Откровенно говоря, это заведение больше походило на второсортный трактир. Над сильно покосившимся от времени крыльцом красовалась выцветшая вывеска. Прочитать название ресторана было практически невозможно – буквы совсем поблекли. За грязными оконными стеклами виднелись яркие искусственные цветы, служившие, очевидно, единственным украшением этого Богом забытого места.

– Конечно, это не самое фешенебельное заведение в городе, но готовят здесь потрясающе.

Трент оказался прав. Они прекрасно провели время и очень вкусно поели. Обслуживала их невероятно толстая женщина. По-видимому, она была с Трентом накоротке: эта толстушка то и дело по-матерински гладила его по щеке и называла ангелочком. За обедом Рэна и Трент много шутили и смеялись.

Они подъехали к дому, когда уже стемнело. Руби встретила их у входа:

– Где же вы пропадали? Я уже начала волноваться. Трент, неужели ты забыл, что сегодня вечером обещал отвести меня в кегельбан?

Рэна заметила, что Тренту явно хотелось избавиться от этой обязанности. Он едва сдержал вздох огорчения и, чтобы не портить настроения тетушке, через силу улыбнулся:

– Конечно, не забыл. Я ждал этого дня всю неделю. Ничего, если с нами поедет Эна?

– Втроем нам будет еще веселее. Но Рэне не хотелось рисковать воспоминаниями о чудесном дне, проведенном с Трентом. Вдруг что-нибудь испортит ее счастливое, безмятежное настроение? Да и тете следует иногда побыть с любимым племянником наедине…

– Знаете, я совсем не умею катать шары и, кроме того, очень устала, – сказала она. – Будет лучше, если вы поедете вдвоем, а я наконец улягусь в постель.

Рэна думала, что Трента ее отказ расстроит. Судя по тому, что Руби еле выпихнула его из дома, так и оказалось.

– Не забудь запереться на ночь, – прощаясь, сказал Трент, всем своим видом демонстрируя, что предпочел бы остаться с ней, а не сопровождать тетушку в кегельбан. Обернувшись в последний раз, он послал Рэне улыбку, от которой на душе у нее стало светло и спокойно.

Зайдя к себе в комнату, Рэна первым делом поставила букетик маргариток на видное место, чтобы все время любоваться ими. Затем она погрузилась в горячую пенную ванну.

Когда Рэна уже выходила из ванной комнаты, раздался телефонный звонок.

– Где тебя носило весь день? – Знакомый голос звучал сердито.

– Во-первых, здравствуй. Мори. А во-вторых, мне нужно было съездить в Хьюстон.

– То же самое мне сказала твоя хозяйка.

– Мори, ты бы гордился мной, если бы знал, сколько денег я заработала.

– Как жаль, что я уже не получаю комиссионных.

Рэна заволновалась – неужели у Мори так плохо с деньгами?

Она хотела было поинтересоваться, так ли это на самом деле, но Мори сразу перешел к делу:

– Ты обдумала мое предложение?

– Да.

– Не тяни, скажи, что ты решила?

– Я отказываюсь.

Конечно, это решение не было скоропалительным. Рэна тщательно взвесила все «за» и «против», прежде чем дать окончательный ответ. Весь прошлый вечер она пыталась убедить себя вернуться к прежней жизни, несмотря на ту горечь, которую испытывала при воспоминании о ней.

День, проведенный с Трентом, заставил Рэну заново переосмыслить прожитое. Нет, она больше никогда не станет прежней. Однажды став «Эной», она достигла многого, и свидетельство тому – преподнесенный Трентом букетик маргариток. Впервые мужчина подарил ей цветы не потому, что ее портреты красуются на каждом углу и появление с ней на людях вызывает зависть у окружающих. Этот скромный букетик означал, что наконец-то ее оценили не за блистательную внешность, а за то, что скрывается за ней.

Так стоит ли возвращаться в тот иллюзорный мир, где она была лишь товаром, который хорошо продавался, поскольку Всевышний дал ей красивое лицо и стройное тело?

– Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься?

– Мори, прошу тебя, не пытайся меня уговаривать. Я так решила, и точка. Может быть, я и вернусь, но только не сейчас, Мори грустно вздохнул; Было совершенно ясно: он до последнего надеялся, что случится чудо и Рэна согласится.

– Так, значит, тема закрыта?

– Да.

Потом они поболтали немного на отвлеченные темы. Рэна поинтересовалась, как идут дела у ее матери. В ответ Мори разразился тирадой, состоящей из не самых лестных выражений в адрес Сюзан Рэмси, но в итоге сообщил, что у нее все в порядке.

– Твоя мамаша растерзает меня на куски, если узнает, что ты отказалась от контракта. До тебя она не доберется, так что мне попадет за двоих.

– Да, нелегко тебе придется!

– Такова жизнь. За удовольствие общаться с тобой приходится платить.

– Признайся, я тебя ужасно расстроила?

– Расстроила – это правда. Но не ужасно. Мне кажется, что ты немного сумасшедшая, но я тебя все равно обожаю.

– Я тебя тоже. Прости, что приношу тебе одни неприятности.

– Что поделаешь… Так уж мы устроены. Они попрощались, и Рэна повесила трубку. Хотя принятое решение казалось ей единственно правильным, она чувствовала себя как-то неуютно. Разговор с Мори навеял тоску по дому, и Рэна вдруг осознала, как не хватает ей привычной обстановки и старых знакомых. Но затем ее взгляд остановился на букетике маргариток, и словно лучик света озарил ее душу. Уныние вновь сменилось тем солнечным настроением, которое сопровождало ее весь день. Рэна заснула со счастливой улыбкой на губах.

Когда она открыла глаза, день уже был в полном разгаре. Первым делом она взглянула в окно. Солнце давно уже встало, а будильник показывал, что близится полдень. Как только Рэна поднялась с постели, она заметила под дверью листок бумаги.

Хотя записка не была подписана, Рэна без труда определила, кто ее автор.

Одевшись, она спустилась вниз. В доме не было ни души, и Рэна направилась на задний дворик, в теплицу. Руби очень гордилась результатами, которых добилась, приведя теплицу в порядок.

Под стеклянной крышей было невыносимо душно. Горячий пар витал над свежевскопанной землей. Капельки влаги собирались на раскаленных от солнца стеклах. В стеклянном здании было жарко и душно. Звук ее шагов тонул во влажной почве и не нарушал тишины, окутавшей теплицу. Проходя между рядами цветочных горшков, расставленных на длинных столах, Рэна остановилась, чтобы рассмотреть растения. С радостным изумлением она разглядывала каждый цветок, каждый нежный листик, поражаясь сложности строения и обилию едва заметных прожилок.

– Лениться грешно.

– Ой! – от неожиданности вскрикнула девушка и обернулась.

– Опять я за старое. Подкрался и напугал тебя. Прости, я не хотел.

Трент скинул с плеча тяжелый мешок торфяного мха и вытер руки о джинсовые шорты. Его майка была насквозь пропитана потом.

Рэна улыбнулась:

– Я знаю, что ты не нарочно. Просто здесь так тихо. Кстати, доброе утро. А где Руби?

– Я заставил ее пойти к себе и прилечь. Мы ходили за мхом, и от жары ей стало дурно. Я пообещал тете, что все доделаю сам.

– А что именно надо сделать?

– Высадить рассаду в горшки, – объяснил Трент, кивнув в сторону столов.

– Какие красивые бегонии, – сказала девушка, закатывая рукава. – Можно, я тебе помогу?

– Если тебе лень, то можешь этого не делать.

– Но я действительно хочу помочь.

В детстве Рэне не позволяли играть в пыльном дворе. По большому счету ей не разрешалось ничего, что могло нанести ущерб ее безупречной внешности. Ни единой складочки на платье, ни прядки, выбившейся из прически, не потерпела бы Сюзан Рэмси. Рэне запрещалось кататься на велосипеде, поскольку она могла разбить коленку, а ссадин и царапин следовало избегать любой ценой.

Став подростком, Рэна время от времени пыталась бунтовать, но каждый акт неповиновения наказывался крайне сурово, и скоро своей беспредельной жестокостью Сюзан отбила у девочки любовь к приключениям.

Подрастая, Рэна страдала от недостатка общения со сверстниками: мать запрещала ей играть с соседскими ребятишками.

В отрочестве у нее совсем не было подруг. Все девочки старались держаться от нее подальше. Какая более или менее сообразительная особа женского пола захочет, чтобы ее сравнивали с Рэной Рэмси?

В школе Рэну редко приглашали на свидания. Молодые люди с опаской относились к ее божественной красоте, считая, что для первых опытов можно найти кого-нибудь попроще.

Теперь Рэна с радостью ухватилась за возможность повозиться в грязи и с энтузиазмом спросила:

– С чего начинать?

– Сначала надо раздеться.

– Что?

– Разве это плохая идея?

– Плохая.

– Не стесняйся. Я тоже разденусь, если тебе от этого станет легче, – сказал он и рассмеялся, заметив ее растерянность. – Эна, в этой одежде ты умрешь от жары. Здесь жарко, как в сауне.

– Нет-нет. Мне и так хорошо.

– А вдруг ты растаешь, и от тебя останется только куча никому не нужной одежды? Что я с ней буду делать?

Притворясь рассерженной, Рэна свирепо блеснула глазами:

– Не волнуйся, со своей одеждой я разберусь сама.

Трент с сомнением покачал головой. Может, у нее какая-то страшная кожная болезнь, и она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал об этом? Каждое утро она выходила на пробежку в тренировочном костюме, закрывающем все ее тело, от шеи до щиколоток.

– Хорошо. Только если ты получишь тепловой удар, помни – я тебя предупреждал.

Трент терпеливо проинструктировал Рэну, как правильно наполнить горшок черноземом и в какой пропорции смешать его с торфом. Рэна оказалась способной ученицей – вскоре она махала совком так ловко, словно занималась этим всю жизнь.

Время от времени она машинально вытирала со лба капельки пота и так увлеклась, что даже не замечала, как палит полуденное солнце.

– Ты не будешь возражать, если я разденусь? – через некоторое время спросил Трент.

– Пожалуйста.

Он стянул через голову мокрую майку и бросил ее на землю.

– По-моему, я сейчас растаю. Рэна сама таяла, глядя на его обнаженный торс. Все внутри полыхало, и вовсе не от полуденного зноя. Просто ее охватило неистовой силы желание.

– Мне кажется, для игры в футбол ты в отличной форме, – сказала она, проглатывая комок в горле. Его тело поражало своей мощью. От каждого движения под загорелой кожей рук и плеч перекатывались тугие мускулы.

– Надеюсь, так и есть, – сказал Трент и нахмурился. В его голосе отчетливо слышалось беспокойство.

– У тебя на этот счет есть сомнения? Трент натянуто улыбнулся и вновь помрачнел.

– Я привык к подобного рода сомнениям. Мне вообще, наверное, свойственна некоторая неуверенность в себе.

– Но ты же известнейший спортсмен! – Поймав его удивленный взгляд, Рэна пояснила:

– Это рассказала мне Руби, когда ты только приехал. Если она не преувеличивает, ты – один из лучших футболистов в Соединенных Штатах.

Раньше Трент принял бы этот комплимент как должное. Но с Рэной ему не хотелось лукавить.

– Конечно, я отыграл пару удачных сезонов. Но последний окончился полным провалом.

– Почему?

– Я старею.

Рэна отложила совок в сторону.

Стареешь? Но тебе нет и тридцати пяти.

– Для профессионального футболиста тридцать пять лет – преклонный возраст.

Он нечасто рассказывал о своих страхах. И сейчас от неловкости вертел в руках садовую лейку и боялся поднять глаза на собеседницу. Рэна слушала его с неподдельным интересом, и от этого Тренту стало легче. Он давно искал человека, которому мог бы открыться, излить душу. Теперь его словно прорвало. Он говорил без остановки, не желая и не пытаясь остановиться.

– Во время прошлого сезона я почувствовал, что возраст дает о себе знать. Впрочем, я замечал это и раньше, но делал вид, что ничего страшного не происходит. Три года назад мне сделали операцию на локтевом суставе. Я довольно скоро восстановил форму, но тут стало сдавать плечо. Каждый бросок причинял мне нестерпимую боль, и я стал слабее играть, боялся участвовать в потасовках из-за мяча.

Мы стали хуже атаковать, и виноват в этом оказался именно я. Когда полузащитник выходит из строя, он становится козлом отпущения. Теперь понимаешь?

Рэна мало что знала о футболе, но прекрасно понимала, о чем говорил Трент. Многие манекенщицы, которых она знала, считали, что после тридцати жизнь заканчивается, поскольку заканчивается их карьера.

Она приблизилась к Тренту, едва сдерживаясь, чтобы не положить руку ему на плечо и не сказать: «Бедный мальчик!»

– Когда ты решил профессионально заняться спортом, ты должен был понимать, что век спортсмена недолог.

– Конечно, я это понимал. Я всегда старался быть реалистом и не витать в облаках. Например, в финансовом отношении я уже подготовился к уходу из большого спорта: владею на паях одной крупной фирмой, торгующей недвижимостью. Мне хочется уйти, пока я еще, как говорят, на коне. Что может быть хуже того, когда тебя просто выставляют за дверь? Дело в том, что каждый сезон начинается с привлечения в команду нового, молодого игрока. Ты бы видела их, Эна! Сильные, способные и… черт возьми, такие молодые! – Трент горестно покачал головой. – Не думай, что я завидую их молодости. Нет, дело не в этом…

– Я понимаю, – ответила девушка. Трент сжал руки в кулаки и закрыл глаза.

– Продержаться бы еще хоть один сезон! Всего один блистательный сезон! Если уходить, то победителем, а не неудачником, которого все жалеют.

Рука Рэны сама собой поднялась и легла на плечо Трента. Он вздохнул с облегчением: наконец он нашел то, чего ему так долго не хватало, – понимание.

– Никто не станет тебя жалеть. Скорее, тебе будут завидовать, потому что это будет самый лучший твой сезон. Я в тебя верю, – спокойно сказала Рэна.

– Правда?

Пристально глядя ему в глаза, она подтвердила:

– Да, это правда.

С этой минуты вселенная принадлежала только им двоим.

Глаза Рэны ласкали его лицо. Она так хорошо понимала, что чувствовал сейчас Трент, – до боли знакомый страх и беззащитность.

«Если я не буду красивой, мама перестанет меня любить» – так думала когда-то маленькая, прелестная, но страшно одинокая девочка.

Еще полгода назад она считала, что без своей красоты она ничто, пустое место. Но это оказалось не так. Решительно сбросив с себя оболочку – образ роковой, блистательной Рэны, она обрела многое другое и, в частности, двух милых ее сердцу друзей – Трента и Руби. Оказывается, и не выделяющаяся из толпы красивым лицом и стройной фигурой Рэна достойна того, чтобы быть любимой, быть чьим-то другом.

Сколько Рэна себя помнила, она все время пыталась оправдать надежды Сюзан Рэмси. Рэне безумно хотелось услышать от матери похвалу, одобрение, однако требования Сюзан были непомерно высоки.

«Выпрямись, Рэна… Не сутулься, Рэна… Что это? Неужели прыщик? Боже мой, сколько можно тебя учить, как ухаживать за лицом… Ты меня совсем не слушаешь… Ты надела пластинки? Нет? Ты хочешь, чтобы у тебя были кривые зубы?.. Как ты могла помять платье! Я полчаса провела за гладильной доской!»

Сюзан всегда находила повод пожурить дочь, даже если та была абсолютно безупречна, насколько это вообще возможно для простого смертного.

Уж кому, как не Рэне, понять те переживания, ту неуверенность в себе, от которой страдал сейчас Трент. Главной целью его жизни была победа на футбольном поле, и не важно, чего это будет стоить – переломов, растяжений связок, нестерпимой боли, которую он, сжав зубы, будет терпеть. По природе своей Трент был лидером и самоотверженно, не жалея себя, боролся до последнего. Теперь все его усилия могли пойти прахом, и от этого он испытывал адские муки.

– Спасибо за поддержку, – тихо сказал Трент, ни на мгновение не отрывая взгляда от ее лица. Страсть, так долго не находившая выхода, вырвалась наружу, обжигая все вокруг своим горячим дыханием. Тело налилось странной тяжестью. Трента лихорадило от нового, доселе неведомого ему чувства, становившегося все сильнее с каждой секундой. Он не мог определить, что это такое.

Единственное, что он осознавал более или менее отчетливо, так это то, что сейчас для него не существовало более красивой женщины, чем Эна Рэмси. Трент жаждал прижаться к ней, впитать ее веру в него и стать достойным ее расположения.

– Я действительно верю в тебя, – повторила Рэна.

Тишина окутала их пуховым одеялом. Где-то рядом жужжала муха, и это был единственный звук, нарушающий оцепенение, охватившее все вокруг. Не в силах больше сопротивляться сумасшедшему влечению, они бросились друг другу в объятия. Рэна почувствовала, как рука Трента нежно коснулась ее волос. Загрубевшие ладони Трента ощутили мягкость шелковистых прядей.

Рэна прижалась к его ладони щекой. Ее слегка приоткрытые губы, такие мягкие, влекущие, обещающие наслаждение, манили Трента.

– Эна… – Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Эна! – послышался голос Руби. Как ошпаренные они отпрянули друг от друга. Трент тихо выругался.

Рэна побежала к выходу из теплицы. Сердце ее бешено колотилось.

– Да, Руби. Вы меня звали?

– Тебя к телефону.

Рэна оглянулась на Трента с виноватым видом. Он только пожал плечами и улыбнулся. Рэна бегом пересекла двор и вбежала в дом через заднюю дверь, которую Руби держала для нее приоткрытой. Едва Рэна перевела дух. Руби сообщила, что звонит ее мать.

– Мать?

Руби кивнула, но от лишних вопросов воздержалась, хотя Рэна никогда не упоминала, что у нее есть мать.

Еле передвигая ноги, Рэна поднялась по лестнице. Последние полгода она поддерживала связь с матерью исключительно через Мори. Они не разговаривали друг с другом с того самого момента, когда девушка собрала вещи и уехала, положив конец планам Сюзан Рэмси выгодно выдать дочь замуж.

«Что заставило мать позвонить мне именно сейчас?» – недоумевала Рэна. Может, Сюзан хотела отругать ее за отказ от контракта? Или просто решила поинтересоваться, как идут дела у ее дочери? А может, почувствовала желание сказать, что любит ее и скучает?

Рэна удивилась самой себе – столь невероятно было подобное предположение. Тем не менее от волнения у нее дрожали руки.

Наконец Рэна взяла трубку:

– Здравствуй, мама. Как дела?

– Мори умер. Последнее, что ты можешь для него сделать, – это приехать на похороны в Нью-Йорк.