СЦЕНА ПЕРВАЯ

Место действия: холостяцкое жилище в Пикаксе.

Время действия: раннее утро в конце мая.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Джим Квиллер, бывший журналист, а теперь наследник всего состояния Клингеншоенов, – крупный мужчина лет пятидесяти, с седеющими волосами, пышными усами и страдальческим выражением лица.

Као Ко Кун, сиамский кот, среди близких известный под кличкой Коко.

Юм-Юм, сиамская кошечка, постоянная спутница Коко.

Эндрю Броуди, начальник полиции Пикакса.

Телефон зазвонил ни свет ни заря, и Квиллер, не открывая глаз, потянулся к тумбочке. Спросонья он прокаркал хриплое «алло!» и услышал, как властный голос произнёс:

– Я хочу с тобой поговорить!

Голос был знакомым, но почему-то вкушал беспокойство. Звонил Эндрю Броуди, начальник полиции Пикакса, и говорил он строго и обвиняюще.

Квиллер до первой утренней чашки кофе всегда чувствовал себя не в своей тарелке, и сейчас мысли его тщетно пытались нащупать объяснение происходящему. Может, он в счетчик паркинга сунул канадский пятицентовик? Или выбросил окурок из окна машины? А может быть, просигналил в пределах пятисотметровой зоны от больницы?

– Ты меня слышишь? Я хочу с тобой поговорить.

Тон был уже не столь резким, как сначала.

Квиллер, кажется, начинал соображать, он узнал шутливый стиль, который среди взрослого мужского населения Пикакса сходил за общительность.

– Ладно, Броуди, – ответил он. – Мне как, явиться на пост и сдаться? Или ты пришлёшь фургон с наручниками?

– Оставайся на месте. Сейчас буду, – сказал начальник полиции. – Это по поводу твоего кота.

Он резко повесил трубку.

И вновь всевозможные предположения завихрились в голове Квиллера. Неужели сиамцы нарушили чей-то покой? Да, это были изнеженные домашние кошки, но Коко отличался высокодецибельным воем, а крик Юм-Юм мог воспроизвести только синтезатор. Любого из них в тихий день при открытых окнах услышали бы за несколько кварталов. Стоял конец мая, и в распахнутые окна врывался нежный освежающий бриз, которым знаменит Пикакс, – нежный и освежающий, за исключением тех дней, когда ветер дул со стороны молочной фермы Килколлов.

Квиллер поспешно натянул одежду, провёл по волосам влажным гребнем, подобрал разбросанные на полу в гостиной газеты, захлопнул ведущую в спальню дверь, чтобы скрыть неубранную постель, и выглянул в окно как раз вовремя, ибо полицейская машина Броуди уже сворачивала на подъездную дорогу.

Квиллер жил в квартире над гаражом, бывшим когда-то каретным сараем в поместье Клингеншоенов. Каретный сарай располагался на заднем дворе; сам же особняк фасадом выходил на Пикакскую площадь – огромное каменное здание в форме квадрата, которое теперь перестраивалось под театр. Широкие газоны перед домом были изрыты вдоль и поперек на них стояли грузовики, лежали кучи пиломатериалов и ютился вагончик для строителей.

Пока полицейская машина маневрировала между всеми этими препятствиями, плотники и электрики, кишмя кишевшие на стройке, дружно приветствовали начальника полиции. Броуди, известный юрист, был учтивым шотландцем исполинского роста, с грудью как у боксёра и крепкими ногами; ему очень шли кильт, шотландский берет и волынка. Именно в таком виде он появлялся в дни парадов и свадеб.

Квиллер встречал Броуди на лестнице.

Поднимаясь, начальник полиции ворчал. Он всегда на что-нибудь жаловался.

– Когда строили этот дом, ступеньки сделали слишком крутыми и узкими. Нога нормального здорового человека просто не помещается.

– Поднимайся бочком, – предложил Квиллер.

– А это что ещё за штуковина?

Броуди указал на герб из кованого железа диаметром в ярд, стоявший у стены. В центре герба три вздыбленные кошки – о, вздорные животные! – готовились к атаке.

– Он снят с ворот старинного шотландского замка, – сказал с гордостью Квиллер. – Принадлежал Макинтошам. Моя мать родом из Макинтошей.

– И где ты его раздобыл?

Зависть Броуди говорила о том, что он отдал бы всё за подобную реликвию или, точнее, потратился бы в пределах разумного; он был человек экономный.

– В антикварной лавке в Центре, когда жил там. Мне переслали его на прошлой неделе.

– Выглядит тяжёлым. Должно быть, и за вес пришлось немало выложить.

– Весит около ста фунтов. Хочу пристроить его гостиной, но пока не решил, где именно.

– Спроси мою дочь. Она в этом знает толк.

– Это реклама? – спросил Квиллер.

Франческа Броуди работала дизайнером по интерьерам.

Важной походкой волынщика Броуди прошёл в гостиную, окидывая всё вокруг взглядом полицейского, и плюхнулся в большое удобное кресло.

– У тебя тут уютный насест.

– Франческа помогла. После особняка с его чрезмерной, утомительной роскошью мне здесь показалось мрачновато. Как тебе нравится материал, которым она покрыла стены? Шотландский твид ручной работы.

Начальник полиции повернулся, чтобы оценить похожее цветом и фактурой на овсянку покрытие стен.

– Держу пари, ты прилично раскошелился. Впрочем, ты можешь себе это позволить.

Затем он уставился на противоположную стену.

– У тебя много полок.

– Франческа придумала, как расположить их, а её плотник сделал, Я начинаю собирать старые книги.

– С твоим кошельком тебе следовало бы покупать новые.

– Мне больше нравятся старые. Я купил полное собрание сочинений Диккенса за десять баксов. Ты экономный шотландец и должен оценить мою покупку.

– А это что за картина? – Броуди указал на висевший над диваном эстамп в рамке.

– Канонерская лодка тысяча восемьсот пятого года, которая бороздила Великие озера… Ты угостишь меня чашечкой кофе?

Квиллер размешал в кипятке несколько полных ложек растворимого кофе и протянул кружку Броуди,

– Ладно, что стряслось, шеф? Из-за чего ты вытащил меня из постели?

– Я только-только вернулся из Центра с конференции по обеспечению правопорядка, – сказал Броуди. – И вот моё мнение: город – настоящие джунгли. В первый же день конференции угнали машину мэра. Я рад вернуться обратно к цивилизации.

Он глотнул кофе и поперхнулся.

– Ух! Крепкая штука.

– О чём шла речь на конференции?

– Насилие как следствие употребления наркотиков. Одним из выступавших был твой приятель лейтенант Хеймс. Я с ним разговорился во время ланча.

– Хеймс – блестящий детектив, хотя ему нравится разыгрывать из себя дурачка.

– Ещё он мне кое-что порассказал о тебе. Например, что ты давал ему весьма полезные советы.

Квиллер скромно погладил усы.

– Ну, знаешь, тут всё просто. В жизни газетчика много чего случается. Поэтому я всегда держал глаза широко раскрытыми и уши торчком, вот и всё.

– Хеймс ещё кое-что сказал, чему, признаться, я сначала не поверил, но Хеймс клянётся, что это правда. Он сказал, у тебя есть очень необычный кот. Очень умное животное.

– Тут он прав. Сиамские кошки на редкость умны.

Броуди проницательно посмотрел на хозяина дома:

– Но он говорит, твой кот… как это… экстрасенс!

– Погоди, погоди. Я бы не стал так далеко заходить, Броуди.

– Он говорит, твой кот навел полицию на факты, которые помогли раскрыть пару дел.

Квиллер прочистил горло, как обычно делал перед официальными заявлениями.

– Ты собачник, Броуди, вот почему ты не знаешь, что кошки – детективы животного мира. Они по природе своей любопытны. Всегда всё вынюхивают, умеют проскальзывать в маленькие лазейки, выцарапывают из дыр всякую всячину. Если мой кот и откопал кое-какие ключевые доказательства, сделал он это по чистой случайности.

– Как его зовут? Мне хотелось бы взглянуть на него.

– Коко, сиамский кот коричнево-бежевой окраски, кастрированный самец с чистейшей родословной. И не вздумай говорить о нем «оно», как о животном, не то он тебя сглазит.

Где-то в коридоре послышалось повелительное, требовательное мяуканье.

– Это Коко, – сказал Квиллер. – Услышал своё имя, а завтрака ещё не получал. Я его выпущу. У кошек собственные апартаменты.

– У них? Чтоб я пропал!

– С ванной и телевизором.

– Телевизором! Ты разыгрываешь меня!

– Обычный маленький черно-белый телевизор, ведь кошки не различают цвета.

Наслаждаясь произведённым впечатлением, Квиллер извинился и прошёл в коридор.

Бывшие помещения для прислуги стали теперь гостиной, кабинетом и спальней. Четвёртая комната – самая солнечная, с окнами на запад и юг – принадлежала сиамским кошкам. В ней были мягкий ковер, подушки, корзины, столбы для заточки когтей и широкие подоконники.

В ванной стояли два кошачьих туалета для Коко и Юм-Юм – раздельно. Первоначально они обходились одним на двоих, но в последние недели Юм-Юм по каким-то своим, чисто дамским причинам захотела иметь собственные удобства.

Квиллер вернулся в гостиную в сопровождении своих компаньонов. Два стройных бежевых тела вытянулись во всю длину; две коричневые маски с коричневыми ушами устремились за двумя поднятыми в предвкушении чего-то вкусненького носами; кончики двух коричневых хвостов чуть поднялись кверху. У кошек были похожие длинные, стройные коричневые лапы, однако Коко шагал решительно, тогда как Юм-Юм грациозно семенила, на несколько шагов отставая от него. У входа в гостиную оба животных, словно по команде, остановились и критически посмотрели на незнакомца.

– У них голубые глаза! – воскликнул Броуди. – Я не знал, что у тебя их две. Они из одного помета?

– Нет. Я взял их из разных мест, – сказал Квиллер. – Мои ребятки были брошены на произвол судьбы. Вероятно, лейтенант Хеймс помнит их историю.

Кошка побольше проследовала в комнату обычной походкой и стала рассматривать посетителя, вежливо выдерживая дистанцию.

Квиллер представил присутствующих:

– Шеф, это Коко, главный инспектор. Он настаивает на том, что в интересах безопасности необходимо всех подвергнуть тщательной проверке. Коко, это Броуди, начальник отделения полиции Пикакса.

Начальник полиции и кот уставились друг на друга, полицейский при этом озадаченно нахмурился. Затем Коко легко запрыгнул на книжную полку, висящую на высоте шести футов от пола. Протиснувшись между «Автобиографией» Бенджамина Франклина и «Жизнью Джонсона» Босвела, он устроился поудобнее и стал следить за гостем.

– Он выглядит как обыкновенный кот! – сказал Броуди. – То есть видно, что он чистокровный и всякое такое, но…

– А ты ожидал увидеть зелёный мех, электронные глаза и вращающиеся антенны? Я говорил тебе, Броуди, это всего лишь домашнее животное, которое, естественно, любопытно и необычайно умно.

Броуди расслабился и перевёл внимание на кошку поменьше, которая медленно приближалась грациозной семенящей походкой, сосредоточив всё своё внимание на его ботинках.

– Познакомься с Юм-Юм, – сказал Квиллер. – Она выглядит хрупкой, но у неё молниеносный удар лапой, подобный захвату стального крюка. Она сама открывает двери, развязывает шнурки ботинок и крадет всё мелкое и блестящее. Следи за своим значком.

– У нас на ферме жили кошки, – сказал Броуди, – но они никогда не заходили в дом.

– А эти никогда не выходят из дома.

– Тогда чем они питаются? Не хочешь же ты сказать, что покупаешь эту дорогущую штуку в маленьких баночках?

– По правде говоря, Броуди, Коко отказывается есть что бы то ни было с этикеткой «кошачья еда», он желает есть свежеприготовленную пищу.

Начальник полиции покачал головой от недоверия или неодобрения.

– Хеймс говорил мне, что ты вусмерть балуешь своего кота, и вижу, говорил он это не ради красного словца.

– Да. Так вы узнали там, на конференции, что-нибудь о насилии, связанном с употреблением наркотиков?

– Я сказал Хеймсу, у нас тут нет проблем с наркотиками и насилием. Он мне не поверил.

– Я тоже, хотя и раньше слышал это от тебя.

– Конечно, мы тут выдергивали какие-то странные растения кое-где на задворках, а несколько лет назад ребятишки нюхали этот дурацкий самолётный клей, но вообще-то у нас нет ни наркотиков, ни торговцев ими. Во всяком случае, пока.

– Как вы это объясняете?

– Мы изолированы – четыреста миль отовсюду, как говорится на рекламном щите при въезде в город. Сумасшедшие идеи до нас доходят медленно. Представляешь, даже владельцы ресторанов быстрого питания пока не открыли Пикакс!

С мрачным лицом Броуди сделал ещё один глоток кофе.

– И потом, у нас тут хорошие, здоровые семьи. Много что делает церковь, очень популярен спорт, походы, охота, рыболовство. Здесь хорошо растить детишек.

– Если наркотики и насилие вас не беспокоят, тогда что же вы делаете, чтобы не скучать? Выписываете штрафы за парковку в неположенном месте?

Начальник полиции покривился:

– Пьяные водители! Пьянство несовершеннолетних! Вандализм! Нас это совершенно измочаливает. Когда мои девочки учились в школе, я с ними и с женой вечно ходили на похороны – похороны одноклассников – ребятишки гробились на дорогах. Они превышали скорость, валяли дурака за рулем, тайком пили пиво, выезжали на встречную полосу, теряли контроль. Но теперь у нас другая головная боль: распространяется вандализм,

– Заметно. На прошлой неделе кто-то показывал свою молодецкую удаль перед залом суда – газона как не бывало.

– Именно это я и имею в виду. Есть несколько чокнутых, которым нечего делать. Прошлой ночью они подстрелили два фонаря на Гудвинтер-бульваре. Мальчишками мы на Хеллоуин разбивали тыквы и обматывали деревья туалетной бумагой, но теперешнее поколение пошло дальше нас. Они рвут цветы перед зданием муниципалитета. Разбивают сельские почтовые ящики бейсбольными битами. Не понимаю я этого!

– А надписи на стенах?

– Пока нет, но они вылили банку краски на фонтан в сквере. Мы знаем мерзавцев, которые этим занимаются, но ни разу не поймали их с поличным.

Броуди помолчал. И взглянул на Квиллера с надеждой.

– У тебя есть план? – спросил Квиллер.

– Ну… после того как я поговорил с Хеймсом… я думал, может, твой кот… подскажет, где они в следующий раз нанесут удар, чтобы мы могли их подстеречь.

Квиллер недовольно посмотрел на него:

– Чем вы там обкурились, на своей конференции?!

– Я знаю только то, что мне сказал Хеймс у твоего кота есть способности эксперта или что-то в этом роде.

– Послушай, Броуди. Предположим, это маленькое животное, которое сидит на книжной полке и моет свой хвост, – просто предположим, – знает, что вандалы собираются в два сорок пять утра второго июня разбить кирпичом стекло в школе. Ну и как же оно сообщит вам подобную информацию? Ты рехнулся, Броуди. Признаю, Коко иногда чувствует опасность, но то, что ты предлагаешь, просто нелепо!

– В Калифорнии используют кошек для предсказания землетрясений.

– Ну это же совершенно другое дело… Ещё кофе? А то твоя чашка пуста.

– Если я выпью ещё чашку этого адского варева меня парализует от шеи и ниже.

– После твоего предложения относительно Коко полагаю, ты уже парализован от шеи и выше. Кто коноводит в этой банде хулиганов? Обычно ведь у них бывает вожак? Сколько ему лет?

– Девятнадцать, только что закончил школу. Он из хорошей семьи, но водится с компашкой из Чипмунка. Это самый трущобный городишко в крае, да ты знаешь. Они берут несколько банок пива и начинают куролесить на своих драндулетах.

– Как его зовут?

Казалось, Броуди не хотел этого говорить.

– Ну, мне неудобно его назвать… это Чед Ланспик

– Неужто наследник владельца универмага?! Неужто сын Кэрол и Ларри?!

Начальник полиции с сожалением кивнул:

– Уже с восьмого класса у него начались неприятности.

– Да, это плохие новости! Его родители, пожалуй, из самых славных людей в городе! Занимаются общественной работой. Их старший сын учится на священника, а дочь собирается стать врачом…

– Ты ничего нового мне не открыл. Ланспик – доброе имя. Трудно понять, как Чед сбился с пути. Люди говорят, третий ребёнок всегда необычный; может, они и правы. Возьми моих трёх девчонок, например.

Две старшие сразу после школы повыходили замуж и начали рожать. У меня четверо внуков, а мне ещё и пятидесяти нет. Но вот Франческа! Она третья. Она была решительно настроена поступить в колледж и получить профессию.

– Но она же вернулась в Пикакс. Вы её не потеряли.

– Да, Фран хорошая девочка и всё ещё живет дома. За это следует быть благодарными. Семья по-прежнему вместе. Но она с головой ушла в отделку интерьеров и театральные постановки.

– У неё талант, Броуди. Она будет ставить новую пьесу в театральном клубе. Тебе следовало бы гордиться дочерью.

– Жена мне говорит то же самое.

– Франческе двадцать четыре года, и она вправе сама выбирать.

Начальник полиции, казалось, думал иначе.

– Она могла бы выйти замуж за одного из Фитчей. В школе она встречалась в Дэвидом Фитчем. Кстати, вот ещё одна прекрасная семья. Прадед Дэвида разбогател в восьмидесятых годах прошлого века – на шахтах или лесоразработках, не помню, на чём именно. Дэвид и Харли закончили Йельский университет, а теперь они вице-президенты банка. Их отец – президент банка. Найджел Фитч – прекрасный человек! Я был уверен, что заполучу одного из этих ребят в зятья.

Броуди грустно отвернулся. Видеть его разочарование было тяжело.

– Одна из моих дочерей вышла за фермера, – продолжал он, – а другая за электрика, у которого своё дело. Приличные парни, ничего не скажешь, Честолюбивые. Хорошие кормильцы. Но Франческа могла бы выйти за Дэвида Фитча. Она, бывало, приводила его и Харли к нам домой слушать этот шум, который они называют музыкой. Настоящие джентльмены. «Здравствуйте, мистер Броуди», «Как поживаете, мистер Броуди?». Им нравилось, как я играю на волынке. Славные ребята. Ни капли снобизма. Весёлые.

– Да, прекрасные молодые люди, – согласился Квиллер. – Я их встречал в театральном клубе.

– Вот уж где можно говорить о таланте! Они во всех пьесах участвуют, играли близнецов в мюзикле «Ребята из Паукипси» или что-то в этом роде. Найджелу повезло: иметь таких сыновей. Франческа действительно упустила хороший шанс.

– Йау! – неожиданно произнес Коко. Очевидно, ему стало скучно.

– Что ж, вернёмся к моему предложению, – сказал Броуди. – Подумай. Мне хотелось бы разбить эту банду прежде, чем они совершат что-нибудь похуже: подожгут амбар, ворвутся в чей-нибудь коттедж или угонят машину. Они очень близки к этому.

– Ты говорил с Кэрол и Ларри об их сыне? Начальник полиции всплеснул руками:

– Много раз. Они держатся мужественно, но сердце их разбито. А с кем из родителей не было бы то же самое? Парень не живёт дома. Болтается где попало, гуляет ночи напролет. Так и не захотел поступать в колледж.

– А где он деньги берёт?

– Насколько я понимаю, его бабка оставила ему наследство, однако он не может получать свой ежемесячный чек, если не будет работать в семейном магазине, – Ларри поручил ему спорттовары. Но Чед половину времени прогуливает, уходя охотиться или ставить силки. Браконьерствует, вероятнее всего.

– Не нравится мне всё это, – сказал Квиллер. – Ланспики не заслуживают таких неприятностей.

– Знаешь, Квилл, вам, холостякам, везёт. У вас никаких проблем.

– Не будь так в этом уверен.

– И что у тебя за проблема?

– Женщины.

– Я тебе говорил! – торжествующе заявил Броуди. – Говорил, что они будут за тобой гоняться. Не может, в самом деле, человек получить в наследство миллионы и надеяться на спокойную жизнь. Если бы я знал, что ты последуешь моему совету, я бы сказал тебе: обзаведись женой и вычеркни своё имя из списка завидных женихов.

– У меня уже была жена, – сказал Квиллер. – Ничего из этого не вышло.

– Ну так попытайся ещё раз! Женись на молодой женщине и подумай о наследниках. Ты для этого ещё не слишком стар.

– Когда меня не станет, я оставлю все Фонду Клингеншоенов. Фонд распределит всё прямо здесь, в Пикаксе, где деньги были заработаны и где им следует и остаться.

– Полагаю, разные типы всё время пристают к тебе, прося подачек.

– Фонд и об этом заботится. Я всё передаю им. Они поддерживают разные благотворительные и добрые дела и мне тоже немного выделяют на жизнь.

– Ох! Ты всё-таки немного чокнутый. Тебе этого никто не говорил?

Я привык довольствоваться малым.

Я заметил, – сказал Броуди, оглядывая комнату. – Немного найдется миллионеров или миллиардеров, которые живут над гаражом. Ты когда-нибудь видел, как живут Фитчи? У Найджела и его жены в Индейской деревне есть старый дом, и Франческа говорит, они его здорово отделали! У Харли с молодой женой старый особняк Фитчей, он очень похож на замок. Двадцать две комнаты! У Дэвида и Джилл новый дом, который попадет на обложку какого-нибудь иллюстрированного журнала… Говорю тебе, Квилл, Фран попала впросак, не выйдя замуж за Дэвида. Но теперь уж слишком поздно.

После того как Броуди ушёл, жалуясь на узкие ступени, Квиллер приготовил себе ещё чашечку растворимого кофе в этом встроенном шкафу четыре на четыре фута, служившем ему кухней. Ещё он разогрел в микроволновой печи несколько позавчерашних пончиков.

Коко спрыгнул с книжной полки и начал рыскать по комнате, словно тигр в клетке, недовольно мяукая оттого, что завтрак задерживается. По той же причине Юм-Юм свернулась в клубок жалости к самой себе.

– Поостынь, – сказал Квиллер Коко, посмотрев на часы. – Еда прибудет с минуты на минуту.

Когда он с сиамцами жил в особняке, у них была экономка, баловавшая всех троих домашними деликатесами. Теперь Квиллер питался в ресторанах, а кошкам еду доставляли от шеф-повара «Старой мельницы». Помощник официанта по имени Дерек Катлбринк ежедневно приносил им птицу, мясо и морские продукты, которые нужно было только немного разогреть с соответствующим соусом.

Когда Дерек с запечёнными в сдобном тесте креветками наконец прибыл, он извинился за опоздание и сказал:

– Шеф хочет узнать, как им вчера понравилась телятина под белым соусом.

– Нормально, за исключением японских грибов, Дерек. Они не любят японские грибы. И передай шефу, чтобы не присылал больше маринованные артишоки – только свежие. Их любимая пища – индейка, только это должно быть нормальное мясо, свежее, а не эти закрученные штуки.

Он дал помощнику официанта на чай и сел допивать кофе, наблюдая за тем, как сиамцы поглощают содержимое тарелок. Каждая из кошек была образцом сосредоточенности – хвосты распластались по полу, усы растопорщились. Затем они тщательно вымылись, и Юм-Юм, взмахнув вверх словно легкое облачко, опустилась Квиллеру на колени и трижды развернулась, прежде чем устроиться, А Коко опять расположился на «биографической» полке и стал ждать начала диалога.

Квиллер всегда беседовал с кошками; это казалось ему более разумным, чем разговаривать с самим собой, как он, наверное, поступил бы – живя один. Коко, казалось, особенно ценил звук человеческого голоса. Он реагировал так, будто понимал каждое слово.

– Ну, Коко, что ты думаешь о нелепом предложении Броуди?

– Йау, – ответил кот с оттенком презрения.

– Бедняга действительно разочарован, что Фран не вошла в семейство Фитчей. Интересно, знает ли он, что она со мной заигрывает?

– Йау-йау, – издал Коко, нервно меняя позу. Он никогда не испытывал энтузиазма, если речь заходила о женщинах в жизни Квиллера.

Квиллер впервые встретил Фран Броуди, когда покупал мебель в студии Аманды, занимающейся дизайном интерьеров. Ему понравились и Аманда, средних лет дама, – седая, безвкусно одетая, бестактная и раздражительная, и её ассистентка – молоденькая, привлекательная и дружелюбная. Обе женщины предпочитали в одежде нейтральные тона, чтобы они не соперничали с тканями и обоями, которые демонстрировались клиентам. Только на Аманде бежевый, серый, хаки и серо-коричневый цвета выглядели тускло; на стройной же фигуре Франчески – шикарно, Аманда всё больше отходила на задний план, управляя делами, тогда как её общительная ассистентка работала с клиентами.

Фран была рыжеватой блондинкой, высокой, как отец, с такими же серыми глазами, но только в её глазах был металлический блеск честолюбия и решительности.

– Она знает о моей связи с Полли Дункан, – сказал Квиллер, – но это ей не мешает. Полли предупреждала меня, чтобы я не вступал в театральный клуб и не нанимал Фран, но я думал, это просто женская стервозность…

– ЙАУ! – строго произнёс Коко.

– Извини. Я не то имел в виду. Скажем, это выглядело как ревность женщины постарше к молодой сопернице, хотя Фран действительно серьёзно настроена! Не знаю, за мной она гоняется или за деньгами Клингеншоенов?

– Йау-йау, – сказал Коко.

– Мне трудно принять агрессивность молодого поколения. Может, я и старомоден, но мне нравится самому быть охотником.

Стратегия Франчески была слишком явной. Она попросила ключ от квартиры, чтобы, как она сказала, наблюдать за ходом работ и за поставками товара. Она приносила ему для просмотра альбомы с образцами обоев и мебельные каталоги, что включало и консультации в тесном контакте на диване, когда фотографии и рисунки разложены на коленях и колени нечаянно соприкасаются. Она подгадывала эти встречи тет-а-тет к часу коктейля, и вежливость требовала от Квиллера предложить ей бокал-другой, после чего приглашение на ужин становилось почти обязательным. Она собиралась вместе с ним лететь на несколько дней в Центр, чтобы в дизайнерских студиях и галереях выбрать мебель и предметы искусства. Она хотела задрапировать стены его спальни, сделать там зеркальный потолок, покрыть постель шёлковой накидкой.

Франческа вся искрилась юной жизненной силой, употребляла соблазнительные духи, а её длинные ноги в босоножках на высоких каблуках выглядели очень и очень возбуждающе. Но однако, после того как Квиллеру исполнилось пятьдесят, он стал чувствовать себя уютнее с женщинами своего возраста, которые носили шестнадцатый размер. Полли Дункан, возглавлявшая городскую библиотеку и разделявшая его литературные интересы, была именно такой женщиной. Кроме того, после трагической смерти мужа, происшедшей много лет назад, она теперь заново открывала любовь и вся была само участие и забота, несмотря на внешнюю показную сдержанность. Они вели себя осторожно, но в Пикаксе нельзя было утаить секретов, и все знали о библиотекарше и наследнике Клингеншоенов, так же как и о художнице по интерьерам.

– Полли начинает нервничать, – сказал Квиллер своему внимательному слушателю. – Мне не нравится то, что ревность делает с женщинами. Она умна и во всех отношениях восхитительна, однако же… и самые интеллектуальные из них иногда теряют контроль над собой. Рано или поздно будет взрыв! Как ты думаешь, библиотекари совершают преступления на почве ревности?

Йау, – сказал Коко и почесал ухо задней лапой.

СЦЕНА ВТОРАЯ

Место действия: центр Пикакса.

Время действия: следующее утро.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хикси Райс, молодая женщина из Центра.

Эддингтон Смит, букинист.

Чед, «паршивая овца» семьи Ланспиков.

Строительные рабочие, прохожие, служащие.

Прослушав девятичасовой выпуск новостей, Квиллер решил прогуляться по городу. «Хулиганы ночью открыли пожарные краны, чем серьёзно истощили городские запасы воды и осложнили работу пожарным, вызванным к горящему зданию в западной части города».

Как журналист-ветеран, который в своё время писал для самых крупных газет страны, Квиллер презирал новости-заголовки по радио – эти пародии на новости из двадцати пяти слов, втиснутые между рекламами по двести слов. Они только раздували войну между печатной и электронной прессой. Он нервно заходил но квартире, ругаясь вслух, к вящей тревоге сиамцев.

– Сколько кранов открыто? Где они расположены? Какова потеря воды? Во что это обойдётся городу? Чьи здания сгорели в результате? Когда хулиганство было замечено? Почему никто не обнаружил вовремя хлынувшую воду?

Сиамцы носились по квартире, как делали всякий раз, когда Квиллер приходил в ярость.

– Ладно, ничего. Извините за вспышку, – сказал он уже спокойнее, приглаживая усы. – Через несколько дней мы всё узнаем из газет.

Несколько лет в Мускаунти не было хорошей газеты, но благодаря Фонду Клингеншоенов и некоторому подталкиванию со стороны Квиллера в следующую среду выйдет в свет первый номер профессионально сделанной газеты.

А пока существовало только два адекватных источника информации. Можно было включиться в систему сообщений; процветающую в небольших кафе, на ступеньках суда и на задних дворах. Или можно было прогуляться в полицейский участок в такое время, когда разговорчивый Броуди был на дежурстве.

– Я иду в город, – проинформировал Квиллер своих друзей. – Мистер О' Делл придёт убирать, и ему приказано не давать вам никаких потачек, так что нет смысла прикидываться умирающими от голода. До скорого.

Коко и Юм-Юм бесстрастно выслушали хозяина, затем проводили его до верхней площадки лестницы, где оба потерлись мордочками о герб Макинтошей, пока их клыки не защелкали по кованому металлу.

Квиллер часто думал о том, что же означает их молчаливый прощальный ритуал. Жалеют ли они, что он уходит, или, наоборот, радуются? Беспокоятся или испытывают облегчение? Кто может сказать, что скрывают эти таинственные голубые, глаза?

В Центр он всегда ходил пешком. В Пикаксе до любого места можно было дойти пешком, но мало кто из местных жителей использовал для передвижения ноги. Когда он шагал по длинной подъездной дороге, работавшая над реконструкцией дома строительная бригада жизнерадостно его приветствовала, а мастер, сняв каску, пригласил зайти в здание посмотреть за ходом работ.

Трехэтажный особняк Клингеншоенов, выстроенный из камня толщиной в два фута, перестраивался под театр – со сценой, окруженной с трёх сторон местами для зрителей, с профессиональной системой освещения и гримерными.

– Вы закончите в срок? – спросил Квиллер.

– Будем надеяться. Если архитекторы не устроят нам разнос, – сказал мастер. – Какая-то инспекция приедет из Центра на будущей неделе. Надеюсь, они не пришлют эту девицу архитекторшу. Вот уж крепкий орешек.

Услышав это замечание, Квиллер фыркнул. Речь шла о группе архитекторов из Цинциннати, специализирующейся на оформлении маленьких театров, а «крепким орешком» была Элкокови Райт, легкомысленная молодая особа, с которой он встречался в Центре до того, как она выскочила замуж за инженера. Он продолжил прогулку, дивясь причудам судьбы и предвкушая встречу с Коки.

Три квартала Мейн-стрит, из которых и состояла деловая часть Пикакса, не могли не удивлять. В пору своего расцвета городок был сердцем горнодобывающей промышленности края, и все коммерческие здания здесь возвели из камня. Однако необычным этот городской ландшафт делал внешний вид зданий с магазинами и офисами, которые выглядели миниатюрными замками, храмами, крепостями и монастырями, демонстрируя причудливый вкус угольных магнатов девятнадцатого века.

Проходя мимо городской библиотеки (которая находилась в греческом храме), Квиллер на площадке для парковки автоматически поискал глазами малиновую машину Полли Дункан. Перед зданием муниципалитета (в миниатюрной Бастилии) доброволец, размахивающий канистрой для сбора пожертвований в пользу фонда «Спасите наших змей»[1], сверкнул неотразимой улыбкой, и Квиллер дал ему доллар. Когда он проходил мимо магазинчика Скотта для мужчин (котсуолдский коттедж), из магазина выпорхнула молодая женщина с растрёпанными волосами, висящей на плече сумкой и в развевающейся юбке. Это была жизнерадостная и полная энергии Хикси Райс, менеджер по рекламе новой газеты Мускаунта Она была соседкой Квиллера в Центре, и он сделал всё, чтобы привезти её в Пикакс.

– Привет, Квилл! – прощебетала она.

– Доброе утро, Хикси, Как дела?

– Ты не поверишь! Я продала Скотту для начала двойной разворот, и он подписал контракт на двадцать шесть недель. Даже этот потусторонний книжный магазин взял четверть страницы. А сегодня у меня ланч в загородном клубе с тремя банкирами! Найджел Фитч очарователен, и у него прекрасные сыновья, особенно тот, что с усами. Какая жалость, что они женаты.

– Не знал, что это имеет для тебя какое-нибудь значение.

– Забудь мое сенсационное прошлое в Центре, – сказала она, делая легкомысленный жест. – В Пикаксе я осторожна. Я отказалась от женатых мужчин, сигарет и высоких каблуков. Слушай, давай пообедаем сегодня вместе. Я плачу.

– Извини, Хикси, но у меня свидание.

– Ладно. Поймаю тебя потом.

Она двинулась через Мейн-стрит, уворачиваясь от машин, фургончиков и пикапов, демонстрируя ловкость ног, посылая воздушные поцелуи водителям, которые свистели от восхищения или сигналили от досады.

Квиллер направился к книжному магазину, который Хикси назвала потусторонним. В кои-то веки она не преувеличила. Магазинчик буквально притаился в переулочке за универмагом Ланспика. Нагромождение необработанных камней напоминало грот, использованный при строительстве полевой шпат в солнечный день сверкал, словно фасад кафешантана. У двери висела почти неразличимая вывеска. В грязной витрине лежали старые книги с потрёпанными переплётами и стояло растение с поникшими листьями.

Внутри магазина было столь же сумеречно, сколь ослепителен он был снаружи. Войдя с освещённой солнцем улицы, Квиллер поначалу ничего не увидел, но постепенно смог рассмотреть интерьер магазина: столы, заваленные пропыленными фолиантами; полки от пола до потолка с плотно втиснутыми книгами в сероватых переплётах с неразличимыми названиями; неустойчивая деревянная стремянка и дымчато-серый персидский кот, расхаживающий по столу со старыми журналами, размахивай хвостом, словно метёлочкой для стряхивания пыли. Всё было насквозь пропыленным и пахло сардинами.

О приходе Квиллера возвестил колокольчик, зазвеневший над входной дверью, и вскоре откуда-то выплыл владелец магазинчика. Эддингтон Смит – маленький, худенький человечек с серым лицом, седеющими волосами и в серой одежде неопределенного вида. Он кого-то напоминал Квиллеру, но неизменная вкрадчивая улыбка, выражавшая полное удовлетворение, мешала вспомнить, кого именно.

– Приветствую, – мягким приятным голосом сказал человечек.

– Доброе утро, Эд. Приятный денёк, верно? Как Уинстон?

Квиллер погладил кота, а Уинстон принял оказанное ему внимание с достоинством премьер-министра.

– Сколько же этому зданию лет, Эд? Оно такое ужасное, что даже зачаровывает.

– Больше ста. Это бывшая кузница. Говорят, построивший её каменщик был не в своём уме.

– Охотно верю.

– Перефразируя мистера Черчилля, мы придаём форму нашим домам, после чего они формируют нас. Полагаю, это так. Мой дед рассказывал, что кузнец был настоящим пещерным человеком.

– Надеюсь, на вас здание не оказало такого воздействия? – добродушно поинтересовался Квиллер.

– Немного, – ответил Эддингтон, всё ещё улыбаясь. – Я чувствую себя придавленным камнем. Доктор Галифакс говорит, что я слишком много времени провожу в магазине. Он говорит, мне следует чаще гулять или примкнуть к какому-нибудь клубу, позабавиться, Не уверен, что забавы мне понравились бы.

– Доктор Гал мудрый человек. Вам стоит последовать его совету.

– «Работа гораздо забавнее, чем забавы!» – это сказал Ноэль Кауэрд… Могу я вам быть чем-нибудь полезен сегодня? Или вы хотите покопаться в книгах сами?

– Было бы интересно найти комплект Британской энциклопедии издания тысяча девятьсот десятого года.

– Одиннадцатое издание! – одобрительно кивнул букинист. – Посмотрю, что можно сделать. Я всё ещё ищу вашего Шекспира.

– Помните, я хочу, чтобы пьесы были в разных томах. Так их легче читать.

Улыбка Эддингтона стала игривой.

– Один британский ученый назвал Шекспира самым сексуальным писателем, сочинявшим на английском языке.

– Поэтому он и был популярен в течение четырёх сотен лет.

Квиллер ещё пару раз погладил Уинстона и направился к двери. Эддингтон последовал за ним.

– Вы ведь член театрального клуба, не так ли?

– Да, я недавно вступил. В следующей пьесе впервые выйду на сцену.

– Харли Фитч пригласил и меня вступить. Вы знаете Харли? Он приятный молодой человек. Очень дружелюбный.

Квиллер придвинулся ближе к двери.

– Я не смогу хорошо играть, – сказал продавец книг, – но я мог бы поднимать и опускать занавес или делать что-нибудь в этом роде.

– Когда вы попадете на сцену, Эд, вы обнаружите в себе скрытые таланты.

Рука Квиллера уже лежала на ручке двери.

– Я так не думаю. Все остальные в клубе умны и хорошо образованны. Харли Фитч и его брат учились в Йельском университете. А я даже в колледже не учился.

– Может, у вас и нет степени, но вы очень начитанный человек, – заверил его Квиллер.

Эддинттон опустил голову, скромно улыбаясь, и Квиллер воспользовался моментом, чтобы выбежать на солнышко. На улице он продолжил размышлять о загадочном маленьком человечке. Как он ухитряется поддерживать свой бизнес? Как ему удается зарабатывать на сардины для Уинстона? Ведь в магазинчике никогда нет покупателей. Для дополнительного заработка он не продаёт ни поздравительных открыток, ни бумажных салфеток, ни ароматических свечек. Только старые, поблекшие, заплесневелые книги.

Квиллер подумал и о столь восхваляемой семье Фитчей, фамилию которой все произносят с уважением, если не с восхищением. Фитчи «дружелюбные… очаровательные… подтянутые.., прекрасная старая семья… настоящие джентльмены… веселые… умные». Лесть может стать навязчивой.

Он зашёл в маленькое кафе и выпил чашечку кофе, а затем отправился в полицейский участок, где за сержантским столом нашёл Броуди.

– Что, вчера ребятишки опять куролесили? – спросил он начальника полиции.

– Ох! Тут не до смеха, – ответил Броуди. – Городу потеря воды обойдётся в несколько сотен, а одна из семей в западной части из-за этой аварии грустно взирает на пепелище.

– Сколько гидрантов открыли хулиганы?

– Восемь. Они использовали специальные ключи, так что самим гидрантам вреда не причинили. Полагаю, мы должны быть благодарны им за проявленную заботу.

– Где находились гидранты?

– На восточной городской линии – в промышленной зоне, безлюдной по ночам. Это произошло около трёх или четырёх часов утра, судя по количеству потерянной воды. Бессмыслица! Бессмыслица!

– Когда это обнаружили?

– Сегодня, около шести утра. Слабый напор воды включил сигнал тревоги на фабрике пластмасс, это встревожило пожарную часть. И сразу же поступил вызов с запада.

– Чей дом сгорел?

– Там жила молодая пара с тремя детишками. Без страховки. В резервуаре оказалось недостаточно воды, чтобы погасить огонь. Учти, потеряно двести пятьдесят тысяч галлонов! Что меня особенно бесит – у нас полно наводнений и лесных пожаров, торнадо, ураганов и засух. Вовсе ни к чему нам ещё и эти сотворённые людьми катастрофы.

– Как же вышло, что патрульная машина ночью не засекла хлещущую воду?

Броуди устало откинулся в кресле.

– Послушай, у нас отделение из шести человек, включая меня и сержанта. В неделе семь дней, и в каждом дне по двадцать четыре часа. К тому же эти проклятые бумажки. От всего этого мы не выигрываем. По пятницам у нас патрулируют две машины, – день зарплаты, как ты понимаешь. Пьянчужки это дело отмечают, а потом в субботу отсыпаются. Так что в пятницу мы сосредоточиваемся на барах и вечеринках, да ещё на школьной автостоянке. Прошлой ночью в школе был большой танцевальный вечер, после которого ребятишки отправились гулять, – шум и тарарам, как всегда. Уж не знаю, сколько мы зарегистрировали «перемещённых лиц». Потом было две драки в барах и три дорожных происшествия, и это только в пределах города! Водители и пассажиры – пьяные! Ещё случился небольшой пожар в доме престарелых – какой-то старикашка курил в постели. Никакого ущерба, но паника – как во время землетрясения! Я тебе, Квилл, должен сказать, вечер пятницы в Пикаксе – чистый ад, особенно весной. Точно так же, как это было сотню лет назад, когда лесорубы приходили в город и смешивались с шахтерами.

– Вижу, забот у вас полон рот, – сказал Квиллер. – А что делала полиция штата?

– О, они помогали – когда мы гонялись за пьяными водителями по всему округу. Одна скоростная погоня кончилась тем, что парень оказался в реке Скатертью дорога.

– Похоже, всё, как ты и предсказывал: хулиганство растёт.

– Когда им надоедает рвать цветы, они ищут больших удовольствий. Сегодня суббота. Они снова выползут. – Броуди вопросительно посмотрел на Квиллера. – Мы должны их перехитрить.

– Броуди, забудь про кошачий отряд. Ничего из этого не выйдет.

Квиллер помахал начальнику полиции и покинул участок. Ему хотелось до ланча зайти ещё в одно место. Он решил повидать «паршивую овцу» семейства Ланспиков.

Универмаг был самым большим коммерческим зданием на Мейн-стрит – византийский дворец со свешивающимися с парапета знамёнами, что придавало зданию драматический оттенок, который так понравился Ларри Ланспику. Он и его жена Кэрол были душой театрального клуба. Их энергия и энтузиазм стали легендарными в Пикаксе, как и их универмаг в восьмидесятых годах прошлого века он скорее походил на обычную лавку, где торговали всем вперемешку: керосином, порохом, упряжью, крекерами, сыром и ярдами ситца. Теперь перечень товаров включал духи и нарядное белье, микроволновые печи и телевизоры, удочки и спортивные рубашки.

Спортивные рубашки! Вот что поможет. Квиллер направился в отдел мужской повседневной одежды, расположенный в задней части универмага. Это означало, что ему пришлось зигзагами проходить через женские отделы с их соблазнительными запахами и выставленными шелками. Продавцы, у которых он уже покупал свитеры, платья и блузки размера Полли Дункан, увидев его, просияли.

– Доброе утро, мистер К.

– Вам помочь, мистер К.? Мы только что получили замечательные шёлковые шарфики. Настоящий шёлк!

В отделе спортивных товаров молодой человек склонился над витриной, разглядывая каталог огнестрельного оружия. Его косичка и усы типа Фу-Манчу в провинциальном городке вроде Пикакса выглядели совершенно нелепо.

– У вас есть спортивные рубашки? – спросил его Квиллер.

– Посмотрите на полках. – Продавец со скучающим видом мотнул головой в сторону повседневной одежды.

– А зелёные есть?

– Всё, что есть, – лежит на полках.

– Почем они?

– Цена разная. Всё указано на бирке.

– Извините, но я не прихватил с собою очки, – сказал Квиллер. – Не будете ли вы так любезны мне помочь?

Это была ложь, но ему нравилось раздражать нерадивых продавцов.

Молодой человек неохотно отложил в сторону свой каталог оружия и нашёл зелёную спортивную рубашку большого размера по довольно разумной цене. Пока он оформлял покупку, Квиллер рассматривал удочки и катушки к ним, луки и стрелы, охотничьи ножи, спасательные пояса, рюкзаки и прочее снаряжение, не имевшее никакого отношения к его жизни. Однако он приметил одну вещь, которую ленивому продавцу было бы очень неудобно доставать: пару снегоступов, висевшую высоко на стене.

– Это единственная пара, которая у вас есть? – поинтересовался он.

– Мы весной не запасаем снегоступы.

– Из чего они сделаны?

– Алюминий.

– Мне бы хотелось их посмотреть. – Мне придется доставать лестницу. Квиллер наслаждался своим сценарием и своей игрой.

После некоторых трудов и недовольного бормотания молодой человек снял снегоступы, и Квиллер начал их неспешно осматривать.

– Как они крепятся к ногам?

– Привязываются.

– Где зад, а где перед?

– Хлястик сзади.

– Разумно, – сказал Квиллер. – Это единственный тип, какой у вас вообще бывает?

– Зимой у нас бывают ещё с деревянным ободом и шнуровкой из бычьей кожи.

– А вы сами ходите на снегоступах?

– Когда проверяю капканы.

– Вы используете алюминий или дерево?

– Дерево, но свои я делаю сам.

– Вы делаете снегоступы? А как вы их делаете? В вопросе прозвучала нотка искреннего удивления. Продавец начал проявлять какие-то признаки жизни.

– Нужно срезать белый ясень для обода. Убить оленя, чтобы получить шкуру для шнуровки.

– Невероятно! Как вы научились?

Парень пожал плечами и выглядел почти довольным.

– Просто узнал, вот и всё.

– А как из дерева сделать изогнутый обод?

– Отрезать по размеру, попарить и согнуть, вот и всё.

– Потрясающе! Я новичок на севере, – сказал Квиллер, – но будущей зимой мне хотелось бы попробовать походить на снегоступах. Это трудно?

– Просто ставишь одну ногу перед другой. И не надо спешить.

– Быстро при этом передвигаешься?

– Зависит от снега – слежавшийся он или рыхлый – и есть ли подлесок. Четыре мили в час – довольно быстро.

– Они бывают разных размеров?

– Разных размеров и разных фасонов. Я делал всякие – «Мичиган», «медвежья лапа», «арктические» – всякие.

– Вы их делаете на продажу?

– Никогда не продавал, но…

– Я купил бы пару ручной работы, если б можно было посмотреть и выбрать.

– У меня есть у предков дома. Думаю, я мог бы на следующей неделе их прихватить.

– А не могли бы вы принести несколько образцов ко мне на квартиру?

– Где вы живете?

– За домом Клингеншоенов, над гаражом. Меня зовут Квиллер.

В прищуренных глазах продавца он заметил искру понимания.

– А вас как зовут?

– Чед.

– Когда вы могли бы принести образцы?

– Пожалуй, во вторник. После работы.

– Во сколько вы заканчиваете?

– В пять тридцать.

– У меня в семь репетиция в театральном клубе. Не могли бы вы прийти ко мне не позже шести?

– Наверное, могу.

Квиллер вышел из магазина в хорошем настроении. На самом деле ему не нужна была пара снегоступов и даже зелёная спортивная рубашка; ему хотелось только удовлетворить своё любопытство в отношении Чеда Ланспика.

Было субботнее утро.

Поздно ночью в субботу или рано утром в воскресенье хулиганы вломились в среднюю школу Пикакса и разбили компьютер.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Место действия: репетиционный зал

в муниципальном центре Пикакса.

Время действия: поздний вечер понедельника.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Члены театрального клуба, репетирующие

пьесу «Мышьяк и старые кружева».

– Пока, ребятки. Увидимся завтра вечером.

– Всем доброй ночи. Кого-нибудь подвезти?

– Доброй ночи, Харли. Не забудь прихватить завтра вечером горн своего деда.

– Надеюсь, мне удастся его найти.

– Кто-нибудь хочет заглянуть к Баду выпить пива?

– Дорогой, я бы с удовольствием выпила пивка, если ты заплатишь.

– Слушайте все, пока не ушли! Захватите с собой завтра свои роли. Никаких оправданий! Работать начинаем точно в назначенный час.

– Доброй ночи, Франческа. Хоть ты и чистый рабовладелец, мы тебя любим.

– Доброй ночи, Дэвид… Доброй ночи, Эд. Ни о чём не беспокойтесь. Всё будет прекрасно. Я рада, что вы в нашей труппе.

– Спокойно ночи, Фран, – сказал Квиллер. – Ты прекрасно справляешься с этими клоунами.

– Не уходи ещё, Квилл. Я хочу с тобой поговорить.

Она смотрела, как остальные расходятся. Молодые и уже не очень молодые, талантливые и просто влюбленные в сцену, зажиточные и работающие за минимальную зарплату – все они выглядели одинаково в бесформенной одежде для репетиций: разношерстных штанах и рубахах, не по размеру, поношенных, намеренно уродливых. Квиллер в своей новой спортивной рубашке чувствовал себя слишком хорошо одетым. Даже Фран, которая на работе была подчёркнуто шикарной, выглядела неряшливо в выцветшем трико, стоптанных туфлях и старой отцовской рубашке. Эддингтон Смит был единственным, кто явился на репетицию в костюме, белой рубашке и галстуке.

Фран, сев рядом с Квиллером, заявила:

– Квилл, ты сорвешь все аплодисменты, когда своим громовым голосом взревёшь «Браво!» и «В атаку!». Но мне хотелось бы видеть взрыв энергии, когда ты галопируешь наверх с воображаемым мечом. Помни, ты считаешь себя Тедди Рузвельтом, который несется в атаку вверх по Сан-Хуан-хилл.

– Ты не отдаёшь себе отчёта, о чём просишь, Фран. Я нетороплив от природы, и с каждым годом это усугубляется.

– Постарайся, – настаивала она с милой улыбкой, которой всегда пользовалась, чтобы добиться желаемого. – Завтра вечером ты сможешь попрактиковаться с горном, если Харли не забудет его принести.

– Близнецы Фитчи – вот настоящие звезды спектакля, – сказал Квиллер. – Харли в своем гриме «Борис Карлофф» и Дэвид в роли этого скользкого доктора, которого он играет как настоящую гадину.

– Очень талантливы, – согласилась Фран, – и парни что надо. Они растрачивают себя в банке понапрасну.

Она взглянула на часы, однако не спешила уходить.

– Я рад, что ты дала Эддингтону роль, хотя он и боится до смерти.

– Он будет превосходным старым мистером Гиббсом. Но я надеюсь, что он научится посылать свой голос. Пока он говорит шёпотом.

– В книжном магазине никто никогда не кричит, а именно там он провёл всю свою жизнь.

– Ладно, вот что я хотела обсудить, Квилл. Мы хотим к лету поста нить пьесу «Колокольчик, книга и свеча», и для того, чтобы играть Пайвекета, нам нужен кот. Как ты думаешь…

– Нет, не думаю, что Коко эта роль понравится. Он крайне независим. Не принимает указаний. И предпочитает свой собственный сценарий.

– Может, нам следует объявить конкурс котов, устроить им прослушивание?

– И получится сумасшедший дом! – сказал Квиллер. – Соберутся три сотни кошек и три сотни любителей кошек. Кошки будут орать, шипеть, драться и лезть на шторы. А люди начнут возмущаться, бесцеремонно вмешиваться в разговор, требовать справедливости. В Центре одна труппа попробовала это сделать, так им пришлось вызвать полицию.

– Зато это хорошо для рекламы. Газеты обещали давать обзор нашей сценической деятельности.

– Они бредят! Кто в Пикаксе может потянуть на театрального критика?

– Ты, – со своей милой улыбкой заявила она.

Квиллер фыркнул в усы.

– Как я могу писать замечания, сидя в пятом ряду в центре, и в то же время дуть на сцене в горн и вести атаку вверх по Сан-Хуан-хилл?

– Ну придумай что-нибудь.

Она могла быть невыносимо нелогичной в один момент и устрашающе логичной в следующие.

– Театр будет готов в срок?

– Обещали, но в строительном деле что угодно может произойти: электрики погибают от тока, водопроводчики тонут, маляры вдыхают токсичные испарения, плотники истекают кровью до смерти.

– Что бы ты предложил в качестве оригинального ревю по поводу открытия? Только не бродвейское.

– Какого рода материал?

– Юмористические скетчи… остроумные пародии… комические сценки. Харли и Дэвид прекрасно разыгрывают смешную сценку про близнецов. Сьюзан даёт уроки танцев в колледже; она может взять на себя хореографию.

– Ты уже придумала тему?

– Это должна быть пародия на современную жизнь, тебе не кажется? Я имею в виду – политика, телевидение, мода, поп-музыка, финансовая инспекция, что угодно, желательно на близкие нашему городу темы.

– И кто же напишет эти юмористические скетчи и пародии? – спросил он.

– Ты!

И снова эта обольстительная улыбка.

Квиллер протестующе заворчал:

– На это требуется много времени и размышлений, а ты же знаешь, Франческа, что я пишу роман.

Она посмотрела на часы.

– Ладно, подумай о моём предложении. А теперь я должна идти домой. Жду звонка от матери. Она гостит у своей сестры в Центре. Спасибо за участие, Квилл. Увидимся завтра вечером ровно в семь.

Квиллер медленно шёл домой, наслаждаясь мягким бризом и весенней ночью. По вечерам в понедельник центр городка пустел и на Мейн-стрит воцарялась сверхъестественная тишина. Его шаги разносились по ущелью, образованному каменными зданиями.

Идея оригинального ревю постепенно начинала его привлекать. В колледже он писал сценарии для студенческих постановок. Это может оказаться забавным – написать пародии на хорошо известные песни по одной на каждый город округа. Первые поселенцы дали им диковинные имена: Содаст-сити (Опилки) Чипмунк (Бурундук), Скуунк-корнерз (Скунсовые Закоулки), Миддл-Хаммок (Средний Пригорок), Уайлд-кэт (Дикий Кот), Смитс-Фолли (Причуда Смита), один городок назывался-просто Брр (самое холодное место в Мускаунти). «Сами названия, – думал он, – являются хорошей темой для пародий».

Он слишком скоро оказался на Пикакской площади, где Мейн-стрит разделялась и огибала маленький сквер; на площади располагались две церкви, здание суда, городская библиотека и будущий театр. В строительном вагончике горел свет, но длинная подъездная дорога к каретному сараю была погружена во тьму. Луна нырнула за тучу, а он забыл включить наружное освещение по углам каретного сарая.

Квиллер на ощупь отпер входную дверь и потянулся к выключателю на стене. Но светильники никак не отреагировали: не зажглась и лампа на верху лестницы. Вероятно, перебои с электричеством, решил он. Местная шутка гласила, что в Пикаксе гаснет свет, даже если метеорологи только предсказывают грозу. Он начал подниматься по ступенькам в темноте. Броуди был прав: они действительно крутые и узкие, эти ступеньки. В полной темноте они казались ещё круче и уже. Он поднимался медленно и осторожно, крепко держась за перила.

На полпути Квиллер остановился. На лестнице чувствовался сильный запах горелого. Электропроводка? Он боялся, что может произойти пожар, когда кошки будут дома одни.

Вдруг он услышал звук, который не сумел бы точно определить. Он внимательно прислушался. Кошки сидели запертыми в своих апартаментах в дальнем конце здания, да и звук этот издавало не животное: он был какой-то скребущий, точно кто-то царапал металлом по дереву. Квиллер вспомнил кованый герб, прислонённый к стене в верхнем коридоре. Если тот загремит вниз по лестнице, он собьет его. Квиллер прижался к стене и осторожно заскользил вверх, ступенька за ступенькой.

В верхнем коридоре он остановился и прислушался. Ощущалось чье-то присутствие. Звук прекратился, но кто-то находился в доме – дышал. Дверь в гостиную была открыта, хотя он точно знал, что перед уходом её запер. Абсолютная темнота указывала на то, что ставни закрыты, а он точно помнил, что оставил их открытыми. И всё отчетливее слышалось чьё-то дыхание. Неожиданно в темной комнате он увидел два светящихся красных глаза.

Он протянул руку к выключателю, но наткнулся на что-то волосатое.

Из его горла вырвался ужасный рык – такой мог издать попавший в ловушку лев, раненый слон или больной верблюд. Это было проклятие, которому он научился в Северной Африке.

Тотчас же вспыхнул свет, и хор дрожащих голосов сумел выдавить: «С днём рождения!»

В комнате находилось две дюжины человек, и все выглядели или пристыжено, или виновато, или испуганно.

– Чёрт возьми, вы, бестолочи! – взревел Квиллер, – Вы могли человека до инфаркта довести!.. Это ещё что?

Над ним, словно башня, возвышался чёрный медведь со стеклянными глазами и разинутой пастью, протягивающий лапу к выключателю.

Два сверкающих красных пятнышка оказались лампочками на маленьком аппарате. Он стоял на карточном столе, был включен и булькал.

– Извини, – смутилась Франческа – Это моя идея Мы воспользовались ключом, который ты мне дал.

Харли Фитч сказал:

– Мой двойник заслужил всю славу за сценическую постановку.

– Мой двойник вывернул лампочки, – продолжил его брат Дэвид, тот из близнецов, который носил усы. – Он стоял у меня на плечах и, наверное, навсегда подпортил мой знаменитый замах в гольфе.

Квиллер обвиняюще повернулся к Франческе:

– Значит, вот зачем ты задержала меня. Я-то гадал, почему ты каждые пять минут смотришь на часы.

– Нам требовалось полчаса, чтобы всё устроить, – сказал Ларри Ланспик. – Припарковать машины так, чтобы их не было видно, зайти сюда, взгромоздить медведя по этим чертовым ступенькам, а потом спрятать фургончик Уолли.

Уолли Тоддуисл, молодой таксидермист, оправдываясь, проговорил:

– Так вышло, что медведь был у меня в фургончике. Собирался везти его заказчику.

– Откуда вы узнали, что сегодня у меня день рождения?

– Папа проверил по твоей водительской карточке, – сказала Фран.

– А это что за штука? – Он указал на аппарат с красными лампочками.

– Это наш общий подарок, – сказала жена Дэвида. – Протест против смертельного кофе, которым ты угощаешь. Указывает на количество чашек, которое тебе нужно, и крепость, которую предпочитаешь. Таймер его включает.

Потом кто-то достал бумажные тарелки и чашки, а кто-то ещё открыл взорам плоский торт, украшенный горном и традиционным театральным пожеланием: «Чтоб тебе ногу сломать, дорогой!»

По мере того как Квиллер остывал, актеры и вспомогательная команда из «Мышьяка и старых кружев» тоже расслаблялись. Они все были здесь: Кэрол Ланспик и Сьюзан Эксбридж, игравшие эксцентричных старых сестёр; Ларри Ланспик, словоохотливый характерный актер; Харли и Дэвид Фитчи, им нравилось играть пьяниц, извращенцев и чудовищ; умница жена Дэвида, Джилл, создательница костюмов и декораций; Уолли Тоддуисл, гений в построении декораций из ящиков из-под апельсинов, упаковочной проволоки и клея; Дерек Катлбринк, которому предстояло сыграть первую в жизни роль; Эддингтон Смит, до боли не в своей тарелке; другие члены труппы, с которыми Квиллер был едва знаком. Они все говорили одновременно.

Сьюзан:

– Дорогой, ваш выход во втором действии был чудесным!

Фран:

– Настоящий актер думает всем телом, Дерек.

Кэрол:

– Как твоя жена, Харли?

Харли:

– Нормально, только слегка брюзжит. Доктор велел ей бросить курить, пока ребенок не родится.

Уолли:

– Что это за большая круглая штука в коридоре?

Квиллер:

– Это из замка в Шотландии. Думаю, часть декора центральных ворот.

Ларри:

– На каждом представлении она сбивалась, и мне приходилось на протяжении всей сцены импровизировать. Я был готов её убить!

Дэвид:

– Я отрастил усы, чтобы играть злодея в «Пьянице», потому что у меня аллергия на спиртовую резину, а потом решил их оставить. Джилл они нравятся.

Дерек:

– А где кошки?

Квиллер:

– В своих апартаментах, телевизор смотрят. Выпустить их?

Коко и Юм-Юм совершили торжественный выход, шагая бок о бок, как упряжка лошадей. В дверях они резко остановились, оценивая ситуацию ушами, усами, носами и своими голубыми глазами; шум, чужаки едят и роняют крошки. В следующий момент они почувствовали, что над ними вздымается чёрный медведь. Юм-Юм распушила хвост, изогнула спину, прижала уши, прищурила глаза и ощетинилась. Коко, припав к земле, осторожно пробирался к медведю, пока не удостоверился в его безобидности. Затем он храбро обнюхал его задние лапы и поднялся, чтобы потрогать лапкой жёсткий мех. Потом перенёс внимание на таксидермиста, который нервно оберегал своё произведение. Своим влажным носом Коко подверг Уолли Тоддуисла тщательному обследованию.

– Он чувствует, что ты работаешь с животными, – объяснил Квиллер, как бы извиняясь за невежливое обнюхивание Коко.

Однако Уолли был польщен.

– Если вы нравитесь кошке, – серьёзно, сказал он, – это означает, что у вас королевский характер. Моя мать всегда так говорит.

Харли Фитч поднял руку в подтверждение;

– Если так говорит мать Уолли, это истина, как в Писании, можете мне поверить!

– Аминь, – добавил Дэвид.

– А кто покупает медведя? – спросил Квиллер у молодого таксидермиста.

– Гарри Пратт – для своего бара в отеле «Буз»[2]. Я ещё успею сегодня доставить его. Вы знаете Гарри? Моя мама говорит, он больше похож на медведя, чем сам этот медведь.

– Верно! Верно! – подхватил Харли.

В следующий момент Коко обнаружил, что кто-то из гостей сидит на полу, который по праву является его царством.

– Йау-яу-яу! – стал, подкрадываясь, укорять их Коко.

Тем временем Юм-Юм успокоилась и решила проверить сандалии, ковбойские сапоги и кроссовки с двойной застежкой, но не нашла ничего интересного. И вдруг наткнулась на зашнурованные полуботинки Эддингтона Смита. Книготорговец робко стоял в стороне от других, и Квиллер подошёл поговорить с ним.

– Я нашёл для вас кое-что из комедий Шекспира, – сообщил Эддингтон, вкрадчиво улыбаясь. – Книги хранились на чердаке пожилой дамы из Скуунк-корнерз. Они в хорошем состоянии.

– Я не знал… что у Барда были последователи… в Скуунк-корнерз, – рассеянно ответил Квиллер, поглядывая на кошек. Юм-Юм ликующе развязывала шнурки его собеседника, Коко исследовал его носки и брючины – усы у кота топорщились, глаза безумно блестели.

– Люди, которые там живут, – объяснял Эддингтон, – Когда-то собирали редкие книги, в прекрасных переплётах, первые издания. Я имею в виду богатых людей. Так полагалось делать.

– Газетчикам следовало бы послать репортера к вам в магазин и взять интервью.

– Не думаю, чтобы из этого интервью получилось много толку. – сказал букинист. – Однако рекламу я дал – четверть страницы. Раньше я ничего подобного не делал, но пришла милая молодая леди и сказала, что мне следует дать рекламу. – Он виновато добавил: – Реклама – это… диверсионная кампания против интеллектуальной честности и нравственной независимости. Кто-то сказал это. Кажется, Тойнби.

– Четверть страницы не скомпрометирует вас, – заверил его Квиллер.

В этот момент Харли Фитч подошёл к подносу с тортом, и Коко перенёс своё внимание на вице-президента банка, стал тереться о его щиколотки, покусывать его джинсы и хрипло урчать.

– Попробуйте-ка, Эд, – громко сказал Харли, словно букинист был глухим.

– Я уже съел два куска. Разум должен управлять, а аппетит повиноваться.

– Кто это сказал, Эд?

– Цицерон.

– Уверен, Цицерон одобрил бы, если б вы съели ещё кусочек. Как часто вы бываете на таких вечеринках?

Эддингтон тоскливо сказал:

– Я никогда не был на вечеринках по поводу дня рождения.

– Даже на собственной?

Маленький человечек отрицательно покачал головой и улыбнулся своей вежливой, используемой по любому поводу улыбкой.

– Ладно! На ваш день рождения мы устроим вечеринку на сцене нового театра, с десятифутовым тортом. Вы сможете задуть свечи перед аудиторией в три сотни человек.

Удовольствие на сером лице букиниста сменилось недоверием.

– Мы объявим в Пикаксе День Эддингтона Смита.

Дэвид, услышав шум, присоединился к игре.

– Мы устроим парад с платформами на колесах, с оркестром старшеклассников и вечерним фейерверком.

Джилл Фитч отвела Квиллера в сторону.

– Ну разве они не сумасшедшие? – сказала она. – Ведь они так и сделают! Они организуют парад, фейерверк и даже речь мэра – или губернатора. Они такие. – Она понизила голос. – Хотите прийти в субботу на вечеринку-сюрприз – новоселье Харли и Белл? Вы знаете: они переехали в старый дом Фитчей. Приносите свою бутылку.

– А как насчёт подарка?

– Без подарков. Видит Бог, они ни в чём не нуждаются. Вы видели дом дедушки Фитча? Он напичкан всякой всячиной. Не представляю, как Харли может жить со всеми этими стоящими на пьедесталах животными и мраморными нимфами.

– Я ни разу не видел Белл, – сказал Квиллер. – Она что, не интересуется театром?

Джилл пожала плечами:

– Она в актерской компании чувствует себя не в своей тарелке. А теперь, когда беременна, Харли говорит, стесняется.

Это была шумная вечеринка: двадцать четыре члена клуба столпились в комнате, рассчитанной на одного мужчину и двух кошек. Кэрол Ланспик много смеялась. Ларри изображал своих самых эксцентричных покупателей. Сьюзан Эксбридж, сорокалетняя разведённая женщина, пригласила Квиллера пойти на танцы в Кантри-клуб, но он сослался на неотложные дела: Сьюзан входила в совет библиотеки и он боялся, что до Полли дойдут слухи. Эддингтон Смит сказал, что в жизни никогда ещё так хорошо не проводил время. Харли Фитч был польщён заигрыванием Коко и попросил разрешения забрать его с собой.

После того как толпа разошлась, Квиллер приготовил на аппарате ещё чашечку кофе и доел торт. Юм-Юм свернулась у него на коленях, а Коко разделывался с крошками на ковре. С Мейн-стрит послышались звуки сирен, и Квиллер автоматически взглянул на часы. Стрелки показывали час тридцать пять ночи.

На следующее утро он вспомнил о сиренах, слушая новости по радио. Все сеансы в зубоврачебном кабинете Золлера сегодня отменяются из-за пожара, который случился где-то после часа ночи. Предполагается поджог, полиция ведёт расследование. Пациенты могут позвонить, чтобы вновь записаться на приём.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Место действия: квартира Квиллера; позже репетиционный зал.

Время действия: вечер вторника.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Чед Ланспик, Квиллер.

Универмаг Ланспиков закрывался в семнадцать тридцать, и Квиллер гадал, приедет ли Чед Ланспик, как обещал. Если он и впрямь был так безответствен, как думал Броуди, он забудет о встрече и отправится ловить рыбу. В семнадцать сорок пять – ни намека на его появление. Квиллер выглянул из окна в сторону Мейн-стрит, но увидел только разъезжающихся на своих грузовичках после смены строительных рабочих.

Наконец в восемнадцать пятнадцать на подъездную дорогу выкатил потрепанный грузовичок, который, чихая и трясясь, подъехал к каретному сараю. Молодой человек выскочил из него и взял в охапку снегоступы. Квиллер нажал кнопку – входная дверь открылась, и Чед Ланспик с ношей в руках стал карабкаться вверх по ступенькам.

– Я их все принёс, – сказал он. – Я и не знал, что их у меня так много. Эй, а что это за железяка?

Он уставился на герб Макинтошей с его оригинальным девизом в окружении кошек, стоящих на задних лапах: «Не трогай кота без перчатки».

– Это снято с ворот шотландского замка, – сказал Квиллер. – Ему три сотни лет.

– Наверняка дорого стоит.

Герб обладает символической ценностью. Мои предки из Шотландии.

В Чеде было трудно узнать скучающего продавца универмага. Он всё ещё щеголял нелепыми усами и косичкой, которые выделяли его в Пикаксе. но был дружелюбен, как любой из обычных подростков. Выросшие за городом молодые люди, как заметил Квиллер, обладают лёгким характером и непринужденными манерами, которые сближают собеседников.

– Разложите снегоступы в гостиной на полу, – предложил он, – чтобы я мог сравнить стиль и размеры.

– Никогда не видел подобной квартиры, – сказал Чед, оценивая диван, обтянутый замшей, квадратные кресла для отдыха, хромированные лампы и столы со стеклянными столешницами.

– Люблю всё современное, – признался Квиллер, – хотя в Пикаксе, кажется, современность не особенно популярна.

– Интересная картина. Что это?

– Канонерская лодка тысяча восемьсот пятого года. Она плавала по Великим озерам.

– У неё и паруса, и весла! Забавно! Канонерка с веслами! Где это вы её достали?

– В антикварном магазине.

– Дорого?

– Антиквариат стоит ровно столько, сколько вы готовы за него заплатить.

Дальше Чед полюбовался современным стереокомплексом на открытых полках. И Квиллер подумал, не совершил ли ошибку, пригласив парня к себе. «Чёрт побери! Он намечает дело!» Кошек, присутствовавших в начале встречи. Квиллер незаметно убрал в кошачьи апартаменты. Многих чужаков интересовала не столько их красота, сколько их высокая номинальная стоимость, и он постоянно боялся, что кошек у него украдут.

– Теперь давайте перейдём к делу, – сказал он, – У меня в семь репетиция.

Чед всё ещё не мог оторваться от эстампа.

– Тут есть парень, который делает модели кораблей вроде этого. Они по-настоящему хороши. Он мог бы продавать их за кучу денег, если бы захотел.

– Не сомневаюсь, – сказал Квиллер. – Итак, какой стиль вы рекомендовали бы для начинающего?

– Давайте посмотрим… Начинать легче всего с «медвежьей лапы», но у неё нет никакого хвостика, а хвостик, знаете ли, помогает выслеживать. Я принёс перевязку, так что вы можете посмотреть, как это выглядит. Какие у вас сапоги?

Квиллер извлек пару сапог лесорубов и был должным образом пристегнут к паре «медвежьих лап». Он неуклюже попытался пройти в них по длинному коридору.

– Не нужно так высоко поднимать ноги, – кричал ему вслед Чед. – Наклонитесь чуть вперёд… Размахивайте руками… У вас ноги слишком широко расставлены.

– Нет, мне больше нравится, как другие в этом выглядят, – сказал Квиллер. – Они напоминают мне корзинки.

– Что ж, вот здесь есть в стиле «Мичиган»; они побольше, и у них имеется хвостик; «Арктические» – самые быстрые: они длинные и узкие. Всё зависит от того, какой будет снег и сколько подлеска. Вам бы лучше начинать с чего-нибудь поменьше, чем эти. Может, попробовать шестидюймовый «хвост бобра»?

Пристегнув «бобровые хвосты», Квиллер снова неуверенно зашлёпал по коридору.

– Волочите свои «хвостики»! – окликнул Чед. – И не расставляйте слишком широко ноги. Они будут болеть.

– Это всё равно что ходить на теннисных ракетках.

– Когда выберетесь на снег, привыкнете.

– Сколько стоят «бобровые хвосты»? – спросил Квиллер. – Я выпишу вам чек.

– По чеку очень трудно получить деньги. Есть у вас… э…

– Я не держу денег в доме, но, если вы подбросите меня в аптеку в восточной части города, они выплатят мне по чеку. И мы с вами распрощаемся у репетиционного зала.

Он помог Чеду спустить снегоступы вниз по узкой лестнице и внести их в развалюху-фургончик. Это был вездеход, стоящий высоко на гигантских колёсах. Когда они поехали, он заметил:

– Этот грузовик не спасет ни глушитель, ни рессоры, ни новый слой краски, ни новый мотор.

– Он в порядке, – объяснил Чед. – Как раз то, что мне нужно, чтобы собирать капканы. Когда-нибудь ставили капканы?

– Я парень городской, – ответил Квиллер. – Я не ставлю капканов, не охочусь и не рыбачу, но я знаю, что это здесь модно.

– На капканах можно хорошо заработать. Если хотите, можете зимой пойти со мной на снегоступах, я вам покажу, как пользоваться вашими «бобровыми хвостами». Может, вам захочется посмотреть мои ловушки.

Идея ловли диких животных таким варварским способом Квиллера отталкивала. Он слышал, что пойманный в капкан бобер, чтобы освободиться, отгрызает себе лапу. С тех пор как у него поселились сиамцы, он стал особенно чувствителен к жестокости по отношению к животным. Даже мысль о том, чтобы поймать рыбу на крючок, коробила его, хотя он любил поесть в «Старой мельнице» форель с миндалем.

– Я был бы благодарен за урок снегоступства по настоящему снегу, – сказал он, пытаясь использовать язык собеседника, – но не уверен, что могу соблазниться идеей траппёрства. Вы куда ходите?

– Я ловлю белок и кроликов в Хаммоках, а лис у шоссе «Скатертью дорога». В основном я использую ловушки, которые не портят мех.

Квиллер, глядя вперед сквозь грязное ветровое стекло, промолчал. Он не хотел знать, что происходит с животными после того, как они пойманы живьём.

– Пару недель назад я поймал скунса. Они очень хитрые. Самое безопасное – утопить их.

Квиллер обрадовался, увидев впереди аптеку. Когда же деньги по чеку были получены и «бобровые хвосты» оплачены, а они с грохотом, дёрганьем и громким выхлопом двинулись к репетиционному залу, он небрежно спросил:

– Что вы думаете о хулиганстве в Пикаксе, Чед? Оно становится довольно серьёзным.

Они как раз достигли главного перекрёстка и остановились у светофора – единственного в городе, – Чед высунулся из окна и что-то крикнул сидящим в проржавевшем автомобиле. На вопрос он не ответил.

– Когда я был молодым, – продолжал Квиллер, – мы, бывало, переворачивали в Чикаго мусорные баки. По какой-то странной причине, которую сейчас я даже не припомню, мы полагали, что это весело. Какое веселье извлекают местные парни, вламываясь в школу и расколачивая компьютер?

– Наверное, они не любили школу и теперь мстят за что-то, – сказал Чед.

– А ещё они не любят лечить зубы и поэтому подожгли стоматологический кабинет… Похоже, не срабатывает – возразил Квиллер. – Или я чего-то не понимаю. Вы молоды, объясните мне.

– Меня там и близко не было, – оправдываясь, сказал Чед. – Я гулял на вечеринке в Чипмунке.

Резко нажав на тормоза, он остановился у муниципального центра.

– Спасибо, что подвёз, парень. Я приду, когда выпадет снег.

Чед в угрюмом молчании кивнул.

Квиллер взглянул на часы: он опаздывал на репетицию на полчаса. Покупка заняла больше времени, чем он ожидал, а поездка до аптеки отняла ещё двадцать минут. Франческа очень настаивала на пунктуальности; она не обрадуется.

Когда он вошёл в репетиционный зал, ситуация оказалась хуже, чем он ожидал. Многие актеры отсутствовали. Некоторые, как и Квиллер, пришли с опозданием. Фран злилась, и общая атмосфера была напряженной. Реагируя на её раздражение, актеры отвлекались и пропускали свои реплики или сбивались. В своей самой важной сцене Квиллер поднялся по лестнице точно сонная муха, вместо того чтобы нестись по ней как сумасшедший. До смерти перепуганный, Эддингтон проговаривал свои реплики сценическим шепотом. Реквизитор забыл принести меч, а Харли Фитч так и не явился на репетицию вместе с дедовским горном времён Первой мировой войны.

В какой-то момент отчаявшийся режиссёр удалила всех со сцены и занялась одним Эддингтоном. Ланспики воспользовались этой возможностью, чтобы поболтать с Квиллером.

– Наш блудный сын в этот уикенд нанёс нам неожиданный визит, – сказал Ларри, – в этом фургончике, которому только пластырь не даёт развалиться. Он собрал все свои снегоступы и заявил, что ты хочешь купить пару. Несмотря на свои странные гены, он казался почти человеком.

– А в магазине сегодня он даже был вежлив с покупателями, – добавила Кэрол. – Все решили, что он заболел.

Впервые Ланспики осмелились заговорить о младшем сыне, хотя часто хвалились двумя другими: старшие участвовали в различных конкурсах, играли на саксофоне, не раз возглавляли теннисную команду, издавали ежегодник.

– Чед принёс всю кучу ко мне в квартиру, – сказал Квиллер, – и провёл молниеносный курс обучения ходьбе на снегоступах. Я купил пару «бобровых хвостов».

– Эй, потише там! – крикнула Фран. – Мы репетируем.

Позже, когда Кэрол начала икать, а Сьюзан хихикать, она объявила:

– Прекращаем! На сегодня всё. Собираемся завтра ровно в семь. И предупреждаю: если будут опоздавшие, если вы наконец не выучите свои реплики и не станете серьёзно относиться к репетициям, спектакль не состоится.

Квиллер никогда не видел её такой обеспокоенной и поделился об этом с Уолли, когда они выходили из здания.

– Моя мама сказала бы, что, это из-за полнолуния, – ответил таксидермист.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Место действия: офис новой газеты Мускаунти.

Время действия: позже тем же вечером.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Арчи Райкер, издатель и главный редактор.

Джуниор Гудвинтер, ведущий редактор.

Хикси Райс, редактор отдела рекламы.

Роджер Мак-Гилеврей, репортёр.

В лунном свете каменные здания в центре Пикакса стали бело-голубыми. После неудавшейся репетиции Квиллер направился было домой, но передумал и повернул в сторону редакции газеты. Был канун выхода в свет первого номера, и он нервничал, словно будущий отец. По его предложению Фонд Клингеншоенов сделал это предприятие возможным. Затем по его настоятельной просьбе Арчи Райкер – друг детства и коллега-журналист – приехал из Центра, чтобы возглавить это новое предприятие. Со временем в Пикаксе выстроят и типографию, и офисный комплекс; пока же газета печаталась на сданном в прокат оборудовании, а редакция размещалась в арендованном складе, где прежде упаковывали мясо.

Квиллер знал, что сотрудники работали по двенадцать часов в день и даже больше, и старался не крутиться у них под ногами, но сейчас шли предстартовые секунды; новое издание в среду днем должно появиться в руках читателей. Он испытывал зависть. В этот нервный, напряженный момент он был словно посторонний. Как он и ожидал, в здании бывшего склада ещё горел свет, и в офисе, который Райкер и Джуниор Гудвинтер делили пополам, он нашёл их обоих с банками пива в руках и задранными на письменный стол ногами. Обстановка абсолютно не походила на ту – роскошную, выверенную по цветовой гамме, с предусмотренной акустикой, со снабженными электроникой рабочими местами, – обстановку, к которой Райкер и Квиллер привыкли в «Дневном прибое». Здесь, в редакции новой газеты, как ведущие, так и начинающие репортёры оказались в одинаковой ситуации: все сидели за купленными у старьевщика столами (лишь Джуниор обладал письменным столом со скользящей крышкой, когда-то принадлежавшим его деду), все ковырялись в старых пишущих машинках, все вдыхали запах бекона, всё ещё сохранившийся в этом похожем на амбар рабочем помещении.

– Кофе ещё горячий, – сказал Райкер. – Хватай чашку, Квилл, и найди себе стул. Забрасывай ноги повыше.

– Что, места себе не находишь? – спросил Квиллер.

– Всё, кроме первой страницы, уже готово; мы всё ещё надеемся на флаговый заголовок для затравки. После объявлений по радио мы получили восемнадцать тысяч подписчиков и дали заказ на печать тридцати тысяч экземпляров. Хикси и её команда продали столько рекламы, что у нас будет сорок восемь страниц, то есть вдвое больше, чем мы ожидали.

Квиллер никогда ещё не видел друга таким оживлённым. В «Дневном прибое» Райкер был олицетворением пресыщенного редактора – с чуть округлившимся животиком, слегка скучающий. Здесь же его красноватое лицо светилось удовлетворением и радостным возбуждением.

Молодой, свежо выглядевший ведущий редактор сказал:

– У нас много напечатанного материала. От внештатных корреспондентов просто шквал рассказов, но нам всё ещё нужны новости, чтобы заполнить дыры. Роджер Мак-Гилеврей оставил свою работу учителя и занимается теперь муниципалитетом, полицией и официальными назначениями. Его теща берёт на себя кулинарную страницу; ты же знаешь, она преподаёт домоводство.

– С блаженством вспоминаю её черничные пироги, – сказал Квиллер.

– Кевин Дун пишет для нас садоводческую колонку. Знаешь Кевина? Он возглавляет парковую службу.

– Я хорошо знаю Кевина. «Кто, как не Кевин, обрежет деревья!» Я целый год мог бы жить на те деньги, которые он с меня взял за обрезку нескольких яблонь в моём поместье. Вы что-нибудь даёте по поводу последних хулиганских выходок?

– Мы печатаем классную передовицу, – сказал Райкер. – Хотим привлечь внимание общественности, повысить ответственность родителей и увеличить количество патрульных машин после наступления темноты – пусть наймут полицейских на неполный рабочий день. А шерифу придется-таки приглядывать за этими мальчишками из Чипмунка. Они полагают, что Пикакс – что-то вроде тира. Они ошибаются. Хватит снисходительных улыбок и сентиментальности, – дескать, мальчишки всегда мальчишки.

– Что произошло сегодня утром в стоматологическом кабинете?

– Очевидно, искали наркотики и деньги, а не найдя, разгромили офис и подожгли.

– Завидую вам, ребята. Тяжело быть посторонним, который не варится в общем котле.

– Я же говорил тебе, Квилл, что нам пригодились бы твои таланты, – сказал Райкер, – но ты занят работой над этим проклятым романом.

Квиллер с сожалением пригладил усы.

– Мне кажется, писатель я никчемный. Я журналист.

– Я тебе это давно говорил, осёл ты этакий!

– К тому же не в моем характере быть свободным журналистом. Мне нужны строгая дисциплина и жесткие сроки.

– Хочешь к нам?

– Что я мог бы делать?

– Основные статьи. Такие же сочные, информативные штучки, какие ты писал для «Прибоя». Есть где развернуться, ведь пишут для нас в основном любители. А нужно собрать всех профессионалов.

Хлопнула входная дверь, и неожиданно появилась Хикси Райс.

– Быстренько, мальчики! Мне нужно пиво, кофе, что угодно! Я еле держусь на ногах! Обошла все рестораны в округе – все хотят разместить рекламу. Эти низкие каблуки меня доконают. – Она сбросила свои тенниски и повернулась к Квиллеру: – А ты что здесь делаешь? Предполагается, что ты репетируешь, или пишешь роман, или кормишь своих кошек.

– Если я ещё не забыл. Как это делается, – сказал он, – то предполагается, что я буду вести колонку об интересных людях, которые занимаются интересными вещами.

– Мы исходим из предположения, – сказал Райкер, – что такие типы ещё встречаются на этой окраине цивилизации.

– Не бывает скучных сюжетов, – напомнил ему Квиллер. – Только скучные репортеры, которые задают скучные вопросы.

– Ладно, считай, что мы обо всём договорились! Теперь всё, что нам надо, это взрывная новость для первой страницы. От первого выпуска зависит всё, поэтому мне хочется, чтобы он был похож на газету.

– Роджер в муниципалитете собирает материал о сегодняшнем заседании зональной комиссии, – сказал Джуниор. – Вдруг нам повезёт, и там разразится кулачная драка или ещё что-нибудь в этом роде.

– Вы что, ребятки, никогда не пробовали подходить к журналистике творчески? – поддразнила их Хикси. – Похитьте мэра! Разбомбите муниципалитет! Выньте затычку в плотине через реку Скатертью дорога и устройте наводнение на Мейн-стрит!

Все три серьезных журналиста одарили её грозным взглядом.

– Какое название ты выбрал для газеты? – спросил Квиллер Райкера.

– Хороший вопрос! Ещё не придумали. Мне хотелось, чтобы это было что-нибудь вроде «Хроники Мускаунти», или «Призыва», или чего-то похожего. Решение нужно принимать быстро.

– У вас газетчиков, никакого воображения, – возразила Хикси. – Почему бы не «Пушечное ядро Мускаунти», или «Жердь», или «Штопор»?

Три серьезных журналиста застонали.

– Давайте позволим читателям самим выбрать название для газеты, – предложил Квиллер. – Напечатайте на первой странице бюллетень.

– Но ведь нам в первом выпуске нужна какая-то флаговая строка, – настаивал Райкер. – Должны же мы её как-то назвать.

– Назовите её «Всякая всячина», – сказала Хикси. – Это вам мой вызов!

Входная дверь снова хлопнула.

– Это Роджер, – догадался Джуниор.

В офис ворвался молодой человек с фотоаппаратом через плечо. Бледнолицый по природе, с ярко выделяющейся чёрной бородой, сегодня он казался бледнее обычного. Тяжело дыша, он уставился на четырёх ожидающих сотрудников.

– Что случилось, Роджер? – спросил Райкер.

Тот сглотнул.

– Убийство! – Его голос сорвался на этом слове.

– Убийство?! – Райкер снял ноги со стола.

– Кто? – спросил Джуниор, немедленно сосредоточившись.

– Где? – Хикси быстро обулась.

– В муниципалитете? – спросил Квиллер, нервно теребя усы.

Роджер снова сглотнул.

– В Вест-Миддл-Хаммоке! Застрелены два человека! Харли Фитч и его жена!

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Место действия: офис газеты.

Время действия: день после убийства Фитчей.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Сотрудники газеты.

Первые экземпляры новой газеты поступили в продажу; ожидалось безудержное веселье и стреляющие пробки шампанского, но новость на первой странице всем испортила настроение. В маленьком городке вроде Пикакса убийство не могло быть рядовым событием. Все были друзьями, соседями или клиентами жертвы. Даже Арчи Райкер, который появился в городе относительно недавно и написал десятки статей об убийствах в большом городе, ходил мрачнее тучи.

– Я, конечно, хотел получить сенсационный заголовок на первую страницу, – сказал он, – но я хотел вовсе не этого.

Из типографии прибыла ещё одна пачка газет, и сотрудники их тут же расхватали. Поперек, первой страницы чернели мрачные строки:

ХАРЛИ ФИТЧ И ЕГО ЖЕНА ЗАСТРЕЛЕНЫ!

В крупных городах, размышлял Квиллер, публика немедленно решила бы, что убийство связано с наркотиками. В Пикаксе, в четырехстах милях отовсюду, не было и намека на подобные мысли. Позже подозрение может возникнуть – в кафе и барах, на задних дворах; но пока – шок, печаль и нежелание поверить в то, что это произошло в Мускаунти.

Рано утром позвонила Франческа:

– О, Квилл! Ну разве не чудовищно?! Меня всю ночь тошнило. Я услышала о трагедии в полуночных новостях. Папа не хочет об этом даже говорить. Полагаю, сегодня днем газета выйдет с ещё большими подробностями. Собираюсь позвонить Дэвиду и Джилл, но боюсь. Такой удар.

– О случившемся будет напечатано на первой странице, – сказал Квиллер. – Большая статья с фотографией Харли. Никто не мог найти фото его жены – по крайней мере, за такой короткий срок.

– На Пикакской площади полно народу, все стоят без дела и судачат об убийстве. Никто не может поверить! Да ещё они ждали ребенка и всякое такое! Все взволнованы, никто не может работать.

– Да, в подобное трудно поверить. Кто вообще мог это сделать?

– Должно быть, банда из Чипмунка. туристический сезон ещё не начался, у нас нет этих чокнутых, которые повсюду бродят и ищут, кого бы подстрелить. да, решительно это те мерзавцы из Чипмунка.

Квиллер прикоснулся к усам костяшками пальцев.

– Когда прошлым вечером на репетиции всё пошло вкривь и вкось, у меня возникло на миг ощущение, что в воздухе что-то носится. Уолли сказал, это из-за полнолуния.

– А я ещё проклинала Харли, Дэвида и Джилл за их отсутствие, – всхлипывая, сказала Фран. – Теперь, зная причину, я готова язык себе отрезать. Конечно, мы отменим спектакль. Ни у кого не хватит духу продолжать репетиции. Боже! Не могу работать. Ничего не могу делать! Всё. Пойду домой и выпью папины запасы виски. Хочешь со мной?

У статьи на первой странице имелся подзаголовок: «Причина убийства – кража со взломом». Подписана она была Роджером Мак-Гилевреем.

«Один из столпов нашего общества, член выдающегося семейства Мускаунти, и его молодая жена были во вторник вечером найдены застреленными у себя в доме в Вест-Миддл-Хаммоке. Харли Фитч, двадцати четырех лет, и его жена Белл, двадцати одного года, стали жертвами вооруженного преступника, очевидным мотивом которого, по мнению представителя шерифа, был грабёж. По словам родственников, пара готовилась выйти из дому, чтобы пойти на репетицию в театральный клуб Пикакса. Согласно судебному заключению, смерть наступила между восемнадцатью и девятнадцатью часами.

Дэвид и Джилл Фитч, брат и невестка Харли, обнаружили тела в 19.15, приехав, чтобы отправиться вместе с ними в Пикакс. Они живут в четверти мили от усадьбы, где недавно поселились молодожены, о которых говорилось, что они ждали ребёнка.

Джилл Фитч сказала полиций: "Пять вечеров в неделю мы репетировали пьесу. Обычно мы отправлялись вместе, выезжая в 18.30. Я попыталась дозвониться до Харли и сообщить ему, что мы немного задерживаемся, но трубку никто не брал. Я подумала, что они, вероятно, вышли в сад и не слышат звонка, так что мы просто решили поторопиться. Подъехав к их дому, мы просигналили, но никто не вышел, поэтому Дэвиду пришлось войти, и вот тогда он их и обнаружил".

Представитель шерифа заметил, что тело Харли лежало в заднем холле; тело его жены находилось в спальне наверху. И никаких следов борьбы, как сказал представитель шерифа. Оба были одеты в джинсы и спортивные рубашки, в "одежду для репетиций", по словам членов семьи.

Представитель шерифа располагает доказательствами того, что убийца начал (или начала) грабить дом и либо уже нашёл то, что искал, либо был спугнут неожиданно нагрянувшей второй парой.

Джилл Фитч сообщила полиции: "Я помню, что, когда мы приближались, от дома отъехала машина. Она быстро удалялась по грунтовой дороге, поднимая тучи пыли". На этой дороге, как известно, других домов нет.

Дом из двадцати двух комнат – родовое гнездо Фитчей – был построен в двадцатые годы дедом Харли, Сайрусом Фитчем, и приобрёл известность своей ценной коллекцией старинных книг и предметов искусства.

Харли – сын Найджела и Маргарет (Дун) Фитчей из Индейской деревни – после окончания Йельского университета и года путешествий начал работать в банке Пикакса, президентом которого является его отец. Харли и его брат Дэвид были недавно назначены вице-президентами банка.

До поступления в университет Харли учился в пикакской школе. Его успеваемость была выше средней, одновременно он играл в теннис, входил в ученический совет, принимал участие в школьных спектаклях. В колледже он основным предметом выбрал менеджмент и продолжал интересоваться драматическим искусством.

Вернувшись в Пикакс, он стал активным членом клуба патриотов и театрального клуба, где его в последний раз видели в роли Дромио в пьесе Шекспира. Заядлый яхтсмен, он не раз приводил 27-футовую " Ведьму Фитч" к победам и трофеям. С десятилетнего возраста собирая модели парусников, он часто выставлял их на конкурсы и выигрывал многочисленные призы.

В октябре прошлого года в Лас-Вегасе Харли женился на Белл Уркл».

Были ещё комментарии людей, знавших Харли Фитча: директора школы, тренера по теннису, школьных товарищей, президента клуба патриотов, персонала банка и Ларри Ланспика, представляющего театральный клуб. «Примерный ученик… всегда полный энтузиазма и желания помочь… с ним всегда было весело… талантливый актёр… ведущий игрок команды… с ним чудесно работалось… всегда такой внимательный… всегда жизнерадостный».

Нервно потирая усы, Квиллер прочитал историю трижды. Там были подробности, которые возбудили его любопытство. В Центре, когда он писал для «Прибоя», подобное событие неминуемо вызвало бы мужской разговор в пресс-клубе: коллеги-журналисты рассмотрели бы эту историю со всех сторон, анализируя задавая вопросы, высказывая сомнения, в чем-то опережая полицию при обмене информацией. В Пикаксе к сожалению, такого пресс-клуба не существовало поэтому он пригласил Арчи Райкера отобедать с ним в «Старой мельнице».

Вместо ответа Райкер отпер ящик стола и вынул из него небольшую коробочку. Выглядел он самодовольным. В коробочке лежало впечатляющее кольцо с бриллиантом.

– Сегодня вручу его Аманде, – сказал он, и при этом его красное лицо буквально пылало от радости.

Квиллер пришёл в замешательство. Такое развитие событий однозначно объясняло необычно счастливое в последнее время выражение лица Райкера. Разведясь с женой после двадцати пяти лет совместной жизни, он стал угрюмым интровертом, пока не переехал в Пикакс, и Квиллер был рад, что друг наконец-то нашёл себе женщину по душе. Но чтобы Аманда! Это оказалось полной неожиданностью.

– Поздравляю, – выдавил из себя Квиллер. – Это большой сюрприз.

– Аманда тоже удивится. Она никогда не была замужем, и мы все знаем, что она ворчлива и своенравна, но какого чёрта! Мы созданы друг для друга.

– Только это и имеет значение, – сказал Квиллер.

Следующим он пригласил остаться в городе и отобедать с ним Джуниора.

– Я покончил с холостой жизнью, – со счастливой ухмылкой сказал ответственный редактор. – Как раз сегодня родители Джоди приехали сюда из Кливленда, чтобы отпраздновать наши первые совместные шаги. Джоди готовит ножку ягненка и шоколадный торт по этому поводу.

Затем Квиллер заговорил на эту тему с Роджером Мак-Гилевреем, успокоив его, что оплатит угощение.

– Господи, как бы мне хотелось! – воскликнул Роджер. – Не часто удаётся поесть на халяву. Только Шерон едет нынче на приём в дом невесты к своей кузине, и я обещал посидеть с ребенком. Моя жизнь за последние месяцы сильно изменилась.

Снова Квиллер оказался одиноким холостяком, окружённым счастливыми семейными парами, и это заставило его с сожалением подумать о своей угасающей дружбе с Полли Дункан. Были и другие, кого он мог пригласить на обед, – Франческа, Хикси, Сьюзан, даже Айрис Кобб, – но никто не мог сравниться с Полли в умении поддерживать беседу, сочетая её с уткой в апельсинах. Но Полли заметно охладела к нему, после того как он вступил в театральный клуб и нанял дизайнера по интерьерам. Канули в Лету идиллические воскресенья в её маленьком домике за городом, забылись походы за ягодами, сморчками, орехами, прекратились наблюдения за птицами, чтение вслух и другие восхитительные занятия. Её холодность становилась ещё более неловкой оттого, что она возглавляла библиотеку, попечителем которой он был и в совет которой он входил.

В отчаянии он позвонил ей по служебному телефону.

– Ты слышала новости? – мрачным голосом спросил он.

– Да, ужасно. Уже известно, кто это сделал?

– Насколько я знаю, нет. У полиции, несомненно, есть подозреваемые, которых они допрашивают, но власти не дают никакой информации. Их за это и осуждать нельзя. Как ты живешь, Полли?

– Прекрасно.

– Ты не могла бы пообедать со мной сегодня?

Она колебалась:

– Полагаю, твоя репетиция отменена из-за…

– Весь спектакль отменяется, а в других пьесах я больше не буду участвовать. Ты оказалась права, Полли, они отнимают слишком много времени. Мне бы очень хотелось увидеть тебя сегодня.

Последовала продолжительная пауза, а затем:

– Да, мне хотелось бы пообедать с тобой. Мне тебя не хватает, Квилл.

Облегчение в его вздохе было весьма заметно.

– Я заеду за тобой к закрытию.

Домой он шёл легким шагом. Заглянув в универмаг Ланспика, купил Полли шелковый шарфик любимого ею синего цвета; шарфик по его просьбе упаковали как подарок.

Вернувшись домой, чтобы принять душ и переодеться к обеду, он взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, но весь его восторг немедленно испарился, когда сиамцы не вышли его встречать, Где они могут быть? Он знал, что не запирал их в кошачьих апартаментах. Мистер О'Делл не приходил сегодня убирать. Он заглянул в гостиную, но Коко на полке с биографиями не оказалось, а Юм-Юм не лежала, свернувшись, в своем любимом кресле.

Неужели кто-то вломился и украл кошек? Он кинулся в их комнату. Никого! Он проверил их туалет. Кошек не было и там! Он позвал их по имени. Ответа не последовало. В панике он кинулся искать их в спальне. Безрезультатно. Может, их куда-нибудь заперли? Он распахнул ящики комода. На четвереньках обследовал все дальние углы встроенного шкафа. Снова позвал, но квартира была тиха как смерть. Он со страхом подошёл к своей студии, где обычно работал. Она никогда не выглядела аккуратной, но на сей раз налицо были признаки явного хулиганства: раскрытые ящики письменного стола, по полу разбросаны бумага, стол опустошен, повсюду мусор!

Тогда только он и заметил две молчаливые фигуры – одна на металлическом ящике, а другая на полке рядом с бутылочкой резинового клея. Юм-Юм съёжилась на полке в виноватой позе – сжатый комочек с втянутыми передними и напряженными задними лапками. Коко сидел более спокойно, но без своей обычной уверенности.

Квиллер уставился на разбросанные по полу бумаги. К его удивлению, это были конверты. Новые конверты. Его ящик с канцелярскими принадлежностями стоял открытым. Собирая разбросанное, он заметил на уголках конвертов следы клыков, а весь клей с их краёв оказалось начисто слизан.

Усевшись во вращающееся кресло подле стола, он повернулся лицом к провинившимся. Он мог предположить, что Юм-Юм своей знаменитой лапой открыла эти ящики, а Коко, которого привлекал любой клей, предался затем кутежу. Однажды он уже лишил клея целый лист марок – тогда он бесстыдно расхаживал по квартире с авиамаркой на носу.

– Ну, друзья мои, – спокойно начал Квиллер, – я что, должен запирать ящики своего стола? Что это на вас нашло? Вам стало скучно? Вы в чем-то несчастливы? Вам чего-то недостает в жизни? Может быть, кормят плохо?

У Коко, который всегда высказывался за двоих, не нашлось ответа.

– Вы получаете отличную пищу и рекомендуемую ежедневную норму витаминов. Вы хоть понимаете, что есть кошки, которым приходится рыться в мусоре, чтобы добыть себе пропитание?

Ответа не последовало.

– Вы что, язык проглотили?

Ответа не было. Квиллер сомневался даже, что Коко вообще слушает.

– Вы не знаете, как вам повезло. Некоторые кошки живут на улице круглый год, в снег и слякоть, под проливным дождем. У вас же – обогреваемые паром апартаменты с личной ванной, телевизором, ковром от стены до стены и…

Квиллер фыркнул в усы, когда до него наконец дошло истинное положение дел. Коко с его остекленевшими глазами и странной позой с расставленными широко лапами был просто пьян от клея!

– Вот чёрт! – вырвалось у Квиллера.

Но потом ему в голову пришла другая мысль. Коко никогда не делал ничего необычного без надлежащей на то причины. Так что же толкнуло его на это?

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Место действия: ресторан «Типси» в Северном Кеннебеке.

Время действия: тем же вечером, чуть позже.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Полли Дункан.

Г-н О'Делл, слуга, время от времени убирающий у Квиллера.

Лори Бамба, друг Коко и Юм-Юм.

Заехав в библиотеку за Полли Дункан, Квиллер сказал:

– Я рад, что ты можешь со мной пообедать. Ты не возражаешь, если мы поедем за город? Мне из-за дурной новости неспокойно и на месте не сидится. Мне нужно поговорить об этом.

Её голос был мягким и ласковым, а тембр его одновременно и успокаивал и стимулировал Квиллера.

– Я понимаю, Квилл. Подобная трагедия заставляет людей идти навстречу друг к другу.

Она бросила на него полный надежды, но слишком кроткий взгляд.

– Я подумал, мы могли бы поехать в «Типси». Ты что-нибудь о нём знаешь?

– Кормят там хорошо, он очень популярен, – жизнерадостно сказала Полли, словно намереваясь сделать этот вечер весёлым. – Ты знаешь, что этот ресторан назвали в честь кота? Основатель ресторана был поваром в лагере лесорубов, а затем содержателем салуна. Во времена сухого закона он отправился в Центр и открыл там бар, в котором незаконно торговали спиртным. После отмены закона вернулся сюда с чёрно-белой кошечкой по кличке Типси[3] и основал здесь ресторан, специализирующийся на мясных блюдах.

– Как его звали?

– Гасс. Это всё, что я знаю. О нём в округе ходили легенды, и о Типси тоже. Это было пятьдесят или шестьдесят лет назад. Заведение много раз меняло с тех пор владельцев, но все они сохраняли название.

Они ехали по типичной для Мускаунти местности: холмистые пастбища, усеянные валунами и стадами овец, молочные фермы с белыми амбарами, тёмные полосы леса, заброшенные шахты с остатками шахтенных построек. На развилке дороги указатель утверждал, что до Вест-Миддл-Хаммока три мили, до Чипмунка две мили, а до Северного Кеннебека десять миль.

– Вест-Миддл-Хаммок ведь недалеко от Чипмунка, так? – заметил Квиллер.

– Да. Этюд контрастов, – сказала Полли.

Вскоре шоссе вывело их к скопищу весьма непрезентабельных домишек: где-то перекосилось крылечко, где-то облупилась краска, там развалюха из металлических листов, тут вагончик размером с цыганскую кибитку; на домах побольше виднелись объявления о сдаче комнат внаём.

– В Чипмунке меблирашки в прежние времена отданы были под бордели, – сказала Полли.

Вокруг торгующего гамбургерами павильона и магазинчика болталась молодежь, пили пиво из банок, взрывали в воздухе петарды. Квиллер подумал: «Не эти ли хулиганы вломились в школу, разнесли стоматологический кабинет и открыли гидранты? Не здесь ли ошивается Чед Ланспик? Не в этом ли городишке скрываются убийцы Фитчей?»

Северный Кеннебек был процветающим поселением с зерновым элеватором, старинными двойными домами, с превращенным в музей старым железнодорожным депо и рестораном «Типси».

Ресторан находился в рубленом доме и привлекал к себе посетителей со всего края. Снаружи – потемневшие, растрескавшиеся бревна; внутри – беленые стены и сельская обстановка. В главном зале – портрет белой кошки в чёрных сапожках и с чёрным пятном, съехавшим на один глаз. Оно придавало ей вид подвыпившей матроны.

– У неё ещё была повреждена лапка, – сказала Полли. – Поэтому она прихрамывала, что ещё больше усиливало эффект подпития. Как там твои кошки, Квилл?

– Коко счастлив, что я начал коллекционировать старые книги. Он предпочитает биографии. Как он отличает «Сравнительные жизнеописания» Плутарха от стихов Вордсворта – выше моего понимания.

– А милашка Юм-Юм?

– Эта милашка выработала неприятную привычку, которую я не стану обсуждать за обеденным столом.

Для Полли он заказал сухое шерри, а для себя воду Скуунка с ломтиком лимона. (Деревушка Скуунк-корнерз славилась источником, воды которого считались целебными.) Подняв стакан, Квиллер предложил:

– Помянём многообещающую молодую пару!

– Харли был замечательным молодым человеком, – грустно произнесла Полли.

– Коко он сразу понравился. Похоже, почти никто ничего не знает о его жене. Газета сообщила лишь, что они поженились в Лас-Вегасе, и я подумал, что это необычно. Богатым семьям из этих краёв больше по душе пышные свадьбы в Старой Каменной Церкви с дюжиной подружек и шаферов, пятью сотнями приглашенных гостей и приёмом и Кантри-клубе.

– Когда Дэвид и Джилл поженились, их свадьба обошлась в целое состояние.

– Жена Харли никогда не приходила в театральный клуб, однако же газета сообщила, что обе пары собирались на репетицию и что все они были соответствующим образом одеты.

Полли вздернула брови:

– Ты когда-нибудь встречал изложение новостей, которое бы полностью соответствовало действительности?

Они просмотрели меню. В «Типси» кухня была без выкрутасов, но повара чётко знали своё дело. Полли радовалась, что щука в сухарях вкусом напоминала всё же рыбу, а не поджаренные хлебные крошки. Квиллер остался доволен тем, что его бифштекс нужно было жевать.

– Я всегда подозрительно отношусь к говядине которая тает у меня во рту, – сказал он.

Разговор ни разу надолго не отклонялся от дела Фитчей. Полли беспокоилась о матери Харли, которая как попечительница входила в совет библиотеки.

– У Маргарет очень высокое давление. Как она переживет всё это. Она такой чудесный человек: всегда готова возглавить любую комиссию, взять на себя все хлопоты по сбору средств для доброго дела, и не только для библиотеки, но и для больницы, и для школы. Найджел такой же. Они прекрасные люди!

– Хмм… – хмыкнул Квиллер, не зная, как отреагировать на этот взрыв чувств, столь нетипичный для Полли. И осторожно заметил: – Да, Дэвиду придётся тяжело. Они с братом были очень близки.

– К тому же Дэвид – наиболее чувствительный из них двоих, но Джилл поддерживает его. Она умеет управлять своими эмоциями. Ты обратил внимание на то, что именно Джилл давала интервью газете? Во время их с Дэвидом свадьбы нервничали все, кроме невесты.

– Скажи, тебя не удивляет тот факт, что у нас в Пикаксе произошло вооруженное ограбление? спросил он.

– Оно непременно должно было произойти. Здесь полно огнестрельного оружия. Так много охотников, ты же знаешь, с ружьями, дробовиками, пистолетами. Большинство из них ответственные, соблюдающие закон спортсмены, но… в наши дни может произойти что угодно. – Она бросила на него быстрый вопросительный взгляд. – Я не охочусь, но у меня тоже есть пистолет.

Усы Квиллера встопорщились. Её сдержанный голос, величественная фигура, консервативная одежда – ничто не давало повода предположить, что она может иметь огнестрельное оружие.

– Живя в одиночестве и рядом с сельской дорогой, я считаю это лишь предосторожностью, – объяснила она. – То, что происходило в Центре, начинает происходить и здесь. Я предвидела это. И всё это мне не нравится.

– Почему бы тебе не переехать в город? – предложил он.

– Я живу в этом маленьком домике с тех пор, как умер Боб. Я обожаю свой маленький сад. Мне нравится открытое пространство. Нравится жить на отшибе и по дороге на работу видеть пасущихся коров.

– Иногда приходится идти на компромисс Полли.

– Мне компромиссы даются нелегко.

– Я это заметил, – сказал Квиллер.

Полли отказалась от десерта, но не смогла удержаться от пирога с лимоном и меренгами.

– Ты когда-нибудь видела поместье Фитчей? – спросил он.

– Несколько раз. Когда Маргарет и Найджел жили в большом доме, они на каждое Рождество устраивали вечеринку для совета библиотеки. У них сотни акров – прекрасная холмистая местность с лесами, лугами и речками и с изумительным видом с самого высокого холма на большое озеро. Дом, который Сайрус Фитч построил в двадцатых годах, большой и беспорядочный. Говорят, он сам его спроектировал. Он был воинственный индивидуалист! И страстный коллекционер. Харли и Дэвид выросли там – среди охотничьих трофеев, редких книг, мраморных скульптур, макетов китайских храмов, рыцарских доспехов и всех тех экзотических вещей, которые люди в двадцатых годах собирали, если у них водились деньги. Когда Дэвид женился на Джилл, его родители построили им на своих землях современный дом. Когда женился Харли, он с молодой женой переехал в фамильный особняк, а родители купили себе старинный двойной дом.

– В поместье можно попасть беспрепятственно?

– Это частная дорога, но там нет ничего, что помешало бы воспользоваться ею кому угодно.

– Что там могло привлечь грабителей? Не могу представить, чтобы воров могли заинтересовать редкие книги или чучела голов носорогов.

– Были драгоценности, которые передавались в семье из поколения в поколение. Полагаю, после свадьбы жена Харли получила кое-что из семейных реликвий.

Квиллер задумчиво поглаживал усы.

– У меня такое ощущение, что убийца или убийцы там уже бывали раньше.

Когда они вышли из «Типси» и с первым розовым отсветом заката пустились в обратный путь в Пикакс, он спросил:

– Как тебе понравилась «Всякая всячина»?

– Я рада, что у нас снова есть своя газета, но название просто ужасающее.

– Это только временно, пока читатели не предложат что-нибудь получше.

– Меня удивил её объём.

– Скоро она будет выходить на двадцати четырёх страницах. Планируется выпускать её по средам и субботам, пока не закончат строительство новой типографий, а потом пять раз в неделю. Я согласился вести раздел основных статей.

– А как же твой роман? – резко спросила Полли.

– Что ж, Полли, я пришел к малоутешительному выводу, что не создан для художественной литературы. Двадцать пять лет моя карьера строилась на том, чтобы вынюхивать факты, проверять факты, систематизировать факты и в точности их излагать. Похоже, это свело на нет моё воображение.

– Но ты же два года работал над своим романом!

– Я два года говорил о нём, – поправил он её. – Меня это ни к чему не привело. Возможно, я просто ленив.

– Ты разочаровываешь меня, Квилл.

– Ты меня переоцениваешь. Ты хотела, чтобы я оказался Фолкнером из северных лесов или сухопутным Мелвиллом?

– Я надеялась, что ты напишешь нечто, имеющее непреходящую ценность. А ты согласился производить очередную газетную продукцию, которую можно прочесть и выбросить. Твои колонки в «Дневном прибое» всегда были хорошо написаны, информативны и занимательны, но полностью ли они раскрывали твой талант?

– Я знаю, на что способен, Полли. Ты ставишь передо мной нереальную цель.

Он начал ощущать досаду.

– Ведь это тебе пришло в голову написать роман.

– Рано или поздно каждому пишущему человеку приходит в голову идея написать роман, но не все из нас способны воплотить её в жизнь. У меня на письменном столе гора заметок и горстка наполовину исписанных страничек.

К несчастью, его голос начал повышаться.

– Мне нужна дисциплина работы в газете! Вот почему я буду вести раздел во «Всякой всячине». – Его тон был безапелляционным.

Они уже приближались к центру Пикакса. Полли взглянула на часы.

– Мне было приятно пообедать с тобой.

– Ты не зайдешь ко мне выпить чего-нибудь?

– Не сегодня, спасибо. У меня дела. – Её голос звучал сухо.

Последние несколько кварталов они проехали молча. На стоянке перед библиотекой она с коротким пожеланием доброй ночи пересела в собственную машину – двухдверную, малинового цвета, которую он подарил ей на Рождество во время очередной вспышки праздничного настроения, чувства благодарности и эмоционального бреда. Когда она уехала, синий шёлковый шарф в подарочной коробке так и остался лежать на заднем сиденье.

«Это было слишком хорошо, чтобы так долго продолжаться», – подумал он, проезжая по Пикакской площади. Его отношения с Полли неизбежно близились к концу. Когда-то любящая и приятная, она стала критичной. Она считала, что их близость даёт ей право управлять его жизнью, но он принадлежит сам себе. По этой же причине не удался его брак двенадцать лет назад.

Отпирая входную дверь, он услышал телефонный звонок и побежал по ступенькам, надеясь… надеясь, что Полли передумала… надеясь, что она проехала несколько кварталов и остановилась у телефонной будки…

Голос, который он услышал, принадлежал, однако, мистеру О'Деллу, седовласому мужчине, который сорок лет проработал привратником в школе, а теперь помогал Квиллеру по дому.

– Точно, сегодня это плохая новость, – сказал мистер О'Делл. – Молодой Харли был хорошим парнишкой, да не на той кобылке женился, я думаю. Нужен я вам буду завтра или как? В Кеннебеке у меня родился внук, очень тянет поглазеть на кроху мальчонку.

– Разумеется, возьмите выходной, мистер О'Делл, – сказал Квиллер. – Без меня всё было в порядке?

– Всё, только вот малышка… Она опять напачкала рядом с кошачьим туалетом. Беспокоит её что-то, точно.

Квиллер тотчас позвонил Лори Бамба, молодой леди, знавшей, казалось, о кошках всё, и описал ситуацию.

– У Юм-Юм всё до сих пор было нормально. Я купил второй кошачий туалет, полагая, что она хочет иметь собственные удобства, но она его игнорирует и оставляет свои сувениры на полу в ванной.

– Это может быть стресс, – сказала Лори. – Она у вас в стрессовой ситуации.

– Стресс! – завопил он в трубку. – Это я в стрессовой ситуации! Она ведет абсолютно спокойную жизнь. У неё комфортабельные апартаменты со всеми удобствами, изысканная еда и причесывание три раза в неделю. Каждый раз, когда я сажусь в кресло, ей зарезервировано место у меня на коленях. Я веду с ними обоими разумные беседы, как вы и советовали.

– Вы что-нибудь недавно меняли в её окружении?

– Только переклеил обои в гостиной. Не вижу, как это может её касаться.

– Что ж, – сказала Лори, – вам следует внимательно за ней понаблюдать, и, если разовьются ещё какие-то симптомы, покажите её врачу.

В эту ночь Квиллер спал плохо. Когда с сиамцами что-то было не так, он всегда невероятно переживал. Он также сожалел и о том, что происходило между ним и Полли. Кроме того, он не мог не горевать из-за хладнокровного убийства, повергшего весь городок в уныние и страх. Лёжа без сна, он слышал, как грузовой поезд, проходящий в час тридцать, издаёт свой печальный гудок у неохраняемого переезда близ границ городка. Погода была ясной, и, приложив голову к подушке, он мог слышать глухой стук колёс о рельсы, хотя они находились почти в полумиле. Когда город пересекал другой грузовой поезд, уже в два тридцать, он всё ещё бодрствовал.

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Место действия: центр Пикакса.

Время действия: день накануне похорон Фитчей.

Квиллер каждые полчаса настраивался на волну, передающую новости по радио, надеясь услышать, что подозреваемые в убийстве Харли и Белл Фитч уже допрашиваются, или что произведён арест и предъявлено обвинение, или что убийца сдался, или что он совершил самоубийство, оставив признание в предсмертной записке. Но ничего подобного не происходило. Сообщалось только, что полиция ведёт расследование.

Ещё прозвучало объявление, что похороны состоятся в пятницу и что по желанию семьи они будут камерными. Квиллер знал, что подобное решение разочарует большинство местных граждан: хождение на похороны и наблюдение за траурными процессиями в Пикаксе было излюбленным занятием.

Далее говорилось, что Маргарет Фитч, мать убитого, стала жертвой тяжёлого инсульта и в критическом состоянии доставлена в больницу Пикакса.

Всё это только ещё больше подогревало желание Квиллера узнать в точности, что же происходит, и он отправился в полицейский участок поговорить с Броуди. Шёл он не так бодро, как обычно: сказывалась бессонная ночь. Со дня происшествия в Вест-Хаммоке они ещё не виделись друг с другом, и Квиллер надеялся, что Броуди поделится с ним несколькими фактами вне протокола.

– Плохо дело, Броуди, – произнёс Квиллер, войдя в кабинет.

– Плохо дело, – эхом повторил шеф полиции, не поднимая глаз от бумаг, над которыми работал.

– Подозреваемые есть?

– Не мне об этом говорить, это не моё дело.

– Полагаю, Вест-Миддл-Хаммок – поле деятельности шерифа.

Броуди кивнул:

– И полиция штата помогает.

– Без протокола, Броуди: ты подозреваешь панков из Чипмунка?

Начальник полиции посмотрел Квиллеру прямо в глаза и холодно сказал:

– Без комментариев.

Этот ответ был удивителен в устах обычно разговорчивого юриста, но Квиллер понял, что понапрасну тратит время.

– Ты там полегче, – посоветовал он на прощанье.

Его следующая остановка была в офисе «Всякой всячины». В общей комнате газеты всегда можно услышать какую-либо информацию, правдивую или ложную. Однако он обнаружил, что Джуниор Гудвинтер взял выходной, поскольку с начала проекта трудился по семь дней в неделю, а Роджер Мак-Гилеврей где-то рыскал, собирая материал о диких индюках.

Арчи Райкер сидел один, работая за своим письменным столом, но никаких слухов до него ещё не дошло, и он не смог ответить ни на один вопрос.

– Мне хотелось бы раскопать прошлое Белл Фитч, – сказал Квиллер. – Мой дорогой О'Делл говорит, что Харли женился не на той женщине.

– Ах ты пёс! – взорвался Райкер, нетерпеливо отодвигаясь от стола. – Ты только тогда живёшь полной жизнью, когда вынюхиваешь то, что тебя абсолютно не касается!

Удивленный язвительным замечанием друга, Квиллер поддразнил его:

– Что тебя терзает. Арчи? Неужели Аманда отказалась выйти за тебя замуж?

– Это тебя тоже не касается, – рявкнул редактор. – Когда мы получим твою первую колонку?

– А когда ты хочешь?

– Завтра в полдень, для воскресного выпуска.

Это был совершенно невозможный срок, но он разогревал Квиллеру кровь, сосредоточивал внимание и задавал ход потоку идей.

– Как насчёт статьи об эксцентричном букинисте, который занимается своим делом в бывшей кузнице?

– А как насчёт фотографий? У тебя есть фотоаппарат?

– Не настолько хороший, чтобы снимать тёмные книги и тёмную кошку в тёмной лавке.

– Ладно, займись им, а мы отправим туда нашего внештатного фотографа, если сможем его найти и если он захочет найти свой фотоаппарат.

Воспрянув духом, Квиллер покинул редакцию. Что касается позднего романа Райкера, тут он испытывал двоякое чувство. Они оба выросли в Чикаго, и ему было бы жаль, если б его друга постигло разочарование. С другой стороны, это означало бы, что Райкер остался бы открыт для холостяцких обедов в «Старой мельнице» и мужских встреч в барах.

В общей комнате он подобрал магнитофон и блокнот и резво зашагал к магазину Эддингтона Смита. Колокольчик на двери звякнул, и хозяин появился из мрака.

– Ужасное дело, – сказал человечек голосом, который выдавал нескрываемое горе. – Есть какие-нибудь новости об убийстве?

В этот момент Квиллер впервые осознал, что вечная улыбка на лице букиниста скорее похожа на маску.

– Полиция ведёт расследование, – сказал он. – Это всё, что мне известно. Возможно, вы слышали, что у миссис Фитч случился удар. Она в критическом состоянии.

Букинист грустно покачал головой:

– Я знал всю семью. Просто не верится, что такое происходит на самом деле. Весь мир – театр, а люди в нем актеры, как сказал кто-то.

В тёмном углу послышалось тоненькое мяуканье, и в ореоле света появился Уинстон, размахивая своим пушистым хвостом и перепрыгивая со стола на стол – с медицинских справочников на биографии, с детективов на поваренные книги.

Квиллер погладил пушистую дымчатую спинку.

– Мне хотелось бы написать о вашем предприятии, Эд. В своей рекламе вы упоминали о реставрации книг. А много ли наберётся таких книг в подобном городишке?

– Не много. Однако библиотека даёт мне кое-что Миссис Дункан очень милая. А сегодня утром одна дама из Содаст-сити принесла мне на реставрацию семейную Библию. Она увидела мою рекламу.

– И где же вы эту работу выполняете?

– Переплётная мастерская находится в задней части дома. Хотите посмотреть?

– Да, и ещё мне хотелось бы включить магнитофон и задать вам несколько вопросов.

Эддингтон проводил его в заднюю комнату, а Уинстон соскочил с книг и последовал за ними.

– Вы когда-нибудь видели ручную переплётную мастерскую? – с явной гордостью спросил букинист. Он потянул за свисающие с потолка шнуры, и флюоресцентные трубки осветили комнату, заполненную книжными прессами, резаками, точилом, рабочими верстаками, различной высоты табуретами, маленькой газовой плитой и необычными инструментами.

Квиллер включил магнитофон и начал описывать увиденное; дойдя до маленькой плиты, он замешкался.

– Это чтобы разогревать клей, – сказал Эддингтон, придя на помощь. – И суп.

Оба собеседника взгромоздились на табуреты, и Эддингтон вручил Квиллеру открытую книгу.

– Взгляните на двадцать вторую страницу. Японская прозрачная лента и капельки крахмального клейстера делают разрыв незаметным.

И на самом деле двадцать вторая страница выглядела безупречно.

Когда Уинстон запрыгнул на верстак, за которым они сидели, букинист сказал:

– Он всегда приходит в переплётную, когда я работаю. Ему нравится запах клея и клейстера.

– Коко тоже нравится нюхать клей. Вы каким пользуетесь?

– Никакой синтетики. Я делаю свой клейстер из пшеничной муки или крахмала. Клей делают из шкур животных. Я покупаю его в плитках, а потом растапливаю. Вы знаете, что именно клей, который используется в переплётном деле, привлекает книжных червей?

Когда Эддингтон говорил о своём ремесле, он вовсе не казался робким человечком, который держит нерентабельный книжный магазин и шёпотом произносит свою роль в театральном клубе. Он говорил тихо, но с уверенностью и демонстрировал различные переплётные операции со знанием дела.

– Как вышло, что вы заинтересовались книгами? – спросил Квиллер.

– Мой прапрадед коллекционировал книги. Вы знаете городок под названием Причуда Смита? Он основал его в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. Его шахта дважды прогорала, но на третий раз он напал на золотую жилу.

– Что же случилось с состоянием вашего прапрадеда? – спросил Квиллер, оглядывая комнату.

В дальнем углу стояли неудобная на вид койка, складной карточный стол с одиноким тоже складным стулом и маленький умывальник с зеркалом, была ещё там полка с тарелками и консервами.

– К сожалению, должен сказать, что следующее поколение растратило наследство на прекрасных дам, – сказал Эддингтон, заливаясь нездоровым багровым румянцем. – Мой отец был вынужден зарабатывать себе на хлеб, продавая книги.

– Какого рода книги?

– Классиков, словари, энциклопедии, книги по этикету – такого рода вещи. Необразованные люди хотели поднять свой культурный уровень, а мой отец выступал в роли миссионера, убеждая их читать и вести более правильный образ жизни. Он никогда много не зарабатывал, но был честен и уважаем. Кто-то сказал: добродетель и богатство редко уживаются в одном человеке.

– А каким образом вы сами начали заниматься ремеслом букиниста?

– Умер один старик, а его книги выбросили на свалку. Я их увидел в тачке и увёз. Мне было тогда всего четырнадцать лет. Теперь я покупаю книги в поместьях. Иногда в пачке попадается одна книга, которая чего-то стоит. Как-то в ящике со старыми учебниками и книгами по этикету мне посчастливилось найти первое издание Марка Твена. А однажды я нашёл книгу с дарственной надписью, сделанной Лонгфелло Готорну.

– В своей рекламе вы упоминаете как одну из выполняемых услуг уход за книжными собраниями. Что это значит? – спросил Квиллер.

– Если у клиента хорошая частная библиотека, я прихожу и убираю пыль, обрабатываю кожаные переплёты и смотрю, чтобы не завелась плесень или книжные черви. Большинство людей даже не знают, как надо ставить книги на полки. Если они стоят слишком свободно, они «зевают», а если слишком тесно, они не дышат.

– В этих краях много хороших частных библиотек?

– Не так много, как раньше. Люди их наследуют и продают, чтобы купить яхты или дать детям образование в колледже.

– Вы могли бы назвать некоторых из ваших клиентов?

– О нет, это было бы неэтично, но я могу сказать, что, когда Старая леди была жива, я ухаживал за библиотекой Клингеншоенов.

– А как насчёт усадьбы Фитчей? Это не для записи, не волнуйтесь. – Квиллер выключил магнитофон. – Я слышал, что у них есть редкие книги.

Почти шёпотом букинист сказал:

– Коллекция Сайруса Фитча теперь миллионы стоит. Если они продадут свои книги на аукционе, эта новость облетит весь свет.

– Вы полагаете, что преступники, убившие молодую пару, охотились за редкими книгами?

– Я так не думаю. Не в этих краях. Если только…

– Если только что?

– О, ничего. Просто глупая мысль.

Эддингтон смутился,

– Здесь есть профессиональные книжные воры – вроде тех, что в искусстве специализируются на кражах картин старых мастеров, – которые могли бы приехать сюда из Центра?

– Я об этом никогда не думал. Нужно будет проверить книги по списку. Но сначала следует посоветоваться с юристом.

Квиллер спросил:

– Как давно вы посещаете Фитчей?

– Почти двадцать пять лет, а когда мистер и миссис Фитч выехали, они попросили меня продолжать заботиться о библиотеке.

– Значит, вы знали жену Харли. Какой она была?

Эддингтон колебался.

– У неё было хорошенькое личико – очень хорошенькое. Личико маленькой девочки. Я не хочу сказать ничего плохого, но… она, бывало, произносила некоторые слова, которые я не мог бы повторить даже в присутствии Уинстона.

– А где она воспитывалась?

– Её девичья фамилия Уркл. Она из Чипмунка. Конечно, я знал её ещё до того, как Харли на ней женился. Она была одной из горничных миссис Фитч.

Квиллер вспомнил замечание мистера О'Делла: «Он не на той кобылке женился». А у Эддингтона спросил:

– Любопытно, зачем Харли выбрал девушку такого происхождения?

– Любовь из нас делает дураков. Кажется, это Теккерей сказал, – заявил букинист.

Квиллер встал.

– Это была очень поучительная встреча, Эд. Завтра фотограф придет сделать несколько снимков.

– Может, мне следует вымыть витрину?

– Не перестарайтесь!

На пути к выходу Квиллер остановился и спросил:

– Когда вы, не случись эта трагедия, собирались навестить коллекцию Фитчей?

– Через вторник, но теперь я не знаю, что и делать. Мне придётся поговорить с юристом. Я не хочу беспокоить мистера Фитча, но книги требуют ухода.

– Я был бы благодарен вам, если бы вы взяли меня с собой, – сказал Квиллер. – Я мог бы что-нибудь узнать.

– Мне следует спросить совета у юриста, можно ли это сделать?

– Нет, просто возьмите меня с собой как помощника. Я хорошо вытираю пыль.

По дороге домой Квиллер дивился знаниям скромного маленького самоучки, его всепоглощающей страсти к книгам и его убогому жилищу. Он вспомнил узенькую койку, и несчастные стол и стул, и полку над раковиной. На ней стояли чашка и тарелка, выщербленное блюдце, полпачки консервированного супа, банка сардин, рядом лежали бритва, расческа и пистолет.

Вернувшись домой, он, даже не дойдя до верхних ступенек, знал, что на автоответчике его ждет сообщение. Коко бешено носился взад и вперёд: это говорило о том, что в его отсутствие звонил телефон.

Сообщение было от Франчески. Она забежит в пять. У неё есть потрясающие образцы обоев для его спальни. И ещё есть свежие новости.

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

Место действия: квартира Квиллера; позже – ресторан «У Стефани».

Время действия: тот же день.

Квиллер прошёл в свой кабинет, чтобы собраться с мыслями и придумать броский заголовок для статьи об Эддингтоне Смите, предварительно позаботившись о том, чтобы закрыть кошек в их апартаментах. Обычно они помогали его творческому процессу, сидя на записях, кусая его ручку и наступая на клавишу верхнего регистра пишущей машинки, однако на сей раз у него был очень сжатый срок сдачи материала. Сиамцы были изгнаны.

Работа требовала сосредоточенности. В своей мастерской Эддингтон использовал странный словарь: «верстка» и «глазировка»; «общипывание», «окантовка», «прошивка», «выжимка» и «просеивание», «оправка», «шнуровка» и «склейка».

Эддингтон сказал, что Уинстону нравится процесс склейки. Может быть, Коко, нюхая клей и водя носом по книжным корешкам, читал их названия? Но мог ли кот действительно учуять клей на семидесятипятилетнем томике Диккенса или столетнем Шекспире? Вряд ли. Но если исключить клей как притягивающее средство, то зачем тогда Коко обнюхивает книги? Почему он принюхивается к одним названиям и оставляет без внимания другие? А вдруг в переплетах завелись черви? Может ли Коко учуять их? Когда они проводили лето за городом, сиамцев на закрытой веранде всегда зачаровывали муравьи, пауки и божьи коровки. Почему бы и не книжные черви? Квиллер решил попросить Эддингтона проинспектировать любимые книги Коко. Кот неожиданно заинтересовался «Моби Диком» и «Отважным капитаном».

Подобные размышления не помогали ему в работе, но, когда пришла Франческа со своими образцами обоев, он сказал:

– Извини, меня немного шатает. Работал над статьей об Эдди Смите и весь в книжном тумане. Рассказывай свои новости, Фран.

– Сначала надо выпить, – сказала она, рухнув на диван.

– Сначала новости, – настаивал Квиллер, – а потом выпивка.

– Подозреваемый – Чед Ланспик! Кэрол и Ларри в панике!

– Хмм… – хмыкнул он, приглаживая усы. – В котором часу, по мнению полиции, был убит Харли? Твой отец не захотел мне ничего говорить. Не знаю почему. Он вдруг закрылся в своей ракушке, как устрица.

– Причина простая, – объяснила Фран. – В прошлом году его наказали за то, что он говорил о деле, по которому велось следствие. Бедный папа. Он любит поговорить. Вероятно, я могу что-либо для тебя узнать. А зачем тебе?

– Чед пришёл ко мне в восемнадцать пятнадцать, чтобы продать снегоступы ручной работы. Сделка потребовала больше времени, чем я ожидал, так что к тому времени, когда он высадил меня у муниципального центра, было уже девятнадцать тридцать. Я знаю точно, потому что посмотрел на часы и сообразил, что ты меня отчехвостишь за опоздание на полчаса. Согласно отчёту в газете, Дэвид и Джилл нашли тела убитых в девятнадцать пятнадцать. Если Чед отработал в магазине полный рабочий день, он не может быть замешан в этом преступлении.

– Тебе следовало бы позвонить Кэрол и Ларри и рассказать им всё, – сказала Фран. – Они вызвали своего поверенного. Ты знаешь Хасселрича?

– Он поверенный из клингеншоенского фонда.

– Позвони Кэрол и Ларри прямо сейчас. Это снимет груз с их плеч.

Квиллер набрал номер Ланспиков и в ожидании ответа представил их симпатичный сельский дом: ограда из блоков, кедровая крыша, живописный амбар.

– Алло, Ларри? Это Квилл. У меня есть для тебя информация, которая может быть жизненно важной… Да, я знаю. Фран мне сказала, но, если предположить, что Чед весь день работал в магазине, он чист. Он был со мной с восемнадцати пятнадцати до девятнадцати тридцати, и предполагается, что приехал прямо с работы. В котором часу он ушёл?.. Что же, в таком случае у него всё перекрыто. Помнишь, я говорил тебе что он должен продать мне снегоступы? Поэтому-то я и опоздал на репетицию… Верно. Он привёз меня в Центр на своем драндулете и высадил у репетиционного зала в девятнадцать тридцать… Да, я подумал, что это может помочь. У меня даже есть пара «бобровых хвостов» в доказательство. Скажи Хасселричу, и пусть дальше он сам разбирается. Я от этого не отказываюсь, если он считает, что мне следует что-то предпринять… Пока, Ларри. Не вешай нос!

Пока он наливал Фран виски, та ходила по гостиной, оценивая её профессиональным глазом, – передвинула стол на три дюйма влево, поправила жалюзи, картину с лодкой тысяча восемьсот пятого года.

– Как этот эстамп мог так съехать набок? -спросила она. – Ведь не было ни землетрясений, ни взрывов.

– Спиши это на Коко, – сказал Квиллер. – Ему нравится тереться щёками о рамки картин, а эту легко достать со спинки дивана. Если бы ты знала о кошках хоть что-нибудь, ты бы так не удивлялась.

Она устроилась с виски поудобнее.

– Мне всё ещё не верится, что мы потеряли Харли.

– Никто особо не сожалеет о его жене. Ты её хорошо знала?

Фран отвела глаза:

– Я встречалась с ней несколько раз.

– Она из Чипмунка?

– Откуда-то оттуда.

– Что люди думали об их браке? Они поженились в Лас-Вегасе?

– Честно, Квилл, мне не хочется об этом говорить. Харли ещё даже не похоронен. Это слишком свежо. Не возражаешь, если я закурю?

Она грациозно вытряхнула сигарету, щёлкнула серебряной зажигалкой, которую он подарил ей на Рождество, и глубоко затянулась.

Квиллер дал возможность Фран насладиться несколькими затяжками, а потом спросил:

– Вы с Дэвидом были близкими друзьями, не так ли?

– Откуда ты знаешь? Обычное школьное увлечение.

– Ты когда-нибудь думала выходить за него замуж?

– Ты когда-нибудь задумываешься, что суёшь нос не в своё дело?

Он игриво сказал:

– У меня обостренная сочувственная любознательность в отношении моих собратьев. Это одна из моих благородных черт.

Он извлёк на свет вазочку с орехами и стал наблюдать за тем, как она начала охотно их грызть.

– Фран, как ты полагаешь, местные детективы достаточно компетентны, чтобы распутать это дело?

– Папа сказал, что полиция штата прислала сюда детектива. Эксперта по убийствам. Однако не следует недооценивать и местных фараонов. Они здесь выросли и всех знают. Ты бы удивился, узнав, сколько им известно о тебе, обо мне, о Чеде и обо всех прочих. Они не ведут на нас досье, они просто знают.

Квиллер налил ей ещё виски; её стакан пустел быстро.

– На что похож особняк Фитчей? – спросил он.

– Очень причудливая архитектура! – сказала она. – Смесь викторианской готики и итальянского стиля. Но в нём есть некоторый деревенский шарм Каминные трубы, беспорядочные каменные стены вокруг поместья…

– Интересно, хватило бы убийце или убийцам времени найти то, что их интересовало? Нет сомнений что в машине сидел их сообщник, – он дал им знать о появлении Дэвида и Джилл. Как ты думаешь, что они искали?

– Деньги и драгоценности, полагаю. Они начали опустошать письменный стол в библиотеке и ящики комода наверху. Бабушка Харли оставила драгоценности, с тем чтобы Харли и Дэвид передали их своим женам после свадьбы. У Белл были кое-какие хорошенькие вещички.

– А как насчёт книг? Могли их прельстить редкие книги?

– Ты шутишь? Всего скорее это хиппи из Чипмунка, а они не смогли бы отличить редкую книгу от телефонного справочника.

– Какое оружие они использовали?

– Пистолеты, которыми тут часто пользуются для охоты… Эй, не проговорись папе о моей болтовне. Подразумевается, что он ни с кем не обсуждает это дело. Правда, они с мамой после каждого дежурства заводят на кухне разговоры по душам, а у меня уши вострые.

– У тебя очень милые ушки, если мне позволено отступить от темы.

– Ну, спасибо, – поблагодарила она, всем своим видом выражая удивление и удовольствие. – Я даже, пожалуй, соглашусь с тобой пообедать, если ты пригласишь меня.

– Но сначала я накормлю кошек, – заявил Квиллер.

Он выпустил их и выставил миски с дежурным блюдом, чем-то вроде буйабесс[4] без мидий.

– Интересно, – сказал он, – знал ли Харли убийцу? Полагаю, это был кто-то, кто бывал в доме и знал, что у них есть. Кто-то, кому было известно расписание репетиций, кто ожидал, что к восемнадцати тридцати они уйдут, то есть если, конечно, убийство произошло между восемнадцатью тридцатью и девятнадцатью пятнадцатью. С другой стороны, если их убили до восемнадцати тридцати, тогда это был кто-то, кто выбрал время для грабежа и убийства наугад.

– Квилл, у меня от таких разговоров начинает болеть голова. Не могли бы мы обсудить обои и потом пойти пообедать? Иди сюда, и давай посмотрим образцы.

Они сели рядышком на диване, положив тяжёлый альбом образцов себе на колени. Тем временем сиамцы отказались от еды: им подали то же самое, что и на завтрак, а супообразная субстанция не входила в число их любимых блюд. Обе кошки уселись напротив дивана, уставившись в пространство.

– Мне действительно очень хотелось бы видеть твою спальню в оттенках баклажанного, авокадо и розовато-серо-коричневого, – сказала Фран.

– Мне она нравится такой, какая есть, – цвет загара, ржаво-коричневый, – возразил Квиллер.

– Ну, если ты настаиваешь… Как насчёт вот этого? Чудесная текстура, цвет ржавчины,

– Слишком невыразительный, – сказал он

– Вот ещё один, более живой, но текстура не так интересна.

– Слишком броский.

– А как насчёт этого?

– Слишком тёмный.

– Покрытие нужно только для верхней части стен, – напомнила она ему. – Нижнюю закроют панелями из узких деревянных реек, характерных для отделки железнодорожных станций в девятнадцатом веке. Другими словами, панели – просто фон для эстампов и акварелей, которые будут вставлены в хромированные рамки, чтобы связать всё с твоим хромированным спортивным инвентарем. Квилл, ты по-прежнему собираешься оставить тренажеры в спальне? Нельзя ли отправить их в кошачьи апартаменты?

Квиллер скорчил гримасу.

– Ладно, пусть остаются. Однако, – продолжала она, – я решительно против этих уродливых старомодных радиаторов. Ты должен установить совершенно новую обогревательную систему.

– Эти уродливые старомодные радиаторы дают хорошее ровное тепло, – не согласился Квиллер, – и они подходят к уродливым старомодным панелям. Водопроводчик говорит, что им больше семидесяти пяти лет и все они в отличном состоянии. Покажи мне какое-нибудь новое изобретение, которое проработает семьдесят пять лет.

– Ты рассуждаешь, как мой отец, – проронила Фран. – По крайней мере, позволь мне сконструировать для этих радиаторов экраны – просто полку сверху и решетку перед ними. Мой плотник может их сделать.

– Это не уменьшит их эффективности?

– Нисколько. Я также считаю, что, когда мы поедем в Чикаго, нам следует купить новую мебель для спальни. В моду входят новые гарнитуры, и у меня есть несколько отличных знакомых… Ой!.. Кошка цапнула меня за щиколотку.

– Извини, Фран. Чулок пострадал?

Она погладила ногу.

– Не думаю, но когти точно иголки. Который из них это сделал?

Квиллер увидел, как Юм-Юм виновато выскальзывает из комнаты.

– Пойдём обедать, – сказал он.

Он собрал принесённые Фран образцы обоев, она сунула сигареты в сумочку.

– Где моя зажигалка?

– А где ты её оставила?

– Мне казалось, я положила её на кофейный столик.

Она порылась в сумочке, а Квиллер поискал на полу и заглянул под подушки дивана.

– Она не могла далеко закатиться, – сказал он. – Найдётся, и я тебе её верну. А пока это может оказаться хорошим поводом для того, чтобы бросить курить.

– Ты опять рассуждаешь, как мой отец, – нахмурившись, проговорила она.

Они поехали в «Стефани», один из лучших ресторанов округа. Он располагался в старом каменном доме в жилой части Пикакса и хотя внешне выглядел неприметно, интерьер отличался гостеприимным уютом, который создавали мягкие тона, мягкие поверхности и мягкое освещение. Квиллеру всегда было приятно ходить в ресторан с Франческой. Вот и сейчас головы посетителей повернулись, чтобы полюбоваться молодой сероглазой женщиной в жемчужно-сером костюме, пёстро-серой блузке и серых туфлях на высоком каблуке.

Изучив меню, он предложил ей заказать форель с травами в винном соусе.

– Я лучше возьму свиные ребрышки, – сказала она.

– Форель тебе полезнее.

– Перестань говорить со мной, как мой отец, Квилл.

Они поговорили о виртуозной игре её отца на волынке, привязанности Квиллера ко всему шотландскому, эзотерическом предприятии Эда Смита и будущем театрального клуба без Харли.

– Ты не знаешь, как реагирует Дэвид? – спросил Квиллер.

– Джилл по телефону мне сказала, он выбит из колеи. Найджел тоже. Не знаю, хватит ли им сил выдержать такое? Наверняка им потребуется помощь психолога. Потеря близкого человека из-за болезни или несчастного случая наносит значительную травму, но убийство просто ужасно!

– Вы с Джилл хорошие подруги?

Он заметил удивительное сходство двух молодых женщин – их фигур, манеры ходить и говорить, их жестикуляции и отношений в театральном клубе.

– В старших классах мы состояли в одних клубах, – сказала она. – Мы вместе ходили на свидания, играли в баскетбол, увлекались искусством. Она очень умная и умелая. Я сообразительная, мне кажется, но Джилл умная.

– Семья у неё состоятельная?

– Уже нет. Они всё потеряли в двадцать девятом году. Её прапрапрадед владел несколькими лесопилками. Её прапрадед – герой Гражданской войны. Её прадед двенадцать лет был мэром Пикакса. Её бабушка со стороны матери…

По мере того как Франческа рассказывала историю семьи Джилл, в голове Квиллера вырисовывался план. Он выждал время, после чего сказал:

– Я слышал, что мать Харли серьезно больна. Ты не знаешь, что с ней?

– Нет.

Сухость ответа подтверждала его мысли.

– Если миссис Фитч не выкарабкается, это будет большой потерей для общественности. Она так много делала для городской библиотеки, больницы, школы; так много занималась благотворительностью…

Внимание Франчески внезапно переключилось на содержимое тарелки.

– Я встречал миссис Фитч на заседаниях совета библиотеки, и она произвела на меня впечатление очень любезной женщины, не жалеющей времени и сил, чтобы помочь другим.

Франческа выразительно посмотрела на часы.

– Ты представляешь, который сейчас час? Я должна вернуться в студию и выполнить несколько заказов.

– А мне нужно включиться в работу над очерком об Эде Смите.

Позже, когда они попрощались и она одарила его театральным поцелуем, он преподнёс ей шёлковый шарф в подарочной упаковке, который покупал для Полли.

– Я знаю, что я трудный клиент, – извинился он. – Но вот это – в качестве благодарности за твоё терпение. И я хорошенько поищу твою зажигалку.

Поднявшись к себе, он обнаружил, что несколько остававшихся орехов были выужены из вазочки и валялись на полу.

– Это ваша работа, мадам? – спросил он Юм-Юм, которая облизывала свою правую лапу. – И может, вы знаете что-нибудь о пропавшей зажигалке?

Коко он сказал:

– Фран не стала ничего говорить ни о Маргарет Фитч, ни о своих отношениях с Дэвидом. Сложим два и два и что получим? Интриганку-мать, которая не дала сыну жениться на дочери полицейского?

– Йау! – ответил Коко.

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

Место действия: квартира Квиллера;

позже – редакция газеты.

Время действия: день похорон Фитчей.

В соответствии с пожеланиями семьи это были скромные похороны. Они прошли в Старой Каменной церкви, расположенной через сквер от владений Квиллера, полиция направляла движение транспорта в нужные стороны и препятствовала зевакам толпиться около церкви. На кладбище не было ни репортеров, ни фотографов с их объективами.

Райкер хотел осветить это событие в газете и отписать, что имя Фитча имело вес в округе, что убийство ввело всех в шок и поэтому похороны заслуживали большего внимания.

– В таком городе, как наш, всё по-другому, – возражал Джуниор Гудвинтер. – Мы уважаем чувства близких.

Райкер настаивал, спор затягивался, и в результате Квиллера попросили рассудить оппонентов.

Он согласился с Джуниором:

– Любопытствующие не пострадают. За час все детали похорон станут общеизвестными. Телефоны будут заняты, в кафе и барах будут болтать об этом. Сплетни в Пикаксе распространяются быстро, и газетам, которые выходят дважды в неделю, за ними просто не угнаться. Так что публиковать репортаж о похоронах не имеет никакого смысла.

В утро похорон, когда Квиллер печатал последний абзац истории Эддингтона Смита, а сиамские кошки сидели на его столе, зазвонил телефон. Юм-Юм тотчас исчезла в неизвестном направлении, Коко прыгнул к телефонному столику и зарычал на аппарат.

– Квилл, это Коки, – сказал голос в трубке. Голос Элкокови Райт, молодого архитектора, звучал строже, чем во время их краткого флирта в Центре. – Я звоню из строительного вагончика перед твоим домом.

– Приятно слышать твой голос, Коки, Когда ты приехала? Как тебе театр?

Теперь Коко, встав на задние лапы, а передними опершись на плечо Квиллера, мурлыкал в трубку. Квиллер оттолкнул его в сторону.

– Работа идет хорошо. Только одна проблема: цвет стен в гостиных не совпадает с образцом. Они должны быть розовыми, неяркими, чтобы ласкать взгляд актеров и поднимать их настроение. Стены нужно перекрасить за счёт подрядчика.

– Как долго ты пробудешь здесь, Коки?

Коко кусал телефонный шнур, и Квиллер снова оттолкнул его.

– До завтра. Я остановилась здесь, в отеле. Он не слишком шикарен, но в моей комнате есть кровать и водопровод, за что я и благодарна.

– Давай пообедаем сегодня вечером. Заходи ко мне, если будешь проходить мимо. Мы выпьем, и ты сможешь поприветствовать Коко. Он сейчас неприлично суетится по какой-то неясной причине.

– Пока, – сказала она.

Квиллер повернулся к коту, сидящему на телефонном столике на расстоянии вытянутой руки.

– Итак, в чём дело, приятель? Если тебе интересно, с кем я говорю по телефону, поинтересуйся вежливо.

Коко почесал ухо с равнодушием, могущим вывести из себя кого угодно. Квиллер продолжил печатать, но его прервал другой телефонный звонок – от Полли Дункан. Ласковые интонации её голоса означали, что она избавилась от своей сварливости. И его надежды возродились.

– Мне очень жаль, Квилл, – сказала она. – В понедельник был твой день рождения, а я даже не вспомнила об этом, когда мы обедали в среду. Если не слишком поздно его отметить, не будешь ли ты моим гостем в ресторане «У Стефани»?

– С удовольствием бы, – сказал он с теплотой в голосе, – но, к сожалению, приехал архитектор проекта театра, и я должен уделить ему внимание.

– Надолго он приехал?

– Уедет завтра в полдень. – Он решил не уточнять пол архитектора.

– Не мог бы ты пообедать со мной завтра вечером?

– В субботу? Боссы газеты угощают сотрудников в честь победного начала. Это будет сугубо домашний праздник с напитками, премиями и речами, но я обязан присутствовать там как представитель Фонда Клингеншоенов.

– Да, ты действительно занят, – сухо проговорила она.

Он с надеждой ожидал приглашения на ростбиф и йоркширский пудинг в её уютном маленьком доме в воскресенье, но она вежливо закончила разговор.

Квиллер в задумчивом настроении направился в деловую часть города, чтобы сдать свою статью в редакцию. У здания газеты он увидел почтовую машину и почтовых курьеров, затаскивающих большие мешки в дом. Их содержимое высыпалось на пол в центре просторного помещения, и каждый, включая даже издателя, разрезал конверт и подсчитывал бюллетени голосования по поводу названия нового издания.

– Подходи, Квилл! – позвал Джуниор. – Угощайся кофе и пончиками, а потом подключайся к работе.

– Система голосования, при которой голосующий вписывает в бюллетень вариант названия, лучше всего, – заметила Хикси. – Здесь один голос за «Веселый треп».

К полудню было несколько голосов за «Хронику», «Горн» и «Летопись», но восемьдесят процентов читателей отметили первое – «Всякую всячину».

– По крайней мере, оно отличается, – неохотно признал Райкер.

– Здесь все любят выпендриваться, – объяснил Джуниор. – Мой сосед подвесил свою рождественскую ёлку вверх ногами к потолку, а ресторан в Брр берёт пять центов за салфетку.

– Я знаю фермера в Уайлдкэте, который не верит в экономию дневного света. Он отказывается переводить свои часы вперед, так что всё лето опаздывает на час, – сказал Роджер.

– Я уговорила старушку, торгующую конфетами сигаретами и порнографическими журналами, дать рекламу, и она, упомянув о похоронах Фитчей, сказала, что никогда не была на похоронах. Всю её семью погребли на заднем дворе без всякой суеты, – сообщила Хикси.

– Не верю ни единому слову, – произнёс Райкер.

– В Мускаунти поверишь всему, – возразил Квиллер. – Насчет порножурналов Хикси преувеличивает. Я был в этом магазине.

– Это правда! – настаивала она. – Сладострастный материал за занавеской.

– Вы, бездельники, за работу! – приказал Райкер. – Сюда идет разносчица с новым мешком.

Квиллер хотел уйти, но, услышав, что они послали за сандвичами, решил остаться.

– Что нового в полицейском обзоре? – спросил он Роджера.

– Расследование продолжается – это всё, что мне сообщили.

– Большего они и не скажут.

– Как ты думаешь, что им известно?

– Все думают, что следы ведут в Чипмунк. Это первоначальная версия. Но знаешь, мне не нравится, что целый город приобретает дурную репутацию. Когда я преподавал, у меня были хорошие ученики из Чипмунка. Там живут приличные семьи из рабочего класса, но из-за нескольких хулиганов город стал притчей во языцех.

Квиллер разглаживал свои усы, и Хикси заметила знакомый жест.

– Если полиция не сможет раскрыть это дело, то оставьте его Квиллу, – съязвила она.

– Одна вещь меня заинтересовала, – сказал Квиллер. – Жена Харли никогда не посещала репетиции в театральном клубе. Не любила людей, я думаю. Интересно, почему она собиралась на репетицию во вторник вечером? – Он ждал ответа, но все молчали. – Не хотела оставаться дома? Знала, что должно что-то произойти?

– О, – произнёс Джуниор. – Это что-то новенькое!

– Мы не знаем её связей в Чипмунке. Вероятно, она знала о планах ограбления дома.

– Её девичья фамилия Уркл, и это приличная семья. Белл неважно училась и в конце концов бросила школу. Но плохой девочкой её не назовешь, – сказал Роджер.

– Продолжай, Квилл. Что у тебя за теория?

– Допустим, она дала ключ от дома и сказала своим сообщникам, где искать добычу. Но расписание было нарушено, потому что Дэвид и Джилл задержались. Когда её сообщники прибыли, они столкнулись с Харли. Вероятно, он узнал их или, может, они просто испугались, что он узнает их, и поэтому убили его. После этого Белл стала опасна, поскольку знала, кто убил её мужа, и могла расколоться на допросе.

– О! – воскликнул редактор. – Сколько же человек было вовлечено в ограбление? Все говорят об убийцах во множественном числе.

– Для всеобщей безопасности чем меньше, тем лучше. Я бы сказал, один сидел на страже в машине, а другой работал внутри. С одним Харли справился бы, поэтому грабитель вынужден был стрелять… Представляю печальную картину: «бедная» маленькая Белл в своих так называемых репетиционных одеждах, ждущая наверху, понимающая, что заговор провалился играющая сцену, которую никогда не репетировала.

– И всё происходит на фоне тихой музыки? – предположила Хикси.

– Она слышит выстрел внизу. Она напугана, не знает, что делать дальше. Она слышит, как убийца поднимается по лестнице…

– Ты бы лучше продолжил писать свой роман, Квилл, – сказал Райкер.

– Один из полицейских сказал мне кое-что интересное, – заметил Роджер. – Не для протокола, конечно. Определяя время смерти, они установили, что Белл застрелили первой.

СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ

Место действия: «Старая мельница».

Время действия: вечер того же дня.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Элкокови Райт, архитектор из Цинциннати.

Ожидая прибытия Элкокови Райт, Квиллер написал два письма с соболезнованиями: одно Найджелу Фитчу, потерявшему сына, а другое Дэвиду и Джилл, оплакивающим брата. Он должен был работать быстро, чтобы успеть запечатать конверты и наклеить марки, прежде чем этот кот-маньяк доберётся до них. Как только конверт или марка появлялись из ящика стола, Коко подкрадывался к ним с дрожащим носом и бешеным блеском в глазах. Затем Квиллер поправил картину над диваном, передвинул грязные кофейные чашки и разбросал газеты, надел свой лучший костюм и наполнил серебряное ведёрко льдом.

– Придёт Коки, – объявил он сиамцам. – Попытайтесь вести себя хорошо,

Коко сморщился, издал нечто среднее между шипением и мурлыканьем, и Квиллер тут же понял почему, раздался звонок в дверь – прибыла Коки. Были объятия и поцелуи, соответствующие обстоятельствам, а после Квиллер сказал:

– Я больше не могу называть тебя Коки. Коко будет откликаться Он может подумать, что зовут его. Кошки ревнивы к своим именам. Коко не любит никого, кто трогает его хвост, из любопытства открывает ему рот или называет кого-то или что-то его именем, будь то животное, овощ или минерал. Вот почему у нас в доме есть только имбирный эль и никаких других напитков.

– Это нормально, – сказала Элкокови. – Называй меня Эл. Так мой муж всегда называл меня. Как ты, Квилл? Ты выглядишь очень здоровым, это неприлично. Я скучала по тебе с тех пор, как приехала в город.

– Я был в Центре, на вечеринке в пресс-клубе, дышал отравленным воздухом и пытался заболеть, чтобы мои старые друзья смогли узнать меня.

– Должна заметить, что деревенский воздух тебе очень подходит.

– Ты тоже изменилась, – не остался в долгу Квиллер. – Выглядишь старше и мудрее, не сочти это сомнительным комплиментом.

Прежде она носила одежду, которую шила сама, теперь же она стала элегантной, хорошо одетой, самоуверенной городской женщиной с удачной карьерой – в брюках, подходящих для лазания на стройке.

– Ничего, кроме хорошей работы и плохого замужества, не может сделать женщину старше и мудрее, – сокрушенно призналась она.

– Я не знал о твоем замужестве. Ты разведена?

– Нет, но я работаю в Цинциннати, а он в Сан-Франциско, водителем грузовика. – Развивать эту тему она не стала, а Квиллер не стал задавать лишних вопросов.

Подойдя к маленькому бару, встроенному в книжные полки, он спросил:

– Надеюсь, ты по-прежнему пьёшь йогурт и сливовый сок?

– Нет, конечно! Я предпочитаю ирландское натуральное виски, если у тебя есть… Это Коко? Он тоже выглядит старше и мудрее.

– Это малышка Юм-Юм. Ты никогда её не видела.

– Она восхитительна. Как твоя личная жизнь, Квилл?

– Откровенно говоря, не знаю. Я был очень счастлив с женщиной моего возраста, библиотекарем, но она ревнует меня к более молодой женщине, которую я нанял в качестве дизайнера по интерьеру.

– Держись библиотекарши, Квилл. Ты знаешь, как я отношусь к дизайнерам по интерьерам! Вспомни, когда я была ленивым ассистентом в студии мисс Моуди, со всеми этими абажурами и мамочкиными колыбелями? – Элкокови оглядела гостиную с одобрением. – Рада видеть, что ты отделал её в современном стиле.

– Это утешает, особенно старые книги и гравюры,

– Тебе нравится жить здесь?

– К моему удивлению – да. Я всегда жил в больших городах, и у меня взгляд на жизнь обитателя большого города, но в провинции люди думают по-другому, и я приспособился. В городах таких размеров более ощутим человеческий масштаб и утешает медленный ритм жизни.

– Второй раз за полторы минуты ты говоришь об утешении. Это признак старости?

– Старше значит умнее. В Пикаксе я много хожу; похудел, и дышится легче. У нас свежий воздух, безопасные улицы, минимум движения, дружелюбные люди, катание на лодках летом и на лыжах зимой…

– Пикаксу нужен архитектор? Молодая, талантливая, дружелюбная женщина хотела бы подать заявление.

– Вскоре мне может понадобиться, – ответил Квиллер. – Я собираюсь переделывать старый амбар под жилое помещение.

– Я всегда мечтала переделать именно амбар.

– Мы пообедаем сегодня вечером в старой мельнице, переделанной под ресторан. Думаю, ты одобришь и пищу, и архитектуру. Но сначала я хотел бы провести для тебя обзорную экскурсию по Мускаунти.

– Поехали, – сказала она, осушая свой стакан.

Они проезжали мимо ферм, лесов, озёр и старых выработок. Элкокови удивлялась причудливым формам заброшенных шахт и полуразвалившихся рабочих строений, городам-призракам, живописным каменным фермам и целому бревенчатому городу на берегу озера.

– А теперь мы подъезжаем к месту, где расположены имения богатых семей.

Дорога бежала то вверх, то вниз по зелёным холмам, обрамленная низкими каменными стенами. Затем машина свернула на дорогу между опорами, отмечающими границу владений.

– Это поместье Фитчей – сотни акров. Я никогда не был здесь раньше. Говорят, здесь стоят два интересных дома. Один – двадцати двух комнатный особняк, возведённый ещё в двадцатые годы, а другой – современный дом, который был сфотографирован для одного центрального журнала.

Дорога, обогнув холм, поднялась на скругленный гребень и снова стала спускаться, извиваясь между лесами и лугами.

– Великолепные пейзажи! – восклицала Элкокови. – Это работа ледников или бульдозеров?

Они снова поднялись на холм и внезапно увидели длинный каменный дом со множеством труб и две полицейские машины на дороге.

– Во вторник здесь произошло убийство, – объяснил Квиллер.

– Ты об убийстве банкира и его жены? – спросила Элкокови. – Я слышала об этом от строителей.

Машина шерифа перегородила дорогу, как только Квиллер подъехал к дому, и шериф в коричневой униформе подошёл к нему:

– Эта дорога закрыта, сэр. Могу я взглянуть на ваши права? – Он взял документы, предъявленные Квиллером, и выражение его лица потеплело, как только он прочёл имя богатейшего человека в округе. – Вы кого-то ищете, сэр? Ни здесь, ни в другом доме никого нет.

– Моя пассажирка – архитектор из Цинциннати, – ответил Квиллер. – Она просто хотела увидеть дом Дэвида Фитча. О нём ходят слухи.

– Понимаю, – медленно сказал шериф, задумчиво кивая головой, так что кисточки на его широкополой шляпе затанцевали. – Вы можете проехать туда, если хотите. Я провожу вас. На дороге несколько хитрых развилок и топких луж.

Две машины медленно ползли по извивающейся дороге.

– Откуда здесь лужи?! – воскликнул Квиллер. – Уже неделю не было дождя. И развилок на дороге тоже нет.

Они ехали вверх и вниз по пологим холмам, и наконец появился эффектный дом.

– Фантастика! – закричала Элкокови. – Архитектора вдохновили эти домики на старых рудниках!

Дом представлял собой пятиэтажную пирамиду неправильной формы, с верхнего этажа которой открывался прекрасный вид на долину.

Шериф подошёл к гостям легкой пружинистой походкой.

– Можете прогуляться вдоль террасы, если хотите. Отсюда хороший вид. Можно увидеть большое озеро.

– Вы знаете, кто построил дом? – спросила Элкокови.

– Каспар Янг, мэм.

– Вы знаете архитектора?

– Нет, мэм.

Изучая дом со всех сторон, она обратила внимание на массивные бревна консольного типа, соединённые с пристройкой, которые вносили путаницу в ориентацию стен, углов и окон.

На шерифа дом тоже произвёл впечатление.

Квиллер поблагодарил его и, посматривая на часы, поехал за машиной шерифа вниз по дороге.

– Хочу посмотреть, – сказал он Элкокови, – сколько времени займет путь отсюда до каменного дома, хочу уточнить, в какой момент он будет виден, Мне интересно знать, сколько предупреждений было сделано взломщикам – сколько времени было на то, чтобы запаковать добычу и скрыться. Дэвид и Джилл собирались забрать Харли и Белл. Но у них случилась авария с водопроводом. Следовательно, если бы не авария, ничего бы не произошло. Значит, кто-то хотел, чтобы они опоздали. Кто-то специально вывел водопровод из строя?

– Я подозреваю водопроводчика, – сказала Элкокови. – Мне все водопроводчики кажутся подозрительными.

Они миновали городок Брр, расположенный на берегу озера, после чего направились к «Старой мельнице».

Здание бывшей мельницы, гнездившейся на деревянном основании, совершенно очаровало Элкокови. Старое мельничное колесо поворачивалось, скрипело и вздрагивало, как если бы по-прежнему мололо пшеницу и кукурузу. Внутри мельницы стены и полы были выкрашены в цвет меда, а светлые столы и кресла выглядели весьма шикарно.

– Привет, Дерек, – сказал Квиллер высокому бармену, с хозяйским видом наполнявшему стаканы, – Много сегодня работы?

– Пятница, ты же знаешь, – объяснил Дерек. – Кошкам понравился тушеный лосось на завтрак?

– Спрашиваешь! Они съели даже чешуйки. – Поворачиваясь к своей гостье, Квиллер представил ей бармена: – Это Дерек Катлбринк, поставщик изысканной пищи для моих кошек и член театрального клуба.

– Привет! – сказал Дерек.

– Моя гостья проделала путь из Цинциннати, чтобы попробовать твоего знаменитого тушёного лосося, Дерек.

– У меня есть родственница в Цинциннати, – сказал он.

– В Цинциннати полно родственников, – ответила Элкокови с улыбкой,

– Где моя любимая официантка? – спросил Квиллер.

– Отдыхает. Сегодня у нас новая девочка. Это её первый день. Она нервничает и поэтому опаздывает, так что не дергай её.

В конце концов хрупкая пугливая девочка предстала перед столом.

– Я С-с-салли, ваша официантка. Сегодня с-с-спе-циальные тушёные моллюски, устрицы Рокфеллера и тушёный л-л-лосось. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

– Да, Салли, – сказал Квиллер. – Для дамы натуральное ирландское виски, а для меня воды с долькой лимона.

– Вода с… чем?

Элкокови стремилась поговорить о театре и описывала изящные лестницы в вестибюле, уклон амфитеатра, открытость сцены.

– Скажи, у вас хорошая театральная труппа? – спросила она.

– Любители, но хорошие, – ответил он. – Труппа основана сто лет назад, и тогда она называлась – Драматический театр. Но нынешнее поколение думает, что такое название не соответствует истине, так что теперь это просто театральный клуб. Молодой человек, которого убили во вторник, был одним из наших лучших актеров.

– При каких обстоятельствах его убили?

– Он и его жена были застрелены в своём доме, – каменный дом, где мы неожиданно встретили полицейских.

– Они находились под действием наркотиков?

Квиллер холодно посмотрел на неё:

– Никто здесь не принимает наркотиков, Элкокови.

– Это ты так думаешь. Полиция знает, из-за чего произошло убийство?

– Очевидным мотивом считают кражу. Говорят в доме были богатые коллекции, собранные предыдущими поколениями Фитчей. Фитчи не нувориши, их здесь любят. Харли и его брат – люди общительные, доброжелательные, со стилем.

– Что известно о жене Харли?

– Они поженились совсем недавно. Я не был с ней знаком.

– Не знаю, стоит ли говорить об этом, но… строители сказали, что она была гулящей.

– Они представили какие-нибудь доказательства?

– Нет, но все они стоят на этом. Почему такой мужчина, как Харли, женился на девушке с подобной репутацией?

– Хороший вопрос. Меня это тоже интересует.

На миг она отвлеклась, потом произнесла:

– Там сидит женщина, которая неотрывно смотрит на нас. С ней другая женщина.

– Опиши её.

– Среднего возраста, выглядит интеллигентно, некрашеные волосы, приятное лицо. Простой серый костюм, простая белая блузка.

– Шестнадцатый размер? Прогулочные туфли? Это моя библиотекарша, – сказал он. – Я говорил ей, что буду обедать с приезжим архитектором, и она, вероятно, думала, что архитектор с бородой и курит трубку, Я не пускался в объяснения. Теперь я оказался в неудобном положении.

– Если тебе нужно утешение, – сказала Элкокови, – молодая, талантливая женщина-архитектор может его предоставить.

Внезапно настроение в ресторане изменилось. Приятный гул голосов обедающих был прерван возбужденным шумом в дальнем углу комнаты. Двери в кухню захлопали. Официантки что-то сообщали своим клиентам, а те отвечали им, сокрушенно восклицая. Одна официантка уронила поднос на пол. Это была Салли. Встав на колени, она начала торопливо собирать сырный пирог.

Квиллер окликнул Дерека:

– Что происходит?

– Салли узнала новости и подняла переполох. К счастью, это был сырный пирог, а не суп или что-нибудь ещё.

– Какие новости? – взревел Квиллер.

– Ты в курсе, что мать Харли в больнице?

– Конечно, – сказал Квиллер нетерпеливо. Дерек посмотрел в сторону кухни.

– Мать нашей официантки работает санитаркой в больнице. Она только что позвонила и сказала, что миссис Фитч умерла.

– О Боже! – простонал Квиллер и объяснил Элкокови: – У миссис Фитч случился удар, когда она узнала о сыне.

– Ага, – сказал Дерек. – Когда она умерла, её муж ещё находился в больнице. Узнав о случившемся, он сел в машину и застрелился.

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

Место действия: редакция «Всякой всячины».

Время действия: субботний вечер.

Читатели высказали свое мнение, «Всякая всячина» стало официальным названием газеты, хотя это раздражало и смущало Арчи Райкера.

– Я всегда хотел быть главным редактором, но я никогда не хотел быть редактором газеты с таким названием! Ребята из Центра уже присылают ругательные отклики по телефону, почте и с курьерскими голубями, и боюсь, это только начало, – сказал он.

Тем не менее в субботу вечером он принимал гостей. Столы в кабинете сдвинули вместе, и они служили одновременно и баром и буфетом, а хозяин раздавал всё: от пива до шампанского. Вокруг столов вертелись редакторы, репортеры, обозреватели; один фотограф пил за троих. Были здесь и музыканты из отдалённых городов, и персонал офиса, и сотрудники рекламного отдела, а также отдела по распространению газеты.

Несмотря на усталость после выхода в свет первого номера, сотрудники газеты сумели подготовить праздничный обзор на тридцати шести страницах. Он ушел в печать настолько быстро, что не отразил новостей о смерти Маргарет и Найджела Фитч, и крупный заголовок во всю первую полосу сообщал: «Дикие индюки возвращаются в Мускаунти».

Кевин Дун, который нес покрывало на похоронах Харли и Белл, отдавал теперь должное напиткам из бара.

– Мне нужно выпить, – сказал он Квиллеру, поднимая бокал с мартини. – Эти похороны оказались самым трудным делом в моей жизни. Харли был моим родственником, ты знаешь, и прекрасным парнем. Когда Броуди заиграл на волынке – мы в тот момент спускались по церковным ступенькам, – я почувствовал, что разваливаюсь на куски! Дэвид хотел, чтобы волынка играла и в церкви, и на кладбище, потому что Харли всегда нравилась такая музыка. Господи! Это звучало душераздирающе! А теперь тётушка Маргарет ушла. И Найджел… Я должен ещё выпить. – Кевин рванулся к бару.

Журналистка отдела социальных новостей Сьюзан Эксбридж поймала взгляд Квиллера.

– Любимый, зачем мы здесь? – говорила она, размахивая руками и проливая свой напиток. С тех пор как она получила развод и вступила в театральный клуб, она стала чрезмерно драматичной. – Мы все должны сидеть по домам и оплакивать Найджела, – какой красивый был мужчина!

Квиллер согласился, что президент банка выглядел эффектно: высокий, стройный, загорелый, с изысканными манерами и всегда приветливый.

– Как он отважился на это? – спросил он Сьюзан.

– Он не смог бы жить без Маргарет, – объяснила она. – Они были преданы друг другу. И конечно, все знали, что именно ей он обязан своим успехом. Он был приятным мужчиной, но без неё он стал бы никем. Она всем управляла.

Квиллер нёс свой бокал имбирного эля, осторожно обходя столпившихся пьющих сотрудников, поздравлявших друг друга с успехом новой газеты.

Одна из сотрудниц, Милдред Хенстейбл, миловидная учительница старших классов в Пикаксе, где она преподавала домоводство, ставила пьесы в драмкружке и тренировала волейбольную команду девочек, теперь вела кулинарную колонку.

Квиллер обратился к ней со словами:

– Милдред, я вчитывался в каждое слово твоего обозрения, хотя ты довольно популярно рассказываешь, как надо резать кубиками овощи. Однако для меня все эти рецепты звучат, как греческий язык, особенно рецепт китайского супа из хризантем.

– Когда ты научишься готовить, Квилл?

– Извини, но я никогда не питал склонности к копчению яиц. Я также ничего не понимаю в страховой политике и в моих собственных налоговых декларациях.

– Я могла бы научить тебя варить яйца, – сказала она с добрым смехом. – Я даю частные уроки!

Весёлое выражение лица Квиллера сменилось на печальное.

– Этой ночью предполагалась домашняя вечеринка у Харли и Белл. Скажи мне что-нибудь, Милдред. Учителя и полицейские в маленьком городе знают всё и всех. Что ты знаешь о Белл Уркл?

– Хорошо, расскажу. Она бросила школу. Ей хотелось работать у богатых людей и жить в большом доме. Ты вряд ли обвинил бы её, если бы увидел, как живут люди в Чипмунке. Она служила горничной в доме Фитча, но я не могу понять, что побудило Харли жениться на ней.

– Любовь? Страсть? Похоть?

– Ни то, ни другое, ни третье не обязывало жениться на ней и смущать семью, не так ли? Как только я услышала об убийстве, я достала гадальные карты и прочла по ним: «В это дело вовлечена лживая женщина!»

– Хмм… – вежливо хмыкнул Квиллер. Он скептически относился к гадальным картам. – Налить тебе чего-нибудь, Милдред?

Вернувшись с её виски и своим имбирным элем, он небрежно спросил о школьной биографии Харли.

– Оба были хорошими, талантливыми мальчиками. Дэвид делал превосходные этюды карандашом и чернилами, а Харли строил модели кораблей с изящными деталями. Оба участвовали в школьных спектаклях, и я полагаю, в колледже они всерьёз увлекались театром. Возможно, ты не знаешь этого, Квилл, – сказала она, пододвинувшись поближе, – но Харли исчез на год!

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Ожидалось, что по окончании колледжа оба мальчика приедут домой работать в банке. Харли не приехал.

В этот момент вмешался Джуниор Гудвинтер:

– Не хотите ли, ребята, поесть? У нас есть индейка и сандвичи.

– Мы подойдем попозже, – успокоил его Квиллер. – Милдред делится со мной своими кулинарными секретами.

– В мой лимонный пирог я всегда добавляю ложку горьких… – сказала она, подхватывая его реплику, а когда Джуниор отошёл, продолжила: – Никто не знает в действительности, что случилось с Харли. Родители говорили, что он путешествует, но, конечно, ходило много слухов.

Их снова перебили. Зять Милдред поинтересовался:

– Что вы тут придумываете, заговорщики?

– Мы помогаем полиции расследовать дело Фитчей, – сообщил ему Квиллер.

– Извините меня, – сказала Милдред. – Я ещё выпью.

– В полдень я узнал кое-что интересное, Квилл, – заявил Роджер. – За несколько часов до того, как Найджел застрелился, он продиктовал заявление об увольнении из банка – на Дэвида и на себя. Его самоубийство, очевидно, было хорошо продуманным.

– Но зачем Дэвиду нужно было увольняться? – спросил Квиллер.

Прежде чем Роджер смог придумать ответ, Хикси вмешалась в их разговор со своим обычным энтузиазмом:

– Вы никогда не поверите в то, что произошло в полдень. Я подстригалась в «Дельфине», и вдруг огромный олень вломился туда через переднее окно. Он пробежал прямо через магазин и выбежал через заднее окно. Везде осколки! И ужасная паника!

Квиллер посмотрел с сомнением:

– Ты запатентовала эту историю, Хикси?

– Я говорю правду! Спроси в «Дельфине»! Сейчас окна обшиты досками, а вывеска гласит: «Здесь останавливался олень». Я не могу понять, почему он не боднул пару посетителей.

– Почему это не произошло до выхода нашей газеты? Всё, что у нас есть, – жалкая стая диких индюков, – сказал Роджер.

Арчи только успевал поворачиваться, играя роль доброго хозяина. Аманда тоже была здесь, пила бурбон, хмурилась и жаловалась. Кольцо с бриллиантом на её левой руке притягивало внимание.

Райкер, стоящий рядом, отвел Квиллера в сторону:

– У нас всё на мази, старик. Она может быть сварливой, но я обожаю её. Она вела успешный бизнес двадцать пять лет и служила в городском совете последние десять лет. И она ни от кого не терпит пустой болтовни!

– Она замечательная женщина, – согласился Квиллер.

Аманда, нахмурившись, выступила вперёд.

– Кто назвал меня замечательной женщиной? – вопросила она воинственно. – Вы никогда не слышали слов «замечательный мужчина»! Он удачливый, умный или остроумный, Но если женщина имеет одно из этих качеств, так она просто «замечательная женщина» и всё!

– Прошу прощения, – сказал Квиллер. – Ты абсолютно права. Это избитая фраза, и я виноват. Ты не замечательная женщина, ты умная и остроумная.

– А ты врун! – проворчала она.

Райкер усмехнулся и, оттаскивая её в сторону, отнял стакан с бурбоном.

Квиллер отыскал глазами Милдред. Он хотел дослушать историю об исчезновении Харли, но она вела серьёзный разговор с одним музыкантом. Квиллер пошёл к буфету. Потянувшись за вторым сандвичем, он увидел Гомера Тиббита, ведущего в газете исторические обзоры. Тот собрался уходить.

– Гомер! Куда вы? Вечеринка только начинается!

– Я домой. Половина девятого – это позже, чем я обычно ложусь спать, – сказал девяностодевятилетний отставной школьный директор высоким пронзительным голосом. – Мои дни становятся короче. Когда мне исполнится сто, я буду ложиться спать до того, как надо вставать.

– Я только хотел спросить, насколько хорошо вы знали семью Фитчей.

– Фитчи? Мальчики пришли после того, как я уволился, но Найджел посещал мои уроки математики и истории. Отца Найджела я тоже знал. У Сайруса был стальной характер!

– Это он построил большой дом в Миддл-Хаммоке?

– Сайрус? Да, действительно. Он был большим мотом, азартным охотником, страстным коллекционером и преуспевающим торговцем спиртного без лицензии.

– Вы сказали, торговцем спиртного?

– Это то, что он делал на стороне. Возможно, семейные деньги пришли к Сайрусу с шахт. Он построил свой дом в Вест-Миддл-Хаммоке так, чтобы с вершины одного из холмов было видно озеро. Ему доставляли контрабандно ром из Канады и всё сгружали на берегу озера.

– Как он сумел скрывать это?

– Скрывать? Однажды ночью явился шериф и конфисковал весь груз, вылив содержимое в озеро. Вот почему вода в Скуунке так хороша для вас! Ладно, мне уже давно пора спать. Спокойной ночи.

Квиллер смотрел, как старик шел к выходу, с усилием передвигая костлявые ноги. После этого он застал Милдред одну в баре.

– Ты мне рассказывала кое-что интересное о Харли, когда нас перебили, – напомнил он.

– Я рассказывала? – задумалась она. – Я выпила немного… Это о гадальных картах?

– Нет, Милдред. Это что-то об исчезновении Харли после того, как он закончил колледж.

– О!.. Да… Он путешествовал… Это то, что говорила семья… Никто в это не верил.

– Почему люди не верили в это?

– Ладно… Ты знаешь… Люди здесь… болтливы.

– Где, они думали, он был?

– Кто?

– Харли.

– О!.. Давай подумаем… Спроси Роджера… Я сяду.

Квиллер отвел её к креслу.

– Будешь кофе?

– Что?

– Кофе.

– A!.. Чёрный.

Когда он вернулся с сандвичами и кофе, кто-то сказал ему, что Милдред ушла в комнату отдыха для персонала полежать, поэтому он съел всё сам и нашёл её зятя.

– Присмотри за Милдред, приятель. Она выпила слишком много.

– Где она?

– Прилегла отдохнуть. Она упомянула о загадочном исчезновении Харли пару лет назад. Знаешь что-нибудь об этом?

– О, конечно. Родня говорила, что он путешествовал, но ты же знаешь, какие мы здесь. Правда нас утомляет, и мы всё время должны что-то придумывать. Некоторые полагали, будто он выполнял секретное поручение правительства. Я считал, что он ходил матросом на грузовом судне. Ему нравились лодки. Вероятно, он отращивал бороду, надевал лоскуток на глаз, как одноглазый Дик.

– Он женился на Белл в Лас-Вегасе. Он был игрок?

– Я никогда ничего такого не слышал. Если у него и была страсть, то страсть к морю. «Ведьма Фитч» – хорошая лодка, двадцать семь футов. Они с Гарри Праттом не раз участвовали в гонках и выигрывали призы.

– Хм… – сказал Квиллер.

Его усы подозрительно дернулись.

За несколько дней, прошедших с момента убийства Харли, Коко проявил внезапный интерес к морской теме. Несколько раз он сдвигал картину с изображением канонерской лодки. И книги, которые он начал обнюхивать на книжной полке, были морскими и ториями: сначала «Моби Дик», затем «Два года и жизни матроса» и, наконец, «Путешествие на Баунти» Себе и другим Квиллер объяснял, что все коты любопытны, все они любят тереть мордочки об острые углы рамок картин и нюхать клей, используемый в переплетах.

Тем не менее связь с морем – курьёзное совпадение, думал он. Но одно настораживало: Коко был чрезвычайно внимателен к Харли на дне рождения, менее чем за двадцать четыре часа до его убийства, как если бы он знал, что что-то должно случиться.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

Место действия: квартира Квиллера.

Время действия: раннее утро понедельника

и слишком раннее утро вторника.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пит Паррот, обойщик из Брр.

Телефон зазвонил рано. Это была Франческа.

– Пит уже пришёл? – спросила она.

– Кто?

– Пит, обойщик. У него есть обои для твоей студии, и он собирается принести их сегодня утром. Он может выполнить всю работу сегодня или, если хочешь, отложить её на пару дней.

– Чем скорее, тем лучше, – решил Квиллер. – Мне понадобится студия на этой неделе. А какая фамилия у Пита?

– Паррот. Пит Паррот. Он же отделывал твою гостиную, когда ты уезжал. Он лучший в городе обойщик.

– И самый дорогой, я надеюсь.

– Ты можешь себе это позволить, – сказала она с дерзостью, которая его рассердила. Ему не нравилось, когда ему подсказывали, как надо тратить деньги, будь их у него много или мало.

Он начал быстро прибирать свою студию, складывать бумаги в ящики стола и разбирать беспорядок своего холостяцкого жилья: две кофейные кружки, галстук, смятая бумага, которая не попала в корзину, пара ботинок, старые газеты, ещё кружка кофе, липкая тарелка, свитер. Он также закрыл кошек в их комнате, несмотря на отчаянные протесты. Дерек не привёз ещё им завтрак.

После этого Квиллер сел в кресло, ожидая звонка в дверь. Когда наконец он зазвонил в девять часов, это оказался Дерек Катлбринк, привезший паштет из куриной печени и две костлявые лягушачьи лапы для вопящих сиамцев. Официант не спешил возвращаться на работу; он хотел поговорить о театральном клубе.

– Жаль, что они отменили представление только потому, что Харли больше нет, – сказал он. – У меня была вполне сносная роль – полицейского, ты знаешь. Я даже достал хорошо подогнанную полицейскую форму. Они должны были удлинить брюки и рукава.

– Осенью поставят другую пьесу, и ты сможешь снова играть, – успокоил его Квиллер.

– Осенью я, наверное, вернусь в школу и продолжу изучать юриспруденцию. Это намного лучше, чем складывать грязную посуду. Носить униформу и ездить на машине весь день мне нравится больше!

– Работа полицейского – не только носить униформу и ездить на машине, Дерек, но твоя идея завершить образование – хорошая. Между прочим, как поживает наша нервная официантка, которая бросила поднос с сырным пирогом в пятницу вечером?

– Салли? Она в порядке. Уже освоилась. Но она собирается осенью в школу искусств где-то в Центре. Жаль, что мне повезло меньше, чем ей. Вся плата за её обучение внесена мистером Фитчем.

– Харли Фитчем? – переспросил Квиллер с внезапным интересом.

– Нет, его отцом. Вот почему она была так потрясена, когда он застрелился, хотя деньги она уже получила.

Квиллер сопоставил учтивого, утонченного, красивого банкира с робкой, костлявой, заикающейся официанткой, пытаясь представить какую-нибудь незаконную связь.

Бармен объяснил, словно прочитав его мысли:

– Отец Салли – дворник в банке.

– Это уникальная привилегия, – сказал Квиллер. – Думаю, ты должен рассмотреть возможность быть дворником вместо полицейского.

В десять часов обойщика всё ещё не было. Белый коммерческий фургон наконец-то подтащился к амбару в четырнадцать тридцать.

Водителем оказался дородный молодой мужчина в белой спецодежде и белой кепке с козырьком, из-под которой вылезали пышные светлые волосы. Здоровых молодых светловолосых мужчин было много в этой северной стране.

– Извините. Я опоздал, – прокричал он ещё снизу, с лестницы. – Что-то происходит, машины останавливают, и мне пришлось задержаться.

– Жаль, что вы не позвонили.

– По правде говоря, я даже не подумал об этом. Я был на аварии.

«По крайней мере, он честен, – подумал Квиллер, – И у него хорошее лицо».

– Хорошо. Пойду за инструментами, – сказал он.

Кошки, вылущенные из заточения, с видимым интересом следили за тем, как раскладной стол, ведра, коробки с инструментами поднимались по лестнице.

– Меня не было дома, когда вы обклеивали стены в гостиной, – сказал Квиллер. – Вы первоклассно выполнили работу.

– Да, я привык хорошо выполнять свою работу.

– Вы долго будете отделывать мою студию? Пит оценил помещение коротким профессиональным взглядом:

– Нет. Работы немного. Надо чуть подкрасить над карнизом. А потолок в порядке. Вот на днях я делал работу, так там пришлось попотеть. Хуже всего то, что не было водопровода! Когда я закончил, у меня косили глаза и не поворачивалась шея.

– Это была идея Фран Броуди?

– Да. Но сейчас будет легче. Покрытие из натуральной коры дуба – тонкие слои на подкладке розового цвета. Ладно, пора начинать.

– Я уберу кошек, чтобы вам не мешали.

Коко обследовал всё, а Юм-Юм изучала ботинки обойщика.

– Они не беспокоят меня. Мы знакомы с прошлого раза. Тот, что побольше, совал свой нос во всё, что я делал.

– У Коко здоровое любопытство. Вы не против, если я тоже посмотрю?

Пит превосходно владел линейкой, ножницами, ножами, щетками и роликами.

– Вы, кажется, знаете, что делаете, – восхищенно произнёс Квиллер. – Я же убедился в том, что мне самому это не под силу.

– Я клею обои с четырнадцати лет, – сказал Пит. – Оклеивал лучшие дома в округе. Никогда не было жалоб.

– Это интересно. Вы оклеивали и особняк Фитча?

Пит резко остановился и положил ножницы. Выражение его лица трудно было передать.

– Да, я был там три или четыре раза.

– Во вторник ночью случилось потрясающее происшествие.

– Да.

Квиллер заметил, что Пит тяжело дышит.

– Полиция никого не арестовала, но я понимаю – они допрашивают всех подозреваемых. Да, они неплохо делают своё дело. – Пит вернулся к работе, но не так энергично, как раньше.

– Я никогда не был в доме у Фитчей, – сказал Квиллер. – Какие обои им нравились?

– Грубый шёлк – очень просто. Я всё им оклеил, когда мистер и миссис Фитч жили там. После этого они переехали и захотели всё взять с собой.

– Вы делали какую-нибудь работу для Харли и его жены, когда они въехали?

– Да. Я отделывал столовую в сумасшедшем стиле с розовыми слониками. Она любила всё кричащее. И оклеил их спальню красным вельветом.

– Может, хотите кофе, или лимонада, или пива? – спросил Квиллер.

– Пожалуй… Кофе. На этой работе станешь трезвенником.

Квиллер согрел замороженный пирог в микроволновой печи, сварил кофе в электронной кофеварке и подал угощение в студию, заполненную лестницами и вёдрами с клеем.

Пит сел на пол с тарелкой. Коко смотрел на него, усы торчали вперёд, затем он прислонился носом к штанине с напряженным вниманием ищейки, напавшей на след.

– Оттолкните его в сторону, – сказал Квиллер, который тоже сидел на полу со своим кофе.

– Всё в порядке. Я люблю животных. Какой вкусный кофейный пирог.

– Его испекла Айрис Кобб. Она руководит Гудвинтеровским историческим музеем.

– Да, я знаю её. Я выполнял заказы для музея. Она хорошо готовит. Я получил десять фунтов аванса.

– Интересно, захотят они сделать из дома Фитча музей? – спросил Квиллер, возвращаясь к теме, которая его интересовала. – Я сомневаюсь, чтобы Дэвид Фитч остался жить там.

– Да, теперь он владеет этим сумасшедшим домом на холме. Хотя мне это не понятно, но предполагаю, что им он нравится больше, чем собственный. Они не въезжают из-за обоев.

– Харли будет недоставать в театральном клубе. Он замечательно играл, всегда с большим вдохновением. Однако я никогда не встречал его жену. Какая она была?

Пит медленно потряс головой:

– Она имела всё! – Когда Квиллер выразил удивление, он добавил: – Она была моей девчонкой. – Последовал другой глоток.

Квиллер ждал подробностей, но надежды его не оправдались, поэтому он сказал:

– Стало быть, вы её хорошо знали?

– С тех пор как она начала работать у Фитчей, она жила в их доме. Это было тогда, когда я отделывал их дом шёлком.

– Тогда у вас есть личная причина негодовать по поводу убийства.

– Да, – сказал он печально.

– Почему вы позволили ей уйти?

– Ей не нужен был муж-обойщик, несмотря на то что я прилично зарабатывал. Она хотела богача – кого-нибудь, кто возьмет её в Вегас и на Гавайи или ещё куда. Хорошо, она получила чего хотела, но ей не стало от этого лучше.

– Чёрт бы их всех побрал, Пит.

– Да. Я ухаживал за этой девочкой. – Он повернулся к Квиллеру: – Я опоздал сегодня потому, что полиция захотела задать мне несколько вопросов.

– Я уверен, они допрашивают всех, кто знал Белл.

– Да, но… они, вероятно, подумали, что у меня есть причины убить их обоих.

Было уже поздно, когда Пит, закончив работу, убрал свои лестницы и ведра. У Квиллера не было желания идти в ресторан, поэтому он согрел немножко замороженного тушеного мяса для себя и отдал кошкам оставшийся паштет из куриной печёнки. Юм-Юм жадно уплетала его, а Коко явно потерял аппетит. Он нервно крался по гостиной, как если бы надвигалась гроза, хотя ничего, кроме хорошей погоды, синоптики не предсказывали.

– Тебе понравился обойщик? – спросил Квиллер. – Я думаю, ты ему тоже. Приличный парень. Вряд ли полиция найдёт способ навесить что-нибудь на него.

Квиллер тоже потерял покой. Он включил радио и отверг все четыре радиостанции, прежде чем поймал местную. Шли новости: севернее Кеннебека автомобилист, ехавший на запад по шоссе «Скатертью дорога», с трудом избежал столкновения с пьяным водителем. Расследуя это и другие подобные происшествия, отдел шерифа объявил новую войну против пьянства за рулем.

Вождение в нетрезвом виде… Следующее сообщение: этим летом в Пикаксе будет много цветов. На пятидесяти цветочных клумбах на Мейн-стрит высажены петунии… Спортивные новости, на этот час: сегодня вечером пикакские шахтеры обыграли эскимосов Брр со счётом восемь – три.

Прослушав радио, Квиллер взялся за газеты, но ничто не привлекло его внимания. Тогда он приготовил кофе, но выпил только полчашки. Он хотел было позвонить Полли, но поленился: пришлось бы объяснять, почему архитектор – женщина.

В отчаянии он взял с полки «Моби Дика», которого не читал с колледжа, и с первых же слов роман привлек его внимание: «Зови меня Измаил». В середине первого абзаца он остановился, с наслаждением вспомнив, как они с Полли читали книги вслух во время уик-энда. Он всё ещё листал роман, когда в два двадцать товарный поезд пронзительно просвистел в северной стороне города. Кошки давно спали.

Он продолжал читать, когда оглушительно завыли сирены на Мейн-стрит. Судя по звукам, это были три полицейских машины и две машины «скорой помощи».

Обычное дело, сказал он сам себе. Ещё один пьяный водитель. Он закрыл книгу и с неохотой выключил свет.

Квиллер спал хорошо в эту ночь. Ему снился океан, он участвовал в китобойном походе… Моряк наверху мачты, прыгающий с реи на рею, словно кузнечик… и вдруг зазвонил телефон.

– Квилл, ты слышал новости по радио? – звонила Франческа. И она, и её отец имели привычку звонить в неурочное время.

– Нет. А который сейчас час?

– Семь тридцать. Ночью произошло ЧП на железной дороге.

– Ты меня разбудила, чтобы сказать это?

– Проснись, Квилл, и послушай меня. Погибли три юнца, которые протаранили своей машиной движущийся товарный поезд.

– Кто-то должен был погибнуть, – проворчал Квиллер, – ведь переезды такие тёмные: ни светофоров, ни предупредительных красных огней, ни заграждений. – Теперь он проснулся окончательно. – Ребятки выпили немного пива. Ехали со скоростью семьдесят миль там, где нельзя превышать сорока пяти. Радио громко работало, и они не услышали свистка поезда. Чего все ожидали?

– Пожалуйста, прекрати монолог, Квилл. Я позвонила, чтобы сказать тебе, что жертвами стали три подростка из Чипмунка и один из них Чед Ланспик!

Квиллер молчал, не находя ответа.

– Я знаю, это будет ударом для Кэрол и Ларри, но дело серьёзное. Отец сказал, что оно связано с убийством Фитчей! Два других подростка были главными подозреваемыми!

Он по-прежнему не отвечал.

– Квилл, ты проснулся?

– Извини, Фран, я ещё не выпил кофе. И мне надо обдумать твое сообщение. Поговорим позже.

Он осторожно положил трубку и потрогал усы. Они словно чувствовали опасность.

Интересно, связана ли железнодорожная катастрофа с убийством Фитчей?

Конец первого действия.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Место действия: квартира Квиллера,

позднее – ресторан «У Стефани».

Время действия: вторая половина следующего дня.

Квиллер сидел за большим письменным столом в обитой пробковыми панелями студии и писал письмо Кэрол и Ларри Ланспикам, выражая им свои соболезнования. Сиамцы, по своему обыкновению, сидели тут же, на столе, Юм-Юм готовилась схватить скрепку для бумаги, а Коко, высунув на четверть дюйма розовый язычок, ждал момента, чтобы лизнуть марку.

Юм-Юм напоминала статуэтку; хвост её был уложен вокруг лапок по часовой стрелке. Коко, подражая ей, застыл в идентичной позе, обернувшись хвостом тоже по часовой стрелке. Они почти как близнецы, подумал Квиллер, хотя сильное тело Коко, величественная посадка головы, умные глаза и манера держать себя высокомерно придавали ему такую уверенность, которую нельзя было не заметить.

– Мне жаль этих Ланспиков, – сказал он сиамцам. Благодаря пробковой обивке голос его звучал мягко и глубоко, и котам это явно нравилось. – Я могу обеспечить алиби Чеда в день убийства, но клеймо, которое поставил на него Чипмунк, будет в глазах общественности всегда связывать его имя с убийцами. Как говорится, ляжешь с собаками – встанешь с блохами.

Коко сочувственно почесал ухо.

– Я не убежден, что хулиганы из Чипмунка убили Харли, – продолжил Квиллер, – слишком многое противоречит этому. Может, я не смогу должным образом бить в барабан, но я собираюсь сделать то, что подсказывает моя интуиция. – Он разгладил усы кончиками пальцев. – Харли исчез на год после окончания школы, и никто в действительности не знает, куда он отправился и что делал. Он мог вляпаться в любую историю. Из того, что он в Пикаксе был приметной личностью, которой все восхищались, вовсе не следует, что он играл ту же роль за пределами города. Разносторонний актер, он не любил шаблонов. Та роль Бориса Карлоффа, которую он репетировал, как раз для него.

Коко мигнул с явным согласием, Юм-Юм продолжала сидеть с широко распахнутыми глазами, и пристальный взгляд её голубых глаз сбивал с толку.

– В то время он мог совершить нечто, что повлекло за собой шантаж. Он мог нажить врагов, мог связаться с наркоманами. Вполне возможно, что имела место и сексуальная эскапада с какой-либо подозрительной личностью мужского или женского пола.

Коты зажмурились, как будто всё сказанное было чепухой.

– Никто не знает, что делает молодой человек, вырвавшись на свободу. Он мог начать играть в азартные игры и влезть в долги. И странно, что он женился на Белл в Лас-Вегасе, вместо того чтобы сделать это в Старой Каменной церкви.

Говоря это, Квиллер крутился в своём кресле. Внезапно он остановился и погладил усы.

– И есть ещё вероятность, что Дэвид мог быть молчаливым соучастником авантюр Харли. Их дедушка незаконно торговал спиртным. Перевозчики контрабанды из Канады, бывало, причаливали со своим товаром к его берегу. Возможно, на этот берег причаливал ещё кто-то. Дом Дэвида – прекрасный наблюдательный пункт.

Коты теперь сидели с закрытыми глазами и слегка покачивались.

– Надеюсь, я вас не утомил? – поинтересовался Квиллер. – Я просто высказал несколько предположений.

Он закончил писать записку Ланспикам. Его послания с выражением соболезнования отличались задушевностью и искренностью – сопереживание было одним из лучших его качеств газетного репортера. Пока он подписывал конверт, зазвонил телефон, и он повернулся, чтобы дотянуться до аппарата, который стоял на столе за его спиной. Звонила Айрис Кобб, менеджер Гудвинтеровского исторического музея. Своим обычным жизнерадостным голосом она спросила:

– Не хотели бы вы зайти и посмотреть музей, мистер Квилл, до того, как он откроется для публики? Вы могли бы прийти к обеду, я приготовила бы жаркое в горшочках с картофельным пюре и тот ореховый торт, который вы любите.

– Приглашение принято, миссис Кобб, – ответил он быстро, – при условии, что у торта будет абрикосовая начинка.

Она была его экономкой, когда он и сиамцы жили в большом доме, и прежняя церемонность в обращении друг к другу всё ещё имела место между ними. Для неё он всегда был «мистер Квилл», а для него она – «миссис Кобб».

– Вы можете взять с собой Коко и Юм-Юм, – предложила она. – Я скучаю по этим дорогушам, и им бы понравилось побродить здесь, на свободе, после тесноты вашей квартиры.

– Вы уверены, что они будут желанными гостями в музее?

– О да, они никогда ничего не портили.

– За исключением редкой вазы стоимостью десять тысяч долларов, – напомнил ей Квиллер. – Когда вы меня приглашаете?

– Как насчёт воскресенья, в шесть часов?

– Мы придём.

Для себя он отметил, что нужно будет заехать в магазин Ланспика и купить розовый шелковый шарф. Розовый – любимый цвет миссис Кобб. Он скучал по стряпне своей бывшей экономки. Теперь, став менеджером, она жила при музее, занимая одно крыло дома, где ей предоставили квартиру с большой кухней, как она сказала. Приглашение выглядело многообещающим.

Квиллер вернулся к своему столу и нашёл, что бумаги на нём разбросаны, конверт, который он подписывал, исчез и коты отсутствовали. Предательское чавканье под столом обнаруживало Коко, там же оказался и липкий конверт.

– Ну ладно, негодники, – сказал он. – Я считаю это антиобщественным поведением. И если вы не исправитесь, то не получите жаркого в воскресенье.

Когда телефон зазвонил во второй раз, он положил конверт в ящик. Часы показывали пять, и он знал, кто это звонит.

– Я собираюсь домой, Квилл. Ты не возражаешь, если я загляну проверить работу Пита?

– Конечно заезжай, Фран. Получилось здорово! Пробка придаёт комнате необычные акустические свойства.

– Я знала, что так будет. И твой голос звучит изумительно. Она говорила веселее, чем обычно. – Увидимся через пять минут.

Франческа обедала с клиентом, подумал Квиллер. Сиамцам он сказал:

– Она придёт выпить, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас хватал её за лодыжку или стащил что-нибудь из её личных вещей.

Вскоре после этого дизайнер, повернув свой собственный ключ в замке внизу, вприпрыжку поднялась в квартиру в весьма весёлом настроении.

– Виски? – спросил он.

– Содовой побольше. У меня было длинное свидание с новым клиентом. Дон Эксбридж! Я занимаюсь его новым двойным домом в Индейской деревне.

Квиллер молча запыхтел в усы. Недавно разведённый, Эксбридж был одним из наиболее влиятельных и привлекательных мужчин в городе. Женщины таяли от его улыбки.

Они принесли свои напитки в студию, и Квиллер сел за письменный стол, в то время как Франческа устроилась, поджав ноги, в большом кресле, где он обычно обдумывал свои творческие идеи и изредка дремал. Она расположилась более непринужденно, чем всегда, подумал он.

– Стены, выложенные пробкой, – сказал он, – хорошая идея для этой комнаты, Фран.

– Спасибо. Прекрасная работа. Пит всегда так работает.

– Даже с материалом в полоску?

– Ах! Блаббермаут рассказывает сказки! – воскликнула она гримасничая. – Эта работа с полосатым материалом – одна из моих ранних ошибок. Сегодня за обедом Дон Эксбридж предложил обить стены в его рабочем кабинете шотландкой, но я быстро его разубедила, сказав, что его дому не подойдут квадратные формы. Он одарил меня своей обворожительной улыбкой. С ним очень легко ладить. Мы собираемся в Чикаго выбрать кое-что для его дома.

Квиллер нахмурился:

– А когда мы с тобой летим за мебелью для моей спальни?

Фран отреагировала с удивлением, но вопрос её обрадовал.

– Как насчёт следующей недели? Я хочу, чтобы ты посмотрел новую большую кровать с пологом на четырёх столбиках.

– Я не хочу, чтобы она выглядела, словно в ней спал Джордж Вашингтон, – возразил он.

– Это современная кровать. Стойки из нержавеющей стали с медными наконечниками. И там ещё есть несколько шкафов из Германии, которые тебе понравятся, – в очень современном стиле Баухаус. Ты не против, если я закажу номер в гостинице? Мне известно одно уютное местечко в районе, где расположены выставочные павильоны. Дорого, но это тебе по карману и не нанесёт большого ущерба. Как насчёт следующей среды? Если мы сядем на утренний рейс, мы сможем быть в Чикаго к обеду.

Квиллер подумал, что если Полли узнает об их поездке, это её добьёт. Фран спросила:

– Ну, что ещё рассказал тебе Большой Рот?

– О розовом отделочном материале и красном вельвете, который он использовал в доме Харли и Белл. Это тоже была одна из твоих ошибок?

– Нет! – сказала она громко своим хорошо поставленным голосом. – Этим управляет мой босс. Аманда собирается продавать клиентам всё, что они хотят, независимо от того, безвкусно это, крайне непрактично или незаконно. Она безнравственна, но мне она нравится.

– Арчи Райкер собирается жениться на Аманде.

– Надеюсь, у него есть чувство юмора. Оно ему пригодится.

– Ты не слышала, кем банк заменит Найджела и мальчиков?

– Официальных заявлений не было, но ходят слухи, что две женщины претендуют на место вице-президента, а новый президент прибудет из Центра. Надеюсь, ему понадобится дизайнер по интерьеру.

– Где ты была, когда услышала о самоубийстве? – спросил он.

– В парикмахерской. Все заплакали. Люди действительно любили Найджела. Он был такой обходительный, красивый и обаятельный.

– Я обедал в «Старой мельнице», – сказал Квиллер, – и одна из официанток уронила поднос, когда узнала об этом. Полагаю, Найджел был обходительный, красивый, обаятельный мужчина и давал большие чаевые.

– Сейчас ты изображаешь из себя циничного журналиста. Браво! – заметила она. – Ты слышал, что место Маргарет в совете библиотеки собираются отдать Дону Эксбриджу?

Квиллер неодобрительно заворчал. Эксбридж добивался сноса исторического здания суда.

– Эксбридж убедит город в необходимости снести нашу старую библиотеку, чтобы построить новую за девять миллионов девятьсот тысяч долларов, – проворчал Квиллер.

– Сейчас ты так же не прав, как и циничен! – Глаза Фран стального цвета лукаво сверкнули. Ей нравилось раздражать его. – Дон также хотел включить Найджела в попечительский совет.

– Отлично! – воскликнул Квиллер. – Он собирается манипулировать официальными лицами клингеншоеновского фонда, чтобы купить их расположение, а затем добиться для себя снижения налогов, расширения зон застройки и других льгот и выгодных проектов. Подлить тебе виски? Позже мы поедем ужинать к «Стефани». – Потом добавил озорно, зная, что это выведет её из себя: – Я слышал кое-что любопытное на прошлой неделе. Мне сказали, что Харли исчез на год после окончания колледжа.

– Он не исчез! – запротестовала она. – Он путешествовал. Издавна молодые люди после учебы и перед тем, как прочно обосноваться где-то, отправлялись в длительное путешествие. Здесь нет ничего необычного!

– Многие считают, что в тот год он совершил нечто из ряда вон выходящее.

– Глупые сплетни, – бросила она с раздражением.

– Он путешествовал на самолёте, на мотоцикле или на вертолёте?

– Откровенно говоря, я никогда не думала, что кому-либо это так важно знать.

– Он обсуждал с тобой свой маршрут?

– Фитчи сочли бы неприличным докучать беседами о своих путешествиях. И он не привёз с собой никаких цветных слайдов, или открыток с видами Франции, или глиняных копий фигурок из Тадж-Махала… Чего я добиваюсь? Третьей ученой степени?

– Извини… Как Дэвид? Ты его видела или, может, говорила с ним?

– Я разговариваю по телефону с Джилл каждый день, – сказала Франческа, смягчаясь. – Она думает, что Дэвид на грани срыва. Они уезжают на несколько недель в тихий уголок в Южной Америке, где когда-то провели свой медовый месяц.

– Полагаю, Дэвид унаследует всё.

– Точно не знаю. – Она посмотрела на часы. – Ресторан прекращает обслуживание в девять часов.

– Хорошо, едем… только вот покормлю кошек.

– Ты нашёл мою зажигалку?

– Нет, но я попросил мистера О'Делла быть внимательным во время уборки.

Сиамцы уединились в своих апартаментах и прилежно наблюдали за птицами с подоконника. Квиллер поставил миску с мясом на подставку в ванной, включил телевизор без звука и тихо закрыл дверь квартиры.

Пока они ехали в машине к «Стефани», он спросил:

– Это правда, что отец Харли торговал контрабандным спиртным?

И стал ожидать следующего негодующего опровержения.

– Да! – ответила она с восторгом. – Он верил в то, что люди будут пить в любом случае и, если бы он ввозил контрабандой из Канады хороший товар, они бы не вели себя безрассудно, употребляя Бог знает что. Он особо не задумывался над тем, ввёден ли запрет на продажу спиртного или на женские корсеты.

«У Стефани» задрапированные столы стояли в подлинных залах старого дома. Квиллера и его спутницу посадили во втором зале. Лучи вечернего солнца, проникая сквозь цветные стекла окон, окрашивали во все цвета радуги наклоненные зеркала и бокалы для вина.

За ужином они обсуждали новый театр.

– На этой неделе устанавливают кресла. В августе можно будет проводить репетиции, – сказал Квиллер. – Ты всё ещё хочешь открыть его оригинальным обозрением?

– Ну… – протянула Фран неопределенно. – При сложившихся обстоятельствах мы подумываем о постановке серьезной пьесы и попросили Дэвида принять в нём участие. Стоящая роль могла бы вернуть его к жизни. Он так подавлен, что Джилл боится, не последует ли он примеру своего отца.

Квиллер подумал, что, если Дэвид имеет отношение к случившемуся с Харли, у него есть все основания быть подавленным. Он мог стать следующей жертвой.

– У тебя уже есть кое-что на примете? – спросил он. – Только не надо ничего русского, это может столкнуть его с обрыва.

– И ничего слишком кровавого, – сказала она.

– И ничего о двух братьях.

Из переднего зала, где было четыре или пять столиков, донесся ласкающий слух голос. Он принадлежал мужчине, который говорил убежденно, а потом искренне смеялся.

– Я знаю этот голос, – сказал Квиллер, – но не могу сразу определить, чей он.

Фран выглянула из-за его плеча.

– Это Дон Эксбридж, – сказала она весело. – И он с женщиной! Я думаю, это Полли Дункан. Похоже, они отлично проводят время! – Она выглядела довольной. – Ты не собираешься послать выпивку на их столик?

Квиллер нахмурился, услышав приятный серебристый смех из переднего угла. Так могла смеяться только Полли. Все вокруг сразу потускнело и стало раздражать, салат плохо пропитан, торт с грецкими орехами сырой, кофе некрепкий. Франческа невыносима. Он злился на неё, отвозя её домой, он злился на неё, добравшись до сочувствующих сиамцев. Ни разу в течение вечера, думал он, она не упомянула Коко и Юм-Юм; знает ли она вообще их имена? Ни разу она не высказала своего мнения по поводу новой газеты и не прокомментировала его колонку. В общем, он пожалел, что согласился лететь с ней в Чикаго смотреть кровать из нержавеющей стали и шкафы в стиле Баухаус. Та мебель, что стояла в его спальне, вполне устраивала его. Очень даже удобная мебель. С Полли ему тоже всегда было удобно. А с Франческой он никогда не чувствовал себя комфортно.

Он прошёл к сиамцам проверить, не дует ли из окна, и выключил телевизор. Кошки спали в одной корзине, прижавшись друг к другу. Затем он включил в ванной свет, чтобы посмотреть, как они поели, и налить свежей воды. Там все было вверх дном. Туалет Юм-Юм перевернут, и его содержимое валялось на полу. Блестящий предмет, наполовину зарытый во влажный песок, оказался серебряной зажигалкой. Что-то, подумал Квиллер, не в порядке с этой кошечкой. Она раньше не была такой привередливой! Завтра надо отвезти её к врачу!

СЦЕНА ВТОРАЯ

Место действия: квартира Квиллера.

Время действия: утро после выходки Юм-Юм.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Аманда Гудвинтер, Джим Квиллер.

Набирая номер телефона клиники для животных, чтобы записать Юм-Юм на приём, Квиллер подумал, что было глупо с его стороны купить ей пластмассовый туалет, а не такой, как у Коко, – в виде овальной глиняной миски.

Он объяснял ситуацию сотруднику, работающему в приёмной клиники, когда раздались три настойчивых звонка в дверь. Только один человек в Пикаксе мог так звонить. Аманда Гудвинтер, громко топая, поднялась по лестнице, жалуясь на погоду, водителей грузовиков на участке, где идёт строительство, и на форму ступенек – слишком высоки и слишком узки. Любовь Арчи Райкера не помогла ни её характеру, ни внешности. Из-под полей сильно помятой шляпки для гольфа торчала всклокоченная седая чёлка, а полинявший костюм цвета хаки плохо сидел на ней и был мятым.

– Я пришла посмотреть, есть ли прогресс в работе моей ничем не обременённой ассистентки, – сказала она, – или она только тем и занимается, что подолгу обедает с клиентами?

– Я думаю, вам понравится то, что она сделала, – сказал Квиллер.

– Мне никогда ничто не нравится, и вы знаете это.

Она устало передвигалась по квартире, пристально осматривая обои, стенные шкафы и прочие детали отделки, что-то бормоча и ворча про себя.

– Франческа хочет спроектировать несколько ограждений для радиаторов, – сказал он.

– Хотеть – это одно, а делать – другое. – Она поправила картину с изображением канонерки, которую Коко опять сдвинул. – Где это вы раздобыли её?

– В антикварном магазине Мусвилла, который содержит старый морской капитан.

– Его содержит старый мошенник-художник! Он никогда не уезжал дальше пристани своего города. Существует десять копий этой картины, разбросанных по всему округу, всё это – дешёвые репродукции, а не оригинал. Оригинал же находится в особняке Фитча, и то потому, что я продала его Найджелу для подарка ко дню рождения Харли. Кстати, он мне за картину так и не заплатил!

– Я понимаю, что вы помогли их семье с отделкой дома, – сказал Квиллер.

– Никто ничего не смог бы сделать с этим домом кроме как сжечь его. Вы когда-нибудь видели хлам который собрал старый Сайрус? Предполагается, что это сокровища. Половина из всего этого – подделки.

– Обойщик говорил мне, что у них довольно-таки необдуманно выбраны обои.

– Ух, этот бродяга Харли и выбрал себе жену! Я сделала всё, как она хотела, но слава Богу, что эти обои легко можно содрать. Надеюсь, их сдерут! Там надо всё переделать, повыкидывать весь хлам! Все эти паршивые набитые дрянью чучела животных, линяющих птиц и фальшивый антиквариат!

– Не хотели бы вы сесть, Аманда, и выпить кофе?

– Нет времени для кофе. – Она всё ещё бродила туда-сюда, как возбужденная львица. – Кроме того, то, что вы называете кофе, по вкусу напоминает растворитель лака.

– С семьей Фитчей, в сущности, покончено, – сказал Квиллер. – Обществу нанесён непоправимый ущерб.

– Не тратьте слёз напрасно, оплакивая эту шайку. Они не были совершенством, как думают здешние болваны!

– Но они были гражданские лидеры, активные во всём – в сфере обслуживания и в кампаниях по сбору средств. Они бескорыстно служили обществу.

Он сознавал, что доводит её.

– Я скажу вам, мистер, что ими двигало: самолюбование. Попытались бы вы получить с них деньги по счетам!

– Я бы сказал, что у них тот же интерес, что и у банка, – упорствовал Квиллер. – Дочь банковского дворника собирается в школу искусств, и Найджел Фитч лично платит за её обучение.

– Девчонка Стеббинса! Ха! А почему бы нет? Ведь Найджел её настоящий отец! Стеббинс шантажировал его годами! Ну, я не могу оставаться здесь целый день и просвещать вас. – Она пошла вниз, но остановилась на полпути и сказала: – Я слышала, вы собираетесь в Чикаго с моей ассистенткой?

– Мы выбрали кое-какую мебель для моей спальни, – ответил Квиллер. – Между прочим, когда свадьба?

– Какая свадьба? – крикнула она и хлопнула входной дверью.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Место действия: кафе «Черный медведь».

Время действия: вечер того же дня.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Гарри Пратт, владелец бара, моряк.

Джим Квиллер, друг Харли Фитча.

У Квиллера было три причины, чтобы отправиться в отель «Пирушка» в Брр в четверг вечером. Он страстно мечтал об одном из тамошних гамбургеров «Все-средства-хороши». Ещё ему хотелось взглянуть на чёрного медведя, который испугал его до потери сознания во время вечеринки в честь его дня рождения. Но больше всего он хотел поговорить с Гарри Праттом, владельцем бара, который рыбачил вместе с Харли на «Ведьме Фитч».

Он позвонил Милдред Хенстейбл, которая жила в нескольких милях восточнее Брр, и спросил, не хочет ли она встретиться с ним и пропустить стаканчик-другой с гамбургером в придачу. Ну конечно она хотела! Ни одна женщина не отказывалась, когда её приглашал Квиллер.

– Интересно посмотреть, во что Гарри превратил отель после того, как получил его от папаши, – сказала она.

– Надеюсь, он не слишком его переделал, – сказал Квиллер. – И надеюсь, что Тельма – Отпечаток Большого Пальца ещё там. Как ты думаешь, они по-прежнему устанавливают ловушки для муравьев под каждым столиком?

Отель «Пирушка» стоял на песчаном холме, с которого открывался чудесный вид на городок Брр, расположенный на берегу озера. Эту каменной кладки гостиницу возвели ещё во времена первопроходцев-пионеров, когда никто не думал ни о деликатесах, ни о должном обслуживании в комнатах, ни о ванных, ни о (что касалось четвертого этажа) кроватях. В так называемой Публичной зале шахтеры, моряки и дровосеки собирались по субботним вечерам и заливали глаза до отупения, ели какие-то отбросы, проигрывались в пух и прах и убивали друг друга. С тех беспокойных времён и до настоящего времени отличительной чертой отеля была вывеска на его крыше. Шестифутовые буквы, словно заклинание, гласили:

ВЫПИВКА. КОМНАТЫ, ЕДА

Большинство жителей округа считало, что отель – это груда хлама. Тем не менее все наведывались туда из-за лучших в мире гамбургеров и домашнего пирога.

Квиллер и его спутница встретились на автостоянке и вместе вошли в Публичную залу, уже переименованную в кафе «Чёрный медведь». У входа во весь рост стоял сам медведь, приветствуя клиентов распростертыми объятиями и раскрытой пастью.

– Помещение кажется светлее, чем прежде, – заметила Милдред.

Квиллер предположил, что это произошло потому, что впервые за пятьдесят лет они вымыли стены.

– А ещё они заменили потрескавшийся линолеум, – добавил он, глядя на серебристые полоски досок, пересекающие наискось весь пол. – Интересно, неужели они и мебель починили?

Они с Милдред с опаской уселись на деревянные стулья возле потрескавшегося деревянного стола. На пустой подставке для салфеток красовалась надпись: «Бумажные салфетки по просьбе, пять центов».

За стойкой бара находился дюжий человек с морским загаром, непокорной чёрной шевелюрой и спутанной чёрной бородой. Он расхаживал взад-вперед с несколько тяжеловесной грацией, покачивая при этом плечами и волосатыми ручищами; он покачивал плечами даже тогда, когда наливал выпивку клиентам, делая это спокойно и умело.

– Кажется, Гарри удалось навести тут порядок, – заметила Милдред. – Я рада, что он проявляет интерес к бизнесу. В школе его нельзя было назвать многообещающим, однако он прошёл через двухлетнее испытание колледжем, а теперь, когда отец болен, всерьёз взялся за дело.

Перед ними высилась башенка из гамбургеров, которую принесла молоденькая официантка в мини-юбке.

– А где Тельма? – спросил Квиллер, вспомнив о её предшественнице, которая сновала туда-сюда в выцветшем домашнем платье и шлёпанцах.

– Она на пенсии.

Тельма всегда подавала гамбургеры, придерживая верхнюю булочку большим пальцем; теперь же они были насажены на соломинки для коктейлей.

– Надеюсь, я не опозорилась на вечеринке в субботу, сказала Милдред.

– Они подавали слишком крепкие напитки и слишком острую еду. Я съел пару сандвичей с говядиной и пару пикулей с укропом, а потом очень жалел об этом.

– Мне очень понравилась твоя статья «У Эда Смита», Квилл. Наконец-то его признали.

– Он удивительно начитан. Эд цитирует Цицерона, Ноэля Кауэрда и Черчилля так же легко, как другие цитируют фразы звёзд мыльных опер. Но как же он умудрился сколотить состояние в столь неброской сфере? У него что, была побочная работа? Может, он занимался вымогательством? Фальсификациями?

– Надеюсь, ты только пытаешься казаться наивным, Квилл. Эд честный, доброжелательный и возвышенный человечек…

– …который хранит смертоносное оружие возле зубной щетки.

– Ну и что, у меня тоже есть пистолет. В конце концов, я живу одна, а летом сюда нечистая приносит этих спятивших туристов.

– Кстати, о пистолетах, – вспомнил он. – Я тут ужинал в «Старой мельнице» и услышал, что Найджел застрелился, а одна из официанток слишком бурно отреагировала на это известие. Я узнал, что она студентка. Зовут Салли.

– Да, Салли Стеббинс. Она получила стипендию от семейства Фитчей, и я представляю, какая это для неё трагедия.

– А как ей удалось добиться стипендии? Она что, хорошая артистка?

– Многообещающая, – сказала Милдред. – К счастью, её отец работает в банке, а Найджел всегда относился с отеческим вниманием к своим служащим и их семьям. – Она одарила Квиллера пронзительным взглядом. Уж не собираешься ли ты воскрешать старые сплетни?

– А что, их стоит воскресить?

– Ну, я могу рассказать тебе кое-что, потому что ты всё равно будешь докапываться до сути. Так вот, ходил слушок, будто Найджел – настоящий отец Салли, но, конечно, это всё подлая клевета. Верность Найджела всегда была выше всяческих похвал. Он и Маргарет были просто чудесной парой.

Квиллер проницательно взглянул на неё, потеребив усы. Интересно, сама-то она верит в то, что говорит? И где правда? О чем вообще думают люди в этой северной глухомани, где сплетни – основной род деятельности? Он спросил её:

– А что ты думаешь по поводу этой автомобильно-железнодорожной аварии?

Милдред печально покачала головой:

– Я сожалею о потере человеческих жизней, но, может, в их гибели кроется некая трагическая справедливость, если это они убили Харли и Белл. Роджер говорит, что драгоценности так и не обнаружили. Тебе известно, что некоторые весьма дорогие вещи пропали? Полиция тщательно это замалчивает, но у Роджера друг работает в конторе шерифа.

Официантка в мини-юбке объявила, какой пирог сегодня подают земляничный. Это значило, что в нём целые ягоды и взбитые сливки. Квиллер и его гостья набросились на свои куски, и ненадолго установилось молчание. Затем Милдред справилась о сиамцах.

– С Коко всё в порядке, – сказал Квиллер, – но вот Юм-Юм мне пришлось отвезти к ветеринару. Я звонил ему и сообщил о её проблемах, а он велел мне показать Юм-Юм и принести её мочу на анализ.

– Интересно! И как ты справился с последним?

– Да уж во всяком случае не мучился с бумажной чашкой! Мне пришлось купить специальный набор – крошечную губку и несколько малюсеньких пинцетов, – а потом пять часов проторчать в кошачьих апартаментах и ждать, пока Юм-Юм согласится сотрудничать. Когда же моя миссия была выполнена, я повез её в клинику вместе с губкой в пластиковом пакете размером с крекер «Ритц». Я чувствовал себя полным идиотом!

– А как чувствовала себя Юм-Юм?

– У всех чертей ада, вместе взятых, вряд ли найдётся столько ярости, сколько проявляет самка сиамской кошки, которая ненавидит ветеринаров. Как только она увидела холодный стальной стол, она начала линять. Повсюду летала кошачья шерсть! Прямо пурга началась! Она всё вынюхивала, всюду тыкалась, терлась и наконец ударилась о термометр. Ветеринар мурлыкал какие-то успокаивающие слова, а она завывала, лезла в драку и щёлкала челюстями, как крокодил.

– Он нашёл у неё что-нибудь?

– Он сказал, что причина чисто психологическая. Она протестует против чего-то, касающегося её личной жизни или окружения, и мне кажется, дело здесь не только в новых обоях. По-моему, она меня просто ревнует к дизайнеру по интерьерам.

– Серьезно? – удивилась Милдред. – А как Коко относится к дизайнеру?

– Он её игнорирует. Он слишком занят обнюхиванием клея.

Когда они пили кофе, Милдред спросила:

– Скажи мне честно, Квилл, у Роджера в газете всё нормально?

– Отлично. У него нюх учителя истории на точные факты, и пишет он хорошо.

– Я так беспокоилась, ведь он оставил преподавательскую работу в такой ответственный момент для семьи – появился на свет маленький и Шерон не работает. Но я думаю, его поколение более отважно, чем наше.

– Говори только за себя, Милдред. Мне, к примеру, нравится принимать отважные решения.

– Так ты решил снова жениться? – спросила она с надеждой.

– Не до такой степени отважные!

После того как она пожелала ему спокойной ночи, добавив, что ей хотелось бы добраться домой до наступления темноты, Квиллер направился к бару. Он и раньше бывал там, и Гарри Пратт вспомнил его излюбленный напиток: вода «Скуунк» с долькой лимона,

– Как ты объясняешь свою политику насчет бумажных салфеток? – спросил Квиллер.

– Всё стоит денег, – сказал Гарри на удивление тонким голосом. – Банк перестал давать мне бесплатные чеки, а бензозаправка перекрыла мне бесплатный воздух. Так с чего это я должен снабжать их бесплатными салфетками?

– Восхищён твоей логикой, Гарри.

– Понимаешь, когда я выставлял салфетки на стол, они очень быстро кончались. Мои клиенты пользовались ими не по прямому назначению, а чтобы высморкать нос, протереть ветровое стекло и Бог знает ещё для чего.

– Убедил! Вот, держи пятицентовик. Я беру салфетку, – сказал Квиллер и кивнул в сторону медведя, возвышающегося у входа. – Вижу, ты нанял нового вышибалу.

– Это работа Уолли Тоддуисла. В этом деле ему нет равных.

– Завтра у меня интервью для газеты с Уолли.

– А ты упомянешь кафе «Чёрный медведь»? – поинтересовался Гарри. – Сделай нам рекламу. Скажи им, что отелю почти сто лет и там оригинальный бар. – Он энергично извлек стопку салфеток из потрепанной упаковки. – Мой старик подзапустил это местечко, но мне удалось навести тут относительный порядок. Что нелегко, знаешь ли. У нас тут бывает много лодочников, а им нравится выглядеть побитыми.

Квиллер огляделся. В зале сидели лодочники в поношенной одежде и с потрепанными лицами, фермеры в фуражках, мужчины и женщины в деловых костюмах, старики со слуховыми аппаратами. Все они ели гамбургеры, земляничный пирог и выглядели вполне счастливыми. Все, кроме одного. Неподалеку он увидел парня с волосами песочного цвета; парень пил в одиночестве, сгорбившись над своим пивом, – воплощение уныния. Квиллер отметил, что на нём дорогие, но не сочетающиеся друг с другом вещи и на пальце сверкает сапфир.

– И давно вывеску разместили на крыше? – спросил Квиллер у Гарри.

– В тысяча девятисотом году, насколько я смог проследить. Её видно с озера, и если матросы соединят шпиль церкви Брр с буквой «К» на вывеске, то это приведёт их с западной стороны прямо к проливу.

Он налил кому-то выпивку и вернулся к Квиллеру.

– Некоторые ребята в городе возражают против того» что слово «пирушка» написано такими большими буквами, но я считаю это слово дружественным. Люди сидят кружком, разговаривают, выпивают – и жизнь кажется легче. Это уходит корнями в четырнадцатый век, только тогда это произносилось как «пи-ро-уш-ка». Я специально выяснил.

Гарри не был лишен профессионального апломба. Его чёрные глаза зорко следили за обстановкой в кафе, а во время разговора он продолжал работать: наливал виски, приветствовал только что появившегося клиента, звенел своей кассой, одергивал не в меру расшумевшегося гостя, протирал стойку бара, готовил поднос с мартини для официантки, с щегольской осторожностью наполнял кувшин пивом, снова протирал стойку.

– Дело тут в том, – объяснил он Квиллеру, – что Брр – безопасная бухта для кораблей, единственная с этой стороны озера. И мне хотелось бы, чтобы любой пришедший в моё кафе почувствовал себя здесь уютно, как дома.

– Я понимаю, ты ведь сам моряк.

– У меня был катамаран. Но ходок по озеру я сделал не много. Мы ходили вместе с Харли Фитчем, но те деньки прошли. Очень жаль! Харли и Дэвид частенько сюда приходили, и мы говорили о кораблях. Дэвид, правда, больше молчал, он ведь помешан на гольфе. Ты когда-нибудь видел модели кораблей Харли?

– Нет, но много слышал о них. Отличные, надо полагать.

– Я хотел купить для кафе одну из его гоночных яхт, участвовавших в Кубке Америки, но он не захотел расстаться с ней. Видишь ли, в его жизни наконец появилось хоть что-то приятное.

– Что ты подразумеваешь под словом «приятное»?

– Во-первых, его женитьбу. В ней всё было не так. Ну и многое другое. Когда он устроился на работу в банк, я хотел взять кредит, чтобы развернуться здесь. Если я собирался сдавать в аренду комнаты, значит, мне надо было поставить лифт и всё оформить по закону. Но на это требовались деньги – и много денег. Его отец возглавлял банк, как ты знаешь, и я подумал, что мы с Харли хорошие друзья и сможем договориться.

Владелец бара отошёл, чтобы обслужить клиента. Когда он вернулся, Квиллер спросил:

– И как, договорились?

Гарри отрицательно покачал своей лохматой чёрной шевелюрой.

– Ни фига. Я так размечтался, что выдал ему всё это сплеча. Мы поссорились, и больше он сюда не приходил… Да плевал я. Дело в том, что, когда он вернулся домой, он уже был не тот.

– Вернулся домой откуда? – всем своим видом демонстрируя невинный интерес, спросил Квиллер. – Из колледжа?

– Нет, он… гм… Дэвид-то приехал сразу домой и вместе с отцом начал работать в банке, а вот Харли провёл целый год на Востоке и только потом вернулся.

Квиллер заказал ещё один стакан воды и затем лениво поинтересовался, чем занимался Харли на Востоке.

Чёрные глаза Гарри пробежались по залу.

– Семья не хотела, чтобы кто-нибудь это знал, а все вокруг строили самые дикие предположения, но Харли рассказал мне всю правду. Когда выходишь в озеро и в голубом просторе ставишь паруса, а ветерок что-то нашептывает, разговаривать становится легче. Ты словно растворяешься в этой голубизне. И как ты понимаешь, это произошло до того, как мы с ним поссорились. Я обещал ему держать язык за зубами.

Квиллер сделал глоток и лениво посмотрел на заднюю стенку бара, украшенную резным деревом девятнадцатого века и косыми зеркалами.

– Я ничего не говорил об этом до тех пор, пока полиция не явилась сюда, – продолжал Гарри. – После убийства они допрашивали каждого, кто знал Харли.

Квиллер поинтересовался:

– Ты думаешь, что загадочное отсутствие Харли как-то связано с убийством?

Гарри пожал плечами:

– Кто знает? Я же не детектив.

– Честно говоря, – сказал Квиллер в своей лучшей конфиденциальной манере, – я не убежден, что ребята из Чипмунка несут полную ответственность за это преступление, я думаю, мы должны сделать всё, что в наших силах, чтобы привлечь к ответственности настоящих преступников. В данный момент я хотел бы знать, не нажил ли себе Харли врагов в течение того года, пока его не было дома? Не ввязался ли он во что-нибудь, связанное с азартными играми или наркотиками?

– Ничего подобного, – ответил владелец бара. – То есть это моё мнение. А вообще-то, какая разница, если сам он мёртв и эти ребята тоже.

Добрые печальные глаза Квиллера встретились с проницательными чёрными глазами Гарри.

– Но я был бы просто чокнутым, – сказал Гарри, -если бы стал говорить об этом с репортёром. Я знаю что ты пишешь для газеты. Тебе удалось выкопать какое-нибудь грязное дельце из прошлого Фитчей?.

– Ничего похожего! Я убеждён в их непричастности, потому что Кэрол и Ларри Ланспики хорошие люди, и мне чертовски не хочется, чтобы их парня незаслуженно обвиняли в убийстве.

Гарри задумчиво молчал и в двадцатый раз протирал стойку. Он оглядел комнату и понизил голос:

– Ребята Харли сказали, что его вообще не было в наших краях. Дело в том, что… он отбывал срок.

– Он был в заключении?

– В тюрьме, где-то на Востоке.

– По какому обвинению?

– Преступная небрежность. Автомобильная авария. Погибла девушка.

– Это Харли тебе сказал? – спросил Квиллер.

– Тогда мы ещё дружили, и он хотел облегчить душу, я думаю. Жить с таким грузом тяжко, особенно в таком маленьком городке, как Пикакс.

– И всегда остается опасность, что кто-то чужой попадёт в этот город и всё откроется.

– Или какая-нибудь вонючка из газеты докопается до этого и выйдет неприятность.

– Я бы попросил! – запротестовал Квиллер.

– Может, мне не следовало говорить тебе об этом.

– Во-первых, я не считаю себя газетной вонючкой. Гарри, а во-вторых, моей единственной целью остаётся найти настоящего убийцу или убийц.

– И что в данной ситуации ты можешь сделать?

– Мне в голову сейчас пришла одна мысль, – сказал Квиллер. – Может, семья погибшей решила, что Харли заплатил тогда слишком маленькую цену за свою небрежность. Ясное дело, они ведь знали, что он богат. И объявили на него охоту. Око за око… а с другой стороны, кража драгоценностей не столь велика. Теперь я знаю, что драгоценности Фитчей всё же исчезли.

– Если ты решишь кому-нибудь рассказать об этом, – глухо произнёс Гарри, – на меня не рассчитывай. Я не собираюсь подставлять свою шею. Когда у человека есть лицензия на владение баром, знаешь ли, он всё равно ходит по краю пропасти.

– Не беспокойся, – сказал Квиллер. – Я не выдаю своих информаторов. А вообще-то мне кажется, что полиции уже известно о пребывании Харли в тюрьме, но я рад, что ты сказал мне об этом… Это самое лучшее, лучшее из всего, что ты совершил в своей жизни, если перефразировать моего любимого автора.

– Это из какого-то старого фильма? – спросил Гарри.

– Это сказал Рональд Колман. А написал Диккенс.

В голосе бармена появились тёплые нотки:

– Ты ходишь под парусом?

– Перед тобой одна из стопроцентных сухопутных крыс.

– В любое время, как захочешь полюбоваться озером, обращайся ко мне. Нет ничего лучше этого.

– Спасибо за приглашение. Сколько с меня? Я ухожу.

– Угощение за счёт заведения.

– Ещё раз спасибо. – Квиллер соскользнул с табурета у стойки и снова обернулся к бармену: – Тебе кто-нибудь говорил, Гарри, что ты похож на пирата?

Хозяин бара ухмыльнулся:

– Дело в том, что я потомок одного из них. Когда-нибудь слышал о пирате Пратте? Орудовал на Великих озерах в восьмидесятые годы девятнадцатого века. Его повесили.

Выходя из кафе, Квиллер махнул на прощание чёрному медведю. Прогулочным шагом, довольный информацией, которую собрал, он направился к стоянке машин, не заметив, что за ним идут. Когда он отпер дверцу машины, его испугала тень, нависшая над ним. Он быстро обернулся.

Позади него оказался светловолосый завсегдатай бара с сапфиром и меланхолическим выражением лица.

– Узнаете меня? – спросил он угрюмо.

– Пит? Вы? Вы напугали меня.

– Я хотел поговорить с вами, – сказал расклейщик обоев.

– Конечно. – Когда Пит не сделал ни малейшей попытки начать, Квиллер спросил: – В вашей машине или в моей?

– О'кей. Залезайте.

Они уселись на передних сиденьях, и Пит снова погрузился в состояние уныния.

– Что вас мучает, старина?

– Не могу выкинуть её из головы.

– Белл?

Пит кивнул.

– Чтобы пережить такое ужасное событие, потребуется время, – сказал Квиллер с выражением симпатии, которое ему всегда хорошо удавалось изобразить – Я понимаю ваше горе. Через это надо пройти, день за днем, потому что жизнь продолжается.

«Я в хорошей форме», – подумал он, и ему искренне стало жаль этого неуклюжего человека, по лицу которого теперь текли слезы.

– Я потерял её дважды, – сказал Пит. – В первый раз – когда она бросила меня… и потом, когда её нашли мертвой. Я всегда думал, что когда-нибудь она вернётся ко мне, но теперь…

– Но то, что её убили, не было виной Харли, – напомнил ему Квиллер. – Они ведь оба расстались с жизнью.

– Их было трое, – сказал Пит.

– Трое?

– Ребёнок.

– Ах да, я почти забыл, что Белл была беременна.

– Этот ребёнок был моим.

Квиллер усомнился, правильно ли он расслышал.

– Это был мой ребенок! – повторил Пит громким, гневным голосом.

– Вы хотите сказать, что спали с Белл после её замужества?

– Она сама пришла ко мне, – сказал Пит с проблеском гордости. – Она сказала, что ей плохо с ним. Она сказала, что он ничего не может.

Квиллер молчал. Запасы его приветливости и участливости оказались мизерными для такой пикантной ситуации.

– «Я сделаю все, чтобы найти убийцу», – сказал Пит, выходя из своего уныния. – Я слышал, как вы говорили это в баре. Я тоже сделаю всё, чтобы найти его!

– Тогда расскажите мне всё, что знаете. У вас есть кто-нибудь на подозрении? Честно говоря, это могло бы спасти вашу шкуру. Ведь вы попали в переделку. В какой комнате дома Харли и Белл вы работали до убийства?

– Я оклеивал детскую.

– А в тот день?

– Как раз заканчивал её.

– Когда вы ушли?

– Около пяти.

– Харли был там?

– Она сказала, что он на озере. Он часто ходил под парусом. У него была лодка, она стояла на якоре в Брр, – длиной в двадцать семь футов.

– Кто был с ним? Вы знаете?

Пит покачал головой:

– Сначала он ходил с Гарри из «Пирушки». Но потом у Гарри появилась собственная лодка, а Харли перестал посещать бар. Я видел его в таверне «Кораблекрушение» пару раз, и между прочим, с дамой.

Квиллер вспомнил карты Таро Милдред. В этом деле замешана коварная незнакомка!

– Вы знаете, кто она?

Пит пожал плечами:

– Я не очень-то присматривался к ней.

– Хорошо, Пит. Подумайте над этим. И подумайте крепко! Подумайте, как полицейский. И если придёте к чему-нибудь, что может направить расследование хоть в каком-то направлении, дайте мне знать. А теперь я отвезу вас домой.

Не доезжая до холма, Квиллер высадил расклейщика обоев у ряда стандартных домиков и подождал, пока парень не войдёт внутрь. После чего он отправился домой, желая знать, насколько эта история является правдой.

То, что Пит ненавидел Харли за то, что тот увёл у него девушку, было неоспоримым фактом. То, что Пит ненавидел Белл за то, что она бросила его, тоже вполне допустимо. Ну а то, что Харли оказался импотентом и Белл вернулась к Питу за утешением, могло оказаться дикой фантазией, возникшей в голове разочарованного любовника. В этом случае, по логике вещей, Пит становится подозреваемым. И мотив, и удобный случай налицо, а оружие в здешних местах есть у каждого. Согласно медицинскому заключению, Белл убили первой. Очевидно. Белл и Пит повздорили в спальне и в порыве страсти Пит выстрелил в неё. Затем, хладнокровно устроив в комнате беспорядок, обставя всё так, словно тут произошла драка, он собрался уходить. С дымящимся пистолетом и некоторым количеством драгоценностей в кармане своего белого комбинезона он был уже в холле, как вдруг вернулся Харли. Возможно, они обменялись парой слов насчёт погоды, прекрасно подходящей для прогулок под парусом, поговорили по поводу сложностей оклейки обоями перекошенных стен старого дома. Пит назвал причитающуюся ему сумму, и Харли подписал чек. Возможно, Харли предложил ему выпить, и они сели в кухне и стали пить пиво, а потом распрощались, и Пит, выхватив пистолет, пристрелил Харли.

В этой версии имелась трещина, понял Квиллер. По ней Харли должны были найти в костюме для парусной регаты, а в газетных отчётах значилось, что на обеих жертвах были костюмы для репетиций, К тому же было девятнадцать тридцать, когда Дэвид и Джил добрались до усадьбы и увидели, как по грязной дороге, поднимая клубы пыли, на большой скорости удаляется автомобиль.

Скорее всего, Пит невиновен. Он ушёл около пяти, прихватив свои кисти и ведерко с клейстером. Харли пришёл домой и переоделся в костюм для репетиций, пока Белл (которая по какой-то необъяснимой причине тоже была в костюме для репетиций) ставила замороженную пиццу в микроволновую печь. Тут-то и подоспел автомобиль с убийцами.

Квиллер слишком устал, чтобы рисовать перед мысленным взором картину того, как они сначала убили Белл наверху, а затем Харли внизу. Более того, вполне вероятно, что информация Роджера о медицинском освидетельствовании, произведенном в Пикаксе, не соответствовала действительности. Медленно и задумчиво Квиллер поднялся в свою квартиру. На верхнем пролете его уже ждали сиамцы, сидя бок о бок в одинаковых позах, стройные и царственные. Их хвосты обвивались вокруг лап – на этот раз против часовой стрелки. Интересно, подумал он, имеет ли это для них какое-нибудь значение?

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Место действия: мастерская по набивке чучел Тоддуисла

в Северном Кеннебеке.

время действия: утро следующего дня.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Миссис Тоддуисл.

Договариваясь о встрече с Уолли Тоддуислом, Квиллер спросил, в каком направлении он должен ехать, чтобы добраться до мастерской.

– Знаете, как доехать до Северного Кеннебека? – спросил Уолли. – Ну, значит, а мы с восточной стороны от Меин-стрит… Я хочу сказать, с западной. Знаете ресторан «Типси»? Проезжаете его и попадаете на Таппер-роуд. Думаю, там есть дорожный знак, но точно не уверен. Если вы оказались у школы, значит, проехали слишком далеко и вам надо развернуться и ехать назад и на Таппер-роуд свернуть направо… или налево, если вы едете из Пикакса. Вы спокойно едете по Таппер-роуд. Это кратчайший путь, если, конечно, вы не свернете на проселочную дорогу, на первую проселочную дорогу, – но там где-то тупик. Там будет ещё одна проселочная дорога…

Тут вмешался женский голос – гортанный, выдающий огромную энергию хозяйки:

– Я мать Уолли. Если бы Уолли делал чучела сов так же, как он объясняет дорогу, то перья у них были бы внутри. Есть карандаш? Пишите: через два квартала от «Типси» вы повернете налево к мотелю и проедете девять десятых мили. Снова повернете налево возле оружейного клуба, и по правую сторону третий дом – наш. У входа вывеска. Выезжайте на боковую дорожку. Мастерская находится с обратной стороны.

Пока Квиллер ехал в Северный Кеннебек, миссис Тоддуисл рисовалась ему крупной женщиной с плечами футболиста и в армейских ботинках. Сам же Уолли, с ввалившимися глазами, выглядел изможденным, но он был отличным парнем – и талантливым.

Квиллер позволил себе провести час за ланчем в «Типси» и даже успел остановиться у оружейного клуба. Основная часть магазина, открытая для посетителей, была оснащена винтовками, дробовиками, пистолетами, патронами, прицелами и маскировочными костюмами. Там и сям глаз натыкался на фазанов, уток и других подсадных птиц.

– Чем могу служить, сэр? – спросил проворный хозяин.

– Я проезжал мимо и заглянул просто из интереса, – сказал Квиллер. – Птицы – работа Уолли Тоддуисла?

– Да, сэр, конечно!

– Вывеска на окне гласит, что вы обучаете обращению со стрелковым оружием.

– Конечно! Мы ничего не продаем никому, пока не обучим клиента пользоваться оружием. Мы организовали занятия для детей и взрослых, включая женщин. Безопасность – вот на что мы делаем акцент, и ещё на бережное отношение к оружию.

– Хорошо идёт торговля? Пистолетами, например?

– Да, сэр! Многие охотники здесь ими пользуются.

– Вы не находите, что люди покупают их для самозащиты?

– Наши клиенты – спортсмены, сэр!

Квиллер поинтересовался ценами на пистолеты и продолжил свой путь к мастерской чучельника. Это был опрятный белый фермерский дом с кружевными занавесками на окнах, традиционным кустом сирени у входной двери и с обновленным амбаром в глубине. Он-то и был мастерской.

Миссис Тоддуисл встретила Квиллера, а сам Уолли стоял в двух шагах позади неё. Она оказалась совсем не такой, какой он её себе представлял: небольшого роста, толстенькая и чуть-чуть навязчиво радушная.

– Вы нашли нас без особых неприятностей, дорогой? – спросила она. – Как насчёт чашечки кофе?

– Спасибо, попозже, – ответил он, – сначала мне хотелось бы поговорить с Уолли насчёт его работы. Я видел чучело медведя в отеле «Пирушка» вчера вечером.

– Медведя на задних лапах, дорогой, – мягко поправила его женщина. – Мы больше не набиваем животных, только птиц и мелких млекопитающих. Уолли покупает или делает формы маленьких животных и натягивает на них кожу, как одежду. Так получается аккуратнее, и они не выглядят такими заплатанными и грубыми… правда, Уолли? Раньше, когда чучела набивались мягкой древесной стружкой, в них залезали мыши и устраивали там свои гнезда. Мой муж тоже делал такие чучела.

– Я понял разницу, – сказал Квиллер. – Так или иначе, медведь выглядит отменно! Они подсветили его прожекторами.

– Держать чучело медведя под прожектором или возле источника тепла очень плохо, – сказала миссис Тоддуисл, – это сушит… правда, Уолли? А все эти курильщики, которые сидят в баре, просто разрушают шкуру. А ведь это прекрасная работа. И стыдно портить её! Уолли и половины цены не получил за медведя.

Они сидели в передней, где были выставлены некоторые образцы: рысь, карабкающаяся по сухому дереву, летящий фазан, воющий койот, задравший голову. Квиллер адресовал свой вопрос непосредственно молчаливому чучельнику:

– Как долго вы занимаетесь этим делом?

Его мать была безжалостна:

– Да он, наверное, и не помнит… а, Уолли? Ему было всего несколько лет от роду, когда он начал помогать папе скоблить кожу. Уолли всегда любил животных, он не хотел охотиться на них, – только сохранять их и придавать им естественный вид. Я помогаю ему соскребать мясо со шкур, убираю репейники и соломинки с шерсти и всё такое.

– Могу я попросить вас о любезности, миссис Тоддуисл? – приветливо, но непреклонно начал Квиллер. – У меня возникла проблема. Мне никогда не удавалось брать интервью у двух человек одновременно, хотя я работаю репортером вот уже двадцать пять лет. Не повезло мне с головой. Не согласитесь ли вы, чтобы я сначала взял интервью у вашего сына? После чего я с удовольствием сел бы рядом с вами и выслушал вашу историю – и как раз выпил бы кофе.

– Конечно, дорогой, я понимаю. Я возвращаюсь в дом. Только звякните мне по телефону, когда закончите. – Она поспешно выкатилась из мастерской.

После ухода миссис Тоддуисл Уолли сказал:

– Я давно не говорил с Фрак. Что театральный клуб собирается делать с летним шоу?

– Никакого летнего шоу не будет, однако планируется серьёзная постановка в сентябре, репетиции намечены на август. Без всякого сомнения, вас пригласят заняться обивкой стульев, хотя я и не знаю, кто их проектировал. Джилл увозит Дэвида в Южную Америку на несколько недель. Он всё никак не может прийти в себя, и она считает, что это пойдёт ему на пользу.

– Мне тоже нелегко свыкнуться с этим, – сказал Уолли. – После того как я узнал об убийстве, я долго не мог работать: ужасно нервничал. И я рад, что всё наконец закончилось.

– Я в этом не уверен. На свет могут выплыть новые подробности.

– То же самое говорит и моя мама. Она когда-то работала на эту семью, когда мистер и миссис Фитч жили в доме дедушки Фитча.

– Правда? – удивился Квиллер, потерев усы.

– После смерти отца она работала там кухаркой. Вот почему убийство так сильно меня потрясло, а потом ещё удар у миссис Фитч и самоубийство мистера Фитча! Просто кошмар!

Слушая эта откровения, Квиллер прилагал все усилия, чтобы не отвлекаться от предмета интервью. Уолли провёл гостя в помещение, напоминающее скотный двор. Это была сбивающая с толку смесь зоопарка, мастерской скорняка, ветеринарной лечебницы, мясной лавки, катакомб и театральных кулис, тут стояли морозильные камеры, масляные барабаны, швейная машинка, скелет какой-то птицы на длинных ногах, а по стенам висели обесцвеченные шкурки животных. Потрёпанный белый волк, ещё без глаз и носа, валялся на боку с перевязанными передними лапами. Шкура бурого медведя, раскинутая на полу, служила ковром. Лиса, скунс, сова и павлин находились на разных стадиях одетости или раздетости.

Некоторые из животных были вполне живыми: собаки виляли хвостами, птички порхали в клетке, на шесте сидел попугай магао и угрожающе гремел цепью. На подушке, свернувшись калачиком, спала рыжая кошка.

Уолли с энтузиазмом принялся показывать и комментировать: вот коробочка с искусственными глазами, где есть одиннадцать образцов глаз для сов и двадцать три для уток. Вот пластиковые зубы, языки и пасти. Настоящие зубы, объяснил Уолли, могут потрескаться и обломаться… Вот формы для ушей оленя. Он показал, как выворачивает их внутрь, подклеивает подкладку и прилепляет их… Естественно, там имелись и торсы животных, сделанные из жёлтой пластиковой пены.

– Это манекены, – сказал Уолли. – Они хороши, потому что я могу делать всё что угодно с этой пеной, и это облегчает примерку шкуры, потом я промазываю манекен специальным клеем, натягиваю шкуру, разглаживаю её и пригоняю точно.

– Тебе, однако, приходится много работать с клеем, – заметил Квиллер.

– Да, и самых разных видов – клей, паста для кожи, эпоксидная смола для того, чтобы, например, вставлять прутья в кости ног. Я исправил испорченное глазное веко, приклеив к нему кусочек шнура и покрасив его. И получилось так, что никто никогда не придрался бы.

По части восстановления внешнего облика животных этот молодой человек был настоящим мастером. Он оживлял их, возвращал им их природную красоту, но Квиллеру не терпелось снова встретиться с его матерью. Телефонный звонок заставил её выбежать из дому с кофе и свежеприготовленными пончиками.

Вопрос о семье Фитчей он затронул с максимальной деликатностью.

– Я семь лет готовила у них, – сказала с гордостью миссис Тоддуисл. – Стала почти членом семьи.

– Я слышал, что это не дом, а настоящий музей.

В знак несогласия она закатила глаза.

– Дедушка Фитч был коллекционером. По всему дому у них тонны мебели, и всё это надо было пылесосить и протирать. А с книг пыль стирал специально нанятый человек.

– И почему же вы оставили работу?

– Ну что же! – сказала она, делая ударение на этих словах, тем самым предвещая значительную историю. – Мистер и миссис переехали в старинный двойной дом и хотели, чтобы я осталась готовить для Харли и его молодой жены, но я отказалась! Белл недавно сама вытирала пыль, и я не собиралась получать от неё распоряжения! Всё, что ей нравилось, так это пицца! Знаете, у неё были близко посаженные глаза. Некоторые мужчины находят, что это очень сексуально, но вот что я вам скажу: нельзя доверять человеку, у которого глаза так близко расположены друг к другу. Харли только для того и женился на ней, чтобы разозлить своих родителей. Он знал, это поставит их в затруднительное положение.

– Мама, ты думаешь, что стоит обсуждать это? – заметил Уолли.

– А почему бы и нет? Все они умерли. И в любом случае всем это известно.

Квиллер поспешно вмешался:

– А почему Харли враждовал со своей семьей?

– Харли долгое время отсутствовал, и когда он вернулся, то обнаружил, что Дэвид женился на его девушке! Когда братья учились в колледже, Харли всегда был с Джилл, а Дэвид с Фран, – футбольные матчи, прогулки, хождение под парусом и всё такое. И когда Джилл вышла за Дэвида, всех это шокировало.

– А что думали мистер и миссис Фитч по этому поводу?

– О! Они закатили роскошную свадьбу. Родители Джилл не могли позволить себе такую трату, хотя и у них водились деньжата. Джилл – из хорошей семьи.

– А как отреагировала Фран на смену положения?

– Не знаю. После этого она больше не показывалась на глаза. Она очень хорошая девушка, у неё масса достоинств, но мне кажется, что миссис считала её недостаточно хорошей партией для Дэвида.

Квиллер пригладил усы.

– А я-то думал, в наше время родители больше не диктуют детям, как им жить. Это же архаика.

– Деньги, мой дорогой, – сказала миссис Тоддуисл, потерев ладошку о ладошку. – Мистер и миссис Фитч воспитывали мальчиков, готовя их к блестящей жизни яхты, машины и всё такое, – и денег им давали достаточно, так что они имели почву под ногами и соответствующее положение. – Одна из собак подбежала к хозяйке и уселась неподалеку, ожидая подачки. – Да, они оставили Харли большую лодку но записана она была не на него. Вычурный дом, в котором живут Дэвид и Джилл, им не принадлежит и всё его содержимое тоже.

– Уолли говорит, что вы никогда не верили в чипмункскую теорию убийства.

– Да уж конечно! Полиции следовало бы потолковать с прежним дружком Белл. Он прямо с ума сошёл, когда она его бросила.

– Вы имеете в виду расклейщика обоев?

Она кивнула:

– Вообще-то он спокойный парень, но в тихом омуте… Ещё пончик, мой дорогой?

Съев третий пончик, Квиллер поблагодарил за угощение и интервью и ушел, сказав на прощание:

– У вас очень красивая кошка. У меня дома живут два сиамца.

– А, это вы о рыжей? – сказала миссис Тоддуисл. – Её сбила машина на шоссе, а Уолли нашел её и принёс домой. Он не хотел, чтобы такое прекрасное животное пропало… правда, Уолли?

Во второй половине дня Квиллер сидел за столом в кабинете и старался разобраться в том, что услышал об искусстве набивания чучел. Что-то говорилось о просаливании свежих шкур, об удалении влаги с меха и разглаживании слипшихся ворсинок, об устранении запаха скунса при помощи томатного сока или зёрен кофе, о замораживании шкур перед их скоблением и растяжкой. Тем не менее его мысли всё время возвращались к сплетням, рассказанным миссис Тоддуисл. Это осветило некоторые подробности из жизни Фитчей и объяснило причину неудачного романа Франчески, но дальше этого неофициальное расследование Квиллера не зашло. Со всех сторон до него доходили истории, не стыкующиеся между собой, и он не мог определить, где рассказчики лгут, а где выдумывают или предполагают, где просто что-то недоговаривают. Коко, его молчаливый партнер по многим предыдущим приключениям, казалось, не мог оказать действенной помощи в поисках истины. Юм-Юм, почувствовав его растерянность, уселась на столе, ссутулилась и уставилась на него взволнованным взглядом. Коко болтался по квартире, в настоящее время, вероятно, он устроился на книжных полках в гостиной.

Квиллер сказал кошке:

– Этот кот только и может, что обнюхивать книжные переплеты и вертеться под ногами, пока ему не подсунут облизать край конверта. Думаю, твоего друга Коко завербовали! И это влияет на его чувства.

– Йяу! – раздался громкий возглас из гостиной, и Квиллер пошёл посмотреть, чем он вызван. Коко сидел на спинке дивана у перекошенной картины с канонерской лодкой.

Квиллер потеребил усы, и тут его внезапно осенило, Ему надо наведаться в ветхий антикварный магазинчик, в котором ненастоящий капитан дальнего плавания продал ему фальшивый оригинал картины.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Место действия: «Кают-компания» – антикварная лавка в Мусвилле.

Время действия: субботний вечер.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Капитан Флогг.

В субботу утром Квиллер снял картину с канонеркой со стены и отправился в Мусвилл, в антикварную лавку, сообразно информации, полученной от Коко.

Накануне вечером он позвонил миссис Кобб в музей.

– Что вам известно о «Кают-компании»? – спросил он. – Что вы знаете о капитане Флогге?

– Ой, дорогой, надеюсь, вы ничего не покупали у этого старого гуся? – спросила она.

Квиллер пробормотал что-то насчёт желания написать колонку об антикварной лавке.

– Вы знаете, в какое время лавка открыта? В телефонной книге она не значится.

– Она открыта тогда, когда он считает это уместным. Возможно, субботний вечер наиболее подходит для визита.

– Увидимся в воскресенье, – сказал он. – Пара моих друзей ждёт не дождётся вашего жаркого в горшочках.

По пути к берегу озера он вспоминал, как покупал картину с канонеркой у мошенника – капитана Флогга. Гостиная Квиллера нуждалась в картине крупных размеров, которую следовало повесить над диваном, и «Канонерка» два на три фута оказалась лучшим, но что он мог потратить деньги. Изначальная цена капитана была двадцать пять долларов, но Квиллеру удалось сторговаться за пять, причём вместе с рамкой.

Лавка находилась в старом здании, которое было вполне готово к тому, чтобы вот-вот обрушиться. И пожарное ведомство, и департамент здравоохранения требовали его сноса, но фанатики-краеведы объявили дом исторической ценностью, и торговая палата признала его полезным для привлечения туристов. В конце концов, «худшая антикварная лавка штата» была явлением выдающимся. Коллекционеры проделывали многомильные пути, чтобы посетить лавку с подделками, в которой заправлял маленький мошенник-капитан. Только в этом крае люди могли гордиться учреждением, знаменитым своей дурной славой.

Квиллер приехал туда в субботу около полудня, надеясь, что ему повезёт и он переговорит с капитаном Флогтом прежде, чем налетят клиенты, но было уже полвторого, когда капитан подошёл к своим владениям неровной походкой и трясущейся рукой отпер дверь.

Внутри воняло плесенью, выдохшимся табаком и виски. Электрическая лампочка, висевшая на проводе, освещала коллекцию пыльных, разбитых, тусклых, покрытых ржавчиной и грязью экспонатов морского происхождения. Капитан Флогг – со старой трубкой в зубах, давно не бритой бородой и потрёпанной морской фуражкой – гармонично вписывался в общую картину.

Квиллер показал ему свою «Канонерку»:

– Вы это помните?

– Не-а. Я никогда этого не видел.

– Прошлым летом вы продали это мне.

– Не-а. Ничего похожего здесь не продавалось. – Политика капитана была традиционной: сделка совершилась, деньги назад не возвращаются; это позволило ему не признавать товары, которые он когда-либо продавал.

– Вы продали мне это за пять долларов, а я только что выяснил, что картина стоит сотни, – сказал Квиллер. – Я подумал, вам будет интересно узнать об этом. – Квиллер наслаждался, когда платил обманом за обман.

Капитан извлёк воняющую трубку изо рта.

– Дайте-ка мне посмотреть… Я дам за неё десять.

– Мне не хотелось бы расставаться с этой вещью. Это одна из двух очень редких картин, если верить историкам. Другая находится в коллекции Сайруса Фитча. Это имя вам о чем-нибудь говорит?

– Никогда о нём не слыхал.

– Это в Вест-Миддл-Хаммоке. Неделю назад там произошло убийство. Убили молодого матроса по имени Харли Фитч.

– Никогда о нём не слыхал.

– Его лодка называлась «Ведьма Фитч».

– Никогда о ней не слыхал.

– Он бывал здесь и часто появлялся в таверне «Кораблекрушение».

– Никогда там не бывал.

– А ещё он строил модели кораблей.

– Никогда о них не слыхал.

– Вы знаете матроса по имени Гарри Пратт из Брр?

– Не-а.

– Если вдруг представится возможность купить модели кораблей, вас это заинтересует?

– А сколько он хочет?

– Не знаю. Он умер. Но может быть, правительство округа захочет их продать.

– Я дал бы им по десять баксов за штуку.

– Это твёрдое решение?

– Либо соглашайтесь, либо чёрт с ним. – Капитан налил янтарной жидкости из фляжки в кружку и выпил залпом.

Квиллер отбыл прочь со своей картиной, ворча на Коко за то, что тот дал ему неверную информацию. Ему никогда прежде не доводилось неверно истолковывать маневры кота.

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Место действия: Гудвинтеровский исторический музей.

Время действия: воскресенье, вечер.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Айрис Кобб, бессменный менеджер музея.

Квиллер притащил в апартаменты кошек корзину для пикников – из ивовых прутьев с крышкой.

– В поход, в Гудвинтеровский музей! – объявил он.

Сиамцы, которые сонно грелись на солнышке на подоконнике, подняли головы – Коко в предвкушении, Юм-Юм с пониманием. Пока кот энергично залезал в корзину, кошечка, подозревая, что за этим кроется очередной визит в клинику, носилась по комнате так, что за ней невозможно было уследить. Квиллер перехватил её в полете, кинул в корзину и закрыл крышку.

Коко по-мужски бранил её, а она отвечала ему яростным шипением, приличествующим женщине, пока Квиллер нёс корзину по лестнице к машине. Отнёс он туда и кошачьи туалеты. Теперь они имели одинаковые овальные глиняные миски, которые удачно поместились на полу у заднего сиденья.

До музея в Норд-Миддл-Хаммоке было полчаса езды по шоссе «Скатертью дорога», затем через Старый дощатый мост, а потом мимо Дерева Повешенных, на котором однажды повесили дюжего мужчину. Дальше находились процветающие фермы и ухоженные поля. В конце аллеи, обозначенной линией клёнов, находились разрозненные постройки фермы, рядом с которыми росли кедры, с возрастом ставшие серебристо-серыми. Квиллер и раньше посещал эту усадьбу, ещё когда тут жила известная в обществе миссис Гудвинтер. Теперь, став собственностью Исторического общества, усадьба была отреставрирована, ей придали тот вид, который она имела сто лет назад.

Он подъехал к левому крылу основного дома и выгрузил миски.

– Куда я могу это поставить? – спросил он без церемоний свою бывшую экономку, которая приветствовала его возле входа.

– О, да у вас теперь две литровые сковородки! – сказала она с удивлением.

– Новая экипировка – по требованию нашей сиамской принцессы.

– Поставьте их в ванную комнату, – подсказала она. – Я отнесу туда миски с водой и посуду для их ужина. Они всегда любили моё жаркое.

– А кто его не любит? – сказал Квиллер через плечо, возвращаясь к машине за кошачьей корзиной.

Когда он поднял крышку, две шеи вытянулись наружу и две головы завертелись, словно на шарнирах, чтобы изучить обстановку. Когда кошки осторожно выбрались на свободу, они незамедлительно отправились на завоевание владений бессменного менеджера.

Уладив эти очень важные проблемы, Квиллер счёл возможным перейти к любезностям.

– Вы прекрасно выглядите, – заявил он хозяйке. – Вам очень подходят ваши новые обязанности.

Её доброе лицо, оттененное гофрированной розовой блузкой, светилось от радости.

– О, спасибо вам, мистер K.! – сказала она, глядя на него через толстые линзы очков в розовой оправе.

– Как ваши глаза, миссис Кобб?

– Не хуже, слава Богу.

Это была пухленькая симпатичная дама, с открытым радушным сердцем, склонная к сентиментальности, но умевшая мужественно взглянуть в лицо трагедиям, оставившим отпечаток на её жизни.

– Как вы чувствуете себя, живя в одиночестве? У вас хорошая система безопасности?

– О да, я чувствую себя в полной безопасности. Наша единственная проблема – это мыши, мистер К. Наш дом тщательно осмотрели плотник, каменщик, водопроводчик и электрик, и никто из них не понимает, каким образом здесь завелись мыши. Мы установили ультразвуковую систему, но она их не отпугивает. Я поставила мышеловки с арахисовым маслом и поймала три штуки.

– Надеюсь, мыши не причинили ущерба музею.

– Нет, но это всё равно нас беспокоит… Не хотите ли осмотреть квартиру, пока я помою посуду?

Основную часть её жилых покоев составляла деревенская кухня, в которой дубовый круглый стол и стулья с прессованными спинками уже были готовы, чтобы принять гостей за обедом. (Обед на троих, отметил Квиллер. Хотя хозяйка ни словом не обмолвилась о том, что приглашён ещё один гость.) Кроме этого в квартире имелась маленькая спальня с огромной кроватью – она понравилась бы самому Линкольну. Имелась также гостиная, где стулья с подголовниками стояли напротив камина; где возле окна, залитого солнечным светом, обосновалось кресло-качалка, а у стены расположился большой пенсильванский платяной шкаф Джерман, который в прежние времена стоял в особняке Клингеншоенов. Коко вскоре обнаружил солнечное окно. Он даже узнал шкаф. Юм-Юм же осталась на кухне, где жаркое уже издавало умопомрачительный аромат.

– Я пригласила Полли Дункан, потому что она помогала мне по работе, – сказала миссис Кобб, – но оказалось, она уже приглашена в другое место. Так что я позвонила Хикси Райс. Вы же знаете, она давала нам ценные советы по поводу рекламы. Днём она каталась на лодке и придёт попозже.

– Хикси всегда составляла хорошую компанию, – сказал Квиллер, невольно подумав, действительно ли Полли приглашена в другое место или же она просто избегает его.

– Когда вы увидите основную часть дома, вы не узнаете её, – сказала миссис Кобб, шинкуя латук для салата. – Вы помните все эти декоративные обои? Когда мы ободрали их, обнаружилось, что стены покрыты узорами. Так вот, мы предприняли кое-какие изыскания, касающиеся этих узоров, а обойщик восстановил их для нас. Он оказался очень приятным в общении. Очень славный молодой человек, но страшно унылый, потому что его девушка вышла за другого парня, побогаче. Я сказала ему, чтобы он забыл о своей прежней страсти и нашёл ту, которая оценила бы его. Ему почти тридцать лет, и он ещё вполне может жениться… А теперь приготовьтесь к сюрпризу!

Она повела его в ту часть дома, которая была построена в середине девятнадцатого века, теперь же, после реставрации, представляла собой аскетичное жилище первопроходцев. Утварь – подвесная кровать, стол на козлах и хлебница – попала сюда с чердаков окрестных жителей.

– Мы хотим, чтобы всё выглядело так, словно наши прапрапрадеды всё ещё живут здесь, – сказала она. – Вы сможете представить, как они варят себе еду в очаге, читают при свечах вечерние молитвы, а по субботам принимают ванну в кухне.

Покатые полы, широкие плинтусы, окна шесть на шесть с подлинными бугристыми стеклами. Миссис Кобб вела экскурсию профессионально, а Квиллер и Коко плелись следом; последний обнюхивал незаметные пятнышки на потёртых коврах и чесал спину о ножки стульев и столов. Юм-Юм предпочла остаться на кухне, охраняя жаркое.

– А теперь мы переходим в восточное крыло, пристроенное в девяностые годы прошлого века. Эти комнаты предназначены для показа коллекций. Вот комната Галифакса Гудвинтера с коллекцией осветительных приборов, начиная с первой пустячной лампы и заканчивая элегантным Тиффани с абажуром в виде глицинии – очень дорогая вещь.

При последнем замечании Квиллер внимательно посмотрел на Коко, но драгоценное стекло кота не привлекло. Он лишь потёрся мордочкой об угол витрины.

– Комната Мэри Тейт Мак-Грегор занята тканями. Старый мистер Мак-Грегор отдал нам кильты своей жены, коврики, связанные крючком, жаккардовые одеяла и прочее – всё, что хранилось в её семье.

Коко неуклонно продвигался вперёд по вязаному коврику.

В комнате Хасселрича были представлены документы, связанные с историей округа, изучить которые Квиллер изъявил желание когда-нибудь в будущем. Тут были дарственные на землю, старые свидетельства о рождении и смерти, газеты девятнадцатого века, отчёты о судебных процессах, гроссбухи со складов старых генералов, где значились керосин по пять центов за галлон и три ярда коленкора за пятнадцать центов.

– А показ следующей комнаты просто разбивает моё сердце, если принять во внимание случившееся, – сказала миссис Кобб. – Найджел был президентом Исторического общества, но он ушёл из жизни так внезапно, что не увидел экспозицию, посвященную его семейству. Этот стол с откидной крышкой принадлежал Сайрусу Фитчу, и в одном из ящиков мы нашли список клиентов, которым он тайно поставлял спиртное. Только представьте себе! Он занимался контрабандной торговлей ромом в течение всего времени действия сухого закона! А теперь они все умерли, кроме Гомера Тиббита.

– Гранёный стакан, – сказала она, – это дар Маргарет Фитч. – Чаша для пунша и другие предметы посуды сверкали под искусно расположенными осветительными устройствами, но этого было недостаточно, чтобы полностью завладеть вниманием Квиллера. Он уже начал испытывать голод. – Найджел пожертвовал своей коллекцией шахтерского оборудования: каски, молотки, шахтерские фуражки, лампы и так далее, а Дэвид подарил зарисовки стволов и внешнего вида старых шахт, выполненные карандашом и тушью.

Квиллер попытался усмирить свой громыхающий желудок и тут же понял, что на самом деле тихое урчание исходит из груди Коко. Кот обнаружил три полочки с тремя моделями кораблей. Он стоял на задних лапках и хватал воздух, мотая головой из стороны в сторону. Он был в точности похож на одного из котов в гербе Макинтошей.

– Ой, вы посмотрите на него! – вскричала миссис Кобб. – Ну разве не трогательно? Эти модели были сделаны Харли Фитчем! Трехмачтовая шхуна – точная копия той, которая затонула у Пурпурного мыса около тысяча восемьсот восьмидесятого года.

– Думаю, что Коко нюхает клей, – сказал Квиллер. – Он любитель клея. Лучше будет удалить его отсюда, пока он не решил пойти на абордаж.

Во двор въехала машина, и Квиллер подхватил Коко, пока миссис Кобб встречала Хикси Райс.

Загорелая, с обветренным лицом, в шортах и туфлях на плоской подошве, Хикси ворвалась в дом после прогулки под парусом.

– Надеюсь, вас не шокирует мой внешний вид? Мы катались по озеру с одним из моих клиентов. У него катамаран. Я и не думала, что прогулки под парусом могут быть просто божественными!

– Тебе следовало бы накинуть на себя что-нибудь, чтобы не обгореть, – высказалась миссис Кобб, наливая Хикси кампари.

– Хотел бы я знать, с чего это кафе «Чёрный медведь» развернуло такую широкую рекламу во «Всячине», – сказал Квиллер. – Мне довелось потолковать с владельцем. Надеюсь, вы знаете, что он потомок пирата.

– Мне наплевать, даже если он потомок динозавра! У него прекрасная лодка. В следующее воскресенье мы вновь идём под парусом.

– Он частенько ходил по озеру с Харли Фитчем. Он упоминал «Ведьму Фитч»?

– Нет, в основном он рассказывал о себе… и ещё о том, как голубые небеса и шепоток бриза трогают мужскую душу.

Жаркое получилось сочным, картофельное пюре – превосходным, домашний хлеб – воздушным, а ореховый торт был сродни амброзии. Таковы были отзывы гостей, и миссис Кобб благосклонно приняла комплименты.

Хикси подвела итог:

– Забудь о музее и открывай ресторан. Половина заведений, дающих рекламу в нашей газете, просто отвратительны! Основные ставки делаются на рестораны с народной кухней. Например, отличная закусочная при кафе «Северный», где подают лучший грибной суп и тушёные почки по-польски, это лучшее, что я когда-либо пробовала. «Северный»! Годится?

– А как насчёт итальянской кухни? – спросил Квиллер.

– Тут неподалеку имеется замечательное местечко, настоящая закусочная типа «мама и папа». Он готовит, она подаёт на стол. Когда я впервые пришла туда, за рекламой, мне приспичило и я пошла в уборную и защелкнулась в ней. Барабаня в дверь, я услышала, как миссис Лингвини крикнула: «Папа, леди защелкнуло в туалете! Неси зубочистку!» Наконец раздался щелчок в замке и мистер Лингвини открыл дверь. Он выглядел рассерженным. Он сказал: «Вы неправильно закрылись. Я сейчас вам покажу, как надо». Он вошёл в уборную и запер дверь. Ну конечно, механизм не сработал, и я оказалась запертой в женском туалете на пару с мистером Лингвини!

– И как же вы выбрались? – спросила миссис Кобб, всёрьез заинтересованная.

– Он принялся барабанить в дверь и орать: «Мама, неси зубочистку!» Ой, если бы вы знали, какие забавные истории случаются в походах за рекламой.

– Хикси, вам следовало бы написать справочник по ресторанам и уборным округа, – посоветовал Квиллер.

– Уже размышляла над этим! Единственное, что мне требуется, это остроумный заголовок, который подошёл бы для печати.

После кофе она извинилась, сказав, что хочет добраться домой до наступления темноты, хотя Квиллер подозревал, что она направляется обратно в кафе «Чёрный медведь». Он проводил её до машины.

– Раз уж вы питаете такую склонность к конструктивной журналистике, – сказал он, – то почему бы вам не спросить у вашего партнера по водным прогулкам, не он ли убил Харли и Белл из-за проблем с финансированием отеля? Голубое небо, парус, шепоток бриза и вы – всё вместе это сможет развязать ему язык.

– Вы хотите, чтобы я обвинила его в убийстве, находясь на середине озера, в пяти милях от берега, после чего мне придётся плюхнуться в воду? Нет уж, спасибо! – Она завела мотор и отправилась восвояси.

Квиллер фыркнул. Хикси всегда встречалась с мужчинами сомнительной репутации. Он вернулся в дом, где миссис Кобб чиркала спичками, разжигая камин в гостиной.

– Вторую чашечку мы выпьем здесь, – сказала она, – и поговорим. Эта Хикси ловкая девчонка, вы не находите? И выглядит она превосходно. Хотела бы я знать, отчего она не замужем.

Они сели на стулья с подголовниками. Коко, объевшийся жарким, улегся спать на каминном коврике. Юм-Юм предпочла кухню.

– Чудесные маленькие зверьки, – сказала Айрис, – я скучаю по ним.

– А они скучают по вашей готовке… И я тоже. – Он добавил это, вложив в свои слова больше чувств, нежели выказывал обычно перед своей бывшей экономкой.

Она издала глубокий вздох, который знаменовал собой все несчастья, случившиеся с ними в особняке Клингеншоенов. В своей гофрированной розовой блузке она выглядела симпатичнее обычного, да ещё танцующие язычки пламени отбрасывали яркие блики на её лицо. Он вспомнил о розовом шарфе и отправился к машине за подарочной коробкой от Ланспиков, перевязанной розовой ленточкой.

– Ой, настоящий шёлк! – воскликнула она. – И мой любимый цвет. Вы не забыли!

Её увлажнившиеся от слез глаза были увеличены толстыми линзами, и Квиллер испытал что-то вроде сочувствия к ней. Она любила мужскую компанию, и тем не менее все три её брака закончились печально. Хотя она и говорила, что счастлива, он видел: она страдала от одиночества. Иногда он задумывался о самом себе. Вот уже двенадцать лет, как он ведёт холостую жизнь, убеждая себя, что это лучший образ жизни. Пока миссис Кобб была его домоправительницей, он имел уютный дом и великолепную еду. Теперь ему приходилось питаться в ресторанах и заниматься постоянными поисками того, кто мог бы составить ему компанию. Его лучший друг, Арчи Райкер, скоро женится и по вечерам будет оставаться дома. Большинство женщин, которых он знал, были, с его точки зрения, или слишком агрессивны, или слишком развязны. Полли оказалась исключением, но они с ней уже разыграли последнюю сцену, и он точно знал, когда следует опустить занавес

Он молчал, убаюканный вкусной едой, приятной обстановкой и спокойной домашней атмосферой, царящей в этот момент. Миссис Кобб, казалось, разделяла его настроение, её глаза счастливо сияли. Только потрескивание поленьев в камине да громкое сопение Коко нарушали тишину. Квиллеру захотелось сказать что-нибудь тёплое, но впервые у него не нашлось слов. Она была обязательным человеком и приятным компаньоном. Ему удалось лишь выдавить: «Айрис!» – а она только ответила: «О Квилл!» – и слезы потекли из-под розовой оправы её толстых очков.

Внезапно из смежного помещения раздались шорох, грохот, царапанье и топот. Мужчина и женщина побежали в кухню. Юм-Юм лежала на боку у газовой плиты, запустив под неё свои знаменитые лапки, и яростно стучала хвостом по полу.

– Она поймала мышь! – заявил Квиллер и протянул к Юм-Юм руку, ответом ему было урчание.

– Оставьте её в покое, – сказала миссис Кобб. – Она думает, что вы хотите отобрать у неё добычу.

– Вот откуда в доме появляются мыши – они пролезают там, где проложены газовые трубы, – сказал он. – Неудивительно, что она весь вечер просидела на кухне. Она их слышала.

– Ну до чего же умная киска!

– Она умнее вашего водопроводчика, миссис Кобб.

Хвост Юм-Юм постепенно затих, она изящно изогнулась на полу, вытягивая свои длинные передние лапки, в которых находился приз, стиснутый острыми когтями. Тут в кухню явился Коко и мяукнул.

Миссис Кобб понимающе посмотрела на него:

– Как всякий мужчина!

Её комментарий удивил Квиллера. Он не соответствовал характеру послушной, почитающей мужской пол вдовы, которую он давно знал.

– Пора отправляться домой, – сказал он, открывая корзину для пикников. – Обед был чудесным, миссис Кобб, а музей достоин самых высоких похвал. Если я смогу что-нибудь для вас сделать, дайте мне знать.

Корзину установили на заднем сиденье, а на полу разместили две овальные миски, Квиллер посигналил на прощание хозяйке дома, стоявшей в дверях, и направил автомобиль к Пикаксу. Он был благодарен Юм-Юм за то, что она поймала мышь в самое подходящее для этого время, а то ещё чуть-чуть – и он сморозил бы какую-нибудь глупость про любовь. Он не нуждался больше в женщинах, а тем более в таких, как его прежняя домоправительница, которая думала о замужестве и питала склонность к трагедиям. Все три её мужа умерли насильственной смертью.

Он проехал мимо Дерева повешенных, потом через Старый дощатый мост и свернул на запад, на шоссе Скатертью дорога. Машин почти не было. Округ разорился на дорогу – и изрядно потратился, – чтобы способствовать расширению двойного дома Эксбриджа. Большинство водителей тем не менее предпочитало более короткую и более удобную для коммерции дорогу, и местные остряки прозвали новое шоссе Скатерть-самобранка.

Когда он проезжал старую шахту Бакшот, стало темно. Именно здесь, припомнил он, с ним случилась серьёзная велосипедная авария, и произошло это год назад. Случай был чрезвычайно непонятным.

И вот… всё повторилось снова.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Место действия: пустынное шоссе Скатертью дорога.

Время действия: позже этим же вечером.

В воскресенье поздно вечером на шоссе Скатертью дорога движение замирало. Квиллер ехал в полном одиночестве; включенные фары освещали жёлтые линии на тротуаре, выхватывали из темноты с обеих сторон куски леса, заброшенные шахты и усыпанные валунами пастбища. Время от времени неполная луна проливала свет на окружающую местность, подчёркивая её мрачноватость. Вдруг в смотровом зеркале засветились мощные фары приближающейся машины – слишком мощные, так что ему пришлось повернуть зеркало, чтобы не слепило глаза. Машина быстро приближалась, но марку её было не разобрать; неожиданно машина перешла на встречную полосу, словно собираясь совершить обгон, но, передумав, вернулась на прежнюю, приблизилась к Квиллеру и снова резко повернула влево. Это был автофургон, и, когда он вновь поравнялся с машиной Квиллера, спокойствию благоразумного водителя пришёл конец. Квиллер подался вправо. Огромная масса фургона сделала то же самое.

Он пьян, подумал Квиллер и прижался к обочине, сбавив скорость. Фургон угрожающе навис над автомобилем. Ещё несколько сантиметров – и он бы столкнул его с дороги. Квиллер поехал по обочине… Полегче! Посыпано гравием!.. Машину занесло! Потише! Поворот! Опять занос! Предельно осторожно с тормозом!.. И тут машина наехала на валун и, взлетев, заскользила по краю канавы… ещё один прыжок, переворот, ещё переворот, и наконец, содрогнувшись, машина замерла в кювете.

Оглушенный, Квиллер не мог понять, где он находится: педали и приборная доска над головой… повсюду подушки от сиденья и сковородки… откуда-то сверху на него сыплется гравий из кошачьего туалета.

Почему не слышно мяуканья сиамцев?

Квиллер отстегнул ремни и выбрался через дверь, распахнувшуюся от удара. Потом снова забрался в тёмную машину и нащупал корзину с крышкой. Она лежала, придавленная подушкой от сиденья. Крышка была открыта – сиамцев не было!

– Коко! – громко позвал он. – Коко! Юм-Юм!

Ответа не последовало. Квиллер подумал, что, испугавшись, они убежали. В панике он обыскал всё вокруг машины. Никого. Он снова позвал. Полное молчание.

Внезапно местность осветилась фарами подъезжающей с запада машины. Она остановилась у края дороги. Из машины выскочил человек и побежал к месту происшествия.

– С вами всё в порядке? Никто не ранен?

– Со мной всё в порядке, но я потерял кошек. Двух. Их могло выбросить при падении.

Автомобилист повернулся к своей машине и закричал:

– Свяжись по радио с шерифом и принеси фонарь! – У Квиллера он спросил: – Вы пытались позвать их? Здесь густые леса. Может, они прячутся?

– Это домашние кошки. Они никогда не выходят на улицу. Я не знаю, как они отреагируют на этот несчастный случай, как поведут себя в незнакомой местности.

– Вашей машине, кажется, конец.

– Меня не волнует машина. Меня волнуют только кошки.

– Парень был пьян. Я видел, как он петлял, а потом стал теснить вас к обочине. Вроде бы фургон был светлого цвета.

Подошла жена автомобилиста с мощным фонарем, и Квиллер сначала осветил им канаву, а затем густые заросли.

Мужчина сказал ей:

– У него в машине было две кошки. Они куда-то пропали.

– С ними всё будет в порядке, – успокоила женщина. – Наш кот не раз падал с окна четвёртого этажа.

– Потише, – сказал Квиллер. – Кажется, я слышал крик.

Крик раздался снова.

– Вероятно, какая-нибудь ночная птица, – заметила женщина.

– Тише!.. Я позову их, может, они откликнутся.

Вдали замелькали передние фары и красный фонарь на крыше машины шерифа. Через некоторое время машина подрулила к ним. Уполномоченный шерифа в коричневой униформе спросил:

– Можно мне посмотреть ваши водительские права? – Он улыбнулся, когда Квиллер протянул их ему, и спросил: – Как это произошло, мистер Квиллер?

– Я всё видел. Пьяный водитель, – вмешался автомобилист. – Пытался столкнуть его с дороги. Потом смылся.

– У меня в машине было две кошки, – добавил Квиллер. – Я не нашёл их.

Полицейский посветил фонариком вокруг разбитой машины.

– Может, где-нибудь внизу?

– Нам надо ехать, милый, – сказала женщина. – Няня должна уйти в половине одиннадцатого.

– Спасибо за помощь, – поблагодарил Квиллер. – Вот, пожалуйста, фонарик.

– Оставьте его себе, – сказал мужчина. – Потом завезёте ко мне на работу. Холодильные установки Смитти на Саутмейн.

Полицейский записал показания Квиллера и предложил подвезти его до Пикакса.

– Я не уеду, пока не найду кошек.

– Вы рискуете провозиться здесь до утра, сэр.

– Мне всё равно. После того как вы уедете, они могут выползти из кустов. Так что я должен быть здесь.

– Я наведаюсь к вам в следующем заезде. Мы патрулируем эту дорогу.

Он уехал, и Квиллер возобновил поиски кошек. Время от времени он звал их по именам, но ничего не слышал в ответ, кроме ночного шума леса: то какое-нибудь животное суетливо пробегало подлеском, то ухала сова, то раздавался безумный смех гагары.

Квиллер достал плетёную корзину из разбитой машины – полностью деформированную, но без дыр. Он нашёл также две миски. Им повезло больше, чем его бедным кошкам. Он был благодарен очередной вспышке света.

– Кто-нибудь ранен? – спросил водитель, выйдя из машины и увидев автомобиль в канаве. – Полицию вызывали?

Квиллер как по написанному сценарию ответил:

– Никто не ранен… Полиция уже побывала… Нет, спасибо, подвозить меня не надо. Я потерял двух кошек, мне нужно их дождаться…

– Желаю всего хорошего, – сказал человек, – В лесах здесь водятся койоты и лисы, кошек могла утащить лиса.

– Пожалуйста, поезжайте, – твёрдо произнёс Квиллер. – Когда здесь будет спокойно, они вернутся.

Машина уехала, но сиамцы не появились. Стало совсем темно – луна спряталась за облако. Квиллер снова взял фонарик и в отчаянии позвал:

– Коко! Юм-Юм! Индейка! Индейка! Идите сюда, я дам вам поесть!

Полная тишина.

Пришлось снова прочесать с фонариком канаву. Каждый раз он уходил от машины всё дальше и дальше. Через полчаса он вернулся ни с чем. И буквально взвыл, услышав рёв очередной приближающейся машины.

– Квилл! Квилл! Что ты здесь делаешь? – раздался женский голос. Женщина вышла из машины и заторопилась к нему. – Это твоя машина? Что случилось? Кто-нибудь звонил шерифу?

Это была Полли Дункан.

– Это ещё не самое плохое, – заметил Квиллер, освещая разбитую машину фонариком. – Пропали сиамцы. Наверное, прячутся в лесу. Я не уйду отсюда, пока не найду их, живых или мертвых,

– О, Квилл, я тебе сочувствую. Я знаю, как много они для тебя значат. – Она говорила с ним тихим, успокаивающим голосом, как в самые счастливые их дни.

Он рассказал, что произошло.

– Но ты не можешь оставаться здесь один всю ночь.

– Я не уйду, – повторил он упрямо.

– Тогда я останусь с тобой. По крайней мере, у тебя будет крыша над головой и место, где можно посидеть. Я выключу фары. Может, они почувствуют твоё присутствие и выйдут…

– Если они ещё живы, – перебил он. – Шериф предположил, что они могут сидеть, сжавшись, под машиной. Но они не отвечают, когда я их зову. А один парень сказал, что здесь в лесу водятся хищники.

– Не слушай всяких паникеров. Я отъеду чуть дальше по шоссе, и мы подождём… Нет! Никаких возражений. В багажнике есть одеяло. В это время года по ночам становится прохладно. Положи всё это на заднее сиденье, Квилл.

Квиллер положил внутрь кошачьи туалеты и корзину, а потом они с Полли уселись на переднее сиденье машины, которую он подарил ей на Рождество. Его мрачное настроение распространялось на всё вокруг.

– Не могу тебе передать, Полли, как дороги мне эти существа. Они были моей семьей! С каждым годом Юм-Юм становилась всё ласковее, и я её любил всё больше. И просто невероятно, каким интеллигентным был Коко. Я мог разговаривать с ним, как с человеком, и казалось, он всё понимал. Он даже отвечал по-своему.

– Ты говоришь в прошедшем времени, – заметила Полли с укоризной. – Они живы и здоровы. Я верю, что Коко сможет позаботиться и о себе, и о Юм-Юм. Кошки проворны и не позволят переехать себя машиной. Умение вовремя скрыться – это их сильная сторона и лучшая защита.

– Но эти сиамские кошки вели домашний образ жизни. Их мир – ковры, подушки, подоконники и колени.

– Ты не отдаешь должного их природным инстинктам. Они даже могут вернуться назад в Пикакс. Я читала о коте, которого хозяева отвезли на зиму в Оклахому и который вернулся назад в Мичиган, пройдя более семисот миль.

– Но он привык к уличной жизни, – ответил Квиллер.

Снова приехал помощник шерифа. Увидев Полли, он спросил:

– Вам не нужна картошка, миссис Дункан? – Они рассмеялись. Квиллеру он сказал: – Рад, что вы теперь не один. Буду присматривать за вами обоими.

Он уехал, а Полли заметила:

– Я знаю Кевина с тех пор, когда он учеником приходил в библиотеку делать домашнее задание. У его семьи было картофельное поле.

Постепенно, затрагивая всё новые и новые темы разговора, ей удалось вывести его из мрачного настроения. Несмотря на это, каждые десять минут Квиллер вылезал из машины и ходил взад-вперед у края дороги и звал… звал своих кошек.

Возвращаясь после одной из таких неудачных вылазок, он спросил у Полли:

– Почему ты сегодня так поздно возвращаешься?

– В Индейской деревне была вечеринка, – объяснила она. – Обычно я возвращаюсь домой рано, если веду машину сама, но мне понравилось там!

Квиллер обдумывал это заявление в молчании. В Индейской деревне жил Дон Эксбридж.

– Вечеринку давали мистер и миссис Хасселрич, – продолжала она. – В честь членов правления библиотеки. Это очаровательные люди.

– Я слышал, что место Маргарет Фитч в правлении займёт Дон Эксбридж, – угрюмо проговорил Квиллер.

– О нет! Сьюзан Эксбридж является опекуном, вряд ли будет уместным вводить в правление её бывшего мужа. Кто тебе это сказал?

– Не помню, – солгал он. – Я видел тебя вместе с ним «У Стефани» и предположил, что ты вводишь его в курс новых обязанностей.

Полли негромко засмеялась:

– Верно! Библиотеке требуется новая крыша, и я пыталась очаровать его и уговорить выделить кого-нибудь из его команды для строительных работ. Но коли ты затронул эту тему, то, в свою очередь, и я хочу заметить тебе, что видела тебя за обедом в компании странной женщины после того, как ты мне сказал, что обедаешь с архитектором из Цинциннати.

– Эта странная женщина и есть архитектор из Цинциннати, – сказал Квиллер. – Ставлю тебе «неуд» за то, что ты считаешь эту профессию мужской привилегией;

– Виновата, – засмеялась она.

Машина шерифа опять замаячила на шоссе, потом она остановилась на обочине с противоположной стороны. Полицейский вышел из машины, держа в руках небольшой светлый свёрток. Нёс он его очень осторожно.

– О, Боже мой! – воскликнул Квиллер и выпрыгнул из машины, торопясь патрульному навстречу.

– Принёс вам немного кофе, – сказал полицейский, протягивая коричневый бумажный мешочек. – Это из заведения «Грозный пёс». Конечно, не самый лучший, но зато горячий. Сегодня вечером похолодало. Вот ещё пара пончиков или что-то вроде того, но, похоже, они чёрствые.

– Очень вам признателен, – поблагодарил Квиллер с чувством облегчения и собрался расплатиться за всё.

– Не стоит, – заметил инспектор. – Это передал повар заведения.

Настроение Квиллера заметно улучшилось благодаря доброте Полли, полицейского, повара и автомобилиста, но беспокойство не покидало его. Ему хотелось говорить о сиамцах. Повернувшись к Квиллеру, Полли спросила:

– Коко всё ещё руководит твоим чтением?

– Несколько дней назад он нажимал на биографии. Теперь его страсть – морские рассказы.

– А к Шекспиру он уже потерял интерес?

– Не совсем. На днях я видел, как он тыкался носом в «Комедию ошибок» и «Двух веронцев».

– В обеих пьесах речь идёт о морских путешествиях, – напомнила Полли.

– Уверен, что всё дело в клее, который он нюхает. Совпадение сюжетов – случайность. Но, согласись, странная.

– В голове Коко ещё много такого, что и не снилось вашим мудрецам, – сказала Полли, беря на себя смелость перефразировать одну из любимых цитат Квиллера.

Так они и проговорили всю ночь.

– Я бросаю театральный клуб, Полли, и собираюсь рецензировать пьесы для печати.

– Из тебя выйдет замечательный театральный критик.

– Это означает две контрамарки на любую вещь в день премьеры в пятом ряду, в центре. Надеюсь, ты согласишься быть моей постоянной спутницей.

– С радостью принимаю это предложение. Знаешь, Квилл, твои статьи просто замечательны. Извини, что я ворчала по поводу твоих занятий журналистикой. Особенно мне нравится работа об Эддингтоне Смите.

– Между прочим, обсуждая с Эдом случай Фитча, я предположил, что там могли действовать похитители редких книг, и он промямлил что-то невнятное в ответ. Никогда не знаешь, что у него на уме.

– Да, вполне возможно, – сказала Полли. – Я слышала, что у Сайруса Фитча было несколько порнографических книг, ради приобретения которых кое-кто из коллекционеров пошёл бы на любое преступление. Говорят, они хранятся под замком в специальной комнатке, где поддерживается постоянная температура, вместе с последним посланием Джорджа Вашингтона и книгой Гоулда «Птицы Великобритании».

– Если Эд позволит мне сходить с ним в особняк Фитчей, чтобы вытереть пыль, я проверю, на месте ли они, – сказал Квиллер.

А потом она сообщила ему новость, от которой у него перехватило дыхание:

– Я улетаю в Чикаго в среду. На конференцию библиотекарей. Лечу первым самолетом.

Она вопросительно посмотрела на него. Квиллер обычно подвозил её в аэропорт, но… он вместе с Фран тоже улетал в среду первым самолетом! Он быстро соображал.

– Подожди! Кажется, я что-то слышал! – Он выпрыгнул из машины и сделал несколько шагов от дороги, пытаясь выиграть время для ответа.

Ситуация была весьма щекотливой! Он и Полли как будто снова пытались возобновить дружеские отношения: они лежали под одним одеялом в предрассветной мгле, и он надеялся, что произойдёт примирение. Но как она отнесётся к его поездке в Чикаго с её соперницей? Он считал, что это деловая поездка с целью выбора мебели. Примет ли Полли такое объяснение? Согласится ли Фран – с её «уютным отелем» – с такой трактовкой? Она уже зарезервировала отель и оплатила все издержки путешествия; правда, на неё уйдут ещё кое-какие средства плюс почасовая оплата профессиональных советов, подытожил он.

В лучшем случае всё это выглядело неловко. Одно его «я» советовало отложить поездку, другое же твердо стояло на том, что он имеет право планировать деловую поездку куда угодно, в какое угодно время и с кем угодно.

Начало светать. Он вернулся к машине.

– Оставайся здесь, а я посмотрю окрестности, – сказал он. – Если сиамцы зарылись где-то на ночь, то с восходом солнца они почувствуют голод и вылезут. Понаблюдай тут, пока меня не будет.

– Возьми бинокль. – Она достала из-под сиденья бинокль, через который наблюдала за птицами, и протянула ею Квиллеру.

Чёрная непонятная масса на горизонте стала приобретать очертания леса: стали различимы ели, гигантские дубы и кустарники. Он пошёл по шоссе к тому месту, где в одну линию перпендикулярно дороге росли пять огромных вязов. Очевидно, их посадили много лет назад по краям тропинки или дорожки, идущей вдоль границы чьей-нибудь фермы. Так оно и оказалось. Линию деревьев продолжала давно нехоженая тропинка, почти сплошь заросшая сорной травой. Если сиамцы обнаружили её прошлой ночью, они могли найти пристанище на старой ферме.

Дул лёгкий ветерок. Величественные вязы шелестели листьями и роняли тонкие нити паутины в лицо Квиллеру. Всё было мокрым от росы. На востоке небо порозовело. На месте, где прежде стоял дом, теперь среди травы виднелся лишь каменный прямоугольник фундамента.

Он остановился и позвал кошек, но ответа не последовало. Квиллер медленно пошёл дальше. В конце тропы виднелись высохшие деревья давно заброшенного сада, гротескно возвышающиеся над зарослями сорной травы. Он посмотрел на сад в бинокль, и сердце у него ёкнуло, когда он увидел на ветке старой яблони какой-то странный узелок. Он подошёл ближе. Стало почти совсем светло. Да! Непонятный узелок оказался парочкой сиамских кошек, которые выглядели как подставки для книг. Они глядели вниз, изогнув спины, точно готовились к прыжку.

Он опустил бинокль к основанию дерева, пытаясь определить, что их заинтересовало, и заметил там что-то слегка торчавшее из травы. Ужасная мысль промелькнула в его голове. Не ловушка ли это? Типа тех, которые использовал Чед Ланспик в охоте на лис. Ужаснувшись, он подошёл ближе. Нет! Это был не капкан, это было какое-то животное. Оно смотрело вверх на дерево. Коты изогнулись и ощетинились.

– Коко! – закричал Квиллер. – Не прыгай! Оставайся на дереве!

Но сиамцы спрыгнули, и Квиллер понёсся назад к машине, крича Полли:

– Мне нужна твоя машина! Свяжись по радио с шерифом и скажи, чтобы он тебя подобрал! Я нашёл кошек! Мне нужно отвезти их к ветеринару!

– Они ранены? – спросила Полли.

– У них было столкновение со скунсом! Не беспокойся… Я куплю тебе новую машину.

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Место действия: квартира Квиллера.

Время действия: через день после происшествия

на шоссе Скатертью дорога.

Машину Квиллера отбуксировали на автомобильное кладбище; малиновый автомобиль Полли стоял в гараже Гиппеля – его проветривали; сиамцы провели несколько часов в клинике для животных, где их тоже избавляли от запаха.

В своей квартире Квиллер нетерпеливо ходил взад-вперёд, содрогаясь при мысли, что его кошки могли навсегда остаться в той глуши. Они могли умереть в муках, а он бы так и не узнал, что с ними случилось. Вертолёт шерифа и поднятый на ноги отряд полицейских с бойскаутами вряд ли бы стали искать двух маленьких животных. Его сердце сжалось.

«Это всё моя вина», – не переставал твердить себе Квиллер. Он был убеждён, что не пьяный водитель пытался столкнуть его с дороги, а преступник охотился за ним, потому что он проявлял слишком большое любопытство по поводу убийства Харли и Белл. Почему он испытывал желание расследовать уголовные дела? Ведь он журналист, а не детектив. Да, он сознавал, что мало кто из журналистов оставался в стороне от политики. В этом деле пруд пруди политических советников, крупных экономистов, критиков и знатоков.

Всё. Больше никакой самодеятельности, твёрдо решил он. Он оставляет криминальные расследования. Пусть у него сильная интуиция, пусть усы предчувствуют что угодно, – он не играет больше в такие игры. Он будет интервьюировать овцеводов, стариков из домов престарелых, будет заполнять болтовней колонки «Всякой всячины», читать сиамским кошкам вслух «МобиДика».

Зазвонил телефон. Это был Эддингтон Смит.

– Разговаривал с адвокатом, и он сказал, что я должен проверить книги по каталогу. Вы говорили, что хотите помочь мне вытирать пыль. Хотите пойти со мной завтра?

Квиллер размышлял не более секунды. Что ужасного в том, что он посетит библиотеку Фитча? Все говорят, это очень интересное место, – прямо музей.

– Вам придётся заехать за мной, – сказал он книготорговцу. – Моя машина разбита.

Квиллер отвернулся от телефона, теребя пальцами усы в предвкушении событий.

После завтрака мистер О'Делл заехал в клинику на своём пикапе и отвёз домой двух вымытых, надушенных и неожиданно присмиревших сиамцев, помещённых в картонную коробку с дырочками для воздуха. Когда коробку открыли, котики выползли, не глядя по сторонам, и, крадучись, убрались в свои апартаменты, где тут же заснули.

– Такая жалость! – заметил мистер О'Делл. -Добрые люди в клинике так старались и сделали всё возможное, но будьте уверены, если на улице будет душно, запах снова вернётся. Думаю, ему надо просто выветриться… Я могу помочь вам или маленьким существам, ведь у вас нет на данный момент машины.

– Я был бы вам очень признателен, – сказал Квиллер, – если бы вы поехали в галантерейный магазин и купили корзину для пикника, наподобие той старой, которая пострадала во время аварии.

Сиамцы во сне переживали весь тот ужас, который они испытали. Каждые полчаса Квиллер заходил к ним и наблюдал, как вздрагивают их пушистые бока. Их лапки сильно сжимались, как будто им снились кошмары. Борются ли они за своё существование? Скрываются ли от преследователей? А может, им снится, как их мучают в клинике для животных?

Позвонила Фран Броуди.

– Я слышала, твоя машина перевернулась прошлой ночью, Квилл, – сказала она.

– Откуда тебе это известно?

– Передавали по радио. Правда, сказали, что ты не пострадал. Как ты?

– Хорошо, только мне трудно дышать. На боку небольшая рана.

– Теперь ты вынужден будешь ездить на лимузине, который унаследовал. – Ей нравилось дразнить его претенциозным лимузином, который стоял у него в гараже.

– Я избавился от него. Он сжирал много бензина, его невозможно было нигде припарковать, и выглядел он, как катафалк. Этот монстр всё время стоял в гараже, шины сохли, сам он старел, а я выплачивал страховку и вносил регистрационную плату каждый год. Я продал его похоронному бюро.

– В таком случае, – заметила Фран, – мы можем поехать в аэропорт в среду на моей машине. Мы должны выехать около восьми утра, чтобы успеть на самолет в Чикаго. Я зарезервировала номера в гостинице на четыре дня. Тебе понравится. Там спокойно, хороший ресторан, – и это ещё не всё!

Квиллер повесил трубку с дурным предчувствием. Его интересовало сейчас совершенно другое, у него не было времени решать эту дилемму.

Почти сразу после Фран позвонила Полли и спросила насчёт кошек.

– Был нанесён удар по их гордости, – ответил он. – Обычно они ходят с высоко поднятыми хвостами, но сегодня их гордость явно пострадала. Гиппель работает с твоей машиной, Полли, но я хочу, чтобы ты купила себе новую, а я пока буду ездить на малиновой.

– Нет, Квилл! – запротестовала она. – Очень мило с твоей стороны. Но это ты должен купить себе новую машину.

– Я настаиваю, Полли. Сходи к Гиппелю и посмотри новые модели. Выбери цвет на свой вкус.

– Хорошо, поговорим об этом, когда я вернусь из Чикаго. А без меня можешь ездить на малиновой. Когда ты хочешь заехать за мной в среду утром? Я буду в городе у своей невестки.

Чувствуя себя трусом, он произнёс

– В восемь часов.

Он не только не смог решить свою дилемму, но трусливо подчинился обстоятельствам.

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

Место действия: особняк Фитча в Вест-Миддл-Хаммоке.

Время действия: вторник, незабываемый для Квиллера.

Когда во вторник утром старый фургон Эддингтона Смита с грохотом подкатил под навес, Квиллер спустился вниз с новой корзинкой для пикника.

– Вам не надо было беспокоиться о еде, – сказал торговец книгами. – Я захватил кое-что нам на завтрак.

– Здесь не еда, – объяснил Квиллер. – В корзине – Коко. Надеюсь, вы не возражаете? Я подумал, не провести ли нам эксперимент: не посмотреть ли, учует нос кота книжных червей? Если да, это будет сенсацией для какого-нибудь научного журнала.

– Понимаю, – сказал Эддингтон, слабо себе представляя, о чём говорит Квиллер.

И это было единственное, что он сказал за время поездки. Он относился к тем сосредоточенным водителям, которые не разговаривают за рулем. Вцепившись в руль так, что побелели суставы, и наклонившись вперед, он смотрел прямо перед собой, то и дело безрадостно усмехаясь.

– В воскресенье вечером моя машина перевернулась в канаву на шоссе Скатертью дорога. Её теперь не восстановить, – сообщил Квиллер, ожидая услышать слова сочувствия. Но загипнотизированный водитель никак не отреагировал, однако Квиллер продолжал: – К счастью, я был пристегнут и совсем не пострадал, за исключением царапины на боку и шишки на локте величиной с мячик для гольфа, но кошек выбросило из машины. Они убежали в лес К тому времени, когда я нашёл их, они уже успели вступить в перебранку со скунсом, и я вынужден был отвезти их в ветеринарную клинику. Вы когда-нибудь проводили пятнадцать минут в машине с закрытыми окнами в обществе двух животных, пострадавших от скунса?

Водитель молчал.

– Я не осмелился открыть окна шире чем на пару дюймов, потому что не знал, на что были способны мои ребятки после всего пережитого. Эд, я не мог дышать! Я думал остановиться у больницы и обратиться к врачу. Вместо этого я нажимал на газ, надеясь, что меня не вытошнит.

Даже такое полное драматизма объяснение не смогло ни на минуту отвлечь пристального внимания водителя от дороги.

– Приехав домой, я принял ванну из томатного сока. Мистер О'Делл объездил три овощных магазина и скупил все банки сока, какие были на полках. Он сжёг мою одежду и кошачью корзину. Когда машина делала кульбиты, их миски гремели внутри, как кубики льда в смесителе для коктейлей. Один камушек попал мне в голову – я до сих пор вычесываю из головы и из усов мелкий гравий.

Квиллер с интересом взглянул в лицо Эддингтона. Тот понимал, о чем шла речь, и только.

– Кошек обрабатывали в клинике, но нет никакой гарантии, что этого хватит надолго. Может, мне следует купить галлон «Олд Спайса». Пока я слежу, чтобы их всё время обдувал ветерок.

Вскоре Квиллеру надоело слушать свой собственный голос, и они поехали в гробовом молчании. Наконец показался особняк Фитча. Эддингтон припарковал машину у чёрного входа в служебном дворике, обнесённом высокой каменной стеной.

«Если бы здесь парковались преступники, – подумал Квиллер, – их машину не было бы видно ни с одной из близлежащих дорог, но с другой стороны, если бы они установили наблюдение из машины, тогда они не заметили бы приближения Дэвида и Джилл».

У Эддингтона имелся ключ от чёрного входа; открыв его, они вошли в просторное служебное помещение – место, где обнаружили тело Харли. Двери вели в кухню, кладовую дворецкого и столовую для слуг. Квиллер нёс плетёную корзинку, Эддингтон – продуктовую сумку; он покопался в ней и извлёк оттуда банку супа и два яблока, которые положил на кухонный стол. Потом направился в большой зал.

Хотя свет в зал проникал через узкие окна, расположенные на высоте тридцати футов, зал являл собой мрачное место скопления дротиков и щитов, масок, барабанов; тут были каноэ, вырезанное из целого бревна, высохшие скальпы, церемониальные костюмы, покрытые пыльными перьями. Квиллер чихнул.

– Где библиотека? – спросил он.

– Я покажу вам сначала гостиную и столовую, – сказал Эддингтон, открывая большую двойную дверь. Эти комнаты были забиты доспехами, тотемными столбами, каменными драконами, средневековыми духовыми инструментами и чучелами обезьян в игривых позах.

– Где книги? – повторил свой вопрос Квиллер.

Открывая ещё одну большую дверь, Эддингтон пояснил:

– А это комната для курения. Харли навёл здесь порядок и перенёс сюда кое-что из своих вещей.

Квиллер заметил носовое украшение корабля, резное и раскрашенное, высотой в семь футов, огромный штурвал лоцмана, бинокль из меди и красного дерева и оригинальный эскиз канонерской лодки тысяча восемьсот пятого года; было совершенно очевидно, что он лучше, чем репродукция Квиллера. Имелось несколько морских трофеев. А на камине, на полках и на столиках стояли модели кораблей в стеклянных футлярах.

Корзинка, которую держал Квиллер, начала подскакивать и раскачиваться в его руках.

Он заметил:

– Коко проявляет живой интерес ко всему морскому. Можно мне его выпустить?

Эддингтон кивнул в знак своего одобрения и удовольствия.

– Энтузиазм – это лихорадка разума, сказал Виктор Гюго.

Коко был в прекраснейшем расположении духа – впервые со времён своего мытарства. Он выпрыгнул из корзинки и стремглав побежал к двухфутовой копии «Баунти» – трехмачтовому кораблю с замысловатым такелажем и медным носовым украшением. Потом рысью бросился к флотилии из трёх небольших кораблей: «Нина», «Пинта» и «Санта-Мария», все на полном ходу, с развевающимися парусами и вымпелами. Когда Коко обнаружил канонерскую лодку девятнадцатого века с медной пушкой, он встал на задние лапы, вытянув шею и загребая лапой воздух.

– Итак, где же библиотека? – спросил в очередной раз Квиллер, засовывая протестующего кота в корзинку.

Библиотека оказалась двухэтажной комнатой, опоясанной антресолями; повсюду стояли книги. Окон не было, чтобы дневной свет не портил старые переплеты, зато висели люстры из искусственного стекла, которые делали тиснёную кожу похожей на золотое кружево.

– Сколько таких книг мы должны протереть? – поинтересовался Квиллер.

– Я протираю несколько сотен зараз. Не торопясь. Я люблю подержать каждую в руках. Книгам нравится, когда к ним прикасаются.

– Вы настоящий библиофил, Эд.

– «В самой высочайшей из цивилизаций книга остается высочайшим наслаждением». Так сказал Эмерсон.

– Для Эмерсона наступят тяжёлые времена, когда ему придется объяснять это следующему поколению. Позвольте я закрою двери и выпущу Коко из его темницы. Он подпрыгнет от радости, увидев столько книг. Он тоже библиофил.

Коко выпрыгнул из корзины и принялся исследовать помещение. На трёх стенах были ряды полок вперемежку с филенками из благородного дерева, где в живописном беспорядке стояли и лежали мелкие антикварные безделушки: наконечники стрел индейцев и резные фигурки из слоновой кости, морские раковины и серебряные чаши, куски кварца и аметиста, изящные золотые фигурки, которые могли быть тайком изъяты из египетской гробницы. (Аманда говорила, что большинство из них – подделки.) Над каждой полочкой висели голова животного, или позолоченные часы, или искусно сделанная птичья клетка, или выставленные на обозрение огромные кости – останки каких-нибудь доисторических зверей. Коко обследовал всё это, а потом обнаружил спиральную лестницу и стал осторожно взбираться по ней. Она отличалась от всех лестниц, которые он знал.

Тем временем Эддингтон вынул из своей продуктовой сумки чистые тряпки.

– Можете начинать в этом углу с буквы «Ш». А я пойду левее, с «Р». Прижимайте легонько обложку и вытирайте сверху и с боков тряпкой. Вытрите полку, прежде чем поставите книгу на место.

Коко вихрем носился вверх и вниз по спиральной лестнице, мелькая светлым мехом; не забывал он и об антресолях, используя их в качестве беговой дорожки.

Эддингтон открыл неглубокий выдвижной ящик библиотечного стола – массивного, дубового, на четырёх грифонах. Полностью выдвинув ящик и порывшись в нём, он извлёк со дна ключ.

– Редкие книги находятся в комнате, запертой этим ключом. Там поддерживается определённая температура и влажность, – сказал он. – «Бесконечные сокровища в маленьком конечном пространстве», как говорит Марлоу. – Держа в руке свою продуктовую сумку, он открыл дверь с панельными стенами и шмыгнул внутрь. Квиллер услышал, как щёлкнул замок.

Когда он начал вытирать пыль с фолиантов, он думал о том, как много времени проводил Эддингтон с выжженной солнцем литературой Сайруса Фитча,

Квиллер вынужден был крепко держать себя в руках, чтобы не поддаться искушению читать всё, что вытирал: Шоу, Шелли, Шеридана.

Коко развивал деятельность то тут то там; его активность привела к тому, что дезодорант начал терять свою эффективность.

– Иди поиграй в другом конце комнаты, – попросил его Квиллер. – Твой запашок становится всё ощутимее.

В полдень Эддингтон ненадолго исчез, а вернувшись, мрачно сказал:

– Пора завтракать.

Он выглядел обеспокоенным.

– Что-нибудь не так, Эд?

– Пропала книга.

– Ценная?

Продавец кивнул:

– Может быть, их больше пропало. Выясню, когда проверю всё по каталогу.

– Возьмите меня в помощники. Я бы мог, например, читать список или ещё что-нибудь в этом роде? – У Квиллера было огромное желание увидеть ту комнату.

– Нет, я лучше справлюсь с этим сам. Вы какой суп любите: куриный или со сливками?

Коко в эту минуту исследовал дальний конец комнаты – единственную стену без книг. Стена была отделана богатыми филёнками и отделяла один конец библиотеки под антресолями от другого. Коко всегда находил что-нибудь необычное. Эта стена тоже выделялась. Похоже, её пристроили позже – из-за неё нарушалась симметрия комнаты.

– Начинайте разогревать суп, – сказал Квиллер. -Я сейчас закончу вытирать нижнюю полку.

Как только Эддингтон вышел, он постучал по странной стене костяшками пальцев. Вероятно, тут было убежище контрабандистов – общеизвестно, что контрабандисты любят секретные комнаты и подземные переходы. Он исследовал стену дюйм за дюймом, пытаясь обнаружить какой-нибудь изъян, пустоту.

Пока он занимался исследованием стены, дверь в библиотеку открылась.

– Суп готов.

– Красивая панель, – сказал Квиллер. – Одно прикосновение к ней даёт возможность понять, насколько этот материал превосходит теперешний.

Он снова посадил Коко в корзину, извиняясь за исходивший от него запах, хотя Эддингтон старательно делал вид, что ничего не чувствует, и все трое отправились завтракать.

– Здесь не много, – сказал Эд, – но мы должны есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть, как сказал Филдинг.

– Вы исключительно начитанный человек, – сделал комплимент Квиллер. – Подозреваю, вы больше читаете, чем вытираете пыль, когда исчезаете в этой маленькой комнате. Какие книги там хранятся?

Лицо продавца книг прояснилось.

– Нюрнбергская летопись тысяча четыреста девяносто третьего года, книга псалмов Бэя в прекрасном состоянии – первая книга, напечатанная в английских колониях Америки, первая из книг Эдгара По «Тамерлан», первая Библия, напечатанная в Америке, – она написана на языке индейцев.

– Какова их цена?

– Некоторые из них могут обогатить вас!

– Если украли книгу, означает ли это, что её будет трудно продать? Есть такие антиквары, которые имеют дело с краденым и книгами?

– Не знаю. Я никогда не думал об этом.

– Какая книга пропала?

– Старая книга по анатомии, очень редкая.

– Может, один из членов семьи взял её почитать? – предположил Квиллер.

– Не думаю. Она на латинском языке.

– Поражён вашим знанием книг, Эд. Я бы хотел помнить всё, что когда-либо читал, и выдавать колкую цитату, когда этого требует случай.

Эддингтон выглядел виноватым.

– Я не много читал, – признался он. – Я последовал совету Уинстона Черчилля. Он говорил: «Для необразованного человека полезно читать книгу цитат».

После скудного завтрака (Коко съел два кусочка цыпленка из супа) вся компания вернулась в библиотеку. Эддингтон заперся в маленькой комнате, Квиллер возобновил свою уборку (Теннисон, Теккерей, Твен), в то время как Коко продолжил своё исследование.

Тишина в библиотеке действовала угнетающе. Квиллер слышал собственное дыхание. Слышал… как ступает по паркету Коко. Услышал, как неожиданно скрипнула деревянная панель в дальнем конце комнаты. Коко стоял на задних лапах, опершись передними о панельную стену, которая отличалась от всех остальных. Часть её двигалась, открываясь. Коко прыгнул в отверстие.

Квиллер заторопился к этому месту.

– Коко, брысь оттуда! – крикнул он коту, но главный инспектор нашёл что-то достойное внимания и был глух ко всему. Секретная дверь вела в хранилище – без окон, без доступа воздуха, удушливое и тёмное. Квиллер стал искать на ощупь выключатель, но не нашёл. Косой луч света, падающий от библиотечной люстры, выхватил из мрака призрачные формы: мраморные или вырезанные из дерева фигуры в человеческий рост, огромного Будду, изделия из необработанной керамики с украшениями в виде гротескных лиц, стальной сейф и… медный горн! Тот самый горн, который должны были использовать в постановке театрального клуба, если бы спектакль состоялся. Он поборол в себе острое желание нарушить тишину медным воем.

В замкнутом пространстве злополучный запах Коко стал ощутимее. Кот крадучись пробирался среди мрачных теней, но лишь один из предметов привлёк его внимание – дипломат. Квиллер по опыту знал, что не стоит относиться небрежно к находкам Коко, – он выхватил дипломат из лап урчащего сиамца. Встав на колени в узкой полоске тусклого света, он щёлкнул затворами, нетерпеливо откинул крышку, и у него перехватило дыхание при виде содержимого. В это время тень упала на открытый дипломат, – в дверном проёме стоял человек, человек с дубинкой.

Сделав выпад в сторону горна, Квиллер поднёс его к губам и издал ужасающий вой. В тот же самый момент человек подскочил к журналисту, размахивая дубинкой. Квиллер замычал и стукнул нападавшего горном. В полумраке неразличимо замелькали дубинка и горн. В очередной раз опустилась дубинка, и Квиллер нагнул голову. Он снова занёс над головой горн, держась за него обеими руками, как за лапту, но опять удар прошёл мимо. Двое мужчин дико и слепо размахивали руками. Квиллер тяжело дышал, а рана в боку болела, как после ножевого удара.

Укрывшись за сигаретницей, сделанной в виде индейца, Квиллер выждал подходящий момент и снова нанёс удар со всей силой. Но промахнулся и попал по дубинке. К его изумлению, она разлетелась на части. Не мешкая, он нанёс ещё один удар медным горном по голове своего преследователя, который, закачавшись, упал на пол.

Только тогда Квиллер смог увидеть его лицо при полном освещении.

– Дэвид! – воскликнул он.

За дверью кто-то глухо проревел:

– Стоять или я буду стрелять!

Квиллер застыл на месте и медленно поднял руки. Краем глаза он увидел пулемёт, который был направлен на скрюченную фигуру на полу.

– Эд! Где вы достали это! – изумлённо воскликнул Квиллер.

– Он был в моей продуктовой сумке, – сказал маленький человечек, снова переходя на застенчивый тон. Первый раз в своей жизни он проявил свой голос в полную силу.

– Держите его под прицелом, пока я вызову полицию, Эд. Он может очухаться и причинить массу беспокойства.

Пока он говорил, из мрака возник Коко и величаво подошёл к распростертому на полу человеку и, громко мурлыкая, стал тереться о его ноги, а потом запрыгнул к нему на грудь и принялся обнюхивать лицо. Человек пошевелился и открыл глаза, увидел пару голубых глаз, глядящих прямо в его собственные, уловил душок, который исходил от Коко, и снова потерял сознание.

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

Место действия: снова квартира Квиллера над гаражом.

Время действия: через некоторое время в тот же день.

По пути в Пикакс все молчали. Эддингтон Смит замер у руля; Квиллер всё ещё чувствовал себя ужасно после своего открытия; Коко спал в своей корзине, которую отодвинули в самый дальний угол фургона, предварительно открыв все окна.

– Спасибо, что подвезли, Эд. Благодарю за вкусный завтрак, – поблагодарил Квиллер, когда они приехали. – Не забудьте сообщить о пропавшей книге адвокату.

– О, я нашёл её. Она была на другой полке.

– Да, день выдался необычный – захватывающий, мягко говоря.

– Возбуждение – это пьяное состояние души, как сказал кто-то.

– Ух… да. Я рад, что вам не пришлось воспользоваться оружием.

– Я тоже, – сказал Эддингтон. – Оно у меня не было заряжено.

В этот самый момент Квиллер заметил машину Франчески на подъездной дороге, и это напомнило ему о том, что беды его не кончились. Он отнёс корзину в гараж.

– Извини, Коко. Я должен подержать тебя здесь, пока не уедет Фран. Твой запах стал невыносим.

Поднимаясь к себе, он носом почувствовал, что Юм-Юм тоже требуется очередная обработка дезодорантом, а глазами заметил, что на площадке чего-то не хватает – герба Макинтошей.

– Эй! – позвал он. – Фран, ты здесь?

Ответа не последовало, и он обошёл все комнаты. Посредине гостиной на полу лежал тяжёлый круг декоративного железа. В комнате для кошек Квиллер нашёл Юм-Юм, свернувшуюся калачиком в углу, её фиолетово-голубые глаза смотрели патетически. В своей студии он увидел, что на автоответчике горит красный свет. Он нажал кнопку, прослушал запись и потом торопливо позвонил Франческе домой.

– Квилл, ты не поверишь, что произошло! – возбужденно заговорила она. – Мне захотелось приделать эту вещь Макинтошей рядом с радиатором, поэтому я зашла снять с неё мерку и прикинуть, как всё будет выглядеть. Я дошла с ней до середины гостиной…

– Ты подняла эту тяжесть?

– Нет, я катила её, как обруч, и вдруг случайно наступила на кошку, а она закричала, как семь чертей. Я испугалась и не смогла остановить эту штуку – и она переехала мне ногу!

– Визг Юм-Юм может поднять мертвого из могилы, – заметил Квиллер. – Надеюсь, с тобой всё в порядке, Фран.

– В порядке! На мне были сандалии: у меня перелом трёх пальцев! Полицейская машина отвезла меня в госпиталь. Папа заедет к тебе за моей машиной позже. Но, Квилл, – причитала она, – завтра я не смогу лететь в Чикаго!

Квиллер вздохнул с облегчением, что усилило боль в боку, тем не менее он выразил своё сочувствие Фран и сказал всё, что подобает в таком случае.

После этого пошёл в кошачьи апартаменты, взял на руки Юм-Юм и погладил её пахучую шерсть.

– Милая, – сказал он, – у тебя случайно так получилось или ты знала, что делаешь?

Не теряя ни минуты, он позвонил Полли в библиотеку и напомнил ей, что утром отвезёт её в аэропорт.

– Могу составить тебе компанию на этом самолете, – добавил он. – Я знаю несколько хороших ресторанов в Чикаго.

Квиллер облил котов дезодорантом и подал им небольшую порцию креветочного коктейля и бефстроганов (блюдо из мелко нарезанной телятины). Тут он случайно посмотрел в окно и увидел полицейский фургон на подъезде. На ступеньках фургона появился здоровенный шеф полиции Пикакса, который двинулся к машине Фран со связкой ключей в руках.

Квиллер открыл окно:

– Броуди! Зайди на чашечку кофе!

Шеф на этот раз выглядел более приветливо, чем когда отвечал на вопросы после убийства Фитчей. Грузно поднимаясь по лестнице, он пробурчал:

– Надеюсь, это не такое же адское пойло, каким ты меня угощал в прошлый раз.

Квиллер проводил кошек до их комнаты, установил автоматическую кофеварку на режим самого крепкого кофе и предложил шефу кружку.

– Ты в лучшем расположении духа, чем когда я тебя видел в последний раз.

– Ах-р-р!! – прорычал Броуди.

– Это реакция на кофе или на ход расследования?

– Да, с этим случаем разобрались, похоже на то. Так что, по всей видимости, я могу говорить, не опасаясь, что влипну. Улика, которую ты обнаружил в кабинете, раскрыла всё дело. Это было то, на что все надеялись.

– Ты уже говорил мне об этом, но… её обнаружил Коко! Сначала он определил, как проникнуть в потайной кабинет.

– Что я тебе говорил?! Я говорил, что мы можем использовать его в полиции.

– Открыв дипломат, я понял, что преступника не надо искать далеко. Стало ясно, что Дэвид убил Харли, очистил сейф, припрятал деньги, драгоценности и орудие убийства в кабинете, намереваясь потом всё забрать. Сумма была слишком большой, чтобы банкир держал её дома.

Броуди кивнул:

– Эксперты по банковским делам уже в городе. Я уверен, они определят, сколько похищено.

– Я не знал, кто на меня набросился в тёмном хранилище, но понимал, что борьба идет не на жизнь, а на смерть. Он совершил два убийства, а у меня в руках было доказательство. Оглушив его горном дедушки, я начал сосредоточенно соображать. Я подумал: зачем Дэвиду убивать своего близнеца? Каковы мотивы преступления? В этот момент к нападавшему подошёл Коко, который мурлыкал, как вертолет. Когда он понюхал усы парня, я сказал себе: это не Дэвид, это Харли. – Квиллер замолчал, удовлетворенно поглаживая усы. – Коко уловил запах спиртового клея! Усы были ненастоящие – приклеенные.

– Йау! – раздалось из комнаты победоносное зычное мяуканье.

– Он знает, о чём мы говорим, – заметил Квиллер.

– Итак, ты думаешь, что знаешь сейчас мотивы? спросил Броуди.

– Я совершенно уверен. На основании того, что я услышал на пивоварнях Пикакса, я построил сценарий. Послушай, как он выглядит:

Картина первая: Маргарет Фитч, предприимчивая мать, подбивает Дэвида жениться на девушке Харли, пока Харли отбывает свой срок в тюрьме за непреднамеренное убийство.

Картина вторая: Харли возвращается домой и женится на проститутке назло Дэвиду, Джилл и своим родителям, которые вмешиваются не в свои дела.

Картина третья: Харли всё ещё сохнет по Джилл, однако и она понимает, что всё ещё любит его. Они не могут развестись со своими половинами, потому что этому мешает Маргарет своей железной финансовой политикой. Она привила им вкус к роскоши, но не дает вылезти из бедности.

Картина четвертая: Джилл разрабатывает план присвоения банковских фондов, убийства и изменения личности Харли на личность его близнеца Дэвида.

Картина пятая: В ночь, когда происходит убийство, Дэвид и Джилл приезжают в дом Харли в восемнадцать тридцать, как обычно. Харли уже к этому времени убивает Белл и нацеливает пистолет на своего брата. Потом он меняет их драгоценные вещи и кошельки и сбривает усы Дэвиду. Тем временем Джилл устраивает погром в библиотеке и спальне, набивает дипломат деньгами и драгоценностями, кладёт туда оружие, которым совершено преступление.

Картина шестая: Несмотря на актерский талант Харли и приклеенные усы, его родители знают, что он не Дэвид. Его мать умирает от удара, а отец не в силах смотреть в лицо тому факту, что он должен сделать выбор: либо сообщить в полицию о том, что его сын убит своим братом-близнецом, либо стать соучастником свершившегося и жить дальше, храня омерзительный секрет.

Картина седьмая: Харли и Джилл планируют уехать в Южную Америку, но их планы на побег срываются.

Шеф усмехнулся и покачал головой:

– Даже лейтенант Хеймс не поверит версии о коте и приклеенных усах.

Когда новости о результатах окончательной проверки в доме Фитчей разошлись по всему городу, на пивоварнях Пикакса работали сверхурочно, а телефон Квиллера трезвонил весь вечер.

Арчи Райкер сказал:

– Мы переделываем первую страницу завтрашней газеты, но есть одна неувязка с показанием Эда Смита. Он говорит, что тебя ударили дубинкой по голове и дубинка разлетелась в щепки. Мы все знаем, что у тебя крепкая голова, Квилл, но даже твой череп не настолько крепок, чтобы разнести вдребезги дубину.

– Это была не дубина, Арчи. Предмет скорее походил на бедренную кость верблюда. Это была одна из диковинных реликвий, выставленных на обозрение в библиотеке. В этом тёмном кабинете мы бросались друг на друга, как Лаэрт с Гамлетом, только те в руках держали рапиры, а мы довольствовались костью и медным горном. И тем самым здорово смахивали на двух клоунов. Попав горном по кости, я раскрошил её – она оказалась пластмассовая. Аманда предупреждала, что в этом музее полно подделок.

Когда позвонила Аманда, она не сдерживала своих эмоций:

– Никакого скандала не случилось бы, не будь эта семья такой чёртовски жадной до денег – и такой неискренней во всём! Мистер и миссис само совершенство – так они думали о себе, И эти аферисты надули всю округу, заставив всех поверить в их бредни.

Звонил также Гарри Пратт:

– Господи! Я так рад, что всё закончилось. Вероятно, я знал о Харли больше, чем кто-либо, потому что ходил с ним в плавание. Когда он вернулся домой, отсидев год в каталажке, он был полон ненависти. Он не мог простить Дэвиду то, что тот увёл его девушку.

Роджер Мак-Гилеврей, который написал разгромную статью об убийстве, сказал:

– Знаешь, Квилл, если это правда, что Джилл всё спланировала, у неё был хорошо написанный сценарий – даже слишком хороший. Срочный вызов водопроводчика… быстро несущийся по грязной дороге автомобиль, облака пыли… все эти мелочи.

Последней позвонила Полли Дункан:

– Твой телефон занят весь вечер, Квилл. Это правда, то, о чём все кругом толкуют? Как ты узнал, что это был Харли, а не Дэвид?

– Всё началось на моём дне рождения, Полли. Коко сразу понравился Харли, Эд Смит и Уолли Тоддуисл, а позже – и мой обойщик. Эта теория может выглядеть надуманной, но… все эти люди постоянно работали с клеем, а Коко сам не свой до него. Увидев модели кораблей Харли, он стал гарцевать на задних лапах, как кот Макинтошей. И когда позже, в библиотеке Фитча, он проявил такой жадный интерес к человеку на полу, я понял – это не Дэвид.

Ночью, строго по расписанию, товарный поезд просвистел на переезде к северу от города. Квиллер лежал на диване и размышлял о событиях последних двух недель. Юм-Юм спала у него на груди, а Коко старался не упасть со спинки дивана.

– Почему ты вдруг так заинтересовался морскими историями? – спросил его Квиллер. – Почему ты всё время сдвигал картину с канонерской лодкой? Ты чувствовал личность преступника? Ты что, старался привлечь моё внимание к моряку и строителю моделей кораблей?

Коко открыл рот и широко зевнул, показав все зубы и розовое горло. В конце концов, часы показывали два тридцать, а у него сегодня был такой тяжелый день.

– Скажи, случайность или нет, что вы с Юм-Юм всё время сидели точно две книги на подставке? Намекали на близнецов?

Коко сонно прищурил глаза. Он сидел высоко, но слегка покачивался и чуть не свалился со спинки дивана.

– Ты, мошенник! Делаешь вид, что совершенно не представляешь, о чем я тут говорю, – сказал Квиллер. – Давай попробуем снова… Хочешь индейки?

Коко широко раскрыл глаза, и Юм-Юм резко подняла голову. Оба единодушно спрыгнули на пол и, требовательно мяукая, побежали к холодильнику, где Квиллер нашел их в одинаковых позах, похожих друг на друга, точно близнецы; они не отрываясь смотрели на ручку холодильника.