ДЕВЯТНАДЦАТЬ

В воскресенье после полудня Квиллер и два нервничающих сиамца выезжали к своему зимнему пристанищу. Чем дольше отодвигался отъезд, тем больше кошки нервничали, что их забудут в амбаре!

Отправиться в Индейскую Деревню за пятнадцать миль было не проще, чем за пятнадцать тысяч. О переезде были оповещены друзья, соседи и деловые инстанции.

Шеф полиции Броуди вызвался надзирать за временно оставленной собственностью. Миссис Фулгров придёт освободить от продуктов холодильник и забрать те, которые сможет использовать, а чтобы её усилия не пропали даром, в морозильник специально загрузили несколько купленных с этой целью вкусных заморозок. И наконец, команда Пата О'Делла подготовит амбар с прилегающим участком к зимней непогоде.

Перед отъездом Квиллеру захотелось прогуляться через лесок до Уинстон-парка. Возвращаясь в амбар, он вдруг осознал, что это была последняя приятная прогулка из совершенных им в течение полугода. Он выходил из перелеска, вступал во двор амбара, искал глазами кухонное окно, где заседал комитет по его встрече, отпирал дверь и оказывался во власти двух дружески помахивающих хвостов… Где найти слова для описания тех добрых чувств, которое он испытывал?

В это воскресенье в окне дежурил только один котяра, подававший сигналы, которые означали, что на автоответчике ждёт сообщение: Уэзерби Гуд просил перезвонить. Прежде, однако, Квиллер набрал номер своего поверенного – домашний номер.

– Прости, что беспокою тебя дома, Барт.

– О чём ты говоришь! Рад тебя слышать! В офисе получили сообщение, что ты переезжаешь в Деревню.

– Переезжаю. И звоню, чтобы спросить, не получится ли у тебя заехать ко мне завтра утром по дороге в город. У меня есть интересная новость, и неплохо бы её обсудить. Моё кондо то же: номер четыре в «Ивах».

Затем Квиллер позвонил в номер третий.

– Мы выезжаем в Деревню, Джо. Что там у тебя?

– Доктор Конни уже здесь, в номере втором. В «Ивах» теперь полный комплект. Как ты насчёт того, чтобы притопать ко мне вечерком на пиццу? Полли приготовит салат. От Лингуини доставят пиццу и спумони20 , а из напитков есть пиво, вино и «Скуунк» для фанатов.

– На мой вкус – о'кей! А что требуется от меня?

– Можешь спеть песенку. За рояль сяду я.

В кондо сиамцы проводили далеко не первую зиму, но когда вышмыгнули из дорожных сумок, всё показалось им новым и странным. Даже ключевая вода в питьевых мисках вызывала подозрение… и ворсистый коврик перед очагом… и плошки, на которых им был сервирован ужин. Правда, к тому времени, когда Квиллер вернулся от Уэзерби, они уже гонялись друг за другом вверх-вниз по лестнице, сладострастно возились на пушистом коврике и в поисках прошлогодних сокровищ скрывались за диванными подушками.

А пока Квиллер сменил дорожную куртку на одежду, которая должна была произвести впечатление на радушного хозяина и вызвать восхищение Полли и доктора Констебл.

В номере третьем его приветствовал Гольф Стрим, разъевшийся тигр, такой же экстраверт, как и его владелец.

Ветеринаршу Квиллер спросил:

– Что побудило вас оставить пансион Хиббард-Хауз, доктор Констебл?

– Зовите меня Конни, – предложила она. – Видите ли, мой бракоразводный процесс благополучно завершился, и мне захотелось начать новую жизнь. Иметь возможность готовить, заводить домашних животных, принимать гостей. Как поживают Коко и Юм-Юм?

– Они рады, что любимый доктор теперь их соседка. Скажите, это правда, что вы носите синий медицинский халат? Весь персонал в больнице ходит в белом…

– Только это не для печати, – сказала Конни, на которой были синие джинсы. – Я ношу синее, чтобы подчеркнуть цвет моих глаз.

– А ведь верно, что кошки реагируют на синее. Жёлтый и синий – два цвета, которые они лучше всего различают, хотя в целом живут в мире размытой пастели.

Так ещё некоторое время они беседовали об особенностях кошек, пока их не прервал Уэзерби.

– Вы что, господа хорошие, сговариваетесь ограбить банк? Пицца прибыла. Хватайте и ешьте, пока не остыла!

Шагая с Конни в импровизированную столовую, Квиллер не преминул сообщить ей:

– Вы, конечно, знаете, что я работаю над книгой о Хиббард-Хаузе. Если вы услышите какие-нибудь истории о старом поместье, которые я смогу использовать, и даже пусть не смогу, – пожалуйста, дайте мне знать.

За столом гостеприимный хозяин вдруг сказал:

– Знаете, Конни, вам повезло, что вы прибыли сюда сейчас, когда Индейской Деревней стал ведать Фонд К. Теперь крыши не текут, окна не дребезжат, полы не танцуют под ногами, а стены между нашими жилищами звуконепроницаемы.

– И в Деревне есть Орнитологический клуб, – продолжила Полли. – Он собирается раз в неделю. Дорожки по берегу реки – идеальное место для наблюдения за птицами. И ещё есть Бридж-клуб и Клуб искусств.

– И дороги очищают от снега машинами, – добавил Квиллер, – а дорожки лопатами. Таверны «Лингуини» и «Типси» отсюда в двух шагах. В сущности; до Холмов рукой подать, и Хиббард-Хауз тоже недалеко.

– А вид на реку!.. – воскликнул Уэзерби. – Красивее не бывает! Спросите Гольф Стрима… Спросите Брута и Капу… Спросите Коко и Юм-Юм.

Позже, когда они переместились в гостиную, где пили кофе, он заявил:

– А сейчас Квилл споёт нам песенку.

– Прошу прощения. Я забыл дома ноты, – сказал Квиллер. – Но я позабавлю вас лимериком о нашем общем друге и хлебосольном хозяине.

И он продекламировал, держа перед глазами одну из библиотечных карточек, которыми вечно были набиты его карманы:

Посмеялись. Уэзерби предложил пропустить по стаканчику на сон грядущий. После чего гости пожелали хозяину спокойной ночи, и Квиллер проводил обеих дам – каждую до дверей её кондо.

Вернувшись к себе домой, он нашёл там двух оголодавших кошек и сообщение на автоответчике от Кеннета: «Мистер К., у меня подобрался стоящий материал. Если срочно, могу доставить в Деревню завтра вечером».

Квиллер тут же ему перезвонил.

– Приезжай. Я хотел бы получить представление о том, что мы можем ожидать от старожилов. Слушай, если я закажу два ужина у Луизы, ты сможешь их прихватить с собой? Как тебе такое поручение?

– Вполне по силам! – ответил Кеннет.

ДВАДЦАТЬ

Выходя на восток, стеклянные стены кондо в «Ивах» дарили их обитателям не только вид на реку, но и тёплое утреннее солнышко, которое Коко и Юм-Юм сочли идеальным для умывания после завтрака. Квиллер и сам, допивая вторую чашку кофе, сидел, купаясь в солнечных лучах, когда прибыл его поверенный Бартер.

– Премилое местечко. Превосходный вид, – сказал он, опуская портфель на стол.

– Возможно, кондо не дает такого заряда энергии, как амбар, – отвечал Квиллер, – зато можно любоваться рекой, когда захочешь. – Бартеры жили за городом среди гряды холмов и овцеводческих ферм. – Кофе?

– Будь так добр. Кстати, по дороге сюда я захватил пару датских пончиков в «Типси».

Они уселись за столиком у окна, и Квиллер спросил:

– Ты ехал через Западный Кеннебек, да? Если так, то наверняка проезжал мимо поместья Хиббардов.

– Проезжал, но оно сильно заросло лесом. Всё, что я видел, – красная черепица башни. Как продвигается книга?

– Знакомлюсь с историей семьи и дома – и с Вайолет, единственной наследницей. Я потому и вызвал тебя. Ей шестьдесят, если не больше, умная, явно при деньгах – и с весьма шаткой перспективой Долголетия. И – сугубо между нами! – она только что вышла замуж за человека много младше себя.

– Пожалуй, тебе пора садиться за роман, Квилл. Кто он?

– Актёр, которого ты видел в пьесе Оскара Уайльда, ответственный за спецпроекты в книжном магазине, инициатор программы, которую проводит Мастерская театральных искусств, о чём будет рассказано в сегодняшней «Всячине»,

– Да-да. Припоминаю – я его видел: он объявлял твоё выступление в литклубе. Талантливый малый, обтёсан по лучшим светским образцам. А в чём же дело? Ревность? Он ведь нездешний.

– Дело в том, Барт, что в Локмастере у него репутация охотника за богатыми невестами.

– Гм-м… сюжет обретает остроту.

– Вайолет рассказала по секрету другой женщине, что на прошлой неделе была у своего адвоката с тем, чтобы переписать завещание. Как – можно только догадываться. Я говорил с Вайолет и с её лучшей подругой, и та и другая – обе подчеркивают, что сохранность Хиббард-Хауза имеет для неё чрезвычайное значение. И все же… Пусть это прозвучит, Барт, как если бы я был частным детективом. В городе есть специалисты по недвижимости, которые мечтают превратить поместье Хиббардов в большое коммерческое предприятие.

– Мечтать закон не запрещает, Квилл!

– Согласен. Но эти риелторы – постояльцы пансиона Хиббардов и друзья-приятели новобрачного. Вместе охотятся на уток по субботам и воскресеньям.

– Всё это очень интересно, – проговорил адвокат. – Чего ты ждешь от меня?

– По словам Мэгги Спренкл, Хиббарды всегда были клиентами вашей фирмы. Так как Фонд К. взял на себя издание книги, вполне естественно поинтересоваться, что ожидает Хиббард-Хауз в будущем. Превратят его в музей? Школу? Санаторий? Казино?

– Так-так, я понимаю, к чему ты клонишь, Квилл.

– Мне ни к чему знать, что эта милейшая женщина написала в своём завещании. Я просто хочу знать, защищена ли эта собственность от коммерциализации. Если нет, то с какой стати я должен тратить время на книгу о ней?

– Ты совершенно прав, Квилл. Насколько это срочно?

– В высшей степени. Первоочередное дело. Состояние здоровья Вайолет, увы, не внушает оптимизма.

На вечеринке с пиццей Конни упомянула, что берёт недельный отпуск, чтобы обосноваться в «Ивах», а Квиллер упомянул, что очень хотел бы расспросить её о жизни в сегодняшнем Хиббард-Хаузе. «У вас или у меня? – спросила она. – У меня – дикий хаос».

В понедельник днём она позвонила в дверной колокольчик кондо под номером четыре, извинилась за свой непрезентабельный вид и сказала, что ей нужно полчаса отдохнуть.

Квиллер предложил кофе или сок, и она выбрала последнее.

– Меня предупредили, какой у вас кофе, Квилл. Говорят, ему не хватает всего градуса, чтобы попасть под запрет.

– Где вам удобнее? – спросил он. – За столиком у окна или в одном из кресел – любимом лежбище кошек?

– В кресле среди кошачьей шерсти. Я вконец вымоталась.

Квиллер принёс сок, поставил диктофон на кофейный столик и задал первый вопрос:

– Как Хиббард-Хауз – этот полуторавековой монстр – приспосабливается к современным условиям жизни?

– На втором этаже – четыре просторные спальни с высокими потолками и кроватями с балдахином. К каждой примыкает собственная гостиная и шикарная ванная в помещении, которое раньше, когда внутри дома ещё не было канализации, называли ватерклозетом. Второе поколение Хиббардов без конца принимало гостей, и гости оставались на неделю, а то и на месяц. Всё равно что жить в телесериале: год или год с небольшим там хорошо, но это отнюдь не то место, где хотелось бы остаться до конца жизни. Фактически две другие «гостьи» тоже на днях выезжают. Одна, старшая сестра-хозяйка в госпитале, получает должность в Рочестере, вторая, учительница, выходит замуж.

– Значит, в пансионе остаются только мужчины?

– Говорят, есть целый список желающих там поселиться, но некоторое время это будет сугубо мужской дом. Мужская часть – в старом гостевом доме, ярдах в ста за главным зданием. Меня на их пьянки туда не приглашали, но вы поговорите с братьями Виски или с Джадом Амхёрстом. Джад очень милый человек. Откровенно говоря, мы думали, Вайолет стоило выйти за него. Но у него семья в Техасе, и его зовут туда, чтобы он помогал с внуками.

Последовали ещё вопросы, и Конни рассказала о рождественской ёлке в двадцать футов высотой которая в каком-то году украшала фойе… об ужинах-пикниках на веранде летом, и как однажды к крыльцу подошёл за гостинцем олень… о партиях в бридж и в пинг-понг… и, после появления Олдена, художественном чтении пьес в библиотеке и концертах классической музыки в музыкальной комнате.

Квиллер не без удовольствия представил себе, как притихшие братья Виски чинно слушают художественное чтение…

– И все охотно участвовали в этих мероприятиях? – полюбопытствовал он.

На мгновение Конни задумалась.

– Пока Вайолет была в доме матерью, мы принимали всё, что она предлагала. Она, знаете, очаровательна как хозяйка. Но после того как Олден вошёл в нашу счастливую семью, всё стало иным. Его образованность произвела на Вайолет необычайное впечатление, и она позволяла ему выбирать пьесы… Ну зачем мне рассказывать вам обо всех семейных секретах, Квилл?

– Я буду обращаться с ними очень осторожно, -заверил он её, а затем добавил тем проникновенным голосом, от которого тают айсберги: – Не для записи. Как приняли замужество Вайолет? Хорошо?

Конни нахмурилась.

– Не совсем, – обронила она. – Не скажу за мужчин, но нашей женской половине её выбор показался скорее плохим. И не спрашивайте меня почему. Это так… ощущение…

В шесть часов прибыл Кеннет на взятой напрокат машине. Он привёз две коробки с ужином от Луизы и был с радостью встречен Квиллером и двумя любопытными сиамцами.

– Погодите, сейчас услышите, что я привёз! – сказал он, размахивая диктофоном.

– Да входи же. Послушаем, пока разогревается ужин. Садись вон туда. – И Квиллер указал на два кресла с подушками, стоявшие друг против друга на пушистом ковре ручной работы – в его густом ворсе ноги утопали по щиколотку.

– Вот это ковёр так ковёр! – воскликнул Кеннет.

– Кошки тоже так думают.

Квиллер разлил по стаканам коктейль К., и они стали слушать мужской голос – не старый, не молодой, – рассказавший следующую историю:

– Замечательная история, Кен! Добудь ещё две-три таких же, и мы сделаем тебя помощником редактора.

– Вы это всерьёз? Мистер Хаггис обещает ещё одну историю – как Хиббард-Хауз выдержал самый страшный в прошлом веке снегопад, когда ни снегоочистителей, ни телефонов и в помине не было. В доме ухода за престарелыми есть женщина, чья бабка служила у Хиббардов. Завтра я, пожалуй, схожу к ней после работы. Правда, вечером посетителей туда не пускают, но я попросил босса отпустить меня часа на два раньше – когда газету уже сверстают. Я сказал ему, что это для вас. Он разрешил.

Они ужинали за маленьким столиком у окна в обществе сиамцев, которые бегали вокруг.

– Они не попрошайничают, – объяснил Квиллер, – просто поддерживают компанию.

Некоторое время хозяин и гость жевали в дружеском молчании.

– И кто ещё, – прервал его Кеннет, – живёт в этом ряду?

– Миссис Дункан из книжного магазина, ветеринар из лечебницы для домашних животных и наш Человек Погоды.

– Мистер Гуд? Он же чокнутый!

– Он из Хорсрэдиша, а там все немного чокнутые! У него есть кот – Гольф Стрим, очень подходящее для него по многим причинам имечко… Кстати, раз мы заговорили о Хорсрэдише. Последняя представительница семьи Хиббардов только что вышла замуж за уроженца этого города. Было объявление в пятничном номере. Все только об этом и говорят.

Квиллер умолк, почувствовав перемену в радужном настроении своего гостя. Потом продолжал:

– Он намного младше неё, талантлив и красив, так что считается завидной партией. Но она – единственная наследница всего состояния Хиббардов, очаровательная и образованная женщина – тоже очень хорошая партия… особенно если учесть, что здоровье у неё неважное.

Квиллер говорил с той небрежностью, с какой сообщались городские новости в пресс-клубе, где свободно обменивались слухами и малопристойными фактами.

Кеннет перестал есть. Лицо его залила краска.

– Это мой отчим! – прервал он Квиллера.

– Вот как? – изобразил удивление Квиллер, хотя давно уже догадался. – Значит, его прежняя жена, убитая незадачливым стрелком, – твоя мать!

– Она вышла за него сразу после смерти отца, – сказал Кеннет задыхающимся голосом. – Люди только руками разводили. А потом и трёх лет не прошло – её застрелили, когда она ехала по проселку верхом. Стрелявшего так и не нашли. Так что сами понимаете, что говорили люди! Мой отчим завзятый охотник на уток. Каких только ружей у него нет, включая «ремингтон-тридцать ноль шесть». Для снайпера вполне годится!

– А что дало официальное расследование?

– Дело прекратили за недостатком улик. Вот почему я поехал не в журколледж, а в полицейскую академию.

– Могу понять твои чувства.

Сказано это было тем глубоко сочувственным тоном, который, словно ключик, отмыкал душу собеседника, выпуская на волю признания, исповеди, а иногда и слезы. Кеннет вскочил и, засунув руки в карманы брюк, заметался по комнате.

– Как насчёт сладкого? – спросил Квиллер.

– Спасибо, мне пора домой.

– Всё сказанное в этих стенах в них и останется, Кен, – сказал Квиллер.

Кеннет уехал. Кошки проводили его до дверей. Они всё время слушали.

Вторую половину дня Квиллер потратил на то, чтобы сделать что-то из ничего – как он отзывался о «Пере Квилла». Из книга про утиную охоту, одолженную ему братьями Виски, можно было многое почерпнуть, а статья о водоплавающих пришлась бы весьма кстати в «утиный сезон», как его называли охотники. Загвоздка была в том, что в этой богато иллюстрированной книге, как и следовало ожидать, говорилось исключительно об охоте. А охота не входила в число разнообразных интересов Квиллера.

Когда братья Виски приглашали его принять участие в одной из их охотничьих вылазок, он тотчас отказался: «Мы с ружьём друг друга не выносим». Как бы не так! В молодые годы он не раз выигрывал на карнавалах целлулоидных пупсов за стрельбу по двигающимся мишеням, и его меткость высоко ценили девицы, которым он раздавал свои призы.

Он родился и вырос в большом современном городе, где представителей дикой природы предлагалось наблюдать в зоопарке, а не стрелять по ним. Он не мог себе представить, чтобы стал целиться в какое-то мохнатое или пернатое существо.

Что же до уток, то он с удовольствием вспоминал дружескую стайку, навещавшую его, когда он отдыхал на Блэк-Крике.

Утки с утятами низко-низко летали над тихой водой, не подымая ряби, не вызывая всплеска. Тащить их домой на обед – да он и представить себе такого не мог!

Книга сообщала много больше, чем ему нужно было знать об «охоте на водоплавающих»: о ружьях, амуниции, высоких сапогах и манках. Он узнал, что селезень – это утка-самец, а самка так и будет – утка… что охотнику за один раз разрешается отстрелять больше селезней, чем уток… что есть нырки, рыболовы, грязнушки и древесные утки. Среди знакомых видов были кряква, крокаль, шилохвость, свистуха и гоголь.

В книге содержалось много полезной информации, и она была прекрасно издана, но сообщала много больше того, чем ему требовалось – для «Пера Квилла».

ДВАДЦАТЬ ОДИН

Материал для вторничной колонки Квиллер отправил с посыльным на мотоцикле – чтобы избежать случайной встречи с Кеннетом. Было что-то тревожащее в его вчерашней вспышке – в этом выплеске семейных секретов и немыслимых подозрений. И это никак нельзя было отнести на счёт «слишком много выпитого», так как ничего кроме «Скуунка» Квиллер на стол не ставили. Приведённые Кеннетом факты или фантазии накапливались в течение долгого времени. Они подавлялись, можно предположить, до того момента, пока сочувствующее ухо их не поощрило. Благоразумнее дать всему этому остыть.

И ещё он вручил посыльному книгу об утиной охоте, попросив вернуть её в офис фирмы риелторов «Виски-Виски». Вторничная колонка «Из-под пера Квилла» была целиком посвящена уткам – без единого слова об утиной охоте. Не беда. У «Всячины» имелся внештатный сотрудник, в чьё задание входило бросать все свои силы на такой предмет, как охота.

Вот такие мысли роились в голове Квиллера, пока он завтракал овсянкой с ломтиками бананов. Оба процесса прервал телефонный звонок от его адвоката.

– Никакого повода для беспокойства, Квилл. Хиббард-Хауз надежно защищён законом. Полный вперёд!

Пусть так, но у Квиллера на душе продолжали скрести кошки, работать не хотелось. И он вспомнил мудрый совет своей матери: «Если не знаешь, что делать с собой, пойди и сделай что-нибудь для другого».

Квиллер отправился в номер второй и нажал кнопку дверного звонка.

– Не нужен ли хозяйке мастер на все руки? Вот он я. Вознаграждения не требуется. Предложение в силе только на сегодняшний день, – сказал он.

– Нужен! Нужен! – закричала Конни. – Как насчёт распаковки книг? – У стены, целиком занятой пустыми полками, стояли двадцать ящиков. – Вот эти книжные полки меня сюда и заманили, – сказала она.

– Здесь жил торговец редкими книгами, он их и поставил. Он терпеть не мог пернатых и хвостатых, и думается, кошачьи концерты, доносившиеся с обеих сторон, сильно его донимали. Но с тех пор стены стали звуконепроницаемыми… Как прикажете расставлять книги?

– По разделам. На каждой коробке есть наклейка: «История», «Биографии» или какая-то другая. Я пойду распаковывать вещи на кухне.

– Тут, как я посмотрю, много коробок, помеченных словом «Наука». Это всё ветеринария?

– Нет. Там книги, принадлежавшие моему отцу. Он преподавал естествознание в средней школе, и у него было хобби – читать всё, что писали по всем отраслям науки. Я пыталась приохотить его к детективам – надо же и расслабиться! – но он считал беллетристику пустой тратой времени.

Для Квиллера не было большего удовольствия, как возиться с книгами, и он с трудом удерживался, чтобы не раскрыть каждую и не прочитать хотя бы страницу, особенно когда попадалось какое-нибудь заковыристое название, например: «Квантумный контроль над молекулярными процессами» или «Физические свойства углеродных нанотуб».

Когда с распаковкой-расстановкой было покончено и пустые коробки снесли в подвал, он сказал Конни:

– Всякий раз, когда вам захочется передохнуть и выпить кофе, милости прошу ко мне: могу предложить моё пресловутое варево с шотландскими булочками. Это обычные булочки; только поменьше и подешевле. Я иду ставить кофе. А будете готовы – сразу приходите.

Когда она явилась – в джинсах и серой хлопчатобумажной рубашке, – Коко отнесся к ней, как если бы понимал, что она – это она, но надо бы спросить документы. Когда они уселись за закусочным столиком у кухонного окна, Квиллер снова обратился к волновавшей его теме:

– Мы уже говорили об этом, но позвольте мне опять спросить, как, по вашим впечатлениям, обитатели Хиббард-Хауза отнеслись к присутствию в доме Олдена и такому неожиданному замужеству Вайолет?

– Собственно говоря… Как я сказала, Квилл, в последние недели в доме происходили перемены – одна из причин, почему я решила уехать. Раньше там царила чудесная семейная атмосфера. Вайолет была бесподобной хозяйкой. Но когда появился Олден, она предоставила ему выбор меню и вечерних развлечений. Олден стал распоряжаться винным погребом и взял на себя Тассо, сторожевого пса. Я знаю, он любит собак, но остальным жильцам дома тоже доставляло удовольствие в свою очередь выгуливать Тассо… Ну а замужество Вайолет было не столько шоком, сколько разочарованием. Женская половина считала, что Джад Амхёрст больше ей подходит… Право, не знаю, следует ли мне всё это вам рассказывать…

– Не мучайте себя угрызениями совести, Конни, – успокоил её Квиллер. – Я спрашиваю исключительно потому, что переживаю за прекрасный старый дом, историю которого мне поручили рассказать. Как вам известно, я пишу книгу о Хиббард-Хаузе. Может, припомните какие-нибудь забавные случаи, которые стоило бы в неё включить?

– Так, на ходу – нет, но я подумаю.

– Скажите, с появлением Олдена атмосфера в доме изменилась?

– Ну… он играет на фортепьяно, и при нём устроили несколько вечеров пения, и это было мило. Одден умеет стряпать, и он научил Вайолет готовить утку l'orange21 . И я слышала, у них, в мужском флигеле, играли в карты, иногда ночь напролёт… Если я вспомню что-то ещё, я вам расскажу.

Едва начало смеркаться, Квиллеру позвонила Хикси Райс, занимавшая во «Всячине» должность заведующей отделом рекламы и объявлений. Судя по качеству связи, она говорила по мобильнику с обочины забитого машинами шоссе.

– Квилл, ты будешь на месте ближайшие несколько минут? Меня попросили передать тебе небольшой пакет.

– Кто попросил? Ты этого человека знаешь? Что за пакет? Очень подозрительный?

– Да ну тебя! Только бы пошутить! – отвечала она с довольным смехом. – Наш рассыльный попросил меня передать тебе магнитофонную запись. Он говорит, тебе она срочно нужна.

– Приезжай. Сможешь задержаться? Пропустим по стаканчику!

– На этот раз – нет. Благодарю. Ужинаю с одним типом – перспективная деловая связь.

– Деловая? Не сомневаюсь!

Несколько минут спустя, припарковавшись на обочине, не выключая мотора, она уже бежала по тропинке, вся такая стремительная, порывистая: волосы развеваются, юбка колышется!.. Хикси всегда напоминала шаровую молнию, вот-вот готовую взорваться от переполнявшей её жажды деятельности.

Она отдала запись и помчалась обратно к своему автомобилю, остановившись только затем, чтобы крикнуть:

– Комитет по празднованию полуторастолетия заседает в пятницу вечером, в отеле. Желательно твоё присутствие.

И отбыла, оставив сделанную Кеннетом запись и легкий аромат дорогих духов. В Пикаксе уже была составлена программа празднования (торжества намечались на минувшее лето), когда выяснилось, что кто-то (возможно, Хикси) ошибся в дате. По мнению Квиллера, так было даже лучше. Новый книжный магазин и Данди плюс стопятидесятилетие – слишком много для такого небольшого городка, как Пикакс.

Он немедленно подошёл к диктофону и стал слушать резковатый старческий голос.