– Хеймс утверждает, будто ваш кот обладает сенсорными способностями.
– Этими способностями в какой-то степени обладают все кошки. Если вы возьмёте в руку открывашку для консервов, они поймут, что вы собрались либо открыть банку кошачьих консервов, либо банку бобов в томате. Они могут спать в другом от вас конце комнаты, но имейте в виду, стоит вам только подумать о лососине, как они тут как тут! Я, правда, должен признать, – добавил Квиллер с едва прикрытой гордостью, – что Коко несколько превосходит в этом смысле всех остальных мною виденных котов. Может быть, вы слышали об убийстве керамистки Поттер на Речной дороге? Так вот Коко распутал это преступление прежде, чем полиция даже о нём узнала. Было ещё ограбление в Тёплой Топи, затем стрельба на «Вилла Веранда», а затем огромное количество смертей среди антикваров в Хламтауне. Коко успешно расследовал вое эти случаи – причем делал это чисто по-кошачьи. Он просто нюхал, скребся, вытаскивал всякие вещи, которые впоследствии оказывались уликами преступлений. И всё же я не хочу привлекать к нему внимание общественности: слава может ударить ему в голову, и он посвятит свою жизнь расследованию преступлений. Кошки извращены и непредсказуемы, как жёны.
– Вы женаты?
– Как-то раз был.
– И как долго?
– Достаточно для того, чтобы стать специалистом в этой области.
– А я женился прошлым летом и думаю, что жить без этого нельзя, – произнёс молодой репортёр.
– Поздравляю!
Принесли ростбифы, и Квиллеру пришлось вторично напоминать о хрене. Потом он обратился к Мэтту
– Где вы живете?
– В «Счастливом Лесу». «Все молодые пары отдают дань "Счастливому Лесу", – подумал Квиллер. – Там они растят детей и беспокоятся о сорняках на лужайках». Сам же он, будучи в душе бродягой, предпочитал съёмные квартиры или гостиницы.
– А я остановился в пентхаусе "Касабланки", – сказал Квиллер. – Это вам о чём-нибудь говорит?
– Пару месяцев назад там убили арт-дилера.
– Вы были на месте преступления?
– Нет, – сказал полицейский репортёр. – Убийца оставил признание и покончил с собой. А в тот самый день случилась ещё авиакатастрофа, поэтому в течение двух недель предпочтение отдавалось именно этой новости.
– Вам что-нибудь известно об убийце?
– Художник по имени Росс Расмус. Специализировался на рисунках грибов . Вы представляете? Я думаю, он был полным шизиком. Намалевал признание на стене красной краской.
– На какой стене? – спросил Квиллер.
– Не знаю. Не помню, была ли упомянута вообще какая-нибудь стена.
– «Может быть, – подумал Квиллер, – художник вернулся к себе в мастерскую, где хранил краски, и там написал признание. То есть в квартире 14-В. Киистра Хедрог, возможно, что-нибудь об этом знает».
– А были какие-нибудь версии о мотиве преступления? – спросил он Мэтта.
– Ну, они были, вы понимаете, любовниками. Об этом все знали. Женщине нравилось отыскивать молодых талантливых художников. Считалось, что она нашла Россу Расмусу заместителя, а он рехнулся от ревности. Вскрытие показало присутствие наркотиков в крови. Он был накачан ими до предела, когда совершал убийство.
– А орудие преступления?
– Оно, по-моему, так и не было установлено.
– Я вот почему спрашиваю: в пентхаусе развешано множество его картин, и на каждой – грибы и нож. Нож японский, а на кухне есть точно такой же, какой нарисован на картинах.
– Да, – отозвался Мэтт. – Их в городе полно. У моей жены, например. Она любит им шинковать.
Они в молчании поедали свои сандвичи, причём Квиллер сожалел об отсутствии хрена.
– Тело художника упало сверху на машину какого-то мужчины, – сказал Квиллер спустя две-три минуты. – Его показания имеются в вашем репортаже. Не припомните, как его звали?
– О нет. Это было два месяца назад.
В этот момент молодая дама (сапоги и юбка по последней моде) подошла к их столику, и Мэтт представил её как Сашу Криспен-Шмитт из «Утренней зыби».
Квиллер поднялся и радушно, но лукаво сказал, что читал её колонку и что она ему понравилась.
– Спасибо, – ответила она, разглядывая его усы. – Я о вас слышала. Не вы ли живете где-то на Севере, в городке со смешным названием?
– В Пикаксе. Население – три тысячи человек. А насчет забавного названия… У нас неподалеку есть Содаст-сити, Чипмунк и Брр: по буквам «б-р-р». Выпьете с нами кофе или чего-нибудь покрепче?
– С удовольствием бы, – проговорила мисс Криспен-Шмитт, – но мне необходимо вернуться в офис для очередного р-а-з-н-о-с-н-о-го совещания. Что вы делаете в городе?
– Хотелось одну зиму провести вдалеке от трёхметровых сугробов и ледяных торосов.
– Он живёт в этой развалине, в «Касабланке», – сказал Мэтг.
– Неужели? – удивилась она. – Я и сама когда-то там жила. Почему вы выбрали это жуткое место?
Там разрешают держать кошек, а у меня два сиамца.
– И как вам здание?
– Интересное, если вы мазохист.
– И на каком этаже вы живете?
– На четырнадцатом.
– Лучше быть повыше.
– Если не считать того, что оба лифта могут сломаться одновременно.
– Не на четырнадцатом ли пару месяцев назад произошло убийство?
– Именно так мне и сказали.
– Ой, знаете, мне бы хотелось ещё поболтать… Может, мы как-нибудь пообедаем, пока вы здесь?
– С удовольствием, – откликнулся Квиллер. Когда она отошла, он обратился к Мэтту: – Привлекательная девушка. Замужем?
Репортер кивнул.
– За одним из наших спортобозревателей.
– Давайте закажем десерт, а, Мэтт? Сегодня дежурное блюдо – тыквенный пирог со взбитыми сливками. Интересно, каковы они на вкус? Настоящие ли? Человек, живущий в миле от молочной фермы, быстро привыкает к хорошему.
Официантка, так и не принесшая ему хрен, не смогла сказать, из настоящего коровьего молока сделаны сливки или нет.
– Если вы этого не знаете, видимо, они ненастоящие, – подытожил Квиллер. – Тогда принесите яблочный пирог с сыром. Он хотя бы настоящий? Впрочем, уверен, что нет. Давайте лучше замороженный йогурт.
После кофе и десерта они покинули пресс-клуб и каждый пошёл в спою сторону: Мэтт – обратно в полицейское управление, Квиллер – на автобус, идущий до «Касабланки».
– Спасибо, – сказал на прощанье репортер. – Мне было очень приятно с вами пообедать.
– Мне тоже, – откликнулся Квиллер. – И кстати, не сделаете мне одолжение? Проверьте, пожалуйста, ваши записи по делу Бессингер, посмотрите, чью машину разбили на стоянке, хорошо? А потом позвоните мне. Вот номер.
День едва перевалил за половину, а вокруг «Касабланки» царила тишина. Прежде чем подняться по выщербленным ступеням, Квиллер оглядел стоянку машин. «Слива» надежно покоилась в своём двадцать восьмом «стойле», но его интересовали машины, примостившиеся у самой стены здания, под номерами от первого до двадцатого, поскольку прямо над ними находилась терраса, с которой прыгнул Росс. Номера с двадцать первого до сорокового располагались на западной стороне стоянки. После наступления темноты оба ряда освещались недостаточно – на всю большую стоянку имелся только один прожектор.
Квиллер не понял почему, но его рука потянулась к усам. Его роскошные усы были интересны тем, что в минуты сомнения, опасности, подозрений всегда посылали ему сигналы. Вот и сейчас он ощутил покалывание над верхней губой. Входя в здание, Квиллер потёр усы костяшками пальцев.
Поднявшись к себе наверх, он обнаружил под дверью ещё один конверт и застонал, решив, что здесь снова побывала Изабелла. Но конверт был из плотной бумаги цвета слоновой кости, и его имя было выведено очень аккуратно. Может, от Винни Уингфут, подумал он с надеждой и надорвал конверт. Послание, написанное не шариковой, а чернильной ручкой, гласило: «Вы не могли бы оказать мне честь, отужинав у меня в семь? Аделаида Пламб». В левом нижнем углу стояли монограмма и номер телефона.
В некотором замешательстве Квиллер позвонил, чтобы дать согласие.
Ответил Ферди-Бык.
– Хорошо, передам. Сейчас она отдыхает. На ужин будет куриный хаш – мелконарубленная курятина с овощами. Вы любите куриный хаш? Не могу сказать, что это отличное блюдо, но по четвергам она всегда ест именно его.
– Фердинанд, каким бы ни было меню, передай, что мистер Квиллер с удовольствием принимает приглашение.
Повесив трубку, он позвал сиамцев:
– Да, ребятки, вам сегодня предстоит поужинать куда лучше, чем мне. Эй, а куда вы подевались?
Коко тихонько сидел в прихожей, наблюдая за дверьми, ведущими на террасу, и поджидал голубей, которые никогда на неё не садились. Юм-Юм спала на водяном матраце. Вообще она слишком много спит с самого своего приезда в "Касабланку", подумал Квиллер.
Решив как следует подготовиться к встрече с Графиней, он кинул в сумку несколько рубашек и носков впервые за все это время отправился в подвал, в прачечную. Пока Красный медленно опускал его вниз, Квиллер прочёл следующие заметки на доске объявлений:
ХОЧУ КУПИТЬ ГИТАРУ (КВ. 2-F) КОТЯТА БЕСПЛАТНО (КВ. 9-В)
НАГРАДА! КТО УКРАЛ КАССЕТЫ СО СТОЯНКИ МАШИН? ОБР. К УПР.
На четвёртом этаже Красный со скрипом остановился, и в кабину полезла женщина с корзиной для белья. Узрев незнакомца с усами и сумкой, она стала было вылезать обратно, но в самый последний момент передумала. В глаза она ему не смотрела, поэтому Квиллер, пребывая в игривом настроении, решил попроказничать: он принялся шумно и часто дышать, заставив бедняжку прижаться к самым дверям. Когда внизу лифт с грохотом распахнул двери, пассажирка пулей выскочила из кабины, а Квиллер намеренно тяжёлыми шагами затопал за ней.
Прачечная оказалась огромной и унылой: с одной стороны зала находился ряд стиральных машин, с другой – ряд сушилок. Многие были отмечены надписями: «НЕ РАБОТАЕТ». Осыпающиеся кирпичные стены не знали покраски лет шестьдесят. В те времена, когда семейные прачечные стирали, гладили и откатывали белье, веселенькие стены казались никому не нужными. Теперь же мрачное помещение оживляла настоящая галерея всяких запретов и предупреждений, аккуратно выписанных красными и зелёными фломастерами и щедро украшенных восклицательными знаками.
НЕ КУРИТЬ! РАДИО ГРОМКО НЕ ВКЛЮЧАТЬ! НЕ НОСИТЬСЯ!!! НЕ БЕСИТЬСЯ!!!! ИМЕЙТЕ УВАЖЕНИЕ К ДРУГИМ! КАНАДСКИЕ ДЕНЬГИ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ! АДМИНИСТРАЦИЯ НЕ ОТВЕЧАЕТ ЗА ПРОПАВШЕЕ БЕЛЬЕ! НЕ ВЫПУСКАЙТЕ ИЗ ВИДА СВОИ ВЕЩИ!!! НЕ ПИХАЙТЕ СЛИШКОМ МНОГО!!!
Бельё крутилось, вертелось, сбивалось и взбивалось… одна машина тяжело ухала, – видимо, кто-то всё-таки напихал. Несколько человек терпеливо наблюдали за своими вещами: бормочущий себе под нос старик, женщина с двумя маленькими детьми, говорящими на своём непонятном языке, другая женщина в домашнем платье и свитере, сверлящая взглядом уткнувшегося в книжку студента, который как раз и напихал в машину слишком много. Квиллер принялся изучать предупреждения:
МАШИНЫ ПОРТЯТСЯ ОТ БОЛЬШОГО КОЛИЧЕСТВА МЫЛА!! НЕ КОРМИТЕ МЫШЕЙ!!! ЖЕНЩИНЫ С ДЕТЬМИ! НЕ МЕНЯЙТЕ ПОДГУЗНИКИ НА МАШИНАХ! ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ТУАЛЕТНОЙ КОМНАТОЙ"
Несмотря на многолетнее обращение со стиральными машинами, Квиллер принялся с садистским удовольствием расспрашивать свою спутницу по лифту, как ими пользоваться, пояснив загробным голосом, что живёт он здесь недавно. Та, не глядя ему в глаза, быстро всё объяснила и ретировалась с огромной скоростью.
Квиллер не стал пихать слишком много, сунул монету и для дальнейшего вдохновения принялся читать напечатанные (без сомнения, миссис Таттл) послания:
БУДЬТЕ ХОРОШИМИ ЖИЛЬЦАМИ! ВЫЧИЩАЙТЕ ОТСТОЙНИКИ! НЕ СГИБАЙТЕ СУШИЛКИ! ПИТЬ ЗАПРЕЩЕНО! ОТДЫХАТЬ ВОЗБРАНЯЕТСЯ! ЭТО НЕ МЕСТО ДЛЯ РАЗВЛЕЧЕНИЙ!!! В ТУАЛЕТЕ МОЖЕТ НАХОДИТЬСЯ ОДИН ЧЕЛОВЕК, НЕ БОЛЬШЕ! ИНАЧЕ ОН БУДЕТ ЗАКРЫТ!
Скамьи оказались жесткими, к тому же без спинок: к отдыху они не располагали, но Квиллер все же сел и вытащил кипу принесённых с собой газет. Он взялся их просматривать, как вдруг уголком глаза заметил в комнате что-то красное. В прачечную забрёл Руперт и теперь осматривал её, выискивая нарушения.
Квиллер кивнул ему и спросил:
– Руперт, можно задать вам вопрос? Почему на террасе нет голубей? Мои кошки любят за ними наблюдать.
– Проклятые грязные птицы! – прокаркал сторож. – Дама, которая жила там до вас, любила их подкармливать, а жильцы, парковавшиеся внизу, подняли из-за этого настоящий вой. Не дай бог, миссис Т. застанет вас за подкормкой: она с вас три шкуры спустит!
Квиллер продолжил чтение колонки Саши Криспен-Шмитт в «Утренней зыби» – убогий пересказ баек и сплетен. Когда в зал вошёл очередной жилец с корзиной, полной белья, Квиллер сделал промашку: полюбопытствовал, кто бы это мог быть. Оказалось – Изабелла Уилбертон в засаленном домашнем халате.
Она направилась прямо к нему.
– Простите за вчерашнее, – извинилась Изабелла.
– Без обид, – ответил он, возвращаясь к газете.
Женщина загрузила автомат, и Квиллер представил, что вот сейчас она скинет свой халат и бросит его следом за остальным бельем, но она уселась рядом с ним на неудобную скамью, халат по-прежнему был на ней.
– Я так одинока, – начала Изабелла. – В этом вся беда. У меня совсем нет друзей, за исключением бутылки с ромом.
– Бутылка может стать вашим самым страшным врагом. Поверьте: я сам когда-то был в вашем положении.
– У меня была прекрасная работа – секретарша корпорации.
– И что случилось?
– Мой начальник погиб в авиакатастрофе.
– А другую работу вы разве не можете найти?
– Нет… Не могу… Сердце мое разбито. Двадцать лет я находилась с ним рядом, начала работать сразу по окончании бизнес-колледжа. Он был для меня больше чем босс. Мы ездили вместе в деловые поездки и много раз задерживались на работе допоздна. Тогда нам присылали ужин в кабинет. Как я была счастлива в то время!
– Он что, был женат? – спросил Квиллер.
Изабелла тяжело вздохнула:
– Я ходила по магазинам, покупала подарки его жене и детям. Когда он умер, все их жалели. А меня никто! Двадцать лет! У меня много красивой одежды: я до сих пор храню вечерние платья, которые он мне купил. Теперь я надеваю их дома, сажусь на кухне и пью ром.
– А сегодня почему не пьёте?
– Чек ещё не пришёл.
– Он вам что-нибудь оставил?
Она печально покачала головой.
– Нет, это от моей семьи.
– Где живут ваши родственники?
– В пригороде. У них в «Магги Свамп» огромный дом.
– Но ведь вы ещё не продали свой рояль.
– К нему приглядывается Винни Уингфут, но она покамест не решила, брать или нет. Вы знакомы с Винни?
– Видел её на стоянке, – сказал Квиллер.
– Шикарная, правда? Если бы у меня была её внешность, я имела бы кучу друзей. Она, конечно же, моложе. Послушайте, может, вы купите рояль?
– Боюсь, нет.
– Стиралка ваша? Остановилась, – указала Изабелла.
Квиллер перенёс одежду в сушилку и вернулся на скамью.
– Вы поддерживаете отношения с семьей? – поинтересовался он.
– Они со мной ничего не могут поделать. Я им, похоже, как кость в горле. А у вас есть семья?
– Вся моя семья – пара кошек, но мы втроём действительно как родственники. Может, вам тоже завести кошку?
– В доме их полно, но… У меня никогда не было животных, – закончила она безо всякого интереса.
– Когда живешь в одиночестве, кошки самая подходящая компания. Они почти как люди.
Изабелла отвернулась и стала рассматривать ногти, затем уставилась в потолок.
– На девятом кто-то бесплатно раздаёт котят, – заметил Квиллер.
– Если бы у меня был друг, пусть один, я пришла бы в норму, – не отвечая на его реплику, сказала она. – Перестала бы пить. Не понимаю, почему у меня его нет.
– Могу пояснить, – проговорил он, понизив голос. – Я сам прошел через это пару лет назад.
– Серьёзно?
Несмотря на своё здоровое любопытство к тайнам других людей, Квиллер не любил обсуждать свою личную судьбу, но сейчас решил сделать исключение.
– После удачной карьеры в журналистике я чуть было не загнулся от пьянства, – сообщил он.
– Вы что, потеряли любимого человека? – спросила Изабелла, и в её налитых кровью глазах промелькнуло участие.
– Я скверно женился и страшно развёлся. Принялся пить как сумасшедший, и моя бывшая жена не выдержала. Две жизни оказались разрушенными! К разочарованию во всём примешались чувство вины, отвращение к самому себе и убийственная ненависть к тем, кто пытался лезть не в своё дело, – к родственникам жены. Я растерял друзей и не смог удержаться в солидной газете. После нескольких неприятных инцидентов и другие газеты отказались принимать меня на работу, чеки перестали поступать.
– И что же вы сделали?
– Потребовался несчастный случай, чтобы я понял, что нуждаюсь в помощи. Я жил тогда в Нью-Йорке как самый настоящий бомж и как-то раз надрался до такой степени, что свалился с платформы метро прямо на рельсы. Никогда не забуду вопли очевидцев и рёв поезда, вылетевшего из туннеля. Меня едва успели поднять! Поверьте, тут было от чего протрезветь. Это и стало поворотным пунктом в моей жизни. Кто-то посоветовал мне обратиться к психоаналитику, что я и сделал. Обратная дорога оказалась длинной и болезненной, но я её прошел! И никогда больше не притрагивался к спиртному. Такая вот история.
Глаза Изабеллы наполнились слезами.
– Не хотите поужинать сегодня со мной? – спросила она с надеждой. – Я сварю спагетти.
– Очень вам благодарен, – ответил Квиллер, – но сегодня у меня важная встреча, причём важная настолько, – попробовал он пошутить, – что приходится даже стирать носки и рубашку. – Он обрадовался, увидев, что его сушилка перестала вращаться. Надев рубашки на плечики и побросав носки в сумку, Квиллер выскочил из прачечной.
Отперев дверь в квартиру, он услышал телефонный трезвон. Звонил Мэтт Фиггамон.
– Извините за задержку, – сказал он. – Я узнал имя и фамилию этого человека: Джек Язбро.
– По буквам, пожалуйста.
– Я-з-б-р-о.
– Большое спасибо, Мэтт.
– Всегда пожалуйста.
Не теряя ни минуты, Квиллер спустился к окошку управляющей.
– Миссис Таттл, – начал он. – Мне бы Хотелось высказать вам своё восхищение. Вы совершенно замечательно руководите хозяйством этого дома. Вы прекрасно ориентируетесь в различных ситуациях и умело ведете дела с совершенно разными по складу характера жильцами…
– Спасибо, – проговорила она с сердечной улыбкой, которая была несколько смазана немигающим пристальным взглядом. – Стараюсь изо всех сил, но не ожидала, что кто-нибудь оценит мои усилия.
– Даже в прачечной плакаты сделаны со вкусом.
– Господи ты боже мой! Это как бальзам на сердце. Как дела на четырнадцатом? В порядке?
– Всё превосходно. Потолок не течёт. Батареи ведут себя пристойно. Закаты фантастические. Обидно, что это здание снесут. Вы не знаете случайно, когда именно?
Она пожала плечами:
– Мне никто ни о чем не докладывает! Живу настоящим днем и уповаю на Господа.
– А вы случайно не в курсе, где мистер Язбро паркует свою машину?
– Секундочку. Посмотрю в регистрационной книге. – Она полезла в растрепанный гроссбух. – Некоторое время назад он поменял парковку. Раньше он ставил машину к стене, но…
– Но что? – спросил Квиллер, не дождавшись окончания фразы.
– Что-то рухнуло на крышу его машины, и он попросил поменять место стоянки.
– А что, с крыши все время что-нибудь падает? – спросил Квиллер с хитрецой.
Миссис Таттл резко оторвала взгляд от гроссбуха.
– У нас постоянные проблемы с голубями, – пожаловалась она. – Не вздумайте их подкармливать! А-а, вот! Итак, мистер Язбро. У него был номер восемнадцатый, а теперь номер двадцать семь. – И она захлопнула книгу.
Она сказала: двадцать семь.
– Благодарю, миссис Таттл. Продолжайте заботиться о нас!
Квиллер шмелём полетел к стоянке. Теперь понятно, кто спустил ему шины, когда он занял двадцать седьмой сектор. Сейчас там находился микроавтобус А днём место было свободно. Значит, Язбро недавно вернулся с работы – в том случае, если микроавтобус принадлежит ему. Принимая во внимание путаницу, царившую на стоянке, в этом нельзя было быть уверенным до конца. Переписав номерной знак, он вернулся к миссис Таттл, помахивая листком бумаги.
– Прошу прощения за беспокойство, скажите, это номер машины мистера Язбро?
Она снова полезла в гроссбух. Да, номера совпали.
– Что-нибудь не так?
– Ещё бы! Этот Язбро, эта змея, вчера вечером проколол шины моего авто, и я жажду объясниться с ним по этому поводу. Где он живет?
– В 4-К. Надеюсь, мистер Квиллер, никакого шума не будет. Может, Руперту сходить с вами?
– Не стоит.
ОДИННАДЦАТЬ
Поднимаясь в Красном на четвертый, к Язбро, Квиллер обдумывал, что скажет и как себя поведет, оказавшись лицом к лицу с человеком, спустившим ему шины. Он имел дела со злодеями и знал способы поставить их на колени без излишних хлопот. Будучи хорошим актером, Квиллер мог грамотно сыграть свою роль. Уловка состояла в том, чтобы заставить человека раскрыться, втянув его в ничего не значащую на первый взгляд беседу, увиливая от ответов на вопросы, а затем внезапно обвинить в содеянном, пригрозив не зло, но страшно. Он властно, но не воинственно постучал в дверь номера 4-K: манера стучать тоже очень важна. Подождал. А потом постучал ещё раз. Из-за двери послышалось:
– Кто там?
– Мистер Язбро, это сосед, – чарующим голосом отозвался Квиллер.
При своем шестифутовом росте и двухстах фунтах веса он не считал себя малышом, но открывший дверь и полностью заполнивший собой проём великан с пивной бутылкой, выпирающими мускулами и агрессивно выпяченной челюстью заставил его почувствовать себя пигмеем.
– Мистер Язбро? – спросил Квиллер, восхищённо прогнувшись.
– Угу.
– Это ваш микроавтобус стоит в секторе двадцать семь?
– Угу.
Никто никогда не назвал бы Квиллера трусом, но он знал и оборотную сторону доблести и был изобретателен по части скорых придумок.
– Значит, это вы оставили включенными парковочные огни, – заключил он миролюбиво. – Я подумал, что вас это заинтересует. – И, не дожидаясь яростных воплей великана, пошел к лифту и нажал на кнопку вызова Зелёного. Великан вскоре присоединился к нему, громыхая ключами и бормоча себе что-то под нос, и нажал на кнопку «вниз» Красного.
– В последнее время шли ужасные дожди, – любезно проговорил Квиллер.
– Угу, – откликнулся Язбро, но тут двери Зелёного отворились, и кабинка, стеная и охая, вознесла Квиллера на четырнадцатый.
Сиамцы встретили его у дверей.
– Время обедать? – спросил он. – Ррррррррр, – проворчал Коко.
– Это что, требование принести рррыбу, рррагу или ррростбиф?
– Ррррррррр, – теперь скорее прорычал Коко, и Квиллер открыл банку лосося, отметив, что нужно свести кота к ветеринару, чтобы тот проверил его горло.
Пока сиамцы увлеченно поглощали рыбу, Квиллер анализировал поведение Коко в последнее время. Кроме издавания страшных горловых звуков, кот либо, скучая слонялся по комнатам, либо бегал следом за хозяином. Это было понятно: Юм-Юм постоянно спала и не составляла ему компании, голубей для развлечения не было, а сам Квиллер практически всё время отсутствовал, а когда присутствовал, то занимался более важными делами вроде скрэбла или отчета «Гринчмана энд Хиллза».
– Ладно, ребятки, – сказал он. – Давайте малость развлечёмся. – И вытащил новые кожаные шлейки.
Коко и раньше выходил гулять на поводке, поэтому спокойно позволил себя "одеть", но Юм-Юм напрочь отказалась совать голову в непонятную петлю. Обычно восприимчивая к лести и уговорам, она пропустила мимо ушей замечание о том, что голубая кожа прекрасно подходит к её глазам и увеличивает в объёме её бежево-коричневую шерсть. Кошка заверещала, брыкнулась и зашипела. Когда же Квиллер потянул за поводок, она не только отказалась идти, но даже стоять. Квиллер потянул сильнее, Юм-Юм опрокинулась на пол и притворилась мёртвой. Он поднял её и поставил на все четыре лапы, но она тут же опрокинулась вновь, словно в её теле не осталось ни мышц, ни костей. И осталась так лежать: недвижимая, с закрытыми глазами.
– Ты ненормальная, неблагодарная девчонка! – воскликнул он. – Я припомню тебе твоё поведение, когда в следующий раз захочешь посидеть у меня на коленях
Пока он возился с Юм-Юм, Коко скакал по квартире, волоча за собой поводок. Таскать за собой поводок – хорошо знакомое ему дело: все лучшие приключения кота были связаны с двенадцатифутовым нейлоновым шнуром. На сей раз он ясно давал понять, что хочет исследовать террасу.
– Там холодно, – предупредил его Квиллер.
– Йау. – ответил Коко.
– И голубей там нет.
– Йау.
– К тому же темнеет.
– ЙАУ! – рявкнул кот и потянул хозяина к выходу.
Очутившись на террасе, он потянул Квиллера за собой к брандмауэру, затем в обратную сторону, к парапету. В одном месте кот резко остановился. Квиллер крепче сжал поводок, и вовремя, потому что Коко внезапно прыгнул на каменную балюстраду. Покачиваясь на ограждении, он глянул вниз. Уверенно сжав поводок, Квиллер глянул за ним следом. Прямо под ними находился сектор № 18: число было написано поблекшей желтой краской на гудроновом покрытии.
– Невероятно! – воскликнул Квиллер.
– Ррррррр, – прорычал Коко.
– Пошли домой. Здесь холодно.
Но кот отказался двигаться с места, а когда Квиллер взял его поперек туловища, напрягся и круто загнул хвост.
Почему, недоумевал Квиллер, Россу понадобилось идти, бежать или плестись целых сто футов для того, чтобы спрыгнуть именно на машину Язбро? А ещё загадочнее: откуда Коко узнал точное место, где это произошло?
Возвратившись в квартиру, они застали Юм-Юм спящей на водяном матраце – прямо в шлейке. Квиллер нежно перевернул кошечку, расстегнул замок и снял ошейник. Не открывая глаз, она замурлыкала. Почему нет? Она ведь выиграла. Последнее слово осталось за ней.
– Настоящая женщина, – пробормотал Квиллер.
Пора было одеваться к ужину с Графиней: он вытащил из шкафа синий костюм и белую рубашку, поражаясь тому, что за два дня уже дважды влезал в костюмы. В Мускаунти он надевал их два раза за три года: раз на свадьбу и второй на похороны. Чтобы поднять настроение, он надел к "похоронному" костюму красный галстук. Рубашка в полоску выглядела бы куда живее, но изыски кутюрье лежали вне сферы интересов Квиллера.
Предстоящий ужин не вызывал у Квиллера такого уж острого интереса. Но многолетняя репортерская работа и редакторы-тираны вышколили его, превратив в автомат, всегда готовый к подобным встречам. К тому же имелась возможность написать книгу о "Касабланке" – симпатичный фолиант, с большими фотографиями, на хорошей бумаге, который выпустил бы Фонд К.
Сегодня днём, припомнил он, собирался совет директоров фонда, и Хасселрич должен был изложить проект реставрации "Касабланки" с обычным своим возбужденным клокотанием и анекдотами о шпинате. И тут же, словно телепатически восприняв его мысли, зазвонил телефон: звонил Хасселрич, который объявил, что совет директоров единогласно проголосовал за выделение денег на спасение "Касабланки", оставив сумму целиком на усмотрение Квиллера.
– И это только начало, – сказал поверенный. – Была принята резолюция о проведении других мероприятий, подобных этому, – для создания нового имиджа Фонда К.
Квиллер посмотрел на часы. Его пригласили к семи, а сейчас не было и шести. Он набрал номер Мэри Дакворт.
– Не заняты? Найдете для меня пару минут? Хочу заскочить к вам, прежде чем вознесусь в розоводеревянной колеснице в ар-дековский рай. К тому же у меня хорошие вести!
– Заходите! – сказала она. – Позвоните в дверь. Магазин закрыт.
Перекинув через руку плащ, Квиллер отправился вниз на Зелёном лифте. На девятом этаже в кабину зашла рыжеволосая женщина, которая, как он чувствовал, весь путь не сводила с него глаз. Квиллер, расправив плечи, углубился в изучение указателя этажей. Так как некоторые лампочки не зажигались, лифт опустился с восьмого на пятый, затем на второй и наконец остановился на первом. В вестибюле на него с обожающей улыбкой уставилась, оторвавшись от вязания, миссис Таттл. Две старушки в стёганых халатах покосились в его сторону, но не сердито. Всё дело в синем костюме, решил Квиллер и подумал о том, что следует почаще надевать его, а не дожидаться следующих похорон.
Когда он шёл по Цвингер-бульвару, его остановила дама, выгуливающая далматинца.
– Простите, не подскажете, который час? – спросила она.
– На моих восемнадцать десять.
– Вы ведь здесь живете недавно?
– И временно, – ответил он вежливо и, раскланявшись, отправился дальше.
– Квилл, вы выглядите потрясающе! – воскликнула Мэри Дакворт. – Аделаида просто рухнет! Она мне сегодня позвонила – впервые за всю жизнь, – чтобы сказать, насколько ей понравилось ваше общество. Поблагодарила за то, что я вас привела!
– Наверное, это оттого, что я играю в скрэбл.
– Нет, наверное, это из-за ваших усов. Или персика. В любом случае вы зажгли огонь в старушкиных глазах.
– Судя по их состоянию, – сказал Квиллер, – у неё катаракта. Почему бы ей не сделать операцию?
– Наверное, потому, что ей вовсе не хочется видеть лучше. Вы заметили, что на окнах матовые стекла? Ей хочется, чтобы время остановилось на отметке «тысяча девятьсот тридцать пять». Но карты и игральные доски она видит замечательно!.. Так какие хорошие вести вы мне принесли?
Они расположились в магазине: Квиллер на настоящем чиппендейловском «угловом» стуле, а Мэри на китайском троне чёрного дерева с перламутровыми инкрустациями.
– Фонд Клингеншоенов дал мне «зелёный свет» на покупку и реставрацию «Касабланки», – сказал он.