– У них есть дочери?
– Пять – все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и…
– И?
– Вернулась обратно, наверное. Ее не видно – и не слышно.
– Как ее зовут?
– Мэри. Она в семье белая ворона.
– Спасибо, – сказал Квиллерен.
Он пошел в пресс-клуб один.
Клуб занимал единственное старое здание в центре города, избежавшее сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или аллеи, «Бег дня» и «Утренний комментатор» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный на свое место чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы.
Квиллерен, хромая, поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендолла, полицейского репортера.
– Пошли обратно, я поставлю тебе рюмку, – предложил Квиллерен.
– Не могу, Квилл. Пообещал жене, что пойдем сегодня за елкой. Если заранее не выберешь, упустишь свой шанс. Терпеть не могу кособокие деревья.
– Тогда только один вопрос. В какой части города самый высокий уровень преступности?
– То ли в Полоксе, то ли в Солнечных Садах. Все больше проблем и в Орлином Парке.
– А Цвингер стрит?
– Кое-что я о ней слышал.
– Я снял там жилье пару дней назад.
– Ты, наверное, рехнулся! Это же трущоба!
– Вообще-то, там не так уж плохо живется.
– Что ж, не распаковывай все свои чемоданы, потому что город собирается Хламтаун снести, – весело сказал Кендолл на прощание.
Квиллерен наполнил у буфета тарелку и подошел к стойке; вокруг было удивительно пусто.
– А где все? – спросил он Бруно, буфетчика.
– Делают рождественские покупки. Сегодня магазины открыты до девяти.
– Ты когда-нибудь что-нибудь собирал, Бруно? Ты не коллекционер?
Разнообразные интересы буфетчика были хорошо известны.
– Конечно! Я собираю палочки для размешивания коктейлей. У меня их уже около десяти тысяч.
– Я не это имел в виду. Я говорю о древностях. Вот я только что купил часть железных ворот от замка в Шотландии. Возможно, штуковине больше трехсот лет.
Бруно покачал головой.
– Вот это мне в древностях и не нравится. Все такое старое!
Квиллерен закончил есть и с радостью отправился домой, в Хламтаун, к более серьезным проблемам, чем кособокие елки и палочки для размешивания коктейлей. Никто в пресс-клубе даже не заметил, что он хромает.
Подойдя к особняку Коббов, он взглянул на скат мансарды. Груз снега все еще плотно держался, как и на крыше дома Мэри. Лавина обрушилась только у Бена, хотя все три здания были одного стиля.
В комнате Квиллерен увидел котов, восседающих на позолоченных стульях с точнейшим соблюдением протокола: Юм-Юм, как всегда, слева от Коко. Журналист нарезал для нахлебников ветчину, принесенную из пресс-клуба, а потом сел за машинку и принялся трудиться над материалом о Хламтауне. Через некоторое время Коко вспрыгнул на рабочий стол и стал наблюдать за работой замечательного механического изобретения: как взлетает лента, чтобы сделать отпечаток на бумаге, как толчками двигается каретка. А когда Квиллерен приостановился, давая мысли оформиться, Коко потерся подбородком о соответствующий штырек и сменил ширину поля.
Этим вечером журналиста отвлекли еще две вещи. Над головой то и дело раздавались стуки и шорохи, а по коридору плыли искушающие запахи: сначала аниса, потом масла, потом шоколада.
Вдруг он услышал, как из-за двери его зовут по имени, и, открыв, обнаружил там хозяйку с большим медным подносом.
– Я услышала, как вы печатаете, и подумала, что, может, вам пора перекусить, – сказала она. Я пекла к Рождеству.
На подносе были шоколадное печенье и кофейный сервиз.
Квиллерена рассердил незваный визит, но аппетитный вид глазированных квадратиков, украшенных половинками орехов, смирил его с тем, что, не успел он ответить, как миссис Кобб вошла в комнату.
– Целый вечер провела у плиты, – вздохнула она. – Антиквары у нас наверху обсуждают сценарий рождественской благотворительной вечеринки. У Си Си ведь третий этаж оборудован специально для собраний. Знаете, как он называет нашу верхотуру, до которой не враз и доберешься? Салун «Развяжись пупок»! Знаете, антиквары всегда… О боже! Вы хромаете! Что случилось?
– Ушиб колено.
– Будьте осторожны. Колени – это очень опасно, – предостерегла Айрис. – Сядьте в кресло и положите ногу на скамеечку, а я поставлю поднос на столик между нами.
Она плюхнулась в кресло-качалку, не подозревая, что с каминной полки за ней скептически наблюдает Коко.
Целый вечер у плиты? А выглядит миссис Кобб совсем неплохо: волосы тщательно уложены, ярко-розовое платье с нашитыми крупными стекляшками свежим-свежо; на шее, как всегда, болтаются две пары очков; оправа одной из них украшена искусственными бриллиантами…
Пытаясь вознаградить себя за помеху в работе, Квиллерен уплетал ароматные темно-шоколадные квадратики, полные ореховой начинки, мягкие и еще теплые, а Айрис усердно раскачивалась, словно к чему-то готовилась.
– Я хотела с вами кое о чем поговорить, – наконец начала она. – То, что я сказала о гороскопе Энди, – просто шутка. То есть, я и не думала, что в этом что-то есть. Я бы не хотела создавать вокруг трагедии сенсационный шум.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, мне недавно сказали, что вы ведете криминальную хронику, и я подумала, что вы, возможно, здесь, чтобы…
– Ничего я уже давно не веду, – заверил ее Квиллерен. – А кто вам наплел?
– Дракониха. Я зашла к ней, чтобы одолжить немного пчелиного воска, а она сказала мне, что вы были известным репортером по этим делам в Нью-Йорке или где-то еще, и я подумала, что, может, вы здесь тоже расследуете. Я, честное слово, никогда и не думала, что Энди мог упасть от чего-то такого – он просто оступился на этой стремянке; вот я и испугалась, что вы неправильно меня поняли.
– Ясно, – ответил Квиллерен. – Что ж, насчет этого не беспокойтесь. У меня уже целую вечность нет рубрики такого рода.
– Просто груз с плеч свалился, – сказала Айрис, расслабилась и с хозяйским видом оглядела комнату.
– Вам нравится эта оклеенная стена? – спросила она, критически на нее покосившись. – Я бы с ума сошла: лежать в кровати и смотреть на книжные страницы. Они приклеены пастой, так что, если хотите, можете их снять…
– Честно говоря, мне стена нравится, – отвечал Квиллерен, – поглощая печенье. – Смесь «Дон Кихота» с Самуэлем Пепюсом.
– Что ж, каждому свое. Вы куда-нибудь уходите на Рождество? Я бы с удовольствием присмотрела за котами.
– Нет, у меня нет никаких планов.
– И на службе у вас не будет рождественской вечеринки?
– Нет, только в сочельник в пресс-клубе.
– В газете, должно быть, очень интересная работа!
Айрис перестала раскачиваться и посмотрела на журналиста с искренним восхищением.
– Коко! – вскричал Квиллерен. – Перестань мучить Юм-Юм! и добавил, обращаясь к миссис Кобб, – они оба стерилизованы, но Коко иногда ведет себя подозрительно.
Хозяйка хмыкнула и налила ему еще чашку кофе.
– Раз вы остаетесь на Рождество одни, вы должны присоединиться к нам. Си Си украсит большую елку, а из Сент-Луиса приедет мой сын. Он работает кем-то вроде архитектора. Его отец – мой первый муж – был школьным учителем. Я сама изучала язык, хотя вы никогда и не подумали бы, что это так. Я уже ничего не читаю. В нашем деле ни на что не хватает времени. Этот дом у нас уже четыре года, и всегда есть что-то…
Она продолжала щебетать, а Квиллерен, не слушая, глядел на пухленькую болтушку. Он привык к тому, что его, работника прессы, всячески умасливают, усердно подкармливают – последнее было одним из дополнительных преимуществ профессии, – но хотелось, чтобы хозяйка была чуть-чуть менее разговорчива. Он надеялся, что она уйдет до того, как антиквары начнут спускаться из салуна «Развяжись пупок».
Старания миссис Кобб подружиться с ним были, вероятно, совершенно невинными. Чрезмерная раскованность – от недостатка вкуса. Бог обделил бедняжку серым веществом. Почему она так настаивает на версии несчастного случая с Энди Гланцом? Неужели даже ей ясно, что, возникни сомнения в этом деле, подозрение может пасть на ее мужа?
– Он умер от пищевого отравления – ботулизм, – поставила диагноз Айрис.
– Кто? – оторвался от размышлений журналист.
– Мой первый муж. Я знала, что произойдет что-то ужасное. Я видела это по его руке. Когда-то я читала по ладони – просто хобби, понимаете? Хотите, посмотрю вашу?
– Я не очень-то верю в хиромантию, – ответил Квиллерен, потихоньку выбираясь из кресла.
– Не упрямьтесь. Узнаем ваше будущее. Я не скажу, если будет что-то действительно плохое. Сидите, где сидели, а я примощусь на скамеечке.
Она плюхнулась со своими округлыми бедрами возле его ног и сказала:
– Правую руку, пожалуйста.
Айрис сжала кисть Квиллерена в теплых, чуть влажных руках и погладила, чтобы распрямить кожу.
Мягкое кресло оказалось ловушкой. Журналист неловко заерзал, пытаясь найти тактичный выход из положения.
– Очень интересная ладонь, – произнесла миссис Кобб, надевая одну пару очков.
Она гладила его руку и наклонялась все ниже, рассматривая линии, но вдруг комнату наполнили визг и резкие крики. Это Коко кинулся на Юм-Юм со зверским рычанием. Кошка завопила и начала отбиваться. Парочка каталась по полу, сцепившись в один злобный клубок.
Миссис Кобб вскочила:
– О Боже! Они же убьют друг друга!
Квиллерен закричал, захлопал ладонью по здоровому колену, потом с трудом встал и звонко шлепнул по ближайшему кошачьему мягкому месту. Коко злобно взвыл, и Юм-Юм удалось вырваться. Кот немедленно снова погнался за ней. Самочка перелетела через письменный стол, обежала кресло, бросилась под чайный столик, но Коко не отставал. Они носились и носились по комнате под грозный крик Квиллерена и верещание миссис Кобб. На четвертом кругу гонок Юм-Юм нырнула под чайный столик, а кот проехал по нему, как каток. Журналисту удалось спасти кофейник, но поднос со сливками и сахаром Коко опрокинул на пол.
– Ковер! – вскричала хозяйка. – Берите тряпку, быстро! Я принесу швабру.
Она выбежала из комнаты, из салуна «Развяжись пупок» примчались испуганные антиквары.
– В чем дело? Кого здесь убивают?
– Просто семейная сцена, – кивнул Квиллерен на котов.
Коко и Юм-Юм мирно сидели в кресле. Она выглядела вполне умиротворенно и спокойно; Коко нежно вылизывал ее мордочку.
Глава 11
Этой ночью Кобб снова храпел. Квиллерен проснулся в три часа от боли в колене, выпил таблетку аспирина и лежал под приглушенный рокот из-за стены. Жаль, что у него нет льда. Жаль, что он вообще переехал в Хламтаун. Здешние жители подвержены несчастным случаям, и это, похоже, заразно. Зачем он заплатил за месяц вперед? Неважно: он пробудет тут, пока не закончит материал для «Бега», а потом съедет, взяв себе на заметку: бойся хозяек, домашние пироги приносящих. Да, это было бы разумно – сосредоточиться на статьях и перестать совать нос в дела покойного антиквара.
Тут в усах Квиллерена по-знакомому защекотало, и он заспорил сам с собой.
– Но ты должен признать, что в плане мастерской Энди что-то не сходится.
– Значит, его убили. Значит, это был грабитель. Попытка ограбления.
– Грабитель ударил бы его по голове и убежал. Нет, весь этот спектакль выглядит заранее отрепетированным. Отрепетированным, я говорю. Слышишь?
– Забудь и думать о бывшем актере. Это безвредный старый чудак, который любит животных. Коко сразу проникся к нему симпатией.
– Но не забывай, как с крыши в самый подходящий момент обрушился снег. Любая из сосулек могла раскроить тебе череп. Что касается Коко, он бывает крайне субъективным. Он отверг миссис Кобб просто потому, что она с ним сюсюкала.
– И все-таки интересно, как Айрис повредила спину два месяца назад.
– Ты хватаешься за соломинку! Миссис Кобб – не тот человек. Тут нужен кто-нибудь вроде мисс Дакворт – холодный, как лед, целеустремленный, чрезвычайно одаренный…
– Здесь ты не прав. Мэри не так уж холодна. К тому же у нее не было мотива.
– Разве? Она ведь поссорилась с Энди. Кто знает, насколько серьезно?
– Несомненно, они поссорились из-за другой женщины – и все-таки мотива для убийства нет, раз Мэри любила его.
– Возможно, он собирался сделать что-то чрезвычайно болезненное для Драконихи.
– Но Мэри утверждает, что он был добрым и заботливым.
– К тому же догматичным и нетерпимым. Возможно, он опять «выполнял свой долг». Такая личность – классический тип негодяя.
– Когда ты наконец заснешь и дашь мне заснуть?
В конце концов Квиллерену удалось задремать. Утром его разбудили голодные коты, игравшие на кровати в «классики» и чудом избегавшие приземлений на его больное колено. У котов есть какое-то шестое чувство, заметил он, не дающее причинить боль людям, которые им нравятся. За это он подал животным прекрасный завтрак из консервированных крабов.
Журналист прикладывал к колену холодные мокрые полотенца, когда раздался стук в дверь. Квиллерен раздраженно вздохнул и, превозмогая боль, встал.
За дверью стояла Айрис Кобб в шляпе и пальто и держала в руках тарелку.
– Я иду в церковь, – сообщила она. – Не хотите ли булочек с клюквой? Я поднялась рано и испекла их. Не могла спать.
– Спасибо, – ответил Квиллерен, – но я боюсь, что вы меня перекормите.
– Как выглядит ковер? От сливок остались пятна?
– Выглядит неплохо, но если вы хотите отдать его в химчистку, я заплачу.
– Как ваше колено? Лучше?
– Эти ушибы всегда хуже по утрам. Я пробую делать холодные компрессы.
– Может, поужинаете с нами около семи? Тогда вам не нужно будет выходить из дома… Си Си расскажет вам что-нибудь интересное про Хламтаун, – добавила она, заметив нерешительность Квиллерена. – У нас будет тушеное мясо с пюре – ничего особенного. Просто картофель, взбитый со сметаной и укропом. И салат с заправкой из рокфора. А на десерт – шоколадный кекс.
– Я приду, – сказал Квиллерен.
Он оделся и поковылял в аптеку-закусочную-магазин, поскольку не мог прожить без воскресных газет. У стойки он с трудом проглотил два крутых яйца, которые предлагались как приготовленные всмятку, и заработал несварение желудка, прочитав новую колонку Джека Джонти. Этот Джонти, будучи младше Квиллерена в два раза, возымел наглость с дельфийских высот своего юношеского невежества написать статью, претендующую на остроумие и мудрость.
Весь оставшийся день журналист лечил больное колено и стучал на искалеченной машинке, и его страдания оживили свойственный котам инстинкт Флоренс Найтингел[6]: каждый раз, когда Квиллерен садился, к нему на колени вспрыгивала Юм-Юм, а Коко ходил вокруг с озабоченным видом, тихо мяукал и, едва встретив взгляд Квиллерена, начинал мурлыкать.
Когда приблизилось семь часов, запах говядины, тушащейся с чесноком и сельдереем, выманил постояльца из комнаты.
Си Си, голый до пояса и босой, сидел с банкой пива в руке, перекинув ногу через подлокотник кресла. Он что-то проворчал, увидев гостя – более благодушно, чем ожидал Квиллерен, – а миссис Кобб радостно посмотрела на жильца и усадила его во внушительное кресло с подголовником.
– Эпоха Карла Второго, – сказала она. – Лучшее, что у нас есть.
Потом пришел черед демонстрации других сокровищ. Квиллерен сдержанно восхищался: чучело совы, деревянный орел с разинутым, ярко-красным изнутри клювом (вероятно, ангина), портрет младенца с обрюзгшим лицом сорокалетнего пьяницы (масло) и аптекарский стол с двумя дюжинами крошечных ящичков, не нужных никому, кроме аптекаря.
Радиоприемник на столе издавал бессмысленный непрекращающийся ритмический шум. Миссис Кобб, опытная хозяйка, принесла блюдо крошечных пирожков с мясом и подала на тарелках с кружевными бумажными салфетками стаканчики клюквенного коктейля.
Си Си сказал:
– Кого ты пытаешься поразить всей этой чепухой?
– Нашего нового жильца, разумеется. Стала бы я трудиться над эмпанадас для такого разгильдяя, как ты!
Си Си повернул небритое, но все равно красивое лицо к Квиллерену.
– Будьте осторожны с ее «вкусностями», мистер. Она может отравить вас, как первого мужа.
Он проговорил это без улыбки, но Квиллерен заметил в глазах антиквара удивительно ласковый блеск.
– Если я и отравлю кого-то, – ответила Айрис, – то это будет Невежа Кобб… Хотите послушать кое-что интересное? – Она достала с нижней полки переносной магнитофон, перемотала пленку, нажала зеленую кнопку и сказала: – Начали!
Пленка пошла-поехала, и раздалась дьявольская какофония: бульканье, свист, подвывание, хрюканье и сипение.
– Заткни эту чертову машину! – заорал Кобб, – больше для порядка, чем от злости.
Она рассмеялась:
– Вот как ты храпишь. А ни за что бы не поверил, правда? Как Каллиопа[7].
– И на это ты потратила мои деньги?
Си Си ударил кулаком по кнопке магнитофона, заставив аппарат замолчать. Но выглядел при этом совершенно беззлобно.
– Я использую запись как доказательство, когда подам на развод, – миссис Кобб подмигнула Квиллерену, а тот почувствовал себя очень неловко, словно подсматривал.
Си Си спросил:
– Когда будет еда?
– Он говорит, что терпеть не может моей стряпни, – сообщила Айрис, – но еще ни разу от нее не отказывался.
– Я могу съесть все, что угодно, – добродушно проворчал муж. – Так что у нас сегодня за помои?
Когда обед был подан и все занялись едой, Кобб стал выглядеть просто-таки обаятельным. Квиллерен пытался представить Си Си выбритым, в белой рубашке и при галстуке. Получился или удачливый коммерсант, или актер – любимец женской публики, или сердцеед, или мошенник. Почему Си Си избрал себе в Хламтауне роль неряшливого брюзги?
Журналист сказал:
– Вчера я познакомился с «Тремя сестричками», – и стал ждать реакции.
– Ну, и как вам понравилась рыжая? – поинтересовался Кобб, бросив сердитый взгляд в свою тарелку. – Не будь у нее нога в гипсе, она бы побежала за вами, как собачонка.
– А что вы думаете о нашем втором жильце? – спросила Айрис. – Разве он не смешной?
– Неплохо притворяется, – ответил Квиллерен. – Говорит, что играл на Бродвее.
Си Си фыркнул:
– Да он не подобрался к Бродвею ближе чем на пушечный выстрел!
Миссис Кобб защитила Николаса:
– Бен обожает играть Санта Клауса. Каждое Рождество надевает красный костюм, приклеивает бороду и идет к детям в больницу.
– Они, наверное, ему за это платят, – сказал Си Си. – Бесплатно он не стал бы делать ничего.
– Однажды, – продолжала она, – посреди Цвингер стрит сидел раненый голубь, а десятки других летали вокруг, защищая его от машин, и я видела, как Бен вышел из магазин с обувной коробкой и спас птицу.
Квиллерен сказал:
– У него в магазине есть отвратительная вещь: чучело котенка на пыльной бархатной подушке.
– Это подушечка-игольник. В Веселые Девяностые все были на таких помешаны.
– Неужели он зарабатывает на жизнь своей мрачной коллекцией хлама? Или у него тоже есть работа на стороне?
– У Бена есть кое-что в загашнике, – поведал Си Си. – Он когда-то зарабатывал много денег – пока налоги не повысили.
Миссис Кобб испуганно взглянула на мужа.
Тот закончил есть и отодвинул от себя тарелку из-под десерта.
– Пойду сегодня обчищать брошенный дом. Кто хочет со мной?
– А куда вы пойдете? – поинтересовался Квиллерен.
– В старом доме Элсворта полно филенок из черного ореха – если, конечно, их еще не сперли. Расс говорит, витражи уже утащили.
– Не ходил бы ты, – сказала Айрис. – Холодно и скользко, и ты же знаешь, что это незаконно.
– Все равно все тащут. Как вы думаете, где Дракониха взяла свою русскую серебряную люстру? Делает вид, что вся из себя такая-сякая, а видели бы вы ее с ломом!
Миссис Кобб обратилась к Квиллерену:
– Однажды Си Си поймали и заставили платить большой штраф. Можно подумать, ему это стало уроком!
– А, черт с ним! Два раза такое не случается, – отмахнулся Кобб. – В тот раз на меня кто-то настучал, и я знаю, кто. Этого не повторится.
– Давайте выпьем кофе в зале, – предложила миссис Кобб.
Кобб закурил сигару, а Квиллерен зажег свою трубку и сказал:
– Я так понимаю, что городское правление не очень благосклонно к Хламтауну.
– Мистер, да по их мнению мы какая-то болезнь, которую надо стереть с лица земли, – ответил Кобб. – Мы просили поставить новые уличные фонари, а город ответил: «Шиш», ламтаун снесут в ближайшие десять лет. Десять лет! Тогда мы попытались установить за свой счет старомодные газовые, но город опять сказал: нельзя. Все фонари должны быть высотой в двенадцать метров, не больше и не меньше.
– Си Си целые дни проводил в городском совете, – вставила миссис Кобб, – а мог бы вместо этого зарабатывать хорошие деньги на пикетах.
– На нашей улице когда-то росли вязы, – продолжал муж, – но город их срубил, чтобы сделать ее шире. Тогда мы посадили деревца на краю тротуара, и угадайте, что они сделали? Чик-чик! Расширили улицу еще на полметра.
– Расскажи Квиллу о вывесках, Си Си.
– Ага, вывески. Мы сделали их во всем районе из старого дерева, и город заставил нас их снять. Опасно, сказали они. Тогда Расс прибил к своему фасаду выточенные вручную кедровые щитки, но и их город снял. И знаете, почему? Они нависали над тротуаром на сантиметр! Мистер, город хочет, чтобы Хламтаун пришел в упадок, потому что жулье захватит свободную землю, и хапугам из городского совета тоже достанется своя доля!
– Теперь мы собираемся провести благотворительную вечеринку, чтобы оживить торговлю, – добавила миссис Кобб, – и нам опять вставляют палки в колеса.
– Чтобы украсить улицу, нужно получить разрешение. Чтобы пригласить оркестр – изволь ублажить комиссию по уменьшению городского шума. Хотите давать подарки каждому десятому покупателю – обратитесь в комиссию по лотереям. Хотите продавать напитки и печенье – сдавайте анализ крови в медицинском управлении. Сумасшествие!
– Может, «Бег дня» чем-то сумеет помочь, – предложил Квиллерен. – У нас есть некоторые связи с городским советом.
– А, мне все равно. Я пойду воровать.
– Я бы присоединился, – произнес журналист, – если бы не колено.
Миссис Кобб обратилась к мужу:
– Не ходи один! Неужели ты не можешь взять с собой Бена?
– Этого бездельника? Да он поленится даже фонарик нести.
– Тогда попроси Майка. Он пойдет, если дашь ему пару долларов. – Она выглянула за окно. – Снова пошел снег. Лучше бы ты оставался дома.
Не ответив ни слова, Кобб надел ботинки, теплое пальто, вязаную шапку и вышел из комнаты. После еще одной чашки кофе Квиллерен поднялся и поблагодарил хозяйку за прекрасный ужин.
– Вы и вправду думаете, что «Бег» может что-то сделать для нашей вечеринки? – спросила Айрис, провожая журналиста к двери, и передала гостинец котам. – Это много значит для Си Си. Он относится к Рождеству, как маленький мальчик, и мне так больно видеть его тревогу.
– Я постараюсь завтра же что-нибудь предпринять.
– Си Си просто расцветает, когда заводится насчет городского совета! – ее глаза сияли. – Раз я пошла с ним на заседание. Он все выступал и выступал, и мэр предложил ему сесть и замолчать. А Си Си ответил: «Слушай, дружок, не затыкай мне рот! Ведь это я плачу тебе жалованье!» Я была так горда Коббом, что чуть не разревелась.
Квиллерен прошел по коридору, открыл свою дверь и заглянул в комнату. Коты моментально спрыгнули со своих позолоченных престолов, предчувствуя, что в пакете из пергаментной бумаги завернуто тушеное мясо. Юм-Юм начала тереться о Квиллереновы ноги, а Коко требовательно закричал.
Журналист наклонился, чтобы погладить его, и тут увидел это, – на полу, возле письменного стола. Бумажный доллар! Он был сложен вдоль. Квиллерен знал, что это не его купюра – он никогда не складывал так деньги.
– Откуда это? – спросил он котов. – Кто здесь намусорил?
У посетителя был ключ, но это не Коббы. Журналист осмотрел напечатанные листы, лежавшие на столе, и незаконченный – в машинке. Кто-то интересовался, о чем он пишет? Тогда это мог быть только второй жилец. Возможно, Бен сомневался, что Квиллерен действительно журналист, – так уже бывало, – и прокрался к нему, чтобы удостовериться, а доллар уронил, доставая что-то из кармана, очки или носовой платок. Случай, в общем-то, заурядный, но Квиллерен почувствовал раздражение и вернулся к Коббам.
– Кто-то шарил в моей комнате, – сообщил он миссис Кобб. – Может быть, Бен? У него есть ключ?
– Боже мой, ну конечно, нет! Зачем ему ключ от вашей комнаты?
– Хорошо, тогда кто же ко мне входил?
Круглое лицо хозяйки начало расплываться в восторженной улыбке.
– Не говорите! Знаю! – нахмурился Квиллерен. – Она проходит сквозь двери.
Глава 12
Ранним утром в понедельник Квиллерен открыл глаза, недоумевая, что прервало его сон. Боль в колене напомнила, где он – в Хламтауне, районе поврежденных конечностей.
Снова послышался звук, разбудивший его – стук в дверь: не веселое постукивание, не нетерпеливый грохот, а методичные удары, зловещие и непонятные. Поморщившись, журналист вылез из постели, надел халат и открыл дверь.
За дверью стояла Айрис Кобб – округлое лицо напряжено, глаза опухли. На плечах – теплое пальто, голова обмотана вязаным шарфом.
– Простите, – произнесла она дрожащим голосом, – у меня беда. Си Си не вернулся.
– Сколько сейчас?
– Пять часов. Он никогда не приходил позже двух.
Квиллерен моргнул, потряс головой и запустил пальцы в волосы, пытаясь сосредоточиться.
– Может быть, его снова забрала полиция?
– Они дали бы ему позвонить домой, как в прошлый раз.
– А Майк?
– Я только что заходила к нему домой. Мать мальчишки говорит, что он не пошел с Си Си. Он был в кино.
– Хотите, чтобы я вызвал полицию?
– Нет! Зачем им знать, что он снова воровал? У меня такое чувство, словно он упал и не может встать.
– Надо бы поискать его…
– А вы пойдете? О, пойдите, пожалуйста! Я с вами.
– Мне надо пару минут, чтобы одеться.
– Извините, что беспокою вас, я бы разбудила Бена, но он полночи где-то пьянствовал.
– Ничего.
– Обуйтесь и оденьтесь потеплее. – Ее голос, обычно музыкальный, звучал вяло и монотонно. – Я вызову такси. На микроавтобусе поехал Си Си.
– У вас есть фонарик?
– Только маленький. Большой у него.
Минут десять спустя Квиллерен, стараясь не очень хромать, вел Айрис под руку к такси по покрытым снегом ступенькам.
– Ехать к заброшенному дому в такое время довольно подозрительно. Я велю водителю высадить нас на углу. Все равно, конечно, странно, но…
Таксист и в самом деле удивился:
– Угол Пятнадцатой и Цвингер? Там же ничего нет! Одни привидения.
– Нас подхватит другая машина, – объяснил, как мог, журналист. – Мой брат, он едет из центра. Семейные проблемы, знаете ли.
Водитель выразительно пожал плечами и двинулся по Цвингер стрит. Айрис молча дрожала, и Квиллерен успокаивающе сжал ее руку.
Миссис Кобб повернулась к нему:
– Вчера утром, возвращаясь из церкви, я видела что-то поразительное. Над Хламтауном кружили сотни голубей. Летали и летали кругами, словно большая черная туча. Крылья хлопали, как раскаты грома…
На углу журналист расплатился сложенным вдоль долларом и помог Айрис выйти. Тьма казалась непроглядной. Здесь, где все было предназначено под снос, фонари не работали.
Они подождали, пока такси скроется из виду. Потом Квиллерен вновь взял миссис Кобб под локоть. Поисковая группа из двух человек пробиралась вперед по обледенелым колеям, оставленным тяжелыми грузовиками, увозившими останки уже снесенных зданий. Ближе к концу квартала высился большой каменный дом, с виду еще довольно крепкий.
– Пришли, – сказала Айрис. – Раньше здесь был железный забор. Растащили.
Квиллерен заметил следы протекторов, наполовину занесенные снегом. Насколько они свежи, сказать было трудно.
– Я думаю, он поставил автобус где-нибудь подальше, чтобы не бросался в глаза, – промолвил журналист.
Они прошли в ворота.
– Смотрите! – вскричала миссис Кобб. – Автобус тут! Где же Си Си? Вы что-нибудь слышите?
Оба замерли. Стояла мертвая тишина – только изредка доносился с автострады через пустырь шум шин.
Они зашли в дом с черного входа.
– Едва иду, – пролепетала Айрис, – колени подкашиваются. У меня жуткое предчувствие…
– Успокойтесь, – твердо сказал Квиллерен. – И будьте осторожней – гнилая доска.
Дверь – явно взломанная – вела на пыльную веранду, а оттуда в просторное помещение, служившее когда-то кухней. От утвари остались только подвесные полки. На полу валялись вывороченный мраморный камин и потускневшая медная люстра.
– Квиллерен и миссис Кобб снова замерли и прислушались. Ни звука. Пронизывающие сырость и холод.
Освещая дорогу фонариком, журналист провел Айрис через буфетную и столовую. Зияющие дыры однозначно свидетельствовали, что камин и люстра находились когда-то именно здесь. За столовой последовала гостиная, еще не подвергшаяся налету. Раздвижные двери в сводчатом пролете вели в холл.
Квиллерен вошел первым. Миссис Кобб – за ним. Тут царил полный разгром. Фонарик выхватывал из мрака куски лестничных перил, обломки филенки, прислоненные к стене, фрагменты лепных украшений… А у подножия лестницы…