ПЯТНАДЦАТЬ

Утром в среду Квиллер первым делом покормил сиамцев – ритуал, который он совершал примерно семьсот раз в году. Стараясь одновременно развлечь себя, он вёл с ними интеллектуальные беседы – приём, который, говорят, развивает в кошках самосознание. Коко обычно глубокомысленно внимал, чуть склонив свою красивую коричневую головку; Юм-Юм вылизывала какое-нибудь пятнышко на груди.

На этот раз Квиллер прибег к расхожей латыни. Sic transit gloria mundi… E pluribus unum… Tempus fugit, aeternitas manet…17 Её нагло проигнорировали. Оба его питомца валяли друг друга по полу, словно шоумены из реслинга. С высшим образованием покончено, решил Квиллер.

Когда он доедал свой завтрак, раздался телефонный звонок. Это был Кеннет.

– Алло, мистер К.! Потрясная новость! – сказал он приглушенным голосом. – Свистнули книгу в пять тысяч баксов! Ту самую, с которой Данди снят на фото! Об этом будет сегодня на первой странице!

– И увеличит продажи, – резюмировал Квиллер. – Хорошо ещё, что украли книгу, а не кота.

– Ага… Я подумал, вы захотите об этом знать. А я закончил подборку, мистер К.

– Прекрасно! Я вечером заберу сундук.

– Пегги могла бы подвезти меня к вам. Ей смерть как хочется поглядеть на ваших кисок!

– В какое время?

– Сразу после работы.

– Тогда до скорого. – Его разбирал смех: до чего же быстро распространяются новости! А Коко, слонявшемуся по кухне в расчёте на банановую кожуру, он сказал: – К нам едет ваш кузен Кеннет и с ним девушка, присматривающая за Данди. Она хочет познакомиться с вами.

Интересно, подумал он, как будет реагировать Коко на лохмы Пегги, свисающие аж до бровей. Коту они могут показаться угрожающими, как некоторые породы собак.

Он тщательно причесал сиамцев серебряной щёткой и почитал им из «Старинных побасенок», которые снова слетели с полки на пол. Их юмор был таким же тонким, как и в прошлый раз, и Квиллер даже справился о Джордже Эйде в энциклопедии, где прочёл: «Популярный юморист и драматург (1866-1944)».

Затем он позвонил местному историку. Торнтон Хаггис знал о людях прошлого века всё и вся.

– Что ты знаешь о Джордже Эйде? – спросил он Торнтона.

– Что-что? Отменное кукурузное виски. Мои парни заправляются им, когда играют в футбол. Здорово подбадривает. С чего это ты о нём спрашиваешь?

– Дурацкая шутка, Торн… Вы с женой будете на заседание литклуба?

– А как же! Непременно. Как я уже сказал, она ведёт себя на твоих лекциях как перезрелая «квиллеристка». По-моему, её очаровали твои усы.

– У меня к тебе ещё один вопрос. Скажи, «Скульптурная мастерская Хагтиса» изготовляла надгробные памятники для семьи Хиббардов?

– Мы все для них памятники делали! Мой дед, отец и я. Им нравились надгробья большие, тщательно отделанные и дорогие. С чего это ты о них спрашиваешь?

– Я пишу книгу о Хиббард-Хаузе, Торн, и мне подумалось – у тебя, возможно, есть что вспомнить.

– Тебе хватит материала на целую главу. В их владениях есть частное кладбище, а я могу дать тебе нашу книгу заказов с именами, датами и эскизами предлагаемых памятников. Чего только мы им из камня не высекали! Ангелов, корзины с цветами, ягнят, портреты усопших и длиннющие надгробные надписи, словно выдержки из писем. Простым было только одно надгробие: плоская плита для дочери, которая умерла обесчещенной.

– Исключительно важный материал, Торн. Я им непременно займусь. Когда дойдёт до него очередь. Мне хотелось бы полистать книги со счетами и прочим… А пока я набрел на кое-что в архиве, что только ты способен оценить. На первую страницу «Нью-Йорк таймс за тысяча восемьсот девяносто девятый год! Её сохранил отец Вайолет Хиббард. Заголовки сообщают об ограблении банка, об убийстве, о тайне, связанной с отравлением, и о крахе корпорации с уставным капиталом в миллиард долларов.

– Что доказывает, – заметил Торнтон, – что нынче дела идут не хуже, а только несколько иначе.

– А чтобы показать тебе, Торн, насколько иначе, – заключил Квиллер, – добавлю, что воскресный выпуск «Таймс», двадцать две страницы, продавался за пятицентовик.

Позднее, уже днём, Квиллер отправился в супермаркет Тудлов и, выбирая фрукты и овощи для Полли и бананы для себя, вдруг услышал за своей спиной:

– Мистер К. собственной персоной, если не ошибаюсь?

Он повернулся и увидел приятного подтянутого мужчину лет сорока, который представился как Билл Тёмерик. Он был учителем английского языка в Содаст-Сити, писавшим занятные письма во «Всякую всячину» – в колонку «Из-под пера Квилла» и по поводу редакционных статей.

Квиллер пожал протянутую ему руку.

– Рад познакомиться! Прошу вас – банан. Доктор Диана говорит, бананы очень полезны.

– Моя жена тоже всегда за них ратует. Кстати, её тётушка несколько лет назад выиграла на благотворительном аукционе право поужинать с вами и с тех пор не перестает об этом говорить.

– Сара Пленсдорф. Как же, как же! – воскликнул Квиллер. – Очаровательная женщина!

– Как поживают Коко и Юм-Юм? Мои малыши, я уверен, обязательно о них спросят.

– Коко ведёт себя как мачо, Юм-Юм – как избалованная девчонка; порою наоборот. – И, заметив, что вокруг них образовалась небольшая толпа слушателей, с улыбкой добавил: – Пройдёмте и дадим этим добрым людям купить бананы.

Как только они и их продуктовые тележки вырвались из «окружения», Квиллер спросил:

– Вы не очень торопитесь? Я приглашаю вас выпить кофе.

– Лучшее предложение, какое я слышал за всю неделю!

В кофейне, где они сидели на неудобных табуретах, созданных специально, чтобы отваживать бездельников, Квиллер заговорил на волновавшую его тему.

– Могу я, пользуясь моментом, задать вам профессиональный вопрос?.. Можно ли употреблять «почему» как союзное слово? Моя домоправительница говорит: «Ко мне приезжает дочь, почему я не смогу убирать у вас в среду». Это что, особенности местного говора?

– Нет, такой синтаксический выверт встречается и в других городах и весях. «Почему» используется как союзное слово для присоединения придаточного дополнительного с оттенком причинности. Заменяет старинное словечко «посему» или выражение «в связи с вышесказанными. Вас такое объяснение удовлетворяет?

– «В связи с вышесказанным…» – повторил Квиллер. – Более или менее, – дал он честный ответ.

Среди звонивших днём в амбар был и Уэзерби Гуд.

– Когда ты вернешься в Деревню, чтобы я мог сообщить тебе последнюю новость через забор?

– Что же это за горяченькая новость, которую я ещё не знаю?

– А та, что номер второй куплен – на этот раз точно.

– Кем?

– Я заскочу в амбар по дороге на радио и расскажу.

Всю остальную часть дня Квиллер ломал себе голову над вопросом, на который не находил ответа. Вопросы без ответа всегда доводили его до тихого бешенства. И когда тачка Уэзерби въехала во двор амбара, он вышел встретить метеоролога с его любимым напитком на серебряном подносе.

– О'кей! Так кто же это?

– Наша ветеринарша.

– Доктор Констебл? Но ведь она живет в пансионе Хиббард-Хауз! Не из того же самого непогрешимого источника ты получил информацию, что подвёл тебя в прошлый раз?

– Да, я излишне доверчив. Даже собственным прогнозам почти верю.

– И какова же предполагаемая причина, заставившая её покинуть пансион?

– Там она не может держать домашних животных. Обидно – объяснила она в управлении Деревни – лечить питомцев других людей и не иметь своих. У неё в одних только «Ивах» пять пациентов, к которым она ездит на дом. Всё шиворот-навыворот. Когда она переедет, надо будет устроить в её честь вечеринку.

– Не перестарайся, Джо. Только когда убедимся, что она идёт на вызовы среди ночи.

Они зашли в дом – то бишь в амбар – и уселись за стойкой. Вдруг Уэзерби ни с того ни с сего спросил:

– Ты был чьим-нибудь первым мужем?

– И первым и последним. Почему ты спрашиваешь?

– Моя сестра, что живет в Хорсрэдише, разошлась недавно со своим благоверным и вступила в клуб разведёнок. Они там собираются и перемывают косточки своим первым мужьям. Сестра говорит, они и балы задают.

– Могу себе представить, – усмехнулся Квиллер. – Вот бы получить магнитофонную запись этих мероприятий.

– А ничего паскудного – потешно, и только.

– Понятно… И такая организация существует исключительно в Хорсрэдише? Или её филиалы есть по всей стране?

– На сегодняшний день, по-моему, это чисто местное изобретение. Они там, знаешь ли, по большей части с приветом… Н-да, мне пора на радиостанцию. На взморье бушует непогода.

И пока Квиллер провожал гостя до машины, во двор въехала ещё одна, доставившая Пегги, Кеннета и сундук разобранных бумаг. Гость уезжавший и гости прибывшие были представлены друг другу.

– О, мистер Гуд! – заворковала Пегги. – Ваши прогнозы, они… такие замечательные!

– Благодарю. Зовите меня Джо, – отвечал метеоролог с необычайно довольным видом.

На Пегги был красный спортивный костюм, подчеркивавший её стройные ноги, и выглядела она в нём, как это называл Квиллер, «прельстительно».

– Пегги, – сообщил он Уэзерби, – главный помощник Данди, библиокота. Я – её дублер. Кеннет – новый курьер в нашей газете.

– Очень жаль, что не могу задержаться, – проговорил Уэзерби, он был искренне расстроен. – Но меня ждут мои тучи.

Направляясь к своей машине, он не преминул оглянуться на Пегги, а пока Квиллер сопровождал молодую пару к дверям амбара, Пегги тоже оглянулась на Уэзерби.

– Принести сундук, мистер К.? – спросил Кеннет.

– Выпейте сначала, осмотрите мой амбар, перекусите, – был ответ.

– Bay! – воскликнул курьер, разведя руками.

– А если хотите острых ощущений, поднимитесь на самый верх и посмотрите, какой оттуда открывается вид. Только ступайте осторожно: Коко пристрастился таскать банановую кожуру.

Пегги, стоя на коленях, гладила сиамцев, которые уже примчались во всю свою кошачью прыть.

«Вот негодяи! – сказал себе Квиллер. – Знают кто к ним питает слабость, и уж не упустят своего: выжмут из поклонника всё, что только можно».

Выпить Пегги отказалась, сославшись на то, что ей предстоит кормить Данди, а потом сесть за компьютер.

Кеннету явно хотелось остаться. Он заявил, что пойдёт домой пешком.

– Приятная девушка, – сказал Квиллер, когда Пегги уехала.

– Помешана на кошках, – заметил молодой человек.

– Все на чём-то помешаны. Она, очевидно, не здешняя? Какими судьбами её сюда занесло?

– Пегги из Вегаса. А сюда ей велела ехать гадалка. Пегги прошла через тяжкий развод. Знаете, отчего у неё на лбу целая копна волос? Чёлка скрывает шрам, в котором она винит своего бывшего мужа.

– Надеюсь, ей здесь хорошо. По всей видимости, она ценное приобретение для нашего городка… Не сходишь ли за сундуком?

Содержимое сундука было в отменном порядке. Кеннет прекрасно справился с работой, и в награду Квиллер обещал прибегать к его услугам и впредь.

– Как тебе нравится работа во «Всячине»? Что привело тебя в наши края? Не гадалка же, я полагаю?

По некоторым признакам, молодому человеку хотелось рассказать о себе, но он не решался, считая, что лучше этого не делать.

– Я веду наблюдение за подозреваемым, – буркнул Кеннет.

Его собеседник поднял руку:

– Ни слова больше. Я понял.

Понял он только то, что перед ним рассыльный, играющий в детектива, – или детектив, скрывающийся под личиной рассыльного. И в том, и в другом случае незачем портить ему игру. Вспомнив, какой интерес Кеннет проявил к «Городу преступлений», Квиллер заключил, что молодой человек скорее рассыльный, изображающий из себя тайного агента, – точно так же, как Селия Робинсон изображала мисс Марпл, когда переехала жить в Мускаунти.

Было почти одиннадцать, когда зазвонил телефон. Квиллер читал сиамцам на сон грядущий и в надежде, что это Полли, совсем другим голосом произнёс в трубку ласковое «добрый вечер», которое всегда – д. с. п. (до «Сундука пирата») – доставляло ей удовольствие.

– Квилл, старый ты чудила! – раздались в трубке хорошо знакомые ему скрипучие нотки.

– Лайл, ты, старый охломон! Вернулся живым из Сент-Пола?

– Я уже неделю как вернулся – как раз вовремя, чтобы застать весь ваш шурум-бурум. Лайза была на седьмом небе, пока не пришло сообщение о краже. Какие у тебя мыслишки насчёт сего дельца?

– Я согласен с полицией, что это какой-то подонок из Центра. Скажи Лайзе: нет худа без добра, и благодаря шумихе все книги из буфета, вероятно, будут проданы.

– Ты всегда был неисправимым оптимистом, Квилл!.. Как насчёт завтрашнего вечера? Голос не сел?

– Можешь не бояться за лектора, Лайл. Уж если волноваться, так о том, соберутся ли слушатели, учитывая, что банкета не будет.

Чтобы отвлечь мысли от жизнеописания Эддингтона Смита, занимавшего его голову последние сорок восемь часов, Квиллер выбрал книгу из собрания, переданного ему Вайолет Хиббард. Это напомнило ему, что их первый, такой романтический ужин больше не повторится. А он уже начал рассматривать её как преемницу его многолетней сотрапезницы, которую он, по-видимому, терял. Обе женщины были чертовски обаятельны и привлекали его живостью ума и прекрасным чувством юмора.

И Квиллер, и профессор в отставке любили Шекспира, и Квиллер с удовольствием занялся бы анализом творчества лорда Байрона. Но теперь учёная дама нашла себе мужа. Наверно, это был Джад, инженер на пенсии, обитатель пансиона. Он подходил ей по возрасту, и даже краткое знакомство с ним убеждало, что он покладист и не прочь побеседовать о том о сём – правда, вряд ли о сонетах и русских пьесах.

В этом отношении Полли его испортила; она свободно могла потратить полчаса, обсуждая значение одного-единственного слова.

ШЕСТНАДЦАТЬ

Утром в день дебюта в литклубе Квиллер и Олден Уэйд встретились в книжном магазине, чтобы обсудить организацию вечера. Два зала цокольного этажа планировалось объединить в один, что позволило бы разместить пятьдесят стульев, устроить между ними проход и поставить проекционный аппарат.

В передней части зала установят небольшое возвышение вроде кафедры и три вазона с растениями, предоставленными магазину волонтёрами. Обыкновенная белая стена за спиной лектора будет служить экраном для слайдов: Джон Бушленд не просто прокрутит старые фотографии, а попытается создать живую атмосферу. Буши заранее придёт проверить аппаратуру.

– Теперь о регламенте, – сказал Олден. – Двери откроются в половине восьмого. Организационная часть начнётся в восемь с избрания членов правления.

– Когда вы хотите, чтобы я начал?

– Между восемью и половиной девятого. Возьмёте свой ключ и войдёте через боковую дверь. И подождёте в служебке с Данди, пока мы не будем готовы представить вас.

– Данди выходит на публику вместе со мной?

– Данди остаётся в подсобке весь вечер. Он переключает на себя внимание аудитории. Ещё вопросы?

– Форма одежды?

– Я бы сказал… пиджак, без галстука. Кстати, и северная, и южная парковки обе будут забиты машинами, но вам зарезервировано место у боковой двери.

Квиллер нашёл, что вести дела с Олденом – одно удовольствие: на редкость организованный человек.

Бешеные курбеты Коко в кухонном окне заставили Квиллера ускорить шаг, чтобы поскорее оказаться дома. Но, как ни странно, телефон не звонил.

Ещё более странно, что, когда он всё-таки зазвонил, это был нежданный звонок от Мойры Мак-Дайармид.

– Мне нужно посоветоваться с тобой, Квилл. Ты не занят сейчас?

– Здесь нет никого, кроме двух любопытных котов, а им можно доверять. О чём речь, Мойра?

– Мы с Кипом договаривались на днях пообедать с тобой и Полли, но мой муж терпеть не может домыслов, а это, как бы сказать, нечто… наводящее на размышления, скажем так.

Любопытство Квиллера было задето. И хотя сам он не принадлежал к распространителям досужих вымыслов, выслушивал их охотно, особенно когда о них говорили как о «наводящих на размышления». Жена его приятеля предлагала где-нибудь встретиться – а такое нелегко было устроить, не вызвав подозрений, – как в Локмастере, так и в Пикаксе. Он понимал задачу.

– Ты слушаешь, Квилл?

– Слушаю. И думаю. Мне нужна тема для очередной колонки, а поскольку Данди стал буквально почётным гражданином Пикакса, небольшая лекция о породе «джемовых» весьма заинтересует моих читателей. Так что имеет смысл взять интервью у единственного в наших краях специалиста в этой области. Ты можешь уделить мне время завтра после полудня?

– О, Квилл!

– Сколько постояльцев в твоём кошатнике на данный момент? Будут ли они свободны, чтобы дать мне интервью завтра в половине второго?

После нескольких осторожных слов со стороны Мойры и нескольких уклончивых – со стороны Квиллера они положили трубки. Квиллер давился от смеха: нет ничего лучше маленького заговора, чтобы подсыпать перца в рутину повседневной жизни. Что же касается Коко, то он сидел на кухонной стойке и слушал. Откуда он знал, что телефон зазвонит? Откуда он знал, что позвонит «кошачья мама» из соседнего округа?

Коко соскочил со стойки и, шмыгнув под кухонный стол, уставился на свою пустую миску. Квиллер дал ему кусочек сыра и сам попотчевал себя ломтиком гауды.

В тот знаменательный вечер пятьдесят граждан из округа Мускаунти встретились в «Сундуке пирата», чтобы учредить Пикакский литературный клуб. Они избрали его президентом Лайла Комптона, вице-президентом – Мэвис Адаме, Джилл Хендли – секретарем. Горда Шоу – казначеем и Олдена Уэйда – режиссёром спецмероприятий.

Докладчик, щеголяя зелёным блейзером и холеными усами, подъехал к книжному магазину, отыскал зарезервированное для его машины место и вошел в боковую дверь, отперев её собственным ключом. Пегги кормила кота.

– Что, сегодня вечером Данди, следуя моде, обедает поздно? – спросил Квиллер.

– Это я нарушила график, – сказала Пегги, – задержалась из-за своей работы, но он не сердится. С чего это вы крадётесь в заднюю дверь, мистер К.? Вы, звезда нынешнего вечера!

– Мне велели явиться сюда и не показываться, пока меня не позовут… Кстати, ваш перегруженный работой компьютер в состоянии сделать небольшое разыскание для «Пера Квилла»?

– С удовольствием! А что нужно?

– Вы видели, как магазин передавали городу? Там ещё произошла перепалка по поводу разрезания ленточки. Так вот. Как возник этот обычай? Когда? Где? Почему? Мне нужно это к началу следующей недели.

В этот момент раздался стук в дверь, и Квиллер двинулся вслед за Олденом Уэйдом туда, где шло собрание.

– Подождите входить, Квилл. пока я со всей торжественностью – всё, кроме фанфар, – не объявлю о вас публике! Тогда – бросок в дверь и уверенным шагом на подиум. Вы знаете, чем взять аудиторию!

Квиллер ждал, пока не услышал: «Джеймс Макинтош Квиллер!» Он выждал ещё три секунды, после чего стремительно вошёл, приветствуя зал жестом, так хорошо знакомым всем пешеходам в центре Пикакса. Все пятьдесят членов нового клуба встали; разразился шквал аплодисментов.

Что и говорить, он был не только популярным журналистом и внимательным к чужой беде человеком. Он был ещё и тем, чьё скромное присутствие ощущалось за Фондом К. и всем, что было им сделано для Мускаунти.

Он шёл по проходу, любезно кивая вправо и влево, вскинув обе руки ладонями вниз, стараясь усадить хлопающих ему обратно на места.

Свет потускнел, только одна лампочка мягко освещала лектора и кафедру. На задней стене появилась сильно увеличенная старая выцветшая фотография: хрупкий старичок перед старой книжной лавкой.