, почти с военной выправкой. Его черный костюм залоснился и был явно не по сезону. Пальто при нем не было, волнистые темные, довольно длинные, вопреки моде, волосы не прикрыты шляпой. В городке, где почти каждый человек мужского пола с двенадцати лет носит либо ковбойскую шляпу, либо кепку с козырьком, странно было видеть мужчину без шляпы.
– Это моя жена Ванда.
– Здравствуйте, миссис Пламмет, здравствуйте, преподобный отец.
Миссис Пламмет была крупной женщиной с обширной грудью, размеры которой она пыталась преуменьшить, прикрывая ее просторной вязаной серовато-оливковой кофтой на пуговицах. Волосы ее на затылке были стянуты в узел, голова смиренно потуплена. Муж уделял ей внимания не больше, чем какому-нибудь фонарному столбу.
– Откуда вам известно мое имя? – спросила Алекс, заинтригованная этой парой.
– Его все знают, – ответил он с мимолетной улыбкой. – О вас в городе много говорят.
Под мышкой у священника была зажата Библия. Алекс терялась в догадках, зачем священнику понадобилось к ней являться. Или он надеялся с ее помощью увеличить число прихожан?
– Вы, наверное, удивляетесь, почему я вдруг посетил вас, – сказал он, разгадав озадаченное выражение ее лица.
– По правде говоря, да. Заходите, пожалуйста. Они вошли в комнату. Миссис Пламмет чувствовала себя неловко, не зная, куда ей присесть, пока муж не указал ей на край кровати. Сам он сел в единственное кресло. Алекс тоже села на кровать, но в отдалении от миссис Пламмет, чтобы не стеснять друг друга. Преподобный оглядел комнату. Он явно не торопился раскрывать причину своего появления здесь.
Наконец, с чуть слышным нетерпением в голосе, Алекс спросила:
– Могу я вам чем-нибудь помочь, преподобный отец? Закрыв глаза, тот воздел руку к небесам и призвал господне благословение.
– Да прольется щедрая благодать небес на любезную господу дщерь его, – нараспев произнес он низким вибрирующим голосом.
И принялся громко и усердно молиться. Алекс разбирал неудержимый смех. В свое время Мерл Грэм позаботилась о том, чтобы внучка выросла в традиционной протестантской вере. Они регулярно ходили в церковь. И хотя Алекс не принимала тех жестких догм, которых твердо придерживалась бабушка, христианская вера была заложена в ней основательно.
– Извините, преподобный отец, – начала она, чувствуя, что молитва невыносимо затянулась, – у меня сегодня был очень тяжелый день. Может быть, мы перейдем к предмету вашего визита?
Он явно был задет тем, что она прервала его моления; однако произнес с таинственным видом:
– Я могу помочь вам в расследовании деятельности «Минтон Энтерпрайзес».
Алекс застыла, ошеломленная. Она меньше всего ожидала, что преподобный Пламмет каким-то образом окажется причастен к ее расследованию. Впрочем, надо действовать очень осторожно, напомнила она себе. Эта история вызывала у нее все больше сомнений. Какие страшные тайны мог знать этот чудной человечек о Седине, Риде Ламберте или о Минтонах? Конечно, священникам поверяют секреты, но она по опыту знала, что профессиональная этика обычно не позволяет им разглашать услышанное. Они неуклонно соблюдают тайну исповеди и могут что-то сообщить только в том случае, если чья-то жизнь оказывается под угрозой.
Маловероятно, чтобы Ангус или его сын раскрыли душу такому робкому, серенькому человечку, как Пламмет. А если исходить из чисто внешних данных, то вряд ли он имеет большое влияние на Всемогущего. А мысль о том, что Рид Ламберт вздумает исповедоваться в грехах, казалась сущей нелепицей.
Голос ее, как у опытного юриста, звучал спокойно и бесстрастно. Грег был бы доволен, услышав, как она невозмутимо спрашивает:
– Неужели? И как вы можете это сделать? Вы знали мою мать?
– К несчастью, не знал. Но я все равно могу ускорить ваше расследование. Мы – мои праведные прихожане и я – верим, что вы на нашей стороне. А с нами бог.
– С-спасибо, – с запинкой выговорила она, надеясь, что ответила правильно.
Очевидно, правильно, поскольку от миссис Пламмет, беззвучно молившейся все это время, долетело тихое «аминь».
– Преподобный отец, – нерешительно начала Алекс, – я не уверена, что вы вполне в курсе дела. Я здесь по распоряжению окружной прокуратуры.
– Господь направляет деяния людские, они лишь исполняют его священную волю.
–..для расследования убийства моей матери, которое произошло в Пурселле двадцать пять лет назад, – Хвала тебе, господи, за то, что сие не праведное дело скоро будет исправлено! – возглашал он, потрясая кулачками. Алекс диву давалась. У нее вырвался нервный смешок.
– Да, гм, я тоже на это надеюсь. Однако не могу взять в толк, какая связь между моим расследованием и делами вашего прихода? У вас есть никому не ведомые данные об убийстве?
– Ах, если бы, мисс Гейтер, – возопил Пламмет. – Ах, если бы! Тогда мы ускорили бы это богоугодное дело и наказали бы не праведных.
– Не праведных?
– Грешников! – пылко воскликнул он. – Тех, кто готов совратить этот город и всех невинных чад господних, проживающих здесь. Они хотят построить сатанинское игрище, заполнить драгоценные вены детей наших наркотиками, их нежные рты – отвратительными напитками, а их животворный ум – похотью.
Алекс искоса взглянула на миссис Пламмет; та сидела, опустив голову, руки ее лежали на коленях, ноги плотно стиснуты от бедер до пят, словно склеенные.
– Вы имеете в виду пурселлские бега? – осторожно спросила Алекс.
Как она и опасалась, в ответ на ее слова забил целый фонтан протестантского благочестия. Пророчества рвались с уст священника, будто вышедший из берегов поток. Алекс выдержала целую проповедь, посвященную тому, что несут с собой ипподром, бега и прочее беспутство, с ними связанное. Но когда Пламмет принялся восхвалять ее как посланца господня, призванного уничтожить сатанинское отродье, она почувствовала необходимость прервать пламенные речи.
– Позвольте, преподобный отец…
После нескольких ее безуспешных попыток он наконец замолчал и посмотрел на Алекс бессмысленным взглядом. Она облизнула пересохшие от волнения губы, обижать его не хотелось, но нужно же было объясниться.
– От меня совершенно не зависит, получат Минтоны лицензию на открытие тотализатора на бегах или нет. Собственно, они уже получили «добро» от комиссии по скачкам. Остались сущие формальности.
– Но Минтоны ведь под следствием по поводу их участия в убийстве.
Тщательно выбирая слова и не упоминая Минтонов впрямую, она сказала:
– Если в результате моего расследования обнаружится достаточное количество улик и мотивов убийства, чтобы предъявить им обвинение, дело, возможно, будет передано на рассмотрение большого суда присяжных. А они уже вынесут свой вердикт. Во всяком случае, до тех пор все так или иначе связанные с этим преступлением лица считаются, в соответствии с конституцией, невиновными.
Она подняла руку, чтобы он ее не прерывал.
– Будьте добры, разрешите мне закончить. Что же касается предполагаемого открытия ипподрома, то по окончании данного расследования это всецело будет зависеть от комиссии по скачкам. К ее решению по этой или иной заявке на лицензию я никакого касательства иметь не буду. Собственно говоря, – продолжала она, – Минтоны оказались замешаны одновременно и в том, и в другом деле совершенно случайно. Я возобновила расследование убийства моей матери потому, что как прокурор была не удовлетворена решением суда и считала, что дело требует пересмотра. Личной вражды к этому городу или к какому-либо из его жителей я не питаю.
Пламмет ерзал и дергался, стремясь вставить слово, и она замолчала.
– Но вы же не хотите, чтобы и в Пурселле начали играть в азартные игры, правда? Вы ведь тоже против этих злоухищрений дьявола, от которых дитя лишается куска хлеба, браки распадаются, а слабые духом сбиваются на пути, ведущие в ад и к вечному проклятию?
– Мое мнение о тотализаторе – как, кстати, и обо всем прочем – вас, преподобный Пламмет, не касается. – Алекс поднялась с кровати. Она устала. Этот тип – просто чокнутый. Она и так потратила на него больше времени, чем он заслуживает. – Я вынуждена попросить вас и миссис Пламмет уйти.
Этот священник, что и говорить, не отличался ни образованностью, ни красноречием; он даже не потрудился досконально изучить вопрос и сделать соответствующие выводы. Можно ведь было привести обоснованные доводы и за и против. Но будут или нет играть в Пурселле на тотализаторе – Алекс не касалось.
– Мы не сдадимся, – заявил Пламмет, идя за нею к двери. – Мы готовы на любые жертвы, лишь бы свершилась воля божия.
– Воля божия? Если воля божия в том, чтобы Минтоны не получили этой лицензии, то тогда все ваши усилия тщетны, они не подкрепят его волю и не помешают ей, верно?
Но поймать его в логическую ловушку было не просто.
– Господь через нас творит волю свою. И через вас тоже, хотя вы этого, возможно, еще не осознаете. – Глаза его пылали фанатичным огнем. У Алекс даже мурашки побежали по телу. – Вы и есть ответ на наши молитвы. О, да, мисс Гейтер, ответ на наши молитвы. Так призовите же нас. Вы – помазанница божия, а мы – ваши смиренные и усердные слуги.
– Я, гм, буду иметь это в виду. До свидания. Теологическая система преподобного Пламмета была чудовищно искаженной. Алекс от него просто коробило. Она поскорее захлопнула дверь. И сразу же зазвонил телефон.
Глава 19
– Как вы смотрите на то, чтобы поужинать и потанцевать? – без предисловий спросил Джуниор Минтон.
– Как на сказку.
– Только скажите «да».
– Вы приглашаете меня поужинать и потанцевать?
– Приглашаю на ежемесячное празднество в Охотничьем клубе Пурселла. Умоляю, скажите, что пойдете со мной. Иначе я умру там со скуки.
Алекс рассмеялась:
– Что-то не верится, что вы, Джуниор, когда-нибудь скучаете. Особенно если рядом женщины. Они небось все, как одна, клюют на ваш треп?
– Клюют – почти без исключения. А если сегодня вы со мной пойдете в клуб, тогда, выходит, все поголовно.
– Сегодня?
– Разумеется, сегодня вечером. Что, я разве не сказал? Извините, что не смог пригласить заранее.
– Вы серьезно?
– Неужто я стал бы шутки шутить о таком важном событии, как вечер в Охотничьем клубе?
– Нет, конечно, не стали бы. Уж простите мое легкомыслие.
– Все прощу, если пойдете.
– Я правда не могу. У меня нет сил. Вчера вечером…
– Да, я слышал. Бог мой, это, наверное, было ужасно, так вот наткнуться на Клейстера Хикама. Жажду помочь вам развеяться.
– Очень ценю вашу заботу, но пойти не могу.
– Отказа я не приму.
Разговаривая, Алекс не без труда стянула с себя платье; теперь, в одной комбинации и чулках, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, она пыталась накинуть на себя халат. После уборки горничная неизменно выключала в номере отопление. Каждый вечер Алекс со страхом думала о возвращении в выстуженную комнату.
Она бросила взгляд на нишу, где висела ее одежда.
– Я в самом деле не могу пойти, Джуниор.
– Это почему же?
– Мои модные платья остались в Остине. Мне нечего надеть.
– Неужто даже такая острая на язык дама, как вы, тоже прибегает к этой избитой отговорке?
– Но это, между прочим, правда.
– Да там и не требуется особого парада. Наденьте кожаную юбку, в которой приезжали на днях. Вы в ней смотритесь обалденно.
Мучительно извиваясь, Алекс все-таки сумела влезть в халат, не уронив телефонной трубки. Она присела на край кровати и поплотнее завернулась в махровую ткань.
– И тем не менее придется сказать «нет».
– Почему? Я знаю, неприлично так припирать человека к стенке, но любезности от меня и дальше не ждите: не отпущу, пока вы не назовете веской причины отказа.
– Просто, на мой взгляд, нам не стоит бывать в обществе вместе.
– Потому что вы надеетесь, что я вскоре стану обитателем Хантсвиллской тюрьмы?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Я вовсе не хочу отправлять вас в тюрьму, но ведь в деле об убийстве главные подозрения падают на вас.
– Алекс, у вас было время составить мнение обо мне. Вы на самом деле полагаете, что я мог совершить такое тяжкое преступление?
Ей вспомнилось, как рассмеялся Рид при мысли, что Джуниора отправили бы на войну. Этого ленивого, лишенного честолюбия бабника? Нет, с ним приступы агрессивности никак не вязались.
– Не думаю, – тихо сказала она. – И все же вы под подозрением. Вряд ли уместно нам появляться вдвоем, показывая, что между нами есть какая-то связь.
– Вот славное словечко, – проворчал он. – Грязное такое, кровосмесительством отдает. А для вашего душевного спокойствия скажу, что связи я осуществляю в укромных местах. Не считая нескольких случаев, но то было в юности. Мы с Ридом, бывало…
– Умоляю, – простонала она. – Я об этом знать не хочу.
– Так и быть, избавлю вас от устрашающих подробностей, но при одном условии.
– Каком?
– Скажите, что сегодня пойдете со мной. Я заеду за вами в семь.
– Ну не могу я.
– Алекс, Алекс, – театрально застонал он, – посмотрите на это с другой стороны. За вечер я выпью стаканчик-другой, а может, и больше. Ударюсь вдруг в воспоминания, разнюнюсь, неосторожно что-нибудь ляпну. А вы тут как тут, все и услышите. Кто знает, какие поразительные сведения могут у меня вырваться во хмелю. Считайте этот вечер просто растянувшимся допросом. Вам же положено притуплять бдительность подозреваемых, правда? Если вы не воспользуетесь такой возможностью докопаться до истины, – продолжал он, – вы, значит, манкируете своими обязанностями. Как вы можете предаваться безделью в мотеле «Житель Запада», в то время как один из подозреваемых пьет и треплется себе в Охотничьем клубе? Позор! Вы в долгу перед налогоплательщиками, которые несут бремя расходов на ваше расследование. Вы обязаны сделать это ради отечества, Алекс.
Теперь уже она театрально застонала:
– Если я соглашусь пойти, вы обещаете больше таких речей не произносить?
– Значит, в семь часов.
В его голосе она услышала торжество.
Войдя в клуб, Алекс тотчас обрадовалась, что приехала. Отовсюду неслись музыка и смех. До нее долетали обрывки разговоров, но никто не упоминал имени Селины Гейтер. Уже это было приятно. Она радовалась, предвкушая несколько часов полного отдыха, уверенная, что заслужила передышку.
В то же время она пыталась оправдать свой приезд в клуб. Алекс ни минуты не верила, что Джуниор способен, подвыпив, устроить в обществе сцену. Едва ли ей доведется выслушать сенсационные признания.
И все же вечер мог оказаться небесполезным. Охотничий клуб – закрытое фешенебельное заведение, следовательно, в нем состоят лишь самые сливки пурселлского общества. Рид сказал, что то письмо, которое она при нем получила, подписали местные воротилы и почтенные высокообразованные граждане. Весьма вероятно, что она сегодня кое с кем из них познакомится и сама увидит, так ли уж враждебно к ней относятся.
И что еще важнее, она сможет пообщаться с горожанами, которые прекрасно знают Минтонов и Рида; а вдруг они откроют ей нечто новое в их характерах?
Джуниор заехал за ней на новеньком красном «Ягуаре». Он мчался по шоссе, не обращая никакого внимания на ограничения скорости. Его праздничное настроение оказалось заразительным. Неважно, в каком качестве она сюда явилась: как следователь или как свободная женщина; приятно было стоять рядом с самым красивым мужчиной в зале и чувствовать, как его рука легко, по-хозяйски придерживает ее сзади за талию.
– Бар вон там, – сказал он ей в самое ухо, потому что гремела музыка. Они двинулись сквозь толпу.
Клуб не поражал особым блеском. Он не был похож на роскошные, в неоновых огнях клубы, которые, словно новые звезды, вспыхивают в больших городах; те клубы рассчитаны прежде всего на молодых, получивших отличное образование честолюбцев; и приезжают туда на «БМВ», в костюмах от лучших модельеров.
«Конь и ружье» был в высшей степени техасским клубом. Бармен словно выпрыгнул из какого-нибудь вестерна. Усы у него торчали в стороны наподобие велосипедного руля; на нем был жилет и галстук-бабочка, а на рукавах, как и положено, алые атласные подвязки. Над затейливым резным баром прошлого века красовались рога техасского быка, и расстояние между их отполированными остриями достигало шести футов.
Стены украшали картины с изображением скаковых лошадей, выдающихся быков-производителей с яичками не меньше боксерской груши, а также пейзажи с изобилием васильков либо юкки. И почти на каждом полотне – непременная ветряная мельница, в суровом одиночестве возвышающаяся на фоне залитых солнцем далей. Будучи истинной техасской, Алекс нашла бар уютным и милым. Но, обладая умом и тонким вкусом, она не могла не заметить его аляповатости.
– Белого вина, – сказала она бармену, который самым беззастенчивым образом разглядывал ее.
– Везучий, сукин ты сын, – пробурчал тот Джуниору, подавая напитки. Под роскошными усами змеилась похотливая улыбка.
Джуниор приветствовал его, подняв бокал с разбавленным водой виски.
– А то? – Опершись локтем о стойку, он повернулся к Алекс, усевшейся на табурет. – На мой вкус, есть некоторый перебор с музыкой «кантри» и «вестерн», но если хотите потанцевать, я готов.
Она отрицательно покачала головой.
– Да нет, спасибо. Я лучше посмотрю. После нескольких музыкальных номеров Джуниор наклонился к ней поближе и прошептал:
– Большинство здесь училось танцевать на пастбище. У них и сейчас еще такой вид, будто они боятся наступить на коровью лепешку.
Вино уже начало оказывать свое действие. Глаза у Алекс сияли, щеки разгорелись. Чувствуя, как в голове приятно зашумело, она откинула волосы и засмеялась.
– Пошли-ка, – взяв ее под локоть, он помог ей сойти с табурета. – Мама с папой уже сидят за своим столиком.
Обойдя танцплощадку, Алекс подошла с ним к группе столов, накрытых к ужину. За одним из них сидели Сара-Джо и Ангус. Он пыхтел сигаретой. Сара-Джо лениво отмахивалась от едкого дыма.
Алекс не без опасений надела на вечер красновато-коричневую кожаную юбку и в тон ей отделанный кожей свитер, но чувствовала себя в этом костюме куда спокойнее, чем если бы, как Сара-Джо, вырядилась в темно-красное, цвета бургундского вина, атласное платье: едва ли оно уместно в зале, где люди самозабвенно топают в такт песенке «Джо с осоловелыми глазами», крича в нужных местах «Дерьмо!» и потягивая пиво прямо из непрозрачных янтарных бутылок.
– Здравствуйте, Алекс, – сказал Ангус, не вынимая сигареты изо рта.
– Здравствуйте. Джуниор радушно пригласил меня сюда, – сказала она, усаживаясь в кресло, которое Минтон-младший отодвинул для нее.
– Пришлось немножко повыворачивать руки, – заметил тот, садясь рядом с Алекс. – Она изображает недоступную женщину.
– Чем ее мать определенно не увлекалась.
Сухое, язвительное замечание Сары-Джо мгновенно прервало разговор. А легкое опьянение у Алекс как рукой сняло. Возбуждение улеглось, выветрилось – как газ из давно открытой бутылки лимонада. Она кивнула Саре-Джо и сказала:
– Здравствуйте, миссис Минтон. Вы сегодня очаровательны. Она и впрямь была очаровательна, несмотря на чересчур изысканное платье. Но какая-то безжизненная, подумалось Алекс. Сара-Джо не способна выглядеть оживленной и бодрой. В красоте ее чудилось нечто бесплотное, словно ее пребывание на земле было мимолетным и ничтожным. Она одарила Алекс неопределенной, сдержанной улыбкой и, пробормотав «благодарю», пригубила вина.
– Я слышал, это вы нашли тело Клейстера.
– Папа, мы пришли отдохнуть, – сказал Джуниор. – Алекс не хочется обсуждать эти ужасы.
– Нет-нет, ничего. Рано или поздно я бы сама об этом заговорила.
– Вряд ли вы встретили его в том притоне случайно, да еще и в кабину к нему забрались, – заметил Ангус, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой.
– Не случайно.
Она пересказала им свои телефонные переговоры с Клейстером.
– Батрак этот был врун, бабник, а что хуже всего, еще и жульничал в покер, – с некоторой горячностью заявил Ангус. – За последние годы он и вовсе напрочь отупел и обезумел. Потому мне и пришлось его выгнать. Надеюсь, у вас хватило здравого смысла не поверить его россказням.
Посреди этой речи Ангус махнул официанту, чтобы тот принес всем выпить.
– Конечно же, Клейстер вполне мог видеть, кто прошел в конюшню с Сединой, но увидел-то он кого? Придурка Бада.
Выложив это, он, не давая Алекс возможности усомниться в сказанном, принялся расписывать достоинства жокея из Руидосо, которого хотел переманить к себе. Поскольку хозяевами стола были Минтоны, воспитание не позволило Алекс сразу возобновить разговор о Клейстере Хикаме.
Когда все выпили по бокалу, Ангус и Джуниор предложили сходить к общему столу и принести дамам закусок и жареной на вертеле дичи. Алекс охотнее выстояла бы очередь к столу сама. Ей было нелегко поддерживать светскую беседу с Сарой-Джо, но, когда мужчины отошли, она храбро начала разговор.
– Вы давно в этом клубе?
– Ангус был в числе основателей, – рассеянно ответила Сара-Джо. Она не отрываясь смотрела на бесконечный хоровод пар, отплясывавших на танцевальной площадке тустеп.
– И в чем только он у вас не участвует, – обронила Алекс.
– Он любит быть в курсе того, что происходит в городе.