– Один раз, – признался Райкер. – Если помнишь, Рози увлекалась антиквариатом, ну и я, как псих, собирал всякие древности. Удивительно, как быстро у меня пропал к этому интерес лишь только жена, дом и коты сошли на нет – бенц, и всё!..

Квиллер мрачно кивнул, вспоминая собственное горькое прошлое, когда он сам чуть не «бенц – и всё». Его приятель был сегодня не прочь поболтать.

– Милдред сначала тоже хотела, чтобы я начал собирать что-нибудь, говорила, так будет проще делать мне подарки на Рождество. Но я ей ответил, что в таком случае мне вообще не нужно никаких подарков. И теперь у меня каждый день – Рождество… Квилл, почему вы с Полли…

– Не-на-чи-най сначала, Арчибальд, – прервал его Квиллер.

– Ладно, ладно. По крайней мере, когда Полли построит дом, вы с ней будете рядом – только свистни. Кстати, как продвигается постройка?

– Она наняла сына Флойда Тривильена. Он учился в Помойке. Его отец говорит, что он знает своё дело.

– А ты ожидал другого от отца? – язвительно заметил Райкер. – Лично я дважды подумал бы, прежде чем нанял кого-либо из Содаст-сити даже для починки текущего крана!

– Ну… ты же знаешь Полли… Когда она что-нибудь решит!..

Примерно двумя неделями позже, в воскресенье днём, Квиллер и Полли отправились в Содаст-сити, где на железнодорожном вокзале встретились с Арчи и Милдред Райкер. Нарядные богачи съезжались со всех концов округа, и изумлённые горожане наблюдали, как молодые люди в красных спортивных костюмах отгоняли и парковали машины приезжих. Первый раз в истории Помойки машины парковала обслуга. Приезжие дамы сочли, что достаточно тепло, и надели легкие летние платья, а мужчины решили, что достаточно прохладно, и напялили легкие спортивные куртки. За исключением Вэннела Мак-Вэннела из Пикакса, который изнемогал от жары в плиссированной юбке из чистой шерсти и прочих шотландских регалиях.

Всем на удивление, наследница из Чикаго явилась с официантом «Старой мельницы», на что Райкер сказал:

– Дерек, очевидно, стал получать хорошие чаевые.

– На прошлой неделе я видел, как он покупал ей хот-дог у Луизы, – отозвался Квиллер. – Вероятно, теперь её очередь угощать.

Сегодня, как и всегда, Лиз оделась вполне театрально: единственная женщина в шляпе, в соломенной шляпе с высокой тульей, обвитой несколькими ярдами вуали и украшенной розой величиной с кочан, – явно эдуардовский стиль. К тому же, по стандартам Мускаунти, Лиз была неправдоподобно миниатюрной. Полли, носившей пятьдесят второй, показалось, что у этой Лиз – сорок четвёртый или даже сорок второй.

Другой особой, привлекшей внимание, была молодая женщина в брючном костюме. Обычай Мускаунти гласил: «По воскресеньям – юбка», но из-за этой красотки в хорошо сшитом брючном костюме все женщины в юбках выглядели старомодными. Дамочка пришла с Флойдом Тривильеном, который был тщательно выбрит и чисто одет. Кто она ему – жена? дочь? С толпой эта пара не смешивалась.

Газетные фоторепортеры и телевизионщики с видеокамерами добавляли ажиотажа в церемонию открытия, а духовой оркестр вовсю трубил мелодии вроде «Чаттануга чу-чу» и «Знойный вечер в старом городке». Райкер узнал парня, игравшего на тромбоне, – он работал в отделе транспорта «Всякой всячины».

– Надеюсь, они не поедут в одном вагоне с нами, – сказала Полли.

Пассажирам, ждавшим на платформе, раздавали памятные программки.

– Представляете, для этого исторического пробега разыскали пенсионеров-железнодорожников: машинисту – восемьдесят два, тормознику – семьдесят шесть, кочегару – шестьдесят девять! – сообщила Милдред. – Все они ветераны ССЛ.

– Интересно, смогу ли я грести уголь, когда мне будет шестьдесят девять? – задумчиво произнёс Райкер.

– Во всяком случае, прошлой зимой ты не смог сбросить даже снег с крыши, Дорогой, – нежно упрекнула его жена.

– Как вы полагаете, кто-нибудь побеспокоился проверить у машиниста зрение и кровяное давление? А кочегару давно делали ЭКГ? И будет ли в поезде врач?

– А боров где? – спросил Квиллер, щеголяя знанием железнодорожного сленга.

Действительно, никаких признаков паровоза не было видно, если не считать клубов дыма, поднимавшихся откуда-то из-за пакгауза. Но вот музыка внезапно оборвалась, а через мгновение оркестр грянул туш. Болтовня на платформе стихла, и из-за поворота, пыхтя и свистя, появилась «девятка». Раздались приветственные аплодисменты, и оркестр сыграл туш.

Подкатившая к платформе старая «девятка» представляла собой великолепный образчик машиностроения: гигантский головной прожектор, сверкающий на солнце чёрный корпус и латунная арматура, шатуны, задававшие такт огромным колёсам, – всё являло собой чудеса механической магии, даже скотосбрасыватель поражал. Пожилой машинист с седыми космами, выбивавшимися из-под хлопчатобумажной фуражки, высунулся из кабины и замахал ожидавшим на платформе пассажирам. Старик буквально светился от гордости.

Милдред, с её глазом художника, назвала паровоз «шедевром чувственной красоты и грубой силы».

– Недаром его называли Великим Стальным Конём!

Когда же из-за поворота показались свежевыкрашенные пассажирские вагоны, её муж заметил:

– А они всё того же старомодного грязно-зелёного цвета…

– Вполне приемлемый цвет, – ответила Милдред. – Его можно добиться, смешав окись хрома с кадмием красным темным и добавив для грязи умбры жжёной.

Двайт Сомерс, краем уха слышавший их разговор, напомнил им, что традиционный зелёный цвет пульмановского спального вагона был введен как раз для того, чтобы скрывать грязь и копоть.

– Что вы знаете о машинисте? – спросила Полли.

– На протяжении пятидесяти лет он был в ССЛ пятаком, – ответил Двайт. – Его опытность и смелость не раз спасали жизни, и только раз он выпрыгнул из кабины. Он приказал прыгать и своему кочегару, но Ози Пени бросил вызов судьбе, оставшись подобно капитану корабля.

– Обнадеживающие сведения, – сказал Райкер. – Ему, наверно, подарили золотые часы, когда он уходил на пенсию.

Тут проводник спустил лесенку первого вагона и крикнул:

– На поса-а-дку!

Квиллер заблаговременно заказал столик на четверых в центре вагона-ресторана. Деревянная обшивка ресторана блестела от лака; скатерти были ослепительно белы, а фужеры искрились, – по вагону пронёсся гул восхищения. Когда же пассажиры расселись, наступила долгая пауза. Участники пробега заволновались. Остряки стали делать дикие предположения:

– Уголь кончился… Кочегар потерял лопату… Повар забыл ножи… Послали за льдом…

Наконец звякнул колокольчик, прокричал гудок, и поезд тронулся. Целая армия официантов в белых костюмах забегала между столиками, разливая шампанское. Все захлопали.

Квиллер, сидевший против хода поезда, видел занявших крайний столик Флойда Тривильена и его очаровательную спутницу. Язык их телодвижений не соответствовал ни супружеским, ни родственным связям. Ещё в поле зрения Квиллера попадали Кэрол и Ларри Ланспики, сидевшие за одним столиком с цветущей молодой женщиной и бородатым врачом, до недавнего времени другом Хикси Райс. Все четверо казались слишком уж довольными, так что Квиллер даже буркнул что-то Полли. Она ответила, что молодая женщина – это доктор Диана, дочь Ланспиков, которая вернулась в Мускаунти, сбежав от всеобщего безумия, творящегося в Центре, и теперь работает с доктором Гербертом.

– Кстати, я собираюсь передать свою медицинскую карту доктору Диане, – сказала Полли. – Мне не нравится врач, который заместил доктора Мелинду.

На подходящей для обозревания окрестностей скорости поезд пересекал типичнейшую для Мускаунти местность: картофельные поля и пастбища, усеянные валунами и стадами овец.

Официанты всё подливали шампанское, и Квиллер вытащил пакет с закуской.

– Мне хочется, чтобы вы попробовали, – сказал он. – Это приготовила одна моя знакомая.

– Кто? – с излишней поспешностью спросила Полли.

– Приятельница из Флориды, – подсмеивался Квиллер, намеренно недоговаривая.

– Очень вкусно, – похвалил Райкер. – Я, пожалуй, съем ещё горстку.

– Несколько солоновато, – пробормотала Полли. А Милдред, ведущая в газете раздел кулинарии, изрекла, что это всего-навсего гренки, приправленные пармезаном, солью, чесноком, красным перцем и вустерширским соусом.

– Коко я Юм-Юм принимают их за кошачий деликатес, – сообщил Квиллер.

Эксперт по кулинарии кивнула:

– Они чуют анчоусы в вустерширском соусе.

В дальнем углу вагона, в стороне от суетящихся официантов, седовласый аккордеонист наигрывал мелодии с равнодушным видом человека, на тысячах банкетов исполнявшего один и тот же репертуар.

– До дрожи бесстрастный музыкант, – сказала Полли. – Недавно в Локмастере на концерте Моцарта струнный оркестр играл с таким воодушевлением, что музыканты чуть не падали со стульев.

– Да, я до того загляделся на их ужимки, что музыку почти не слушал, – отозвался Квиллер.

– В изобразительном искусстве то же самое, – заявила Милдред. – Личность художника подменяет собой его творчество. Я считаю, что в этом виноваты средства массовой информации.

– Нас обвиняют во всех смертных грехах, – сказал Райкер.

Затем они обсудили учебную программу Общественного колледжа Мускаунти: нет уроков музыки и рисования. Пропасть английского, бухгалтерского учета, обработки данных, делопроизводства и менеджмента. Вводные курсы по психологии, экономике, истории, социологии и т. д. Нет косметологии. Нет риэлтерских курсов. Нет тенниса.

– Они делают огромные успехи по реконструкции кампуса, – сказала Полли. – Администрация колледжа уже сформирована и работает. Я на днях познакомилась с ректором, профессором Прелигейтом, – очень интересный мужчина.

– В каком смысле? – резко спросил Квиллер.

– Он сочетает солидную академическую подготовку с удивительным простодушием. Он из Виргинии, и у него есть это льстивое южное обаяние.

– Обожаю южан! – по-детски воскликнула Милдред. – Он женат?

– Не думаю.

– Зато ты замужем, – напомнил жене Райкер. У Полли ещё было что порассказать.

– Служащие профессора Прелигейта подкармливали потерявшегося грязно-бело-рыжего кота, ужасно похожего на О'Джея. Я позвонила Вилмотам и узнала, что О'Джей исчез в прошлом ноябре, буквально сразу после того, как семья переехала с Гудвинтер-бульвара.

– Это и называется «потеряться», – заметил Райкер. – Он девять месяцев бродяжничал, попрошайничая и питаясь всем, чем можно. Вот вам и прогулочка в пятнадцать миль!

– Вилмоты не возражают против того, чтобы он остался при колледже, – в заключение сказала Полли. – Он будет его талисманом.

– А цвета школы, – сделал предположение Квиллер, – будут оранжевый и грязно-белый.

Своевременно был подан суп – бульон-желе. Слишком солёный, по мнению Полли. Зато «Шатобриан» – ростбиф – оказался великолепен, и все пришли к выводу, что ни мясо, ни шеф-повар не могли быть из Помойки.

Вагоны мягко покачивались, гудел гудок на перекрестках, и в вагоне-ресторане не смолкали разговоры. Со временем местность стала скалистой, и взорам пассажиров открылись замечательные виды, которые невозможно увидеть с шоссе. После городка Вайлдкэт дорога круто пошла под уклон по направлению к Блэк-Крик, на высокий мост. Вокруг простирались холмы и леса Локмастера – соседнего с Мускаунти округа. В тот момент, когда подали сдобу и кофе, поезд въехал во Флэпджек, когда-то поселок Лесорубов, а теперь парк отдыха.

Телебригада из Миннеаполиса уже поджидала их на перроне. Репортеры хотели снять владельца поезда с его красавицей спутницей на открытой площадке персонального вагона, но Тривильен воспротивился. Он предпочел надеть полосатую железнодорожную фуражку в высунуться из кабины машиниста. Слышались остроты чикагской наследницы в шляпе-суфле и Вэннела Мак-Вэннела в клетчатой юбке: оба описывали, как потрясающе путешествовать на старой «девятке».

Полли сказала дородному шотландцу, что у него удивительно величественный вид в его национальной одежде, и призналась, что ей давно хочется, чтобы Квиллер купил себе шотландскую юбку.

– У вашего друга – отличная фигура, – заверил её Большой Мак. – Кроме того, его мать была из Макинтошей, так что он – титулованный.

Райкер, с уверенностью старого друга, пояснил:

– Квиллер с тараканчиком насчёт самой идеи ношения юбки, убедить его невозможно.

Квиллера выручил Двайт Сомерс, подоспевший вовремя, чтобы положить конец показным восторгам шотландкой. Он предложил осмотреть персональный вагон.

– Настоящее детище своих дней! – сказал он.

Никто не ожидал увидеть такое великолепие: дорогая обивка кресел в гостиной, обеденный стол с инкрустацией из ценных пород дерева в столовой, а спальни с латунными кроватями и мраморными умывальниками. В общем, всё деревянное было из резного ореха, а фрамуги и ламповые стеклянные колпаки – от Тиффани!

– Для свадеб Ламбертаунский прогулочный поезд – самое то, что надо, – сказал Двайт. – Церемонию можно провести в клубном вагоне, а приём – в вагоне-ресторане по пути во Флэпджек. Затем отсоединить персональный вагон и оставить новобрачных на недельку на запасных путях. Пусть осваивают лужайки для гольфа, конюшни с верховыми лошадьми или просто гуляют по рельсам. В конце недели поезд с приглашёнными, которые продолжают кутить в клубном вагоне, возвращается, и все дружно пыхтят обратно в Мускаунти, где и живут долго и счастливо… Ты бы обдумал это, Квилл, – лукаво добавил он.

Не обращая внимания на намёк, Квиллер спросил с наигранным простодушием:

– Дама Тривильена – это его дочь, занимающаяся бухгалтерским учётом?

– Нет, это его секретутка, – ответил Двайт не без ехидства. – Он с ней познакомился в Техасе, куда забрел в поисках своего подвижного состава.

– Она что, работала затейником?

– Чем-то вроде, – последовал загадочный ответ.

Брякнул медный паровозный колокольчик, и повелительный окрик проводника призвал пассажиров обратно в вагоны. Лишь только поезд двинулся на север, официанты раздали каждому путешественнику по сувенирному свистку – длинной деревянной трубочке, свистевшей столь же пронзительно, как и паровоз. Несколько минут из вагона-ресторана доносились душераздирающие звуки, затем аккордеонист стал исполнять заявки. Милдред заказала «Крутись ещё». Квиллер – «Раз за разом» для Полли. Она, пожалуй, не знала текста, но в мелодии явственно чувствовалась нежность.

Когда поезд уже грохотал по предместьям Пикакса, возбуждение уменьшилось, и разговор перешёл к обычным темам:

– Вы пойдёте на состязания по гребле?

– Вы уже побывали в новом ресторане Мусвилла?

– Квилл, как поживают твои коты?

– Юм-Юм, всю жизнь евшая из одной тарелки с Коко, – ответил Квиллер, – вдруг потребовала подавать ей отдельно. Не понимаю, что творится в этой маленькой головке?

– В ней проснулось кошкосознание, – пошутила Милдред.

Квиллер застонал, Полли содрогнулась, а Арчи заявил:

– Бывают хорошие каламбуры и плохие каламбуры, но этот – худший из всех, которые я когда-либо слышал… Проводник! Сбросьте эту даму с поезда!

Потом он спросил Полли о доме.

– Собираются на этой неделе бетонировать, – сказала Полли. – Когда котлован уже вырыт, нельзя медлить, потому что дождь может вызвать оползень. Всё это так интересно! Я всегда снимала маленькие квартирки, а теперь у меня будет гостиная, спальня и гараж на две машины.

– А кто занимается постройкой?

– Контракт подписал Эдуард П. Тривильен. Это высокий волосатый парень, с окладистой бородой и копной чёрных волос. Грамматика его ужасающа! Между прочим, он сын владельца этого поезда.

Наконец «девятка» прогудела на переезде Содаст-сити, и под громкий свист пара исторический пробег завершился. Обслуга в красных костюмах бросилась к припаркованным машинам, и пассажиры начали разъезжаться по своим Пикаксам, Мусвиллам, Вест-Мидл-Хаммокам и Перпл-Пойнтам. Квиллер отвёз Полли на Гудвинтер-6ульвар, который был теперь весь загроможден машинами для асфальтирования, грудами брёвен и другими следами благоустройства территории колледжа.

– Дорогой, я провела изумительный день, – сказала Полли.

– Рад, что тебе понравилось. Ты сегодня особенно привлекательна.

– Спасибо. Я чувствую себя спокойнее с тех пор, как начались работы по дому. Правда, мне мешает то, что я не понимаю чертежей со всеми этими сокращениями и странной символикой. Может зайдёшь взглянуть на проект?

Квиллер ушёл от Полли в одиннадцать часов вечера – час вечерних новостей. Он включил радио в машине как раз вовремя, чтобы услышать, как местный диктор говорит: «…заплатили по пятьсот долларов за билет, чтобы проехаться на старой „девятке“, паровике ССЛ, который в результате принёс стипендионному фонду Общественного колледжа Мускаунти свыше шестнадцати тысяч долларов. Экскурсии на Прогулочном поезде по общедоступным ценам состоятся позже, как заявил представитель владельца поезда Двайт Сомерс… В местном бейсбольном матче Локмастер побил Пикакс со счётом девять – четыре… А теперь о погоде – и только что полученное сообщение из Содаст-сити: неожиданная акция предпринята банковской комиссией штата – она закрыла на амбарный замок Ламбертауиский ссудный банк вплоть до проведения ревизии со стороны администрации штата. Никаких подробностей дела к этому часу ещё не поступало».