1

– Вы уверены, док?

Хирург утвердительно кивнул:

– Сожалею, миссис Ланкастер, но случай запущенный.

– И… никакой надежды?

– Увы, мы можем лишь избавить мистера Ланкастера от боли. – Врач дотронулся до плеча Каролины и со значением поглядел на мужчину, стоявшего рядом с ней. – Крепитесь, это продлится недолго. От силы пару недель.

Каролина молча кивнула и поспешно отвернулась, пытаясь скрыть слезы.

Доктор мучился сознанием собственного бессилия. Когда родственники больных, услышав страшный приговор, впадали в истерику, ему удавалось сохранить хладнокровие. Но то, что эта хрупкая женщина так мужественно восприняла печальную весть, совершенно выбило молодого врача из колеи. Он вдруг ощутил себя неопытным юнцом, а ответственность, лежащая на нем, показалась ему непосильной ношей.

– Если бы мистер Ланкастер своевременно прошел обследование, то, может быть… – подавленно проговорил хирург.

Каролина покачала головой.

– Он не хотел. Я с самого начала, как только он впервые пожаловался на боли в желудке, уговаривала его обратиться к вам. Но он все отнекивался – уверял, что это простое несварение.

– Да, Роско не переупрямишь. Это всем известно, – подал голос спутник Каролины Ланкастер – адвокат Грейнджер Хопкинс. Он ласково взял Каролину за руку. – Скажите, доктор, миссис Ланкастер может с ним увидеться?

– Действие наркоза закончится через несколько часов, уже к вечеру, – ответил врач. – Я бы советовал вам поехать домой и отдохнуть.

Каролина кивнула, и адвокат Грейнджер, друг семьи Ланкастеров, повел ее к выходу. Они ждали лифт в тяжелом молчании. Известие о том, что дни Роско сочтены, оглушило Каролину, но в глубине души она уже знала приговор. Жизнь никогда ее не баловала, поэтому наивно было бы надеяться на положительные результаты биопсии и тешить себя мыслью, что у Роско ничего страшного нет, что это обыкновенная язва…

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Грейнджер, когда двери лифта закрылись, оградив их от посторонних взоров.

Каролина прерывисто вздохнула:

– Как может чувствовать себя женщина, узнав, что ее муж скоро умрет?

– Да-да, конечно. Извините.

Каролина подняла на него глаза и печально улыбнулась. Грейнджер тут же растаял. Ее улыбка неизменно трогала сердца мужчин и женщин.

– Не сердитесь, Грейнджер. Я не могу вам передать, как я рада, что вы наш друг.

Они шли по вестибюлю недавно отремонтированной больницы. И больничный персонал, и посетители, узнав жену Ланкастера, спешили отвести глаза. В их взглядах читалось любопытство, однако лица были почтительными. Все уже знали… В маленьких местечках типа Уинстонвиля весть о том, что самый богатый его житель вот-вот умрет, разносится с молниеносной быстротой.

Грейнджер проводил Каролину до машины и распахнул перед ней дверцу. Она села за руль, но не торопилась повернуть ключ зажигания. Каролину обуревали тягостные, тревожные мысли. Теперь ей предстоит взять на себя столько печальных обязанностей. Что же надо сделать в первую очередь?

– Нужно сообщить Ринку.

Каролину словно проткнули ледяной иглой. «Ринк, Ринк», – оглушительно прозвучало в ушах. Боль была такой сильной, что она не могла пошевелиться.

– Каролина, вы меня слышите? Я сказал…

– Да, я слышала.

– Перед операцией Роско взял с меня слово, что, если диагноз будет неутешительный, я свяжусь с Ринком.

Красивые темно-серые глаза Каролины посмотрели на адвоката в упор.

– Он просил вас связаться с Ринком?

– Да. И я обещал это сделать.

– Странно… Я думала, они никогда не помирятся.

– Роско умирает, Каролина. Он, наверное, догадывается, что уже не выйдет из больницы, и хочет повидаться с сыном перед смертью.

– Но они двенадцать лет не виделись и даже не разговаривали, Грейнджер! Я не уверена, что Ринк согласится приехать.

– Согласится, когда узнает все обстоятельства.

Неужели? О Господи, неужели Ринк приедет? И она увидит его вновь?.. Как-то он теперь выглядит?.. Все было так давно… С тех пор прошло двенадцать лет!.. Каролина судорожно сжала руль «Линкольна». Ладони ее увлажнились от волнения. Да что ладони! Она вся покрылась холодной испариной.

– Не волнуйтесь, – сказал Грейнджер, почувствовав ее смятение. – Разговор с Ринком я возьму на себя, это будет вполне уместно, ведь вы же не знакомы с ним.

Каролина не стала его переубеждать. Все эти двенадцать лет она от всех скрывала свое знакомство с Ринком, теперь ей незачем открывать свою тайну.

– Спасибо за все, – благодарно улыбнулась она и накрыла ладонью руку Грейнджера.

Некрасивое, длинное лицо адвоката напоминало морду борзой. Щеки обвисли, словно шары, из которых выпустили воздух. Когда Каролина дотронулась до его руки, Грейнджер покраснел, как мальчишка. Лохматый и сутулый, он казался добродушным тюфяком и мямлей, но его карикатурная внешность была обманчивой. Грейнджер обладал острым, изворотливым умом, что, впрочем, не мешало ему оставаться честным до щепетильности.

– Я всегда рад помочь, Каролина. Вы только скажите.

Каролина покачала головой. Уже одно то, что он вызвался сам поговорить с Ринком, было для нее огромным облегчением. Она бы не справилась с этим сама.

– Мне придется сообщить правду Лауре Джейн. – Серые глаза наполнились слезами. – Господи, как тяжело!

– И все же вы сделаете это лучше, чем кто-либо другой. – Грейнджер погладил Каролину по руке и отошел от машины. – Я позвоню после обеда и, если хотите, отвезу вас в больницу.

Каролина кивнула и завела мотор. Городок уже проснулся, и жизнь била в нем ключом. Люди были поглощены будничными хлопотами, и большинство из них пока не подозревало о том, что мир Каролины Доусон Ланкастер рухнул в одночасье.

Роско Ланкастер, человек, который сначала взял ее к себе на работу, а потом женился на ней, скоро умрет. Недолго она жила спокойно и была уверена в завтрашнем дне. Теперь будущее вновь станет зыбким… Ведь для нее смерть Роско – это не только потеря близкого человека, но и утрата положения в обществе.

Каролина проехала мимо хлопковой фабрики, принадлежавшей Ланкастеру. В нынешнем году урожай хлопка будет большим, надо как следует подготовиться к его переработке. Да, видимо, придется не откладывая рассказать мастерам на фабрике о том, как обстоят дела Роско. И это ей предстоит сделать самой, поскольку с тех пор, как здоровье Роско пошатнулось, она взяла бразды правления в свои руки. Мастера, естественно, по секрету поделятся новостью с рабочими, и скоро уже весь город будет знать, что дни Роско Ланкастера сочтены.

Женитьба Роско Ланкастера на Каролине Доусон, которая была на тридцать лет его моложе, в свое время вызвала массу сплетен. «Ишь как эта оборванка Доусон хорошо устроилась, – судачили люди. – Живет теперь в поместье Укромный уголок, ездит на блестящем новехоньком „Линкольне“, одевается словно куколка. Подумать только! Все ведь помнят, как она носила залатанные джинсы и подрабатывала после уроков в магазине „Вулворт“. А теперь выскочила за самого богатого человека в округе и важничает, нос задирает!»

Каролина старалась поменьше бывать среди этих людей. Ей докучали любопытные взгляды, в которых явственно читался вопрос: интересно, каким зельем сероглазая ведьма опоила Роско, который столько лет был вдовцом, а теперь вдруг взял – и женился?

Скоро горожане явятся к ней выражать соболезнования… Каролина на мгновение закрыла глаза и вздрогнула. И лишь при виде усадьбы Ланкастеров немного взбодрилась. Она до последнего вздоха будет, наверное, любить этот дом. Он пленил ее с первого взгляда, когда она была еще маленькой девочкой и, гуляя по лесу, заметила его за деревьями.

Дом был окружен величественными дубами, которые раскинули могучие замшелые ветви, словно заключая его в богатырские объятия. Сам же особняк напоминал кокетливую южанку в пышном кринолине. Стены особняка изумляли своей белизной. Фасад украшали коринфские колонны. Они поддерживали балкон на втором этаже. Вернее, даже не балкон, а просторную галерею, опоясывавшую весь дом. На веранде стояла белая плетеная мебель. Ее вносили в дом только в холодные зимние месяцы, когда шли затяжные дожди. Балкон огораживала узорчатая чугунная решетка, выкрашенная белой краской и напоминавшая кружева на женской юбке. Зеленые ставни прикрывали высокие окна, которые зеркально поблескивали на солнце.

Пчелы самозабвенно жужжали, роясь над благоухавшими цветами, такими яркими и пестрыми, что рябило в глазах. Нигде больше не было столь зеленой травы. Она казалась пушистым ковром, расстеленным вокруг особняка.

Блаженная тишина окутывала дом, словно волшебный туман, опустившийся на сказочный замок. Сколько Каролина себя помнила, этот особняк был для нее пределом мечтаний. Теперь она в нем жила. Но сегодня Каролине стало ясно, что ее пребывание здесь подходит к концу.

Она остановила машину на засыпанной гравием дорожке, делавшей петлю перед входом в дом. Но, заглушив мотор, еще немного посидела, наводя порядок в мыслях и собираясь с силами. Да, сил ей сегодня понадобится много… День будет нелегким.

После яркого солнечного света в холле было темно. Своей планировкой Укромный уголок, построенный до войны Севера с Югом, ничем не отличался от множества других домов богатых плантаторов. Просторный холл разделял особняк на две половины. По одну его сторону располагались парадная столовая и библиотека, где Роско устроил свой офис, а по другую – две гостиные, для торжественных приемов и обычная. Они были отделены от холла и друг от друга большими раздвижными дверями. Каролина не помнила, чтобы эти двери когда-нибудь закрывались. Красиво изгибавшаяся резная лестница вела на второй этаж, где находились четыре спальни.

В доме царила прохлада, в летнюю духоту это было блаженство. Каролина сняла пиджак, повесила его на плечики и принялась расстегивать шелковую блузку.

– Ну что? Какие новости?

Миссис Хейни, служившая в Укромном уголке экономкой еще с той поры, когда Мар-лена Уинстон вышла замуж за Роско Ланкастера, замерла на пороге столовой. Миссис Хейни прибежала с кухни, вытирая посудным полотенцем свои большие, ловкие, натруженные руки.

Каролина обняла ее.

– Значит, плохо? – прошептала экономка и ласково погладила Каролину по прямой спине.

– Хуже некуда. У него рак. Он не вернется домой.

У Хейни вырвалось сдавленное рыдание. Женщины обнялись, утешая друг друга. Правда, Хейни жалела в основном не Роско, которого недолюбливала все годы, что служила у него в доме. Ей гораздо больше было жаль тех, кого он оставлял. В том числе и его молодую вдову.

Поначалу Хейни отнеслась к новой хозяйке Укромного уголка настороженно и неприязненно. Но, убедившись, что Каролина не собирается менять порядки, установленные Мар-леной, постепенно прониклась к ней симпатией. В конце концов, девушка же не виновата в своем происхождении! Дети за родителей не отвечают. С Лаурой Джейн Каролина обращалась обходительно, и уже одного этого было достаточно, чтобы завоевать расположение Хейни.

– Хейни! Каролина! Что это с вами?

Женщины обернулись. На нижней ступеньке лестницы стояла Лаура Джейн. Дочери Роско было двадцать два года, но она выглядела подростком. Шелковистые каштановые волосы, разделенные на прямой пробор, подчеркивали бледность лица, казалось, сделанного из полупрозрачного фарфора. Черты его были слишком утонченными, почти неземными. Длинные пушистые ресницы окаймляли большие бархатисто-карие глаза, взиравшие на мир с печалью. Но увы, очаровательная Лаура Джейн была недоразвита и умственно, и физически. Прелестный бутон, которому не суждено стать прекрасным цветком… Время было над ней не властно.

– Папе сделали операцию, да? Он скоро вернется домой?

– Доброе утро, Лаура Джейн, – сказала Каролина падчерице, которая была всего на пять лет моложе ее самой, если измерять разницу в возрасте только годами. – Давай прогуляемся, милая, – предложила она, беря девушку под руку. – Сегодня такой славный денек.

– Давай. А почему Хейни плачет?

Хейни утирала глаза полотенцем.

– Ей грустно.

– Почему?

Каролина вывела девушку на веранду.

– Из-за Роско. Он тяжело болен, Лаура Джейн.

– Я знаю. У него все время болит желудок.

– Да, и доктор сказал, что Роско не выздоровеет.

Они вышли на лужайку. Два раза в неделю, независимо от погоды, рабочие подстригали газоны, поддерживая их в идеальном состоянии. Лаура Джейн сорвала маргаритку, выросшую возле тропинки.

– У папы рак, да?

Порой ее проницательность изумляла домашних.

– Да, – кивнула Каролина.

Она не собиралась скрывать от Лауры Джейн правду. Это было бы жестоко.

– По телевизору много говорят о раке. – Девушка остановилась и с тревогой заглянула Каролине в глаза. Мачеха и падчерица были одного роста. – Папа может умереть.

Каролина вздохнула.

– Он умрет, Лаура Джейн. Доктор сказал, что ему осталось жить совсем немного.

Из темно-карих глаз не выкатилось ни слезинки. Лаура Джейн задумчиво понюхала маргаритку, осмысливая услышанное. Потом опять посмотрела на Каролину.

– Он попадет в рай, как ты думаешь?

– Надеюсь… Да-да, конечно, дорогая.

– Тогда, значит, папа соединится с мамой. Она ведь давно ждет его на небе. Мама обрадуется. А у меня останешься ты. И Хейни со Стивом, – Лаура Джейн оглянулась на конюшню. – Да, и еще же есть Ринк! Он каждую неделю присылает мне по письму. Пишет, что любит меня и всегда будет обо мне заботиться. Как ты думаешь, Ринк сдержит свое обещание, Каролина?

– Обязательно, – Каролина сжала губы, с трудом подавляя рыдания.

Разве Ринк способен сдержать слово? Даже данное родной сестре…

– А почему тогда он не живет с нами?

Вполне логичный вопрос.

– Ну, может, твой брат скоро вернется домой, – уклончиво ответила Каролина.

Она не хотела обнадеживать девушку, не убедившись наверняка в том, что Ринк приедет.

Лаура Джейн вновь пришла в безмятежное расположение духа.

– Стив меня ждет. Вчера ночью кобыла ожеребилась. Пошли посмотрим на малыша!

Девушка схватила Каролину за руку и потащила к конюшне. Каролина позавидовала ее жизнерадостности. Ей бы очень хотелось воспринимать неизбежную кончину Роско с такой же непоколебимой верой в его будущее существование в других пределах, какой природа наделила его дочь.

В конюшне было жарко. Приятно пахло лошадьми, кожей и сеном.

– Стив! – весело позвала Лаура Джейн.

– Я здесь, – откликнулся низкий мужской голос.

Стив Бишоп служил у Ланкастеров конюхом. Роско особенно не интересовался уходом за лошадьми, но чистокровные рысаки были его страстью. Бишоп выглянул из бокового стойла. Невысокий, кряжистый, он обладал недюжинной силой. Грубоватое лицо его производило бы отпугивающее впечатление, если бы не добродушное выражение, смягчавшее резкость черт. На длинных волосах Стива всегда красовалась либо повязка, сделанная из косынки, либо – как сейчас – ковбойская шляпа. Он был в старых, мятых джинсах, запыленных сапогах и грязной рубахе.

Когда Лаура Джейн бросилась к Стиву, его лицо озарилось улыбкой. Но глаза оставались печальны, даже когда Стив улыбался. Казалось, они жили своей отдельной жизнью и были гораздо старше тридцатисемилетнего конюха.

– Стив, мы пришли посмотреть на жеребенка, – едва слышно прошептала Лаура Джейн.

– Пожалуйста. Он там, – Стив кивнул на стойло за своей спиной.

Лаура Джейн побежала туда, а Стив вопросительно поглядел на Каролину.

– Рак, – тихо произнесла она, отвечая на его немой вопрос. – Его дни сочтены.

Стив вполголоса чертыхнулся и покосился на девушку, которая присела возле жеребенка и принялась ему ласково что-то нашептывать.

– Вы сказали ей?

– Да, и она восприняла это известие лучше, чем все мы.

Стив грустно усмехнулся:

– Ничего удивительного.

– Ой, Стив, какой же он красавчик! – раздался из стойла звонкий голос Лауры Джейн.

Стив смущенно погладил Каролину по плечу и неловко опустился на колени рядом с дочерью Ланкастера. На вьетнамской войне Стив лишился ноги – она была ампутирована до колена, – и он носил протез. Но заметно это становилось, лишь когда ему приходилось нагибаться.

– Да, детеныш прекрасный. И мамаша им очень гордится. – Он потрепал кобылу по крупу, не отрывая взгляда от Лауры Джейн.

Рука его сама потянулась к волосам девушки, чтобы снять прилипшую соломинку, пальцы легонько коснулись нежной щеки… Лаура Джейн подняла на него глаза, и они обменялись улыбками.

Каролина ошеломленно уставилась на них. Неужели они влюблены друг в друга? Она растерялась и хотела потихоньку ретироваться, но Стив окликнул ее:

– Миссис Ланкастер! Если я могу чем-нибудь помочь…

Он не договорил.

– Спасибо, Стив, но пока ничего не надо. Просто работайте, как работали, – и все.

– Договорились, мэм.

Стив знал, что своим местом у Ланкастера он обязан ей. Когда Стив Бишоп, прикрываясь ожесточением, будто щитом, явился к Роско искать работу, Каролина еще служила у Ланкастера секретаршей. Стив тогда носил длинный конский хвост, грудь его была увешана значками с антивоенными и антиамериканскими лозунгами, держался он вызывающе и чуть не взял Роско за грудки, требуя, чтобы тот дал ему шанс проявить себя в деле. Стив уже довольно долго пытался устроиться на работу, но повсюду получал отказ.

Каролину не смутило вызывающее поведение Стива. Она сразу поняла, что человек он, в сущности, хороший. Просто жизнь его слишком сильно била, и парень отчаялся. Поняв это, Каролина мгновенно ощутила свое внутреннее родство с ним. Ей ли было не знать, как обидно, когда к тебе приклеивают ярлык и судят лишь по внешности и по происхождению! Поэтому, когда Стив сказал, что до вьетнамской войны он ухаживал за лошадьми на ранчо, Каролина уговорила Роско нанять его.

И Роско ни разу об этом не пожалел. Стив быстро изменился к лучшему: остриг длинные волосы и позабыл про свои бунтарские замашки. Он усердно трудился, а лошадей чувствовал как никто другой. Окружающие только диву давались. Оказывается, в него нужно было лишь поверить – и все сразу встало на свои места!

По дороге к дому Каролина размышляла над увиденным. Да, Стив и Лаура любят друг друга! Она улыбнулась и покачала головой. В холле звонил телефон. Каролина машинально сняла трубку, не дожидаясь, пока это сделает Хейни.

– Алло!

– Каролина? Это Грейнджер.

– Да?

– Я говорил с Ринком. Он будет здесь сегодня вечером.

– Хейни, пожалуйста, приберись в комнате Ринка. Он сегодня приедет.

Экономка не удержалась от слез.

– Слава Богу! Слава Богу! Значит, не зря я молилась, чтобы мальчик вернулся домой. Представляю, как возрадуется на небесах его матушка!.. А в комнате прибираться не надо, там и так полный порядок, надо только будет поменять постельное белье. Я каждую неделю чистоту наводила – на всякий случай. Вдруг, думаю, молодой хозяин решит приехать? Господи, как же мне не терпится поглядеть на моего красавчика!

Ну а Каролина, наоборот, старалась не думать о встрече с блудным сыном Роско. И, чтобы отвлечься, с головой ушла в мелкие хлопоты.

Она гнала прочь и мысли о неизбежной кончине мужа, откладывая их на потом. Во второй половине дня Каролина вернулась в больницу, но даже у постели Роско предпочитала не думать о том, что ждет беднягу в скором будущем. Действие наркоза еще не закончилось, но Каролине показалось, что, когда она перед уходом взяла мужа за руку, он легонько сжал ее пальцы.

За обедом Каролина сообщила Лауре Джейн о скором приезде Ринка. Девушка вскочила со стула, обхватила Хейни за талию и закружилась с ней по комнате.

– Видишь, Хейни! Он обещал вернуться – и возвращается! Ура! Ринк возвращается домой! Пойду расскажу Стиву!

И Лаура Джейн побежала на конюшню – у Стива там была своя комната.

– Ну чего она пристала к парню? Он, наверное, спит и видит, как бы от нее отвязаться, – проворчала экономка.

Каролина усмехнулась:

– Не думаю.

Хейни вопросительно подняла брови, но Каролина не стала развивать свою мысль, а, взяв стакан мятного чая со льдом, вышла на веранду, уселась в плетеное кресло-качалку, откинула голову на цветастую подушку и закрыла глаза.

Больше всего она любила Укромный уголок в этот предвечерний час, когда в доме уже зажигали свет. Тени удлинялись, темнели и растворялись одна в другой так, что все острые углы исчезали, и очертания предметов становились расплывчатыми. Небеса приобретали редкостный фиолетовый оттенок и, казалось, затвердевали. Силуэты деревьев были словно выгравированы на темном фоне. Громко квакали лягушки, пронзительно и неумолчно звенели цикады. Пойма реки поражала своим плодородием. Каждый цветок источал удивительный, неповторимый, пьянящий аромат.

Насладившись минутами отдыха, Каролина открыла глаза и… увидела Ринка.

Он неподвижно стоял под раскидистым дубом. К горлу ее подкатил комок, в глазах помутилось. Это сон или явь?.. Борясь с дурнотой, Каролина сжала в неверной руке холодный стакан. Ведь еще мгновение – и он выпал бы из ее онемевших пальцев.

Ринк отошел от дерева и бесшумно, будто пантера, приблизился к дому. В сгущавшемся сумраке Каролина видела лишь смутный мужской силуэт, однако не сомневалась, что это Ринк. Годы не изменили его. Он был все таким же стройным, как и в их первую встречу. Лицо Ринка пока оставалось в тени, но, заметив белую полоску зубов, Каролина догадалась, что его губы медленно растянулись в дерзкой улыбке.

– Ба! Кого я вижу! Каролина Доусон! – Тон был под стать улыбке.

Ринк поставил ногу на каменную ступеньку и оперся руками о колено. Отблески света, просачивавшегося из холла, упали ему на лицо, и сердце Каролины сжалось от боли и… от любви.

– Только теперь мадам носит фамилию Ланкастер, не так ли?

– Да, теперь я Ланкастер. Здравствуй, Ринк!

О, это лицо… преследовавшее ее в стольких снах, являвшееся в мечтах! Кто бы мог подумать, что Ринк до сих пор – писаный красавец!.. Вернее, не так… Если в двадцать лет он был просто хорош собой, то теперь стал неотразим. Да… Дьявольская красота! Иссиня-черные кудри непокорны – под стать его нраву. Взгляд таинственный, завораживающий… как и тогда, при первой встрече. Люди, лишенные воображения, назовут его глаза светло-карими, но на самом деле они золотые. Словно чистейший мед, изысканнейший ликер, пара лучистых топазов.

В последний раз, когда она видела эти глаза, в них сверкала страсть. «До завтра… До завтра, малышка! Встретимся здесь, на нашем месте. О Господи, Каролина! Поцелуй меня еще разок!» И опять: «Ладно, до завтра…» Только вот назавтра он не вернулся. Исчез – и больше не появился!

– Забавно, – пробормотал Ринк, всем своим видом давая понять, что ничего забавного тут нет. – У нас с тобой теперь одна фамилия.

Каролина не ответила. Ей, конечно, хотелось крикнуть, что они могли бы уже давно носить одну фамилию, если бы он не предал ее, не оказался подлым лгуном. Однако есть веши, о которых лучше не говорить вслух.

– Я не слышала, как ты подъехал, – вместо этого сказала она.

– А я прилетел на самолете и добрался сюда с летного поля пешком.

Посадочная полоса находилась примерно в миле от дома.

– Ах, вот как… Но почему?

– Наверное, потому, что не был уверен в теплом приеме.

– Но это же твой дом, Ринк.

Он грубо выругался.

– Ну разумеется!

Каролина облизала пересохшие губы. Она не решалась встать с кресла, боясь, что у нее подкосятся ноги.

– Ты даже не поинтересовался здоровьем отца.

– Грейнджер мне все рассказал.

– Значит, тебе известно, что он умирает?

– Да. И почему-то пожелал со мной увидеться. Чудеса – да и только! – язвительно усмехнулся Ринк.

Каролина вскипела и, уже не думая, выдержат ли ее ноги, вскочила с кресла.

– Как тебе не стыдно, Ринк! Твой отец – старый больной человек. Он совсем не такой, каким ты его помнишь.

– Да он до последнего вздоха останется самим собой.

– Давай не будем спорить.

– А я и не спорю.

– А я не позволю тебе его расстраивать! И огорчать Лауру Джейн с Хейни – тоже. Они так мечтали тебя увидеть!

– Ты мне не позволишь? Ну надо же! Да ты никак возомнила себя тут хозяйкой?

– Прошу тебя, Ринк, не надо! Нам и так будет трудно в ближайшие недели…

– Знаю, знаю! – вздохнул Ринк.

Каролина, опасавшаяся уронить стакан с чаем, поставила его на перила крыльца.

– Я тоже жду не дождусь встречи с ними, – пробормотал Ринк, покосившись на конюшню. – Лаура Джейн недавно выходила из дома, но я не решился выступить из темноты – вдруг, думаю, испугается? Когда мы расставались, она была совсем крошкой. Даже не верится, что у меня теперь такая взрослая сестра.

Каролина вспомнила, как Лаура Джейн и Стив склонились над жеребенком, и натруженные пальцы Стива прикасались к ее щеке. Интересно, как Ринк отнесется к тому, что у его сестры роман с конюхом? Каролина предпочла об этом не думать.

– Да, она уже действительно взрослая, Ринк.

Каролина почувствовала на себе его испытующий, оценивающий взгляд, который подействовал на нее, словно подогретый бренди. Ее бросило в жар.

– А ты… – тихо спросил Ринк, – ты тоже повзрослела, Каролина? Ты стала женщиной, да?

Поразительно! Она совсем не изменилась! Только красота ее еще больше расцвела.

Ринк расстался с Каролиной, когда она была пятнадцатилетней девочкой, и, возможно, ожидал увидеть теперь толстую распустеху с потускневшими волосами и расплывшейся фигурой. Но Каролина была по-прежнему стройной, будто тростинка. Грудь, правда, заметно округлилась, но ничуть не обвисла. Ринку безумно хотелось ее потрогать… Черт побери! Сколько раз папаша лапал эту грудь?

Ринк медленно поднялся по ступенькам крыльца. Он напоминал сейчас хищника, который мучает жертву ради собственного удовольствия, а не для того, чтобы утолить голод. Золотистые глаза, поблескивавшие в темноте, приковали к себе взгляд Каролины. На чувственных губах играла понимающая улыбка. Как будто Ринк догадывался, что она вспоминает вкус его поцелуев. Вспоминает то, о чем давно пора позабыть…

Каролина резко отвернулась.

– Я сейчас позову Хейни. Она…

Пальцы Ринка стиснули ее запястье. Каролина дернулась и замерла. Ей показалось, что на нее надели наручники.

Он повернул ее лицом к себе и вкрадчиво прошептал:

– Погоди… Неужели мы не можем поздороваться более сердечно? Мы же с тобой не виделись целых двенадцать лет!

Ринк обхватил Каролину свободной рукой за шею и притянул к себе.

– Не забывай, мы ведь теперь родня!

В глазах его заплясали озорные огоньки, и в следующий миг он впился поцелуем в ее губы. Однако в этом не было ни капли нежности. Ринк был готов растерзать Каролину за все те ночи, когда он лежал без сна и думал о ней, невинной девушке… и о том, как она отдается его отцу.

Каролина уперлась кулаками в грудь Ринка. У нее звенело в ушах, ноги стали ватными. Она боролась с ним, но еще больше – с собой, ибо ей неудержимо хотелось прижаться к нему и вновь, как встарь, замереть от восторга в его объятиях…

Но Каролина понимала, что объятия Ринка теперь для нее оскорбительны, и потому вырывалась. Вырывалась изо всех сил…

Когда ей наконец удалось высвободиться, Ринк сунул руки в карман джинсов и торжествующе усмехнулся, заметив, что губы Каролины заалели и припухли.

– Приветик, мамуля, – промурлыкал он, наслаждаясь ее гневом.

2

Каролина ахнула. Грудь ее заходила ходуном.

– Да как ты смеешь! – клокоча от ярости, воскликнула она. – Как ты смеешь так себя вести?

– А как ты посмела стать женой старого негодяя, который имеет несчастье называться моим отцом?

– Он не негодяй! И прекрасно ко мне относится.

Ринк сердито фыркнул.

– Ну еще бы! Это ведь он подарил тебе жемчужные сережки и кольца с бриллиантами, да? Ты вышла в люди, маленькая замарашка. И живешь теперь в Укромном уголке. Помнится, когда-то ты призналась мне, что готова все на свете отдать, лишь бы поселиться в таком дворце, – Ринк склонился к ее лицу и издевательски добавил, зло оскалив зубы:

– Хочешь, я угадаю, что ты отдала моему отцу, чем расплатилась с ним за эту женитьбу?

Не помня себя, Каролина влепила Ринку пощечину. Удар был сильным, ладонь так и горела. Одно утешение – Ринку тоже, наверное, больно.

Он отшатнулся.

Ирония, сквозившая в его усмешке, взбесила Каролину, пожалуй, даже больше, чем откровенно издевательские слова.

– Это мое дело, что я ему отдала! Ты-то за двенадцать лет вообще ради него пальцем о палец не ударил! Тебя не интересовало, что он расстраивается, страдает от одиночества, тоскует по тебе…

Ринк вновь отрывисто хохотнул:

– Тоскует? Браво, Каролина! У тебя богатое воображение. – Он скрестил руки на груди и насмешливо покачал головой. – Но, увы, вынужден тебя разочаровать. Мой отец тосковать не способен. Тем более если речь идет обо мне.

– Ошибаешься. Он хотел тебя видеть.

– Да он с радостью от меня избавился! И я от него тоже, – резко возразил Ринк. – Ладно, давай обойдемся без сантиментов. Уверяю тебя, Роско они глубоко чужды. Это все иллюзии.

– Не знаю, из-за чего вы тогда поссорились, но теперь он смертельно болен, Ринк. Прошу, не усложняй нам жизнь. Она и без того нелегкая.

– Кому из вас пришло в голову меня вызвать: тебе или Грейнджеру?

– Так захотел Роско.

– И ты туда же, вслед за Грейнджером? Я вам не верю.

– Но это правда.

– Значит, отец что-то затевает.

– Господи, да Роско просто хочет увидеть сына перед смертью! – возмутилась Каролина. – Неужели этого недостаточно?