Глава 1

– Вы уверены, что он сегодня здесь появится? – не скрывая нетерпения, спросила Энди Мэлоун, пытаясь поудобнее устроиться на высоком табурете у стойки бара.

И кому только пришло в голову назвать это изобретение мягким табуретом? То, что находилось под красной дерматиновой обивкой, было комковатым и твердым.

– Конечно же, нет. – Гейб Сандрес, владелец и шеф-повар «Гейб'с Чили Палор», водил грубоватым муслиновым полотенцем по ободку потрескавшейся, но чистой кофейной чашки. – Я всего лишь сказал, похоже, он сегодня появится. А это не значит, что придет обязательно. По-моему, он имеет право делать все, что ему, черт возьми, заблагорассудится. Гейб расхохотался. Интуиция подсказывала Энди, что привлечь к себе внимание посетителей бара, а тем более проявить излишний интерес будет ошибкой. В любой момент Гейб Сандерс может счесть ее слишком любопытной залетной пташкой, и тогда уж точно из него не вытянешь ни слова.

Она с невинным видом сделала глоток остывшего чая, поданного ей в красивом пластиковом стаканчике с таким количеством нерастворившегося сахара, что ложка стояла.

– Так вы считаете, мистер Рэтлиф чересчур импульсивен?

Гейб насторожился. Он тут же прекратил бесполезные попытки отполировать безнадежно потрескавшуюся эмаль чашки, нахмурил кустистые брови, и его проницательные глаза утратили прежнее дружелюбие.

– Почему вы задаете так много вопросов о Лайоне Рэтлифе? А?

Наклонившись к нему с видом заговорщицы, Энди утвердительно сказала:

– В университете у меня была подружка из этих мест. Она рассказывала мне о человеке, который жил на большом ранчо и разъезжал на серебристом «Эльдорадо». Мне тогда казалось, что она рассказывает о каком-то киногерое.

Гейб задумчиво посмотрел на Энди, и ее самоуверенность начала медленно таять. Казалось, он видит ее насквозь. Его ироничный взгляд говорил, что она слишком стара для студентки и вся эта история про подружку – попросту выдумки.

– А кто она?

Совершенно обескураженная проницательностью Гейба, а теперь еще и его вопросом, Энди, заикаясь, проговорила:

– Она… Это вы о ком?

– Как зовут вашу подружку? Может быть, я ее знаю. Я с сорок седьмого года продаю здесь гамбургеры и «Чили». Знаком почти со всеми семьями в Кервилле.

– О, ну тогда вы не знали ее… э… Карлу. Вообще-то она выросла в Сан-Антонио, а сюда приезжала только летом погостить у своих кузенов или что-то в этом роде.

Энди сделала большой глоток чаю, словно это был тоник-восстановитель.

Она приехала в эту холмистую местность Техаса всего несколько дней назад и все это время чувствовала себя не в своей тарелке. Осторожные, тактичные вопросы, обычно распахивающие перед ней двери, закрытые для других, на этот раз не помогли. Казалось, жители Кервилла сговорились держать в тайне все, что связано с Лайоном Рэтлифом и его отцом-отшельником.

Генерал Майкл Рэтлиф был единственным оставшимся в живых кавалером ордена Звезды. Все пять орденов он получил за доблесть и героизм, проявленные во время Второй мировой войны. Именно из-за него Энди и приехала сюда. Она поклялась, что возьмет у него интервью для своей телевизионной программы во что бы то ни стало. Поговаривали, что здоровье генерала в последнее время пошатнулось, и, если слухи правдивы, ей придется поторапливаться. Однако пока все ее попытки связаться с ним были безуспешны. Задуманный подвиг, похоже, придется отложить.

Неожиданно она решительно вздернула подбородок и обворожительно улыбнулась, а в глубине темно-карих глаз вспыхнули огоньки.

– Мистер Сандерс, у вас случайно не найдется долечки лайма?

Ее улыбка смутила Гейба.

– Как насчет лимона? Подойдет?

– Великолепно! Благодарю вас.

К Энди вернулась былая самоуверенность. Изящным движением она откинула прядь золотисто-каштановых волос. Отец Энди, человек с поэтической искрой, однажды сравнил ее с пломбиром из ванили и «Амаретто», политым сиропом из жженого сахара. Когда не оставалось другого выхода, Энди использовала свою красоту для того, чтобы выудить информацию. Это всегда бесило ее. Конечно, было бы лучше расспросить обо всем, что ее интересует, в открытую, так, как это делают репортеры-мужчины.

Но – увы! – эта привилегия гарантирована только представителям сильного пола. Поэтому в случае крайней необходимости она пускала в ход свои женские чары. Если кто-то находит ее интересной и привлекательной, почему бы не обойтись с ним полюбезнее?

Гейб вернулся с блюдцем, на котором лежали две дольки лимона.

– Спасибо.

Она выдавила сок из одной дольки в стакан, надеясь разбавить переслащенный чай, скорее напоминающий сироп.

– Вы ведь не здешняя, да?

У нее было искушение соврать Гейбу, но вдруг она почувствовала, что пора заканчивать с шутками:

– Нет. Сейчас живу в Нашвилле, хотя выросла в Индиане.

– В Нашвилле, значит? А вы не из «Грэнд Оле Опри»?

Энди рассмеялась и покачала головой:

– Нет. Я работаю на независимую кабельную компанию.

– Кабельную? – Гейб поднял брови, и Энди подумала, что это, пожалуй, самая выразительная часть его лица. – Вы, наверное, говорите про кабельное телевидение?

– Да.

– Стало быть, вас можно увидеть по телику?

– Иногда. У меня есть своя программа, которая транслируется со станций кабельного телевидения во всех штатах. Я беру интервью у интересных людей.

– Интервью? – Поверх ее плеча он оглядел уютный зальчик своего кафе, словно выискивая среди посетителей того, у кого она могла бы взять интервью. И тут его осенило: – Вы ведь не собираетесь просить. Лайона, чтобы он устроил вам интервью с его папочкой, дорогуша?

– Именно это я и собираюсь сделать.

Гейб задумчиво глядел на нее:

– Значит, не было никакой подружки-студентки, так?

Энди решительно ответила:

– Не было.

– Я так и думал. – Однако в голосе его не было осуждения.

– Вы думаете, мистер Рэтлиф откажет мне?

– Черт возьми, я в этом уверен. А вот сейчас мы это как раз и выясним. Вот он собственной персоной.

Энди почувствовала, что сердце ее оборвалось. Пытаясь взять себя в руки, она принялась разглядывать мокрый кружок, оставленный ее стаканом на гладкой поверхности стойки. Хлопнула дверь.

– Эй, Лайон! – крикнул кто-то из угла.

– Лайон! – окликнул его другой.

– Джим, Пит, приветствую.

Глубокий, с хрипотцой, голос оказал на Энди странное воздействие: будто сотни тончайших иголок впились ей в спину.

Энди надеялась, что он сядет рядом, на один из свободных табуретов, тогда было бы проще завязать разговор. Но по звуку шагов она определила, что он направился в противоположный от стойки конец кафе. Краешком глаза она увидела голубую рубашку.

Гейб поспешил к нему:

– Как поживаешь, Лайон? Что будешь пить? «Чили»?

– Нет, сегодня слишком жарко. Знаешь, позавчера Грейси приготовила такой «Чили», что мне понадобилась пара порций марганцовки, чтобы привести желудок в порядок.

– А не мог живот у тебя разболеться из-за жемчужин, которые ты запил тем «Чили»?

– Может быть, может быть.

Этот голос… Каким же должен быть мужчина, обладающий таким завораживающим с голосом? Не в силах более сдерживать любопытство, Энди повернулась и взглянула на вошедшего в тот самый момент, когда он говорил Гейбу:

– Дай-ка мне корзиночку чизбургеров.

– Уже несу.

Энди даже не слышала, что ответил Гейб. Она была слишком поглощена человеком, который делал заказ. Он оказался вовсе не таким, каким она его себе рисовала. На вид Лайону Рэтлифу лет тридцать пять. Она же представляла его гораздо старше, вероятно, из-за того, что генералу Рэтлифу было уже за восемьдесят. Очевидно, его сын родился после войны.

Во всем облике Лайона Рэтлифаа была некоторая двойственность. Греческий нос, прямые темные волосы, четко очерченные черные брови смутно напоминали Энди героев фильмов на библейские сюжеты. Но чувственный выразительный рот выдавал страстность его натуры.

– Мясо, которое ты готовишь для меня, наверное, с нашего ранчо? – спросил он Гейба.

Глубокий, с хрипотцой, голос странно волновал Энди. Казалось, если будешь слушать его невнимательно, пропустишь нечто очень важное.

– А ты как думаешь? – ответил Гейб. Это самое лучшее мясо, которое можно купить.

Лайон рассмеялся. Потянувшись за стаканом с ледяным напитком, который Гейб поставил перед ним, он столкнулся взглядом с Энди. Буквально на секунду взгляд его серых глаз – да, отметила Энди, глаза у него были серые – задержался на ее лице, но этого было достаточно, чтобы привести ее в замешательство.

Конечно – это Энди почувствовала, – он оценил ее. Темно-карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, не могли оставить никого равнодушным, как и ее роскошные, цвета жженого сахара, волосы. Но не слишком ли молодит ее конский хвост, который она сегодня сделала? А вдруг – не приведи господи! – она выглядит как тридцатилетняя женщина, пытающаяся выглядеть моложе?

«Не будь психопаткой, Энди, – одернула она себя. – Ты хороша и нравишься мужчинам». Но испарина на лбу? Хотя в окне заведения Гейба и висела хвастливая вывеска двадцатилетней давности, возвещающая, что в помещении всегда свежий кондиционированный воздух, Энди чувствовала, что все ее тело покрыто липкой влагой. А вдруг он заметил это? Она неожиданно почувствовала себя так, словно ее живую уложили на стол и сделали вскрытие, а Лайон Рэтлиф – патологоанатом, исследующий очередной экземпляр.

Когда его взгляд остановился на ее губах, Энди не выдержала. Отвернувшись, она судорожно схватила стакан с чаем и поднесла к губам. И тут же с ужасом подумала, что этим привлекла еще большее внимание.

Да что с ней такое происходит! Ей же надо делать дело. Уже три дня она охотится за этим человеком, пытаясь узнать хоть что-нибудь о нем самом и его отце, буквально подбирая любые крохи информации, не отчаиваясь даже тогда, когда в ответ на свои вопросы слышала откровенную грубость. Часами она просиживала в этом мерзком салоне красоты и слушала местные сплетни, все это время вежливо, но твердо отказываясь от услуг парикмахерши, предлагавшей ей сделать химическую завивку, «просто чтобы придать волосам форму». Единственное, что она там узнала, так это то, что Лайону пришлось пропустить последние танцы в местном клубе, так как здоровье его папочки ухудшилось, а для благоустройства ранчо были заказаны новые саженцы. И еще она услышала, что маникюрша, живущая в их доме, прошла обучение у маркиза де Сада.

И вот теперь он сидит здесь, всего в нескольких футах от нее, а она впервые в жизни лишилась дара речи. Где же ее хладнокровная самоуверенность? Поразительная настойчивость, которая всегда позволяла ей добиваться своего, покинула Энди. Она встречалась с королями, премьер-министрами и президентами, включая двух президентов Соединенных Штатов, и ни один из них не заставил ее трепетать. А этот… Этот ковбой не успел зайти в обшарпанную забегаловку, как я вспыхнула до корней волос.

Пытаясь совладать с собой, Энди демонстративно взглянула на Лайона. В ответ – взгляд, наподобие дорожного катка начисто сокрушивший ее решимость.

Да, я слышал о равноправии полов и считаю, что это, в некотором роде, здорово, но в данный момент ты меня интересуешь как женщина и ни черта ты не можешь с этим проделать.

Она поняла его молчаливое послание так же ясно, как если бы он сказал это вслух.

Ладно, но кое-что все-таки было в ее силах. Она заставит его прекратить думать о том, о чем он думает. В спокойной, профессиональной манере она скажет ему, кто она такая и что здесь делает, как только он покончит со своим чизбургером.

Энди сделала вид, что изучает заляпанное жирными пятнами меню Гейба. На протяжении многих лет оно оставалось неизменным. Единственное, что менялось, – это новые цены, намалеванные поверх старых. Она заставила себя выпить еще один стакан отвратительного сахарного сиропа и принялась наблюдать за мамашей, утирающей мордашку маленькому сыну. Все ее усилия были напрасны: как только она запихивала ему в рот очередную ложку жареного картофеля, на подбородке малыша вновь появлялась полоска красного соуса.

Наконец Энди посмотрела на Лайона: он уже почти покончил с едой. И, медленно потягивая кофе, уверенно обхватил чашку длинными, тонкими, сильными пальцами. Лайон смотрел в окно и, казалось, целиком был поглощен созерцанием уличной суеты.

Неожиданно он отвернулся от окна, будто внезапно утратил интерес к уличным картинам, и в упор взглянул на Энди. Та улыбнулась, страстно надеясь, что ее улыбка не показалась ему глупой дежурной улыбкой флиртующей девицы.

– Привет, – как можно непринужденнее сказала она, подходя к нему.

С едва скрытым изумлением Лайон медленно оглядел ее с головы до ног. Однако изумление очень скоро уступило место другому выражению. Энди поежилась. Неужели он привык, что к нему в кафе подходят незнакомые женщины?

– Салют. – И больше ни слова в ответ.

Итак, ее задача оказалась еще трудней, чем она предполагала. О'кей, мистер Рэтлиф. Она глубоко вздохнула и назвала себя:

– Меня зовут Андреа Мэлоун.

Выражение его лица резко изменилось, а глаза под темными бровями мгновенно стали жесткими и холодными, как лед. Он долго не спускал с нее пристального взгляда, а потом отвернулся. Словно ее вовсе не существовало, небрежно взял свою чашку и сделал глоток кофе.

Энди нерешительно посмотрела на Гейба, который делал вид, что наполняет солонку, а на самом деле весь обратился в слух, потом снова на Лайона.

– Я сказала, меня…

– Я знаю, кто вы, миссис Мэлоун, – он снисходительно усмехнулся. – Вы из Нашвилла. Из «Телекс Кейбл Телевижн Компани».

– Значит, вы по крайней мере прочитали обратный адрес, прежде чем отослать мои письма нераспечатанными. Так? – Она надеялась, что ее слова прозвучали вызывающе.

– Совершенно верно. – Он сделал еще глоток кофе.

Его показное безразличие выводило ее из себя. Энди с трудом подавила желание выхватить у него кофейную чашку, если это вообще физически возможно, и зашвырнуть ее подальше – просто так, чтобы привлечь его внимание. Впрочем, Энди прекрасно понимала, что подобные шутки с Лайоном – достаточно было взглянуть на него! – могут печально закончиться. Смирив себя, она попытала счастья еще раз:

– Видите ли, мистер Рэтлиф…

– Мне известно, чего вы хотите. Мой ответ – нет. По-моему, я написал вам об этом в ответ на ваше первое письмо достаточно определенно. Это было единственное письмо, на которое я ответил. Тогда я посоветовал вам поберечь свои силы, время, деньги и, – он иронично оглядел Энди, – вашу новую одежду. Я никогда не разрешу вам взять у моего отца интервью. Так я ответил тогда, и мое решение не изменилось по сей день. – И он снова беспардонно повернулся к ней спиной.

Собираясь в Техас, Энди полагала, что джинсы и тяжелые ботинки будут соответствовать местному колориту. Неужели эта одежда выглядит на ней настолько нелепо? Хорошо. Она совершила грубую ошибку. Возможно, в последние дни она вела себя непрофессионально, собирая информацию тайком, но теперь пути назад нет.

– Вы даже не выслушали моего предложения, мистер Рэтлиф. Я…

– Ничего не хочу слышать. – Он снова взглянул на Энди, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, сколько в его глазах злости. – Никаких интервью с моим отцом. – В его тихом голосе звучало напряжение. – Он старый человек. И к тому же нездоров. Другие журналисты, большие профессионалы, чем вы, приезжали просить его дать интервью. Ответ всегда был неизменным – нет.

Он решительно встал с табурета, и только сейчас Энди поняла, насколько он высок. Отступив на шаг, она, не говоря ни слова, смотрела, как он расплачивается с Гейбом. Судя по ценам, указанным в засаленном меню, он оставил денег почти в два раза больше стоимости чизбургера.

– Спасибо, Гейб. Увидимся.

– Пока, Лайон.

Обойдя девушку, он направился к двери. Энди поверить не могла, что ее так бесцеремонно отшили.

– Мистер Рэтлиф, – бросилась она за ним.

Лайон остановился и медленно обернулся.

Энди показалось, что в нее метнулись сотни маленьких шпаг.

– Я не люблю женщин, которых в народе называют «бой-баба», миссис Мэлоун. А вы производите на меня именно такое впечатление. Я никому не позволю брать интервью у моего отца, особенно вам. Почему бы вам не упаковать свои новые шмотки и не убраться восвояси в Нашвилл?

В маленькой, душной комнате гостиницы Энди швырнула сумочку на кровать и рухнула в кресло. Обхватив ладонями лоб, она начала массировать виски большими пальцами. Энди не знала, что было причиной дикой головной боли – жара ли, засушливый климат или Лайон Рэтлиф. Он. Несомненно, это из-за него.

Отдохнув несколько минут, Энди встала, стащила ботинки и пинком отправила их в угол.

– Спасибо за то, что ничего не вышло.

Пройдя в ванную, она проглотила две таблетки аспирина, запила их теплой водой из крана с надписью «холодная».

– Почему ты не врезала по его самодовольной физиономии? – спросила она свое отражение в зеркале. – Почему ты стояла, как большое чучело, и молча сносила оскорбления? – Она сняла заколку с волос и тряхнула головой. Боль стала еще сильнее. – Потому что ты хочешь получить это интервью. Вот почему.

Энди с ужасом подумала о том, что нужно звонить Лесу. Что она ему скажет? Он не любил разочарований, мягко говоря. Набирая междугородный номер, она прокручивала в голове все варианты разговора. Оператор на коммутаторе соединила ее с кабинетом Леса, и она услышала его ворчливый голос:

– Да?

– Привет, это я.

– Ну-ну, а я-то уж начал думать, что тебя взяли в заложники погонщики скота или что-то в этом роде. Очень мило с твоей стороны, что нашла время позвонить.

Сарказм. Сегодня он настроен саркастически. Энди восприняла это со смирением, как, впрочем, и любое из настроений Леса.

– Мне очень жаль, Лес, но мне нечего было тебе сообщить, поэтому я не звонила. Помнишь, в прошлом месяце ты делал нам внушение, чтобы мы не звонили без дела по междугородной связи?

– Но, Энди, детка, к тебе это не относится, – сказал он чуть сердечнее. – Как обстоят дела в стране коров?

Потирая лоб, она ответила:

– Не слишком хорошо. В первые несколько дней мне не удалось ничего сделать. Единственное, что я выяснила точно, – вокруг дома собираются делать новые посадки. Вот так. Да, еще узнала, где иногда ест Лайон Рэтлиф-сын, когда приезжает в город. Сегодня имела удовольствие познакомиться с этим джентльменом.

Она уставилась на ноги в нейлоновых чулках и пошевелила пальцами. Странно, но сейчас ей вспоминались не высокомерие и злость, с которыми он говорил с ней, перед тем как выйти из бара, а то, как он смотрел на нее, когда впервые встретились их глаза. Так она чувствовала себя в присутствии мужчины с тех пор… Нет, она никогда не испытывала таких чувств.

– Ну и… – нетерпеливо подгонял Лес.

– О!.. Ах, это будет очень трудно, Лес. Он упрям как осел. С ним невозможно говорить. Упрямый, грубый, ведет себя просто оскорбительно.

– Похоже, он замечательный парень, – рассмеялся Лес.

– Он вел себя возмутительно. – Она поигрывали ниткой от бахромы полосатого покрывала. – Лес, я не уверена, что мы делаем все правильно. Может, не стоит форсировать события? Что, если старый генерал действительно слишком слаб, чтобы давать интервью? Вполне возможно, он не в состоянии выдержать съемки целой серии интервью. А вдруг он даже не в силах говорить? Может быть, мне все бросить и вернуться домой?

– Энди, малышка, да что там такое с тобой происходит? Или от техасского солнца у тебя расплавились мозги?

Вот теперь она словно воочию видела Леса. Он снимает свои длинные ноги со стола, придвигается к нему вплотную, ставит локти на крышку и принимает «честную» позу. Очки в роговой оправе либо у него на лбу, поблескивают в рыжих волосах, либо он их снял, и они лежат на столе среди переполненных пепельниц, конфетных оберток и старых сценариев. Если бы она находилась сейчас там, а не за тысячи миль, то стала бы жертвой пугающе холодных голубых глаз. Даже разговаривая по телефону, Энди чувствовала, как впивается в нее этот взгляд.

– Ты ведь не позволишь какому-то зловредному самцу стать у тебя поперек пути, правда? Малышка, ты сталкивалась с типами и похуже. Гораздо хуже. Помнишь тех болванов, что стояли в пикете? Они грозились избить нашего фотографа дубинками, а ты всего через десять минут могла кормить их с рук. Конечно, они все хотели попробовать твоего тела. Но ведь так происходит с любым, кто…

– Лес, – устало сказала она. – Умоляю тебя.

– Умоляешь меня о чем? Мне бы хотелось услышать, как ты скажешь: «Лес, умоляю тебя». Правда-правда, в любое время дня и ночи.

Она, Лес Траппер и Роберт Мэлоун начинали свою карьеру вместе на маленькой телестудии. Лес делал выпуски новостей, Роберт был репортером. Энди составляла вечерний обзор новостей вместе с неким близоруким олухом, работавшим на телестудии со дня ее основания: руководство никак не осмеливалось его уволить.

Даже после того как они с Робертом поженились, все трое продолжали дружить. Когда Роберта пригласили корреспондентом в крупную телекомпанию и он почти все время стал проводить в разъездах, Лес помогал ей скрасить часы одиночества, но всегда только как друг.

Энди ясно, как будто это было только вчера, вспомнила ту ночь, когда к ней пришел Лес и сказал, что Роберт погиб в Гватемале, где он готовил репортаж о землетрясении. В течение долгих недель Лес не отходил от нее, пытаясь смягчить удар. И после, в течение многих месяцев со дня смерти Роберта, он оберегал ее, был щитом между ней и остальным миром. Ему нравилась роль защитника. С тех пор они продолжали оставаться друзьями и вместе работали на «Телекс».

Энди слишком хорошо знала Леса, чтобы; всерьез воспринимать его непристойные намеки. Лес никогда не оставался и не останется без женщины, скорее – без женщин. Единственной настоящей его любовью всегда была и будет работа. У Леса просто болезненное честолюбие. Если он решит состряпать какой-нибудь интересный или скандальный репортаж, он из кожи вон вылезет, но сделает. Это очень проницательный, практичный человек, но и его порой покидает здравомыслие, и чаще, чем это хотелось бы. Его лексикон в основном состоит из скверных слов, а настроение всегда непредсказуемое.

И все же он ее друг. И начальник. Поэтому ей следует быстренько придумать какой-нибудь выход.

– А что, если я уговорю Лайона Рэтлифа дать интервью?

– Скучно до одури. Он ни черта нам не расскажет. Да кому он, к дьяволу, нужен? Нам нужен старик, Энди. И поскорее, пока он не откинул копыта. Ты все еще хочешь работать на Си-эн-эн, не так ли?

– Да, конечно. Больше всего на свете.

– О'кей, тогда прекрати ныть. – Его голос заметно потеплел. – Энди, крошка, ты запросто можешь обойти мальчиков и девочек из главной компании. У тебя талант. Ты самый лучший репортер в Штатах. Ты заставляешь плакать убийцу-маньяка. Я сам это видел, даже без очков. Ты молода, красива, черт возьми, до одури соблазнительна с этими твоими золотистыми глазами и великолепной фигурой. Соблазни этого ковбоя и…

– Лес.

– О да, чуть не забыл. Я разговариваю с самой фригидной женщиной, созданной когда-либо специально для того, чтобы причинять страдания мужчинам. Послушай, Энди, ты для кого все это бережешь? Мне прекрасно известно, что не для меня и не из-за того, что ты никому не нужна. После смерти Роберта ты превратилась в девственницу-весталку. Боже мой, три года! Расслабься немного, детка. Взмахни своими длинными ресницами, и коровий пастух будет у тебя в руках.

Она чуть не рассмеялась. Лайон Рэтлиф в чьих-то руках! Но вместо этого устало вздохнула.

В какой-то степени Лес прав. Работа была ее жизнью. Возможно, потому, что Роберт погиб в командировке, или потому, что отец ее был известным журналистом, но Энди Мэлоун чувствовала, что она просто обязана преуспеть в журналистике.

Энди не считала работу в «Телексе» вершиной успеха. Она хотела работать на национальную телевещательную компанию. И если она сделает интервью с генералом Майклом Рэт-лифом, руководство главной компании обязательно обратит на нее внимание.

– Хорошо, Лес. Я не согласна с твоими методами, но мне нужен тот же результат. Попробую сделать второй дубль.

– Вот это умница. Ты что-то говорила насчет новых посадок на его ранчо? Может, ты проберешься туда под видом какого-нибудь деревца?

– Идиот, им нужны не деревья, а кустарники. Вечнозеленые и цветущие.

– Ну, дорогая, я не разбираюсь в кустарниках, но обычно использую их по прямому назначению.

– Ну ладно, Лес. Пока.

– Пока. Я тебя люблю.

– Я тебя тоже. До встречи.

Остаток дня Энди провела, лежа в шезлонге у бассейна при гостинице, искренне полагая, что она честно заработала полдня отгула. Трое подростков, проезжавших мимо на грузовике, выразительно свистнули, оценив ее пляжный костюм. Как безобидны их заигрывания!

Совсем другое дело Лайон Рэтлиф.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как она подверглась внимательному осмотру его глаз, и вот сейчас одно лишь воспоминание о нем вызывало давно забытые ощущения. Энди чувствовала, как пульсирует ее кровь, и каждый толчок наполнял ее жизнью, напоминая о том, что она не погибла вместе с Робертом.

Спустя некоторое время Энди отправилась в маленькой спортивной машине, взятой напрокат, к небольшой шашлычной, купила сочных сандвичей и вернулась в гостиницу. Включила телевизор, но глупые «комедии положений» и варьете-шоу вскоре ей наскучили. Она взяла последний бестселлер о пылкой любви. Главный герой был зеленоглазым блондином, но воображение рисовало Энди только темные волосы и серые глаза, ироничный взгляд, чувственный рот, жесткий в гневе, но обещающий незабываемые поцелуи, высокую фигуру, загорелое, мужественное, грубовато-красивое лицо. Герой книги явно проигрывает Лайону Рэтлифу.

– Это самый грубый из всех мужчин, которых мне доводилось видеть! – воскликнула Энди, швырнув в сердцах роман, и пошла проверить, заперта ли дверь.

Прежде чем выключить свет, Энди взглянула на свое отражение в зеркале.

– Да, кое в чем он прав, – сказала она себе. – «Она» действительно «аккуратненькая».

Когда Энди проснулась в то памятное утро, в ее голове уже созрел план.

Из подслушанного в салоне красоты разговора она помнила, что Лайон Рэтлиф заказал новые саженцы для ранчо. Жена владельца питомника гордо возвестила всем, что именно ее мужу предстоит доставить посадочный материал в четверг утром.

«Может, ты проберешься туда под видом деревца…» Энди поблагодарила Леса за подсказку. Надев летний костюм из тяжелого шелка и легкую, без рукавов, шифоновую блузку цвета коралла, Энди придирчиво оглядела себя в зеркале. Что ж, выглядит она вполне профессионально! Но нужен последний штрих… Волосы собрать в пучок!

Сев в машину, Энди направилась в сторону ранчо Рэтлифов. Примерно в миле от их дома она съехала на обочину и остановилась, от всей души надеясь, что не опоздала.

Просидев так минут двадцать, Энди услышала звук мотора, приближающийся со стороны города. Она выглянула в окно и увидела грузовичок с саженцами.

Выскочив из машины, Энди подняла руку с беспомощным, несчастным видом.

Как она и ожидала, грузовичок остановился на обочине в нескольких метрах от машины. Энди подбежала как раз в тот момент, когда водитель вылезал из кабины.

– Большое спасибо, что остановились.

– Утро доброе, маленькая леди. Что случилось с вашей машиной?

Она выдавила из себя фальшивую улыбку.

– Не знаю, – сказала Энди упавшим голосом. – Я направлялась на ранчо Рэтлифов. Я и без того уже опаздывала к Грейси, а теперь еще это! Наверное, она уже волнуется. Не могли бы вы подвезти меня до ближайшего телефона?

Энди не имела ни малейшего понятия, кто такая Грейси, только слышала, что именно это имя упоминал Лайон в кафе Гейба. Это могла быть родственница, кухарка, экономка или… жена. Встречалось ли ей где-нибудь в газетах упоминание о том, что он женат? И почему ее так расстраивает эта мысль?

Как бы то ни было, а ее хитрость сработала. Хозяин питомника радушно улыбнулся:

– Я как раз еду на их ранчо и, если не возражаете, подвезу вас.

Энди почувствовала, как бешено забилось ее сердце.

– Не может быть! Вы мой спаситель. Но я действительно вам не помешаю? – нерешительно спросила она, одарив спасителя очаровательной улыбкой.

– О чем разговор! Конечно, нет.

– Тогда, позвольте, я заберу сумочку и закрою машину.

Энди легко побежала к машине, благодаря звезды за то, что они послали ей человека, которого так легко одурачить. Он даже не спросил, по какому делу она туда едет!

Подножка грузовика оказалась довольно высокой, а юбка – слишком узкой, поэтому, забираясь в кабину, Энди испытывала некоторую неловкость. Однако мистер Хьютон, так он представился, оказался настоящим джентльменом и скромно отвернулся.

В кабине было шумно, пыльно и пахло землей и удобрениями. Всю дорогу Энди болтала о разной чепухе. Наконец они оказались перед воротами, за которыми начиналось ранчо Рэтлифов. Мистер Хьютон нажал на педаль, и тормоза пронзительно взвизгнули.

Очевидно, Лайон предупредил охрану о прибытии грузовика из питомника, поэтому ворота широко распахнулись, и охранник в ковбойской шляпе махнул им рукой, указав на асфальтированную дорогу, ведущую к дому. Если он и заметил Энди, которая была совсем не похожа на садовника, то виду не подал. И все же, когда они проехали ворота, Энди облегченно вздохнула.

– Мне нужно подъехать к восточной стороне, где меня будет ждать мистер Рэтлиф, а вас я высажу у парадного входа.

– Замечательно, – улыбнулась Энди.

Даже более замечательно, чем она предполагала. Значит, какое-то время Лайон будет занят. Лайон? Она подумала просто «Лайон»?

– Еще раз благодарю вас, мистер Хьютон, – сказала Энди, когда грузовичок остановился.

– Всегда рад помочь, маленькая леди. Надеюсь, с вашей машиной ничего серьезного.

Энди спрыгнула с подножки, осторожно прикрыла дверь, чтобы не привлекать излишнего внимания, и медленно направилась к дому, уютно устроившемуся среди тополей, дубов и ореховых деревьев.

Это было двухэтажное здание из белого кирпича, крытое красной черепицей. Фасад украшали четыре арки, за которыми виднелись широкие окна и двери парадного входа. Арки поддерживали огромный открытый балкон, с которого свешивались цветочные корзины с восхитительными петуниями, бегониями и шток-розами. Такой дом скорее можно было бы увидеть в Южной Калифорнии, а не на техасских равнинах.

Подойдя к дому и делая вид, что любуется цветами, Энди ждала, когда мистер Хьютон на своем грузовичке скроется из виду. Наконец грузовик завернул за угол, и Энди шагнула в тень балкона. Чувствуя себя преступницей, она подкралась к окну и заглянула в него, пытаясь разглядеть, что находится внутри. Она увидела комнату с высокими потолками и великолепной мебелью. Энди скользнула ко второму окну. За ним была гостиная с огромным камином, диваном и стульями. Третьим шел кабинет с массивным столом, заваленным бумагами, и книжными полками на стенах, затем столовая. Наконец Энди добралась до последнего окна. Видимо, это была оранжерея: комнату заполняли тропические растения, одна из стен целиком была стеклянной. Под потолком крутился вентилятор.

В инвалидном кресле сидел старик и читал… А может, спал? Энди обогнула дом и, увидев стеклянную дверь, заглянула внутрь. Он читал. На коленях у него лежала книга. Старик медленно переворачивал страницы, поглаживая их морщинистыми руками. На носу с горбинкой – очки в оправе.

– Входите, миссис Мэлоун, – даже не обернувшись к ней, сказал старик.

Глава 2

Энди была потрясена. Она не могла сказать, что удивило ее больше: то, что старик знал, кто она, или добродушная улыбка, которой ее встретил. Генерал поразил ее не меньше, чем его сын.

Она ожидала увидеть человека, приблизительно похожего на портрет генерала Пэттона мсти Джорджа Скотта. Где же строгость, присущая заправским военным? Генерал Майкл Рэтлиф был само добродушие. Он не был похож и фотографии сорокалетней давности, которые видела Энди. Человек на них мало походил на хрупкого старца в инвалидном кресле.

Казалось, старый генерал был доводи тем впечатлением, которое произвел на Энди. Его явно забавляли растерянность и недоверие, читавшиеся на ее лице.

– Подойдите, пожалуйста, поближе, миссис Мэлоун, чтобы я мог получше вас разглядеть.

Энди толкнула стеклянную дверь и вошла в оранжерею.

– Вы генерал Рэтлиф? – нерешительно спросила она.

– Ну, разумеется, – рассмеялся старик.

– А как… – Энди поперхнулась. – Как вы узнали, кто я? Разве вы ждали меня?

У нее мелькнула мысль, что Лес позвонил генералу и попросил его дать согласие на интервью. Но нет, Лес так не мог сделать, это было не в его правилах. И, кроме того, никому не удалось бы поговорить с генералом, не переговорив предварительно с Лайоном. А Лайон не из тех, кого легко уговорить поменять решение.

– Да, я вас ждал, – ответил генерал, не утруждая себя дальнейшими объяснениями. – Присаживайтесь, прошу. Не желаете ли выпить что-нибудь?

– Нет-нет, спасибо.

Энди неожиданно почувствовала себя школьницей, уличенной в озорном проделке. Она присела на краешек плетеного кресла с высокой спинкой. Пристроив рядом с, собой на сиденье маленькую сумочку, одернула юбку и выпрямилась.

– Вы ведь даже не смотрели в мою сторону. Как вам удалось…

– Военный опыт, миссис Мэлоун. У меня всегда были уши, как локаторы. Мой великолепный слух был настоящим проклятием для младших офицеров. Они не могли посплетничать обо мне за моей спиной. – Он снова рассмеялся.

– Но откуда вы знаете мое имя?

Несмотря на то, что ее застали на месте преступления, Энди была счастлива. Наконец-то она встретилась лицом к лицу с одним из самых знаменитых героев войны. Теперь, правда, тело его одряхлело, но мозг оставался острым как бритва. Водянистые глаза слезились, но замечали они, показалось Энди, гораздо больше, чем сам генерал захотел показать. К тому же он обладал необыкновенной проницательностью.

– Вы видели мои телевизионные программы?

– Нет, мне очень жаль, но я не видел ни одной. Я знаю, кто вы такая, потому что Лайон рассказал мне, что встретил вас вчера в городе.

Лицо Энди мгновенно превратилось в маску безмятежного спокойствия.

– Неужели? – холодно сказала она. – А сказал ли он вам, как он был груб со мной?

Старик рассмеялся громким лающим смехом, вызвавшим у него сильнейший приступ кашля. Не имея ни малейшего представления, что нужно делать в этом случае, и боясь даже думать о последствиях, случись с ним что-нибудь, Энди подбежала к генералу.

Приступ наконец затих, и Майкл Рэтлиф махнул рукой, давая понять, что она может вернуться в свое кресло. Глубоко вздохнув несколько раз, он сказал:

– Нет, Лайон ничего не говорил о вашей встрече, но это на него похоже.

Генерал вытер слезящиеся глаза белым батистовым платком, и – Энди могла бы поклясться – в его глазах промелькнуло хитровато-шаловливое выражение.

– Лайон мне сказал, что очередная пиявка из прессы шастала по городу, вынюхивая и задавая вопросы. Он назвал вас… дайте-ка подумать… любопытной сучкой. Да, думаю, именно так он сказал. И продолжал в том духе, что вы, без сомнения, надеетесь с помощью своего личика и фигурки выудить из живой мумии историю. А после этого описал мне вас в мельчайших подробностях.

Густая краска залила щеки Энди. От злости она даже заскрежетала зубами. Какая мерзость! Пиявка. Сучка. Да как он смеет?!

Энди усилием воли подавила гнев, охвативший ее: она понимала, что генерале интересом наблюдает за ее реакцией.

– Генерал Рэтлиф, я хочу, чтобы вызнали: ваш сын заблуждается на мой счет. Я действительно расспрашивала людей о вас и вашей жизни здесь, на ранчо, но только потому, что я хочу…

– Вам вовсе не нужно оправдываться передо мной, миссис Мэлоун. Я только лишь рассказал вам, какое впечатление вы произвели на Лайона. А для того, чтобы я мог составить свое собственное мнение, позвольте мне задать вам несколько вопросов. Вы работаете на кабельное телевидение и хотите сделать со мной интервью. Верно?

– Да, сэр. Мы, то есть я хочу сделать серию интервью, которые бы выходили в эфир по вечерам в течение недели. Каждое по полчаса.

– Почему?

– Почему? – повторила она, не понимая вопроса.

– Почему вы хотите делать интервью именно со мной?

Мгновение она смотрела на него в замешательстве, потом, слегка тряхнув головой, сказала:

– Генерал Рэтлиф, вы часть американской истории. Ваше имя будет в каждой книге о Второй мировой войне. Многие годы вы жили в уединении на этом ранчо, и американцам любопытно: отчего так? Они хотят знать, чем вы занимаетесь.

– На это я могу ответить одним словом – ничем. Просто сижу здесь день за днем, старею, дряхлею, жду смерти. – Он поднял руку, заметив, что она собирается возразить. – А теперь, миссис Мэлоун, послушайте: если нам когда-нибудь предстоит работать вместе, то s мы должны быть взаимно откровенны. Я скоро умру. Я долго этого ждал и даже предпочел бы, чтобы это произошло скорее. Я устал быть старым и бесполезным.

Энди нечего было на это сказать, некоторое время они сидели молча. Первым заговорил генерал:

– Предположим, я соглашусь на это интервью. Но вы будете соблюдать условия, скажем так, моей капитуляции?

Сердце у Энди учащенно забилось. Он готов согласиться!

– Да, сэр.

– Очень хорошо. Можете делать свое интервью, миссис Мэлоун. Только не пойму, почему вам интересен именно я, а не другой, более выдающийся человек.

– Вы неординарный человек, поистине выдающаяся личность. – Она действительно так считала.

Он рассмеялся, и на этот раз мягко:

– В дни моей молодости, возможно. Ну, а теперь к моим условиям. Вы можете задавать любые вопросы о моем детстве, школьных годах, воинской учебе, о карьере до и во время войны. Кстати, во время Первой мировой я был пехотинцем. Вам это известно? – И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – Вы можете спрашивать меня о войне в целом, но я не стану обсуждать отдельные сражения.

– Очень хорошо!

– Я откажусь отвечать, если вы станете расспрашивать о них.

– Понимаю.

На самом деле она ничего не поняла, но сейчас была готова согласиться на что угодно, только бы получить возможность сделать интервью.

– Когда мы начнем? Сегодня?

Энди улыбнулась:

– Нет. Сегодня вечером я свяжусь со своей съемочной группой, и через день или два они прибудут сюда с аппаратурой и оборудованием.

– Интервью будет снято как кино?

– На видеопленку.

– На видеопленку, – задумчиво повторил старик, словно не совсем понимая, в чем разница.

– Это то же самое, что кино, только лента похожа на магнитофонную. – Он важно кивнул. – А до приезда группы мне хотелось бы осмотреться, выбрать место для съемок. Мне не хочется делать всю серию в одном и том же месте.

– У нас будет возможность получше узнать друг друга. – Он заговорщицки подмигнул ей. – Сколько времени займут съемки?

– Мы будем работать каждый день столько, сколько позволит ваше самочувствие. Я думаю, что, если в день мы будем отснимать полную получасовку, мы закончим…

– Вы уже закончили.

Энди резко обернулась и в проеме двери увидела Лайона. На фоне солнечного дня его фигура вырисовывалась зловещим силуэтом.

– Входи, Лайон. Насколько я знаю, ты уже знаком с нашей гостьей, миссис Мэлоун.

Рэтлиф-младший вошел в комнату. Не обращая внимания на попытки отца настроить его на миролюбивый лад, Лайон неприязненно уставился на Энди:

– Какого черта вы здесь делаете?

Энди вскочила на ноги:

– Вам прекрасно известно, что я здесь делаю.

– Вы проникли в мой дом обманом. Мы с мистером Хьютоном разгрузили уже второй ряд ящиков с рассадой, когда он упомянул о несчастной маленькой леди, которую подбросил сюда, чтобы она не опоздала на свидание с Грейси из-за того, что у нее якобы сломалась машина. У Грейси, насколько я знаю, отродясь не было ни с кем «встреч». Я сложил два и два, и ответ указал на вас. А теперь, миссис Мэлоун, вы отправитесь восвояси. С применением силы, если потребуется.

У Энди не было ни малейшего сомнения, что он говорит серьезно. Но тут вмешался отец:

– Лайон, твоя мать была бы очень огорчена отсутствием у тебя хороших манер, особенно по отношению к леди. Я согласился дать миссис Мэлоун интервью.

Если бы Лайона ударили лопатой, он бы выглядел менее ошарашено.

– Папа… ты… уверен?

Он опустился на колени перед инвалидным креслом и положил свою огромную загорелую руку на плечо генерала Рэтлифа.

– Папа, ты уверен? – повторил он.

Неожиданная нежность, прозвучавшая в его голосе, ошеломила Энди.

Генерал пристально посмотрел на сына:

– Да, уверен. Я не согласился бы ни на какие другие интервью, но миссис Мэлоун так очаровательна, что я не в силах отказать.

– Очаровательна, – фыркнул Лайон, поднимаясь на ноги. – Только не позволяй ей уговорить тебя делать то, чего ты не хочешь.

– Лайон, хоть раз в жизни я показал себя человеком легковерным? – тихо спросил он. – Не беспокойся. Все будет в порядке. Я хочу это сделать.

– Замечательно.

– Ну что ж, миссис Мэлоун, похоже, все улажено, – сказал генерал с приятной улыбкой.

– Благодарю вас, генерал Рэтлиф. Зовите меня, пожалуйста, Энди.

– Вы мне нравитесь, Энди.

– Вы мне тоже.

– Извините, – в голосе Лайона звучала враждебность, – я должен вернуться к работе.

– Лайон, пусть все закончит мистер Хьютон. Он знает, что делать. А ты отвези Энди в гостиницу, заберите ее вещи и возвращайтесь с ними сюда.

Энди и Лайон в немом удивлении уставились на генерала Рэтлифа. Наконец Энди обрела дар речи:

– Н-н-но я остановилась в мотеле «Рай на холмах» и уверяю вас, что мне там достаточно удобно.

– Но не так удобно, как будет здесь, – дружелюбно сказал генерал. – Вы еще не пробовали стряпню Грейси.

«Значит, – думала Энди, – Грейси – это кухарка».

– Кроме того, а что, если мне захочется излить перед вами душу, а вас как раз не будет рядом? Вы ведь не можете упустить такую возможность? Как ни крути, вам лучше оставаться под этой крышей до конца съемок.

– Но моя группа остановится в мотеле и…

– А сколько человек в вашей группе?

– Четыре.

– Тогда мы разместим их во флигеле. Taм полно места. И больше никаких возражений, – сказал генерал категорическим тоном. – Мы с Лайоном слишком одиноки. Ваше присутствие внесет приятное разнообразие в нашу жизнь. – Он включил моторчик коляски. – А теперь прошу извинить меня. Увидимся за ленчем.

Энди осталась наедине с Лайоном. Должно быть, он хорошо знал, какой великолепный слух у отца. Он дождался, пока коляска исчез нет из вида, и только потом повернулся к Энди:

– Наверное, вы очень гордитесь собой? – В серых глазах она прочла осуждение.

– Да, горжусь. Ваш отец охотно согласился на интервью. Вы могли бы избавить нас от разного рода неприятностей и потери времени если бы передали ему мою просьбу несколько месяцев назад, а не возвращали мне письма нераспечатанными.

– Он согласился на интервью, а я – нет. – Лайон смерил ее насмешливым взглядом. – Разве ваша жизнь недостаточно интересна? И что только заставляет некоторых совать нос в жизнь других людей? Это доставляет вам какое-то особое удовольствие?

Как ей была ненавистна его кривая ухмылка!

– Я не сую нос. Я всего лишь хочу поговорить с вашим отцом и записать эти разговоры на пленку, чтобы их могли услышать тысячи людей, которым интересно то, о чем он будет рассказывать.

– Звучит очень здорово, миссис Мэлоун. Благородно и прямо.

Насмешливая улыбка исчезла с его лица словно по мановению волшебной палочки. Лайон стал серьезен, только линия губ выдавала решимость. Он грубо схватил Энди за руку повыше локтя и рванул к себе:

– Но я вас предупреждаю: если вы сделаете что-нибудь, хоть что-нибудь, что расстроит моего отца или повредит ему, то молитесь богу. Вы хорошо меня поняли?

У Энди перехватило дыхание, когда она оказалась так близко от него, но она заставила себя выдавить:

– Да.

Он смотрел на нее сверху вниз, недоверчиво покачивая головой. Энди замерла. Она не могла дышать. Не смела. Ей казалось, что они стоят в этой двусмысленной позе, напоминающей не то борцовскую схватку, не то объятия любовников, целую вечность.

Наконец Лайон осознал всю пикантность ситуации. Он неожиданно и резко отпустил ее, словно счел опасной эту близость.

– Поехали за вашими вещами. – Тон, которым было сделано это предложение, напоминал скорее ворчание злобной собаки. – Я вам не такси.

Энди хотела было насмешливо отказаться от столь любезного предложения, но он уже шел к стеклянной двери. Не обращаться же к его спине! Она покорно последовала за ним на задний двор, где в одном из четырех боксов гаража стоял серебристый «Эльдорадо».

Лайон сел за руль, не удосужившись даже открыть для нее дверцу. Скользнув на сиденье, Энди громко захлопнула дверь, выразив этим свое отношение к его манерам. Он ответил ледяным молчанием. Мол, мне без разницы, что ты там обо мне думаешь. Они выехали на шоссе.

Деревья, кустарники, дома вдоль дороги сливались в одну линию, но она даже не хотела гадать, с какой скоростью они едут. Он вел машину, поставив локоть на раму открытого окна и отстукивая одному ему известную мелодию.

Ветер как сумасшедший трепал ее волосы. «Ну и пусть. Черта с-два я попрошу его закрыть окно», – думала Энди.

– Это моя машина, – сказала она, когда они просвистели мимо автомобиля, стоявшего на противоположной обочине.

– Остановимся и подберем ее на обратном пути. Не хочу, чтобы с маленькой леди опять что-нибудь приключилось.

Она наградила его убийственным взглядом и отвернулась к окну.

Весь оставшийся путь они проехали молча. Наконец Лайон остановил «Эльдорадо» в нескольких шагах от гостиницы:

– Не вы одна умеете задавать вопросы, миссис Мэлоун.

Взгляд серых глаз вызвал безотчетную тревогу. Что же он выяснил о миссис Мэлоун?

– Я недолго, – сказала Энди, с облегчением выходя из машины.

Энди вошла в комнату. Не услышав за собой звука закрывающейся двери, она обернулась и увидела на пороге Лайона.

– Я помогу.

– В этом нет необходимости.

– Я этого и не говорил.

Оттеснив ее, он вошел в комнату. И сразу же комнатушка, которая и раньше казалась ей маленькой, сжалась до размеров кукольного домика.

Он улегся на кровати, а ноги в пыльных ботинках положил на спинку. Энди, оторопев, стояла посреди комнаты, безмолвно глядя на него.

– Не буду вам мешать, – сказал он.

Энди повернулась к нему спиной и открыла чемодан. В бешенстве она стала срывать одежду с вешалок и швырять как попало в чемодан, подняла с пола несколько пар обуви и бросила в пакет.

– Не забудьте ботинки, – иронично посоветовал ей Лайон с кровати.

Энди резко обернулась:

– И не подумаю. Они в отдельной коробке. Огромное вам спасибо за помощь.

– Рад служить. – И снова отвратительная, наглая улыбка.

Неожиданно перед мысленным взором Энди предстала совсем другая картина: Лайон, прислонившись головой к спинке кровати, улыбается ей, но не с издевкой, а нежно, призывно. Теплая волна пробежала по ее телу, но она тотчас же постаралась подавить эти ощущения.

Подойдя к туалетному столику, стала небрежно бросать в чемодан косметику и парфюмерию. Флакончики и баночки со звоном падали друг на друга, и оставалось только надеяться, что ничего не разобьется и не вытечет.

Мельком взглянув в зеркало, Энди увидела, что Лайон следит за каждым ее движением.

– Вам что, доставляет особое сексуальное удовольствие наблюдать за моими сборами?

– Вообще-то, да. Очевидно, в прошлой жизни я был тихим извращенцем.

– Вам следует пройти обследование у специалиста.

– Зачем? – Он вскинул брови. – Разве вас нервирует то, что я за вами наблюдаю?

– Вовсе нет.

В ответ он сардонически усмехнулся, как бы говоря, что не верит ей.

Энди отвела взгляд от его отражения в зеркале и положила в чемодан последнюю коробочку с туалетного столика.

Пока она укладывала в сумку свои записи, в беспорядке валявшиеся на столе, Лайон поднялся с кровати и направился в ванную. Через несколько секунд он вернулся, держа в руках малиновый бюстгальтер и трусики. Только сейчас она вспомнила, что вечером постирала их и повесила сушиться на палку от занавески.

Поймав его взгляд, Энди вспыхнула до корней волос.

– Не забудьте вот это, – нарочито вежливо проговорил Лайон и принялся методично изучать прозрачное белье – Не скажу, что для вас это была бы большая потеря. – Лайон подбросил трусики и бюстгальтер вверх, словно желая проверить, так ли они легки, как кажутся. – Тут терять-то практически нечего, – пришел он к выводу.

Энди выхватила белье. Уложив вещи в чемодан, с силой захлопнула его. Ее досада вызвала у него приступ дикого смеха.

Энди подняла чемодан, решив, что понесет его сама, но Лайон забрал чемодан, чем несказанно ее удивил.

– Вам нужно еще выписаться? – Лайон открыл дверь комнаты.

– Да, – холодно ответила она.

Ей не хотелось признаваться даже самой себе, что сердце ее бьется так сильно, что болит грудь.

– Тогда я отнесу ваши вещи в машину, а вы пока уладите все дела.

Энди не стала возражать.

– Хорошо, – сказала она и вышла из комнаты.

Служащая гостиницы была невероятно, фантастически медлительна. Рассчитать проживание за три дня оказалось для нее задачей непосильной. Наконец она заправила кредитную карточку в аппарат, и в это время к дверям медленно подъехал «Эльдорадо».

Медлительная дама задумчиво оглядела Энди:

– Это Лайон Рэтлиф.

– Да, это он. – Энди посмотрела на нее так, что та не отважилась на какие-либо расспросы или комментарии, а только хмыкнула.

Энди вышла из гостиницы и села в машину. Ей нравился запах кожаной обивки. И еще ей нравился запах Лайона. Даже когда он вошел в дом после погрузки саженцев, от него шел чистый, мускусный запах мужчины.

Он опустил стекло и включил кондиционер. Пока они не выехали на шоссе, его жужжание было единственным звуком в салоне автомобиля. Наконец Лайон повернулся к ней и спросил:

– А что поделывает мистер Мэлоун, пока вы носитесь по всей стране, вторгаясь в личную жизнь других людей?

Его оскорбительный тон обжег ее, как удар хлыстом.

– Мой муж умер.

На его лице не отразилось никаких эмоций, он только перевел взгляд на дорогу. Она тоже отвернулась.

Потом он тихо сказал:

– Мне очень жаль. Как он умер?

Ее удивило то, что он счел нужным извиниться.

– Он погиб в Гватемале, во время командировки. Землетрясение.

– Давно?

– Три года назад.

– Он тоже был репортером?

– Да.

– Работал в газете?

– На телевидении.

– Он много ездил?

– Все время. Он был помешан на своей работе.

– А вы были счастливы?

С какой стати он спрашивает о личном? Раньше он задавал вежливые вопросы незнакомца, который пытается узнать человека получше.

Энди хотелось нагрубить ему, сказать, что история ее семейной жизни не его дело. Но где-то в глубине души она чувствовала, что этого делать не стоит. Ей ведь предстоит работать с его отцом. Если она будет откровенна с Лайоном, конечно, до определенной степени, может быть, он перестанет ей мешать. Кроме того, она устала от этой игры «кто – кого», особенно с тех пор, как почувствовала, что превосходство всегда останется за ним. А вдруг удастся заключить перемирие?

– Да. Мы были счастливы, – услышала она собственный голос.

Лайон так долго на нее смотрел, что ей захотелось взять у него руль – ведь он продолжал вести машину на умопомрачительной скорости. Наконец он перевел взгляд на дорогу.

Энди чувствовала, что между ней и Лайоном существует необъяснимое напряжение от сознания близости друг к другу. Ей вдруг захотелось дотронуться до него, провести ладонью по темным густым волосам, погладить сильные руки.

– И давно вы занимаетесь этой работой?

Вопрос внезапно вернул ее к более безопасному течению мыслей. Силы одного кондиционера явно не хватало, чтобы остудить ее бурлящую кровь.

Энди откашлялась:

– С тех пор как закончила учебу. Я начинала со сценариев для рекламных роликов, работала на местной телестудии. Потом перешла в отдел новостей и в итоге стала ведущей телепрограммы.

– Но сейчас вы преимущественно занимаетесь, скажем так, разведывательной стороной вопроса.

– Да, – неуверенно произнесла она, догадываясь, куда может завести разговор.

– Интересно, почему? – размышлял он вслух. – Понимаете, иногда люди, которые много разъезжают по стране, выбирают такую работу потому, что они несчастливы дома. Скажем, вы сделали жизнь своего мужа несчастной, он отправился в Центральную Америку и там погиб. И теперь вы стараетесь загладить свою вину тем, что следуете по его стопам?

Это был удар. Он был слишком близок к правде. Энди ощетинилась, как раненое животное:

– Как вы смеете говорить мне такие вещи? Вы ничего не знаете ни о Роберте, ни обо мне. Вы…

– Я все о вас знаю. Вы властная, чрезмерно честолюбивая самка с раздутым «я» всего лишь потому, что вам посчастливилось иметь более привлекательную внешность, чем большинству других женщин.

Лайон резко вывернул руль и остановился на обочине у ее машины. Энди схватилась за ручку двери, но его реакция оказалась молниеносной. Он обхватил ее запястье мертвой хваткой и, склонившись к ней, грубым, хриплым голосом сказал:

– Только не думайте, что с помощью красивого личика, потрясающих ног и груди вам удастся обмануть меня. Я прекрасно знаю, что, какой бы мужчина ни отважился вас коснуться, вы останетесь твердой, как панцирь. Ваша кожа может быть мягкой и теплой, но вместо сердца у вас – кусок льда. Я очень хорошо знаю этот тип, Энди Мэлоун. Вы кастрировали бы любого мужика, который по своей глупости решил бы разбудить в вас женщину. Делайте свои проклятые интервью, но не попадайтесь на моей дороге, а я уж постараюсь держаться подальше от вас. Теперь, когда мы поняли друг друга, возможно, нам удастся кое-как терпеть совместное существование.

Лайон отпустил ее руку и распахнул дверь. Поспешно выскочив из машины, Энди очутилась на раскаленной от солнца обочине дороги. Взвизгнув покрышками, выбросив из-под колес гравий, серебристая машина рванулась прочь, оставив позади себя облако пыли.

Через десять минут Энди уже была у парадного входа. Ее встретила женщина. Без сомнения, это была Грейси. Все-таки у Лайона хватило порядочности, чтобы предупредить прислугу, что она появится с минуты на минуту.

– Похоже, вам необходимо освежиться перед ленчем, – сочувственно сказала Грейси. – Стоит такая жара. Пойдемте наверх я покажу вашу комнату. Я никогда не видела генерала в таком возбуждении. Вам отвели самую большую спальню наверху, не считая комнаты Лайона, разумеется.

Грейси Холстед, так она представилась, была пышной женщиной с седыми волосами и по-детски счастливым круглым лицом, сразу располагавшим к себе. Она говорила с Энди ласково, словно с маленьким ребенком.

– Ну вот мы и прибыли. – Грейси открыла двери просторной комнаты, залитой солнечным светом.

Комната выходила на южную сторону. За окном насколько хватало глаз тянулись округлые холмы. Вдали можно было разглядеть мирно пасущихся коров. Недалеко от дома протекала река. Причудливо изогнувшись, она пересекала владения Рэтлифов. По ее берегам высились грациозные кипарисы.

– Это наша река Гваделупа.

– Как здесь красиво! – Энди имела в виду все вместе: вид из окна, комнату, дом.

– Да. Я живу здесь с тех самых пор, как генерал Рэтлиф построил этот дом. Мне никогда не надоедает смотреть на эти холмы. А вы видели бассейн? Генерал говорит, что вам нужно посмотреть все.

– Благодарю вас. Я так и сделаю.

– Лайон привез ваши чемоданы. – Грейси кивнула на багаж.

– Да. Очень мило с его стороны, – сказала Энди, но Грейси не заметила сарказма:

– А теперь я вернусь вниз и потороплюсь с ленчем. Ванная здесь. – Она указала на дверь. – Я там все приготовила, но если что пропустила, то выйдите на площадку и крикните мне.

Энди засмеялась:

– Хорошо.

Грейси улыбнулась. Сложив руки на животе и чуть склонив голову, она оглядела Энди с головы до пят. И, очевидно, осталась довольна тем, что увидела.

– Думаю, генерал прав. Ваше пребывание здесь… будет для нас интересным. – И, прежде чем Энди успела удивиться загадочному утверждению, Грейси продолжила: – Ленч в полдень.

Грейси ушла, и Энди осталась одна. Она сняла помятый костюм, который еще утром был безупречно чист и свеж, и попыталась вытряхнуть из него пыль. Затем приняла душ и надела привычную одежду – юбку и тенниску.

Расчесывая волосы, она подошла к окну и принялась разглядывать двор.

Вот из-за гаража вышел Лайон. Он подошел к мистеру Хьютону, который, стоя на коленях, высаживал оставшиеся саженцы. Вытащил из джинсов рубашку и начал расстегивать пуговицы. Снял ее и повесил на нижнюю ветку пекана.

Энди не отрываясь следила за его движениями. Они были удивительно естественны, непритворны, и в то же время создавалось впечатление, что он исполняет партию героя-любовника в балете.

Энди почувствовала, что сердце ее забилось быстрее.

Схватив за ручки садовую тачку, Лайон провез ее несколько метров. При этом его широкие плечи напряглись так, что стал заметен каждый литой мускул под загорелой кожей. Грудь его была покрыта темными курчавыми волосами. В верхней части торса они образовывали широкую полосу, которая, постепенно сужаясь книзу, исчезала в Джинсах.

Лайон рассмеялся каким-то словам мистера Хьютона, сверкнув белозубой улыбкой. Морщинки вокруг глаз придавали ему смешливое, задорное выражение. Раньше Энди не видела его таким. Он всегда был насторожен, полон неприязни, раздражения. А еще высокомерия и наглости.

Взглянув на свои часики, Энди отошла от окна. Очевидно, Лайон не собирался на ленч.

Энди очень понравился салат из зелени с тертым сыром и ломтиками холодной индюшатины.

– Я подумала, что вы питаетесь в основном салатами, – заметила Грейси. – Для ленча это нормальная еда, но все же я лично прослежу, чтобы вы немного поправились, пока будете у нас.

– Пожалуйста, не беспокойтесь за меня. Когда приедет моя группа, у вас будет дел невпроворот. Мы внесем хаос в ваш безупречно чистый, тихий дом. Я могу вам только пообещать, что мы постараемся вести себя насколько возможно аккуратно и скромно.

– Еще никому не удавалось создать в этом доме такой беспорядок, с которым я не могла бы справиться. Делайте все, что сочтете нужным.

– С вашего позволения, генерал Рэтлиф, я хотела бы сегодня побродить по дому. Нужно найти подходящий интерьер для съемок.

– Разумеется. Дом в вашем распоряжении.

– А где вы чувствуете себя спокойнее всего?

– Большую часть времени я провожу в солнечной комнате, той самой, где вы нашли меня сегодня утром, – подмигнув, ответил он. – Или в своей спальне. Бывает, посижу в гостиной.

– Мне бы хотелось, чтобы вы были в естественной, привычной для вас обстановке. Могли расслабиться перед камерами. Я проверю в этих комнатах электрику для подключения аппаратуры и тому подобные мелочи, а вечером позвоню коллегам и скажу, какое оборудование они должны привезти. Вероятно, группа приедет послезавтра.

После ленча Энди провела несколько часов, осматривая комнаты. Она подыскивала наиболее удобные места и с технической точки зрения, и с эстетической.

Энди просмотрела внимательно газетные вырезки, которыми снабдила ее Грейси, отметив, что все газетные статьи датированы первыми послевоенными годами. Именно тогда генерал досрочно ушел с военной службы и вот уже более тридцати лет ведет жизнь отшельника. Итак, кроме неожиданного желания спрятаться от широкой известности, ничего таинственного в его жизни не было. Энди исписала два листка блокнота вопросами, которые предполагала задать генералу. До ужина еще оставалось время.

Энди, справедливо рассудив, что ужин не будет официальным, переменила только кофточку, выбрав серовато-бежевую жоржетовую на пуговицах, с глубоким вырезом и широкими рукавами. Волосы в пучок она собирать не стала.

Лайон сидел за столом рядом с отцом. Когда Энди вошла в комнату, он поднял на нее глаза, и их взгляды встретились. Казалось, прошло немало времени, прежде чем она выдавила из себя: «Добрый вечер».

Поднявшись, Лайон помог Энди сесть за стол. От ощущения его близости ее охватил трепет.

Тут же она одернула себя. Во время их последней встречи он вел себя откровенно оскорбительно. Оставил ее на дороге задыхаться в пыли. Но вместо досады и обиды где-то в глубине ее существа появилось то странное чувство, которое преследовало ее со времени их первой встречи. Энди злилась на самое себя.

Генерал, не замечая или не обращая внимания на странное напряжение, возникшее между его сыном и гостьей, склонил голову в молитве. Энди и Лайон последовали его примеру.

Во время молитвы Энди не удержалась от искушения взглянуть на Лайона, сидевшего как раз напротив нее. Но, подняв глаза, она тут же зажмурилась и снова опустила голову: серые глаза напротив смотрели на нее в упор.

– Сегодня Энди начала подыскивать места для съемок, – сообщил генерал, пока Грейси обслуживала Лайона и Энди.

– Что ты говоришь? – Лайон поднял одну бровь.

– Да, – ответила Энди. – Ваш отец был настолько любезен, что дал мне разрешение использовать все комнаты. – Это был намек на негостеприимство Рэтлифа-младшего. Но – увы! – цель не была достигнута. Уголки его губ лишь слегка дрогнули, выражая удивление.

Энди посмотрела на генерала:

– А вы можете выходить на улицу? Мне бы хотелось снять несколько сцен для ролика «Б».

– Ролика «Б»? – переспросил Лайон.

– Так называется дополнительный ролик. Довольно скучно смотреть полчаса на людей, сидящих в креслах напротив друг друга. А если у нас будет такой ролик, мы могли бы смонтировать промежуточные сцены. Лайон понимающе кивнул.

– Я слишком слаб, чтобы ходить, но Лайон оборудовал дорожку к реке, чтобы я мог добираться туда на своей коляске. Берег реки подойдет для нас?

– Да!

– Хорошо. Тогда после ужина Лайон проводит вас туда, и вы разберетесь, что к чему.

Глава 3

– Боюсь, он очень занят и ему не до меня. – Энди не осмеливалась взглянуть на мужчину, сидящего напротив.

– Вовсе нет, – ответил тот.

Ее вилка со звоном ударилась о фарфор. Энди сделала над собой усилие, чтобы голое прозвучал спокойно.

– Я думаю, гораздо разумнее осмотреть место при дневном свете, – сказала она, обращаясь к генералу. Ей не верилось, что Лайон согласился с предложением отца.

– Конечно. Но вы целый день провели в доме, и прогулка пойдет вам на пользу. А теперь разберитесь с яблочным пирогом и отправляйтесь гулять.

Энди взглянула на Лайона, надеясь, что он поддержит ее, но тот сидел с невозмутимым видом кота, проглотившего канарейку. Неужели он не может придумать предлог, чтобы отказаться от прогулки? Бросив на него сердитый взгляд, она подцепила на вилку кусочек пирога. Конечно, может. Просто он ждет не дождется очередного случая поднять ее на смех. Но на этот раз он будет разочарован. Она не даст ему ни малейшего повода посмеяться над ней.

– Лайон, по пути зайди на кухню и попроси Грейси принести мне теплого молока, – сказал генерал. – Я что-то очень устал сегодня.

Энди, мгновенно забыв о Лайоне, озабоченно посмотрела на человека, оказавшего ей гостеприимство.

– Папа, тебе нехорошо? – встревожился Лайон. – Позвать доктора Бейкера?

– Нет-нет. Я просто чувствую себя стариком восьмидесяти с лишним лет. Сейчас я отправлюсь в постель и хорошенько высплюсь. Мне хочется выглядеть во всей красе, когда Энди будет брать у меня интервью. – И он снова подмигнул ей.

Поддавшись внезапному порыву, она подошла к генералу и поцеловала его в щеку.

– Спокойной ночи, генерал Рэтлиф.

– Забудь про молоко, Лайон. Думаю, я лягу спать прямо сейчас.

Он помахал им рукой, пожелал спокойной ночи и выехал из комнаты.

– А он… Он может позаботиться о себе сам? Делает все без посторонней помощи? – мягко спросила Энди.

Лайон печально вздохнул:

– Да. Он настоял, что будет одеваться и раздеваться сам. Хотя, я знаю, это отнимает у него много сил. Он очень гордый. Не соглашается принимать помощь даже от санитара.

Он грустно посмотрел на дверь, за которой только что скрылся отец, затем легонько встряхнул головой и обратился к ней:

– Вы закончили с пирогом?

Энди отправила в рот последнюю хрустящую корочку.

– Бесподобно! – воскликнула она и принялась изящно облизывать кончики пальцев. Покончив с этим, она повернулась к Лайону и… замерла. Он сосредоточенно, не отрываясь смотрел на ее губы.

– Кажется, вы кое-что пропустили, – тихо сказал Лайон, взял ее руку и поднес пальцы к своим губам.

«Боже мой, – пронеслось в мозгу Энди, – если он это сделает, я умру».

Ее как магнитом тянуло к нему. Острое желание почувствовать мягкие, скользящие прикосновения его губ и языка захлестнуло Энди.

Но нет, он не коснулся ее пальцев, а легко и нежно стал сдувать с них оставшиеся крошки.

Комната поплыла перед ее глазами, и она с трудом сдержала стон, готовый вот-вот сорваться с ее губ.

– Лайон, Энди, вы закончили? – послышался голос Грейси. Лайон выпустил руку Энди и отшатнулся от нее. Грейси вошла в комнату. – Хотите, я приготовлю вам кофе во внутреннем дворике?

– Мы собираемся сходить к реке, – ответил Лайон за них обоих. – Может быть, выпьем кофе, когда вернемся. Я не знаю, долго ли мы прогуляем. Если хочешь, иди спать.

– Я помою посуду и схожу проверить, как там генерал Рэтлиф. Кофе будет ждать вас. На случай, если мы сегодня не увидимся, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Грейси, – сказал Лайон.

– Спокойной ночи и спасибо за вкусный ужин, – попрощалась с ней Энди, от души надеясь, что Грейси не заметила ее смятения.

– На здоровье. А теперь оба убирайтесь с моей дороги. Идите себе гуляйте.

Через святая святых Грейси – кухню – они вышли из дома.

– Она готовит для всех ваших рабочих? – Энди уже знала, что ранчо Рэтлифов похоже на маленький городок, на территории которого живут несколько десятков ковбоев со своими семьями.

– Многие годы она готовила для одиноких мужчин, которые жили во флигеле. – Он указал на здание слева от входа во внутренний двор. – Но, когда отец заболел, я нанял для той кухни другую кухарку. Теперь самая главная забота Грейси – следить за его здоровьем, когда я в отъезде. Она приехала сюда с моими родителями, – продолжал он, – когда построили этот дом. Мне было десять лет, когда умерла моя мать. И с тех пор Грейси заботилась обо мне.

По аллее, обсаженной дубами и ореховыми деревьями, они шли вниз к реке. Был великолепный вечер. В темно-фиолетовом небе, словно театральная декорация, висел рогатый месяц. Легкий ветерок приятно холодил их лица. Пахло свежевскопанной, влажной землей.

– Вы помните свою мать?

– Это печально, но я помню только свои впечатления о ней. Для меня мать – это нежность, доброта, тепло. Но, может быть, все дети так думают о своих матерях. – Он улыбнулся, и в сгущающихся сумерках его зубы блеснули ровной полоской. – Я помню, что она всегда как-то по-особенному пахла. Не уверен, что с тех пор мне встречался запах таких духов, но я даже сейчас бы узнал ее по этому аромату. Ее звали Розмари.

– Да, в газетах сообщали, что ваш отец очень часто писал ей с войны. Наверное, они были очень близки.

– Да. Но редко. – Он не смог скрыть раздражения и быстро переменил тему. – А что ваши родители?

– Мама живет в Индианаполисе. Отец умер несколько лет назад.

– Чем он занимался?

– Он был известным журналистом. Его колонки печатались в нескольких газетах.

– Значит, интерес к журналистике проснулся в вас еще в детстве?

Что это – первая попытка вывести ее из равновесия?

– Да, думаю, это так, – спокойно ответила она.

По приглушенному гулу Энди поняла, что они подошли к реке, и действительно, скоро они увидели бурную реку, несущую свои кристально чистые воды вниз, от подножия холмов.

– Какая чистая вода! – воскликнула Энди.

– Днем увидите лучше. Вода фильтруется, проходя через известняковую породу на протяжении многих миль своего пути. Можно сказать, что это самая чистая вода в штате.

– А деревья! Они так красивы. – Запрокинув голову, Энди вглядывалась сквозь узорчатую листву кипарисов в звездное небо. – Вы ее любите, правда? Эту землю?

– Да. Многие думали, что я выберу для себя карьеру военного, как и мой отец. Но он ушел из армии еще до того, как я стал достаточно взрослым, чтобы понять, что в своей жизни он занимался не только сельским хозяйством. Сколько я себя помню, мы жили здесь. Обязательное образование я получил в Нэме, а когда пришло время идти в армию, надеялся, что никому не придет в голову как-то связывать меня с моим знаменитым отцом. Военная служба не для меня.

Лайон помолчал.

– У меня еще есть коммерческая недвижимость. Но моя настоящая любовь – земля. – Он широко раскинул руки, словно стремясь охватить все: и деревья, и эту реку, и эту ночь.

– Жаль, что только вы вдвоем наслаждаетесь вашим миром, – сказала Энди и тут же пожалела о своих словах.

– Если вы хотите знать, почему я так и не женился, отчего вы не спросите прямо, миссис Мэлоун? Не ожидал от вас подобного жеманства.

– Я вовсе не…

– К вашему сведению, – натянуто сказал он, – я был женат. Этот кошмар длился три года. А когда ей осточертели ранчо, дом, мой отец и я, она собрала вещички и смоталась. Больше я ее не видел. Развод моя жена получила, воспользовавшись почтовыми услугами дядюшки Сэма и чудесным изобретением Александра Грейама Белла.

– И теперь вы вымещаете ненависть к ней на других женщинах? – Энди стояла, прислонившись к кипарису.

– Нет. Прежде чем возненавидеть человека, нужно испытывать к нему хоть какие-то чувства. А какие бы чувства я ни испытывал к своей бывшей жене, они умерли во мне в тот момент, когда она уехала. Поэтому скажем так: я не доверяю представительницам женской половины человечества.

– Значит, вы закончите жизнь убежденным холостяком?

– Не сомневаюсь.

– Думаю, что дамочки в Кервилле не захотят с этим смириться, – подзадоривая его, сказала Энди, вспомнив, как заинтересовалась им служащая из гостиницы. – Разве они не охотятся за вами?

– Да. Каждая мамаша с дочкой на выданье готова бросить ее в мои объятия. Меня познакомили с каждой разведенной женщиной в городе. Все безнадежно. Был случай, когда меня пытались свести с молодой вдовой, подстроив так, что я оказался с ней рядом за обеденным столом. А тогда прошло меньше месяца как умер ее муж.

– Значит, вы презираете и отвергаете женщин?

Лайон оторвался от огромного валуна, прислонившись к которому он стоял, и подошел к Энди совсем близко.

– Нет, я не отвергаю женщин. Я только сказал, что не женюсь. Мне выпало несчастье – нет, счастье, это все-таки более правильно – быть подверженным тем же плотским грехам, каким подвержен любой мужчина.

В его голосе зазвучали вкрадчивые, бархатные нотки.

Неожиданно испугавшись, Энди отвернулась от Лайона и взглянула на реку.

– Я… Я думаю, это удачное место для натурных съемок. Конечно, шум воды – большая помеха, но…

Энди замерла. Она почувствовала на своих плечах его руки, сильные, нежные, горячие руки. Он повернул ее к себе:

– Вы, наверное, умираете от любопытства?

Энди ощутила на лице его теплое дыхание.

– Любопытства? – Голос ее сорвался. – Любопытства из-за чего?

– Из-за меня.

– А что именно мне должно быть любопытно?

– Например, на что это похоже, когда до тебя дотрагивается, а тем более целует ковбой с бычьей шеей? Разве не об этом вы подумали, когда впервые увидели меня?

– Нет, – солгала она.

Именно об этом она думала при их первой встрече, но ей и в голову не приходило, что он может догадаться о ее мыслях.

Он снова заговорил. И она почувствовала, что тает от звуков его голоса. Такой голос мог бы растопить глыбу льда.

– Когда вы получили назад свои письма, вы не восприняли это как отказ. Вы подумали, что приедете сюда, приласкаете этого деревенского парня, он потеряет от вас голову и разрешит взять интервью у отца. Вы были уверены, что я размякну, стоит мне только увидеть ваши золотистые глаза, бархатную кожу, шелковистые волосы и сексапильную фигурку. Так?

– Нет!

Он был несправедлив. Энди действительно страстно желала, чтобы он обнял ее покрепче, даже если он посмеется над ней потом.

– И чем больше я оскорблял вас, тем сильнее разгоралось ваше любопытство, пока я не повел себя действительно отвратительно. Думаете, я не знаю, что вы сегодня наблюдали за мной? Ну и как, увидели что-нибудь, что вам не понравилось?

– Вы самодовольный…

– Бросьте, миссис Мэлоун. Я удовлетворю ваше любопытство.

Он прижал Энди к дереву и искусно, нагло стал расстегивать пуговицы на ее блузке. Сначала одну, потом вторую.

Энди решительно посмотрела прямо ему в глаза, отчаянно надеясь, что он не почувствует, как неистово колотится ее сердце.

– Я не собираюсь ни драться с вами, ни сопротивляться вам…

– Сопротивляйтесь, деритесь… сколько угодно. Вы не остановите меня. К чертям благородство. – И Энди почувствовала на своих губах губы Лайона, властные и одновременно мягкие. Сопротивление было сломлено.

Губы Энди раскрылись, и его язык скользнул в сладкую влажность ее рта. Неожиданно он оторвался от Энди, поднял голову и пристально посмотрел на нее. Потом, словно подчиняясь палочке дирижера, они вновь потянулись друг к другу.

Лайон прильнул к ее губам с каким-то яростным отчаянием, словно боялся, что она исчезнет, как прекрасное видение, и он не успеет насладиться ею. Он осыпал легкими поцелуями лицо, шею, грудь.

– Лайон, – выдохнула Энди, когда почувствовала на своей груди тепло его ладоней.

Он нежно прижал ее к себе и слегка приподнял. Она оказалась на удивление легкой. Неожиданно Лайон сказал:

– А знаешь что? Я обнаружил, что в тебе не все фальшивое.

Если бы Лайон ударил Энди, она была бы менее потрясена. Она резко оттолкнула его:

– Так это для тебя… только эксперимент?

– А для тебя разве не только? – издевательски спросил он.

– Как ты омерзителен!

Энди, спотыкаясь, пошла к дому, на ходу поправляя блузку. Неожиданно теплый вечер превратился в темную, холодную ночь. Но не успела она пройти нескольких шагов, как Лайон нагнал ее и, больно схватив за руку, развернул к себе.

– Это я-то? Но я не влезал в чужой дом, гоняясь за семейными тайнами.

– Я…

– Тебе удалось одурачить моего отца, но со мной этот номер не пройдет, сестренка. Мне знаком этот сорт…

– Прекрати! – закричала она. – Я не сорт. И запомни это раз и навсегда. Я приехала сюда взять интервью у твоего отца. Знаю, что он болен, и, поверь, мне это небезразлично. Но тем больше у меня причин напомнить о нем американцам. Я не знаю, почему ты возненавидел меня заранее, даже не познакомившись со мной. Но я здесь. И буду делать свою работу независимо от того, хочешь ты этого или нет. – Энди почувствовала, как к горлу подступил комок и на глазах навернулись слезы. Хорошо, что в темноте он их не заметит. – И последнее, никогда больше не смейте ко мне прикасаться, мистер Рэтлиф. – Она разжала его пальцы, точно железным обручем сковавшие ее руку.

– Можете не сомневаться в этом, – ответил он язвительно. – Один поцелуй в темноте не сделает из вас женщины, миссис Мэлоун. Вы честолюбивы, практичны, упрямы. Вы просто копия мужчины в женском обличье. В вас нет ни мягкости, ни нежности, ни доброты – ни одного из качеств, необходимых женщине. Каждое слово жгло ее, как раскаленное железо. Он был прав. Сколько лет она прожила, спрятавшись в своей раковине? Но хотелось ли ей этого?

– Я не такая, – вырвался из ее груди яростный протест. – Не такая.

– Во всяком случае с моей помощью вам это доказать не удастся.

– Я и не хочу.

Она солгала. Ей хотелось. И от сознания этого унизительного факта Энди ощутила горечь, как от проглоченной пилюли.

Когда Энди вернулась, в доме стояла тишина. Грейси, как и обещала, оставила обещанный кофе во дворике. Только к нему так никто и не притронулся.

Энди была рада, что никого не встретила, и, не включая света, поднялась к себе. Приняла горячую ванну, надеясь смыть с себя воспоминания об унижении, пережитом ею. Только не так это просто. Понадобится много времени. Все еще испытывая стыд и гнев, она натянула халат и пошла в холл, чтобы позвонить Лесу.

– Я тебя разбудила? – сказала она в телефонную трубку.

– Нет, черт возьми. Хотелось бы мне, чтобы это было так. Я собираюсь напиться до одури, но пока на полпути к этому. А половина не в счет.

– В чем дело? Ты сегодня никому не назначил свидания?

– Моя лучшая подружка в отъезде, – проворчал он.

Энди рассмеялась. Она знала, что он говорит несерьезно.

– Тебя просто надо по-матерински приголубить.

– Знаешь, Энди Мэлоун, в отношении тебя у меня может развиться комплекс Эдипа. – Лес вздохнул, и Энди представила, как он запустил пятерню в свои рыжие волосы. – Могу поспорить, что ты там заарканила всех ковбоев. Неплохо, наверное, проводишь время?

Она не ответила на эту шутку. Лайон целовал ее с такой нежностью, с такой страстью. Как он мог?! Энди проглотила подступившие к горлу слезы:

– Между прочим, я нахожусь в резиденции Рэтлифов, на их ранчо.

– Где?..

На другом конце провода раздался грохот, затем нецензурная брань, и наконец она услышала голос Леса, на этот раз ясный и отчетливый:

– Я уронил телефон. Так что ты сказала? Ты где? Живешь там? У старика? Ты с ним уже познакомилась? А что его сын?

– Не все сразу, Лес. Давай по порядку. Да, по приглашению генерала я живу в его доме. Здесь остановится съемочная группа. Их разместят во флигеле.

– Боже всевышний! Я знал, что ты можешь провернуть это дельце, лапонька моя.

– Генерал Рэтлиф – настоящий джентльмен. Он согласился дать интервью, однако надо быть предельно осторожными, чтобы не переутомить его. Он очень слаб, Лес.

– Но все-таки он согласился?

– Да.

– А сынок?

Энди помолчала.

Если бы Лес не был так взбудоражен новостью, он заметил бы эту паузу.

– Отнесся к этому с меньшим энтузиазмом, но я не думаю, что он будет нам мешать.

– Потрясающе, великолепно, чудесно! Если бы я был сейчас с тобой, то подарил бы тебе поцелуй, который заставил бы тебя пуститься в пляс, а в твоей голове зазвенели бы колокольчики.

Энди вздрогнула. Сегодня она уже пережила такой поцелуй. Она полностью растворилась в Лайоне, во вкусе его губ, в запахе его кожи, в его прикосновении, в тяжести его тела. Ничего подобного прежде Энди не испытывала. Они с Робертом были чувственной парой – сначала, но…

– Энди, крошка, ты меня слушаешь?

– Д-да.

– Ну, куколка, расскажи мне все. Как это было?

– Генерал очень дружелюбен. С ним чувствуешь себя, как с собственным дедушкой. Он сказал, что я могу спрашивать его о войне в целом, но не об отдельных сражениях. Его…

– Подожди, подожди, вернись-ка. Что это за «отдельные сражения» и так далее?

– Он сказал, что не будет отвечать на вопросы о конкретных сражениях, в которых принимал участие. Только о войне в целом.

– Все интереснее и интереснее.

– Почему?

– Ты когда-нибудь слышала о военном, особенно о генерале, который не хочет рассказывать о своих ратных подвигах? Думаешь, старому скряге есть что скрывать?

Не только подозрения Леса, но и грубоватые слова в адрес генерала вызвали у Энди взрыв раздражения.

– Нет, – резко сказала она. – Я так не думаю. Сегодня я прочла целую кипу газетных статей, рассказывающих о его службе в армии с первых дней до выхода в отставку, и ни в одной не было даже отдаленного намека на какую-нибудь скандальную историю.

– Ну что ж, это следует обмозговать.

Она вовсе не собиралась об этом думать. Если в прошлом генерала Рэтлифа не все гладко, то она ничего не желает об этом знать.

– Сегодня я осмотрела дом – очень красивый, надо сказать, – и выбрала место для съемок. Мы можем сделать несколько сюжетов на натуре. Скажи, чтобы Джил захватил какой-нибудь фильтр для микрофона, который может заглушить гул воды.

– Воды? Какой, к дьяволу, воды, Энди?

– Речной.

– Речной. О'кей, что еще? Сейчас составлю список.

Она перечислила все, что необходимо взять для съемок: кабели, освещение, батарейное питание, микрофоны и тому подобное.

– По-моему, все, – сказала она, еще раз пробежав глазами записи в блокноте.

– Не совсем, – коротко сказал Лес.

– Что еще?

– Могла бы сказать мне, отчего у тебя голос как у школьницы, которая, собираясь на большой уик-энд, обнаружила, что у нее кончились противозачаточные таблетки.

– Лес, – простонала она. Наверное, ей никогда не привыкнуть к вульгарным шуточкам. – Все в порядке. Здесь ужасная жара…

– Во Флориде было тоже жарко, когда ты делала интервью с кубинскими беженцами. Тогда, помнится, ты не могла скрыть своего восторженного настроения. Слушай, что там у тебя происходит?

Меньше всего сейчас ей был нужен Лес со своим любопытством. У него всегда был хороший нюх на всякого рода «отклонения от нормы». Если ему нужно было что-то разузнать, его нос становился в целую милю длиной. Он бы без труда понял, что происходит с Энди, но, к счастью, ей была известна одна маленькая слабость Леса: его всегда можно было отвлечь лестью.

– Знаешь, я так скучаю по дому. Неужели ты хоть на минуту забыл, что я скучаю по тебе?

– Ага, как собака по плетке.

– Да нет же.

– Вернемся к этому позже. Я зациклился на этом странном нежелании генерала обсуждать сражения, в которых он принимал личное участие.

– Лес, прошу тебя. Это ерунда. Вероятно, он не хочет вспоминать о войне в деталях, вот и все.

– Может, его сын расскажет нам то, о чем умолчит генерал?

– Нет, – почти вскрикнула Энди.

– Ой-ой-ой! Я задел нерв? Слушай, а каков вообще из себя его сын?

– Он… ничего собой не представляет. Я хочу сказать, что он занят своим хозяйством, это деловой человек, и он не интересуется военными делами. Он мне сам это сказал.

– Но ему небезынтересна жизнь своего старика. И если старик что-то скрывает, то сын об этом знает. Нельзя ли как-нибудь разговорить его?

– Нет, Лес. Я бы не стала стараться, даже если бы точно знала, что есть какая-то тайна. Хотя убеждена, что ничего такого нет.

– Перестань, Энди, не надо прикидываться передо мной наивной простотой. Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что у всех есть что скрывать. Давай-ка начинай обрабатывать сына, малышка. Боже, если бы ты хоть чуть-чуть попрактиковалась на мне, я зажурчал бы, как ручеек.

– Мне нечего практиковать.?

– Есть, будь я проклят, и ты это отлично знаешь. – Он дал ей время переварить эти слова, а потом продолжил: – Будь потеплее с сыночком, Энди. Ты можешь постараться ради меня? О'кей. – Она ничего не ответила. – Может быть, ты и права, что там никаких секретов, но никогда не помешает завести дружбу с новым человеком, разве нет? Скажем, ты попробуешь очаровать сына… Лайон – так, кажется, его зовут? Договорились?

– Ладно. Посмотрю, что я могу сделать. – Энди хотела просто успокоить Леса, твердо решив при этом держаться от Лайона Рэтлифа как можно дальше. – Извини, мне пора идти.

– Дорогая, ты спасла меня от жутчайшего похмелья. Не знаю, как я смогу отблагодарить тебя.

– Что-нибудь придумаешь.

– Уже. Но ты на это не западаешь. Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, да?

Должно быть, Лес действительно не соврал насчет похмелья.

– Да, я знаю, что ты меня любишь, Лес. И я тоже тебя люблю.

– Тогда я говорю спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

– Приятных снов.

– Тебе тоже – приятных снов.

Она повесила трубку с ощущением, что ее пропустили через мясорубку. Сначала Лайон, а теперь Лес. Но Лайон причинил ей больше боли. К Лесу Энди привыкла, привыкла к переменам в настроении, к его нытью, пошлым шуткам, которые могут вывести из себя любого.

Она вернулась в свою комнату и почти упала на кровать. Вспоминая прошедший день, Энди не могла поверить, что все это случилось на самом деле. Может быть, она действительно неправильно себя повела, буквально силой ворвавшись в чужой дом? Найди она подход к Лайону, что должен уметь настоящий профессионал, глядишь – и он стал бы относиться к ней иначе? Но нет, нет. Мнение о ней он составил задолго до ее приезда в этот город.

Было очевидно, что все дурные качества своей жены Лайон переносит на остальных женщин. Легкомысленная и себялюбивая, она оставила его, отправившись на поиски райских кущ, а он не помчался следом. Это неудивительно. Такой мужчина, как Лайон, не станет гоняться за покинувшей его женщиной. Его жена не чувствовала себя счастливой у семейного очага, поэтому теперь каждая женщина, работающая с увлечением, представляется ему такой же бессердечной и неверной, как она.

– Это вовсе не обязательно, мистер Рэтлиф, – проговорила Энди в темноту комнаты.

Иногда случается так, что жизненный выбор за человека делают другие. С детства Андреа приучали к мысли, что она станет журналисткой – это было самое заветное желание ее отца. У нее не было братьев, поэтому именно ей было суждено продолжить его дело. Она вышла замуж за Роберта, а когда умер отец, испытала чуть ли не радость от того, что отныне сможет забыть о работе и все силы и энергию отдать дому и семье.

Когда она поделилась своими планами с Робертом, он был очень удивлен:

– Не верю, что ты всерьез решила бросить работу и стать домохозяйкой. – Неподдельное изумление на его лице лучше слов говорило о том, что подобные мысли даже не приходили ему в голову.

Она вспомнила свою вымученную улыбку, когда задавала вопрос:

– Разве ты не хочешь иметь детей?

– Ну да, конечно, Энди. Только не сейчас, а когда мы будем слишком старые для того, чтобы заниматься чем-то еще. Мне нравится видеть свою жену на экране телевизора. В ресторане для нас всегда находят лучшие места, снабжают контрамарками на фильмы. В конце концов я горжусь тем, что сплю со знаменитой Энди Мэлоун.

У Энди частенько возникало чувство, что Роберт считает ее своим трофеем, которым нужно дорожить только по ночам в спальне. И из-за этого чувства она не всегда могла ответить на его любовь. Трофей начал понемногу тускнеть. Роберт с головой окунулся в работу и почти всегда был в разъездах. Он сам придумывал темы для репортажей, когда не было заказов телестудии. А потом погиб.

Энди знала, что если бы она не сделала его жизнь несчастной, то он мог бы и не поехать в Гватемалу. Лайон был прав. Она искупала свою вину и чувствовала, что обязана работать ради Роберта и оправдать его надежды. Она не создана для того, чтобы быть женой и матерью. Она создана для карьеры. Эти три года были целиком посвящены работе. Энди почти убедила себя, что ей не нужны мужчина и его любовь, что она не испытывает в этом необходимости и может без этого прожить.

Но случилось так, что за стойкой бара Гейба Сандерса она встретилась взглядом с Лайоном Рэтлифом и поняла, что ей нужен мужчина. Своим прикосновением Лайон разбудил в ней чувства. И теперь, после его поцелуя, тело не могло забыть этого сладостного ощущения, как бы предостерегая мозг, что умрет, если не получит этого мужчину.

– Доброе утро, Энди. Надеюсь, вы хорошо спали?

– Да, – ответила она. – Благодарю вас, генерал. Я не знала, завтракаете ли вы в установленное время, разленилась и немного опоздала.

– Мне позволяют лениться каждый день, и я это ненавижу. Я предпочел бы подниматься с рассветом, как Лайон. Что вы будете есть? – спросил он, когда в дверях появилась Грейси с едой генерала.

Грейси принесла для Энди кофе, сок и кусочек пшеничного хлеба. Покачивая головой и прицокивая языком, она выражала недовольство по поводу этого слишком скромного, по ее мнению, завтрака.

– Какие у вас на сегодня планы, Энди? – спросил Майкл Рэтлиф, когда она допила кофе.

– Мне еще раз нужно просмотреть свои наброски и сформулировать вопросы. Хотя, конечно, по ходу вашего рассказа у меня появятся новые вопросы. Кстати, группа сегодня вечером вылетает в Сан-Антонио и скорее всего будет здесь завтра утром.

– Мне кажется, вы работаете слишком усердно. Лайон просил вас найти его, когда позавтракаете. – Глаза старика сияли. – Думаю, он хочет пригласить вас покататься.

Глава 4

– Покататься?

– Вокруг ранчо. Вы же хотели осмотреться, не так ли?

Энди не могла разочаровать генерала, который, видимо, очень гордился своим ранчо.

– Да, мне хочется осмотреть ваше ранчо, но я должна работать, а не развлекаться. К тому же не хочу отнимать у Лайона время. У него ведь есть занятия и поинтереснее, чем возиться со мной.

– Может быть, дела-то у него и есть. Только сомневаюсь, что он сочтет их более интересными, – улыбаясь, заверил ее Майкл Рэтлиф.

Энди не могла даже представить, что Лайон захочет увидеть ее еще раз, впрочем, как и она его, после того, что произошло вчера вечером.

– А вы уверены, что он просил меня разыскать его?

– Это было последнее, что он сказал перед тем, как уйти. Лайон попросил, чтобы вы подошли к гаражу. А теперь, с вашего позволения, Энди, я примусь за чтиво. Видите ли, я могу читать только по утрам, пока глаза мои не начинают сдавать окончательно. А после ленча, если хотите, мы поговорим. Да, и, пожалуйста, отдыхайте побольше. Следующие несколько дней будут очень напряженными. У меня слишком много времени на отдых, Энди, поэтому я с нетерпением жду начала нашей работы. – С этими словами он выехал из комнаты.

Энди посидела некоторое время в одиночестве, пытаясь набраться душевных и физических сил для предстоящей встречи с Лайоном. Какая одежда подойдет для такой поездки? Чтобы уберечься от насмешек с его стороны, она теперь ни за что не наденет джинсы и ботинки. Пожалуй, решила Энди, слаксы и вязаный свитер подойдут больше всего.

Пусть подождет. С этой зловредной мыслью она не спеша поднялась к себе в комнату, чтобы поправить прическу и макияж. Взяв флакончик своих любимых духов, Энди секунду-другую задумчиво держала его в руке, потом щедро полила себя из пульверизатора. Если он увидит в этом какой-то скрытый смысл, то будет не прав. Она всегда пользуется духами, даже днем.

Через стеклянную дверь она вышла во двор. Ни там, ни вокруг бассейна никого не было. Утренний воздух был свеж и прохладен. Солнце пряталось за облаками, и легкий южный ветерок шелестел листвой деревьев. Энди стояла тихо и, прислушиваясь, уловила шум реки.

– Доброе утро.

Она вздрогнула и обернулась. Красота окружающей природы так захватила ее, что она не услышала, как он подошел.

– Доброе утро.

От него исходил свежий, тонкий аромат туалетной воды.

– Готовы?

– Да.

Он повернулся к ней спиной и медленно направился к джипу. Автомобиль был без дверей и без крыши. Толстый слой пыли на сиденьях свидетельствовал о том, что джип много разъезжал по деревенскому бездорожью. Лайон сел за руль, а Энди забралась на пассажирское место. Она даже не успела еще как следует устроиться, а джип уже рванулся вперед. Да, у Лайона явно извращенные понятия о мастерстве рождения автомобиля.

– Хорошо спали?

– Да, – солгала она уже второй раз за сегодняшнее утро.

Лайон переключил скорость. Энди старалась не смотреть на его мускулистую сильную руку. Он выжимал ногами педали с такой силой, что сокращение его бедренных мышц внушало страх. Лайон вел машину, крепко вцепившись в руль. Определенно в это утро он находился в состоянии контролируемого буйства.

Энди принялась исподтишка разглядывать его лицо под полями соломенной шляпы. В уголках губ залегли суровые складки. Когда он моргал, то казалось, что это было не Простое рефлекторное движение, а попытка избавиться от бешеной ярости, застилавшей глаза.

Энди отвернулась и стала изучать местность. Не навязываться же ему с разговорами, в самом деле. После вчерашнего пусть радуется, что она вообще не отказалась с ним общаться. А с другой стороны, если он так ее презирает, зачем предложил эту прогулку?

«Черт бы ее побрал!» – думал Лайон.

Если она хочет быть такой, какая есть, то почему так ведет себя? Если хочет делать мужскую работу, почему одевается, как женщина? К чему тогда носить, например, одежду, которая подчеркивает каждую линию ее груди? А штаны в обтяжку? И почему она носит на босу ногу сандалии, такие хлипкие, что удивляешься, как они держатся на ногах. Ногти на ногах покрыты лаком нежнейшего кораллового оттенка. Такой цвет можно увидеть только внутри морской раковины…

«Дьявол! – выругался он про себя. – Только послушай, что ты несешь, Рэтлиф! Морские раковины! Боже!»

Итак, она красивая девчонка. И что же? Неужели вести себя по-идиотски, как сопливый юнец? Ты и раньше встречался с красотками, некоторые были даже красивее, чем эта. Но есть что-то такое в ее глазах. Необычные глаза, но… Нет, здесь дело в том, как она смотрит на тебя, когда ты с ней разговариваешь. Как будто твои слова имеют для нее жизненно важное значение. Она заинтересована. Она хочет знать. Ей небезразлично твое мнение.

Полегче, Рэтлиф. Только не купись на это. Разве не в этом заключается ее работа? Она должна уметь заставить тебя думать так. Секрет хорошего журналиста заключается в умении слушать.

О'кей, у нее красивые глаза, и она пользуется этим на полную катушку. И все же ты знаешь, что из этого сладкого ротика льются фальшивые пусть не слова, но поцелуи точно. Да что с тобой, парень? Ведь ты же уже давно не придавал значения поцелуям. Некоторые женщины готовы разыграть страсть в надежде подобраться к твоим денежкам. Большинство же поступает так, поддавшись условному рефлексу, зная, что тебе это будет приятно. Но Энди… Черт, да, Энди, а не миссис Мэлоун. Энди. Энди. Ее страсть не была фальшивой. Ей был очень нужен этот поцелуй. И не меньше, чем тебе. Она желала его.

Она умеет дать и умеет взять. Ты чувствовал, как тебя распирает желание, и был готов взорваться. Это испугало тебя, и ты поклялся, что больше не будешь иметь с ней дела. И первое, что ты сделал утром, это устроил так, чтобы остаться с ней наедине.

Дьявол! Да она отрава! Так чего же ты следишь за ней краешком глаза, а, Рэтлиф? Почему ты смотришь на ее руку всякий раз, когда она цепляется за край сиденья при каждом толчке? А может, надеешься, что если она находится в такой близости от твоего бедра, то…

На этом Лайон резко оборвал свои мысли и нажал на тормоз. Сила инерции бросила их вперед, потом прижала к спинкам кресел.

Джип стоял на крутом склоне. Энди вышла из машины и огляделась. Вид был потрясающий, с вершины открылась вся долина. Огромный дом позади реки, спрятавшейся в рощице, казался отсюда игрушечным.

Энди ждала, что Лайон заговорит. А может, он ждет ее слов? Обернувшись, она увидела, что он внимательно смотрит на нее.

– Здесь так красиво, – застенчиво сказала она.

Он сдвинул на затылок шляпу и заглянул ей в глаза.

– Кто такой Лес?

Не столько вопрос, сколько тон, каким он был задан, лишил Энди дара речи, словно удар под дых. Жадно глотнув воздух, она сказала:

– Это мой босс.

– Как удобно.

– Что вы имеете в виду?

– То самое. Интересно, а любовными делами вы занимаетесь в конторе или ждете окончания рабочего дня? И знает ли он, что вчера вечером вы были в лесу с посторонним мужчиной, которому позволили целовать себя? Или ему все равно? А может, это как раз тот случай, когда говорят о «свободных отношениях»?

Энди почувствовала, как вспыхнули ее щеки, сначала от воспоминаний о вчерашнем вечере, потом от гнева.

– У нас чисто дружеские отношения.

– Только не надо мне лгать. «Я знаю, что ты меня любишь, и я тоже тебя люблю». Кому вы это говорили?

– Так вы подслушивали?

– Случайно слышал. Вы разговаривали по Телефону отнюдь не шепотом. А я как раз поднимался к себе наверх. Конечно, я не мог не слышать.

Боже мой! Что же он еще слышал? Если он слышал, как она обещала Лесу поработать над сыном, чтобы раздобыть информацию… Нет, он об этом ее не спрашивал. Ему хочется знать, что у нее с Лесом. Но почему? Если бы это не было так нелепо, она подумала бы, что он ревнует. Наверное, дело тут чисто в мужской гордости. Навряд ли у него было много женщин, которые прямо из его объятий мчатся к телефону, чтобы сообщить другому, что любят его.

– Настоящий джентльмен дал бы знать о своем присутствии.

Он хрипло рассмеялся:

– Я давно перестал быть джентльменом. Итак, я жду. Расскажите-ка мне об этом Лесе.

Сейчас ей следовало бы сказать, что это не его дело, и приказать немедленно отвезти ее в дом. Почему же она не делает этого? Да потому, что по какой-то неизвестной причине ей важно, чтобы Лайон знал правду о ее отношениях с Лесом.

Энди решила не терять спокойствия и, как терпеливая мать, переждать вспышку раздражения своевольного ребенка.

– Лес Траппер – продюсер моей программы. Мы работаем вместе уже много лет. Начинали еще до моего замужества. Я сказала, что люблю его, и это действительно так. Как друга. Лес говорит каждой женщине, от вышедшей из школьного возраста и до престарелой уборщицы нашего заведения, что любит ее. Эти слова ничего не значат. Мы с Лесом никогда не были любовниками.

– Неужели ты думаешь, что я этому поверю?

Энди вспылила:

– Да мне нет никакого дела до того, поверишь ты или нет. Ты вынес мне приговор еще до того, как мы познакомились. Вам, мистер Рэтлиф, не понять, что женщина, которая не является хранительницей домашнего очага, может иметь нравственные устои.

– Ну хорошо. Скажем, у вас с Лесом ничего нет. Интересно знать, поделились ли вы с ним деликатными подробностями нашей прогулки? А может, вместе посмеялись над тем, как вам удалось пробраться в дом и всего за несколько часов приручить всех его обитателей до такой степени, что они готовы есть у вас из рук?

– Нет!

«Значит, – подумала она, – в нем действительно говорит только его растоптанная гордость. И ему наплевать, был у нас с Лесом роман или нет».

– Нет, – тихо повторила она, качая головой.

Лайон нервно покусывал губы. Он никак не мог понять, что в ней так взбесило его. Черт возьми, какая ему разница, с кем она разговаривает по телефону и что говорит? Да, только у него внутри все перевернулось, когда он услышал, что эта женщина желает другому мужчине приятных снов, а в его собственном сне, он это знал, она будет преследовать его до утра.

Выглядит она такой печальной, подавленной. Возможно, это только игра хорошей актрисы. Лайон был в смятении. Он не знал, чего ему хотелось больше: задушить или поцеловать ее. Казалось, губы Энди звали его. Они обещали сладкое забытье от всех горестей, пережитых им. Энергия, которую Энди буквально излучала, была способна возродить в нем то, что умерло много лет назад, освободить от одиночества, к которому он привык за эти годы.

Чисто физиологические потребности ему помогали утолить многие женщины, но после каждого из таких приключений он испытывал жгучий стыд и пустоту. Он мечтал о женщине, которая будет способна принять его целиком, со всеми его достоинствами и недостатками.

Он взглянул на Энди и чуть вздрогнул, увидев на ее щеке слезинку. В тот же миг Энди вскинула вверх ресницы. Нет, глаза ее сухи. Это была всего лишь капля дождя.

– Нам лучше вернуться, – грубовато сказал Лайон, – начинается дождь.

Это было мягко сказано. Не успел он завести мотор, как на них обрушился ливень. За плотной стеной дождя ничего не было видно.

– Держись, – прокричал он, и джип помчался в противоположном направлении от дома.

Лайон вел машину наугад по неровной дороге. Сильный порыв ветра сорвал с него шляпу и умчал прочь. Энди крепко вцепилась в сиденье, опасаясь за свою жизнь. Ветер рвал ее волосы, струи дождя хлестали по лицу и рукам.

Вдруг Энди показалось, что они сейчас врежутся в скалу. Только когда они приблизились, она разгадала намерение Лайона. Он переключил скорость, и машина медленно въехала в небольшую пещеру. Внутри было темно.

Лайон выключил мотор, и стало тихо. Лишь монотонный шум дождя нарушал эту обволакивающую тишину.

– С вами все в порядке? – спросил он наконец.

Энди дрожала – от холода. Промокшая насквозь одежда неприятно облепила тело. К тому же ее тревожило смутное беспокойство.

– Да. – Зубы ее выбивали дрожь.

Лайон изучающе смотрел на ее бледное и напряженное лицо. Он проследил путь капли, которая, скатившись с виска, поползла по щеке. Совершенно непроизвольно он протянул руку и поймал каплю пальцем. И, словно испугавшись своего жеста, тут же отдернул руку.

Энди не шелохнулась.

Лайон отвернулся и уставился на каменную стену пещеры. Затем легонько ударил себя кулаком по колену – единственный жест, который выдал его внутреннюю муку. Из последних сил он старался сохранить самообладание, но чувствовал, что летит в пропасть…

Одним резким движением он повернулся к Энди и притянул ее к себе:

– Только, пожалуйста, не будь лгуньей. Прошу, не будь.

Его поцелуй был долгим и страстным. Здесь не было места тонкости чувств и нежности, а только всепоглощающая страсть. Волна желания подхватила их обоих и унесла в безумном потоке.

Они жадно испивали друг друга. Он дразнил ее, щекоча кончиком языка ее губы. Он впитывал их вкус. Наконец Лайон оторвался от ее рта и прижался к шее, вдыхая аромат кожи. Он погладил ее руки:

– Тебе холодно?

– Нет, – выдохнула она. – Нет.

– Энди, тебя действительно ничего не связывает с Лесом Траппером?

– Только работа и дружба. Меня ничто ни с кем не связывает. С тех пор как погиб Роберт.

Он недоверчиво заглянул в ее золотистые глаза, словно хотел прочесть в них правду:

– Мне так хочется верить тебе.

– Верь. Это правда.

– Почему ты хочешь взять интервью у моего отца?

На лице Энди отразилось неподдельное изумление.

– Я тебе уже говорила о причинах. Может быть, ты думаешь, что я преследую какую-то скрытую цель?

– Нет. Думаю, что нет, – медленно произнес он. – За эти годы многие пытались нарушить его уединение. Но он не хотел, чтобы мир, который он создал для себя, моей матери и меня, был разрушен. Возможно, если бы он не избегал журналистов, он не стал бы объектом многочисленных домыслов. Его отшельничество продиктовано причинами исключительно личного порядка. Пока не появилась ты, он был твердо намерен унести с собой в могилу воспоминания о своей жизни, так и не удовлетворив больного любопытства американцев. С одной стороны, я рад, что он тебя не вышвырнул. – Лайон наклонился и поцеловал ее в ключицу. Неожиданно глаза его посуровели. – А с другой стороны, я боюсь за него.

Энди откинула с его лба непослушную прядь мокрых волос:

– Почему, Лайон? – Она упивалась звуком его имени, и только ради того, чтобы услышать его снова, повторила вопрос: – Ты боишься за его здоровье, Лайон?

– Это и еще… Да так, ничего. Как ты красива, Энди, – прошептал он, целуя ее.

Недомолвка Лайона испугала Энди. Ее на мгновение охватила паника. Неужели снова подтвердилась сверхъестественная способность Леса чуять тайны? Неужели с отцом Лайона связано что-то такое, что он не хотел бы предавать огласке? Нет! Господи, умоляю, не дай мне обнаружить то, что нельзя предавать огласке. Конфликт между совестью и интересами дела был проклятием каждого репортера, стремившегося к объективности. Энди отогнала от себя тревожные мысли и сосредоточилась на поцелуе Лайона.

Он пощекотал языком уголок ее рта, провел им по щеке и начал играть с серьгой. Одной рукой он крепко обнимал Энди, а другой поглаживал ее шею, постепенно опускаясь вниз. Коснулся ее левой груди и замер, чувствуя, как под ладонью бьется ее сердце.

– Энди? – В вопросе просьба даровать свободу действий.

– Лайон. – Свобода дарована.

Лайон обладал талантом понимать тело женщины; Энди ощутила прикосновения его рук именно там, где они были более всего желанны.

– Когда я увидел тебя у Гейба, мне тотчас захотелось дотронуться до тебя. – Его шепот у уха сам по себе был уже лаской. – Ты была похожа на маленького ангела.

– Меня всегда смущал мой рост.

Лайон тихо рассмеялся. Его ласки стали смелее, настойчивей. Он продолжал открывать для себя ее тело.

– Напрасно. В юности я грезил о девущках именно с такой фигурой.

– Меня как раз и смущали такие мечтательные юноши, вроде тебя, которые все время пялились на меня.

– Я тронут.

– Когда ты увидел меня у Гейба, каким было твое первое впечатление?

– Что у тебя красивые глаза и потрясающие…

– Кроме этого!

– О, тогда это уже второе впечатление.

– Лайон, я серьезно.

– Я тоже.

Он снова рассмеялся. Потом, действительно посерьезнев, он убрал руку с ее груди и запустил пальцы в ее волосы, все еще мокрые от дождя.

– Я подумал, что ты очень привлекательная женщина, с которой мне хотелось бы оказаться в постели.

Энди захватила такая волна эмоций, что она не сразу смогла выговорить:

– А сейчас?

– А сейчас я думаю, что ты очень привлекательная женщина, которую нужно сначала узнать получше, а потом уже думать о близости с ней. Первый импульс основывался исключительно на физическом желании, на вожделении. Что такое мое второе чувство, я пока еще не понимаю, но конечное желание то же. – Он взял ее за подбородок. Казалось, он хотел прочесть ее мысли. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

С дрожью в голосе, чуть ли не со страхом, она проговорила:

– Кажется, да.

– Я не хочу, чтобы мы неправильно поняли друг друга, – спокойно сказал он.

«Как он может быть таким спокойным, когда я вся дрожу?»

– Я хочу заниматься с тобой любовью: неторопливо, даже лениво, или как дикарь, с неукротимой страстью.

Так откровенно дерзко не говорил с ней ни один мужчина, за исключением, может быть, Леса. Но тот просто шутил, поддразнивал ее, а Лайон был совершенно серьезен. Преодолевая смущение, она спросила:

– Что я для тебя? Очередной трофей на каминной полке? Или цель, которую требует поразить твое самолюбие? Подумай еще, Лайон. Я никогда не была и не буду легкой добычей.

– Я и не собирался устраивать состязание. И не захотел бы тебя, будь ты легкой добычей. Просто я подумал, что поступлю справедливо, если буду с тобой честен до конца.

Энди была взрослой женщиной, на ее пути встречалось немало мужчин, и все же она растерялась. Она не знала, как вести себя с Лайоном, не могла разобраться в своих чувствах к нему. А вдруг он всего лишь хочет усыпить ее бдительность, чтобы потом помешать взять интервью?

Нет, такой поцелуй не мог быть фальшивым. Но если это так, то мир потерял в лице мистера Рэтлифа-младшего великолепного актера. В таком случае лучше сразу поставить все точки над «i».

– Я буду делать свою работу, Лайон, что бы ни произошло между нами. Никто и ничто не помешает мне быть объективной. И уж конечно, я не предполагала, что между нами могут возникнуть личные отношения.

– Я тоже не знал, что увлекусь тобой. Но отношения к этим интервью я не изменил.

– Тебе нечего опасаться с моей стороны.

– Это ты берегись, если я почувствую, что твои намерения не так чисты, как ты это представляешь.

На этой зловещей ноте он обернулся к выходу и, увидев, что ливень перешел в мелкий моросящий дождь, сказал:

– Нам лучше поторопиться домой. Отец и Грейси будут волноваться.

Когда Энди и Лайон, промокшие до нитки, вошли в кухню, генерал и Грейси не только не проявляли признаков беспокойства, но были в полном восторге и от души смеялись над Энди, которая неуклюже шлепала по полу в разъезжающихся сандалиях.

– Поскольку вы так и не объявились к ленчу, генерал перекусил прямо здесь, на кухне. – Грейси сочла нужным объяснить, почему ее хозяин оккупировал дальний угол разделочного стола.

– Очень вкусный суп, – сказал он. – Рекомендую обсохнуть и отведать его.

Молодые люди поспешили последовать его совету. Переодевшись, Энди вышла в коридор и увидела Лайона, притворявшего за собой дверь своей комнаты. Из чисто женского любопытства она не могла не узнать, что находится за этой дверью.

– Ты похожа на школьницу, – сказал он шутливо, дернув ее за мокрый хвост. – Хотя тебе идет. – Взгляд, которым он окинул Энди, был красноречивее всяких слов. – Просто чтоб ты знала – та вязаная штучка понравилась мне больше.

На этот раз Энди была в хлопчатобумажной рубашке с погончиками.

– Что еще можно ожидать от такого убежденного защитника домостроя, как ты.

– Точно подмечено. – Он обаятельно улыбнулся.

Во время обеда Лайон пребывал в хорошем настроении. Покончив с едой, он натянул плащ и нахлобучил соломенную шляпу. Точно такую же унес ветер.

– На ранчо много работы, и я не могу сидеть без дела. Увидимся за ужином, – сказал он всем, но при этом смотрел на Энди.

Подмигнув ей, он вышел во двор. Энди поспешно отвела глаза, надеясь, что генерал и Грейси ничего не заметили. Но – увы – ее надежды были напрасны.

– Я немного вздремну, Энди. Потом, если пожелаете, поговорим о работе. Я буду в вашем распоряжении до ужина.

– Спасибо, генерал.

– Прекрасный суп, Грейси, – повторил он, выезжая из кухни.

– Бедняга, он почти ничего не может есть.

Энди принялась помогать Грейси убирать сo стола.

– Он очень болен? – тихо спросила она.

– Очень. Я стараюсь подготовить себя к неизбежному, но знаю, что мне будет ужасно горько, когда он покинет этот мир. Это великий человек, Энди.

– Я это поняла, как только увидела его. Вы работаете у него уже много лет?

– Почти сорок. Я была девчонкой, всего двадцати лет, когда они с миссис Рэтлиф наняли меня. Она была настоящая леди. Нежная, как цветок. И всю себя отдавала мужу и сыну. После смерти Розмари генерал не посмотрел ни на одну женщину, хотя я считала, что Лайо-ну нужна мать. Мне кажется, генерал подсознательно возложил эту роль на меня.

– Лайон рассказывал мне, что вы заботились о нем, как мать.

Грейси перестала вытирать стол:

– Он это сказал? Ну тогда мне, наверное, удалось стать неплохой заменой его бедной матушки. Я очень беспокоюсь за мальчика. Его гложет злоба, и это пугает меня.

– Он говорил, что был женат.

– На самой красивой из девушек, каких мне доводилось видеть. – Тут она поморщилась, Как от скверного запаха. – Но красота скрывала истинное ее лицо. Со дня их несчастной женитьбы она не давала Лайону ни дня покоя. То это ей не так, то другое. Вечно-то она хныкала да жаловалась. Она, видите ли, «влачила жалкое существование в этой глуши, понапрасну растрачивала свои молодые годы». А ей хотелось, чтобы жизнь вокруг нее била ключом. Она всегда мечтала стать моделью и сделать карьеру в мире моды. И вот однажды она упорхнула в Нью-Йорк. И больше мы ее не видели. Для нас с генералом это было счастливое избавление. А Лайон переживал. Не сказать, чтобы он больно скучал по ней. Честно говоря, я думаю, он тоже был рад, что она уехала. Но все же что-то эта женщина перевернула в его душе.

– Он озлоблен против женщин, которые много времени отдают работе.

Грейси удивленно подняла брови:

– Включая вас?

– Меня в особенности.

– Ой, да ладно. Я вижу, что вы просто выбили его из колеи, когда так решительно разговаривали с ним вчера. Хотя правильно сделали. Я от души повеселилась, – смеясь, добавила Грейси. – Но вы правы. Он становится подозрительным, когда дело касается женщин.

– А как ее звали?

– Кого? Его жену? Джери.

– Джери, – рассеянно повторила Энди.

Грейси сложила руки на животе и, склонив голову набок, точь-в-точь как вчера, внимательно посмотрела на Энди.

– Когда вы прогуливались под дождичком, может, случилось что-то еще, кроме того, что вы вымокли, а?

Энди почувствовала, как жгучая краска заливает ее лицо.

– Изви… Извините меня. Мне нужно просмотреть записи.

Когда она, неуклюже пятясь, вышла из кухни, услышала, как, хихикнув, Грейси сказала:

– Я так и знала!

– Итак, в моем номере гостиницы сидит чемпион Уимблдонского турнира среди мужчин. При нем огромный кубок победителя.

Энди рассказывала, какие с ней приключались истории на работе, и все внимание было приковано к ней. Даже Грейси забыла о своих обязанностях и слушала Энди раскрыв рот. Глаза генерала были прикрыты, но он улыбался, и Энди поняла, что он тоже слушает. Лайон, откинувшись на спинку стула, вертел в руках бокал с вином.

– Можете себе представить, как я была горда, что он согласился дать интервью. Меня буквально распирало от восторга. Это была настоящая удача. Единственное условие, которое поставили его тренер и менеджер, – интервью должно быть не более десяти минут.

Съемочная группа готовилась к работе. Вокруг нас бегали люди со шнурами и юпитерами. И тут случилось нечто ужасное. Один не в меру усердный ассистент слишком поторопился, устанавливая треногу со светом, и задел ногой шнур. Дальше все происходило, как в замедленной съемке: ты видишь, что происходит, но не можешь ничего сделать, чтобы предотвратить трагедию. Лампа упала прямо на макушку новоиспеченному чемпиону.

Грейси прикрыла рот ладошкой. Лайон громко рассмеялся. Улыбка генерала стала еще шире.

– Благодарю покорно! Вы смеетесь! – воскликнула Энди с притворным негодованием. – Впрочем, наш чемпион серьезно не пострадал.

– И что же произошло? – спросил Лайон.

– Я затаила дыхание. К тому же было чувство, что характер у него скверный. Но, как настоящий чемпион, он с блеском выдержал испытание. Спокойно промокнул кровь…

– Кровь?! – ужаснулась Грейси.

– Разве я не говорила? – невинно спросила Энди, и все рассмеялись. – По правде сказать, он действительно не очень пострадал. Но, когда на него падал штатив, я уже видела заголовки в газетах: «ЧЕМПИОН УИМБЛДОНСКОГО ТУРНИРА УМИРАЕТ ОТ РУК АМЕРИКАНСКОЙ ЖУРНАЛИСТКИ».

– А у кого еще вы брали интервью? – задала Грейси традиционный вопрос и присела за стол, перестав даже делать вид, что прислуживает за столом.

– Надо подумать, – задумчиво протянула Энди. – Были и великие люди, или к ним приближенные, и простые американцы, которые почему-то попали в блок новостей.

– Назовите кого-нибудь из знаменитостей, – попросила Грейси.

Энди с беспокойством посмотрела на Майкла Рэтлифа, но он казался таким спокойным и вовсе не уставшим, хотя днем они очень долго беседовали.

Энди начала загибать пальцы:

– Боб Хоуп, Нил Армстронг, Реджи Джексон, Джон Денвер, принц Великобритании Эндрю, Михаил Барышников.

– Ах! – с благоговением воскликнула Грейси.

– Только мужчины? – неожиданно раздраженно спросил Лайон.

– Нет. – Энди улыбнулась. – Среди прочих были Лорен Бэкол, судья Сандра Дей О'Коннор, Кэрол Бернет, Фарра Фосетт и Дайана Росс. Это только некоторые имена, – озорно добавила Энди, разгибая пальцы.

– А есть такие, у кого вы хотели бы взять интервью, но пока этого не сделали? – спросил Лайон.

– Генерал Майкл Рэтлиф и, – Энди обратила взор к небесам, – Роберт Рэдфорд.

– Ой-ой-ой, ну вы и сказали. – Грейси покачала головой.

Генерал громко рассмеялся:

– Мне приятно оказаться в такой компании.

Лайон тоже смеялся.

– Папа, – сказал он, когда наконец все успокоились, – тебе все-таки лучше отправиться в постель.

– Ты прав, конечно, хотя я не чувствую усталости. Мне было так весело с вами.

Энди подошла к генералу и поцеловала его в щеку. Похоже, это стало ритуалом.

– Спокойной ночи, генерал. Отдыхайте.

– Спокойной ночи. – Он покинул столовую.

Лайон посмотрел на Грейси:

– Доктор приходил утром?

– Да, пока вы мокли под дождем.

– И?

Она положила руку на его плечо:

– Все в руках господа, Лайон.

Он нежно похлопал ее по руке и печально взглянул на нее. Но в следующую же секунду тряхнул головой, словно прогоняя мрачные мысли, и поднялся:

– Энди, мне не хочется покидать тебя, но сегодня собрание ассоциации животноводов, и я должен на нем присутствовать. Ты не будешь скучать?

Подавив разочарование, Энди улыбнулась:

– Нет, конечно. Мне нужно подготовиться к интервью.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Энди слышала, как за ним закрылась входная дверь, но она не скоро нашла в себе силы покинуть столовую.

Энди так и не поняла, что ее разбудило. Просто неожиданно она проснулась и села на кровати. Светящиеся стрелки часов на тумбочке показывали начало пятого. Отбросив одеяло, она подбежала к окну.

Все было тихо. Но вдруг она услышала какой-то шум. Энди показалось, что звуки доносились со стороны реки. Внезапно она увидела в темноте прыгающие лучи света. Два луча двигались параллельно, потом исчез один, затем Другой.

Кто это может быть? Рабочие с ранчо? Она посмотрела на флигель. Все тихо. Посторонние? Но кто? Может, другие репортеры узнали, что она здесь, и решили разведать?

Кто бы это ни был, необходимо сообщить Лайону.

Она опрометью выскочила в коридор и побежала к его комнате. Даже не постучавшись, она распахнула дверь и, задержавшись на секунду у порога, чтобы глаза привыкли к темноте, пробралась к огромной кровати.

Он лежал на животе, обхватив рукой подушку, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Обнаженная широкая спина выделялась темным пятном на белоснежной простыне. Склонившись над ним, она легонько коснулась плеча:

– Лайон.

Глава 5

Он вскочил так резко, что едва не ударил ее головой в подбородок:

– Что?.. Энди? Что такое?

– Около реки происходит что-то странное, – сказала она, с трудом выговаривая слова. Энди не могла точно сказать, из-за чего так стучит ее сердце: была ли причиной тому возможная опасность, или так на нее подействовала близость Лайона. – Свет фонарей, какой-то шум.

– У реки?

– Да. Я проснулась и…

Она замерла на полуслове, когда Лайон поднялся. Он был совершенно обнажен. Проскользнув мимо нее в темноте, схватил джинсы и быстро натянул их.

– Что за шум? – спросил он, застегивая «молнию».

– О… – Энди начала заикаться. – Э… Вроде смех, что-то такое…

Она неловко замолчала, и в тишине спящего дома неестественно громко щелкнула кнопка на поясе его джинсов.

– Сколько фонарей? – Он прошел к бюро и открыл верхний ящик.

– По-моему, два. Ты думаешь… Это оружие?

– Да. Спасибо, что разбудила меня. Может быть, ничего серьезного, но лучше я проверю.

– Я тоже пойду.

– Черта с два.

– Пойду. А если ты не возьмешь меня с собой, прокрадусь следом.

Лайон взглянул на нее. Даже в темноте – они специально не включали свет, чтобы никого не потревожить, – он увидел, как упрямо вздернут ее подбородок.

– Ладно, идем. – К ее удивлению, в его голосе не было раздражения. Стараясь не шуметь, они тихо прошли по спящему дому.

– Не отставай, – прошептал Лайон, открывая стеклянную дверь, выходившую на террасу перед бассейном.

Крадучись, они пересекли внутренний дворик, обошли бассейн и вышли на тропинку, ведущую к реке. Как только они ступили на нее, Лайон обернулся:

– Ты еще здесь?

– Да.

– Черт возьми, что на тебе надето?

– Ночная сорочка.

– Слишком белая ночная сорочка. Ты похожа на леди Макбет. Да тебя видно за милю. Есть что-нибудь под ней?

– Только самое нижнее белье.

– Слава богу, – проворчал он и тут же неожиданно выругался: – Дьявол! Обувь-то хоть на тебе есть? – прошипел он.

– Нет.

– Тогда осторожней. Тут острые камни.

Лайон неожиданно остановился. С разгону Энди ткнулась ему в спину и, чтобы не упасть, вцепилась в него.

– Я вижу свет, – прошептал он.

Луч фонарика скользнул по деревьям. Журчание воды заглушало почти все другие звуки, но все же они различили голоса. Вот кто-то заговорил чуть громче остальных, и сразу в ответ раздалось приглушенное «тш-ш-ш».

– Ступай осторожно, – предупредил Лайон, делая шаг вперед.

Сквозь густые ветви деревьев они разглядели несколько темных силуэтов на фоне реки, похожей в лунном свете на расплавленное серебро. Кто-то тихонько выругался. И тут же – приглушенное хихиканье. Энди успокоилась. Эти странные пришельцы никак не могут быть профессиональными преступниками.

– Все ясно, – прошептал Лайон и повернулся к Энди. – Сейчас немного повеселимся. Подыграй мне.

– Но что…

– Просто подыграй. Увидишь.

Топая, как стадо слонов, Лайон с шумом продрался сквозь кусты и вышел на берег. Энди аж подскочила на месте, когда он заорал: «Что, черт возьми, здесь происходит?» – и только потом включил свой супермощный фонарь.

Она увидела, как две или три фигуры спрятались в огромной надувной лодке, стоящей у берега.

Три парня лет восемнадцати стояли, как животные, парализованные светом фар на шоссе. И без того напуганные, они застыли от ужаса, когда Лайон направил на них пистолет. Он подошел к одному из парней.

– Вы ведь не будете в нас стрелять, да?

– Еще не знаю, – угрожающе сказал Лайон. – Кто вы такие и что вам надо посреди ночи на моей земле?

Парень беспокойно взглянул на дружков, как бы ища поддержки, но те молчали. В лодке произошло какое-то движение и послышался сдавленный смех.

– Мы… Мы студенты из Юты. Плывем вниз по реке. Парень, у которого мы брали лодку, сказал, что хозяева не возражают, когда туристы останавливаются на берегу. Главное, чтобы они не заходили на территорию усадьбы.

– Ну и? – Лайон лениво поигрывал пистолетом. – Сейчас вы на территории поместья.

– Мы… Мы напились пива и… э… ну, в общем, наша лодка перевернулась, когда мы проплывали стремнины в нескольких ярдах отсюда вверх по течению. Мы здесь остановились, чтобы просушить вещи.

Из лодки снова послышался смех, и парень раздраженно посмотрел в ту сторону. Потом боязливо взглянул на Лайона:

– Нам ужасно жаль, сэр. Мы не хотели сделать ничего плохого. Клянусь богом.

Лайон как бы нехотя засунул пистолет за пояс. Парень и его друзья вздохнули с облегчением. Обхватив Энди за плечи, Лайон прижал ее к себе:

– Вы чуть до смерти не напугали мою жену. Мы только закончили заниматься любовью, она подошла к окну и увидела свет ваших фонарей. Она подумала, что ее бывший муж пришел отомстить ей. Он находится в заведении для шизофреников и склонен к насилию.

Энди с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица, хотя внутри все клокотало от злости. Когда он сказал, что они занимались любовью, юнцы посмотрели на нее с похотливым интересом. Энди не отказала себе в удовольствии наступить Лайону на ногу. Он лишь стиснул зубы.

– Мы, разумеется, сожалеем, что потревожили вас во время… Я хотел сказать, мы не хотели помешать вашим… Простите, что побеспокоили вас, – наконец выпутался спикер вымокшей команды.

– Энди, пойди проверь лодку. Может, этих глупых девчонок держат там против воли? И спроси, все ли у них в порядке?

– Они просто испугались, сэр.

Энди, стараясь не поранить ноги об острые камни, пробралась к лодке и заглянула внутрь. Три вымокшие насквозь девушки сидели, прижавшись друг к другу. Беглый осмотр плавсредства показал, что из провизии осталось только шесть упаковок баночного пива.

– С вами все в порядке? – спросила она у несчастной троицы.

– Да, мэм, – хором ответили девицы.

Энди поразилась, услышав от них обращение из лексикона учебника хороших манер. Наверное, последний раз они произносили «мэм» в детском саду.

– Там есть еще пиво, Энди?

– Да.

Лайон подошел к лодке и, взяв две упаковки, отдал их Энди. Взяв их одной рукой, другой она захватила рубашку, стараясь прижать ее как можно плотнее к телу: на фоне лунного света очертания ее тела, наверное, слишком хорошо видны.

– Через час начнет светать, – сказал Лайон. – Если увижу вас здесь после рассвета – вернусь. И не дай бог, если найду здесь какой-нибудь мусор, бумажки, сигаретные окурки или еще что. Я немедленно вызову шерифа, и он арестует вас за незаконное проникновение на чужую территорию. Все понятно?

Энди ответила бы утвердительно на любой вопрос, заданный таким тоном. Умение добиваться безоговорочного послушания он унаследовал от отца.

– Да, сэр, – хором ответили все шестеро.

– Ну, тогда ладно. И впредь, чтобы избежать неприятностей, советую сначала устроиться на ночлег, а потом уж открывать банки с пивом. Река местами очень опасна, и пить во время навигации – дело рискованное.

– Да, сэр, – пропел слабый хор.

– Пойдем, Энди. Теперь можно вернуться в постель.

В ответ на последнее заявление Энди наградила его убийственным взглядом и только потом пошла за ним. До них еще довольно долго доносились приглушенные голоса горе-путешественников, которые после их ухода принялись затаскивать в лодку вещи. Если их не отрезвило ночное купание, то слова Лайона явно произвели больший эффект.

– Я тебя убью, – сказала Энди.

– За что? – невинно спросил он.

– Жена? И сумасшедший бывший муж, всего-то? Как ты только до такого додумался?

– А ты предпочла бы, чтобы я сказал: «Это моя гостья, миссис Мэлоун»? Догадываешься, что они могли подумать, если бы я так тебя представил? Тем более что ты увязалась за мной полуголая среди ночи?

– Я увязалась за тобой среди ночи, потому что думала, что тебе угрожает опасность. И вовсе я не полуголая.

– Полуприкрытая в рамках добродетели.

– Так-то лучше. – Они тихо рассмеялись. – Но не было никакой необходимости говорить, что мы… э…

– …занимались любовью?

– Да. – Ступая следом за ним, Энди остро ощущала тепло его тела и была рада, что он не видит ее. – Мог бы сказать, что мы спали.

– Это так приземленно, что не заинтересовало бы их. Хотя они и так ошалели, увидев тебя.

– Скорее они ошалели от твоего фонаря и револьвера.

– Вообще-то это пистолет, – поправил он ее. – Возможно, сначала они действительно видели только его, но затем… они видели только тебя. Не скажи я, что ты моя жена, не намекни, что мы счастливы в браке, вдруг у них появилось бы искушение скрутить меня и заняться тобой.

– Не забывай, что с ними были девушки.

– Похожие на мокрых крыс. Нет, думаю, они предпочли бы тебя.

Наконец они добрались до дома.

– Знаешь, ты сейчас особенно хороша, взъерошенная после сна и полуодетая в рамках добродетели.

Проходя мимо него к двери, Энди пробормотала:

– Спасибо.

Спасибо? За что «спасибо», когда ей следовало дать ему пощечину.

– Когда ты меня разбудила, – послышалось вслед, – я на секунду подумал, что ты пришла за другим.

Энди споткнулась о ступеньку, сделав вид, что не поняла намека.

– Во сколько ты вернулся домой?

– Где-то в половине двенадцатого. После собрания мы отправились выпить.

Мы? Кто? Женщины? Конечно, он не может долго обойтись без женщины.

– Я перед сном немного почитала, готовясь к завтрашнему дню. Около одиннадцати легла спать. Я не слышала, когда ты вернулся.

– О! – В его голосе послышалось притворное разочарование. – Как же ты услышала наших ночных гостей?

Они стояли у дверей ее комнаты.

– Не знаю. Просто неожиданно проснулась, инстинктивно чувствуя, что что-то не так.

– Ты в самом деле испугалась?

– Нет, пока ты не начал собираться. Я испугалась, когда увидела у тебя револьвер.

– Пистолет.

– Ну пистолет. Неужели они думали, что мы ничего не услышим?

Плечи Лайона затряслись от еле сдерживаемого смеха.

– Мы их до смерти напугали.

– И часто встречаются такие любители речной навигации?

– Весной и летом частенько. На Гваделупе много порогов. Люди берут напрокат лодки, обычно на день, чтобы испытать острые ощущения. Как правило, они проводят на реке несколько часов. Но некоторые предпочитают провести на воде ночь. Разумеется, они разбивают лагеря не на частной земле. Изредка, когда они проплывают мимо, машут нам с реки рукой. Вот и все. Гваделупа как раз делает петлю вокруг нашей земли.

Ей нравилось слушать его голос, смотреть на него. Почему они не встретились раньше, при других обстоятельствах? Не было бы этой враждебности, недоверия. Он не искал бы в ее поступках корысти, а она… Она могла бы видеть в нем только мужчину, а не врага, который может помешать ей выполнить свою работу.

Небо за окном быстро светлело, и она уже ясно различала его черты. Теперь, когда Лайон расслабился, суровые складки вокруг рта разгладились. Когда он улыбался, веселые морщинки вокруг глаз становились заметнее. Энди захотелось разгладить эту сеточку светлых линий на загорелом лице.

– Ты собираешься снова лечь? – тихо спросил он.

«Он смотрит на мои губы?»

– Нет. Наверное, уже нет. Я заработаю только головную боль, если задремлю, а тут придется вставать. А ты?

Он заглянул ей в глаза:

– Нет. Все равно я обычно встаю с рассветом.

Энди рассеянно оглядела холл, потом посмотрела на пол, на его босые ноги и вдруг смутилась, вспомнив, что на ней только прозрачная рубашка, под которой почти ничего нет.

– Ну что ж, спасибо за приключение, – с притворной беззаботностью сказала она, хотя эти слова давались ей с трудом. Все ее тело налилось тяжестью, словно под грузом неутоленного желания.

– Был рад доставить удовольствие. Увидимся позже.

– Да.

Ей хотелось сказать: «А почему бы тебе не зайти?», или «Давай посидим у меня», или даже «Я хочу быть с тобой, пожалуйста, поцелуй меня». Но ничего подобного Энди не сказала. Чтобы не сболтнуть лишнего, она вошла в комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.

Она немного постояла, прислушиваясь к его шагам, и, вздохнув, отошла от двери. Решительно не зная, чем заняться, Энди решила принять душ и вымыть голову, а потом просмотреть материалы и ждать приезда своей группы.

Вода освежила ее, и спать больше не хотелось. Только на душе у нее по-прежнему было неспокойно. Вытершись полотенцем, Энди принялась втирать в кожу лосьон.

Вспомнив, что забыла захватить с собой в ванную белье, снова надела рубашку, вернулась в комнату и занялась волосами. Энди давно привыкла к их непослушному нраву, поэтому даже не пыталась придать им форму, пока они были мокрыми. Когда же волосы высыхали, она обычно усмиряла их щеткой, как укротитель усмиряет кнутом диких зверей, и всегда без особого успеха. Однако дамы частенько интересовались, где она делала такую замечательную прическу.

Из-за дальнего холма поднялось солнце и залило золотистыми лучами долину. Все дышало миром и покоем. Не зря Лайон так любит эту землю!

От созерцания прекрасной картины ее отвлек нерешительный стук в дверь.

– Да?

Дверь открылась и, держа в одной руке поднос, вошел Лайон:

– Я сварил кофе и подумал, что ты…

Лайон замер. Никогда еще ему не доводилось видеть такой божественно красивой женщины. Горящие на солнце волосы, словно ореол, обрамляли лицо Энди. Утренние лучи мягко золотили ее кожу, и от этого она казалась бесценным фарфором. Рубашка не скрывала волнующих изгибов ее фигуры.

Лайон смотрел на Энди, пожалуй, даже испуганно, словно боялся, что это прекрасное видение исчезнет. Новое, доселе неведанное ему чувство наполняло его душу.

Лайон никогда не был обделен женским вниманием и ценил это. Но история с женой что-то перевернула в нем. Он стал не доверять женщинам, вымещая на них унижения, которым подвергала его жена. Со временем боль и обида утихли, он стал мягче к тем, с кем ненадолго сводила его судьба, а они, познавшие его любовь, уже не могли забыть прикосновения его рук. Мужское самолюбие было успокоено.

А вот сейчас, стоя перед этой женщиной, он чувствовал себя неоперившимся юнцом, растерянным и смущенным.

– Я не хотел тебе помешать. – Лайон присел на подоконник.

– Ты не помешал.

Он взглянул на Энди. В серых глазах, обычно жестких и холодных, вспыхнули золотистые искры, выдавая волнение, охватившее его от близости этого прекрасного, теплого тела.

– От тебя приятно пахнет.

– Я только что приняла душ.

Пустые, ничего не значащие фразы были только выходом нервного напряжения, энергии, распиравшей их обоих.

Лайон откинул прядь золотистых волос, потом его пальцы заскользили по ее лицу. Он трогал брови, глаза, нос, щеки, губы, словно пытался запомнить их форму. Вот ласковые пальцы добрались до шеи. Нащупав ямку, он шутливо пощекотал ее. Рука скользнула ниже – и Энди закрыла глаза. Пальцы пробрались под тонкие лямки рубашки, еще одно движение – и рубашка соскользнула с плеч.

– Энди, – выдохнул Лайон.

Накрыв ее груди ладонями, он стал осторожно поглаживать большими пальцами персиковые бутоны.

– У тебя никогда не было детей? – прерывающимся голосом спросил он.

– Нет.

– Почему?

– Мой муж был против ребенка. – Она не хотела произносить имя Роберта, не хотела, чтобы в этот их миг вторгся третий.

– Какая потеря. – Он наклонил голову и поцеловал по очереди нежные полукружия.

Он коснулся губами твердых сосков. Легкий стон сорвался с губ Энди. Лайон услышал его и прильнул к ее губам.

Энди даже не догадывалась, что поцелуй может быть тончайшей эротической лаской. Ей хотелось, чтобы он длился вечно.

– Лайон. – Это прозвучало как вздох. Или исступленный вскрик.

– Ты как вкусные сливки, – прошептал он, скользя губами по ее груди.

Протянув руки, он сомкнул их за спиной Энди и стал медленно притягивать ее к себе, пока не ощутил на своей груди прикосновение нежной кожи.

– Ты как сливки, – он наклонился к ее губам, – и мед.

Их губы слились в сладком поцелуе, словно они действительно пили медовый нектар.

Не веря, что кожа может быть такой атласной, Лайон гладил ее спину, руки, округлые бедра. Затем, подхватив Энди на руки, он понес ее к зазывно белевшей неубранной постели.

– Лайон, мы делаем что-то не то.

– Боже, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? – Он жадно целовал ее, нетерпеливо расстегивая джинсы. На миг оторвавшись от ее губ, он спросил: – Ты хочешь это остановить? Но можешь ли?

«Нет, я не могу это остановить», – подумала Энди, тая под напором его ласк. Это была последняя мысль, промелькнувшая в ее затуманенном мозгу.

– Мы ведь не хотели этого, правда? – Она протянула к нему руки. – Не хотели… О Лайон, Лайон.

– Мягкая, нежная, – хрипло прошептал он. – Такая золотая. Красивая золотая девочка.

Неожиданно раздался стук в дверь, и всякое движение на кровати прекратилось.

– Энди! – Голос Грейси звучал приглушенно: к счастью, дубовая дверь была очень толстой. – Энди, милая, вы уже проснулись?

Секунду выждав, Энди ответила как будто спросонья:

– Да, Грейси. Что случилось?

Энди слышала частое и неровное дыхание Лайона.

– Ваши мальчики здесь. Их четверо, приехали в фургончике. Я дала им кофе и сказала, чтобы они подождали вас внизу.

Лайон тихо выругался.

– Я скоро спущусь, – сказала Энди.

– Не торопитесь. Я еще покормлю их завтраком.

Они долго лежали рядом, не шевелясь. Потом Лайон встал с постели и натянул джинсы. Энди потянулась за простыней, чтобы прикрыться.

– Запоздалая скромность, миссис Мэлоун?

Энди больше не жалела, что их прервали, и не чувствовала даже остатков страсти.

– Нет.

Отбросив простыню, она вскочила с постели, прошла в ванную и надела легкий халат.

Он усмехнулся:

– И все-таки тебе стыдно.

– Ну хорошо. Да! Да, я не должна была позволять тебе дотрагиваться до меня.

– Я так и думал, – сказал Лайон насмешливо. – Ты ведь не захочешь сдаться врагу. Если ты боишься, что Лес узнает, чем ты занимаешься вместо работы?

– Я тебе сказала, что Лес и я… О, не важно. Ты веришь только тому, что придумал сам. Почему ты на меня злишься? Я не знала, что ребята приедут именно сейчас. Ты думаешь, что я все это устроила специально, чтобы унизить тебя?

– Я думаю, что вы, миссис Мэлоун, вздохнули с облегчением, когда услышали голос Грейси.

– Я думаю, ты тоже.

– Чертовски права. Это была просто глупость. – Он с силой сжал кулаки. – Уж я-то, я-то должен знать, что…

Он мерил комнату шагами, и каждое его слово больно ранило Энди. Вот он снова остановился и посмотрел на нее.

– Ну почему ты так хороша, если ты неприкосновенна? А? – Его ярость испугала Энди. – Ты свела меня с ума в первую же минуту, как я тебя увидел, но отныне держись от меня подальше.

– Что?! – воскликнула она, забыв о страхе. – Я? Подальше от тебя? Может быть, ты еще скажешь, что это я затащила тебя к себе? Или пришла в твою спальню с утра пораньше?

– Нет, ты пришла ко мне среди ночи в светящейся насквозь рубашке.

– А ты был голый!

– В своей собственной постели. Я не прокрадывался в твою комнату, как это сделала ты.

– Ты ведь знаешь, почему я это сделала! Я всего лишь хотела предупредить тебя об опасности. Что ж, прости меня за это!

– Ты могла бы надеть халат и пораньше! – заорал он в ответ.

– В спешке я об этом не подумала.

– Ладно, в следующий раз подумай.

– Следующего раза не будет.

– Правильно. Лучше не подходи ко мне.

– Чудесно! – крикнула она, но он уже хлопнул дверью.

Энди стояла посреди комнаты и смотрела на дверь. Ей казалось, что вместе с Лайоном из комнаты вышел весь воздух. И почему у нее красные глаза? Как она объяснит это ребятам?

Глава 6

Энди бессильно опустилась на кровать. Слова Лайона жгли раскаленным железом. Просидев так довольно долго, она наконец собралась с силами и спустилась вниз.

Парни встретили ее радостными воплями.

– Извините меня, – сказала Энди, обнимаясь со всеми по очереди. – Что-то попало в глаз, и понадобилась целая вечность, чтобы избавиться от соринки, – соврала она, чтобы хоть как-то объяснить, почему у нее такие красные, припухшие глаза.

– Джеф, это будет очень заметно на пленке?

– Ты выглядишь просто потрясающе! Кто обратит внимание на покрасневшие глаза?

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Лайон. Преодолевая внутреннее напряжение, Энди старалась вести себя как можно естественнее; Она представила ему членов съемочной группы.

– Это Джеф, наш оператор.

Когда Джеф сказал Энди, что она выглядит потрясающе, она восприняла его слова всерьез. Он был известным дамским угодником, а его камера служила ему своеобразным пропуском в амурный рай. Хотя кинокамерой теперь никого не удивишь, тем не менее она не потеряла своей мистической притягательности. И даже Джеф вовсю пользовался своим преимуществом, не упуская ни одну хорошенькую женщину. Энди очень жалела его милую, покорную жену, терпеливо дожидающуюся его дома, пока он разъезжал по командировкам. Как-то еще давно он пытался испробовать свои чары на Энди, но она ответила ему, что не намерена способствовать супружеской неверности. Так что его преувеличенные восторги были всего лишь игрой на публику.

«Интересно, ее так же жалели, когда Роберт надолго уезжал?» – подумала Энди. Последнее время у них было все неладно, и он, вероятно, искал утешения на стороне.

– Джеф, очень приятно.

Лайон пожал ему руку:

– Лайон Рэтлиф.

– Это Джил, наш звукооператор.

Джил был добрым парнем, который в жизни никого не мог обидеть. Он так хорошо делал свою работу, что о нем почти забывали. Он долго, преданно и безнадежно любил Энди, и попроси она у него звезду с неба – непременно бы ее достал.

– Тони займется светом.

Их осветитель был вечно чем-то недоволен – вероятно, потому, что ему надо одеть и накормить шестерых детей. Но он был настоящим кудесником света и тени.

Последним был ассистент. На его долю выпадала работа, которую сделать было необходимо, но ни у кого не было для этого ни времени, ни сил. Уоррен, с виду скелет, обтянутый кожей, обладал силой буйвола и ловкостью обезьяны. Ему не раз приходилось карабкаться на деревья, переходить вброд реки, пробираться сквозь густые заросли кустарника. Порой он рисковал жизнью, помогая снять необходимую сцену или записать звук.

– Я вижу, Грейси уже накормила вас. – В ответ раздался стон. Лайон рассмеялся: – Вероятно, завтрак был слишком плотным.

Энди просто диву давалась. Однако! Каким вежливым он может быть! Неужели только она одна вызывает у него неприятие, доходящее до враждебности?

– Чувствуйте себя как дома. Потом вас проводят во флигель. Если вам чего-нибудь нужно, скажите миссис Мэлоун, и она даст мне Знать.

Миссис Мэлоун.

Итак, с другими – но не с ней – он доброжелательный, гостеприимный хозяин. «Да, – будто говорила его самодовольная улыбка, – я могу быть милым, когда сам этого захочу, но с тобой, Энди, быть милым не желаю». От обиды и огорчения Энди до боли закусила губу.

Первые неприятности начались с того, что Джил обнаружил неисправность в шнуре микрофона.

– Даже не знаю, в чем дело, – примирительно сказал он, когда вспыльчивый оператор наорал на него. – Почему-то не поступает питание.

– А в Кервилле можно найти такой шнур? – спросила Энди.

– Не знаю. Попробую. Если ничего не выйдет, мне придется поехать в Сан-Антонио.

– Тогда возьми фургон. Пока тебя не будет, мы приготовимся к съемкам первой сцены. А как только вернешься, сразу приступим к работе.

Энди немного волновалась за генерала. С утра, в костюме и при галстуке, он уже был готов к работе, как они и договорились накануне вечером. Если бы они начали с утра, то вторая половина дня и вечер остались бы в распоряжении генерала, он смог бы отдохнуть и набраться сил для завтрашнего интервью. Если делать одну получасовку в день, им понадобится довольно много времени, чтобы отснять всю серию. В любом случае она не будет торопиться и сделает все возможное, чтобы уберечь Майкла Рэтлифа от переутомления.

Когда Энди увидела генерала в гражданской одежде, она не смогла скрыть разочарования. Генерал будто прочел ее мысли:

– После отставки я не заказывал новый мундир, а те, что у меня сохранились, – сорокалетней давности, к тому же изъедены молью.

Мне бы хотелось остаться в этом костюме.

– Если вам так больше по душе – прекрасно, – с готовностью согласилась Энди. – К тому же, – лукаво улыбнулась она, – в мундире, думаю, вы были бы уж совсем неотразимы, и я бы перепутала все свои вопросы.

Наконец вернулся Джил. К счастью, он нашел необходимый шнур. Пока он возился с аппаратурой, Энди поднялась к себе в комнату, чтобы сделать «съемочный» макияж. Она собрала волосы в легкий пучок и надела элегантное платье цвета слоновой кости и серьги с жемчугом в тон к нему.

Когда она появилась с блокнотом под мышкой, команда приветствовала ее оглушительным свистом. Поклонившись, как оперная примадонна, Энди сделала медленный пируэт. Очутившись в исходной позиций, она встретилась взглядом с Лайоном. Его лицо напоминало застывшую маску, в глазах читалось осуждение.

– Вижу, вы наконец в своей стихии, миссис Мэлоун.

Его судейский тон раздражал ее больше, чем звук железа по стеклу. Она не отказала себе в удовольствии съязвить:

– Да, в своей стихии.

– Я рад за вас. Не дай бог – вы останетесь без работы и лишитесь вашей «сцены».

– Смею надеяться, этого не произойдет, мистер Рэтлиф. Не волнуйтесь за меня, – ответила она вызывающе.

Он понизил голос:

– Речь идет о вашей жизни, мне волноваться не о чем. – Он посмотрел на нее с явным неодобрением и направился в гостиную к отцу.

Генерал Майкл Рэтлиф сидел в кресле, исполненный достоинства. Энди присела на краешек софы рядом с его креслом. Подошел Джил. Чуть отклонившись назад, Энди дала ему возможность укрепить микрофон за вырезом платья. Краешком глаза она увидела, как Лайон напряженно следит за руками Джила. На лицах оскорбленных деспотов можно увидеть менее зловещее выражение.

– Подправим-ка цвет, – сказал Джеф, ни к кому не обращаясь. – Энди, почему у тебя бледный вид? А где техасское солнце?

– Вчера шел дождь, – рассеянно ответила она, принимая из рук Уоррена косметический набор.

Непроизвольно Энди посмотрела на Лайона, и на долю секунды их взгляды скрестились поверх нагроможденной аппаратуры, превратившей уютную гостиную в телестудию. С трудом переключив внимание на косметичку, Энди принялась накладывать румяна, но зеркало дрожало у нее в руках.

– На лице генерала Рэтлифа солнечные блики, – сказал Джеф.

Уоррен поправил на окне занавеску.

– О'кей, все в порядке. Все прекрасно выглядят. Скажешь, когда будешь готова, Энди. Джил, что звук, как уровень?

– Звук в норме.

– О'кей. Энди?

– Готова. – Она облизнула пересохшие губы.

– Ну, поехали.

Энди запнулась на первых же словах, и им пришлось начинать снова. То, что она делала сотни раз, теперь представлялось невероятно сложным. Всегда естественная, раскрепощенная перед камерой, теперь Энди ужасно нервничала. Ничего удивительного тут нет! Все из-за Лайона. Сидит рядом в комнате, придирчиво оценивает каждое ее слово, каждый жест.

Майкл Рэтлиф оказался отличным собеседником для интервью. Он отвечал пространно, не дожидаясь наводящих вопросов. Энди считала, что, беря интервью, необходимо дать человеку возможность говорить свободно, задавая при этом как можно меньше вопросов. Ведь зрители хотят слушать не ее, а того, кто дает интервью, а репортер своего рода лишь церемониймейстер, который вводит знатного гостя в гостиные телезрителей.

Для первой получасовки Энди ограничилась вопросами только о личной жизни генерала: о детстве, образовании, о начале службы в армии.

– Вы ведь не коренной житель Техаса, однако живете здесь со времени выхода в отставку.

– Я родился в Миссури, там прошло мое детство. Мой отец был продавцом мороженого.

Генерал рассказал несколько смешных историй из жизни своих родителей и единственного брата, который умер в тридцатые годы.

– И все же, что заставило вас поселиться в Техасе?

– Ну что ж, я расскажу вам об этом, Энди.

Не обращая внимания на камеру, он говорил с ней так, словно они были наедине. Обычно она помогала своим собеседникам чувствовать себя перед камерой свободно и непринужденно, но здесь ее помощь не требовалась.

Генерал рассказал о том, как впервые вместе с другом приехал в Техас поохотиться на лося, сразу влюбился в холмы, усеянные валунами, речушки с подземными ключами и решил, что обоснуется здесь после выхода в отставку.

Уоррен сделал Энди знак, что их время подходит к концу, но генерал ничего не заметил.

– И удалось вам добыть лося?

Он рассмеялся:

– Нет. Я никогда не был хорошим стрелком. Можете спросить у Лайона. Я, так сказать, всегда попадал в молоко. Мои сослуживцы безжалостно высмеивали меня. Они говорили, что, если солдаты под моим командованием стреляли бы так же хорошо, как их генерал, мы никогда не победили бы в войне.

На этой ноте Энди завершила первое интервью.

– Потрясающе! – Джеф выключил камеру.

Лайон, осторожно пробравшись среди кабеля и осветительных приборов, подошел к креслу отца, чтобы помочь ему пересесть в каталку.

– Он нам нужен еще на пять минут, Лайон, – попросила Энди. – Мы должны сделать реверсирование.

– Это еще что?

Она объяснила ему, что, когда задействована только одна камера, после интервью оператор должен отснять того, кто задавал вопросы.

Она повторит некоторые из них, но генералу не придется отвечать, он просто должен сидеть к оператору спиной. Потом редактор смонтирует пленку таким образом, что в кадре сначала окажется Энди со своим вопросом, потом генерал ответит на него, и все получится как в настоящем интервью.

– Потрясающе! – Джеф выключил камеру.

– Монтаж настолько аккуратен, что зрители ничего не подозревают, – закончила свое объяснение Энди.

– Отец, ты в порядке?

– Да, сын. Я уже давно не испытывал такой радости и волнения. Когда во время войны я давал интервью, то имел дело с толпой фотокорреспондентов. Иногда я давал интервью на радио. Но это совсем другое дело.

Энди была рада, что генерал получает от их работы удовольствие, но ее волновал нездоровый румянец на его щеках. Лайон тоже забеспокоился. Она быстро и без ошибок прочитала вопросы, и через несколько минут они закончили съемку. Тони выключил осветительные приборы. Энди поднялась с софы.

Осторожно сняв с генерала микрофон, Джил занимался с Энди, стараясь не помять ее платье.

– Ты настоящая профи, милая. – Джеф крепко обнял Энди и смачно поцеловал ее в щеку.

В это время Лайон помогал отцу пересесть в кресло-каталку, но выходки Джефа он не пропустил.

Во время съемок ребята не курили из уважения к генералу, теперь же они буквально бросились на веранду, чтобы получить необходимую порцию никотина.

Энди опустилась на пол рядом с креслом генерала Рэтлифа и с благодарностью посмотрела на его морщинистое, в старческих пятнах лицо.

– Спасибо. Вы были великолепны.

– Мне это доставило удовольствие. Я думал, что вы переменитесь, когда заработает камера. Станете жесткой, требовательной, но вы остались такой же, как всегда, любезной, приятной леди. И меня это не удивило.

Она поднялась и поцеловала его в щеку.

– Вам лучше отдохнуть. Завтра мы вернемся к работе.

Съемка началась поздно, поэтому только к ужину ребята закончили упаковывать аппаратуру. Как и все операторы, Джеф обращался со своей камерой, точно с младенцем. Тони спрятал свои осветительные приборы в металлические ящики, а Джил – микрофоны в коробки, выложенные внутри тканью.

Радуясь, как мальчишки, что будут жить рядом с настоящими ковбоями, они отправились ужинать во флигель. Генерал ужинал в уединении в своей комнате, Энди и Лайон – в столовой.

– Ты довольна тем, как прошло сегодня интервью? – спросил он, нарушая тяжелую, давящую тишину, царившую в комнате с начала ужина.

– Да. Твой отец ведет себя поразительно естественно перед камерой. Нам часто приходится напоминать интервьюируемым, чтобы они говорили со мной, а не с камерой. С непривычки человек непроизвольно смотрит в камеру, но твой отец не обращал внимания ни на камеру, ни на свет. Он просто мечта для журналиста-телевизионщика.

– Похоже, твои ребята любят тебя.

Энди почувствовала, что за этим утверждением кроется гораздо больше, чем просто констатация факта.

– Мы уже много лет работаем вместе. Иногда мне приходится работать с другими группами, но это моя самая любимая команда. Все они очень хорошие профессионалы.

– Угу.

Энди так резко поставила стакан на стол, что вода пролилась на скатерть.

– Что это значит?

– Ты о чем?

– Это твое двусмысленное «угу».

– Тебе показалось, – сказал он с такой притворной искренностью, что ей захотелось закричать. – Если ты услышала в моем «угу» нечто большее, значит, твоя совесть нечиста.

– Ошибаешься.

– Тогда чего ты кричишь?

Его безмятежность привела ее в бешенство.

– Скажи Грейси, что сегодня я отказываюсь от десерта, – прошипела она, вскакивая со стула.

Уже у двери ее нагнал веселый голос:

– Приятных снов, Энди.

То, что он повторил ее же собственные слова, подслушанные из разговора с Лесом, до такой степени взбесило ее, что она больше не могла сдерживать свое бешенство. Энди резко обернулась.

– Иди к черту, Лайон, – сказала она елейным голоском и вылетела вон из комнаты.

Следующий день прошел успешно, хотя не без шероховатостей. Накануне вечером ребята выпили слишком много пива и теперь страдали от последствий. Но Энди не боялась, что это отразится на работе. Был случай, когда после бурной пирушки они сняли настоящий шедевр.

Генерал Рэтлиф вел себя так же раскованно, как вчера. На этот раз съемки проходили в оранжерее, где Энди впервые повстречалась с ним. Джеф снимал при естественном свете и только изредка, когда это было совершенно необходимо, просил Тони добавить освещения. Он даже разрешил оставить включенным вентилятор на потолке.

Было только одиннадцать часов утра, когда Джеф выключил свою камеру.

– Вот это да! Все прошло без запинки. Жаль, что этот фрагмент такой короткий. По-моему, вы оба только начали разговариваться.

– Если хотите, Энди, я с радостью готов продолжить, – удивил ее генерал.

– Я не хочу, чтобы вы переутомились.

– Отец, надо остановиться, пока ты действительно не устал.

– Я чувствую себя превосходно, Лайон. Правда. – Он слегка повернул кресло, чтобы посмотреть на сына, стоящего в противоположном углу комнаты. – Давайте продолжим.

– Джеф, что ты скажешь? – спросила Энди.

– Я готов. Мне ужасно нравится этот фон. К ленчу они отсняли еще одну получасовку.

Лайон решил обедать с отцом, а для Энди и ее ребят Грейси накрыла в столовой. Покончив с обедом, они пили охлажденный чай и обсуждали отснятый материал и планы на завтрашний день.

– Я и не думал, что он такой молодец, – заявил Джеф. – Когда Лес сказал мне, что старине уже девяносто, я подумал: «Боже, что мы будем делать, если он начнет заговариваться или пускать слюни?»

Энди ощетинилась:

– Джеф, он может быть болен, но он не страдает старческим маразмом.

– Чего ты кипятишься, Энди? Я ничего не хотел сказать.

– У него потрясающее чувство юмора. Никак не ожидал. Чего стоит его рассказ о том, какой он никудышный стрелок, – попытался разрядить возникшее напряжение Джил.

– Здесь такая жарища, наверное, почище, чем в аду, – проворчал Тони, но его жалоба осталась без внимания.

– Интересно знать, что скрывает этот старик? – неожиданно сказал Джеф.

Судя по тому, как отреагировала на эти слова Энди, можно было подумать, что разорвалась бомба.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, резко повернувшись. – Почему ты думаешь, что он что-то скрывает?

Джеф пожал плечами:

– Лес сказал, что он не хочет рассказывать о войне, и, возможно, у него есть тайна, которую он хочет унести с собой в могилу.

– Лес сумасшедший. Ты же знаешь, что ему частенько приходят бредовые мысли.

– Которые в итоге оказываются абсолютной истиной, – заметил Джеф.

– Только не на этот раз.

– А ты уверена? Лес сказал, что ты собиралась подружиться с сыном, чтобы постараться выудить у него информацию. Ну и как? Нашла что-нибудь солененькое?

Какой-то звук позади них заставил их обернуться. Под аркой, ведущей в холл, стоял Лайон. Он смотрел на Энди, и глаза его были почти черного цвета. Обеими руками он так сжал соломенную шляпу, что костяшки его пальцев побелели.

– Я хотел предложить вам воспользоваться бассейном после ленча, – проговорил он. Казалось, слова даются ему с трудом. – Костюмы, полотенца – словом, все, что вам понадобится, вы найдете в купальной кабине.

Он нахлобучил шляпу и пошел к выходу, и звуки его шагов на каменных плитах отозвались в ушах Энди погребальным звоном.

Тони тихонько присвистнул. Джил неловко заерзал на стуле и уставился на свою пустую тарелку. Уоррен кашлянул.

Джеф нервно рассмеялся:

– Ладно, ладно, ладно. По-моему, мы рассердили ковбоя.

– Заткнись, Джеф, – взорвалась Энди.

– Тихо, тихо. Что это с вами обоими?

Спокойно, Энди. Только не смей расплакаться перед ними. Не думай о ненависти, которую ты прочла на лице Лайона. Не думай о поцелуях, подаренных человеком, который теперь тебя презирает. Не думай!

– По-моему, он ведет себя достаточно дружелюбно, – заметил Джил. – Но у меня такое ощущение, что ему хочется, чтобы мы поскорее убрались отсюда.

– Сначала он был категорически против всей этой затеи, но, как видишь, все уладилось. – Энди сделала глоток холодного чая, демонстрируя всю невозмутимость, на какую была способна.

– Ты от него что-нибудь узнала?

– Нет. И не подружилась. Лес на этот раз проиграл.

– Да?

– Да! – закричала она. Уже второй раз за последние несколько часов она не смогла сдержать свои эмоции. – Почему бы всем вам не пойти искупаться? Я присоединюсь через часок, после того, как сделаю наброски на завтра. Уоррен, я смогу просмотреть на мониторе отснятые пленки?

– Да, Энди. Я его настроил. Монитор в гостиной.

– Спасибо. Увидимся позже.

Войдя в свою комнату, Энди повалилась на кровать и закрыла лицо руками.

Внизу, в бассейне, веселились и дурачились ребята, но их смех лишь обострял ее боль.

Итак, Лайон слышал слова Джефа. Теперь он ни за что не поверит, что ее поцелуи не были лишь ловушкой, способом, чтобы заставить его рассказать об отце. Он и так ей не доверял. А то, что сказал Джеф, лишний раз убедило его в том, что Энди – притворщица, безжалостная эгоистка, которая запросто сможет разбить сердце человека ради сенсационного материала.

Раздался стук в дверь.

– Энди, звонит мистер Траппер. Вы хотите с ним поговорить? – Это спросила Грейси.

Энди застонала. Нет.

– Да. Скажите ему, что уже иду.

– Я положу внизу трубку, когда услышу ваш голос.

– Спасибо, Грейси.

Она рывком поднялась с постели и, не надевая туфель, прямо в чулках, прошла в холл и взяла трубку.

– Привет, куколка. Как дела?

– Чудесно.

– Группа добралась без происшествий?

– Да. Они приехали вчера рано утром.

Слишком рано. Почему они не приехали часом позже? Тогда, может быть, Лайон…

– Как идут съемки?

– Замечательно. Мы отсняли уже три части. Генерал просто великолепен.

– С аппаратурой проблем нет?

– Нет. Вчера Джил обнаружил, что поврежден провод микрофона. Он поехал в Сан-Антонио и привез другой. Теперь все замечательно.

Пауза.

– Энди, малышка, меня чертовски нервирует, что у вас все «просто чудесно».

– Не понимаю, о чем ты.

Энди все прекрасно понимала. Обычно она без умолку рассказывала о том, как идут дела. Если съемкам мешала погода, она кипела от гнева. Когда случались технические неполадки – бурно негодовала, а если с кем-нибудь из съемочной группы приключалась смешная история – от души смеялась. Одним словом, она никогда не была спокойно-равнодушной.

– Мне нравится, когда время от времени происходят маленькие катастрофы, тогда все носятся как ошпаренные. Понимаешь, что я имею в виду? А у тебя такой голос, будто ты напилась снотворного или транквилизаторов. Когда мне говорят, что все чертовски «чудесно», я начинаю пугаться. Что там происходит в конце-то концов?

Все. Теперь он перестал изображать из себя мистера Прекрасного Парня. Скорее всего он швырнул очки на стол и в ярости топнул ногой. Одной рукой он держит трубку, другой – ерошит рыжие волосы, разъяренный взгляд устремлен на дверь кабинета, словно он пытается прожечь в ней дыру. Энди порадовалась, что находится сейчас за тысячи миль от его гнева, а не сидит в кресле напротив.

– Лес, успокойся. Кроме того, что мы снимаем интервью, и снимаем удачно, ничего не происходит. Ребятам генерал очень нравится, и все мы просто поражены его естественностью и чувством юмора. Если что-то и беспокоит лично меня, так это жара. Она вытягивает из меня всю энергию.

– А что поделывает Лайон?

Ее ладони стали влажными.

– А при чем здесь он? – спросила Энди раздраженно. Ей очень хотелось верить, что за раздражением Лес не заметит, как дрогнул ее голос. – Лес, повторяю тебе в сотый раз, здесь нечего выяснять.

– Я видел фотографию.

– Чью?

– Лайона Рэтлифа. Он снят в Нэме, фотографию мне прислали из Ассошиэйтед Пресс. Он в полном порядке. Парень что надо.

– Я не заметила.

– Если бы я был женщиной, я бы заметил.

– Знаешь, ты слишком часто напоминал нам, что ты до мозга костей мужчина, поэтому твое мнение не в счет. А теперь, Лес, если тебе нечего больше сказать, я присоединюсь к ребятам в бассейне. Они давно меня ждут. – Она соврала, но это было вполне похоже на прежнюю Энди.

– Они, по-моему, там не в отпуске. Им что, больше нечем заняться?

– Нет, на сегодня мы работу закончили.

– О'кей, – проворчал он. – Энди, ты ведь не станешь скрывать ничего важного от своего старого приятеля Леса, а, детка?

Энди мгновенно насторожилась. Она беззаботно рассмеялась, пытаясь скрыть свое беспокойство смехом и лихорадочно придумывая какой-нибудь остроумный ответ.

– Конечно, нет. Мне кажется, ты просто завидуешь нам, потому что мы так весело проводим здесь время. – Она снова рассмеялась, Но, поскольку смеялась она одна, смех прозвучал неискренне. – Я позвоню тебе завтра и дам подробный отчет, о'кей?

– О'кей, о'кей. Пока, малышка. Люблю тебя.

В трубке послышались гудки отбоя.

Энди прекрасно знала Леса. Он обязательно перезвонит кому-нибудь из съемочной группы, чтобы расспросить о ней. Поэтому ей лучше пойти к ребятам, чтобы они были на виду. Энди надела купальник и пошла к бассейну. Устроившись в шезлонге в тени зонтика, она время от времени втирала в кожу лосьон, чтобы не обгореть, а когда ей надоело сидеть, немного поныряла.

Грейси принесла поднос с холодными закусками и напитки. Джеф, с которого ручьями стекала вода, подошел к Грейси, обнял ее и звучно чмокнул в щеку, в ответ она шлепнула его по спине, что-то тихо сказав ему при этом. Джеф, к удивлению Энди, покраснел как рак.

Приехал Лайон. Он легко выбрался из потрепанного джипа и лениво подошел к бассейну.

– Как водичка?

– Чудесная! – крикнул Джеф. – Присоединяйтесь к нам.

– К сожалению, не могу. У меня свидание.

Энди делала вид, что увлечена чтением книги, которую она прихватила с собой, но буквы сливались у нее перед глазами. На сердце было тяжело.

– Грейси подаст мексиканскую закуску прямо сюда, на веранду. Желаю приятного аппетита и надеюсь, что вам понравится. Увидимся утром.

Все дружно попрощались с ним, включая Энди. Делая вид, что ей безразлично, где и с кем у него назначено свидание, она взглянула на него поверх солнечных очков.

– Желаю хорошо провести время, – весело сказала она, играя на публику.

– Постараюсь, – уверенно сказал он и, одарив ее насмешливым взглядом, повернулся спиной.

Энди почувствовала, как сжалось ее сердце: у нее не осталось никаких сомнений относительно рода развлечений, которым он собирался предаться.

За ужином все нахваливали мексиканские блюда, приготовленные Грейси. Только Энди почти ничего не ела. Сразу после ужина ребята, пожелав ей спокойной ночи, отправились во флигель – там их ждал покер. Энди предложила Грейси свою помощь на кухне и, когда та отказалась, принялась без дела слоняться по дому. Генерал уже несколько часов как был в постели. А Лайон… Она старалась не думать о том, где он и с кем.

Все-таки интересно, частенько ли он вот так уходит из дома? Может быть, у него есть постоянная женщина? Или он назначил кому-нибудь сегодня свидание? Неужели женщины так и кидаются на его зов? Она бы согласилась. Почему же он не предложил ей встретиться с ним?

Ответ до смешного прост. Все яснее ясного: нежные поцелуи, которыми он осыпал ее утром, – лишь мимолетное настроение, которого не вернуть.

Энди вспомнила, кто она такая и зачем находится в этом доме, и ее переполнило отвращение к самой себе. Он считает ее коварной, бессердечной женщиной, и она никогда не переубедит его. Странно, но она чувствовала, что ей даже не хочется этого делать.

В бесплодных мечтаниях и горестных сожалениях она забыла о времени. Пробило одиннадцать.

Энди поднялась к себе в комнату и попыталась заснуть, но сон бежал от нее. В конце концов уже за полночь она решила искупаться, надеясь, что заснет после купания.

Переодевшись в купальник, она спустилась по ступенькам и через черный ход вышла к бассейну. Было темно, но она не стала включать свет.

Нырнув, Энди под водой пересекла бассейн от края до края. Немного отдышавшись, она оттолкнулась от стенки и поплыла в обратную сторону плавным кролем. Наконец, устав, она хватилась за выложенный мозаикой край бассейна, чтобы отдышаться. И тут Энди увидела Лайона. Он стоял у бассейна. Как в замедленной съемке, он отбросил в сторону пиджак, который держал в руках, затем развязал галстук и начал расстегивать рубашку.

– Что ты делаешь?

Глава 7

– Как ты думаешь?

Медленно он снял рубашку, затем освободился от мокасин; подняв поочередно левую и правую ноги, стянул носки, расстегнув ремень, спустил брюки.

Энди безмолвно наблюдала за ним, не зная, что сказать и что сделать.

Он аккуратно сложил брюки и повесил их на спинку шезлонга. Затем просунул большие пальцы под боковые планки плавок.

– Знаешь, я не собираюсь поднимать визг, – наконец сказала Энди. Она прекрасно понимала, что этот спектакль задуман специально, чтобы пощекотать ей нервы. – Я и раньше видела голого мужчину.

Лайон невозмутимо заметил:

– Ты и меня видела голым. И мне показалось, что тебе понравилось то, что ты увидела. По-моему, ты хочешь еще раз полюбоваться этим зрелищем.

Плавки упали на каменные плиты.

Казалось, от него исходила первобытная сила и мощь наших предков-язычников. Широкие плечи, мощная грудь с прекрасно развитыми мышцами, на ногах, покрытых темными волосами, ясно выступали мускулы, развитые до совершенства постоянной физической работой на ранчо.

Подойдя к краю бассейна, он нырнул. Проплыв под водой, точно торпеда, он вынырнул рядом с Энди.

Энди почувствовала, что ее неудержимо тянет к нему, и, чтобы не искушать судьбу, она решила ретироваться. Но Лайон разгадал ее намерения. Он уперся руками в край бассейна, и она оказалась зажатой между ним и стенкой.

– Нет, нет, миссис Мэлоун. Мы немножко поболтаем.

– Ты очень рано вернулся домой. Разве твоя пассия не пригласила тебя на чашечку кофе?

– Вообще-то пригласила.

– Не сомневаюсь.

– Но я отказался от дозаправки.

– Какая жалость.

– Я бы так не сказал.

Лайон сделал едва заметное движение под водой, и Энди ощутила легкое прикосновение волосков его ног, которые щекотали ее кожу, словно обещая последующие ласки.

– Я подумал, зачем куда-то тащиться, когда под крышей моего собственного дома есть кое-кто, готовый на все ради своей работы.

Он говорил тихо, но в глазах его был нехороший блеск. Энди Мэлоун редко испытывала чувство страха. Она была слишком самоуверенна для этого. Осторожной она была, да. Но трусливой никогда. Теперь же, рядом с Лайоном, ощущая почти физически волны злобы, которые исходили от него, она по-настоящему испугалась.

– Отнюдь. Я не готова и вовсе не собираюсь быть готовой для тебя на все.

В его насмешливом смехе послышалась скрытая угроза.

– О, готова, готова. – Он подчеркнуто откровенно посмотрел на ее грудь: над краем купальника выступали пышные полукружия. – Все эти дни ты размахивала перед быком красной тряпкой. Самое время познакомиться с ним вплотную. – И, прежде чем она смогла остановить его, он просунул руку под ткань купальника и высвободил ее груди.

– Лайон, нет! – умоляюще вскрикнула она.

– Да.

Он целовал ее жадно, яростно. Этот поцелуй был для нее наказанием, рука на груди – оскорблением. Утром он прикасался к ней чуть ли не как к божеству, теперь же его ласки были исполнены холодного презрения.

Он прижал ее вплотную к стенке бассейна и раздвинул коленом ее сжатые ноги.

– Тебе не достаточно того, что ты сделала, миссис Мэлоун. Ты хочешь знать, какие секреты я храню в глубине своей души. Так неужели ради этого ты не можешь дать больше, чем один подневольный поцелуй? – И он снова впился в ее губы, причиняя боль.

Обхватив Энди за талию, он крепко прижал ее к себе. Их тела, как и тяжелое дыхание, слились воедино.

Энди задыхалась от гнева, обиды, боли и бессилия, но где-то в глубине ее естества, вопреки разуму, уже пробуждалось желание. Она гнала прочь предательскую слабость, но ее тело не подчинялось рассудку.

В тот миг, когда Лайон почувствовал, что Энди больше не сопротивляется, он оторвался от ее губ. Время медленно отсчитывало тяжелые мгновения, а Лайон смотрел и смотрел на Энди, задавая ей миллион немых вопросов. Но в ее золотистых глазах он не увидел лжи. Он отплыл от нее, давая возможность уйти. Но она не захотела.

Очень медленно Лайон приблизился к Энди. Склонившись к ее губам, бережно поцеловал. Энди, точно слепая, осторожно прикоснулась к его суровому лицу. Лайон закрыл глаза, разрешая ее пальцам блуждать где им хочется. Мягкие прикосновения были пытливыми, изучающими… любящими.

Она разгладила черные брови, обвела контур чувственных губ. Они мгновенно раскрылись и поймали отважный палец в ловушку. Энди затаила дыхание, когда почувствовала мягкие прикосновения его языка.

Потом он снова ее целовал, с голодом, укрощенным нежностью. Осторожно расстегнув застежку купальника, он вновь коснулся ее груди. Соски под его ладонями стали твердыми. Его ласковые пальцы возносили им благодарность за чуткий ответ. Нежно. Нежно. Энди не выразила никакого протеста, когда его рука скользнула под резинку бикини, и скоро этот последний предмет отправился на дно.

Лайон крепко прижал к себе ее обнаженное тело. На мгновение они застыли, наслаждаясь ощущением близости их тел, таких разных, таких непохожих. Потом Лайон выбрался из бассейна и, протянув руку, помог вылезти из воды Энди.

Тихо, чтобы ненароком не привлечь внимания, они прошли к домику, где хранились купальные принадлежности. Они не испытывали чувства стыда перед тем, что должно было произойти. Предстоящее было слишком ценным, слишком личным, слишком важным для каждого.

Отыскав в темноте большие купальные полотенца, Лайон расстелил их на широком диване. В комнате было прохладно и темно. Энди осторожно приблизилась к нему. Он присел на диван, и, взяв ее за руку, притянул к себе. Лунный свет был единственной ее одеждой.

– Аппендицит? – спросил он, осторожно касаясь пальцами шрама внизу живота.

– Да.

Лайон покрывал легкими, воздушными поцелуями все тело Энди, опускаясь вдоль позвоночника, пока не достиг изгиба изящной возвышенности. Приоткрыв рот, он накрыл поцелуем нежную кожу, опушенную тонкими волосками. Осторожно провел по ней языком.

– Лайон, – выдохнула она.

Он отыскал губами ее пупок, и его язык обнаружил там капельки воды.

– Никогда не думал, что хлористая вода может быть такой вкусной, – улыбнулся Лайон.

Она тихонько засмеялась и взъерошила его уже подсыхающие волосы. Впервые в жизни Энди не испытывала скованности. Конечно, Роберт видел ее обнаженной, но она не припомнила ни одного случая, когда она вот так стояла перед ним, а он восхищался ее наготой. Никогда его руки так не ласкали ее, никогда он не целовал ее так, как Лайон. Да она к этому и не стремилась. Почему же сейчас она здесь и нет такой силы, которая бы заставила ее уйти, оттолкнуть его руки?

Лайон бережно уложил ее рядом с собой на диван.

– Я наблюдал, как ты плавала, – сказал он, поглаживая кончиками пальцев ее позвоночник.

– А я тебя не заметила. – Она провела пальцем по его напрягшейся груди.

– Мне не хотелось, чтобы ты меня видела. – Очаровательное ушко, захваченное в плен его зубами, было тут же обласкано языком. – Я сидел совершенно неподвижно, когда увидел, что ты выходишь из дома. – Лайон вздрогнул, когда она провела ноготком по плоскому коричневому соску. – Кроме всего прочего, – выдохнул он, а она продолжала свою блаженную пытку, – ты хорошо плаваешь.

– Спасибо.

Он целовал ее, а его рука медленно, словно лениво гладила ее бедра. Его поцелуи были горячими и настойчивыми, язык – пытливым и изучающим.

Энди боялась спугнуть разгоревшееся желание, но ей хотелось уничтожить всякие барьеры между ними, чтобы не осталось места недопониманию.

– Лайон, знаешь… О… Что ты делаешь?

– Мне так хорошо с тобой, – простонал он, уткнувшись в ямку на ее шее, а рука его скользнула вниз, накрыв треугольник темно-золотистых волос.

Его нежность вызвала в ней всплеск таких чувственных ощущений, которых она не испытывала никогда в жизни. Не в силах больше сдерживаться, она двигалась в такт движениям его руки.

– Лайон, пожалуйста… подожди. Я хочу объяснить… О, Лайон!

– Потом, Энди. Это может подождать. Отдайся чувствам, – прошептал он, склоняясь над ней.

Ей нравилось подчиняться нежным командам Лайона. Роберт любил ее торопливо и молча. На мгновение Энди охватила паника: она испугалась, что разочарует Лайона так же, как разочаровала когда-то своего мужа. Когда во время своих интервью она беседовала со специалистами-сексопатологами, ей и в голову не приходило думать о себе. И уж конечно, она никогда не пыталась найти практическое применение тому, что обсуждалось так открыто и честно. Возможно, она была не настоящей женщиной. Возможно, она не могла…

Но, когда Лайон вошел в нее и она почувствовала, как по его телу пробежала волна наслаждения, все ее страхи утонули в захватывающем ощущении слияния двух тел.

– Энди, – простонал он. – Ты такая умница.

Лайон лежал совершенно неподвижно, уткнувшись ей в плечо. Приподняв голову, он посмотрел на нее, как делал уже не однажды, затем приподнялся на локте и отыскал ее грудь в тесной щелке между их телами.

– Ты так хорошо меня приняла, – тихо сказал он.

Энди невольно выгнулась, когда он начал играть с набухшим соском, который сразу окреп, очутившись между его пальцами. Он наклонился и поцеловал его.

Лайон любил ее так нежно, так искусно. Энди даже не подозревала, что можно так любить. Она отдалась ему всем своим существом, не только физически, но и духовно.

Она любила этого человека. Несмотря ни на что. Недоверие, сарказм, упреки, вспышки гнева, оскорбления, которыми он осыпал ее, – она прощала ему все. Она никогда не причинит ему боли – это все равно что причинить боль себе. Лес часто спрашивал ее, для кого она себя бережет. Теперь она знала. И дело вовсе не в том, что она вдруг ощутила потребность в близости с мужчиной. Она просто хотела любви и нашла ее, полюбив Лайона Рэтлифа.

Энди наконец нашла определение чувствам, которые охватывали ее при каждой встрече с Лайоном и заставляли страдать всякий раз, когда они причиняли друг другу боль.

Ощутив необыкновенную легкость, Энди страстно отвечала на движения его тела.

– Да, да, милая. – Его дыхание звучало в ее ушах легким ветерком. Она крепко прижимала его к себе. – Энди, Энди… Да, да. Прогнись… О боже, да. Как хорошо.

Энди казалось, что она попала в стремнину. Поток подхватил ее и понес по бурной реке. Ей были незнакомы эти ощущения, и теперь она немного стеснялась их. Головокружительный поток, угрожая потопить ее, увлекал за собой, но она не могла противостоять его необузданной силе. Он захлестнул ее сердце, разум, и, прежде чем успел захлестнуть ее целиком, она услышала, как Лайон выкрикнул ее имя. Она еще сильнее прижалась к нему, и поток унес их обоих в сладострастную бездну.

Потом они долго лежали, не выпуская друг друга из объятий. Казалось, прошла целая вечность, когда Энди услышала голос Лайона:

– Энди!

На этот раз она нашла в себе силы ответить.

– Да, Лайон. Да.

– Довольна?

– Да, – смущенно сказала Энди, берясь за свое бикини. Найти верхнюю часть купального костюма не составило труда: она валялась на краю бассейна. Обнаружить нижнюю было труднее: Лайону пришлось нырять несколько раз, прежде чем ему удалось отыскать ее на дне.

– Теперь я засну спокойно.

– На твоем месте я бы не стал делать таких заявлений, – пробурчал он и, обхватив Энди за талию, привлек к себе.

– Каких заявлений?

– Что ты уснешь. – Он звонко чмокнул ее в щеку. – Идем в дом. Замерзнешь.

Отыскав купальные простыни, они обернули их вокруг себя и вышли из домика. Теперь, если бы кто-нибудь видел, как они среди ночи вдут со стороны бассейна, то мог бы подумать, что им просто пришла в голову блажь искупаться при лунном свете. Все же, стараясь не шуметь, они тихонько поднялись по лестнице к себе на второй этаж.

Около двери своей спальни Энди остановилась, но Лайон увлек ее дальше, к своей комнате.

– Наконец-то, – сказал он, закрыв за ними дверь. – Теперь я могу видеть тебя при свете.

Он подошел к Энди и протянул руку, чтобы высвободить ее из полотенца, в которое она была завернута. Но она остановила его:

– Лайон, подожди. Прошу тебя.

Теперь, когда она поняла, что любит его, ее как никогда беспокоила мысль о том, что он ей не доверяет.

Энди было важно, чтобы он видел в ее желании подчиниться лишь проявление любви, а не корыстные мотивы. Она не захотела верить, что Лайон может думать иначе. Слишком искренней была их страсть, она не могла быть притворной.

– В чем дело? – тихо спросил он.

– Я хочу поговорить с тобой. – Он нахмурился, и Энди поняла, что ее опасения оказались не напрасными. Энди нервно перебирала пальцами бахрому полотенца. – Ты ошибаешься.

– В чем? – Он присел у изножья кровати и прислонился к спинке.

– Ты слышал днем слова Джефа.

– Что ты должна была со мной подружиться, чтобы выкачать информацию?

– Да. Это неправда.

– Лес не просил тебя сделать это?

Она запнулась:

– Просил. Но я не всегда слушаю его. Во всяком случае, не так часто, как раньше, – добавила она главным образом для себя.

Энди глубоко вздохнула и решительно посмотрела ему в глаза.

– Я никогда не торговала своим телом взамен на сенсационную историю. Я слишком уважаю себя, чтобы опуститься до этого. Мои родители учили меня уважению к самой себе и своему телу. Я всегда считала, что плоть не может быть предметом для бартерной сделки. Мне никогда не приходилось прибегать к подобному средству даже в самых безнадежных ситуациях. Мне всегда удавалось уговорить дать интервью.

Я хорошо делаю свою работу, – продолжала Энди. – Да, я честолюбива, но теперь… Ладно, неважно. Что и говорить, мне всегда хотелось вытащить на божий свет какую-нибудь потрясающую историю. Или сделать интервью, которого никому никогда не удавалось сделать. Но я не обладаю таким звериным нюхом на сенсацию, как Лес. И, конечно, я не такая безжалостная, как он. Возможно, это звучит банально, но я всегда придерживаюсь заповеди: «Не судите, да не судимы будете». Насколько мне известно, я никому не причинила вреда. И уж конечно, меня нельзя обвинить в разглашении чужих тайн.

Энди неподвижно сидела на кровати и ждала. Лайон, до того меривший шагами комнату, сел рядом:

– Но ты потеплела ко мне сразу после разговора с Лесом.

– Знаю. Но с Лесом это никак не связано. Единственный раз я вспомнила о Лесе, это когда ты спросил меня, кто он такой. А до этого времени я думала о чем угодно, только не о нем… – Энди искренне посмотрела ему в глаза. – Лайон, неужели ты действительно думаешь, что я сыграла на чувствах, пыталась использовать нашу близость для гнусной цели?

Она почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.

– Я знаю, что ты не доверяешь женщинам с тех пор, как тебя оставила Джери. Только прошу, не надо обвинять меня несправедливо. Пусть я прибегла к детской хитрости, чтобы проникнуть в этот дом. Но я не играю с тобой сейчас.

Лайон смотрел, как неосторожная слезинка, соскользнув с ее ресницы, покатилась по щеке. Он подхватил ее пальцем, поднес к губам и слизнул.

– Теперь ты снимешь полотенце?

Все еще не зная, плакать ей или смеяться, она припала к его груди. Две сильные руки сомкнулись за ее спиной. Она слышала его прерывистое дыхание и учащенное биение сердца. Эти звуки вновь овладели ее сознанием, и она забыла обо всем на свете.

Когда наконец они разомкнули объятия, Лайон согласился вести себя покорно и предоставил ей свободу действий. Энди целовала его губы, подбородок, шею, грудь. Чуть приподняв голову, она посмотрела на его сосок и потрогала его пальцем. Потом языком, сначала осторожно, пока не почувствовала, что нужно действовать смелее.

– Энди, – застонал он, крепко сжав ее в объятиях. – Ты сотворила монстра, Энди Мэлоун. Сексуально помешанного монстра.

– А чем занимаются сексуально помешанные монстры?

– Похищают красавиц, – ответил он, нежно поглаживая ее спину и бедра.

– А я красавица?

– Да.

– Ну и что же теперь?

Они спали долго и крепко. Без сновидений. Как спят счастливые люди. Лайон разбудил Энди, когда лучи солнца упали на широкую кровать:

– Тебе лучше пойти в свою комнату. Надо хотя бы делать вид, что мы ведем себя благопристойно.

– Не хочу. – Она повернулась на бок и прижалась к нему грудью.

Он застонал:

– Энди, прекрати, черт возьми.

Энди засмеялась:

– Ты противный консерватор.

Она спрыгнула с кровати, но он успел шлепнуть ее.

– Увидимся за завтраком? – спросила она, укутываясь в полотенце.

– Если я буду в состоянии ходить.

Послав Лайону воздушный поцелуй, она приоткрыла дверь и, осторожно выглянув в холл, поспешила в свою комнату.

Все утро до завтрака Энди занималась собой. Приняла душистую ванну, вымыла волосы и придала им свою любимую форму. Для завтрака Энди надела яркий сарафан из набивного ситца. Она чувствовала себя женщиной и хотела, чтобы весь мир знал об этом.

Напевая привязавшийся мотивчик, она вышла в холл и сразу попала в объятия поджидавшего ее у двери Лайона.

– Собираешься на завтрак? – спросила она, когда он отпустил ее.

– Меня можно уговорить пропустить его. – Не могу. Я умираю от голода.

Обнявшись, они направились вниз. Где-то на середине лестницы Лайон и Энди неожиданно услышали, что Грейси разговаривает с кем-то у входной двери.

Сердце Энди упало. Ноги словно налились свинцом.

Она не могла видеть этого человека, его закрывала массивная фигура Грейси. Но ей была видна его макушка. Только у одного человека на свете волосы могут быть такого оттенка.

У Леса Траппера.

Глава 8

Энди инстинктивно схватилась за перила. Если Лес пронюхает о ее отношениях с Лайоном, его подозрения возрастут во сто крат. Он, конечно, решит, что ее объективность скомпрометирована. Разумеется, это неправда, но Леса в этом не убедить.

Энди говорила себе, что он не имеет права распоряжаться ее жизнью, она вольна любить кого хочет. Однако, если откроется то, что произошло ночью, ее репутация объективного журналиста окажется под угрозой. Она должна играть роль безупречною профессионала, может быть, тогда удастся сбить Леса с толку. Сейчас нет времени, чтобы объяснять все это Лайону. Он и сам все поймет.

Энди преодолела несколько оставшихся ступенек бегом.

– Лес! – крикнула она.

Он подозрительно оглядел ее из-за широкого плеча Грейси и, обойдя ту, пошел навстречу Энди. Она излишне восторженно бросилась в его объятия. Он поцеловал ее в губы.

«Не почувствует ли он, что меня целовал Лайон?» – обожгла ее паническая мысль.

– Энди, крошка. Боже, как я соскучился по тебе, милая! – Он приобнял ее.

– Я тоже соскучилась. – Что-то уж больно часто она лжет за последнее время. Энди высвободилась из его объятий. – Что ты тут делаешь? Да еще с утра пораньше.

– Вчера вечером я вылетел из Нашвилла в Сан-Антонио. Оттуда на машине добрался до тебя.

– Наверное, все хотят кофе, – сказала Грейси. В ее голосе неожиданно прозвучала скрытая неприязнь.

– Да, Грейси, пожалуйста, – раздался с лестницы хрипловатый голос.

Лес обернулся и тут впервые заметил Лайона. Энди почувствовала невольную гордость. Как он спускается по ступенькам! С легкостью и грациозностью уверенного в себе человека. Мужчина в деловом костюме-тройке, наверное, выглядел бы менее интересно, чем Лайон в выцветших джинсах и хлопчатобумажной рубашке с закатанными по локоть рукавами. Эти сильные руки обнимали ее всю ночь! Горячая волна радости захлестнула Энди.

Мужчины смерили друг друга оценивающими взглядами, в которых читалась взаимная неприязнь. Лайон был выше, сильнее, у Леса же был вид уличного забияки.

Атмосфера явно накалялась. Казалось, достаточно спички – и вспыхнет пожар. Сделав над собой усилие, Энди заговорила:

– Лай… Мистер Рэтлиф, это Лес Траппер, мой продюсер. Лес, это Лайон Рэтлиф.

Лайон спустился с лестницы, подошел к Лесу, но руки ему не подал:

– Доброе утро, мистер Траппер.

– Лайон…

Лес специально назвал его по имени, бросая тем самым вызов, и Лайон принял его. Энди видела, как он ощетинился, хотя было за, что пытается скрыть свои чувства от них обоих.

– Спасибо за то, что позаботились об Энди. – Лес обнял ее за плечи, словно защищая от возможного врага.

Лайон посмотрел на Энди. Сталь в его глазах полоснула ее точно лезвие бритвы. Ей хотелось кричать. Нет, Лайон, нет! Все это не имеет никакого отношения к тому, что произошло ночью!

– Миссис Мэлоун произвела на меня впечатление женщины, которая может позаботиться о себе сама.

– Это она может, – добродушно согласился Лес. – В конце концов она убедила вас и вашего отца позволить взять интервью, которого так безуспешно добивались другие. Кстати, об интервью. У меня хорошие новости. Одна из серьезных компаний очень заинтересована и готова выкупить его с потрохами у кабельного телевидения.

Энди удивленно посмотрела на него:

– Ты шутишь?

– Нет. – Лес засмеялся. Его голубые глаза так и сияли за стеклами очков. – Они хотели бы просмотреть интервью, прежде чем дадут окончательный ответ. Но они очень заинтересованы. Управление кабельной компании готово продать им эту серию при условии, что все лавры достанутся нам.

Энди не могла объяснить даже себе, почему она не пляшет от радости. Ведь это было то, ради чего она все эти годы работала, на что надеялась. Лес посмотрел на нее озадаченно. Играй же свою роль, Энди. Она бросилась ему на шею.

– Лес! Это замечательно! – воскликнула она, и оставалось только надеяться, что слова не показались ему такими же фальшивыми, как ей самой.

– Прошу меня извинить, – сказал Лайон.

В его голосе было столько отвращения и насмешки, что у Энди замерло сердце. Он вышел в дверь, которая вела на кухню. Она знала, что Лес внимательно наблюдает за ней, поэтому не решилась посмотреть ему вслед. Но каждая клеточка ее существа побуждала Энди броситься за ним бегом. «Позднее, когда все закончится, я объяснюсь с ним. Я заставлю его понять», – успокаивала себя Энди.

Лес щелкнул пальцами перед ее носом:

– Эй, ты не забыла, что я здесь?

Энди посмотрела на него с улыбкой, которая скорее походила на гримасу.

– Готов пить кофе? – спросила она с притворной веселостью и направилась к той же двери, через которую вышел Лайон.

– Не так быстро. – Лес схватил ее за руку. – Что здесь происходит?

– Ты… Ты о чем? – Ей хотелось верить, что удивление на ее лице выглядит естественным.

– Сдается мне, что здесь что-то не так. И я хочу выяснить, что именно.

– Лес, ты попал пальцем в небо. – «Лес не должен узнать, не должен догадаться», – твердила она себе. – Что здесь может быть не так?

– Не знаю. – Он задумчиво оглядел ее. – Например, почему у тебя был такой вид, точно ты увидела привидение, когда спускалась по лестнице? Это само по себе уже на тебя не похоже. Я, конечно, счастлив, что ты рада меня видеть, но кое-что…

– Лес, ну, правда, ты сходишь с ума. Как только я приехала сюда, ты заговорил, как Эллери Куин, все выискиваешь какие-то несуществующие тайны.

– Какое совпадение. Значит, это я начал вести себя как псих, как только ты очутилась в Техасе.

Энди не успела ничего ответить, как дверь распахнулась и вошел Джеф:

– Привет, Лес! Грейси сказала мне, что ты здесь. Это действительно событие. Как ты решился выбраться из-за кучи мусора, которую ты называешь рабочим столом?

Лес выдумал кучу причин своего неожиданного появления, но Энди знала, что он приехал сюда с единственной целью – проверить ее.

Она была рада, что Лайон, сославшись на дела, не присоединился к ним за завтраком. Когда она, Лес и Джеф вошли в столовую, он уже был в самых отдаленных уголках ранчо. За завтраком, как всегда вкусным, они обсуждали план съемок на сегодняшний день.

– Мы можем все закончить завтра днем, – сказала Энди. – Утром мы запишем интервью у реки. Это будет последнее. Джеф, у нас достаточно материала на ролике «Б»?

Лес захотел посмотреть отснятые пленки. Когда они допивали кофе, в столовой появился генерал Рэтлиф. Его костюм и прическа были, как всегда, безупречны, но Энди не понравился цвет его лица. Оно было восково-бледным.

Энди представила ему Леса, который вежливо и тихо поприветствовал генерала. Она оставила их наедине, сама отправилась к себе в комнату, чтобы переодеться и сделать макияж. Ребята в это время устанавливали аппаратуру в гостиной.

Полчаса спустя все было готово к съемке. Энди уже произносила вводные фразы, но тут ее прервал Лес.

– Подождите минутку, подождите, – сказал он.

Джеф выругался и поднял голову от видоискателя камеры.

– Генерал, простите меня, но вы не похожи на военного человека. Почему бы вам не надеть мундир или?..

– Мы уже обсуждали это с генералом, Лес, – ответила за него Энди. – Он предпочитает быть в костюме.

– Почему? – Прямота была одной из добродетелей Леса или одним из пороков.

– Потому что, во-первых, мундиры сорокалетней давности, а во-вторых, генерал не надевал их после того, как ушел в отставку.

– Так, может быть, он положит китель на колени? Или можно повесить мундир позади него?

– Как вы хотите, генерал? – тихо спросила Энди. – Вы не будете возражать?

– Думаю, что нет. – Он устало улыбнулся и похлопал ее по руке. – Если хотите повесить мундир позади меня – чудесно.

– Потрясающе! – воскликнул Лес, хлопая в ладоши. – Где Грейси?

– Я принесу мундир, – услышала Энди хрипловатый голос.

Когда они начинали съемку, Энди радовалась, что в комнате нет Лайона. Она даже не подозревала, что он уже вернулся в дом, пока не услышала его голос. Проклиная Леса за то, что он вспомнил о мундире, она смотрела вслед вышедшему из комнаты Лайону.

Джил воспользовался наступившей паузой, чтобы поправить микрофон на лацкане пиджака генерала. Сегодня его голос звучал слабее, чем обычно. Джил как раз отходил от генерала, когда в комнату вошел Лайон, неся на вешалке мундир отца. От него исходил легкий запах нафталина, но он был отглажен и выглядел вполне прилично.

Лес указал Лайону, куда следует повесить мундир. Улучив момент, Энди умоляюще посмотрела Лайону в глаза. Она так надеялась, что он все понял. Но смотреть в его глаза было все равно, что глядеться в зеркало: она видела только отражение своего перекошенного отчаянием лица и не могла прочесть, что творится в душе человека, которого так сильно любит.

Говорила ли она ему о своей любви? Как могло случиться, что в течение сладостных часов минувшей ночи она не сказала, что любит его?

Лайон кивнул головой в сторону Леса:

– Проследите за тем, чтобы он дал отдохнуть отцу. Понятно, миссис Мэлоун?

Он вышел из комнаты, и, чтобы сгладить неловкую ситуацию, Лес начал распространяться о том, что теперь фон гораздо лучше, появилась дополнительная эмоциональная окраска и далее в том же духе.

Кое-как они закончили съемку.

Энди сразу же пошла к себе в комнату переодеться. Платье, которое она надевала на съемку, давило ее, прилипало к телу. Но тягостное ощущение не прошло, даже когда она переоделась. У нее было тяжело на душе – и это было главным. Ей казалось, что ее тело зажато челюстями громадного хищника, и почти физически ощущала, как из нее выходит жизнь.

Она стояла у окна и любовалась пейзажем. Энди не чувствовала в себе никакого сходства с женщиной, которая приехала сюда несколько дней назад и вот так же стояла у окна, впервые рассматривая далекие холмы. Этой женщины больше не существовало.

Вместо нее была Энди Мэлоун, женщина, родившаяся всего несколько часов назад. Она не хотела жить прежней жизнью. Жизнью, наполненной одиночеством, пустыми комнатами гостиниц, безрадостными обедами и ужинами. Ее мечта стать ведущим журналистом Крупной телекомпании поблекла перед теплым светом любви Лайона. То, что было целью ее жизни, уже не манило ее, наоборот, только давило на грудь тяжелым грузом, от которого хотелось поскорее избавиться.

– Грош цена твоим расстройствам, – весело заявил Лес, даже не потрудившись постучаться перед тем как войти в комнату. Он подошел к окну, взял Энди за руку и повел ее к кровати. Она безвольно присела на краешек, и Лес начал массировать ее шею своими огромными ручищами.

– Неужели больше, чем грош?

– Гораздо больше.

– Значит, хорошо.

– Нет, не так уж это хорошо.

– Не хочешь мне рассказывать?

– Когда-нибудь, возможно. Только не сейчас.

– Знаешь, у меня просто сердце разрывается.

Она повернула голову, чтобы посмотреть, как у Леса разрывается сердце.

– Отчего же?

– Оттого, что ты мне больше не доверяешь. Черт возьми, Энди, я думал, что мы одна команда. В конце концов мы столько вместе пережили. Гибель Роберта. Все. – Он говорил, продолжая массировать ее шею. – Это из-за Роберта? Ты все еще скучаешь по нему?

Она покачала головой:

– Нет, ничего подобного, Лес. – И тут она спросила то, о чем никогда не решалась заговорить: – Ты знал, что он изменял мне?

Его руки на минуту замерли.

– Да, – вздохнул он. – Только я не знал, что это известно тебе. Это было единственное, из-за чего мы ссорились с Робертом. Когда я об этом узнал, я разругался с ним так, что чертям стало тошно.

– Ты не должен был его винить. Это не его вина. – Энди помолчала. – У нас было не все так уж гладко.

– Может быть, он был для тебя просто неподходящим парнем? – Лес снова замер.

Энди взглянула на Леса: в его голубых глазах стоял немой вопрос. Она отрицательно потачала головой:

– Нет, Лес.

Он пожал плечами и продолжил мять большими пальцами позвонки у основания шеи.

– Знаешь, а попытаться стоило бы. Я всегда был к тебе неравнодушен. С другой стороны, вдруг ты выглядишь в постели как смертный грех.

Энди засмеялась:

– Ну, спасибо тебе, друг.

– Конечно, ты не была бы разочарована. Мы начали бы со сладкого геля в ванне.

Она снова рассмеялась, успокоившись, что разговор перешел в более безопасное русло. Эти шутки были ей знакомы. Энди постаралась расслабиться, чтобы унять боль в сердце. О Лайоне потом.

– С геля для ванны?

– Только не говори мне, что никогда так не забавлялась! – Он переместил руки на плечи и, наклонившись, пощекотал носом шею. – Я тебе расскажу поподробнее.

– Уж постарайся, – дурашливо сказала она и закрыла глаза.

– Оба обнажаются. Наполняют ванну и выливают туда мармеладный гель.

Энди рассмеялась, на этот раз совершенно искренне: его губы невыносимо щекотали ее шею.

– Ну так вот. Лично я предпочитаю гель зеленого цвета. Потому что рыжие волосы хорошо сочетаются с зеленым, но некоторые предпочитают…

Он неожиданно замолчал, еще крепче сжав плечи Энди. Перестав смеяться, она взглянула на Леса: он таращился на дверь. В дверном проеме стоял Лайон.

Во всем его напряженном теле чувствовалась еле сдерживаемая ярость. Было такое ощущение, что он вот-вот сорвется и сокрушит все вокруг.

– Извините за вторжение, – вежливо сказал он. – Грейси попросила меня собрать всех на ленч. Пойду позову других.

Лайон ушел, а Энди все смотрела на пустой дверной проем. Облокотившись на спинку кровати и взяв Энди пальцами за подбородок, Лес повернул к себе ее лицо:

– Так вот откуда ветер дует. Наша маленькая Энди сгорела. А я-то думаю, чего это каждый раз, как он смотрит на нее, она тает, как зефир.

– Нет!

– О да, Андреа Мэлоун. Не лги мне. У меня есть глаза, черт возьми. И когда я вижу ревность, я сразу знаю, что это такое. Я был уверен, что он собирается меня убить. В тот момент вся моя жизнь пронеслась у меня перед глазами… – В задумчивости он ходил из угла в угол по комнате. – Мне следовало догадаться, что произошло нечто в этом роде. Те пленки, что я просмотрел утром, неплохие. Но это похоже на мультфильм про Микки-Мауса. Все в них гладко, просто сказка.

– С этим материалом все в порядке, Лес, – запальчиво сказала она.

– Но в них нет и ничего гениального! – закричал он. – Ты могла бы с таким же успехом взять интервью у клоуна Бозо, чтобы он рассказал о своей военной карьере. Ты стала какой-то мягкой, Энди, потеряла свою объективность. И все из-за того, что ты хочешь провести ночь с этим Лайоном.

Слава богу, он хоть не догадался, несмотря на свое сверхъестественное чутье, что эта ночь уже была.

– Я не знаю, как такое вообще могло прийти тебе в голову. С той самой минуты, как он увидел меня, я слышу от него только гадости. Он меня презирает.

– Тогда докажи мне, что я ошибаюсь. Завтра утром ты расколешь старика, как ты это умеешь. Проклятие! Энди, ведь ты в состоянии выудить информацию даже из репы, И она не поймет, что проболталась. Я видел, как ты это делала сотни раз.

– Генерал болен, Лес…

– И у него есть что скрывать. Я это печенкой чувствую. Почему это он категорически отказался надеть мундир? А? Это ненормально, а когда что-то ненормально, я буквально разрываюсь от бешенства.

– Я не собираюсь этого делать, – непреклонно заявила Энди.

Лес больно схватил ее за плечи:

– Тогда это сделаю я, Энди. Если мы заставим его рассказать, почему он так рано ушел в отставку и жил все эти годы отшельником, у Рас будет пропуск на работу в большую компанию. И ты сделаешь историю года, именно ты… или я.

Они услышали внизу голоса. Ребята шли в столовую. Лес отпустил ее плечи, но еще долго и пристально смотрел на нее. Даже на лестнице, когда они спускались в столовую, она ощущала на себе этот взгляд.

Все были в сборе. Генерал, очевидно, собирался обедать в своей комнате, но Лайон был здесь.

За столом разговор начал Лес.

– Ваш отец очень рано вышел в отставку, ведь так, Лайон? – спросил он, отведав холодного салата с курятиной.

Лайон дожевал кусок мяса:

– Да.

– На то были какие-то особые причины?

Энди бросила на Леса угрожающий взгляд, но он этого не заметил или не захотел заметить. Лес и Лайон смотрели друг на друга, как боксеры на ринге, примеряясь к очередному удару.

– Миссис Мэлоун уже спрашивала его об этом, – спокойно ответил Лайон. – Он сказал, что ему просто хотелось попробовать вести новый образ жизни, поскольку он устал от военной карьеры. Отец хотел пожить в спокойном месте и больше времени проводить с моей матерью.

– Но ведь он был еще так молод, – не сдавался Лес.

Никто не вмешивался в их разговор. Ребятам была хорошо известна способность Леса доводить людей до белого каления, но они надеялись, что на это раз он ухватил кусок не по зубам. Они считали, что Лайона не так легко спровоцировать.

– Возможно, именно поэтому он и вышел так рано в отставку, чтобы было достаточно времени на обустройство ранчо. – Лайон вернулся к своему ленчу.

– Может быть, может быть. – В голосе Леса явно звучало недоверие.

Энди заметила, как Лайон крепко сжимал стакан с водой.

– С другой стороны, – продолжал Лес, как бы размышляя вслух, – причиной тому могло быть нечто совершенно другое. Не исключена вероятность, что существует что-то, о чем он хотел бы забыть. Возможно, это касается вашей матери, войны или…

Лайон так резко вскочил, что стул с грохотом отлетел к стене. Серебро, хрусталь и фарфор зазвенели, когда он задел коленом крышку стола. Энди услышала, как Джеф тихонько прошептал:

– Боже мой!

Прибежала из кухни Грейси.

– Я хочу, чтобы к вечеру вы убрались отсюда. Понятно? Убрались. – Он посмотрел на Энди. – Все до единого. После обеда, как только отдохнет мой отец, снимайте последнее интервью и выметайтесь отсюда.

Он подошел к перевернутому стулу и поднял его:

– Извини за беспорядок, Грейси, – и с этими словами стремительно покинул комнату.

В столовой повисла зловещая тишина. Грейси тактично удалилась на кухню.

Джеф прочистил горло:

– Сегодня на ночь собирались зарядить батарейки, Энди. Не знаю, достаточно ли в них осталось мощности, чтобы снимать…

– Постарайся сделать все, что в твоих силах, Джеф, – попросила она.

– О'кей. Конечно. – Он поднялся, и остальные последовали его примеру. – Мы пойдем к реке, приготовим все.

Они ушли.

Энди аккуратно разгладила на столе свою салфетку. Казалось, что ей чрезвычайно важно, чтобы салфетка лежала рядышком с ее почти нетронутой тарелкой. Наконец она встала из-за стола.

– Энди…

– Заткнись, Лес. По-моему, ты сказал уже достаточно.

Энди очень нравилось выбранное место у реки, и этой съемки она ждала с огромным нетерпением. К тому же это было заключительное, прощальное интервью, что делало его немного печальным. Энди как-то не задумывалась о том, что рано или поздно ей придется покинуть дом Рэтлифов.

– Признайся, Энди, – сказала она своему отражению в зеркале, – ты ведь надеялась, что будешь видеться с Лайоном после отъезда?

Теперь стало ясно, что все это несбыточные мечты. У него своя жизнь. У нее своя. Их пути никогда не сойдутся. Возможно, даже лучше, что она уезжает теперь, когда Лайон ее ненавидит. Так легче.

Энди надела светло-коричневые слаксы и просторную желтую блузку с открытым воротом и с длинными широкими рукавами, схваченными резинкой на запястьях. Волосы она собрала в хвост.

Все ждали ее во дворе. Генерал Рэтлиф сидел в кресле-каталке, укрывшись в тени купального домика. Энди поспешно отвела взгляд от домика: слишком много волнующих воспоминаний связано с ним. Призвав на помощь свою хваленую профессиональную выдержку, Энди спокойно подошла к ожидавшим ее.

– Думаю, нам следует снять несколько кадров для ролика «Б», пока вы с генералом будете двигаться по тропинке. Фон просто замечательный, – сказал Джеф, обращаясь к Энди.

– Чудесно. Скажи, что мы должны делать?

– Просто иди рядом с каталкой генерала Рэтлифа и о чем-нибудь поговорите. А я сделаю остальное.

– Хорошо.

Генерал слышал слова Джефа и направил свое кресло к тропинке. Энди зашагала рядом. Она собиралась просто шевелить губами, имитируя речь, но, к ее удивлению, генерал заговорил с ней, впервые переходя на «ты»:

– Энди, ты неважно выглядишь.

– Слава богу, что мы не подключены к звукозаписывающей аппаратуре, – улыбаясь, ответила она.

– Я имею в виду не физическое состояние, – продолжал генерал. – Ты же знаешь, что я считаю тебя красавицей. Только что-то тебя расстроило. Лайон говорит, что сегодня вы уезжаете.

Краешком глаза она видела, как Джеф пробирается с камерой на плече сквозь деревья, снимая их сбоку. Эта прогулка к реке снималась «набело», и никаких дублей не будет. Что ж, все выглядит естественно. Идет настоящий разговор.

– А он сказал вам, что попросил нас поскорее убраться?

– По-моему, ему не понравился этот мистер Траппер.

– Я бы сказала, что он терпеть не может нас всех.

– Ты ему нравишься.

Энди чуть не споткнулась. Генерал тем временем продолжал, не обращая внимания ни на камеру, ни на ее изумление:

– Лайон в последнее время странно себя ведет. Раньше мы редко виделись с ним днем. Он вставал с рассветом и уходил из дома. Возвращался обычно только к ужину. Иногда даже и на ужин не появлялся. А с тех пор как приехала ты, он слоняется по дому, как щенок, который ждет подачки с кухни.

– Он всего лишь оберегает вас. Ваш сын предупредил меня, чтобы я не смела вас утомлять и не совала нос в ваши личные дела.

– Я думаю, что с Лайоном не все в порядке. Уж слишком много он печется о моей жизни и совсем не думает о своей. Если спросить меня, то я бы сказал, что ему хуже, чем мне.

Они добрались до открытой площадки на берегу реки. Тони и Уоррен стояли рядом с Джилом, который, точно курица-наседка, хлопотал над своими микрофонами, подключая их к батарейкам питания. Джил проверил микрофоны, уровень записи и, насколько было возможно, отфильтровал шум воды. Джеф начал снимать.

Поскольку Тони не надо было беспокоиться об освещении, он прилег под деревом и задремал. Уоррен поспешно записывал вопросы Энди в блокнот: они могут понадобиться, если возникнет необходимость делать обратную запись. Джил сидел на траве, скрестив ноги, и слушал через наушники, как идет звуковая запись. Лес околачивался позади Джефа и, увлекшись интервью, начал постукивать ногтем по зубу. Лайон стоял, прислонившись к стволу кипариса, и лениво наблюдал за сценой.

Потом Энди так и не могла понять, в каком именно месте она упустила из рук нить разговора. Сначала все шло по плану. Она задавала заранее приготовленные вопросы о войне в целом, как и просил генерал. Он отвечал на них, как всегда, пространно и непринужденно. Ответив на очередной вопрос, он вдруг вспомнил забавный случай о французе-фермере и его жене, которые спрятали в стогах сена целый взвод американцев. Энди смеялась от души.

И тут покатилось. Генерал Рэтлиф вспоминал один забавный случай за другим. Энди забыла про вопросы. Проснулся Тони и тоже заслушался генерала. Вскоре все они дружно хохотали. Джил даже не пытался заглушить смех в записи. Энди заметила, что Лайон тоже улыбнулся одной особо колоритной истории. Генерал сам от души смеялся над своими рассказами. Строго говоря, это было уже не совсем интервью, а монолог-импровизация.

– О, генерал Рэтлиф, это было великолепно, – сказала Энди, снимая свой микрофон и передавая его Джилу. Она наклонилась к генералу и обняла его.

– Боюсь, что я слишком увлекся.

– Вы просто бесподобны.

– А ты что думаешь, Лес? – взволнованно спросил Джеф.

– Думаю, все было о'кей.

– Не надо даже делать обратной съемки, – добавил Джеф.

– Это твое дело.

– Отец, ты в порядке? – Лайон неслышно приблизился из-за спины Энди.

– Давненько мне не приходилось так веселиться. Я даже не знал, что помню все эти истории, пока не начал их рассказывать. Представляешь, сколько времени прошло с тех пор? – Он снова рассмеялся, на этот раз своим собственным мыслям. Потом глаза его затуманились, и он схватил сына за руку. Глядя на Лайона, генерал тихо сказал:

– Все было не так уж плохо, Лайон. Теперь, когда я вспоминаю об этом, нет, не так было плохо.

– Нам лучше вернуться в дом, – сказал Лайон и включил моторчик на коляске.

Он шел рядом с отцом, положив руку на его хрупкое плечо.

– Как ты думаешь, что он хотел этим сказать? – спросил Лес у Энди, когда они поднимались вверх по тропинке.

– Чем?

– Ради бога, не делай из меня дурака, Энди! Что он имел в виду, когда сказал, что «все было не так плохо».

– Наверное, просто то, что сказал. Он рассказывал забавные случаи. Может быть, он подумал, что не все его воспоминания о войне связаны с печальными моментами.

– Нет, за этим кроется что-то другое, и ты знаешь это, – зло прошипел он.

«Я знаю только, что, пока ты не напьешься крови, ты не будешь чувствовать себя счастливым. Хорошо, пусть ты прав. Но я считаю, что интервью прошло потрясающе. А если ты ищешь каких-то темных секретов и горишь желанием вытащить их наружу, чтобы очернить генерала, тогда извини. На этот раз тебе придется обойтись без этого», – думала Энди.

Она обогнала его и добралась до дома почти одновременно с генералом. Лайон распахнул настежь дверь и ждал, когда отец проедет, но генерал остановил его.

– Подожди, Лайон. Я хочу поговорить с Энди. Возможно, мы с ней больше не увидимся перед ее отъездом.

Лайон нехотя отошел в сторону. Взглянув на его лицо, Энди пришла в отчаяние. Неужели она уедет, так и не объяснив ему причину того, что он считал предательством?

Она опустилась рядом с креслом генерала Рэтлифа. Он взял ее руку и крепко сжал в ладонях.

– Я знаю, ты можешь счесть это старческим бредом, но в тот день у меня было предчувствие; еще до того, как я услышал, как ты крадешься за дверью. А накануне вечером, когда Лайон рассказывал мне о твоем нахальстве и настырности, я представил тебя как наяву. Энди, я знаю, что он ведет себя, мягко говоря, нелюбезно, но ваша встреча произвела на него огромное впечатление. Наверное, предначертано свыше, чтобы ты вошла в нашу жизнь. Я спрошу тебя прямо. У стариков нет времени на тактичность. Ты любишь моего сына?

Кивнув, еле сдерживая слезы, она подняла глаза:

– Да, да, люблю.

Он поглаживал дрожащей рукой ее щеку:

– Я очень на это надеялся. Молил бога об этом. Ты будешь ему хорошей парой. Не беспокойся о настоящем. Думай, что ждет тебя впереди. Если твоя любовь настоящая, все получится как надо. Я обещаю.

Энди была уверена в обратном, но не хотела огорчать генерала. Она поднялась и нежно поцеловала его в щеку. Они не сказали друг другу «до свидания», а просто печально смотрели друг на друга, пока не подошел Лайон, чтобы помочь отцу въехать в дом.

Было решено, что съемочная группа подгонит свой фургон к флигелю, загрузит вещи и отправится в «Рай на Холмах». Лес поедет следом за ними на машине, взятой напрокат в Сан-Антонио. Энди приедет в гостиницу позже, как только упакует вещи.

Энди тщательно осмотрела комнату, проверяя, не оставила ли чего. Ей не хотелось думать, что означает эта примета, иначе она умерла бы. Позже, когда появится возможность раствориться в своем страдании, она подумает об этом.

Наконец, еще раз оглядев комнату, Энди открыла дверь. На пороге стоял Лайон. Его лицо было абсолютно спокойно. Ни гнева. Ни радости победы. Ни любви. Такую же пустоту она чувствовала внутри себя.

– Мои сумки готовы. Я как раз собиралась выносить вещи, – торопливо сказала она, думая, что он поднялся затем, чтобы выкинуть ее из комнаты.

Молча Лайон оттеснил ее назад, в комнату, и закрыл дверь. – Твой отец, как он?

– Ужасно устал. Я пригласил доктора. Он сейчас у него.

– Надеюсь, сегодня был не очень тяжелый день, но…

Она замолчала, не зная, что сказать. Не напоминать же ему, что именно он настоял на втором интервью за сегодняшний день.

Не спеша Лайон подошел к Энди и уперся ладонями в деревянные панели по обе стороны от нее:

– Похоже, тебе светит хорошая работа в большой компании, миссис Мэлоун. Жаль, что тебе не удалось выудить сенсационную историю, на которую ты так надеялась. И жаль, что, несмотря на все твои усилия, тебе приходится уезжать с пустыми руками. Но кое-что ты с собой все-таки увезешь.

Она ждала, что его поцелуй будет грубым и оскорбительным, но губы Лайона оказались мягкими и нежными. Он использовал старейшую тактику из учебника по стратегии: успокой врага, всели в него ложную уверенность, отнесись к нему по-доброму, а потом пойди и убей. Энди чувствовала, что он задумал, но была бессильна защитить себя.

Ее губы раскрылись ему навстречу, как цветок, и он медленно испил его нектар. Лайон убрал руки с ее талии и нашел ладони. Их пальцы переплелись и сомкнулись. Его язык скользнул между податливыми, нежными лепестками, он прижал Энди к двери, и теперь их бедра соприкасались. Не отрываясь от ее губ, он начал делать ритмические движения телом. Он хотел оскорбить, унизить ее. Но в какой-то момент смысл этих движений переменился. Они стали чувственными, исполненными желания. Он прошептал ее имя, но это был даже не шепот, скорее хрип, с трудом вырвавшийся из горла.

Энди закружилась в водовороте сладостных ощущений, проклиная его за то, что он лишил ее воли, разума. Но ей хотелось чувствовать его тело. Она желала, она любила его. Он поглотил все ее существо. Она не могла думать ни о чем и ни о ком. Только о нем. Лайон. Лайон. Лайон.

Внезапно он отпустил ее и оттолкнул от себя, словно вдруг понял, что держит в руках нечто отвратительное.

– А теперь иди к Лесу и поделись с ним подробностями нашей последней встречи. Я уверен, он с нетерпением ждет от тебя подробного отчета.

Невыносимая душевная боль и одновременно ярость прорвались в ее крике.

– Ты… – Энди задыхалась. – Ты чудовище, твердолобый идиот. Ты думаешь…

– Лайон! Лайон! – послышался отчаянный крик Грейси.

Лайон и Энди выскочили в холл и увидели, как она, задыхаясь, бежит вверх по лестнице.

– Лайон, доктор Бейкер просит тебя немедленно прийти. Твой отец…

Глава 9

Энди ехала с опущенными стеклами, подставив встречному ветру мокрое от слез лицо. Сердце ее разрывалось от отчаяния.

Когда они с Лайоном сбежали вниз, он сразу прошел в спальню отца, а Энди стала успокаивать рыдающую Грейси. Наконец из спальни вышел доктор и в ответ на немой вопрос печально покачал головой. Прошло, наверное, минут тридцать, когда дверь комнаты открылась и на пороге появился Лайон. Лицо его напоминало застывшую маску горя, но глаза оставались сухими. Он даже не посмотрел на нее. Он вообще не замечал ничего вокруг, тихо переговариваясь о чем-то с доктором. Вскоре после этого приехала карета «Скорой помощи». Энди с ужасом смотрела, как покрытые простыней носилки с телом генерала Майкла Рэтлифа исчезают в недрах машины; Лайон поехал вслед за «Скорой» на своем «Эльдорадо».

Когда Энди уезжала, Грейси, еще рыдая, уже приводила в порядок дом. «Она любит Лайона, – подумалось Энди, – и он не будет один наедине со своим горем».

Когда Энди добралась до гостиницы, на город уже опустились сумерки. Покончив со всеми формальностями, Энди наконец очутилась в своей комнате, до ужаса напоминавшей ту, где она жила несколько дней назад.

Энди заперла дверь на ключ, отключила телефон и свернулась калачиком на постели. Последующие восемь часов она с переменным успехом пыталась уснуть.

– …Генерал Рэтлиф, герой Второй мировой войны, последний оставшийся в живых: полный кавалер ордена Звезды, жил в уединении на своем ранчо в Кервилле, штат Техас, где поселился после ранней отставки в 1946 году. После продолжительной болезни генерал скончался у себя дома. Закрытая похоронная церемония состоится в доме генерала завтра… – читал бесцветным голосом текст утренних новостей диктор. «Когда же Лайон успел известить службу новостей о смерти своего отца?»

– …Президент, получив известие о кончине генерала Рэтлифа, сказал следующее…

Энди слушала слова президента Соединенных Штатов, перечислявшего все доблестные подвиги и награды отставного генерала. Но человек, о котором он говорил, не имел никакого отношения к старому джентльмену, которого знала она. Только вчера она говорила с ним о его сыне, о том, что она любит его. Энди до сих пор ощущала прощальное пожатие его руки, видела его глаза, без слов говорившие, что он всем сердцем одобряет их любовь.

– Впусти меня. – Энди вздрогнула, когда Лес постучал в дверь.

– Подожди… минутку.

Бессмысленно пытаться отсрочить то, что неминуемо должно произойти. Она отыскала халат и надела его. Как ей хотелось бы, чтобы это были рыцарские доспехи! Энди повернула ключ. – Когда ты об этом узнала? – без обиняков спросил он.

– Вчера вечером. – Ложь все равно не спасла бы ее. – Он умер как раз перед моим отъездом.

– И ты не сочла нужным поставить в известность меня? – заорал Лес.

– Ну, сказала бы я тебе, и что толку?

– Что толку? Проклятие, хотел бы я встряхнуть твои мозги!

Не обращая внимания на эту вспышку раздражения, Энди забралась с ногами в кресло и, обхватив колени руками, положила на них подбородок. Она вспомнила последний взгляд генерала. Он уже знал, что умирает, и прощался с ней молча.

– Энди, черт бы тебя совсем побрал, что с тобой творится?

Она бессмысленно посмотрела на Леса. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на его лице.

– Лес, умер человек, которым я восхищалась. Как ты вообще можешь спрашивать, что со мной происходит?

Он посмотрел на занавешенное окно, через которое не проникали лучи солнца.

– Я знаю, что ты им восхищалась, но, как бы то ни было, его имя тесно связано с миром новостей. А наша с тобой профессия – делать эти новости. Ты ведь не видишь сейчас, как плачет диктор, правда? Энди, тебе не приходило в голову, что мы сидим на золотой мине?

Лес подошел к окну и раздвинул занавески. Энди зажмурилась от яркого солнечного света, хлынувшего в комнату.

– Что ты… Золотая мина?

– Подумай, Андреа, ради бога, подумай! У нас есть интервью с генералом Рэтлифом. Это единственное интервью, взятое после того, как он стал отшельником. Теперь он мертв, а мы сидим на пленке, где записаны многочасовые разговоры с ним! Разве ты не понимаешь, что это может значить?

Энди спустила ноги с кресла и встала. Она подошла к окну – день был чудесный. Для Лайона он таким не будет. Ему нужно позаботиться о похоронах.

– Энди!

– Что?

– Ты меня слушаешь?

Она провела рукой по спутанным волосам:

– Ты спросил меня, знаю ли я, что могут означать пленки с записью генерала Рэтлифа.

Лес тихо выругался:

– Тогда давай я объясню тебе все по буквам. Возможно, ты от меня что-то скрываешь, возможно, ты все-таки выяснила кое-что о настоящих причинах его ранней отставки. За это я тебя, конечно, никогда не прощу. Да ладно, черт с ним. Но я собираюсь продать эти пленки компании, только гораздо дороже той цены, которую они предложили вначале. Это наш пропуск в большую карьеру, и я собираюсь получить его, будешь ты мне помогать или нет.

– Подожди, Лес. – Она потирала пальцами виски, пытаясь унять головную боль. – Лес, зачем ты торопишься? Почему это надо делать прямо сейчас? Ведь пленки даже не смонтированы. Нет музыкальной обработки…

– Черт, да им-то какое до этого дело? Пусть выпускают их в эфир как им угодно. Они хотят дать наш материал сегодня в вечерних новостях. Я уже связался с продюсером. Он так суетился, что я думал, он обмочит штаны. Нужно отправить пленки в Нью-Йорк срочной авиапочтой, и немедленно. Наверное, нам придется ехать в Сан-Антонио и поторопить их с отправкой. – Его рука уже была на дверной ручке.

– Лес, подожди. Успокойся и дай мне подумать. – Она вернулась к кровати и присела на матрац. – Я даже не собираюсь давать в эфир интервью сразу после смерти генерала. У меня даже мысли не было делать из них своеобразный некролог.

– Знаю.

По его тону Энди поняла, что он начинает терять терпение, но сделала последнюю попытку уговорить его:

– Лес, все-таки не стоит торопиться.

– Но, Энди, так уж получилось. Ты ведь знала, что старик – о, прости – генерал скоро умрет.

– Скоро, но не в моем присутствии. – Она закрыла лицо ладонями. – Ведь это в каком-то роде даже непорядочно, не по-людски, выпускать в эфир интервью сейчас.

– Я ушам своим не верю! – Лес ударил кулаком по двери. – Что случилось с тобой?

Ничего. Просто в ее жизни случился Лайон. Лайон и генерал Рэтлиф. Когда она узнала их, для нее стало важным только одно – возможность быть с ними рядом. А интервью, которого она с таким упорством добивалась, уже не казалось ей победой. Теперь, когда генерал мертв, какой вред могут причинить ему эти пленки? Никакого. Надо решать вопрос с этой точки зрения. Если она уступит Лесу, на какое-то время он оставит ее в покое.

– Хорошо, – устало сказала Энди. – Поступай как знаешь. Но я присоединюсь к тебе в Сан-Антонио позднее. Мне хочется немного побыть здесь.

– Разумеется, ты останешься здесь. Можешь не сомневаться. Я хочу, чтобы ты сделала репортаж с места событий. У нас ведь здесь съемочная группа. К обеду сюда нагрянет куча репортеров, а мы их всех обскачем. Пока я отвожу пленки в Сан-Антонио, ты с ребятами вернешься на…

– Нет. Это исключено, – твердо ответила Энди. – Я согласна продать пленки, потому что хочу, чтобы американцы увидели, каким он был в последние дни жизни. Но я не собираюсь, как стервятник…

– Похороны завтра. А пока вы будете снимать за воротами. Энди, ради бога…

– Нет, Лес. Это мое последнее слово.

– Черт, уж лучше бы ты переспала с этим ковбоем и выбросила его из головы. Может быть, ты вела бы себя как Энди Мэлоун, которую я знал все эти годы. Только уверяю тебя, у этого парня такой же прибор, как и у остальных мужиков.

– Лес, тебя слишком занесло.

Энди резко поднялась – и Лес понял, что сейчас разразится катастрофа. Он не узнавал Энди. Это была львица, защищающая свое потомство.

– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал он. – Я отправлю ребят одних снять события. Позднее смонтируем репортаж. Джеф сказал, что все пленки у тебя. Где они?

Коробки с пленками, рассортированные и помеченные, были сложены в брезентовую сумку. Энди принесла сумку и протянула ее Лесу.

– Разрешение на показ в эфире уже там? – спросил он.

Энди лихорадочно пыталась отыскать в памяти тот момент, когда генерал Рэтлиф подписывал бумаги, которые давали им право показывать материал в телевизионном эфире. Но она не вспомнила его. Одной рукой Энди крепко сжала брезентовую сумку, другой – накрыла рот.

– О Лес, – выдохнула она.

– В чем дело?

– Э… Разрешение… Я забыла дать Майклу Рэтлифу документы…

Энди сжалась под убийственным взглядом Леса.

– Энди, ты шутишь. Постарайся вспомнить. Ты ведь никогда в жизни не начинала делать интервью, не заручившись сначала подписью на документах. Проклятие, где, я спрашиваю, разрешение на выпуск в эфир? – Последние слова он выкрикнул уже в истерике.

– У меня его нет! – закричала она в ответ. – Я помню, что, когда мы начали съемку, я старалась делать все быстро, чтобы генерал не устал. Тогда еще вышел из строя шнур от микрофона и Джил ездил в Сан-Антонио, помнишь? И нам пришлось начать работу позднее, чем планировалось. Припоминаю: я тогда подумала, что дам ему подписать бумаги потом. Но я этого так и не сделала.

Лес разразился такими ругательствами, которых Энди никогда от него не слышала, да, наверное, вообще ни от кого не слышала.

– Ты меня не обманываешь? Может быть, это лишь…

– Нет. Клянусь тебе, Лес. Я действительно забыла взять у генерала подпись под разрешением.

– Если мы выдадим материал в эфир, не имея на то официального разрешения, этот Лайон разнесет нас в пух и прах. Даже если он не знает о том, что у нас нет никаких прав на эфир, то компания пронюхает об этом наверняка. Они-то не упустят шанса надрать нам зад. Так что, милая, немедленно собирайся и отправляйся на ранчо. Теперь его сын как наследник имеет право дать разрешение на эфир.

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Нет, и все. До похорон не поеду.

– Но похороны завтра.

– Правильно. Я там не покажусь, пока не закончится погребальная церемония. Лайон, может, и не пустит меня туда вовсе.

Лес посмотрел на сумку, которую она все еще держала в руках. Он нервно кусал губы, хрустя пальцами.

– Даже не думай взять эти пленки силой или подделать подпись на разрешении. Я сама позвоню в компанию и скажу им, что ты задумал.

– Да мне такое даже в голову не приходило. – Он выдавил из себя улыбку.

Однако Энди и не думала улыбаться.

– Приходило, Лес. Иди звони своему человеку и скажи, что он получит пленки только после похорон. И больше не показывайся мне сегодня на глаза.

Он стоял около двери и задумчиво смотрел на нее. Потом, тряхнув головой, словно снимая оцепенение, сказал:

– Ты изменилась, Энди. Не понимаю, что тобой произошло.

– Все правильно, Лес. Ты и не поймешь.

Остаток дня Энди провела, лежа на кровати с холодным компрессом на глазах. Она убрала пленки в чемодан, закрыла его и спрятала ключ. Дверь в ее комнату была тоже заперта, но Энди набросила еще и цепочку. Она пыталась убедить себя, что доверяет Лесу, но внутренний голос говорил ей другое.

Ночью Энди почти не спала, и только днем ей удалось немного вздремнуть. Находясь на грани между сном и явью, она видела фантастические картины, и главными действующими лицами в них были она и Лайон.

К вечеру Энди включила телевизор и посмотрела по новостям репортажи, связанные с кончиной генерала Рэтлифа. Как и предсказывал Лес, территория въезда на ранчо кишела репортерами и фотографами. Около ворот был выставлен полицейский заслон. На территорию пропускали только близких знакомых из числа местных жителей и ветеранов войны, служивших под командованием генерала. Многие из них роняли цветы на дорогу, ведущую к дому.

Сердце Энди сжалось, когда она увидела, как из ворот вышел Лайон, чтобы сделать короткое заявление для прессы. С людьми, которые пришли отдать последнюю дань уважения его отцу, он говорил тихо, любезно, официально.

На нем были темный костюм и белая рубашка. Энди никогда не видела Лайона в костюме. Он держался с поразительным спокойствием, но она знала, чего это ему стоило. Приехала ли Джери утешить его в трудный час? Энди стало стыдно за свою неуместную ревность, однако мысль о том, что он может найти утешение в объятиях другой женщины, преследовала ее.

На следующее утро в программах новостей не было ничего нового, за исключением сообщения о том, что президент вылетел на вертолете с военно-воздушной базы в Лэкленде, чтобы лично присутствовать на траурной церемонии, назначенной на 10 часов утра.

Энди надела светло-коричневое платье и босоножки на высоких каблуках в цвет, зачесала волосы назад и сделала пучок. Из украшений были только маленькие золотые серьги.

К обеду Энди упаковала свои вещи. Она собиралась убраться из Кервилла, как только получит подпись Лайона и вручит документы Лесу. Съемочная группа, закончив снимать из-за ворот репортаж о прощании с генералом, уехала в Сан-Антонио в надежде успеть на последний самолет в Нашвилл. Хотя между собой ребята не говорили о смерти генерала, Энди была уверена, что их потрясла его смерть.

В три часа в комнату Энди зашел Лес попрощаться перед отъездом. Он настаивал, чтобы она поехала раньше к Лайону Рэтлифу, но Энди наотрез отказалась.

– Когда ты вернешься? – спросил он.

– Когда будут подписаны бумаги.

От раздражения рыжие волосы Леса встали дыбом. Чтобы внести ясность, Энди сказала:

– Я не знаю, какая там ситуация и что меня ждет. Может быть, там до сих пор полицейский заслон. Я не уверена, удастся ли мне вообще приблизиться к ранчо. Постараюсь вернуться как можно быстрее.

Энди сказала старине Лесу правду. Она действительно не знала, что ее ждет на ранчо, только в глубине ее души жила слабая надежда, что ей все-таки удастся туда попасть. Она с ужасом думала, что ей придется встретиться лицом к лицу с Лайоном. Гораздо меньше она боялась полицейского заслона.

Когда Энди подъехала к воротам, полиции уже не было, только один охранник, тот самый, которого она видела, когда пробиралась на ранчо в грузовичке владельца питомника. На дороге были разбросаны сотни живых цветов. Энди подъехала к сторожке и опустила стекло.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Добрый день.

Энди заметила, что у парня покрасневшие глаза, и ее сердце сжалось.

– Я миссис Мэлоун. Я была…

– Да, мэм. Я знаю, кто вы.

– Нельзя ли мне ненадолго заехать на ранчо?

Он снял шляпу и поскреб затылок:

– Не знаю. Мистер Рэтлиф велел никого не впускать.

– А не могли бы вы позвонить в дом? Скажите ему, что это очень важно. Я долго его не задержу.

– Думаю, это я могу сделать.

Он исчез в глубине сторожки, но Энди видела, как он набрал номер и разговаривал по телефону.

Выйдя из сторожки, охранник направился к электрической кнопке, открывающей ворота.

– С мистером Рэтлифом мне не удалось поговорить, но я разговаривал с Грейси, и она сказала, что я могу вас впустить.

– Большое вам спасибо.

Энди нажала на газ и въехала на территорию. Дом и наружные постройки казались нежилыми. Она не увидела рабочих по ранчо. Даже коровы, которые паслись на холмах, казалось, тоже двигались неестественно медленно.

Энди еще не успела позвонить в дверь, как та распахнулась, и ей на шею бросилась Грейси:

– Слава богу, что вы приехали, Энди. Я не знала уже, что мне с ним делать. Он в своем кабинете. По-моему, он пьет. А как хорошо он держался! Но как только все разъехались, он точно с ума сошел. Он отказался есть и чуть ли не швырнул мне в лицо поднос, когда я хотела его покормить. Если бы он был не такой здоровый, я отстегала бы его розгами. Вы ведь поговорите с ним, правда?

Энди со страхом посмотрела на дверь кабинета Лайона:

– Грейси, я не думаю, что смогу помочь ему. Он не захочет меня видеть.

– А мне кажется, что он ведет себя так как раз потому, что вы уехали.

Энди в полном недоумении посмотрела на Грейси:

– Он только что потерял отца.

– Он этого ждал со дня на день в течение года. Конечно, он очень переживает, в этом я не сомневаюсь. Но у него болит сердце не только из-за смерти отца.

Плечи Грейси задрожали от сдерживаемых рыданий, и Энди бросилась к ней, чтобы успокоить:

– Мне очень жаль, Грейси. Я знаю, как вы любили его.

– Да. Мне так его не хватает. Но я рада, что он больше не мучается. А теперь прошу вас, пойдите позаботьтесь о Лайоне. Он теперь единственный, о ком я переживаю.

Энди оставила свою сумочку на столе в холле, а вместе с ней и документы на разрешение трансляции интервью.

– Вы сказали, что он пьет и отказывается есть?

– Ни кусочка в рот не взял с тех пор… Я даже не помню с каких пор.

– Ну хорошо. Первым делом принесите мне еду, которую вы приготовили для него.

Через минуту Грейси вернулась с подносом, на котором были жареная курица, картофельный салат и кусочки хлеба с маслом. Энди взяла из ее рук поднос и подошла к двери:

– Грейси, откройте, пожалуйста.

Быстро открыв дверь и пропустив Энди, Грейси поспешно отпрянула назад, словно боялась, что из комнаты вырвется сноп огня. В комнате царил полумрак. Тяжелые шторы на широких окнах не пропускали солнечного света. Чувствовался сильный запах спиртного. Кожаная мебель, массивный дубовый стол и книжные полки довершали эту мрачную картину. За столом, уронив голову на согнутую руку, сидел Лайон.

Даже не пытаясь заглушить звук шагов, Энди подошла к столу. Лайон зашевелился и поднял голову.

Было видно, что с его губ готово сорваться проклятие, но крайнее изумление при виде Энди пересилило. Посмотрев на нее мутным взглядом, он пробормотал:

– Что ты здесь делаешь?

Энди едва сдерживалась, чтобы не кинуться к нему, утешить, унять нестерпимую боль, которую он испытывал. Но, боясь, что это еще больше оттолкнет его, она решила вести себя сдержанно.

– Мне кажется, это вполне очевидно. Я принесла тебе поесть.

– Ничего не хочу. Особенно видеть тебя. Уходи. Немедленно.

– Послушай, ты затерроризировал Грейси, но меня легко не запугаешь. Веди себя как и подобает цивилизованному человеку. Съешь то, что тебе приготовили. Грейси с ума сходит от беспокойства за тебя, а я беспокоюсь за нее. Лично мне все равно – можешь напиваться тут до одури. Итак, где ты будешь есть? – Не дожидаясь ответа, она поставила поднос перед ним на стол.

– Что-то я не видел тебя сегодня утром среди этих стервятников. Проспала?

– Можешь оскорблять меня, если от этого тебе станет легче, мистер Рэтлиф. У тебя это хорошо получается. А также тебе хорошо удается быть грубым и упрямым. Только я не знала, что ты, ко всему прочему, еще и трус.

Он вскочил со стула, но ему пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

– Ты сказала «трус»?

– Да. Ты трус, потому что считаешь, что страдаешь только ты один. Что из всего множества людей на несправедливые страдания обрекли только тебя. Да ты вообще не знаешь, что такое настоящее страдание, мистер Рэтлиф. Я разговаривала с человеком, у которого нет кистей рук и стоп ног. Знаешь, чем он занимается? Марафонским бегом. – Голос Энди звучал жестко. – Я брала интервью у женщины, которую парализовало после полиомиелита. Она так плоха, что может только лежать на спине со специальным прибором, который выполняет функции легких. Пока я с ней разговаривала, она не переставала улыбаться. Эта женщина так гордилась своими произведениями искусства. Да, ты не ослышался, именно произведениями искусства. Она рисует, держа кисть в зубах.

– Подожди минутку! Кто тебя уполномочил быть судьей над моей совестью?

– Я сама.

– Ну что ж, можешь сложить с себя эту обязанность. Я вовсе не считаю, что нет людей, которым хуже, чем мне. – Он снова опустился на стул.

– Когда от тебя ушла жена, ты стал упиваться ролью страдальца и затаил злобу на весь белый свет. И все из-за нее. – Энди наклонилась к столу. – Лайон, твоя скорбь по отцу естественна, – тихо сказала она, – но не уходи в себя, не береди еще больше свои раны. Ты слишком ценный человек для этого мира.

– Ценный? – злобно усмехнувшись, спросил он. – Джери так не считала. Она была мне неверна еще до того, как уехала.

– Роберт тоже.

Лайон поднял голову и долго смотрел на нее. Потом потянулся за бутылкой с ликером. Энди затаила дыхание. Но Лайон, завинтив крышку, убрал бутылку в ящик стола.

– Передай, пожалуйста, цыпленка, – попросил он с видом провинившегося мальчишки.

Энди улыбнулась и подтолкнула к нему поднос. Лайон засмеялся:

– На сколько человек это рассчитано?

– Грейси сказала, что ты давно не ел.

– Ты будешь есть?

– Здесь только одна тарелка.

– Мы можем обойтись и одной.

Когда Энди принесла пустой поднос, Грейси так резко встала из-за стола, что едва не опрокинула чашку с кофе.

– Как он?

– Наелся до отвала. – Энди засмеялась. – Уничтожил все без остатка, правда, я ему немного помогла. Он хочет чего-нибудь попить. Только не кофе. Я думаю, мне удастся заставить его немного поспать.

– Я приготовлю холодный чай.

– Спасибо. – Энди немного помолчала, не решаясь обратиться к Грейси с просьбой. – Не могли бы вы кое-что сделать для меня?

– После того, что вы сотворили с Лайоном, все что угодно.

– Позвоните в гостинцу «Рай на Холмах» и оставьте сообщение для мистера Траппера. Я не хочу, чтобы вы говорили с ним напрямую, потому что он здорово рассердится и, не дай бог, обругает вас. Передайте, что он получит обещанное завтра утром.

– Он поймет, что это значит?

– Да.

Энди даже не собиралась говорить сейчас с Лайоном о разрешении на эфир. Он поверил ей, а это было для нее важнее всего на свете, и ей не хотелось, чтобы у него мелькнула хоть тень сомнения.

– Грейси, вы бы предупредили охрану у ворот, чтобы сегодня больше никого не впускали.

– Хорошо.

– Думаю, это все. Если мне повезет, Лайон скоро заснет.

– Спасибо, Энди. Я всегда знала: вы именно то, что ему нужно.

Энди кивнула, взяла поднос с чаем и двумя стаканами и пошла в кабинет. Когда Энди вошла в комнату, он лежал на диване с закрытыми глазами.

Энди на цыпочках подошла к дивану. Внезапно Лайон открыл глаза.

– Я думала, ты спишь.

– Просто отдыхаю.

– Хочешь холодного чая?

– Да.

– С сахаром?

– Два куска, – попросил Лайон. Энди поморщилась. – Ты не любишь чай с сахаром?

– Просто я вспомнила тот сироп, который мне пришлось пить у Гейба. Он, наверное, положил три или четыре ложки на стакан.

– Зачем же ты его пила?

– Потому что мне надо было чем-то заняться, пока я набиралась храбрости с тобой заговорить.

– Роберт тебя обманывал?

Вопрос был так неожидан, что сердце Энди невольно сжалось – будто она впервые узнала, что муж изменял ей.

– Да.

Лайон вздохнул и провел пальцем по запотевшей поверхности стакана.

– У меня было много женщин. Но когда я женился, с этим было покончено. Я признаю только абсолютную верность. В семейной жизни не должно быть лжи.

– Наверное, это у тебя от отца. Грейси сказала, что даже после смерти твоей матери он не интересовался другими женщинами.

– Он любил ее до… До самой смерти.

И тут его прорвало. Он начал рассказывать о своих родителях, главным образом об отце, которого любил и уважал.

– Нелегко быть сыном живой легенды. Иногда я ужасно злился. Вечно от меня ждали чего-то большего из-за того, что знали, кто мой отец. Его добровольная ссылка сказалась на моем детстве. Мы никогда никуда не ездили семьей, даже на отдых. Когда я стал старше, отец отпускал меня с друзьями и их родителями. Он рассказал о похоронах. Как накрыли гроб флагом. Как был добр президент.

– Ты политический сторонник президента? – спросила Энди.

– Нет, вовсе нет. Просто он ужасно милый человек.

Они вместе рассмеялись, потом Лайон попросил ее рассказать что-нибудь о тех людях, у которых Энди брала интервью. Она начала было рассказывать, но уже после нескольких фраз увидела, что глаза его закрыты.

Энди тихонько приняла у него из рук наполовину пустой стакан и поставила на кофейный столик. Затем, подождав, пока его дыхание станет глубоким и ровным, села рядом и осторожно положила голову Лайона на колени.

Энди любовалась его лицом, гладила темные волосы, широкие сильные плечи. Лайон заворочался и пробормотал во сне какое-то слово, вероятно, ее имя. А может быть, она просто выдает желаемое за действительное? Покрепче прижавшись к нему, Энди стала нашептывать нежные слова, которые никогда бы не осмелилась сказать наяву. Но он крепко спал. Вскоре уснула и Энди.

Она проснулась оттого, что Лайон целовал ее грудь сквозь ткань платья. Он погладил ее, потом его рука заскользила вниз…

– Лайон!

– Энди, прошу тебя, – простонал он. – Я хочу тебя.

Глава 10

– Ты нужна мне. Я знаю, что сейчас неподходящее время, но ты мне нужна, Энди. – Он уткнулся лицом в бархатистую кожу ее груди, точно ребенок, который ждет, чтобы его утешили.

Мужчина, обычно спокойный и уверенный, превратился в неловкого, неопытного юнца. Энди помогла ему освободить ее от платья и нижнего белья. Нервно, даже отчаянно поспешно расстегивал он брюки.

Лайон овладел ею сразу, но ее тело было готово принять его. Крепко обнимая его, она вбирала в себя его боль, печаль и страдания. С каждым резким толчком он освобождался от злости и грубости. Она приняла и это. Если ее тело может дать ему утешение, она готова быть лекарством от его душевных ран. Это была любовь – всеобъемлющая и всепобеждающая. И когда все закончилось, Энди была благодарна судьбе за возможность отдать все и ничего не получить взамен.

Лайон отдыхал, положив голову на ее плечо. Как ей была приятна эта тяжесть! Они не двигались, не разговаривали. Энди прислушивалась к его дыханию, дорожа каждым звуком. Биение его сердца отдавалось в ее груди, и она с благодарностью впитывала в себя глухие удары.

Лайон приподнялся. В золотистых глазах он увидел слезы.

– Не знаю, что со мной случилось. Я даже не поцеловал тебя перед тем, как… Какой я подонок. Я заставил тебя плакать. Ты, наверное, чувствуешь себя изнасилованной. Боже, прости, – с трудом выговорил он.

Энди взяла его лицо в ладони:

– Перестань. Я плачу от радости, из-за того, что нужна тебе.

– Да. Нужна. Я даже не представлял, что после всего, что случилось за эти два дня, мне будешь нужна только ты.

Она разглаживала его темные брови:

– Я думаю, что сейчас в тебе говорила жажда жизни.

Где-то в глубине его глаз вспыхнул огонь.

– Разве возможно полюбить после той враждебности, злобы, недоверия, которые мы испытывали друг к другу?

– Не знаю. Ты любишь меня? Мне это очень важно. Потому что я очень люблю тебя, Лайон.

– Энди. – Он провел пальцем по ее губам. – Даже не подозревал, что полюблю некое создание по имени Энди, и уж никак не думал, что мне захочется умереть, если я не поцелую эту самую Энди.

Нежно целуя ее, Лайон как бы просил прощения за свою недавнюю грубость. Ее губы раскрылись, и его язык скользнул внутрь. Прикосновения были такими сладкими, что Энди почувствовала слабость.

Когда Лайон наконец сжалился над ней и осторожно оторвался от ее губ, оба тяжело дышали. Но он не собирался отпускать ее. Склонившись к ее шее, он начал новое путешествие, конечной целью которого было ушко.

– Когда ты научился так целоваться? – Энди тихонько застонала, когда Лайон прихватил зубами мочку ее уха.

– Только что. До сих пор я не считал, что поцелуи играют такую уж большую роль в любви.

Лайон снова поцеловал ее. Крепко прижавшись к нему, Энди почувствовала, как восстает его плоть.

Не сговариваясь, они поднялись с дивана, потихоньку собрали разбросанную одежду и, наскоро одевшись, вышли из кабинета.

Было уже поздно, в доме было темно и тихо.

– Ты голодна? – спросил Лайон, когда они проходили мимо кухни.

– А что ты будешь делать, если я скажу «да»?

– Глубоко вздохну и постараюсь не расплакаться.

Энди думала, что они пойдут в комнату Лайона, но у двери ее бывшей комнаты он остановился:

– Давай зайдем сюда.

– Зачем?

– Увидишь.

Комната была залита лунным светом.

– Не двигайся, – сказал Лайон и начал раздеваться.

Она послушно сидела на краю кровати и с восхищением смотрела на него. Его тело было великолепно, в нем чувствовалась порода. Энди хотелось показать его всему свету, но одновременно ее терзала жестокая ревность к каждой женщине, которая когда-либо видела его обнаженным.

– Иди сюда, – позвал он.

Лайон подвел ее к зеркалу, стоявшему в углу у окна. Когда Энди впервые очутилась в этой комнате, она сразу обратила внимание на зеркало. Высокое, почти семи футов, оно было оправлено в изящную овальную раму из розового дерева, украшенную затейливой резьбой. Этой диковине было, наверное, лет сто, но отражение было гладким и ясным.

Стоя позади нее, Лайон медленно, словно совершая таинственный обряд, стал раздевать Энди. Платье скользнуло вниз, и она ощутила дыхание вечера.

Лайон посмотрел на ее отражение в зеркале, и Энди почувствовала, как он напрягся и затаил дыхание. Она была заворожена происходящим… Вот его руки распускают ее волосы… Опьяненный их ароматом, он зарылся лицом в золотистые пряди. Потом, приподняв их, начал целовать ее шею. Поднял голову и убрал руку. Каскад волос снова обрушился на ее плечи. Его руки заскользили вниз, к груди. Их прикосновения были легкими, почти невесомыми. Если бы она не видела его в зеркале, то могла бы подумать, что эти прикосновения – плод ее воображения или заигрывание летнего ветерка.

Чуть хрипловато рассмеявшись, он прижался губами к ее уху:

– В тот день в гостинице я сказал тебе, что твое белье фактически одна видимость.

С этими словами он расстегнул нехитрую застежку бюстгальтера, и он упал на пол.

– Красавица, – снова шепот.

В зеркале она увидела, как он накрыл ладонями ее груди. Лунный свет отражался от ее тела, создавая фантастический ореол. Лайон медленно водил пальцами по темным кружкам сосков, пока с губ Энди не сорвался легкий стон.

– Не знаю, сколько времени я могу это делать, – простонал он. – Это фантазия, которую я хотел превратить в реальность. Но, господи, как ты прекрасна! – Он провел ладонями по ее бокам, очерчивая линии фигуры. Они вместе смотрели на свое отражение в зеркале. Одной рукой Лайон прижимал ее к себе, а другой – скользил по бедру, ласкал нежную кожу.

– Ты смущаешь меня, Энди Мэлоун. Ты выглядишь, как ангел, но пахнешь соблазнительницей. Звуки, которые вырываются у тебя из груди, когда я тебя ласкаю, совсем не похожи на божественное пение, это самая распутная песнь. Золотая и бархатистая, ты похожа на холодного, неприступного идола, но ты таешь в моих объятиях. Поклоняюсь ли я тебе как идолу или люблю как женщину?

– Люби меня. Прошу тебя, Лайон, сейчас.

Подхватив Энди на руки, Лайон бережно уложил ее на кровать и сам улегся рядом. Когда она прижалась к нему, он осторожно отстранился и положил руку ей на грудь.

– Не торопись, – прошептал он.

Энди была готова кричать от переполнявшего ее желания, но Лайон, словно не замечая этого, снова целовал ее грудь, щекотал языком соски, сжимал их губами и снова разглаживал языком.

– Лайон, пожалуйста.

– Я больше никогда не буду вести себя как эгоист. Позволь мне любить тебя.

Его руки блуждали по ее телу, которое он читал, словно карту, находя на нем самые чувствительные точки. Его нос, подбородок и губы касались самых интимных мест. Энди хотелось плакать от удовольствия и любви, которая переполняла ее сердце и причиняла почти физическую боль. Но Лайон не позволил ей сорваться в бездну блаженства без него. Когда они почти потеряли сознание от желания, он проник в ее божественное тело. Двигаясь осторожно и нежно, он помогал ей познать его целиком. Их тела, словно созданные друг для друга, двигались в едином ритме.

– … хорошо когда…

– … как на небесах…

– …да…

– … думал, ты соврала, когда сказала…

– Нет… никого после Роберта…

– Лес?

– Никогда, Лайон. Клянусь.

– Ах, Энди, как хорошо.

– Мне тоже… Лайон, мне никогда не было так хорошо.

– Ты хочешь сказать…

– Да, никогда.

– Поцелуй меня.

– Не горячо?

– Нет.

– Не слишком холодно?

– В самый раз. Где мыло? – спросила она.

– Сначала я.

– Нет, я.

Нежные руки натирали волосатую грудь.

– Энди?

– Да?

– В чем дело?

– Я боюсь.

– Прикоснуться ко мне? Не бойся. Прошу тебя, Энди.

Она прикоснулась осторожно, потом смелее. И бесхитростно продемонстрировала свою любовь.

– О боже, Энди! – Он накрыл ее руку ладонью. – Милая, сладкая моя любовь. Да. Да! – Лайон оттеснил ее к мокрой стене.

– Теперь твоя очередь, – задыхаясь, сказала она.

– Я свою очередь пропустил.

Пресытившись любовью, крепко обнявшись, они лежали в постели. Она уткнулась носом в его грудь, а он легко поглаживал ее спину.

– Что ты думаешь о моем отце, Энди?

– Почему ты спрашиваешь об этом сейчас?

Она почувствовала, как он пожал плечами.

– Не знаю. Наверное, потому что он всегда беспокоился о том, что думают о нем люди, что будет написано в учебниках истории.

– Он был великим человеком, Лайон. И чем больше я читала о нем, тем больше восхищалась им как военным. Но сейчас он для меня только старый мудрый человек, который любит своего сына и тоскует о давно почившей жене, уважает других людей и ценит свою собственность. Я права?

– Больше, чем думаешь.

Он полусидел в кровати, опершись о стенку и согнув ногу в колене.

– Знаешь, Лес был прав, – тихо сказал он.

Энди посмотрела ему в глаза.

– В чем прав, Лайон? – Она не хотела ничего знать, но спросила, потому что это нужно было Лайону.

– Он говорил, что генерал Майкл Рэтлиф ушел из армии и изолировался от общества по какой-то тайной причине.

Энди лежала неподвижно, боясь даже дышать.

– Он вернулся домой героем, понимаешь, но сам не считал себя таковым. Ты когда-нибудь слышала о сражении на реке Эйсна?

– Да. В нем одержал победу майор Эллайд, который служил под командованием твоего отца. Были уничтожены тысячи солдат противника.

– И тысячи американских солдат.

– К сожалению, такова была цена победы.

– В глазах моего отца это была слишком высокая цена.

– Что ты хочешь этим сказать?

Лайон вздохнул и сел поудобнее.

– Он сделал непростительную ошибку в расчетах и послал целый полк в настоящую мясорубку. Такое часто случается. Офицеры рискуют жизнью своих солдат, чтобы получить очередное звание. Но только не мой отец. Он высоко ценил жизнь каждого вверенного ему человека. Когда отец понял, что случилось, он был вне себя от отчаяния. Он так и не смог простить себе ошибки, стоившей жизней многих и многих людей, ошибки, из-за которой осталось столько вдов и сирот…

– Но, Лайон, по сравнению с тем, что он сделал, один-единственный промах простителен.

– Для нас – да. Но не для него. Когда это сражение признали поворотным моментом в ходе войны, отец просто заболел. Его наградили. Считалось, что это великая победа, но как солдат, как человек он был сломлен. Когда отец вернулся домой героем, он так и не смог успокоиться. Он не чувствовал себя героем. Он чувствовал себя предателем.

– Но это несправедливо!

– Нет, он не считал, что предал страну, он предал тех людей, которые верили ему, для которых он был непререкаемым авторитетом. Он не примирился со своей совестью, поэтому вышел в отставку и поселился здесь, чтобы отгородиться от мира и от всего, что напоминало ему о лжи, с которой он жил.

Он замолчал. В тишине раздался голос Энди:.

– Никто не стал бы бросать в него камни. Он уважаемый человек, герой, лидер, появившийся в то время, когда он был нужен своей стране. На этой страшной, небывалой войне, среди всего этого хаоса ему просто могло оказаться, что он сделал ошибку.

– Это мы с тобой понимаем, что такое вполне возможно, ты и я, Энди. Когда я повзрослел настолько, что мог понять причину нашего отшельничества, я постарался убедить его в невиновности, но все было напрасно, – печально сказал Лайон. – Он так и умер, сожалея об этом единственном дне в своей жизни, словно других дней у него не было и вовсе. Ему было не важно, что подумали бы люди. Он осудил себя намного суровее, чем это мог сделать кто-то другой.

– Какая это для него трагедия. Он был таким милым человеком, Лайон. Таким удивительно милым.

– Он очень хорошо относился к тебе, – сказал он, немного помедлив, и погладил ее по голове.

– Правда? – Энди заглянула ему в глаза.

– Да. Он сказал мне, что у тебя очень красивая фигура.

– Яблоко от яблони, – рассмеялась Энди.

– И еще, – продолжал Лайон, – перед самой смертью он мне сказал, что если я такой безмозглый идиот, что отпускаю тебя, то я достоин того, чтобы тебя потерять.

– На что ты ему ответил…

– Не стоит повторять. Достаточно сказать, что у меня было неподходящее настроение.

– А сейчас?

– Сейчас я устал и хочу поспать. Только мне ужасно обидно тратить время на сон, когда ты рядом.

– Может, тебе будет чуточку полегче, если я скажу, что тоже хочу спать?

Чуть усмехнувшись, он поцеловал ее. Они сползли на подушки, и Лайон прижал ее спиной к своей груди.

– Мистер Рэтлиф, возможно, вы не отдаете себе отчета в том, где находятся ваши руки, – притворно сердито проговорила Энди.

– Отдаю, только я надеялся, что ты не заметишь.

– Не будете ли так любезны убрать их?

– Нет. Я уже сплю.

Надевая утром перед зеркалом серьги, Энди жмурилась от яркого света. Собственное отражение напоминало ей о прошедшей ночи. Руки ее слегка дрожали, и она даже не узнала своего лица: оно буквально сияло от счастья. Такого с ней еще не бывало.

Эта ночь могла бы казаться сладким сном, если бы Энди не чувствовала на своем теле напоминаний о ней. Кожа на груди слегка горела от прикосновения лица Лайона, которое к тому времени, когда он целовал ее, успело покрыться щетиной. Ее охватывала дрожь всякий раз, когда она вспоминала нежные ласки его губ и языка. На бедрах она до сих пор ощущала приятную тяжесть его тела.

Энди купалась в лучах счастья. Какая это роскошь – любить и знать, что любят тебя. Лайон разбудил в ней женщину, подарил ей жизнь, о существовании которой она не подозревала. Но Энди любила его не только за это. Она любила этого мужчину за его силу, за юмор, за уязвимость. Она любила его даже за раздражительность и колкость.

Энди закончила утренний туалет и оделась. Теперь было самое время подумать, как взять у Лайона подпись на документе, не обидев его. Но главное – она хотела поговорить с ним об их будущем. Этой ночью они жили только настоящим. Но после того что произошло между ними, Энди не могла даже представить себе жизни без него. Она еще не знала как, но предчувствовала, что ее жизнь должна измениться, и она была готова к этому.

Энди услышала на лестнице его шаги. Он торопился. Сердце Энди сладостно замерло! Он хочет поскорее увидеть, обнять ее. Бросив на себя придирчивый взгляд в зеркало, она повернулась к двери, чтобы встретить его радостной улыбкой.

– Наконец-то! Мой любимый вернулся… – Слова замерли у нее на устах, когда она увидела выражение его лица.

Зловещая ухмылка кривила его губы, что-то страшное было в глазах.

– Ты меня обманула, меня…

– Лайон, – закричала она, не давая ему возможности говорить. – Что случилось?

– Я скажу, что случилось. Некая потаскушка по имени Энди Мэлоун снова одурачила меня.

– Одурачила?

– Только не надо ломать комедию! – заорал он. – Теперь я знаю, для чего ты здесь.

– Лайон, – ошеломленно сказала она, опускаясь на кровать. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не понимаешь, да? – Он подошел к окну и посмотрел на холмы, сверкающие под утренним солнцем от росы. – О'кей, давай поиграем. Скажи, зачем ты вчера приехала сюда?

– Я хотела тебя видеть.

Это была правда. Лес дал ей лишь повод вернуться на ранчо, но если бы не надо было подписывать это проклятое разрешение, она придумала бы другой предлог, чтобы встретиться с ним.

– Значит, хотела меня видеть, – насмешливо процедил он. – Боже, как трогательно. Нет сомнения, ты, конечно, хотела утешить меня в моем горе.

– Да! – закричала она. Как ей была ненавистна насмешка в его голосе!

– И никакой другой причины? – спросил он спокойно.

– Ну… есть. Мне нужно было… Знаешь… Так получи…

– Проклятие! Да говори же!

Энди решительно подошла к нему и, глядя в глаза, прямо сказала:

– Мне нужно было, чтобы ты подписал разрешение на телетрансляцию интервью с твоим отцом. Вот! Ты это хотел услышать?

– Ты увидела, что я напился, распустил слюни, и по доброте сердечной решила остаться и помочь мне снова стать нормальным мужчиной.

– Нет, – качая головой, сказала она. – Одно не имеет отношения к другому. Я забыла о том, что мне нужно разрешение. Я только хотела помочь тебе.

– О да. Конечно. А пока ты утешала меня изо всех сил – должен признать, что я даже не заподозрил неискренности, – ты тем временем узнала то, что больше всего хотела узнать.

От такого оскорбления она вспыхнула и крепко сжала кулаки. Вцепившись ногтями в ладони, Энди постаралась сохранить крохи самообладания: один из них должен оставаться нормальным, и это будет она, поскольку Лайон определенно сошел с ума.

– И что же это такое? За что это я, интересно, продала свое тело? Ну, скажи мне.

– За свою проклятую сенсацию. Я только что видел утренние новости из Нью-Йорка. Диктор заинтриговал зрителей обещанием, что в вечернем эфире их ждет захватывающая история. Нечто необыкновенное из жизни генерала Майкла Рэтлифа. Интервью, которых еще никто не видел, поскольку они были сняты накануне его кончины. И кто, ты думаешь, предоставит этот блестящий материал? Не кто иной, как моя постельная грелка… и бог знает, чья еще… Энди Мэлоун. – Его всего трясло от бешенства. – Теперь тебе действительно есть что им рассказать. Покопайся в исторических книгах и вытащи на свет подробности битвы при Эйсне. Ведь ты же не захочешь предстать перед зрителями без весомых фактов?

Как надувной шар, из которого выпустили воздух, Энди безвольно опустилась на кровать.

Она смотрела на его искаженное лицо, не веря, что это же самое лицо она видела ночью. Неужели эти губы шептали ей слова любви, а теперь проклятия?

– Я приехала сюда, чтобы ты подписал разрешение, – спокойно проговорила она. – Лес вел с главной компанией переговоры о продаже пленок. Лайон, я хотела, чтобы вся страна увидела эти интервью. Я хотела, чтобы люди узнали твоего отца таким, каким он был перед смертью и которого я так искренне полюбила. Только и всего. Я никогда не стала бы рассказывать того, что ты доверил мне.

– Правда? Грейси сказала, что вчера ты просила ее позвонить в гостиницу Лесу и оставить для него сообщение.

Невинные слова обернулись отравленными стрелами.

– Я имела в виду разрешение. Пленки нельзя продать до тех пор, пока у нас не будет на это законного права. Лес был вне себя от ярости, когда выяснилось, что я забыла дать генералу бумаги на подпись. Он настаивал, чтобы я немедленно отправилась сюда, но я сказала, что поеду только после похорон.

– Очень мило с твоей стороны.

– Ты мне не веришь, – сказала она до ужаса тихим голосом.

Но тут ее охватила настоящая ярость. Как он смел заподозрить ее в подлости после ночи любви! И она, не сдержавшись, закричала:

– Как ты только мог подумать, что я могу ради сенсации предать тебя и его?

– Ты точно рассчитала, что я разоткровенничаюсь. Возможно, ты не догадывалась, что именно я тебе расскажу, но решила еще раз попытать счастья. Что ж, поздравляю. Ты получила больше, чем надеялась. Теперь твое интервью будут стоить в два раза дороже. Это настоящий взлет в твоей карьере. Поэтому убирайся из моего дома и беги к своему Лесу с этой чертовой сенсацией.

– Не сомневайся – я уберусь из твоего дома, только не из-за того, что ты думаешь. Я больше ни секунды не хочу находиться с человеком, который и понятия не имеет, что такое настоящий мужчина. Твой отец мог бы научить тебя этому. Он умел сострадать, понимать и прощать. Ты как-то сказал, что я не женщина, а оболочка, у которой нет чувств. Посмотри на себя, Лайон.

Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но она не дала ему такой возможности:

– Ты говоришь, что был против наказания, которое добровольно наложил на себя твой отец, не мог этого понять. Но те стены, которые он соорудил вокруг себя, отгораживаясь от мира, ничто по сравнению с теми барьерами, которыми ты отгородил свое сердце. Твоя тюрьма гораздо страшнее, чем его. Вот, – сказала она, доставая из чемодана брезентовую сумку. – Здесь эти несчастные пленки. Сожги их, утопи в своей бесценной реке или засунь их куда-нибудь, где, по-твоему, им самое место. Мне наплевать. Я больше не хочу их видеть. – Энди захлопнула крышку чемодана и поставила его на пол. – Надеюсь, ты с ними будешь счастлив.

Схватив чемодан и сумочку, она через несколько секунд исчезла за дверью.

Глава 11

Характер Леса Траппера вполне подходил к огненному цвету его волос. Если это вообще было возможно, никто и никогда не становился на его пути и уж, конечно, не перечил ему. Только круглый дурак или самоубийца мог намеренно спровоцировать Леса.

Энди не была ни тем, ни другим. Она не испытывала ни страха, ни каких-либо других чувств – внутри у нее было пусто, когда совершенно спокойно она сказала:

– Я оставила пленки у Лайона. Если хочешь, можешь договориться с ним, на каких условиях он тебе их отдаст, я выхожу из игры.

Вполне возможно, что он уже уничтожил их. Не знаю, мне все равно.

– Ты что такое говоришь? – сквозь зубы прорычал Лес. – Ты оставила бесценные пленки этому ковбою?

– Да, я оставила их Лайону.

Энди до ужаса боялась этого разговора, но теперь, когда он состоялся, она даже получила от него удовольствие. Покинув ранчо, она отправилась прямиком в гостиницу; где с нетерпением ждал ее возвращения Лес. Разумеется, он ждал ее не с пустыми руками, а с пленками и разрешением на телеэфир.

– Ты что, совсем рехнулась, Энди? – заорал он. – Мы столько лет ждали такого случая. Мы ради этого работали. И теперь ты все пустила псу под хвост? Черт бы тебя побрал, что на тебя нашло? – Лес зло рассмеялся. – О, я знаю, что на тебя нашло. Ты помешалась на этом Лайоне Рэтлифе, разве нет?

– Побереги свою грубость для того, кто ее оценит.

– Даже и не начинал грубить. Мне нужны эти пленки. Проклятие! Ты можешь бросать на ветер свой единственный шанс сделать большую карьеру, только я не позволю тебе распоряжаться моей судьбой.

– Тогда поезжай и забери пленки у Лайона.

– Если ты будешь так на меня наезжать, я уволю тебя.

– Я не собираюсь возвращаться к работе.

Энди с удовольствием отметила, как вытянулось его лицо. Значит, гнев Леса в конце концов не больше, чем пустое сотрясение воздуха. Она дала ему возможность разрядиться, и это сработало.

– Во всяком случае, не собираюсь возвращаться на «Телекс», – добавила она.

– О чем ты говоришь? Да ты умрешь без телекамеры.

– Правда? Не думаю.

– Я в этом уверен. Это у тебя в крови, Энди. Ты настоящий профессионал. Ты лучше всех. И тебе это нравится. Это твоя жизнь.

– Нет, Лес, – громко сказала она. – Это твоя жизнь, а я хочу жить своей.

Ей хотелось подойти к человеку, который так долго был ее другом. Обнять за плечи. Встряхнуть его. Заставить понять. Но она знала, что это невозможно! Он никогда не поймет.

– Спасибо за комплименты, Лес. Я знаю, что у меня есть талант, но сил больше нет. – Энди пристукнула ладонью по столу. – Я не хочу оказаться на вершине, принеся в жертву свое счастье. Мой отец, Роберт, ты, наконец, – все вы решили, что это именно то, что нужно мне в жизни. У меня никто не спросил. Я любила свою работу. Только и всего. Кроме работы, у меня ничего нет. Сейчас мне тридцать. Через десять лет будет сорок. Может быть, мне не удастся продвинуться в своей карьере, а может, наоборот, я стану звездой экрана. Но это будет все, что у меня останется. А потом какая-нибудь молодая, красивая женщина заменит меня. И кем я тогда буду? С чем останусь? Прости меня, Лес, за то, что подвела тебя, но я хочу выйти из игры. Отдохнуть. Пожить своей жизнью.

– Все это звучит очень здорово, только это пустой треп, и ты знаешь это. Просто ты по уши влюбилась в этого парня и хочешь защитить его, уберечь от возможного скандала. Хотел бы я знать, что произошло там сегодня утром. Он что, вышвырнул тебя?

– Да, потому что увидел утренние новости, где сообщалось о том, что вечером выйдут в эфир снятые мной интервью.

– Что ты говоришь?! Что же его так вывело из себя? Он ведь знал, что мы собираемся продать интервью компании. В любом случае, рано или поздно, но они появились бы на телеэкране. Почему… – Он заметил, как занервничала Энди. Голос его зазвучал вкрадчиво. – Подожди-ка минутку… Ты что-то выяснила? Да?

Не дождавшись от Энди ответа, Лес больно схватил ее за руку:

– Это правда? Отвечай!

Энди бесстрашно смотрела ему в глаза. Теперь он был не в состоянии причинить ей боль, запугать или унизить ее. Все ее растоптанные чувства лежали у ног Лайона, так же, как и пленки. Сильнее, чем он, ее уже никто не мог обидеть. Да, она узнала секрет, но унесет его с собой в могилу. Лес, конечно, был зол до предела. Много лет они были друзьями. Энди понимала, что, с его точки зрения, она предательница.

– Нет, – тихо, но твердо ответила она и многозначительно посмотрела на свою руку.

Медленно, очень медленно он ослабил хватку и убрал руку. Энди снова взглянула на него:

– Нет, Лес. Никакого секрета там не было. Просто ты гоняешься за призраками, а я – нет. Ты видишь в людях только потенциальную возможность сделать карьеру. Раньше я делала то же самое и ужасно ненавидела себя за это. А теперь я вижу в каждом из своих «объектов» прежде всего человека. С нормальными человеческими слабостями, у которого есть право скрывать эти слабости от других. – Она приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать Леса в щеку. – Я люблю тебя, Лес. Ты был хорошим другом. Надеюсь, им и останешься. Но на какое-то время я не хочу тебя видеть. До свидания.

Энди вышла из комнаты и отправилась к машине. Она уже включила зажигание, когда Лес показался в дверях.

– Энди! – крикнул он. – Куда ты едешь?

У него был вид поверженного бойца. Энди его таким не видела. Сердце ее сжалось, но она уже приняла решение и менять его не будет.

– Не знаю, – крикнула она неуверенно.

Она отправилась в Сан-Антонио. Сняв номер в гостинице, Энди принялась изучать туристические буклеты, во множестве валявшиеся в холле. Провести недельку в каком-нибудь чудесном уголке, где тебя никто не знает, – это замечательно. Она поедет туда, где можно будет поваляться на пляже, вкусно поесть и вообще ничего не делать, пока не захочется вернуться домой и попробовать собрать кусочки своей жизни и заново ее перестроить. Что выбрать? Мексику? Карибское море?

Да какая разница?!

Никогда в жизни ей не было так трудно. Она потеряла не только Лайона, но и друга, и работу. Где-то она вычитала, что испытания закаляют человека. Если это так, она скоро превратится в каменную глыбу. Заставив себя переодеться и подправить макияж, Энди отправилась гулять по городу. Приметив небольшое кафе, она в одиночестве пообедала.

Сидя за столиком кафе, она чувствовала восхищенные взгляды мужчин, но всякий раз отводила глаза, давая понять, что не расположена к знакомству. Некоторые откровенно рассматривали ее, пытаясь припомнить, кто она такая. Энди к этому уже привыкла. Иногда ее узнавали сразу. Увидев замешательство на лице человека, Энди часто представляла себе, как дома, у телевизора, увидев ее в программе новостей, он хлопнет себя по лбу и воскликнет: «Ну конечно же, Энди Мэлоун! Вот кто это был». Сейчас эта мысль не доставляла ей прежнего удовольствия.

Энди поковыряла вилкой в салате, но съела только дольку мускусной дыни. Чизбургер был слишком толстым и сочным. Он напомнил ей корзиночку чизбургеров, заказанную Лайоном у Гейба, и после этого она уже не могла его есть. Да и вообще ей не понравилось, как он был приготовлен. Или ей просто хотелось так думать, чтобы объяснить себе, почему она не хочет есть.

Выйдя из кафе, Энди направилась вниз по улице, кишевшей туристами и мелкими торговцами. День она убила, но чем заполнить вечер?

Энди остановилась послушать уличный оркестр. Потом добрела до галереи, но у нее не было ни сил, ни желания смотреть на выставленные картины.

Так, бесцельно бродя по городу, она дошла до реки. Как раз в это время начиналась посадка на речной пароходик. Вывеска у причала приглашала отправиться на получасовую экскурсию по реке. Энди купила билет. Молодой человек в выцветшей одежде, но с ярким мексиканским поясом, помог ей подняться на борт.

– Проходите вперед, пожалуйста, – устало пригласил он.

На пароходике было уже человек тридцать. Энди села на деревянную скамью и стала бессмысленно смотреть на воду. Она не обращала внимания на пассажиров, которые продолжали рассаживаться по местам. Рядом с ней села маленькая девочка со светлыми косичками. Ей было годика два.

Энди улыбнулась ее молодым родителям. Мать очень хороша собой, на шее отца висит камера. Молодая, симпатичная семья на экскурсии. У Энди болезненно сжалось сердце.

Посадка закончилась. Когда заработал мотор, Энди обернулась. Она увидела последнего пассажира у трапа.

Сердце ее бешено заколотилось. Ничего не видя перед собой, она смотрела на воду, а вокруг возмущались люди – причиной тому было бесцеремонное поведение этого последнего пассажира.

– Сэр, сэр, впереди больше нет свободных мест, – сказал молодой человек, который помогал Энди подняться на борт. – Прошу вас, сэр, займите место здесь.

– Я не очень хороший моряк, и мне бы не хотелось выплеснуть на кого-нибудь содержимое своего желудка, – раздался хрипловатый голос.

Энди слышала, как шепотом возмущаются туристы, давая дорогу грубияну, пожелавшему занять место непременно впереди.

Молодой человек дал свисток, и пароход отчалил от пристани. Прохладный ветерок остужал пылающие щеки Энди. Вдоль берега, насколько хватало глаз, тянулись заросли орешника и дуба.

– Слева вы видите амфитеатр, где…

– Привет, – тихо сказал Лайон.

Те, кто сидел поблизости, стали прислушиваться к их разговору, а не к экскурсоводу. Энди сидела, повернувшись к воде.

– Привет, – повторил он.

Наконец она взглянула на него. Он сидел у другого борта парохода, в компании трех пожилых дам и двух летчиков.

– Привет, – холодно ответила она и снова отвернулась.

– Говорят, что деревья старше, чем Аламо…

– Простите меня, вы здесь с кем-нибудь?

Энди отвернулась. Лайон обернулся к своим соседкам с голубыми волосами, осторожно поглядывавшими на него, но, передумав, спросил у маленькой девочки:

– Ты знаешь эту леди?

Она покачала головой. Мать обняла ее на всякий случай. Лайон посмотрел на летчиков, которые пялились на него с восхищением.

– Она с кем-то из вас? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответили они хором.

– Хорошо, – посмеиваясь, сказал Лайон. – Мне бы не хотелось внедряться на чужую территорию.

Энди обернулась и с ужасом увидела, что туристы потеряли интерес к панораме вдоль реки и наблюдают за спектаклем Лайона.

– Потрясающая цыпочка, правда? – снова спросил он у летчиков.

Они посмотрели на Энди, потом на Лайона и дружно закивали.

– Ты ненормальный, – прошипела Энди.

Три дамы с голубыми волосами посмотрели сначала на Лайона, потом на нее. Выражая свое неодобрение и негодование, поджали губки.

– Женщина с такой фигурой и вдруг – одна. Разве такое возможно? – продолжал Лайон, обращаясь к летчикам. – Как вы считаете, у нее потрясающая фигура?

Летчики стали откровенно разглядывать ее.

– Я это сразу заметил, – сказал один.

Тень пробежала по лицу Лайона, но он вовремя спохватился.

– Я тоже. – Он повернулся к Энди, посмотрел на ее лицо, руки и уже другим тоном сказал: – Я думаю, она красивая, но мне кажется, эта леди не знает, как я к ней отношусь.

– Класивая леди, – прокартавила малышка и похлопала Энди по колену липкой ладошкой.

– Не согласитесь ли провести со мной ночь, прекрасная леди? – тихо спросил Лайон, заглядывая в огромные, золотистые, ошеломленные глаза.

– Гарри… – обеспокоено сказала молодая мамаша.

– Не обращай на него внимания, дурачится, вот и все, – спокойно ответил отец.

– Молодец парень, – сказал один из летчиков.

– Так держать, приятель! – подзадорил другой.

Престарелые дамы хранили молчание.

Теперь уже все туристы охладели к живописным видам Сан-Антонио и с интересом наблюдали за драмой на борту.

Энди поднялась с места, собираясь уйти подальше. Он поднялся вместе с ней.

– Ты зачем все это делаешь? – спросила она.

– Я хочу, чтобы ты была в моей жизни, Энди. Если для этого надо купить телевизионную станцию, или устроить телестудию на ранчо, или что угодно еще – я это сделаю.

– Зачем? Зачем ты хочешь, чтобы я осталась в твоей жизни?

– Потому что я тебя люблю.

– Ты говорил это прошлой ночью, но сегодня утром ты готов был меня убить, когда тебе показалось, что я собираюсь рассказывать что-то о твоем отце.

– Гарри… – снова сказала молодая мамаша уже в состоянии паники.

– Посмотри на уточек, милая, – посоветовал папаша дочке.

Но малышка с интересом наблюдала за действием, которое было гораздо интереснее, чем мультяшки в телевизоре.

– Это просто устоявшийся рефлекс, Энди. После того как меня оставила Джери, я не доверял женщинам. Я их использовал, но не любил. Ты можешь себе представить, какой это был для меня удар под дых, когда я понял, что люблю тебя? Когда ты уехала, Грейси обозвала меня идиотом.

– Интересно, кто такая Грейси? – спросил один из летчиков.

– Ш-ш-ш, – призвала его к молчанию дама с голубыми волосами.

– А Джери – это парень или девушка? – шепотом спросил второй летчик у товарища.

– Не знаю. Он сказал, что больше не любит женщин.

– Почему это Грейси обозвала тебя идиотом? – нервно спросила Энди.

– Она сказала, что если бы ты хотела причинить вред моему отцу, то никогда не оставила бы у меня пленки. Что ты не лгала мне, когда говорила, что просто хочешь рассказать о его жизни, показать, каким он был в последние дни. И что мне надо злиться на Леса, а не на тебя.

– Лес? – спросила молодая мамаша. – Я думала, его имя Джери.

– Ш-ш-ш, – приструнил ее отец.

– Я сегодня ушла с работы, Лайон.

Он взял ее за руку:

– Почему?

– С тех пор как я встретила тебя, я не могу объективно подходить к своим материалам. Лес это понял. Я убеждала себя, что это не так, но это правда. – Она вздохнула: – Ты и твой отец стали значить для меня больше, чем работа.

– Если ты теперь безработная, чем собираешься заняться?

Она пожала плечами:

– Я думала поехать в Мексику, отдохнуть там на солнышке, пока не приведу в порядок свои мысли.

– Мне тоже нравится Мексика и пляжи, – тихо сказал он и поцеловал ее ладонь.

– Правда? – чуть слышно спросила она.

Лайон прижал ее ладонь к своей щеке:

– Превосходное местечко для медового месяца.

– Я вижу месяц, – сказала малышка, указывая на небо.

– Для медового месяца? – повторила Энди.

– А месяц видит меня.

– Выходи за меня замуж, Энди.

– Замуж? За тебя?

– Вы что, не слышите, дамочка, что вам сказал этот мужчина? Он сделал вам предложение. Отвечайте ему поскорее, чтобы все мы смогли наконец выбраться с этой посудины.

Энди посмотрела на пожилую даму, на остальных пассажиров, которые с нетерпением смотрели на нее и Лайона.

Он ждал.

Энди улыбнулась и сказала:

– Да.

– Ты чудовище. – Она уткнулась в его теплое плечо. – Мне даже страшно выходить с тобой на люди.

– Это почему еще? – Он вытянулся рядом с ней и прикрыл глаза.

– Каждый раз, когда кругом люди, ты ставишь меня в идиотское положение. Первый раз, у Гейба, когда ты сказал, чтобы я убиралась с определенной частью своего тела обратно в Нашвилл и…

– Восхитительной частью, я бы добавил. – Он похлопал ее пониже спины.

– Потом ночью, перед этими…

– …горе-путешественниками.

– И сегодня. Как ты додумался сделать мне предложение таким идиотским способом? Что на тебя нашло?

– Я решил воспользоваться преимуществом большого скопления народа. Я подумал, что, если сделаю тебе предложение вежливо, ты можешь мне отказать.

– Ты мог бы заработать пощечину.

– Но не заработал. Мне кажется, что в глубине души ты развратница.

И, не дав ей возможности опомниться, он набросился на нее с поцелуями. Энди подумала, что он в какой-то мере прав.

Она свернулась калачиком рядом с ним, с наслаждением ощущая прикосновения его обнаженного тела. Потом она хихикнула, а затем громко рассмеялась:

– Я вспомнила, что сказал о тебе Гейб Сандерс.

– ???

– Он сказал, что от тебя можно ожидать чего угодно.

– И сейчас можно, – прорычал он и накрыл ее губы очередным поцелуем.

Они вместе вернулись в номер гостиницы, как только выбрались из толпы туристов, хлынувших на берег.

Не закрыв как следует за собой дверь, Лайон кинулся к Энди и закружил ее в объятиях.

– Энди, я люблю тебя. Никогда больше не оставляй меня. Выходи за меня замуж.

– Я тоже люблю тебя, Лайон. И очень хочу быть твоей женой.

– А дети?

– Один мужчина как-то сказал мне, что отсутствие детей – очень большая потеря.

Он улыбнулся. Взял ее лицо в свои ладони и нежно сказал:

– Я люблю тебя такой, какая ты есть, моя женщина.

– Еще не прошло и недели с тех пор, как ты мне сказал, что я вовсе не женщина.

– Я так не думал. Мне просто не хотелось, чтобы ты об этом догадалась. Ты меня до смерти напугала.

– Напугала? Чем?

– Раньше я был во всем уверен. Я думал, что живу той жизнью, которая мне по душе. Мне не хотелось связывать себя узами и обязательствами. Я точно могу сказать, что мне не хотелось, чтобы меня любили. Потому что это означает, что я тоже должен любить. А я не хотел еще раз рисковать. – Он разгладил морщинку между ее бровями. – И вдруг появилась ты и все перевернула во мне. Я захотел тебя с первой же минуты. Чисто плотское влечение. Ясное и простое. Потом я увидел, как ты внимательна с отцом. А в тот день, когда мы попали под дождь, я понял, как ты уязвима. И начал влюбляться в тебя. Мне хотелось тебя ненавидеть. Но я не мог. И когда я наконец выпроводил тебя, я все понял. Я понял, что должен идти за тобой и вымаливать у тебя прощение, чтобы быть вместе всегда.

– Я тебя простила. И мы будем вместе, – сказала Энди. Губы ее дрожали. – Я давно потеряла надежду. Мне хотелось прожить жизнь с любимым человеком, но ничего не получалось. Мой первый брак был сплошным разочарованием. Я была убеждена, что рождена для карьеры, а не для дома и семьи. А теперь я хочу идти вместе с тобой по жизни, Лайон, быть твоим другом и помощником.

– Я говорил серьезно насчет телестудии. Если ты хочешь продолжать работать, я не возражаю.

– Может быть, стоит подумать о свободном графике. Пройдет немного времени, и я начну скучать по работе.

– Ты слишком профессионал, чтобы бросать работу совсем.

– Спасибо, но, надеюсь, ты не перестанешь меня любить как женщину.

– Можешь не сомневаться.

Широкая, прохладная постель дала им пристанище. И теперь, час спустя, они все еще вспоминали незабываемые минуты.

– Как ты меня нашел?

– Я позвонил в «Телекс» и попросил дать мне телефон кого-нибудь из твоих ближайших родственников. Они мне дали номер твоей матери. Я позвонил, очень мило представился и сказал, что я ее будущий зять, но нечаянно потерял свою невесту. Она сообщила мне, что ты звонила ей отсюда и собиралась в Мексику. Так что я счел за благо поторопиться, чтобы перехватить тебя. Мне кажется, миссис Мэлоун не терпится поскорее выдать тебя замуж.

– По-моему тот междугородный звонок моей маме оправдан до каждого пенни… О Лайон… о… у тебя такой талант… менять тему разговора.

Проведя пальцем по соску, Лайон с восхищением наблюдал, как он твердеет. Он не мог преодолеть искушения и дотронулся до него языком.

– Ты такая вкусная, – сказал он.

Внезапная жадность, которая овладела им, сказала ей больше, чем слова. Он страстно целовал ее, не желая терять ни одной счастливой минуты.

Энди прогнулась:

– Лайон…

Зазвонил телефон. Стены отразили эхо громкого проклятия. Она потянулась к трубке.

– Не отвечай.

– Я должна, Лайон. Не могу, когда трезвонит телефон.

Он застонал, но не стал ее удерживать.

– Алло.

– Привет, малышка! Что делаешь?

– Лес! – воскликнула она.

Она ждала чего угодно, только не этого. Посмотрев на Лайона, Энди поняла, что он не очень удивлен этим звонком.

– Что… В чем… Почему ты звонишь?

Лайон скользнул к ее животу.

– Разве я не учил тебя не отвечать вопросом на вопрос? За все эти годы ты не научилась даже простой вещи! Ну ладно! – Он покорно вздохнул. – Я не смог отыскать Лайона, поэтому выследил тебя, чтобы ты передала ему сообщение. Почему-то у меня такое чувство, что вы скоро увидитесь.

Энди посмотрела на темную голову Лайона, который упорно занимался своим делом, не обращая внимания на помеху.

– Какое сообще… – Энди сделала вид, что поперхнулась. Лайон щекотал ей ребра. – Какое сообщение, ты говоришь?

– Скажи, что мы чертовски благодарны ему за то, что он отправил пленки в компанию. Он, правда, неправильно написал мое имя в сопроводительном письме, но я его за это прощаю. Благодаря этим пленкам я получил новую работу! Скоро из окон своей конторы я буду разглядывать Нью-Йорк. Через две недели, крошка. Только подумай.

– Он действительно это сделал? – спросила Энди, повысив голос.

Она схватила волосы Лайона и попыталась отвести его голову от своего живота, но он не подчинился, хотя Энди, должно быть, делала ему больно.

– Что это за… ах… сопроводительное письмо… Ла… переврал твое имя?

– Что такое, Энди? Слушай, ты в порядке? Голос у тебя какой-то странный.

– Нет, все в порядке, – выдохнула она.

Ненасытные губы вновь вернулись к ее груди. – Сопроводительное письмо, что в нем?

– О, там сказано, что ты, к сожалению, будешь некоторое время отсутствовать и отходишь от дел, поскольку выходишь замуж. Но мне предложили должность помощника продюсера в программе вечерних новостей. Боже мой, они взяли меня на работу!

– Это чудесно, Лес. О Лай… Лайон… Это чудесно.

Телефонная трубка упала на пол. Лайон поднял ее.

– Энди? Энди? Что происходит? Ты…

– Поздравляю с новой работой, Лес. Энди больше не может говорить. Ей слишком хорошо. Она перезвонит тебе – годика через два.