– Прошу вас, – проговорил Спенсер Рафт, поднимаясь с места и протягивая ей руку. – Если, конечно, у вас не болит колено.
– Нет, с коленом все в порядке. – «Меня беспокоят мои неуклюжие ноги», – подумала она.
Каков у нее выбор? Она уже упала в объятия этого мужчины еще до того, как они успели поприветствовать друг друга. Она испачкала кровью его носовой платок. Она испортила ему пиджак стоимостью не менее трехсот долларов. Если он согласен танцевать с ней, несмотря на испачканный рукав, она вынуждена согласиться, хотя у нее поехал чулок. Если откажется, Дэвис наверняка рассердится на Энн за то, что та была нелюбезной с его другом. Допустить этого Эллисон не могла.
Она отложила салфетку и встала. Спенсер взял ее за локоть и повел к танцевальной площадке.
– Мы скоро вернемся, дорогой, – через плечо бросила Эллисон Дэвису.
Ее вдруг охватила паника: показалось, что она покидает Дэвиса навсегда. Этот человек, похоже, обладал способностью заставлять людей подчиняться его воле. По всей видимости, ему ничего не стоило увести женщину куда угодно, даже из-под носа ее нерешительного жениха.
Если бы в этих явно мужских объятиях была Энн, Эллисон заволновалась бы за будущее сестры и Дэвиса. Но в объятиях находилась не Энн.
Не кто иной, как Эллисон оказалась в кольце его рук. Она выпила спиртного больше своей привычной нормы. События вечера развивались катастрофически, впрочем, этого следовало ожидать. Она устала притворяться и выдавать себя за кого-то другого.
И под влиянием уютного тепла, исходящего от Спенсера, Эллисон позволила себе расслабиться. Подобно маленькой девочке, которая хочет спрятаться, она укроется с головой одеялом, полагая, что никто ее не увидит, поскольку она сама никого не видит. Именно так чувствовала себя Эллисон в тот момент. Мир воспринимался ею сквозь какую-то дымку. Она спряталась в этом тумане. И не намерена была отвечать за дальнейшие события.
Но разве неудивительно, что, ведомая Спенсером Рафтом, Эллисон без особых усилий двигалась в танце, хотя никогда раньше не могла понять намерения своего партнера? Даже несмотря на высокие каблуки, она двигалась в такт музыке в одном ритме с его телом.
– Вы все-таки чувствуете себя неважно, не правда ли? – Губы Спенсера шевелились у самых ее волос, на щеке она ощущала теплое дыхание.
– У меня кружится голова, – созналась Эллисон. Более того, ей казалось, что она парит в невесомости.
Он положил ладонь ей на голову и прижал к груди. Пальцы погрузились в волосы и начали массировать ей затылок. Эллисон блаженно закрыла глаза, но затем вдруг резко открыла их. Что он делает!
– Прошу вас, Спенсер, – проговорила она, пытаясь отстраниться от его руки. – Я… Дэвис…
– Тс-с, все в порядке. У вас сегодня очень трудный день.
Он повел ее в танце к противоположному краю площадки. Теперь между ними и женихом Энн находились другие пары. Свет был сумрачным. Вряд ли Дэвису видна рука Спенсера, двигающаяся вверх и вниз по ее затылку.
– Вы не должны этого делать, – слабо запротестовала она, в то же время подчиняясь диктату его ладони. Эллисон снова прижалась к нему головой, чувствуя щекой его мускулистую грудь.
– Да, не должен. Мне и самому неловко, что я это делаю, – пробормотал он. – Дэвис – мой лучший друг. – Руки его слегка напряглись. – Но вам так хорошо… Я знаю, вам это нравится.
Ей действительно было хорошо – чувствовать себя в его объятиях. Кожа пылала, пожар исходил откуда-то изнутри. Ее грудь никогда не казалась ей столь налитой и тяжелой, как сейчас. А почему так напряглись соски и впились в прозрачный лиф платья? И почему ей хотелось потереться ими о его грудь? Руки и ноги налились свинцом, а вот сердце билось как колокол! И вообще внутри у нее все трепетало.
И никогда еще не ощущала она так близко от себя чье-то тело. Все ее чувства были настроены на него. Считалось, что Эллисон высокого роста, но рядом с ним выглядела малышкой. Ее рука покоилась на его мускулистых плечах, их бедра соприкасались. Чувствовалось, что приятель Дэвиса крепкий и сильный мужчина.
Но это не означало, что он состоит из одних только мускулов. Наряду с физической силой Спенсер обладал гибкостью. Кроме того, был нежен. Большим пальцем он чертил линии на ее ладони, а его правая рука скользила по обнаженному плечу Эллисон.
– Я никогда не видел рыжеволосых с кожей, как у вас. Ведь у большинства рыжих кожа светлая, не правда ли?
– Мы, то есть моя сестра и я, унаследовали цвет лица от бабушки по материнской линии. Она испанка, и кожа у нее была оливкового цвета. От нее у нас и зеленые глаза.
– А рыжие волосы? – Он неторопливо провел по ним пальцами.
– От нашего ирландского дедушки.
– Весьма красочное семейство.
Она засмеялась, уткнувшись ему в рубашку:
– И не только в этом отношении.
– Взять вашу сестру, например. Эллисон подняла голову:
– Дэвис заставил вас поверить, что она настоящее посмешище… Это вовсе не так. Он дотронулся до ее щеки:
– Она так же красива, как и вы?
– Благодарю вас. – Ей было несколько не по себе, оттого что он слишком сильно прижимает ее. Но больше всего Эллисон огорчало то, что она не могла увидеть его лицо. Она уткнулась лбом во впадинку пониже плеча. – Мы абсолютно похожи внешне. Но в то же время совсем разные.
– Как это понять?
– Она не позволила бы вам прижимать ее так, как вы сейчас это делаете.
«Вот как. Взвали вину на Энн. То есть нет – на Эллисон. Ведь именно о ней сейчас разговор? О Господи, очень трудно с этим разобраться!» Она не в состоянии думать. Ее умственные способности слабели тем больше, чем крепче обнимал ее Спенсер.
– Я должна вернуться к Дэвису, – сказала Эллисон, пытаясь высвободиться из объятий.
– Нет. Начался новый танец. – Его руки продолжали удерживать ее.
Чтобы не устраивать унизительной для себя сцены, не злить Дэвиса и не подвергать риску долголетнюю дружбу мужчин, Эллисон подчинилась.
– Как давно вы и Дэвис помолвлены?
– Около года.
– Вы любите его?
– Конечно! – воскликнула она.
– В самом деле? – переспросил Спенсер.
Эллисон опустила глаза.
– Я очень люблю его, – холодно сказала она.
– Вы живете вместе?
– Нет. – Дэвис неоднократно просил Энн переехать к нему, но из уважения к родителям она отказалась.
– Однако вы вместе спите.
Щеки ее вспыхнули от смущения и гнева.
– Это не ваше дело.
– Я хочу знать, – упрямо повторил он. Демонстрируя не меньшее упрямство, она сказала:
– Конечно же, мы спим вместе.
– Вы удовлетворены вашей сексуальной жизнью?
– Полностью.
– Обманщица.
Возмущенная подобной дерзостью, Эллисон остановилась.
– Как вы смеете говорить мне подобные вещи?
– Как я смею? Я вам сейчас объясню. Если бы вы были удовлетворены сексуальной жизнью с Дэвисом, ваше тело не было бы столь голодным. – Он притянул ее и прижал к себе так крепко, что ей стало трудно дышать. – Видите, насколько оно голодно, Энн? – Он дотронулся до ее бедра, и тихий, весьма красноречивый стон вырвался из груди Эллисон.
Рассердившись на него и еще больше на себя, она вырвалась из его объятий и бросилась к столику, по пути столкнувшись с двумя парами. Дэвис поднялся и подал ей руку.
– Ну как, теперь чувствуешь себя получше?
– Гораздо лучше. – У Эллисон подгибались колени, когда она искала стул. Она вся тряслась и ненавидела себя за это.
Эллисон вела себя словно школьница, оказавшаяся в руках мужчины, для которого обольщение было обычным делом. Возможно, он может говорить на любовные темы на шестнадцати языках. Энн, горячо любящая Дэвиса, не позволила бы ему так вести себя и говорить подобные дерзости. Она либо высмеяла бы его, либо залепила пощечину, либо пнула ему коленом в пах и уж, во всяком случае, не стала бы прижиматься к нему, как котенок, которого подобрали ночью в ненастье.
Если она позволит Спенсеру Рафту очаровать себя, Дэвис рассердится не на Эллисон, а на Энн. И Энн снова перестанет с ней разговаривать – ведь под угрозу поставлены ее отношения с Дэвисом. И тогда она…
Нет, Эллисон не допустит этого. Подобная романтика не для здравомыслящего человека, а она относит себя к данной категории.
Во время танца на нее нашло затмение. Ну и что? Ущерба это никому не нанесло, Любое животное, когда его гладят и ласкают, начинает мурлыкать и млеть от удовольствия. Больше такое не повторится. Впредь она станет избегать нового знакомого.
Остаток вечера Эллисон все внимание дарила Дэвису, а со Спенсером общалась лишь постольку, поскольку этого требовал этикет. Она видела, как общались на людях Энн и Дэвис, и изо всех сил старалась демонстрировать нежные чувства к нему. Похоже, ей удалось убедить Дэвиса в своей искренности. Он млел и грелся в лучах ее обожания. Эллисон старалась не смотреть на Спенсера, чтобы не видеть его реакции.
Когда они вышли, Дэвис попросил швейцара вызвать такси для Спенсера.
– Вот тебе адрес моей квартиры и запасной ключ. – Он вручил другу листок и ключ. – А я провожу Энн домой.
– Я понимаю, – сказал Спенсер. Он сделал шаг ей навстречу, легко коснулся ладонями ее плеч и дружески поцеловал в щеку. – Спокойной ночи, Энн… Вы и в самом деле такая, как о вас рассказывал Дэвис… и даже лучше.
Он убрал руки и отступил, но она все еще ощущала жар в тех местах, до которых дотрагивались его пальцы. Этот человек с волнующим грудным голосом и крупным мускулистым телом таил в себе угрозу, и Эллисон начинала догадываться, какую именно. Она ухватилась за руку Дэвиса как за спасательный круг.
– Благодарю вас, Спенсер. Доброй ночи… Я счастлива, что наконец-то познакомилась с вами.
И лишь только когда такси увезло Спенсера в ночь, она задышала нормально.
Это было непросто, тем не менее ей удалось вынуть контактную линзу, незаметно для Дэвиса надеть очки и доехать до дома Энн. Она тут же их сняла, как только припарковалась и выключила зажигание. Они вышли из машины и направились к дому.
Она открыла дверь, Дэвис вошел вслед за ней. Эллисон испугалась и стала лихорадочно думать, как же ей выпутаться из новой щекотливой ситуации.
– Спокойной ночи, дорогой! – сказала она.
– «Спокойной ночи»? Скорее «Здравствуй»! Я ни разу не поцеловал тебя за этот вечер.
Прежде чем она успела что-то предпринять, он притянул ее к себе и крепко прижался ртом к ее губам. Первым желанием Эллисон было плотно сжать губы, но она понимала, что это не поможет. Поэтому решила позволить ему поцеловать ее так, как он хочет, и неуверенно положила руки ему на талию.
– Господи, Энни, – зашептал Дэвис ей в ухо, когда наконец оторвался от ее губ. – Весь вечер я не мог откровенно поговорить с тобой… Что ты скажешь о Спенсере?
Она не могла ни о чем думать в тот момент, когда рука жениха сестры опускалась с плеча и двигалась к ее груди.
– Гм… он… обаятельный… как ты и говорил.
– То же самое он сказал о тебе. Я рассказывал ему, что ты великолепна и сексапильна. Он охотно согласился.
– Ой! – воскликнула Эллисон, когда Дэвис спустил бретельку платья. Он удивленно замер:
– Что с тобой?
– Н-ничего… Просто я так опозорилась перед твоим другом. Я боялась, что ты рассвирепеешь.
– Признаюсь, мне было неприятно видеть, как ты упала на тротуаре. – Дэвис засмеялся. – Это скорее напоминало Эллисон. – Он окинул ее взглядом с головы до ног. – У тебя ничего сейчас не болит?
– Нет. – Эллисон – недотепа, Эллисон – старая дева, Эллисон – объект подтрунивания одарила его вымученной улыбкой и добавила:
– Я чувствую себя отлично.
– Отлично, – пробормотал он. Губы его заскользили по шее, а рука, лаская грудь, пыталась извлечь ее из лифа.
Эллисон овладела паника, она отпрянула от него:
– Дэвис!
– Что? – Он упер руки в бока и уставился на нее с видом обиженного мужчины, которому не дают осуществить его сексуальное желание. – Что сегодня с тобой происходит?
Эллисон хотелось недвусмысленно заявить, что с ней ничего особенного не происходит, что она имеет исключительное право сказать «нет», если чего-то не желает. Однако Энн так не поступила бы. Как повела бы себя Энн, если бы она не хотела заниматься сексом, но чтобы ее отказ прозвучал как можно мягче?
Эллисон подняла дрожащую руку к горлу:
– Ничего особенного. Просто я… – Она отчаянно искала причину, Энн говорила, что он не будет спать с ней, потому что… Почему же? Ах да, таблетки. Эллисон изобразила улыбку на манер Энн. – Просто я не хочу начинать то, что мы не можем довести до конца. – Для убедительности она провела ладонью по его плечу и коснулась пальцами подбородка.
– М-да, пожалуй, ты права. – Он нервно провел рукой по волосам. – Сколько еще нам ждать?
– Недолго. – Ее туманный взгляд излучал обещание. – Я не могу долго обходиться без секса. – Эту фразу она слышала в каком-то кинофильме, хотя и не была уверена, что любовники говорят так в жизни.
– Я тоже, малышка. – Он наклонился и поцеловал ее почти целомудренно. – Мне лучше уйти.
– Хорошо. – Обняв Дэвиса за талию, она довела его до двери. – Спокойной ночи. – Встав на цыпочки, поцеловала в губы.
– Спокойной ночи. – Он ласково потрепал ее по ягодицам. Она смущенно улыбнулась, стала махать ему и махала до тех пор, пока он не сел в машину.
Закрыв дверь, Эллисон прислонилась к стене, закрыла глаза и сделала несколько глубоких, продолжительных вдохов. Итак, она пережила этот вечер. Если не считать падения при народе и того, что позволила другу детства Дэвиса слишком сильно прижимать ее во время танца, никаких особенно больших неприятностей не произошло. Сколько еще будет таких вечеров? Два? Три? Может, притвориться, что у нее вирусное заболевание желудка?
Подобная перспектива немного приободрила ее, и она направилась в спальню Энн.
Эллисон привезла с собой несколько собственных вещей, среди которых была и старая отцовская рубаха, извлеченная из его шкафа несколько лет назад. В ней она обычно спала, подворачивая при этом длинные рукава. Полы рубахи доходили до середины бедра.
Эллисон умылась и почистила зубы. Вспомнив про то, что у нее есть запасные линзы в саквояже, она отыскала и вставила их. Каким замечательным кажется мир, когда человек способен его видеть! Она от души порадовалась, что теперь ей не придется идти к офтальмологу за новыми линзами.
Эллисон собралась было вынуть контактные линзы и идти спать, когда раздался звонок в дверь. Дэвис? Что-нибудь забыл? Она босиком и в рубашке прошлепала через темные комнаты в холл. Приоткрыв дверь, выглянула в щель.
– Привет, Энн.
Из ее груди вырвался звук, похожий на полустон и полувскрик. Перед ней стоял красавец!
Темные, небрежно причесанные и оттого еще более привлекательные волосы. Высокий, свидетельствующий об уме лоб, лохматые, что придавало ему плутовской вид, но выразительные брови. Глаза, напоминающие пронзительные голубые лазеры, обрамленные длинными черными ресницами. Форме носа позавидовал бы сам Аполлон. А рот… У нее что-то оборвалось внутри, когда она бросила взгляд на эти чувственные губы, из которых нижняя была чуть более пухлой.
Каждая клеточка ее женской натуры отреагировала на это воплощение мужской красоты. У нее вдруг заныла грудь, встрепенулись соски, она почувствовала сладостное возбуждение внизу живота. Никогда ранее не придававшая большого значения внешности мужчины, сейчас Эллисон обратила внимание именно на привлекательность Спенсера Рафта.
Ей оставалось лишь надеяться, что эта чувственная буря внутри нее не будет замечена. Она спряталась за дверью.
– Дэвис уже ушел.
– Знаю. Я видел, как он уезжал.
– Тогда что вы здесь делаете?
– Я пришел, чтобы повидать вас. Не ее. Не Эллисон. Он пришел, чтобы повидать Энн.
– Вы не должны этого делать.
– Я и сам это знаю. Тем не менее я здесь.
– Как вы тут оказались?
– Я отыскал ваш адрес в телефонной книге и взял такси. И оставил записку Дэвису, в которой сообщил, чтобы он не ждал меня рано… Вы не намерены пригласить меня войти?
– Нет.
– Тогда мне придется сделать это самому.
Он несильно толкнул дверь и вошел внутрь.
Эллисон оказалась перед Спенсером в одной мужской рубашке, которая за многие годы от стирок стала мягкой и почти прозрачной. Если он не слепой, то должен был увидеть, что под рубашкой на ней нет ничего, кроме крохотных трусиков.
Голубые глаза заскользили по ее фигуре, задерживаясь на наиболее интересных местах. Казалось, этот взгляд проникает через ткань, стремясь запечатлеть все в памяти.
Он довольно долго смотрел ей в лицо.
– У вас удивительные волосы. – Спенсер дотронулся до волнистой пряди на ее плече.
– А у вас удивительное нахальство! Эллисон оттолкнула его руку и отступила на шаг назад. Она не на шутку рассердилась, но в глубине души отдавала себе отчет, что отчасти гнев ее объясняется тем, что он видел в ней Энн. Если бы она пришла сегодня в ресторан не с распущенными волосами и не в шифоновом платье, а как безвкусно одетая старушка Эллисон, он был бы вежливым и не стал бы сейчас раздевать ее своим горячим, опытным взглядом.
– Вы так считаете из-за Дэвиса?
– Естественно, из-за Дэвиса! – выкрикнула она. – Я очень сомневаюсь, что он знает о ночном визите лучшего друга к его невесте.
– Вы правы, он не знает.
– А ведь он такого высокого мнения о вас! Я только и слышала от него: Спенсер молодчина, Спенсер умеет то и это, Спенсер изумительный парень. А сейчас я вижу…
– Все ясно! – перебил ее Спенсер. Некоторое время он смотрел в пол. Когда поднял голову, Эллисон увидела боль в его голубых глазах и горестную складку у рта.
– Вы думаете, я планировал увлечься вами? Хотел, чтобы произошло то, что происходит сейчас?
– Ровным счетом ничего не произошло. Она пыталась протестовать, но что-то все-таки происходило. И впервые происходило с ней. До знакомства со Спенсером Рафтом она полагала, что россказни о мгновенно возникшем влечении между мужчиной и женщиной – это приманка торговцев, рекламирующих духи и зубную пасту. Оказывается, не так. Бывает и на самом деле.
– Ничего не произошло, – повторила она, чтобы убедить себя.
Одна из его бровей вопросительно изогнулась.
– Не произошло?
Эллисон переступила с одной босой ноги на другую и нервно подтвердила:
– Нет.
– Вы опять лжете, Энн. Если бы вы не испытывали чувства вины, то пригласили бы меня с дружелюбной улыбкой в дом, а может быть, мы даже пригласили бы сюда Дэвиса и организовали вместе полуночную трапезу.
Он был прав. Именно так поступила бы Энн. Но она не Энн! Почему бы ей сейчас не признаться в этом? Почему бы не засмеяться и не сказать: «Знаете, вы, может быть, не верите этому, но дело в том, что…» И все рассказать.
Он почувствовал ее тайные муки, и выражение лица у него смягчилось.
– Я понимаю, вы очень плохо обо мне думаете. Позвольте мне рассказать о себе, чтобы вы перестали считать, будто я часто поступаю таким образом.
– Вы хотите сказать, что редко соблазняете женщин? – ледяным тоном спросила она.
Спенсер усмехнулся, и Эллисон вдруг растаяла. Она была не в силах противостоять этой чувственной улыбке.
– Я вовсе не соблазняю девушку моего лучшего друга. Даже такой любитель приключений, как я, не может позволить себе это.
– Дэвис рассказывал мне о ваших кругосветных путешествиях на своей яхте. Он говорил, будто вы авантюрист, работаете по контракту. Я уверена, что вы играете в эту игру, чтобы позабавиться, но мне это не нравится. Прошу покинуть дом, пока я…
Он сделал шаг ей навстречу.
– Пока вы что?
Она проглотила в горле комок и отступила назад.
– Пока я не позвонила Дэвису и не рассказала ему о ваших намерениях, – задыхаясь, проговорила Эллисон.
– А каковы мои намерения?
– Соблазнить меня. – Эллисон ощутила спиной стену и поняла, что дальше ей отступать некуда. Он же продолжал надвигаться на нее, пока его ноги не переплелись с ее ногами; руками он уперся в стену по обе стороны от нее.
– Я это делаю? – Эллисон ощутила теплое дыхание на лице. Казалось, от него исходили чувственные волны.
– А разве нет?
Он улыбнулся уголками рта:
– Ну да, я делаю все возможное, чтобы соблазнить вас. И только вы можете сказать, действует ли это на вас.
О да, действовало. Она плавилась, прижавшись спиной к стене, мысли в голове путались. Внезапно Эллисон обнаружила биение пульса в совершенно неожиданных местах – тайных, запретных, удивительным образом заявивших о себе.
– Когда вы танцевали, то чувствовали это, разве не так? – Он наклонился и ткнулся носом в ее шею.
Эллисон закрыла глаза. Да, она ощущала это, ведь десять лет изучала биологию. Чувствовала сильные бедра, которые прижимались к ее мягкому животу, силу его желания и возбуждения. Она не могла этого не чувствовать.
Но у нее еще оставались крупицы гордости.
– Чувствовала что? – хрипло спросила она.
– Удивительное щекотание, которое начинается где-то здесь. – Его указательный палец дотронулся до ее живота. – И распространяется потом сюда. – Палец двинулся к груди и описал круг вокруг одного из сосков. – Затем это подкатывает к шее. – Он мягко коснулся ямки на шее. – А потом это плывет, плывет, плывет, – палец скользнул вниз, к пупку, опустился еще ниже, – и взрывается где-то здесь, – шепотом закончил он, накрывая ладонью выпуклый треугольник между бедер.
Эллисон застонала и уткнулась лбом ему в грудь.
– Пожалуйста, не надо. – Она почувствовала, что эхо этого мягкого взрыва распространяется по всему телу.
Он сжал ладонями ее лицо и приподнял его.
– Я содрогаюсь при мысли о том, что предаю своего лучшего друга. И прихожу в отчаяние оттого, что причиняю боль Дэвису. Поэтому вы должны знать, насколько потрясли меня, если сейчас я рискую нарушить многолетнюю дружбу.
– Вам не следует этого делать.
– Да, совесть подсказывает, что мне не следует этого делать.
– Но вы ей не внемлете.
– Я не в силах услышать ее из-за того, что слишком громко бьется мое сердце.
– Это невозможно.
– Разве? А давайте выясним.
Она почувствовала ласковое прикосновение его пальцев на своих губах. Затем ощутила теплое и влажное дыхание. Когда их губы соприкоснулись, острое наслаждение пронзило ее.
Ощущение было настолько новым и сильным, что она испуганно прошептала:
– Спенсер!
– Да, да, – шепотом ответил он, обнимая и прижимая ее к себе.
Одна его рука легла ей на талию, вторая – на плечи. Он обнял Эллисон крепко, по-хозяйски. Губы и язык скользили по ее сомкнутым губам.
Под бархатистыми прикосновениями ее губы разжались. Это было приглашение, которого он ждал. Его язык нырнул в сладостную глубину ее рта и стал жадно и беспокойно блуждать, пока не удостоверился, что она признала за ним право там находиться.
Бедняжка Энн, подумала Эллисон. Ей суждено прожить жизнь, довольствуясь пресными, скучными поцелуями Дэвиса, и не испытать того, что испытывает она сейчас. Поцелуи Дэвиса были приятными, но в них не было неистовства, не было страсти и ярости. Поцелуи Спенсера были безудержными.
Он поднял ей рубашку и с силой притянул к себе. Его ладонь, соскользнув с талии, легла на ягодицы. Рука Спенсера уютно расположилась между бедрами и теплой подушечкой, и он удовлетворенно заворчал.
Другая его рука отыскала грудь Эллисон под рубашкой и стала легонько ее ласкать. Большим пальцем Спенсер начал массировать сосок, отчего тот превратился в твердый камешек.
– Энн, я знал, что у нас так все будет, – шепотом проговорил Спенсер.
Имя сестры прозвучало как пощечина, и Эллисон пришла в себя. Она высвободилась из его дерзких, хотя и деликатных объятий. Удивленный, он позволил ей это сделать. Эллисон отодвинулась от Спенсеpa. Стоя посреди гостиной Энн, она зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями.
Открыв наконец глаза, Эллисон увидела, как Спенсер пристально наблюдает за ней. Он оставил ее в покое, дав время разобраться в своих чувствах.
– Вы должны уйти, Спенсер. Немедленно. И забудьте… этот поцелуй.
– Если вы просите, я уйду, но поцелуй не забуду.
– Вы должны! – выкрикнула она. Спенсер думал, что перед ним невеста его друга. Сегодня она была Энн, но завтра снова превратится в безвкусно одетую Эллисон, и он больше никогда не посмотрит на нее. И главное – то, что сейчас происходит между ними, способно разрушить отношения Энн и Дэвиса.
– Я не могу это забыть, – твердо заявил он. – У меня не было намерений идти в ресторан и влюбляться в вас, но так уж случилось. Когда я расстался с вами, то подумал: может быть, вы стали такой желанной потому, что там горели свечи… Или из ревности – ведь Дэвис испытывает к вам такие чувства.
Он шагнул к ней, но когда протянул руку, Эллисон отскочила. Однако на лице Спенсера можно было прочесть решительность и непреклонность.
– Так или иначе, я поцеловал вас. И это свело меня с ума. Неужели вы и в самом деле полагаете, что я могу все забыть?
– Вы хотите сказать, что всегда добиваетесь того, чего желаете?
– Да.
– Невзирая ни на какие последствия?
Он поджал губы, пытаясь справиться со своими чувствами.
– Как бы вам ни казалось, но я человек чести. Я хочу вас, Энн. И судя по всему, вы хотите меня. Но мы должны помнить, что есть Дэвис. И так или иначе придется что-то решать.
После этих слов Эллисон почувствовала, как ее охватила паника. Побелевшими пальцами она сжала воротник рубашки.
– Что вы имеете в виду?
– Предоставьте это мне. – Он сделал к ней три решительных шага и крепко поцеловал.
– Нет, Спенсер, выслушайте меня. Вы не должны…
Он снова поцеловал ее. Затем, пока она еще не пришла в себя и не восстановила дыхание, вышел из комнаты.
Эллисон несколько секунд тупо смотрела на закрывшуюся дверь. Прикрыв дрожащей рукой рот, она прошептала:
– Господи! Что же я наделала?!
Глава 3
На следующий день ровно в час Эллисон была в клинике, куда приехала справиться о состоянии здоровья Энн.
– Она в реанимации, – ответила сестра, – но вы можете к ней пройти.
Эллисон двинулась по коридору, стены которого были украшены изящными литографиями с подсветкой, между ними стояли кадки с роскошными тропическими растениями. Прежде чем выразить сочувствие находящимся в палатах больным, посетителям предоставлялась возможность полюбоваться этим безмятежным антуражем и едва ли не позавидовать пациентам.
Проведя бессонную ночь, Эллисон в восемь утра позвонила в клинику, и ей сказали, что мисс Леман сейчас повезли в хирургию, где ей сделают анестезию.
В реанимации находились две пациентки. Около каждой дежурила медсестра. Кровать Энн стояла возле двери. Глаза сестры закрыты, однако никаких медицинских аппаратов рядом с ней не было. Она спала, вытянув руки по швам. Под больничным халатом Эллисон разглядела бинты. Она поморщилась.
– Энни! – негромко позвала Эллисон, касаясь руки сестры. – Энни!
Веки Энн шевельнулись, она открыла глаза и через какое-то время узнала Эллисон.
– Привет! – Было такое впечатление, что она, словно горошины, покатала это слово во рту, прежде чем произнести его.
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично… Очень хочется спать. – Энн пошевелила плечами и поморщилась. – Я бы чувствовала себя паршиво, если бы не мысль о том, как эффектно буду выглядеть в бикини.
Эллисон улыбнулась, но улыбка получилась натянутой. Несмотря на свое возбужденно-эйфорическое состояние, Энн заметила это и произнесла:
– Не надо беспокоиться. Я чувствую себя отлично, честное слово. Доктор сказал, – тут ее глаза подернулись поволокой, однако усилием воли она снова открыла их, – сказал, что все будет чудесно.
– Хорошо. Я рада… А когда они переведут тебя в палату?
– Скоро, наверное. – Энн снова закрыла глаза.
Эллисон почувствовала себя беспомощной. Она провела ночь в тягостных раздумьях, ища способ, как бы поправить дело. И решила, что прежде всего надо обо всем рассказать Энн. Но Энн была не в состоянии слушать.
– Энни, – сделала еще одну попытку Эллисон, теребя руку сестры. Когда та открыла зеленые глаза, Эллисон предложила:
– Давай я позвоню Дэвису. Он с ума сойдет, если узнает, что ты решилась на хирургическую операцию, не поставив его в известность. Дэвис приедет и будет держать тебя за руку… Он, а не я. Дэвис очень огорчится, когда откроется, что ты сделала это втайне от него.
– Нет, Эллисон, нет, – прохрипела Энн. – Пока что нет.
– Но он должен знать.
– Дэвис узнает… Но я не хочу, чтобы он видел меня, пока не снимут бинты и я не стану красивой.
– Не имеет значения, как ты выглядишь. Он любит тебя.
– Пожалуйста, Эллисон, не надо. – Энни снова закрыла глаза, и Эллисон показалось, что сестра заснула. Спит или делает вид? В детстве Энн нередко избегала многих неприятностей, прикинувшись спящей.
– Я позвоню тебе попозже, – сказала Эллисон, отпустила безжизненную руку сестры и вышла из палаты.
Она невольно рассердилась на Энн. Именно Энн заварила всю эту кашу, а теперь отсыпается. А вот Эллисон надо искать выход из создавшегося положения.
– В конце концов я не виновата, если ее брак с Дэвисом расстроится, – в сердцах проговорила она, открывая тяжелую больничную дверь и выходя на яркое солнце, Тем не менее Эллисон знала, что вина ляжет на нее. Если свадьба не состоится, будут ругать ее, в том числе и она сама.
Идя в лабораторию, Эллисон пыталась найти оправдание себе, однако все ее аргументы казались неубедительными. Она танцевала с мужчиной. Она впустила его в дом Энн. Она позволила ему такие вольности, которые следовало бы пресечь одним гневным взглядом. Она позволила ему целовать ее.