Глава 5

Его язык нежно ласкал ее упругие соски. Прикосновение рождало сладкую истому, и из груди вырывались сдавленные стоны.

— Ты сводишь меня с ума, малыш, — шептала она. — О боже, не останавливайся. Не останавливайся. — Крепкими белыми зубами она схватила мочку его уха и укусила.

Он застонал от боли, но ее неукротимый темперамент все больше возбуждал его. Впившись пальцами в ее упругий зад, тесно прижимаясь, он глубоко проникал в ее плоть. Зажав губами упругий сосок, он жадно сосал его.

Она закричала, извиваясь в агонии оргазма. Вскоре и он присоединился к ней, корчась от наслаждения и муки, напрягаясь каждым мускулом.

Кожа Ясмин стала липкой от пота и блестела, словно начищенная бронза, отражая свет лампы, стоявшей возле кровати.

Она приподнялась и склонилась над обмякшим телом конгрессмена Алистера Петри, с обожанием вглядываясь в его разрумянившееся лицо.

— Неплохо, сладкий мой, — прошептала она, нежно целуя его в губы. — Ты нашел мое слабое место.

Не открывая глаз, он довольно рассмеялся.

— Слезай с меня, ты, ненасытная сучка, и налей-ка мне что-нибудь выпить.

Ясмин грациозно выпорхнула из постели и направилась к комоду, где заранее приготовила бутылку его любимого виски, ведерко со льдом и два стакана. Повсюду в комнате — на мебели, на ковре — валялась одежда. На Ясмин единственным убранством была пара больших золотых серег, которые всякий раз, стоило ей повернуть голову, терлись о ее гладкие плечи.

Их любовная игра началась сразу же, как только он вошел в ее номер в отеле. Долгий, страстный поцелуй — и Ясмин направила его руку под юбку, слегка расставляя ноги.

— Ты сам знаешь, что делать, детка. Сведи меня с ума.

— Ты имеешь в виду это? — Его пальцы раздвинули ее плоть и проникли внутрь. — Как хорошо, что твои клиенты носят твой товар, — прошептал он, лаская Ясмин. — Что, если бы все, как ты, решили обходиться без исподнего?

— Было бы гораздо веселее.

Не прерывая чувственных поцелуев и нежных ласк, они разделись и упали в постель — белое и черное, тела их сплелись в страстных объятиях.

И вот теперь Ясмин, готовя смесь для своего возлюбленного, украдкой наблюдала за ним в зеркале. Наибольший прилив нежности к нему она испытывала именно в эти минуты — сразу же после любовного акта, когда он лежал расслабленный, соломенные волосы спутаны, губы мягкие и спокойные. Он был с ней почти одного роста, строен, но за его худощавым телосложением скрывалась большая физическая выносливость. Капельки пота, блестевшие на его гладкой груди, напомнили Ясмин о его виртуозных ласках в постели, и тут же новая волна желания подступила снизу, разлившись теплом меж ее ног.

Он сложил за спиной подушки и привалился к изголовью кровати. Подойдя с готовым напитком, Ясмин обмакнула в стакан указательный палец и провела им по его губам.

— Как тебе нравится?

Он пососал кончик ее пальца.

— Я пробую тебя, — хрипло сказал он. — И себя. Вкусно. Бесподобно.

Улыбнувшись от удовольствия, Ясмин протянула ему стакан и легла рядом. Он поцеловал ее в лоб.

— Ты все делаешь великолепно, Ясмин. Ты само совершенство.

— Это правда? — Теснее прижавшись к нему, она прильнула губами к его соску и начала ласкать его языком.

— Правда, — сладко простонал он.

— Я была бы тебе прекрасной женой. Его реакция была неожиданно резкой. Он весь напрягся, но не от охватившего его желания.

— Не омрачай те счастливые мгновения, когда мы вместе, Ясмин, — мягко упрекнул он. — Их так мало. И они мне так дороги. Так что не отравляй их разговорами, от которых мы оба только страдаем.

Она перевернулась на спину и уставилась в потолок.

— Я вовсе не страдаю, думая о том, что могла бы стать миссис Алистер Петри.

— Я не то имею в виду. Ты же знаешь.

— Я думаю об этом постоянно. Это то, чего я хочу больше всего на свете, — взволнованно произнесла она. В глазах ее заблестели слезы.

— Я тоже, дорогая. — Он поставил стакан на столик и повернулся лицом к ней. — Ты такая красивая. — Рука его скользнула по ее груди. Соски у нее были лишь чуть темнее, чем кожа, и очень чувствительны к ласке. Он наклонился и поцеловал один, слегка оттянув его губами.

— Я, наверное, дура, что полюбила тебя? — спросила она.

— Дурак я.

— Ты собираешься когда-нибудь оставить ее?

— Скоро, Ясмин, скоро. Ты должна доверять мне, я сам выберу подходящий момент. Ситуация достаточно сложная. Надо очень тонко все продумать, чтобы никому не навредить — я имею в виду тебя прежде всего.

Они познакомились год назад, в Вашингтоне, на официальном приеме в посольстве одной из африканских стран. Ясмин пригласили, поскольку ее предки якобы были выходцами из этой страны. Откуда исходили такие сведения — никто не ведал, но ее агенту история эта понравилась, и он широко использовал ее в рекламных целях. В ней, конечно, было больше романтики и интриги, нежели правды, которая как раз заключалась в том, что семья Ясмин на протяжении вот уже четырех поколений жила в Гарлеме.

Ослепительная в своем золотистом парчовом платье, Ясмин была представлена красивому молодому конгрессмену одним из его коллег. Несколько минут Алистер не мог вымолвить ни слова, но вскоре ее смех и нежное подтрунивание помогли ему расслабиться. Весь вечер они посвятили друг другу, не обращая внимания на других гостей, и, вполне естественно, оказались по его завершении в лимузине Ясмин, который и доставил их в загородный мотель, где они, уже в постели, закончили этот вечер.

И лишь на следующее утро он признался, что дома, в Нью-Орлеане, у него остались жена и дети. Страсть, с которой Ясмин предавалась любви накануне, оказалась под стать той необузданной ярости, которую она обрушила на него после таких признаний. Она кричала на него, осыпала самыми отборными ругательствами, угрожала колдовскими наговорами, которые погубят его мужские достоинства.

— Трахнуть и забыть — таков ваш стиль, да, конгрессмен? Так вот, сладкий мой, ты не на ту напал. Я тебе не какой-нибудь безропотный птенчик. Я — Ясмин. Никто от меня так просто еще не уходил.

Успокоив ее в конце концов, он объяснил ей всю сложность своего положения.

— Наши семьи дружили много лет. Мы с Белль выросли вместе.

— Отличная сделка.

— Пожалуйста, Ясмин. Выслушай меня. Ты не понимаешь наши светские условности.

— Я понимаю достаточно. Читала исторические романы. И знаю, что богатые белые мужчины женятся на богатых белых женщинах, но удовольствие в постели получают лишь от своих темнокожих любовниц.

Простонав ее имя, он резко сел на краю кровати и в отчаянии склонил голову, погрузив пальцы в свои густые светлые волосы.

— Клянусь тебе… О боже, ты никогда не поверишь мне. — Он поднял на нее умоляющий взгляд. — Я никогда не любил Белль. Но мои родители умерли, и тогда ее родители взяли меня под свою опеку. Я старался оправдать их ожидания, делал все, что было необходимо. Был хорошим мужем. И пытался полюбить ее. Бог свидетель, я пытался.

Ты вправе обвинять меня, Ясмин, — продолжал он. — Я должен был сказать тебе, что женат, еще до того, как мы вместе по-, кинули прием, до того, как эмоции захлестнули меня. Еще лучше, если, познакомившись с тобой, я бы повернулся и отошел. Потому что я уже тогда знал… ты потрясла меня…

Его раздирали муки выбора между страстью и честью.

— Но меня влекло к тебе неудержимо. Я был словно… громом сражен. Мне просто необходимо быть с тобой. — Он вновь опустил голову и уставился на ковер. — Теперь, когда ты все знаешь, ты вправе презирать меня.

Он поднял на нее взгляд, исполненный мольбы.

— Но я никогда не забуду нашу ночь. Это была самая чувственная, самая сексуальная ночь в моей жизни. Прости меня, хотя я и не хочу просить за это прощения. — Он был чрезвычайно взволнован. — Мне тридцать четыре года. Но до этой ночи я не знал, что такое любовь.

Сердце Ясмин дрогнуло. Упав на колени, она обняла его. Они плакали, смеялись, а потом опять любили друг друга. С того утра они встречались, как только позволяли их дела, урывая счастливые часы то в Вашингтоне, то в Нью-Йорке, то в Нью-Орлеане. Ясмин не чувствовала вины за свой роман с женатым мужчиной. Она считала, что адюльтер — всего лишь слово, не более. Настоящими и имеющими смысл были только чувства — чувства, которые связывали их с Алистером. Ошибкой же был его брак.

Сейчас, прижавшись к нему в постели, Ясмин с тоской шептала:

— Я так скучаю по тебе, малыш. Я хочу все время быть с тобой. Жду не дождусь того дня, когда нам не придется прятаться и скрывать свои чувства.

— Мне тоже не терпится, я делаю все, чтобы так оно и было.

— Что все?

— Я уже намекал Белль — очень тонко, ты же понимаешь, — что, возможно, она не испытывает удовлетворения от замужества. Что, может быть, мы поторопились и она не успела разобраться в своих чувствах. Ну, в общем, что-то в этом роде.

— И как, действует?

— Я заметил охлаждение с ее стороны. У Ясмин екнуло сердце, и улыбка надежды озарила ее грустное лицо.

— И мы… ты знаешь, мы ведь не спим с ней. Вот уже несколько месяцев. — Он притянул Ясмин к себе и нежно прошептал, уткнувшись ей в волосы:

— И слава богу. Всякий раз, когда мне приходилось бывать с ней, я думал только о тебе. Вспоминал, что ты чувствуешь в та кие минуты, как ты пахнешь, какая ты на вкус. Я схожу с ума от желания.

Алистер принимал душ, пока Ясмин еще нежилась в смятой постели. Она любила оставаться как можно дольше среди этих простыней, которые еще хранили резкий запах тел и следы их любви.

В конце концов она заставила себя подняться и начала одеваться. Еще до прихода Алистера она сняла с себя трусики и засунула их в свою большую кожаную сумку. Протянув сейчас туда руку, она нащупала что-то очень знакомое.

Ее револьвер.

Из ванной показался Алистер.

— Эй! Сдаюсь! — Он отбросил полотенце, которым вытирался, и поднял руки в знак капитуляции. — Разве я сегодня плохо выступил?

Рассмеявшись, Ясмин нацелила ствол на его бедра.

— Пах-пах!

Он тоже засмеялся, потом собрал свою одежду и начал одеваться.

— Какого черта ты носишь с собой эту штуку?

— Не знаю, — ответила она.

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

— Я хочу сказать, я думала, что потеряла его.

— Это было бы лучше. Не стоит тебе расхаживать с ним повсюду.

— Там, где я росла, без этой штуки нельзя было выжить. — Она подбросила револьвер на ладони. — Я думала, что сунула его куда-то в чемодан, когда в очередной раз летела сюда из Нью-Йорка. Я рассчитывала, что рано или поздно он все равно найдется, но никак не могла предположить, что он окажется именно в этой сумке. — Пожав плечами, она бросила револьвер обратно. — Хорошо, что у Кассиди не было ордера на обыск.

— У Кассиди? Помощника окружного прокурора? Ясмин натягивала платье.

— Ах, я так и не успела рассказать тебе. Он сегодня днем приходил к Клэр.

— По какому поводу?

— Ни за что не поверишь. Насчет преподобного Джексона Уайлда.

Алистер, расправляя манжеты на рукавах, бросил взгляд на свое отражение в зеркале:

— А что насчет него?

— Он хотел знать, что делала Клэр в ту ночь, когда был убит Уайлд.

Алистер обернулся и посмотрел на нее:

— Ты шутишь.

Ясмин рассмеялась, застегивая пряжку на поясе.

— Клэр отреагировала так же. Этот сумасшедший евангелист и при жизни-то был нашей головной болью, а теперь вот и из могилы достает.

— А какая связь между вами?

— У Уайлда был так называемый «приоритетный список», как говорит Кассиди. Список журналов, которые он хотел бы запретить. «Французский шелк» был в их числе. Ты знал что-нибудь об этом?

— Откуда?

— Ну, вы с Уайлдом были такими приятелями, — поддразнила Ясмин.

— Я был на нескольких приемах в его честь, когда он приезжал сюда. Белль считала, что для моей политической карьеры это полезно. По мне, так он был порядочным дерьмом.

— Аминь. Интересно, кому же выпало такое удовольствие — заткнуть его навеки, — со злорадной ухмылкой произнесла она. — Полиция, должно быть, рыщет в поисках убийцы. Любой из того списка был заинтересован в его убийстве, но, поскольку офис «Французского шелка» находится именно здесь, в Нью-Орлеане, Кассиди подумал, что, может быть… Ну, представляешь себе.

Как бы то ни было, — продолжала она, нанизывая на руки браслеты, — мне, наверное, не стоит показываться с этим пистолетом, а? Особенно если в прокуратуре докопаются, что я была в ту ночь в Нью-Орлеане, с тобой, а не в Нью-Йорке, как все думают. Если это выяснится, ты подтвердишь мое алиби?

— Даже не шути так, Ясмин. — Он взял ее за плечи. — Я знаю Кассиди: он честолюбив, хитер и всегда идет до конца. Похоже, он хватается за соломинку, пытаясь притянуть «Французский шелк» к убийству Уайлда. И хотя нам эта версия может казаться глупостью, но можешь не сомневаться — он настроен весьма серьезно.

— В общем-то, я и не волнуюсь. У него нет ничего против Клэр. Не может же он строить свое обвинение лишь на том, что ее каталог оказался в том идиотском списке?

— Конечно, нет.

— Тогда почему ты так обеспокоен?

— Я не хочу, чтобы он совал нос в твои дела.

— Но он со мной не беседовал.

— Это не значит, что не будет. Если он начнет тебя расспрашивать, я ведь не смогу подтвердить твое алиби. Послушай, Ясмин, — настойчиво сказал он, — пока я не улажу свои семейные проблемы — когда и как, это я решу сам, — не может быть и речи о том, чтобы о нашей связи стало известно.

— Я знаю, — покорно сказала она.

— Ты не должна говорить никому-никому, что мы встречаемся.

Ясмин была рада, что он сам заговорил об этом, поскольку эта тема уже давно мучила ее.

— Я хочу рассказать Клэр о нас, Алистер. Мне противно обманывать ее, придумывать разные уловки, просить встретить меня в аэропорту, в то время как я уже двенадцать часов торчу в городе. Могу я довериться ей? Она никому не расскажет.

Не успела она договорить, как он упрямо закачал головой.

— Нет, Ясмин. Ты не должна говорить никому. Обещаешь? Она со злостью скинула с плеч его руки. В глазах ее появился опасный блеск.

— Неужели ты так боишься, что слухи дойдут до Белль?

— Да, боюсь. Если она когда-нибудь узнает истинную причину, почему я хочу развода, она сделает все, чтобы не допустить его. Заупрямится, затянет процесс на неопределенный срок.

Вздохнув, он притянул Ясмин к себе.

— Неужели ты не понимаешь? Зачем давать Белль шанс заставить нас страдать еще больше, чем мы уже страдаем? Я же беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты оказалась замешанной в таком грязном скандале. Никто же не поймет, что на самом деле нас связывает. Вообразят самое гнусное.

Она закрыла лицо руками.

— Я люблю тебя, Алистер. Но я убью тебя, если окажется, что ты солгал мне.

Он уткнулся лицом в ее ладонь и поцеловал ее.

— Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Я хочу жениться на тебе, хочу, чтобы у нас были дети, ну и все прочее. — Последовал долгий поцелуй, пока нежность не переросла в безумное желание.

— Не надо, Ясмин. — Он убрал ее руку с ширинки брюк. — Я уже опаздываю.

— Не так уж ты и опаздываешь, милый, — соблазнительно прошептала она, расстегивая ему «молнию».

В конце концов пришло время, когда действительно пора было уходить. И бесполезно было дуться, плакать, угрожать или кричать. Если он должен был идти, его уже ничто не могло остановить. Ясмин это не нравилось, но она научилась мириться с этим и старалась при прощании вести себя спокойно.

— Когда я увижу тебя?

— У меня на этой неделе несколько встреч в комитете по выборам, — ответил он, оглядывая комнату и проверяя, не осталось ли чего-нибудь из его вещей. — Ноябрь не за горами, не успеешь оглянуться. Потом, в выходные, семейное торжество в ресторане «Батон-Руж». Чертовски скучное мероприятие, но я должен присутствовать.

— Белль с детьми тоже будут?

— Конечно. — Он нежно взял ее за подбородок и поцеловал. — Как ты смотришь на то, чтобы встретиться в воскресенье вечером? Здесь. Я что-нибудь придумаю, чтобы удрать из дома. Все устанут после уик-энда. Мне удастся вырваться на час или даже больше.