Глава 3

– Боюсь, он очень занят и ему не до меня. – Энди не осмеливалась взглянуть на мужчину, сидящего напротив.

– Вовсе нет, – ответил тот.

Ее вилка со звоном ударилась о фарфор. Энди сделала над собой усилие, чтобы голое прозвучал спокойно.

– Я думаю, гораздо разумнее осмотреть место при дневном свете, – сказала она, обращаясь к генералу. Ей не верилось, что Лайон согласился с предложением отца.

– Конечно. Но вы целый день провели в доме, и прогулка пойдет вам на пользу. А теперь разберитесь с яблочным пирогом и отправляйтесь гулять.

Энди взглянула на Лайона, надеясь, что он поддержит ее, но тот сидел с невозмутимым видом кота, проглотившего канарейку. Неужели он не может придумать предлог, чтобы отказаться от прогулки? Бросив на него сердитый взгляд, она подцепила на вилку кусочек пирога. Конечно, может. Просто он ждет не дождется очередного случая поднять ее на смех. Но на этот раз он будет разочарован. Она не даст ему ни малейшего повода посмеяться над ней.

– Лайон, по пути зайди на кухню и попроси Грейси принести мне теплого молока, – сказал генерал. – Я что-то очень устал сегодня.

Энди, мгновенно забыв о Лайоне, озабоченно посмотрела на человека, оказавшего ей гостеприимство.

– Папа, тебе нехорошо? – встревожился Лайон. – Позвать доктора Бейкера?

– Нет-нет. Я просто чувствую себя стариком восьмидесяти с лишним лет. Сейчас я отправлюсь в постель и хорошенько высплюсь. Мне хочется выглядеть во всей красе, когда Энди будет брать у меня интервью. – И он снова подмигнул ей.

Поддавшись внезапному порыву, она подошла к генералу и поцеловала его в щеку.

– Спокойной ночи, генерал Рэтлиф.

– Забудь про молоко, Лайон. Думаю, я лягу спать прямо сейчас.

Он помахал им рукой, пожелал спокойной ночи и выехал из комнаты.

– А он… Он может позаботиться о себе сам? Делает все без посторонней помощи? – мягко спросила Энди.

Лайон печально вздохнул:

– Да. Он настоял, что будет одеваться и раздеваться сам. Хотя, я знаю, это отнимает у него много сил. Он очень гордый. Не соглашается принимать помощь даже от санитара.

Он грустно посмотрел на дверь, за которой только что скрылся отец, затем легонько встряхнул головой и обратился к ней:

– Вы закончили с пирогом?

Энди отправила в рот последнюю хрустящую корочку.

– Бесподобно! – воскликнула она и принялась изящно облизывать кончики пальцев. Покончив с этим, она повернулась к Лайону и… замерла. Он сосредоточенно, не отрываясь смотрел на ее губы.

– Кажется, вы кое-что пропустили, – тихо сказал Лайон, взял ее руку и поднес пальцы к своим губам.

«Боже мой, – пронеслось в мозгу Энди, – если он это сделает, я умру».

Ее как магнитом тянуло к нему. Острое желание почувствовать мягкие, скользящие прикосновения его губ и языка захлестнуло Энди.

Но нет, он не коснулся ее пальцев, а легко и нежно стал сдувать с них оставшиеся крошки.

Комната поплыла перед ее глазами, и она с трудом сдержала стон, готовый вот-вот сорваться с ее губ.

– Лайон, Энди, вы закончили? – послышался голос Грейси. Лайон выпустил руку Энди и отшатнулся от нее. Грейси вошла в комнату. – Хотите, я приготовлю вам кофе во внутреннем дворике?

– Мы собираемся сходить к реке, – ответил Лайон за них обоих. – Может быть, выпьем кофе, когда вернемся. Я не знаю, долго ли мы прогуляем. Если хочешь, иди спать.

– Я помою посуду и схожу проверить, как там генерал Рэтлиф. Кофе будет ждать вас. На случай, если мы сегодня не увидимся, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Грейси, – сказал Лайон.

– Спокойной ночи и спасибо за вкусный ужин, – попрощалась с ней Энди, от души надеясь, что Грейси не заметила ее смятения.

– На здоровье. А теперь оба убирайтесь с моей дороги. Идите себе гуляйте.

Через святая святых Грейси – кухню – они вышли из дома.

– Она готовит для всех ваших рабочих? – Энди уже знала, что ранчо Рэтлифов похоже на маленький городок, на территории которого живут несколько десятков ковбоев со своими семьями.

– Многие годы она готовила для одиноких мужчин, которые жили во флигеле. – Он указал на здание слева от входа во внутренний двор. – Но, когда отец заболел, я нанял для той кухни другую кухарку. Теперь самая главная забота Грейси – следить за его здоровьем, когда я в отъезде. Она приехала сюда с моими родителями, – продолжал он, – когда построили этот дом. Мне было десять лет, когда умерла моя мать. И с тех пор Грейси заботилась обо мне.

По аллее, обсаженной дубами и ореховыми деревьями, они шли вниз к реке. Был великолепный вечер. В темно-фиолетовом небе, словно театральная декорация, висел рогатый месяц. Легкий ветерок приятно холодил их лица. Пахло свежевскопанной, влажной землей.

– Вы помните свою мать?

– Это печально, но я помню только свои впечатления о ней. Для меня мать – это нежность, доброта, тепло. Но, может быть, все дети так думают о своих матерях. – Он улыбнулся, и в сгущающихся сумерках его зубы блеснули ровной полоской. – Я помню, что она всегда как-то по-особенному пахла. Не уверен, что с тех пор мне встречался запах таких духов, но я даже сейчас бы узнал ее по этому аромату. Ее звали Розмари.

– Да, в газетах сообщали, что ваш отец очень часто писал ей с войны. Наверное, они были очень близки.

– Да. Но редко. – Он не смог скрыть раздражения и быстро переменил тему. – А что ваши родители?

– Мама живет в Индианаполисе. Отец умер несколько лет назад.

– Чем он занимался?

– Он был известным журналистом. Его колонки печатались в нескольких газетах.

– Значит, интерес к журналистике проснулся в вас еще в детстве?

Что это – первая попытка вывести ее из равновесия?

– Да, думаю, это так, – спокойно ответила она.

По приглушенному гулу Энди поняла, что они подошли к реке, и действительно, скоро они увидели бурную реку, несущую свои кристально чистые воды вниз, от подножия холмов.

– Какая чистая вода! – воскликнула Энди.

– Днем увидите лучше. Вода фильтруется, проходя через известняковую породу на протяжении многих миль своего пути. Можно сказать, что это самая чистая вода в штате.

– А деревья! Они так красивы. – Запрокинув голову, Энди вглядывалась сквозь узорчатую листву кипарисов в звездное небо. – Вы ее любите, правда? Эту землю?

– Да. Многие думали, что я выберу для себя карьеру военного, как и мой отец. Но он ушел из армии еще до того, как я стал достаточно взрослым, чтобы понять, что в своей жизни он занимался не только сельским хозяйством. Сколько я себя помню, мы жили здесь. Обязательное образование я получил в Нэме, а когда пришло время идти в армию, надеялся, что никому не придет в голову как-то связывать меня с моим знаменитым отцом. Военная служба не для меня.

Лайон помолчал.

– У меня еще есть коммерческая недвижимость. Но моя настоящая любовь – земля. – Он широко раскинул руки, словно стремясь охватить все: и деревья, и эту реку, и эту ночь.

– Жаль, что только вы вдвоем наслаждаетесь вашим миром, – сказала Энди и тут же пожалела о своих словах.

– Если вы хотите знать, почему я так и не женился, отчего вы не спросите прямо, миссис Мэлоун? Не ожидал от вас подобного жеманства.

– Я вовсе не…

– К вашему сведению, – натянуто сказал он, – я был женат. Этот кошмар длился три года. А когда ей осточертели ранчо, дом, мой отец и я, она собрала вещички и смоталась. Больше я ее не видел. Развод моя жена получила, воспользовавшись почтовыми услугами дядюшки Сэма и чудесным изобретением Александра Грейама Белла.

– И теперь вы вымещаете ненависть к ней на других женщинах? – Энди стояла, прислонившись к кипарису.

– Нет. Прежде чем возненавидеть человека, нужно испытывать к нему хоть какие-то чувства. А какие бы чувства я ни испытывал к своей бывшей жене, они умерли во мне в тот момент, когда она уехала. Поэтому скажем так: я не доверяю представительницам женской половины человечества.

– Значит, вы закончите жизнь убежденным холостяком?

– Не сомневаюсь.

– Думаю, что дамочки в Кервилле не захотят с этим смириться, – подзадоривая его, сказала Энди, вспомнив, как заинтересовалась им служащая из гостиницы. – Разве они не охотятся за вами?

– Да. Каждая мамаша с дочкой на выданье готова бросить ее в мои объятия. Меня познакомили с каждой разведенной женщиной в городе. Все безнадежно. Был случай, когда меня пытались свести с молодой вдовой, подстроив так, что я оказался с ней рядом за обеденным столом. А тогда прошло меньше месяца как умер ее муж.

– Значит, вы презираете и отвергаете женщин?

Лайон оторвался от огромного валуна, прислонившись к которому он стоял, и подошел к Энди совсем близко.

– Нет, я не отвергаю женщин. Я только сказал, что не женюсь. Мне выпало несчастье – нет, счастье, это все-таки более правильно – быть подверженным тем же плотским грехам, каким подвержен любой мужчина.

В его голосе зазвучали вкрадчивые, бархатные нотки.

Неожиданно испугавшись, Энди отвернулась от Лайона и взглянула на реку.

– Я… Я думаю, это удачное место для натурных съемок. Конечно, шум воды – большая помеха, но…

Энди замерла. Она почувствовала на своих плечах его руки, сильные, нежные, горячие руки. Он повернул ее к себе:

– Вы, наверное, умираете от любопытства?

Энди ощутила на лице его теплое дыхание.

– Любопытства? – Голос ее сорвался. – Любопытства из-за чего?

– Из-за меня.

– А что именно мне должно быть любопытно?

– Например, на что это похоже, когда до тебя дотрагивается, а тем более целует ковбой с бычьей шеей? Разве не об этом вы подумали, когда впервые увидели меня?

– Нет, – солгала она.

Именно об этом она думала при их первой встрече, но ей и в голову не приходило, что он может догадаться о ее мыслях.

Он снова заговорил. И она почувствовала, что тает от звуков его голоса. Такой голос мог бы растопить глыбу льда.

– Когда вы получили назад свои письма, вы не восприняли это как отказ. Вы подумали, что приедете сюда, приласкаете этого деревенского парня, он потеряет от вас голову и разрешит взять интервью у отца. Вы были уверены, что я размякну, стоит мне только увидеть ваши золотистые глаза, бархатную кожу, шелковистые волосы и сексапильную фигурку. Так?

– Нет!

Он был несправедлив. Энди действительно страстно желала, чтобы он обнял ее покрепче, даже если он посмеется над ней потом.

– И чем больше я оскорблял вас, тем сильнее разгоралось ваше любопытство, пока я не повел себя действительно отвратительно. Думаете, я не знаю, что вы сегодня наблюдали за мной? Ну и как, увидели что-нибудь, что вам не понравилось?

– Вы самодовольный…

– Бросьте, миссис Мэлоун. Я удовлетворю ваше любопытство.

Он прижал Энди к дереву и искусно, нагло стал расстегивать пуговицы на ее блузке. Сначала одну, потом вторую.

Энди решительно посмотрела прямо ему в глаза, отчаянно надеясь, что он не почувствует, как неистово колотится ее сердце.

– Я не собираюсь ни драться с вами, ни сопротивляться вам…

– Сопротивляйтесь, деритесь… сколько угодно. Вы не остановите меня. К чертям благородство. – И Энди почувствовала на своих губах губы Лайона, властные и одновременно мягкие. Сопротивление было сломлено.

Губы Энди раскрылись, и его язык скользнул в сладкую влажность ее рта. Неожиданно он оторвался от Энди, поднял голову и пристально посмотрел на нее. Потом, словно подчиняясь палочке дирижера, они вновь потянулись друг к другу.

Лайон прильнул к ее губам с каким-то яростным отчаянием, словно боялся, что она исчезнет, как прекрасное видение, и он не успеет насладиться ею. Он осыпал легкими поцелуями лицо, шею, грудь.

– Лайон, – выдохнула Энди, когда почувствовала на своей груди тепло его ладоней.

Он нежно прижал ее к себе и слегка приподнял. Она оказалась на удивление легкой. Неожиданно Лайон сказал:

– А знаешь что? Я обнаружил, что в тебе не все фальшивое.

Если бы Лайон ударил Энди, она была бы менее потрясена. Она резко оттолкнула его:

– Так это для тебя… только эксперимент?

– А для тебя разве не только? – издевательски спросил он.

– Как ты омерзителен!

Энди, спотыкаясь, пошла к дому, на ходу поправляя блузку. Неожиданно теплый вечер превратился в темную, холодную ночь. Но не успела она пройти нескольких шагов, как Лайон нагнал ее и, больно схватив за руку, развернул к себе.

– Это я-то? Но я не влезал в чужой дом, гоняясь за семейными тайнами.

– Я…

– Тебе удалось одурачить моего отца, но со мной этот номер не пройдет, сестренка. Мне знаком этот сорт…

– Прекрати! – закричала она. – Я не сорт. И запомни это раз и навсегда. Я приехала сюда взять интервью у твоего отца. Знаю, что он болен, и, поверь, мне это небезразлично. Но тем больше у меня причин напомнить о нем американцам. Я не знаю, почему ты возненавидел меня заранее, даже не познакомившись со мной. Но я здесь. И буду делать свою работу независимо от того, хочешь ты этого или нет. – Энди почувствовала, как к горлу подступил комок и на глазах навернулись слезы. Хорошо, что в темноте он их не заметит. – И последнее, никогда больше не смейте ко мне прикасаться, мистер Рэтлиф. – Она разжала его пальцы, точно железным обручем сковавшие ее руку.

– Можете не сомневаться в этом, – ответил он язвительно. – Один поцелуй в темноте не сделает из вас женщины, миссис Мэлоун. Вы честолюбивы, практичны, упрямы. Вы просто копия мужчины в женском обличье. В вас нет ни мягкости, ни нежности, ни доброты – ни одного из качеств, необходимых женщине. Каждое слово жгло ее, как раскаленное железо. Он был прав. Сколько лет она прожила, спрятавшись в своей раковине? Но хотелось ли ей этого?

– Я не такая, – вырвался из ее груди яростный протест. – Не такая.

– Во всяком случае с моей помощью вам это доказать не удастся.

– Я и не хочу.

Она солгала. Ей хотелось. И от сознания этого унизительного факта Энди ощутила горечь, как от проглоченной пилюли.

Когда Энди вернулась, в доме стояла тишина. Грейси, как и обещала, оставила обещанный кофе во дворике. Только к нему так никто и не притронулся.

Энди была рада, что никого не встретила, и, не включая света, поднялась к себе. Приняла горячую ванну, надеясь смыть с себя воспоминания об унижении, пережитом ею. Только не так это просто. Понадобится много времени. Все еще испытывая стыд и гнев, она натянула халат и пошла в холл, чтобы позвонить Лесу.

– Я тебя разбудила? – сказала она в телефонную трубку.

– Нет, черт возьми. Хотелось бы мне, чтобы это было так. Я собираюсь напиться до одури, но пока на полпути к этому. А половина не в счет.

– В чем дело? Ты сегодня никому не назначил свидания?

– Моя лучшая подружка в отъезде, – проворчал он.

Энди рассмеялась. Она знала, что он говорит несерьезно.

– Тебя просто надо по-матерински приголубить.

– Знаешь, Энди Мэлоун, в отношении тебя у меня может развиться комплекс Эдипа. – Лес вздохнул, и Энди представила, как он запустил пятерню в свои рыжие волосы. – Могу поспорить, что ты там заарканила всех ковбоев. Неплохо, наверное, проводишь время?

Она не ответила на эту шутку. Лайон целовал ее с такой нежностью, с такой страстью. Как он мог?! Энди проглотила подступившие к горлу слезы:

– Между прочим, я нахожусь в резиденции Рэтлифов, на их ранчо.

– Где?..

На другом конце провода раздался грохот, затем нецензурная брань, и наконец она услышала голос Леса, на этот раз ясный и отчетливый:

– Я уронил телефон. Так что ты сказала? Ты где? Живешь там? У старика? Ты с ним уже познакомилась? А что его сын?

– Не все сразу, Лес. Давай по порядку. Да, по приглашению генерала я живу в его доме. Здесь остановится съемочная группа. Их разместят во флигеле.

– Боже всевышний! Я знал, что ты можешь провернуть это дельце, лапонька моя.

– Генерал Рэтлиф – настоящий джентльмен. Он согласился дать интервью, однако надо быть предельно осторожными, чтобы не переутомить его. Он очень слаб, Лес.

– Но все-таки он согласился?

– Да.

– А сынок?

Энди помолчала.

Если бы Лес не был так взбудоражен новостью, он заметил бы эту паузу.

– Отнесся к этому с меньшим энтузиазмом, но я не думаю, что он будет нам мешать.

– Потрясающе, великолепно, чудесно! Если бы я был сейчас с тобой, то подарил бы тебе поцелуй, который заставил бы тебя пуститься в пляс, а в твоей голове зазвенели бы колокольчики.

Энди вздрогнула. Сегодня она уже пережила такой поцелуй. Она полностью растворилась в Лайоне, во вкусе его губ, в запахе его кожи, в его прикосновении, в тяжести его тела. Ничего подобного прежде Энди не испытывала. Они с Робертом были чувственной парой – сначала, но…

– Энди, крошка, ты меня слушаешь?

– Д-да.

– Ну, куколка, расскажи мне все. Как это было?

– Генерал очень дружелюбен. С ним чувствуешь себя, как с собственным дедушкой. Он сказал, что я могу спрашивать его о войне в целом, но не об отдельных сражениях. Его…

– Подожди, подожди, вернись-ка. Что это за «отдельные сражения» и так далее?

– Он сказал, что не будет отвечать на вопросы о конкретных сражениях, в которых принимал участие. Только о войне в целом.

– Все интереснее и интереснее.

– Почему?

– Ты когда-нибудь слышала о военном, особенно о генерале, который не хочет рассказывать о своих ратных подвигах? Думаешь, старому скряге есть что скрывать?

Не только подозрения Леса, но и грубоватые слова в адрес генерала вызвали у Энди взрыв раздражения.

– Нет, – резко сказала она. – Я так не думаю. Сегодня я прочла целую кипу газетных статей, рассказывающих о его службе в армии с первых дней до выхода в отставку, и ни в одной не было даже отдаленного намека на какую-нибудь скандальную историю.

– Ну что ж, это следует обмозговать.

Она вовсе не собиралась об этом думать. Если в прошлом генерала Рэтлифа не все гладко, то она ничего не желает об этом знать.

– Сегодня я осмотрела дом – очень красивый, надо сказать, – и выбрала место для съемок. Мы можем сделать несколько сюжетов на натуре. Скажи, чтобы Джил захватил какой-нибудь фильтр для микрофона, который может заглушить гул воды.

– Воды? Какой, к дьяволу, воды, Энди?

– Речной.

– Речной. О'кей, что еще? Сейчас составлю список.

Она перечислила все, что необходимо взять для съемок: кабели, освещение, батарейное питание, микрофоны и тому подобное.

– По-моему, все, – сказала она, еще раз пробежав глазами записи в блокноте.

– Не совсем, – коротко сказал Лес.

– Что еще?

– Могла бы сказать мне, отчего у тебя голос как у школьницы, которая, собираясь на большой уик-энд, обнаружила, что у нее кончились противозачаточные таблетки.

– Лес, – простонала она. Наверное, ей никогда не привыкнуть к вульгарным шуточкам. – Все в порядке. Здесь ужасная жара…

– Во Флориде было тоже жарко, когда ты делала интервью с кубинскими беженцами. Тогда, помнится, ты не могла скрыть своего восторженного настроения. Слушай, что там у тебя происходит?

Меньше всего сейчас ей был нужен Лес со своим любопытством. У него всегда был хороший нюх на всякого рода «отклонения от нормы». Если ему нужно было что-то разузнать, его нос становился в целую милю длиной. Он бы без труда понял, что происходит с Энди, но, к счастью, ей была известна одна маленькая слабость Леса: его всегда можно было отвлечь лестью.

– Знаешь, я так скучаю по дому. Неужели ты хоть на минуту забыл, что я скучаю по тебе?

– Ага, как собака по плетке.

– Да нет же.

– Вернемся к этому позже. Я зациклился на этом странном нежелании генерала обсуждать сражения, в которых он принимал личное участие.

– Лес, прошу тебя. Это ерунда. Вероятно, он не хочет вспоминать о войне в деталях, вот и все.

– Может, его сын расскажет нам то, о чем умолчит генерал?

– Нет, – почти вскрикнула Энди.

– Ой-ой-ой! Я задел нерв? Слушай, а каков вообще из себя его сын?

– Он… ничего собой не представляет. Я хочу сказать, что он занят своим хозяйством, это деловой человек, и он не интересуется военными делами. Он мне сам это сказал.

– Но ему небезынтересна жизнь своего старика. И если старик что-то скрывает, то сын об этом знает. Нельзя ли как-нибудь разговорить его?

– Нет, Лес. Я бы не стала стараться, даже если бы точно знала, что есть какая-то тайна. Хотя убеждена, что ничего такого нет.

– Перестань, Энди, не надо прикидываться передо мной наивной простотой. Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что у всех есть что скрывать. Давай-ка начинай обрабатывать сына, малышка. Боже, если бы ты хоть чуть-чуть попрактиковалась на мне, я зажурчал бы, как ручеек.

– Мне нечего практиковать.?

– Есть, будь я проклят, и ты это отлично знаешь. – Он дал ей время переварить эти слова, а потом продолжил: – Будь потеплее с сыночком, Энди. Ты можешь постараться ради меня? О'кей. – Она ничего не ответила. – Может быть, ты и права, что там никаких секретов, но никогда не помешает завести дружбу с новым человеком, разве нет? Скажем, ты попробуешь очаровать сына… Лайон – так, кажется, его зовут? Договорились?

– Ладно. Посмотрю, что я могу сделать. – Энди хотела просто успокоить Леса, твердо решив при этом держаться от Лайона Рэтлифа как можно дальше. – Извини, мне пора идти.

– Дорогая, ты спасла меня от жутчайшего похмелья. Не знаю, как я смогу отблагодарить тебя.

– Что-нибудь придумаешь.

– Уже. Но ты на это не западаешь. Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, да?

Должно быть, Лес действительно не соврал насчет похмелья.

– Да, я знаю, что ты меня любишь, Лес. И я тоже тебя люблю.

– Тогда я говорю спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

– Приятных снов.

– Тебе тоже – приятных снов.

Она повесила трубку с ощущением, что ее пропустили через мясорубку. Сначала Лайон, а теперь Лес. Но Лайон причинил ей больше боли. К Лесу Энди привыкла, привыкла к переменам в настроении, к его нытью, пошлым шуткам, которые могут вывести из себя любого.

Она вернулась в свою комнату и почти упала на кровать. Вспоминая прошедший день, Энди не могла поверить, что все это случилось на самом деле. Может быть, она действительно неправильно себя повела, буквально силой ворвавшись в чужой дом? Найди она подход к Лайону, что должен уметь настоящий профессионал, глядишь – и он стал бы относиться к ней иначе? Но нет, нет. Мнение о ней он составил задолго до ее приезда в этот город.

Было очевидно, что все дурные качества своей жены Лайон переносит на остальных женщин. Легкомысленная и себялюбивая, она оставила его, отправившись на поиски райских кущ, а он не помчался следом. Это неудивительно. Такой мужчина, как Лайон, не станет гоняться за покинувшей его женщиной. Его жена не чувствовала себя счастливой у семейного очага, поэтому теперь каждая женщина, работающая с увлечением, представляется ему такой же бессердечной и неверной, как она.

– Это вовсе не обязательно, мистер Рэтлиф, – проговорила Энди в темноту комнаты.

Иногда случается так, что жизненный выбор за человека делают другие. С детства Андреа приучали к мысли, что она станет журналисткой – это было самое заветное желание ее отца. У нее не было братьев, поэтому именно ей было суждено продолжить его дело. Она вышла замуж за Роберта, а когда умер отец, испытала чуть ли не радость от того, что отныне сможет забыть о работе и все силы и энергию отдать дому и семье.

Когда она поделилась своими планами с Робертом, он был очень удивлен:

– Не верю, что ты всерьез решила бросить работу и стать домохозяйкой. – Неподдельное изумление на его лице лучше слов говорило о том, что подобные мысли даже не приходили ему в голову.

Она вспомнила свою вымученную улыбку, когда задавала вопрос:

– Разве ты не хочешь иметь детей?

– Ну да, конечно, Энди. Только не сейчас, а когда мы будем слишком старые для того, чтобы заниматься чем-то еще. Мне нравится видеть свою жену на экране телевизора. В ресторане для нас всегда находят лучшие места, снабжают контрамарками на фильмы. В конце концов я горжусь тем, что сплю со знаменитой Энди Мэлоун.

У Энди частенько возникало чувство, что Роберт считает ее своим трофеем, которым нужно дорожить только по ночам в спальне. И из-за этого чувства она не всегда могла ответить на его любовь. Трофей начал понемногу тускнеть. Роберт с головой окунулся в работу и почти всегда был в разъездах. Он сам придумывал темы для репортажей, когда не было заказов телестудии. А потом погиб.

Энди знала, что если бы она не сделала его жизнь несчастной, то он мог бы и не поехать в Гватемалу. Лайон был прав. Она искупала свою вину и чувствовала, что обязана работать ради Роберта и оправдать его надежды. Она не создана для того, чтобы быть женой и матерью. Она создана для карьеры. Эти три года были целиком посвящены работе. Энди почти убедила себя, что ей не нужны мужчина и его любовь, что она не испытывает в этом необходимости и может без этого прожить.

Но случилось так, что за стойкой бара Гейба Сандерса она встретилась взглядом с Лайоном Рэтлифом и поняла, что ей нужен мужчина. Своим прикосновением Лайон разбудил в ней чувства. И теперь, после его поцелуя, тело не могло забыть этого сладостного ощущения, как бы предостерегая мозг, что умрет, если не получит этого мужчину.

– Доброе утро, Энди. Надеюсь, вы хорошо спали?

– Да, – ответила она. – Благодарю вас, генерал. Я не знала, завтракаете ли вы в установленное время, разленилась и немного опоздала.

– Мне позволяют лениться каждый день, и я это ненавижу. Я предпочел бы подниматься с рассветом, как Лайон. Что вы будете есть? – спросил он, когда в дверях появилась Грейси с едой генерала.

Грейси принесла для Энди кофе, сок и кусочек пшеничного хлеба. Покачивая головой и прицокивая языком, она выражала недовольство по поводу этого слишком скромного, по ее мнению, завтрака.

– Какие у вас на сегодня планы, Энди? – спросил Майкл Рэтлиф, когда она допила кофе.

– Мне еще раз нужно просмотреть свои наброски и сформулировать вопросы. Хотя, конечно, по ходу вашего рассказа у меня появятся новые вопросы. Кстати, группа сегодня вечером вылетает в Сан-Антонио и скорее всего будет здесь завтра утром.

– Мне кажется, вы работаете слишком усердно. Лайон просил вас найти его, когда позавтракаете. – Глаза старика сияли. – Думаю, он хочет пригласить вас покататься.

Глава 4

– Покататься?