ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

В четверг утром с деревьев всё ещё капало, но уже изредка проглядывало солнце; ноге Квиллера становилось всё легче и легче. Попивая свой утренний кофе в кухне, Квиллер думал о том, что разговоры с общительным монтером из телефонной компании, с замкнутым ветеринаром, с падающей в обморок сотрудницей «Вестника», с чрезмерно энергичным бакалейщиком не дали ответов на его вопросы. Он догадывался, что Хокинфилд никогда в жизни не получал письма с угрозой и что его написали после убийства, с тем чтобы показать Роберту Лесмору (приятелю прокурора по гольфу), который потом бы подтвердил в суде, что видел такой документ. Затем письмо уничтожили той же рукой или руками, которые его подделывали. Если органы закона и порядка в Спадзборо настолько коррумпированы, как намекал Трикл, то, защищая настоящих преступников, которых как предполагал Квиллер, было больше, чем один, ложно обвинить Фореста могли многие, в том числе и Шерри Хокинфилд.

Ему пришло в голову, что Уилсон Уикс, решившись на лжесвидетельство, изменил самому себе, оттого у него и случился сердечный приступ. Нельзя сваливать всю вину на кофеин. И Квиллер налил себе третью чашку.

Ему очень хотелось пойти в кабинет Хокинфилда и поискать если не ответы, то хотя бы ключ к ответам. Мешал тяжелый стол, закрывающий дверь. Но приехавший Дьюи Бичем, который продолжал строить бельведер, разрешил эту проблему. От влажного воздуха знаменитая шляпа плотника поросла мхом, а борода завивалась колечками и выглядела ещё более неухоженной.

Квиллер окликнул его с веранды и попросил подняться в дом.

– Мне трудно выходить из дома, – объяснил он Бичему. – Я растянул лодыжку. Как продвигается работа? Отсюда, к сожалению, не видно.

– Сегодня закончу, а может, и нет. Решётки сделал у себя в сарае. Хочу сберечь время.

– Прекрасная идея! Я буду дома весь день. Просто добавьте в счёт, и я выпишу чек. Как вы полагаете, не ждет ли нас разрушительное наводнение?

– Если дождь не прекратится.

– Нужно всего несколько часов солнца и легкий ветерок, чтобы все подсохло, – сказал Квиллер, научившись в Мускаунти банальному искусству разговаривать о погоде.

Бичем долго и тяжело смотрел вверх, возможно в поисках чёрной змеи на дереве.

– Не получится, – произнес он.

Покончив с любезностями, Квиллер объяснил, в чём состоит проблема. Рабочий кивнул и пошёл за ним в дом; не глядя вокруг, протопал через гостиную, легко поднял книжные полки со стола-основания, оттащил стол от стены, не задавая вопросов, и вернулся к своей работе.

Бульбики – сильные и молчаливые люди, подумал Квиллер. Они тяжело работали, жили в ладу с природой и долго, никогда не волновались из-за лишнего веса и, в качестве хобби, немного занимались тёмным бизнесом.

Коко обрадовался, увидев, что кабинет снова открыт, и сразу направился обнюхивать подстилку Люси. В отличие от него, Юм-Юм спала после лекарств в кресле в гостиной. Это было самое удобное кресло из всех, и она, следуя кошачьей натуре, присвоила его себе.

В кабинете Хокинфилда Квиллер заинтересовался семейной фотографией, висевшей на стене. В центре группы сидел Дж. Дж., с надменно поднятыми бровями и крючковатым носом, явный хозяин дома. За ним стояли по росту трое мальчиков со смышлеными лицами, а по сторонам от Дж. Дж. сидели симпатичная женщина с застенчивой улыбкой и девочка-подросток с сердито надутыми губами. У неё был нос Хокинфилда и заметно неправильный прикус Вероятно, отметил для себя Квиллер, это и есть та Шерри Хокинфилд, которую я пригласил поужинать. Ему оставалось только надеяться, что с возрастом она всё-таки похорошела.

Растянувшись в кресле Дж. Дж. и положив больную ногу на пуфик Дж. Дж., он погрузился в чтение ещё одного альбома с вырезками и нашёл там резкие высказывания и в адрес приюта для животных, и про День матери, и про тренера школьной футбольной команды. Это была проза, написанная сумасшедшим, питавшим страсть к восклицательным знакам. В одном из опусов автор направлял свои стрелы в шерифа, который баллотировался на второй срок. Этот кандидат, указывал Хокинфилд, имеет трёхмесячную задолженность по счёту за воду, регулярно аннулирует повестки своей жены, постоянно нарушающей правила парковки, а один раз ему удалось замять дело, связанное с обвинением его самого в преступном поведении. Никакие имена не упоминались, но даже такой новый в Спадзборо человек, как Квиллер, мог догадаться, что речь шла о дядюшке Джоше Ламптоне, который тотчас же потерял свою должность, а Дэл Уилбанк вступил в неё.

Коко, судя по всему, надоело обнюхивать подстилку Люси и книги по юриспруденции; он прыгнул на шкаф и, трепеща усами, принялся царапать его. Ему отчаянно хотелось открыть средний ящик, неглубокий, где обычно хранятся всякие мелочи. Квиллер помог ему, поскольку и сам был человеком любопытным. В отделениях передней части ящика лежали карандаши, ручки, скрепки, клейкая лента, несколько пенни, три сигареты в мятой пачке, два больших винта и одна использованная почтовая марка. Коко набросился на марку и унёс её в темный уголок, чтобы обнюхать и облизать. Как кот мог узнать, что она находится здесь, спрашивал себя Квиллер.

В дальнем конце ящика среди разных бумаг и скоросшивателей Квиллер обнаружил большой жёлтый блокнот, его, видимо, Хокинфилд использовал под черновики, набрасывая свои статьи крупным почерком и мягким карандашом. Заметка, сохранившаяся в блокноте, была датирована двумя днями позже прошлого Дня отца. Она не только никогда не была опубликована, но никогда не покидала пределов среднего ящика письменного стола Хокинфилда, однако Квиллер не успел прочитать её, так как раздался звонок в дверь.

Бичем закончил бельведер и пришёл за платой. Квиллер знал, что нельзя платить за работу, не посмотрев её, но он доверял этому человеку и даже добавил за скорость. Потом, взяв желтый блокнот, он попросил плотника подвинуть стол на прежнее место. После чего было пора бриться и одеваться к ужину с Сабриной Пил, и Квиллер бросил блокнот в свой стол наверху.

Сабрина появилась с двумя подушками ярко-красного и золотистого цвета, каждая площадью в квадратный ярд, и положила их в гостиной на пол между окнами.

– Надеюсь, они сделают своё дело, – сказала она. – Они сбалансируют цветовые пятна и придадут немного значительности тому концу комнаты… Как ваша нога, Квилл?

– На Шкале Боли и Страданий показания упали на шестнадцать пунктов, когда вошли вы, – ответил он, любуясь туманно-зелёным шёлковым платьем, которое так шло к светлым волосам художника по интерьеру. – Выпьем, перед тем как поехать?

– Ммм… нет, – ответила она. – Я заказала одну из лучших кабинок, и они не станут сохранять её за мной больше пятнадцати минут. Надеюсь, вы не возражаете, если мы будем сидеть среди некурящих?.. Где вы нашли эту потрясающую чашу из капа? В Картофельной Лощине?.. Я вижу, вам нужны свечи. Я могла бы привезти несколько.

– У меня их достаточно, – сказал он. – Свечник продал мне их на всю оставшуюся жизнь, но я не нашёл времени вставить их в подсвечник… Подождите, проверю сиамцев перед уходом.

Обе кошки оказались именно там, где он и предполагал, – надменно сидели на новых подушках, и их холодные голубые глаза бросали вызов всякому, кто попытался бы скинуть их с этого трона.

Останавливаясь на каждой ступеньке, Квиллер и Сабрина медленно спускались по длинной лестнице на стоянку для машин.

– Вам нравится жить одному? – спросила она.

– Я пробовал оба способа, – ответил он, – и знаю как плохо приходить домой в пустую квартиру, но теперь у меня есть сиамцы, которые встречают меня у дверей. С ними хорошо: я им нужен, они всегда счастливы, когда я прихожу домой. С другой стороны, они всегда рады, когда я ухожу, – одна из кошачьих черт, которая не дает человеку почувствовать себя слишком важной персоной.

Спускаясь вниз по Дороге к Соколиному Гнезду, она показала дома своих клиентов. Она помогала Уилбанкам выбрать обои на стены… Её фирма проводила полную перепланировку интерьера для Лесморов… Её компаньон делал окна и полы для дома Уикисов.

– Ваша мастерская – единственная в городе? – спросил лукаво Квиллер.

– Единственная хорошая мастерская, – ответила она, улыбнувшись своему пассажиру. – Я все отдала бы, чтобы заполучить «Тип-Топ» и полностью отделать этот дом.

– Вы могли бы даже пойти на убийство?

Он ожидал получить хлесткий ответ, но внимание Сабрины поглотила дорога – они были уже внизу, у подножия горы, – и она не ответила.

Они свернули на дорогу, которая сначала шла параллельно разлившейся реке, а затем вела в предгорье, где в небольшой впадине расположился ресторан под названием «Спагетти» – каменный дом у дороги, готовый вот-вот развалиться.

– В той равнинной стране, где я живу, такое место наводило бы тоску, но в горах даже оно выглядит живописно, – заметил Квиллер.

– Это было смело – в столь унылом месте, и почти в развалинах, создать интерьер, вызывающий аппетит, – призналась Сабрина. – Владельцы хотели, чтобы всё не только выглядело, но и дышало первозданностью, поэтому мне пришлось новые напольные покрытия имитировать под старые, оставить столбы и балки их естественного тёмного цвета и покрасить стены белым, чтобы подчеркнуть все трещины, сучки и червоточины.

Ресторан состоял из небольших помещений, которые постепенно пристраивались друг к другу в течение многих лет; Сабрину и её гостя отвели в Главную Бататовую комнату, где высоко поднятые кабинки обеспечивали и уединение, и вид на горы. Центральное место в этом помещении занимал написанный маслом портрет вождя-индейца, раскуривающего трубку мира.

– Взгляните на это поразительное меню, Квилл. Пятнадцать видов спагетти, а все соусы – домашнего изготовления, свежие, сегодняшние, – сказала Сабрина.

Посмотрев меню, Квиллер заказал копчёную семгу и авокадо с лапшей по-лозаннски, приправленной кресс-салатом, укропом и хреном. Сабрина выбрала кнедлики с форелью, с гарниром из фасоли и голландским соусом и бутылку итальянского вина.

– Ну, как вы проводите время? – спросила она.

– Никак. Пока, кроме дождя и небольших катастроф, ничего не было, но не стоит говорить об этом. Что вы знаете об охотничьем шкафчике?

– Дж. Дж. купил его на аукционе, утверждая, что среди его предков был какой-то Фитцуоллоу, Ужасная вещь, и его жена ненавидела этот шкафчик.

– Он понравился моему коту, – сказал Квиллер. – Если он не запрыгивает на него, то лежит рядом на полу. Думаю, в жилах моего кота тоже течет кровь Фитцуоллоу. Единственное, что я не отказался бы приобрести, – это картину Фореста Бичема. Сколько она стоит?

– Не менее трех тысяч долларов, Квилл. Как художник он неизвестен, но она хороша, и большая! Форест написал и эту картину – «Вождь Бататы». Я думала, она повеселит посетителей зала для некурящих, но боюсь, никто её не оценил. Вы, вероятно, тоже бывший курильщик, как и все мы.

– Вообще-то я курил трубку, думая, что, попыхивая, выгляжу задумчивым и мудрым. А кроме того, раскуривание трубки заполняло продолжительные паузы, когда я не знал, что сказать. Теперь же я выгляжу бездельником или кажусь пустоголовым.

– Не могу поверить, чтобы вы кому-нибудь казались пустоголовым, Квилл! Кстати, чем вы занимаетесь? В долине об этом ходит много предположений.

– Я – странствующий в поисках темы писатель, и мне кажется, я нашёл её. Хочу написать биографию Дж. Дж. Хокинфилда. Он был большой, помешанной на власти жабой в маленькой луже, обладал напыщенной манерой письма, имел склонность в каждом видеть врага. К тому же в его семье произошла цепь несчастий, закончившихся насильственной смертью его самого. Это греческая трагедия в Картофельных горах! Недостает только греческого хора из бульбиков и жителей Спадзборо!

– Это будет приукрашенный портрет или портрет со всеми бородавками? – спросила она.

– Так как я по профессии журналист, то особенно интересуюсь бородавками.

– Вы думаете, вам удастся разговорить людей?

– Люди очень любят разговаривать с писателями о своих знакомых, особенно о тех, кого уже нет в живых и кто не может отхлестать в ответ. Я могу начать с бывшего шерифа Ламптона.

Сабрина засмеялась:

– Это любитель пожить за чужой счёт! Не верьте ни единому слову дядюшки Джоша.

– А что вы о нём знаете?

– Они с Дж. Дж. враждовали много лет. Сейчас он занимается перевозками и строит безумно дорогой дом. Мы оформляем интерьеры, не считаясь с расходами.

– Должно быть, продажа горных лесов – прибыльное дело, – заметил Квиллер.

– По общепринятому мнению, дядюшка Джош прятал деньги в банку из-под кофе у себя на заднем дворе всё время, пока был шерифом.

Официант принёс закуски на очень холодных тарелках, затем основные блюда – на очень горячих. Заказав спагетти с сыром в соусе с луком-пореем и ветчиной, Квиллер некоторое время лишь смотрел на них в восхищении. В конце концов он спросил:

– Кто тот компаньон, которого вы всё время упоминаете?

– Спенсер Пул. Он старше меня, и он удивительный человек. Когда я училась в старших классах, то подрабатывала у него летом, сворачивала образцы и мыла мастерскую. После окончания школы дизайнеров он взял меня в фирму, потому что ему нравится звучание «Пил и Пул».

«Да уж, – подумал Квиллер, приглаживая усы. – Скорее потому, что она потрясающая женщина».

– Я говорила ему, что правильнее «Пул и Пил», но он сказал, что гласные звуки очень важны в названии мастерской дизайнера. Он говорил, что «и-у» звучит классно, а «у-и» ассоциируется с тем, как подзывают голубей. Спенсер очень много внимания уделяет деталям, но именно это и делает его таким великолепным дизайнером. Я многому научилась у него, – сказала она, и глаза её заблестели. Сегодня они были зелёными, а несколько дней назад – голубыми.

– Судя по фамилии, вы, должно быть, шотландка, – заметил он. – Фамилия моей матери была Макинтош.

– Скажите что-нибудь по-шотландски, – поддразнила она его.

Он произнёс шотландскую поговорку.

– «Из малого складывается большое», – догадалась она.

– Да, принято читать так, хотя словарь даёт и другие значения слов, составляющих эту фразу, – сказал Квиллер. – Однако Джордж Вашингтон употреблял это изречение именно в общеизвестном варианте, и если это устраивало отца нашей страны, то устраивает и меня.

– Моему компаньону понравилось бы звучание, – ответила она.

– Ваш компаньон производит впечатление очень проницательного человека, – почти шёпотом сказал Квиллер. – Не знает ли он, кто на самом деле убил Хокинфилда? Легко распознать врагов этого человека, но моё подозрение падает на так называемых друзей.

Сабрина положила вилку на стол и посмотрела на него.

– Ну, – неохотно начала она, – когда это всё случилось… Спенсер подумал на мужа любовницы Дж. Дж. Но теперь я уверена, что, несомненно, это был Бичем.

Квиллер погладил усы:

– У Хокинфилда была любовница? Это было широко известно?

– Это очень маленький городок, Квилл. Знали почти всё, но не говорили. Она работала в газете, и сейчас работает, и верила, что Хокинфилд – святой. Именно такие женщины ему и нравились. Она всё время пекла ему пирожные, а он звал её Булочка, даже в редакции. Общеизвестно и то, что он оплатил её пластическую операцию.

– Но у неё был муж?

– Только последние несколько лет. Она вышла замуж за посредственного строителя, который тотчас получил контракт на строительство всех домов на Большой Бульбе и полностью оказался человеком Хокинфилда.

– Он догадывался о связи жены с Хокинфилдом?

– Кто знает? Это была простая душа. Мы все его полюбили, когда работали с ним. Он умер от обширного инфаркта… На меня, пожалуйста, не ссылайтесь.

Когда принесли десерт – равиоли с миндалем в малиновом сиропе, – Квиллер вернулся к биографии Дж. Дж., сказав:

– При подготовке материала я собираюсь исследовать отношения Хокинфилда со своими детьми – это нужно для создания фона.

– Да, я понимаю. Трое мальчиков были центром его вселенной, и они действительно были способными детьми. Однако Дж. Дж. не обращал никакого внимания на дочь, потому что она имела несчастье родиться девочкой. Мальчикам – и велосипеды, и лыжи, и уроки гольфа, и даже частные учителя. Шерри – только уроки фортепьяно, которые она ненавидела.

– Как она относилась к отцу?

– Без энтузиазма! Она непочтительно называла его «родителем» и презирала мать за её слабый характер. Когда я оформляла интерьеры в «Тип-Топе», Шерри не отходила от меня. Тогда-то у неё и появился интерес к продаже декоративных вещиц.

– Она такая же умница, как и братья?

– Пожалуй, она не столько способная, сколько расчётливая, даже изворотливая, – сказала Сабрина. – Думаю, второстепенное положение в семье сделало её такой. А сейчас, когда у неё своё дело, это качество ей только помогает.

– Я видел семейную фотографию, – сказал Квиллер. – На ней она выглядит несчастной девочкой – совершенно несимпатичной.

– Да, неправильный прикус, и потом она очень хотела изменить форму носа. Но Дж. Дж. считал это излишеством. К счастью, бабушка со стороны матери оставила Шерри кое-какие деньги, и она смогла обратиться к специалисту и сделать пластическую операцию. И как всё изменилось! Она расцвела и стала довольно популярной. Фактически… – Сабрина оглянулась вокруг и понизила голос. – Фактически отец отправил её в школу, потому что она встречалась с сыном Ламптона – очень симпатичным мальчиком. Через два года, когда Шерри закончила школу в Вирджинии, они тайком поженились.

– Держу пари, на Большой Бульбе устроили фейерверк в их честь, – сказал Квиллер.

– Если бы! Дж. Дж. считал, что мальчик женился на его дочери только из-за наследства и чтобы попасть в «хорошую» семью. Видите ли, он был сыном никому не известного Джоша Ламптона! Поэтому Шерри поставили перед выбором: или аннулирование брака, или лишение наследства. Она предпочла остаться в завещании отца, думая унаследовать миллионы. Но всё, что она получила, – это «Тип-Топ». Остальное принадлежит матери, у Шерри только права опекуна.

– А что случилось с сыном Джоша Ламптона?

– Они с Шерри до сих пор близки. Возможно, поженятся, когда она продаст дом и получит дополнительный миллион. Он учился в юридической школе и получил звание адвоката, но у него мало практики. Он предпочитает гольф… Вам интересны все эти сплетни маленького городка? – спросила она.

– Я сам живу в маленьком городке, где сплетни – основа жизни, – ответил он. – Я живу в амбаре. – И рассказал ей о своем яблочном амбаре, совершенно преобразившемся с помощью балконов, декоративных тканей и современной мебели.

– Звучит фантастически! Хотела бы его увидеть! – воскликнула она.

Посидеть за кофе не удалось, потому что, как сообщили местные синоптики, надвигалась гроза и Сабрина хотела попасть домой до потопа.

– Ездить по горам во время грозы просто страшно, – сказала она Квиллеру по дороге к «Тип-Топу». – Между прочим, вы нашли моё письмо?

– Да, нашёл, – ответил он, скрыв от неё, что письмо до сих пор лежит в ящике охотничьего шкафчика. – На полу в гостиной. Если бы вы потеряли его на улице, боюсь, оно промокло бы.

– Ужасно надоели ливни и грозы, – сказала она. – На Центральной улице затопило подвалы в домах, а ниже по течению реки смыло мост. – Она отказалась от его предложения зайти в дом и что-нибудь выпить. – Как-нибудь в другой раз. Но если вы решите купить «Тип-Топ»…

– Вы первой узнаете об этом, Сабрина, – пообещал он. – Может, на днях снова поужинаем вместе? Теперь моя очередь приглашать.

– Может, – ответила она, бросив на него взгляд, значение которого он не понял.

Квиллер медленно и осторожно поднимался по двадцати пяти ступеням к дому и думал о Сабрине: «Очаровательная женщина… Интересная, приветливая… возможно, ей лет тридцать пять или около того… кажется, она одинока – это знакомство нужно продолжить… Потом он представил, что она могла бы сделать с «Тип-Топом». «А почему бы не попросить проект-предложение и предварительную оценку стоимости работ?.. Сегодня у неё были зелёные глаза. Я думал, они у неё голубые… В каких отношениях она со Спенсером Пулом? У неё удивительно тёплое отношение к нему. Часто его упоминает…»

Он открыл дверь, ожидая радостного приветствия сиамцев. В холле было темно и днём и ночью, и он включил свет, но пушистые создания не появились. Не раздалось и их приветственного мяуканья. Вместо этого он услышал человеческие голоса наверху.

ПЯТНАДЦАТЬ

Когда Квиллер вошёл в дом и услышал приглушённые голоса, раздающиеся сверху, он инстинктивно оглянулся в поисках оружия, но потом осознал, что оно у него в левой руке – и весьма грозное. Размахивая резной прогулочной тростью, довольно увесистой, и забыв о хромоте, он бросился по лестнице, перескакивая через две ступеньки. На середине он остановился.

Мужской голос сказал: «Спасибо за то, что был с нами, Боб, счастливого путешествия… А теперь о погоде…»

Квиллер закончил подъём в более медленном темпе и нашёл кошек у себя в спальне на столе: Коко застыл в позе сфинкса на жёлтом блокноте, а Юм-Юм – в такой же позе – на приёмнике, все ручки которого самым фантастическим образом были повернуты кверху. Ни один из сиамцев не шелохнулся – оба смотрели на вошедшего с самодовольством, приводившим в ярость.

– Вы, негодники! – сказал он им после того, как сосчитал про себя до десяти. – Почему вы не включили какую-нибудь приятную музыку?

Вдруг его осенило: ему совершенно не больно двигаться. Он тотчас загорелся желанием переделать все дела, которые откладывал в течение нескольких последних дней: вставил свечи в подсвечник, бросил белую одежду пекаря в стиральную машину, написал благодарную записку миссис Бичем за её домашнее лекарство. Как и обещали, началась гроза – гремел гром, сверкали молнии, барабанил дождь; сиамцы были рады, свернувшись калачиком в спальне Квиллера, послушать главу из «Волшебной горы». Ему приходилось почти кричать, чтобы перекрыть шум, доносившийся с улицы. Когда же он включил новости в одиннадцать часов, уже передавали предупреждение о наводнении.

Утром, открыв глаза, он покрутил левой ногой и не почувствовал боли; радость его не знала границ. Он был готов с головой уйти в материалы для биографии, которую не собирался писать! Он испытал острое желание сесть за руль машины после трёх дней вынужденного простоя. Однако, подняв жалюзи в спальне, передумал – вид из окна вызывал предположение о том, что дом летит в облаках на высоте тридцати пяти тысяч футов. Мало того, синоптики пообещали густой туман в горах, начиная со второй половины дня. Предупреждение о наводнении после вчерашнего дождя стало наблюдением за наводнением.

Квиллер вышел на веранду и вдохнул влажный воздух, пропитанный запахом коры и мокрых листьев, заметив, что из двадцати пяти ступеней, которые вели от дома к стоянке для машин, видны только три, остальные терялись в тумане. Самолёт Шерри Хокинфилд ни за что не сможет приземлиться.

Вернувшись в дом, он разогрел себе булочку, но остановился в нерешительности перед кофеваркой: экстракрепкий или просто крепкий? Три чашки или две? Вспомнив Уилсона Уикса, он выбрал умеренность. Потом стал кормить кошек, наблюдая, как они жадно и быстро едят, подергивая ушами и виляя хвостами. А раньше у него не было ни времени, ни желания наблюдать за животными. Появление Као Ко Куна во многом изменило его.

Он принял душ, побрился и оделся и опять вышел на веранду – были видны четыре ступеньки. Он отправился наверх, делая вид, будто ему нужно привести в порядок кровать, хотя ведение хозяйства не входило в число его достоинств. Коко опять сидел на столе, на жёлтом блокноте.

– Дай-ка мне посмотреть его, – сказал Квиллер.

Это была передовица, написанная Хокинфилдом перед смертью; статья должна была появиться после Дня отца, и чтение её вызвало у Квиллера покалывание над верхней губой. Он бросился в спальню кошек и позвонил издателю «Вестника»:

– Колин, для биографии Хокинфилда мне нужно взять интервью у Джоша Ламптона. Не могли бы вы дать хороший отзыв обо мне? Только не упоминайте мою книгу о преступлениях.

– Когда вы хотите встретиться с ним?

– Сегодня утром. Сейчас.

– Похоже, с ногой всё в порядке и вы рвётесь выйти А как в горах с туманом? Внизу терпимо. Аэропорт ещё открыт.

– Туман довольно густой, но я проеду. Где контора Ламптона?

– В полумиле к югу от города, на реке, и надеюсь, что её ещё не затопило. Если я не позвоню вам в течение пяти минут, значит, всё в порядке и Ламптон ждёт вас. Он приятный человек.