– Мне кажется очень странным, что вы сейчас заговорили об этом. Если вы не хотите, чтобы люди знали о вашей жизни с Раммом, почему же решили написать книгу? Нет ли здесь противоречия?

Она тяжело вздохнула, прикрываясь цветной подушкой, словно щитом.

– Иногда я очень жалею об этой затее.

– Тогда зачем вы взялись за книгу, Кирстен? Из-за денег?

Она презрительно посмотрела на Рэйлана и отбросила подушку.

– Конечно же, нет!

– Рад слышать. Я бы огорчился. Тогда почему?

– Хотела увековечить образ Чарли.

– Ну и каким вы его видите? – Рэйлан сел по-турецки, лицом к дивану.

– Таким, как все. Стопроцентным американцем. Сильным. Смелым. Порядочным. Он бы настоящим героем для молодежи.

– Господи, Кирстен, вы что, цитируете листовки, пропагандирующие здоровый образ жизни, или рекламные ролики против наркотиков, пьянства за рулем и тому подобного?

– Да. – Она нахмурилась.

Норт знал, что ей не понравится следующий вопрос, но не мог не задать его:

– А бывало такое, что Рамм проповедовал одно, а поступал по-другому?

Она прищурилась, в глазах ее мелькнули злые огоньки.

– Нет. Он всегда оставался верен своему образу принципиально честного человека.

– Ладно, не сердитесь. Просто у меня не проходит ощущение, что вы взвалили на себя крест защищать безупречную репутацию мужа.

– Его репутация не нуждается в защите.

– Не забывайте, что не все так думают. Многие считали, будто он провоцировал людей на безрассудство. Невероятные трюки в воздухе выходили у него настолько легко и просто, что вызывали у неопытных пилотов-любителей желание сделать то же самое.

Кирстен, не соглашаясь, покачала головой. – В каждом интервью Рамм акцентировал внимание на огромном риске для тех, кто занимается высшим пилотажем. Точный расчет и осторожность были его пунктиком.

– Но ваш муж воспевал скорость. Это все равно что просить подростка не гонять слишком быстро, протягивая ему ключи от семейной «ВОЛЬВО».

– Скорость и сила притяжения были тем, что Чарли преодолевал всю жизнь. Он хотел, чтоб все с пеленок знали: любые препятствия, какими бы сложными они ни казались, можно одолеть, потратив на это достаточно сил и времени. Он был примером целеустремленности, олицетворением доброй старой американской добродетели – трудолюбия и упорства. И совершенно не правильно думать, будто он демонстрировал уроки безответственности и беспечности. В отличие от некоторых современных кумиров молодежи Чарли, я думаю, оказывал положительное влияние. Я хочу, чтобы люди помнили это и… и…

–..и тот несчастный случай.

Эти слова, сказанные им так мягко, зловеще повисли в воздухе. Кирстен низко опустила голову, ее подбородок почти касался груди.

– Да.

Рэйлан кинулся к ящику с дровами и подкинул поленья в огонь. Поставив каминную решетку на место, он отряхнул руки и снова сел у дивана. На этот раз прислонился к дивану спиной. Его плечо оказалось рядом с коленями Кирстен…

– Итак, вы хотели увековечить легенду о Демоне… – начал он фразу, но, не закончив, спросил о другом:

– Кстати, мы как-то заспорили на съемках: кто из спортивных комментаторов придумал ему это прозвище?

Кирстен рассмеялась:

– После того как он стал знаменитым, многие оспаривали эту честь. В действительности никто не знает наверняка. Кто-то когда-то сказал, что в его бесстрашии есть что-то демоническое, дьявольское.

– Значит, какой-то остряк отбросил все лишнее, присоединил к сравнению вашу фамилию, и – вуаля! – вышло неплохо.

Она кивнула.

– Ну хорошо. О чем я говорил до этого? Ах да. Что побудило вас взяться за книгу?

– Я уже сказала.

– Вы объяснили, почему сделали это для него: чтобы прославить его героизм. А вам зачем нужна эта книга?

Рэйлан пожалел, что заставил ее углубиться в прошлое. Ах, если бы статьи, фотографии и кинохроника могли приоткрыть тайну бесстрашной души Демона, то не пришлось бы так мучить его вдову.

Но интуиция артиста, артиста от Бога, которая для многих продюсеров, сценаристов и режиссеров была стихийным бедствием, подсказывала ему, что только Кирстен может дать ответ на загадку, скрывавшуюся за обворожительной улыбкой ее покойного мужа. Рэйлан продолжит свое расследование, даже если для Кирстен это будет очень тяжело. Он проходил и через более сложные испытания, прежде чем докапывался до самой сути в характере своего персонажа.

Перед тем как сниматься в роли бродяги времен Великой депрессии, Рэйлан несколько недель жил в поездах, голодал и попрошайничал. Когда пришлось играть футболиста, он тренировался в команде «Л.А. Рэме» с полной физической нагрузкой, как профессиональный спортсмен. Работая над ролью польского еврея, узника концлагеря, он обрил голову и чуть не довел себя до голодного обморока. Он делал все возможное, чтобы «поставить себя на место» своего героя.

Теперь Рэйлан пытался влезть в шкуру Демона Рамма. Судя по всему, шкура у летчика была очень толстая и жесткая.

– Мне нужно было, чтобы воспоминания улеглись, – сказала она, отвечая наконец на вопрос Рэйлана.

Он посмотрел на Кирстен. Ее взгляд был устремлен на огонь.

– После того несчастного случая всплыло множество проблем, которые требовали внимания. Расследование страховой компании, похороны. – Ее передернуло. – Поднялась такая суматоха! Журналисты что-то вынюхивали, а фанаты вопили, чтобы их допустили до гроба…

Она закрыла лицо маленькими руками с тонкими голубыми прожилками. Ее неподдельное страдание глубоко взволновало Рэйлана. Ему до боли захотелось прикоснуться к этим изящным пальчикам и таким образом попросить прощения за то, что бередит ее раны.

Господи, что же делать? Прижать Кирстен к себе, как ему хотелось, он не мог. Она поняла бы, что это жалость, а Рэйлан знал, гордость не позволит ей принять чью-либо жалость. О том, чтобы зацеловать ее невероятно печальное лицо, не могло быть и речи: легкой, успокаивающей лаской дело не кончилось бы. Он знал, что, если коснется ее губ своими, в этом будет нечто большее, чем просто нежность.

Рэйлан остановился на том, что положил руку на колено под юбкой. В ответ он почувствовал лишь едва заметную дрожь – непроизвольную реакцию. Но Кирстен позволила мужской руке лежать на ее гладком колене.

Ресницы были влажными, но она не плакала.

– Я ощущала полную отстраненность. Я делала все необходимое, но по-настоящему ничего не осознавала. Вы понимаете, что я имею в виду?

Он слегка сжал ее колено. Кожа была нежнее шелка. Ему приходилось волевым усилием удерживать пальцы в неподвижности.

– Америка рыдала во весь голос, а я так не могу. Мне всегда действовала на нервы необходимость быть на виду у публики, но никогда так сильно, как после смерти Чарли. Ужасно оплакивать мужа, зная, что подробный репортаж об этом появится в утренних газетах.

– Написание книги – это способ оплакать его без посторонних, похоронить его, излить невыплаканные слезы. – В шепоте Рэйлана слышалось искреннее сочувствие.

Она тихонько согласилась:

– Как только выйдет книга, а за ней и фильм, я покончу с этим навсегда. Я хочу жить своей жизнью, быть только собой. Я хочу помнить, что я миссис Рамм. Но все остальные об этом должны забыть.

В хрупкой тишине раздавался лишь сухой треск поленьев. Затянувшуюся паузу прервала Элис.

– Кирстен, хочешь, я подам кофе? – поинтересовалась она, остановившись в широком, закруглявшемся вверху дверном проеме.

Кирстен вопросительно посмотрела на Рэйлана. Тот отрицательно покачал головой.

– Спасибо, не надо. Ложись спать, Элис.

Увидимся утром.

Экономка пожелала им спокойной ночи и ушла. «Интересно, – подумал Рэйлан, – заметила ли Элис мою руку, лежащую на колене хозяйки?»

Наверное, Кирстен подумала о том же, потому что положила ногу на ногу и выпрямила спину. Казалось, демаркационная линия между ними была стерта, и теперь женщина хотела провести ее заново, на случай, если этому мужчине рядом вдруг взбредет в голову снова переступить границы.

– Вы уверены, что ничего не хотите? – спросила она, пытаясь вежливостью отвлечь внимание от неловкого движения. – Сладкого или чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо. А каким кавалером был Рамм?

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы переключиться с ответа Рэйлана на его вопрос.

– Кавалером?

– Он был вежливым, застенчивым, любвеобильным, агрессивным, экстравагантным, скованным, каким? Какие были его первые слова?

– Ни за что.

– Пожалуйста, Кирстен, мне нужно…

– Я же вам отвечаю! Это первое, что Чарли мне сказал, – «ни за что».

– Так, значит, вы первая заговорили. – Рэйлан оперся локтем о край дивана, положил подбородок на руку и взглянул на Кирстен с улыбкой, которая обольстила бы половину всего населения земного шара. – Расскажите мне об этом.

Она сделала глубокий вздох.

– Я тогда только что получила степень бакалавра и очень любила задирать нос.

– Вы не изменились.

Она угрожающе посмотрела на него, но на губах ее дрожала улыбка.

– Мужчины, которые меня окружали, были в основном интеллектуалы. Подружка как-то пригласила меня в ночной клуб. Я знала, что там часто собираются военные, и не хотела идти. Но она познакомилась с каким-то летчиком и хотела похвастаться им, так что мне ничего не оставалось, как пойти…

– И вы пошли, – подхватил Рэйлан. Он сложил большие и указательные пальцы так, что получилось нечто вроде прямоугольного объектива, сквозь который теперь и рассматривал Кирстен, как будто она была в кадре. – Я словно все это вижу собственными глазами. Вот вы, маленькая леди, печальная и растерянная, в толпе подвыпивших, сыплющих непристойности и…

–..и когда моя подружка покинула меня, чтобы потанцевать с этим летчиком, я хотела только одного – ничем не выделяться. И тут в противоположном конце зала я увидела мужчину.

Улыбка осветила ее лицо. Искренняя, несдерживаемая, естественная в своей красоте улыбка. У Рэйлана все внутри перевернулось от зависти к Чарли Рамму.

А Кирстен продолжала:

– Это был высокий симпатичный блондин, широкий в плечах, он так самоуверенно улыбался, будто для него в жизни никогда не существовало никаких преград. На его лице было написано «Любую соблазню».

– А вы, конечно, терпеть таких не могли.

– Еще как! Но он протиснулся к моему столику и сел рядом.

– Как?

– Что как?

– Как он сел? На краешек стула? Плюхнулся на него с размаху? Как?

– Вообще-то он развернул стул, оседлал его и обхватил спинку руками перед собой.

– Вот-вот, спасибо. Извините, что прервал. Продолжайте.

– Этот парень не произнес ни слова. Просто сидел, глупо улыбался и пялился на меня. Я сказала: «Перестаньте на меня смотреть». А он…

– «Ни за что».

Кирстен и Рэйлан рассмеялись вместе.

– А потом? Потом он предложил вам что-нибудь выпить?

– Да, но я отказалась.

– Какая бессердечность!

Кирстен подпрыгнула, будто ее укусила змея. Грустная, задумчивая улыбка исчезла. На лице было написано крайнее удивление.

– Это почти то же, что сказал Чарли. Он прижал руки к груди, как Ромео, и произнес:

«О дева юная, не будь так жестока».

– Может, я уже знаю его лучше, чем мне кажется. – Рэйлан усмехнулся. – Продолжайте. Что произошло потом?

– Его глупость рассмешила меня.

– Ваше сердце дрогнуло.

– Да, и в тот миг своей слабости я позволила угостить меня стаканом белого вина.

– Белого вина, да? – Рэйлан развеселился. – А на вас были очки, когда вы потягивали белое вино там, где рекой текли виски и пиво?

Чувствуя, что теперь Кирстен совсем успокоилась, он растянулся перед диваном, положив голову на руки и скинув башмаки. На месте живота появилась впадина, начинавшаяся от ребер, и он понял, что голоден. К тому же немного возбужден. Интересно, заметила ли Кирстен бугорок под молнией на его джинсах? Наверное, нет. Это ведь теперь его нормальное состояние, с тех пор как он переступил порог этого дома, – не достигшее стадии неприличия напряжение. «Можно без труда заметить, что я на взводе». Эта мысль заставила Рэйлана улыбнуться. Чтобы не выдать себя, он спросил:

– Какую же общую тему для разговора вы нашли?

– Мы в основном говорили о нем. Не потому, что Чарли был таким уж неучтивым. Он был в восторге, когда узнал, что я получила степень, задавал какие-то вопросы. Но по-настоящему его занимали только небо и самолеты. Больше ничего. Чарли всегда о них говорил.

– Мне кажется, вы сердитесь.

– Вовсе нет!

При столь эмоциональном ответе брови Рэйлана удивленно приподнялись.

– Я хочу сказать, что Чарли жил полетами, – сказала она в оправдание. – Он был рожден, чтобы летать. Я поняла это с самого начала, в тот же вечер. Для него не летать означало не дышать.

«Демон Рамм был фанатиком своего дела, – думал Рэйлан. – Но жить с людьми подобного типа нелегко. Их преданность делу, должно быть, вызывает ревность у близких. Не это ли так отчаянно пытается скрыть Кирстен – что она ужасно ревновала Рамма к авиации…»

Рэйлан мгновение изучал ее лицо, взвешивая, насколько рискованно было бы сейчас поднять еще одну тему, по горячим следам предыдущей. И решил, что отсрочка не сделает разговор об этом легким.

– По сценарию, Рамм говорит вам, что сожалеет об окончании войны во Вьетнаме.

– Да, – спокойно призналась она. – Он боевой пилот, которому не с кем стало воевать. Я думаю, Чарли был ужасно разочарован, когда наши войска покинули зону Персидского залива. Он не хотел убивать. Просто считал своим призванием летать только на скоростных самолетах. Поэтому не остался в военно-морских силах и не стал гражданским летчиком, как большинство его друзей.

Рэйлану хотелось подробнее изучить эту черту характера ее мужа, но не сейчас.

– Мы забегаем вперед, – сказал он, – в тот вечер Рамм влюбился в вас?

– Естественно.

– Ну конечно. Только сумасшедший не влюбился бы в вас. Какую же тактику обольщения он выбрал?

– А как по-вашему?

Кирстен бросала ему вызов: так насколько же хорошо он изучил своего героя? Рэйлан прищурился и склонил голову набок.

– Вы пойдете со мной в постель?

Она с шумом втянула воздух.

– Нет.

– Это вы ответили ему тогда или мне сейчас? В комнате вдруг стало очень тихо. Слышно было только, как потрескивали дрова в камине.

Наконец она вымолвила:

– Вы говорили не за себя. Вы спросили за него, не так ли?

Актер улыбнулся, но ничего уточнять не стал. Зато несказанно обрадовался, заметив, что она нервничает. Не желая останавливаться больше на этом, Кирстен продолжила:

– Чарли сказал, что я не похожа на тех, кто довольствуется короткими отношениями, и я подтвердила это.

Рэйлан предложил следующую фразу:

– «Это хорошо. Потому что я мечтаю о чем-то более продолжительном».

– Ну, это вы знаете из сценария. Он кивнул и продолжил атаку:

– Он сбил вас с толку?

– У меня от него голова шла кругом и дух захватывало. После мальчиков из студенческого городка – в устаревших твидовых пиджаках, с неестественным акцентом и жаргоном интеллектуальной элиты – Чарли казался таким необыкновенным: потертая кожаная куртка, южный выговор, напористость, сила.

Ее голубые глаза сверкали, розовый язычок нервно облизывал губы, дыхание участилось.

– Знаете, просто находиться рядом с ним было уже интересно.

– Могу себе представить, – пробурчал Рэйлан.

Ему и в голову не приходило, что он станет ревновать. Невероятно! Его как будто пронзило стрелой. С каждым ударом сердца мозг пропитывался новой порцией яда. То был яд ревности.

Он мог понять ее возбуждение, потому что ощущал такое же, если не более острое, мысли о сексе заставляли трепетать каждую его клеточку. От сознания того, что в них загорается нечто прекрасное, хотелось дать волю чувствам, чтобы стало еще лучше. Эмоции брали приступом крепость здравомыслия. То был ад. То был рай. Самое легкое перо самого гениального из поэтов бессильно описать это томление в груди, это напряжение в паху, этот жар в крови, этот бунт плоти.

Но он, черт побери, желает знать, откуда у Кирстен эти чувства: вызваны воспоминаниями или причина в нем, Рэйлане? Эти голубые глаза звали тень Демона Рамма? Или живого Рэйлана Норта?

Очевидно, глаза выдали волнение мужчины, пронзительный взгляд которого напугал Кирстен.

Ступни ее коснулись пола.

– Уже поздно, а я должна завтра переписать четыре страницы.

Доля секунды, и Рэйлан уже стоял перед Кирстен, сжимая ее плечи.

– Не так уж поздно. Мы еще не закончили.

– Я закончила.

Она попыталась освободиться из его рук, но Рэйлан не пустил. Это не было насилием: его глаза были куда более властными, чем руки. Он мог заставить ее не уходить только силой взгляда, не прикасаясь.

– Чарли пригласил вас на танец, так?

– Да.

– Какая была музыка?

– Не помню.

– Черта с два! Вы же помните все остальное. Что за музыка?

– Какое это имеет значение?

– Вот именно – какое это имеет значение?

Примирившись с неизбежностью, она обреченно ответила:

– Люди начали уставать, просили только медленные танцы. Нил Даймонд, поздние «Битлз», «Карпентерз».

– Есть что-нибудь из этого? Он отошел к стене со встроенной стереосистемой и стал перебирать диски на стеллаже.

– У меня нет ничего этого. Вряд ли. Не думаю.

– Тогда подберем что-нибудь по своему усмотрению. «Чикаго» или «Беспечный шепот». Что хотите?

– Вы с ума сошли. Вы что, хотите устроить танцы?

– В общем, да. Таков сценарий. Это исследовательский эксперимент.

Он поставил диск «Чикаго» и включил аппаратуру. В одно мгновение комната наполнилась звуками из спрятанных в разных местах, колонок. Рэйлан настроил громкость и вернулся к Кирстен.

– Как он держал вас?

– Рэйлан, не нужно.

В первый раз за этот вечер она назвала его по имени, правда, с раздражением, но он не обратил на это внимания.

– Мне нужно.

– Зачем?

Кирстен воспротивилась, когда он попытался начать с ней танец.

– Затем, что мы еще не ставили эту сцену. Я хочу знать, как это было на самом деле.

– Я начинаю ощущать себя испорченной пластинкой. Прочтите мою книгу.

– Я прочел. Там сказано, что вы танцевали и испытывали при этом романтические чувства. Маловато для актера, который должен сыграть такое.

– Это работа режиссера – развивать мои мысли и ставить сцены.

– Он и будет ставить, Кирстен, а моя забота – сделать сцену похожей на правду. Когда зрители видят фильм, каждый мужчина должен хотеть оказаться на моем месте, и каждая женщина – на вашем… Теперь сосредоточьтесь.

Последние слова относились к нему самому в не меньшей степени, чем к партнерше. Потому что при соприкосновении их тел Рэйлана охватило огненное желание, и единственное, на чем он мог сосредоточиться, была мысль о проникновении в нее. В тот момент он понял: рано или поздно это случится. И пусть он сдохнет, но он вкусит тела этой загадочной женщины!

– Я Рамм. Я только что познакомился с невероятно привлекательной женщиной и хочу ее больше всего на свете. Что я делаю? Как себя веду? – Рэйлан с силой притянул ее к себе. – Как держал вас Рамм во время танца? Вот так?

Они стояли в исходной для вальса позиции, только намного ближе друг к другу, чем это позволил бы учитель танцев.

– Да, сначала.

Рэйлан повел ее, двигаясь в такт причудливой мелодии вдохновения. Их танец был чем-то большим, нежели просто ритмичное покачивание наэлектризованных тел или легкий флирт мужчины и женщины. Это была любовная прелюдия.

– Он был застенчив с вами? Или крепко прижимал вас к себе?

– Да.

– Что «да»?

– Второе. Чарли не знал застенчивости.

– Он терся щекой о ваши волосы?

Она кивнула, и Рэйлан прильнул к ее голове.

– Так?

– Да, только…

– Только?

– Только он был выше на несколько сантиметров. Ему приходилось наклоняться.

– Ну, с этим придется смириться, вставать на цыпочки я не собираюсь. К тому же, – прошептал он, – мне кажется, что мы очень друг другу подходим.

Их тела находились в полной гармонии друг с другом. Гармония была настолько невероятной, что казалось, будто они сошли с картины, изображающей идеальный союз: его грубая мужественность, нашедшая пристанище в ее нежности. Ткань ее платья была тонкой, почти прозрачной, и джинсы были единственным, что их разделяло. За пульсацией крови в висках он почти не слышал музыки.

– Что-нибудь еще мне расскажете? – спросил он, нежно подув на короткую бахрому волос на ее шее.

– Он был сильнее, чем вы. Я помню, как спокойно мне становилось, когда он обнимал меня за…

Она замолчала, и Рэйлан поднял голову, чтобы взглянуть на нее.

–..обнимал за?..

– За талию, – продолжила она охрипшим голосом.

Он сцепил руки за спиной Кирстен и еще крепче прижался к ней, еще глубже продвинул ногу между ее бедер.

– Так?

Она кивнула и, немного подавшись назад, устремила на Рэйлана пристальный взгляд, будто пытаясь увидеть в его лице черты Чарли.

– Его волосы были светлее ваших. И курчавее. Совершенно другая структура волос.

– Структура? – переспросил Рэйлан. – Вы трогали его волосы в тот вечер?

Кирстен покачала головой. В глазах ее были растерянность и враждебность.

– Я… вы смущаете меня. Я забыла. – Она опустила голову ему на грудь, руки ее безвольно повисли.

– Когда вы танцевали с Чарли, ваши руки находились в том же положении, что и сейчас, Кирстен?

Она покачала головой на его груди, давая понять, что ответ отрицательный.

– Тогда в каком? – мягко спросил Рэйлан. Словно в трансе она медленно подняла руки и мягко обвила ими его шею. Он почувствовал, как затвердели соски ее невысокой груди. Рэйлан тяжело, со свистом втянул в себя воздух.

– Так вы дотронулись до его волос?

– Мне кажется, да. Наверное, я слегка провела по ним пальцами.

Кирстен подкрепила свои слова действием, и, чтобы сдержать стон, когда тонкие пальцы пробежали по его затылку, он прошептал:

– В чью пользу сравнение? Рэйлану было наплевать. Все, что он хотел знать, это понравились ли Кирстен его волосы.

– Ваши более гладкие, мягче, длиннее. Не такие жесткие, не такие курчавые.

Он нежно покусывал ее ушко. Руки гладили обнаженную спину.

– В тот вечер на вас было платье с вырезом на спине?

– Нет. Стояла осень. Я была в свитере. У нее была удивительно гладкая кожа! Как кожа ребенка. Ему еще не доводилось прикасаться к такой.

– На вас был бюстгальтер?

– Да.

– О Господи! – тяжело простонал он, чувствуя, как горят ее груди.

– Вы понимали, что он возбуждается? – Рэйлан плотно-плотно прижался бедрами к ее бедрам.

– Да, – прошептала она.

– Долго вы танцевали, Кирстен? Не один час, я надеюсь? – сказал он и подумал, что Рамм был куда выносливее его.

– Нет, всего несколько песен. Моя подруга подошла и сказала, что она со своим пилотом уходит.

Кирстен опустила руки и высвободилась из его объятий. Будучи не в состоянии больше разыгрывать из себя пещерного человека, Рэйлан вынужден был отпустить ее. Музыка вдруг стихла, и комната наполнилась режущей ухо тишиной.

– Чарли был очень галантным и предложил подвезти меня до дома.

– Он сделал это не только из галантности, – недовольно пробурчал Рэйлан.

Кирстен бросила на него гневный взгляд.

– Он был настоящим джентльменом и не позволял себе дерзостей.

– Не сомневаюсь, что он был джентльменом. Но я также уверен, что он был на взводе и думал только о том, как бы затащить вас в постель.

– Как вы…

Остальная часть вопроса осталась Рэйлану неизвестной. Кирстен пристально оглядела его сверху донизу, и на лице отразились изумление и ужас, когда ее опасения подтвердились.

– Правильно, Кирстен, лучше уж вы молчите, – сказал он негромко. – Чарли вас поцеловал в тот вечер?

– А как в сценарии?

– В сценарии поцелуй есть, как же без этого? Но ведь мы хотим сделать правдивый фильм. Чарли целовал вас в первый вечер?

Утвердительно кивнув, она стала пятиться от Рэйлана.

– Какой это был поцелуй?

– О, в данной области вы большой знаток. Я уверена, что, каким бы ни оказался этот первый поцелуй на экране, публика воспримет его на ура.

– Абсолютно с вами согласен, – самовлюбленно ответил он. – Мастерство доставляет мне огромную радость. Чарли колебался, боялся вас обидеть? Или так отчаянно хотел вас поцеловать, что ему было безразлично, обидитесь вы или нет?

Рассудок твердил Рэйлану, что эта странная и опасная игра с огнем может далеко завести. Но ни тот ни другой уже не владел собой в достаточной степени, чтобы предотвратить то, что надвигалось: остановиться не было никаких сил. Он поцелует Кирстен или умрет.

– Это был нежный, невинный поцелуй? Или страстный и грубый? Или какой-нибудь еще?

Его горячая широкая ладонь легла ей сзади на шею. И не успела она взглянуть на Рэйлана, как губы их встретились.

На этом кончилось всякое сходство. Если ее первый поцелуй с Чарли был неуклюжим и скомканным, если молодой пилот ВМФ СИ ТА врезался в нее носом, извинился, попробовал еще раз, значит, их первый поцелуй был совершенно непохож на тот, который знаменитый актер запечатлел на губах вдовы знаменитого летчика.

Рэйлан вложил в этот поцелуй именно столько силы и страсти, сколько было нужно. Если Чарли мучил ее рот сухими сомкнутыми губами, пока не осмелел достаточно, чтобы пустить в дело язык, то сейчас Кирстен была поражена полным отсутствием застенчивости у Рэйлана. Его язык сразу устремился в ее рот и двигался бесстыдно, умело и возбуждающе.

Рэйлан мгновенно – до боли в висках – понял, что всю жизнь будет помнить вкус ее губ. Боже, какими они были сладкими! Ее рот раскрылся, как бутон, и затем восхитительные лепестки этого бутона нежно сомкнулись вокруг его языка.

Он познавал ее, со страхом отгоняя мысль:

«Не зашел ли я слишком далеко?» – и в то же время испытывая отчаянное желание продолжать. Ведь она… она откликалась на ласку. Пальцы вцепились в пояс его джинсов, затем заскользили по его спине. Тело Кирстен напряженно дрожало. Покачивая бедрами, он напирал до тех пор, пока ее ноги не обхватили самую горячую и напряженную часть его тела. Повинуясь мгновенному импульсу, он начал ритмично вжиматься в ее восхитительную мягкость.

Внезапно в затуманенном страстью мозгу мелькнуло подозрение: «А что, если ее неистовые движения вызваны не ответной страстью, а желанием убежать?» Он так резко разжал объятия, что оба они покачнулись. Какие-то мгновения они только смотрели друг на друга. Их распухшие от поцелуев губы были влажными, дыхание прерывистым.

Он так много хотел сказать! Она не дала ему шанса: развернувшись на пятках, вылетела из комнаты. Рэйлан хотел ее удержать, но его руки схватили воздух.

– Кирстен!

И рванулся за ней, зная, что это бесполезно. Даже если бы он догнал ее, то что бы сказал? Принес извинения? Но он не чувствовал себя виноватым. Если представится возможность, он снова ее поцелует с такой же страстью…

Проклиная себя, свою несдержанность и странную, им же спровоцированную ситуацию, Рэйлан смотрел, как Кирстен отступает в убежище – спальню, которую когда-то делила с мужем…