ШЕСТЬ

По средам «Нью-Йорк таймс» отдавала лучшие страницы кулинарному разделу, и Квиллер регулярно отправлялся в центр за свежим номером – хотя и не рвался во что бы то ни стало выяснить, как же изготовляют сырное суфле по-мароккански. Его кулинарные познания ограничивались покупкой еды для кошек и сандвичей для себя. Но почитать о легендарных поварах и знаменитых ресторанах он любил.

Кроме того, выход в центр за газетой служил предлогом для посещения шотландской булочной-кондитерской и приобщения к её рулетам, джему и кофе.

– Лучшего апельсинового джема я не пробовал за всю жизнь, – сообщил он розовощекой пожилой кассирше. – Вы варите его прямо здесь?

– А то как же, сынок, – откликнулась она весело. Всё изготовлено по рецету прабабушки моей бабушки. Секрет в том, чтобы знать, сколько времени нужно варить апельсины в сиропе. А как поживают ваши детки-киски, мистер К.?

Когда Квиллер вернулся домой с газетой, коробкой печенья и баночкой апельсинового джема, Коко встретил его на пороге и метнулся на кухню. Вспрыгивал то на стол, то на стойку бара. Снова и снова описывал круги, хотя, казалось, в этом нет никакого смысла.

– Почему ты так мельтешишь перед глазами, юноша? – спросил его Квиллер. – Хотя да, ты не юноша, а всего только детка-киска, – добавил он, прищёлкнув языком.

Но Коко всегда знал, что делает. На автоответчике было сообщение, и, похоже, кот понимал, что важное.

«Кларенс везёт меня в Милуоки. – В записи хрипловатый голос Лиши Кэрролл звучал уж совсем неприятно. – Я займусь вашим поручением. Вернусь к началу репетиций».

Новость порадовала Квиллера. Она серьёзно и по-деловому говорила о спектакле… и она, может быть, приоткроет завесу над тайной происхождения Коко или даже над тайной его необычных способностей. Но почему кот выказывает к ней такую неприязнь? Раздражает тембр её голоса? Воспоминания о бесцеремонном указующем персте? Или (нелепое предположение!) ему не нравится любопытство к его родословной?

«Просьба пассажирам занять свои места! Поезд проследует в беседку со всеми остановками! – громко объявил Квиллер».

Чтобы перенести котов, термос с кофе, телефон, пишущую машинку и толстую папку с выписками и ксероксами, сделанными Торнтоном, потребовалось сделать два «рейса». Чтобы разобрать и упорядочить весь имеющийся материал, потребуется ещё как минимум пара часов.

Поставленная задача требовала, преодолев все трудности, превратить сухие факты в серию захватывающих дух радиорепортажей, первый из которых относится к воскресенью девятого ноября 1913 года.

К такой ответственной работе надо было хорошенько подготовиться, и для начала Квиллер решил позвонить Полли в библиотеку.

– Квилл! Как хорошо, что это ты! Я только что разговаривала с секретаршей Бенсона. Она сказала, что вчера он попал домой лишь поздно вечером, а сегодня с утра у него была деловая встреча, и несмотря на пережитое он провёл её блестяще. Как ты думаешь, что он сказал секретарше? «Это были занятные ощущения». А как ты, Квилл? Чем занимаешься?

– Работаю над сценарием. Написал первый абзац, который заканчивается словами: «Свет гаснет, и включается музыка». Как тебе кажется, какую музыку надо использовать?

– «Франческу да Римини»[11] , – сказала она без малейшего колебания. – Самая подходящая музыка для урагана.

– Она уже звучала у нас в «Грандиозном пожаре», – возразил Квиллер.

– А кто это помнит?

– Думаю, ты права.

– A bientot!

– A bientot!

Теперь Квиллеру требовалось на чём-то отточить перо, а потом, оттолкнувшись, как от трамплина, нырнуть с головой в сценарий. Лучше всего для этой цели послужит «Частная жизнь кота, который…». На данный момент она состояла уже из двенадцати главок. Юмористические зарисовки чередовались с серьёзными размышлениями, речь шла то о доблестной мужественности Коко, то о капризной женственности Юм-Юм.

Подкрепив силы чашкой чёрного кофе, Квиллер написал:

СЕМЬ

Третья неделя июня обещала быть очень хлопотной, и Квиллер счёл за благо составить список основных дел:

«Час блаженства», который Квиллер дважды в неделю устраивал своим котам, в списке не фигурировал: для этого не нужны были никакие напоминания.

Сколько бы дел ни наваливалось на Квиллера, «час блаженства» наступал строго по расписанию. «Ведь они – моя настоящая семья, другой у меня нет», – говорил он себе. И коты в самом деле дарили ему тепло и радость общения, а порой заставляли тревожиться. «Если живешь один, необходимо о ком-то заботиться. Иначе тебе угрожает опасность быть унесённым ветром», – сказал он однажды Торнтону Хаггису. «Ну, тебе угрожает только одна опасность – захлебнуться в волне гипербол», – ответил на это Хаггис.

Нынче утром блаженство началось с угощения сёмгой. Кот получил свою порцию, а кошечка – свою. Затем последовал антракт: сиамцы принялись умываться; действо напоминало какой-то сложный ритуал, детали которого до конца были понятны только им самим. Умытый должен быть и причесан. Вооружившись щёткой в серебряном окладе, перешедшей к нему от покойной Айрис Кобб, Квиллер до блеска вычесал шёрстку своих любимцев.

На следующем этапе двое мужчин покровительственно наблюдали за Юм-Юм, которая резво гоняла по полу свой наперсток, прятала, теряла, находила и наконец засунула его в укромный тайничок.

После этого обе кошки перешли к спортивным состязаниям, а именно – принялись шумно играть в «цап-за-галстук». Играли до изнеможения, а потом тихо повалились на бок и долго лежали не шевелясь, правда, слегка постукивая хвостами об пол. В это время роль Квиллера состояла в нежном поглаживании носком башмака их животиков.

Затем, в совершенно неожиданный момент, бессильно распростертый на полу кот вскочил и цепко ухватился за башмак передними лапами, одновременно молотя задними по полу. Это было ещё одной из их игр.

Наконец наступил час чтения. Официальный библиокот Коко вспрыгнул на книжную полку, обнюхал корешки и выбрал, что читать. Ему уже давно нравились баллады Роберта Сервиса.[12] Вероятно, из-за мужественного ритма: «К богатству стремясь, шёл к нему напролом, в поту и дерьме пробирался ползком».

«У "Всякой всячины" десять тысяч подписчиков, и более половины из них состоят членами виртуального клуба "Загадка зубной боли", – можно было прочитать во вторник в рубрике "Из-под пера Квилла". – Входят в него читатели, которым давно не дает покоя вопрос, почему это зубная боль всегда появляется в пятницу вечером и начисто исчезает в понедельник утром, когда подходишь к дверям зубоврачебного кабинета». Аналогичных по загадочности вопросов было немало, и читатели слали их в редакцию по почте. Когда набиралось нужное количество, Квиллер посвящал им очередную колонку, появления которой с нетерпением ждали и мучающиеся вопросами члены клуба, и те, кто готов был их выслушать.

«Почему машина, идущая впереди, всегда едет чересчур медленно, а идущая сзади – чересчур быстро?»

«Замечали, что, когда ждёшь чего-нибудь десять минут стоя, это тянется вдвое дольше, чем когда ждешь десять минут сидя?»

«Мы все уже знаем, что у лекарств есть побочные действия; пари держу, что и побочные действия имеют свои побочные действия».

Арчи Райкер, посмеиваясь, говорил, что автор колонки ловко переложил свою работу на чужие плечи, но ему нравилось наблюдать за живой реакцией читателей. Люди обсуждали эти «любимые мозоли» за чашечкой кофе и сами втягивались в игру.

У Квиллера была и собственная «любимая мозоль»: он просто не выносил вопросов, не имеющих ясных ответов. Например: кто была та «очень милая девушка», помогавшая Джону Бушленду фотографировать «Валун» для юбилейного альбома Брр? Бушленд. Роджер Мак-Гилливрей и Квиллер однажды чуть не погибли, перевернувшись на лодке, и это происшествие связало их крепкими узами дружбы. Профессиональные успехи и личные неудачи фотографа всегда находили живейший отклик в душе Квиллера. Буши почему-то всегда не везло с помощниками, а теперь вдруг возникла какая-то «очень милая девушка», которая помогает ему устанавливать свет. Кто она? Квиллер позвонил в студию.

– Студия Джона Бушленда. Я вас слушаю, – откликнулся женский голос, в котором Квиллеру послышались знакомые нотки.

– Моё имя Джим Квиллер. С кем я разговариваю? – Он невольно придал своему голосу официальный тон.

– Квилл! Это Дженис Барт. Мы виделись у Тельмы, помните? Помните её попугаев?.. вафли?

– Ну разумеется! Вафли забыть невозможно. Вы заделались ассистенткой Буши?

– Да, и он учит меня проявлять и печатать. Тогда я смогу помогать и в проявочной. Попросить его перезвонить вам?

Когда фотограф перезвонил, Квиллер немедленно взял быка за рога:

– Разведка донесла, что съемки «Валуна» для юбилейного альбома проходили при участии ассистентки, «очень милой девушки».

– Квилл! Ах ты пролаза! Всюду успеешь сунуть свой нос. Ладно, темнить не буду: Дженис не только моя сотрудница, но – если всё пойдёт как задумано – и моя вторая половинка.

– Что?! Вы собираетесь пожениться? Когда? Где?

– Всего лишь гражданская церемония на Приятной улице. Роджер с женой – свидетели. Потом скромный свадебный ужин в «Валуне», на который всё думаю, приглашать тебя или нет.

– В таком случае, интриган, я тоже подумаю, оплатить счёт за этот ужин в качестве свадебного подарка типу, который однажды чуть не утопил меня, или всё-таки воздержаться. А пока я ничего не придумал, кое-кто может намекнуть Дженис, что ты просто стремишься заполучить бесплатную рабсилу. Кстати, как поживают попугаи? Тебе их тоже придётся содержать?

Вот так оно и шло. Не успел Квиллер вернуться к работе над «Великим ураганом», как его посетила блестящая идея и он позвонил в Калифорнию своему старому знакомцу Симмонсу. Этот вышедший в отставку инспектор полиции одно время занимал пост начальника охраны в киноклубе Тельмы Теккерей и постепенно превратился в друга семьи и непременного участника воскресных завтраков с вафлями. Дженис относилась к нему как к любимому дядюшке. Квиллер – когда Тельма подарила Симмонсу билет на самолёт в Пикакс и обратно – мгновенно с ним подружился: сказалось родство душ бывшего полицейского и бывшего репортера криминальной хроники. Теперь билет на самолёт подарит он, Квиллер, и появление Симмонса станет свадебным подарком для Дженис. От такого сюрприза она, можно не сомневаться, будет в восторге.

– Разыскать Симмонса удалось в доме его дочери, где бывший служитель закона исполнял роль няньки.

– Чертовски заманчиво, – вздохнул он, – но не пройдёт. Получил предложение следить за порядком Четвертого июля. Слишком лестно, чтобы отказываться. Хотя выход, пожалуй, есть. Я могу ночью вылететь в Чикаго, а оттуда утренним чартером в Мускаунти. Спасибо, что вспомнил обо мне, Квилл. Я очень рад за Дженис.

– Думаю, тебе будет интересно ещё кое-что, -сказал Квиллер. – На моём участке пляжа обнаружен труп; полиция ведет расследование. Ведёт-то ведёт, но всё ещё никуда не пришла. Возможно, мы с тобой разберёмся, что к чему.

Дни сменяли друг друга; Квиллер работал над второй частью сценария «Великого урагана» и сочинял пятничное «Перо» на тему телефонного хамства: повинны в нем те, кто вечно спешит, кто звонит из машины, кто уже раздражён назойливостью агентов торговых и юридических фирм. В результате пугающе растет число выкриков «Кто это говорит?» и даже просто «Ну, кто это?». Оскорбить может и снявший трубку, и неправильно соединённый, и все, полагающие, что вежливость – пустая трата времени.

Что это: мода? стихийное бедствие? социальная эпидемия, внезапно охватившая районы, расположенные в четырёхстах милях к северу от чего угодно? Если хотите принять участие в заседаниях клуба «Ну, кто это?», пожалуйста, напишите нам. «Перу Квилла» очень хочется разобраться, в чём дело.

Дата «20 июня, пятница» была помечена в календаре Квиллера красным кружком. Это был день рожденья его матери. Она скончалась, когда он был студентом колледжа. И после этого жизнь подхватила его и понесла куда-то, всё дальше и дальше.

Но прошло время, и Анна Макинтош Квиллер словно вернулась и ожила в его памяти. Он прочёл письма, которые она посылала одной из своих подруг, когда ему только ещё предстояло появиться на свет. Письма оказались ключом, отомкнувшим дверь в страну его детства. Мать растила его одна. Отец умер, когда ребенка ещё только ждали. Теперь, умудренный жизнью, Квиллер смог оценить те усилия, которые она прикладывала, чтобы обеспечить ему нормальное детство.

Джейми – так называла его мать. Он часто играл со своим ровесником Арчи, и отец Арчи водил обоих малышей в зоопарк, на парады, на стадион. Когда они подросли, мистер Райкер дал им необходимые всем мальчикам отцовские советы.

Квиллер отчётливо помнил многое, связанное с леди Анной – так он теперь всегда называл свою мать. Как в свой день рождения она всегда декламировала одно и то же любимое стихотворение… как порхали, почти не касаясь клавиш, пальцы, когда она садилась к роялю и играла «Полёт шмеля»… как она никогда не снимала браслет, с которого свешивались нежно позвякивающие монетки.

Теперь, когда Арчи Райкер снова участвовал в его жизни как главный редактор газеты, с которой Квиллер сотрудничал, было более чем естественно, чтобы он, Милдред и Полли отметили день рождения леди Анны как день её памяти.

В конце рабочего дня вся четвёрка собралась в яблочном амбаре и выпила в честь леди Анны по бокалу вина. А потом Полли прочла стихотворение Вордсворта – то, что начинается строчками:

В одной из колонок «Пера Квилла» читателям предлагалось выбрать себе стихи на день рождения. Сам Квиллер остановился на Киплинге: «Если ты будешь тверд, когда толпа вокруг, безумствуя, тебя в безумстве обвиняет…»

Уэзерби Гуд, метеоролог, знакомящий местных радиослушателей с прогнозом погоды, выбрал себе Карла Сэндберга: «Туман, обувающий лапки котёнка…»

Милдред, на долю которой выпало больше, чем утверждала статистика, женских горестей, читала в свой день рожденья Лизетт Вудворт Рииз: «Жизнь коротка. Как только вспомнишь эта… Бессмысленность всех слёз ошеломляет».

Полли цитировала Вордсворта, но признавалась, что кое-где меняет слова на более подходящие: «Когда я смотрю на небесную радугу, сердце готово выпрыгнуть из груди…»

Арчи цитировал неизвестного поэта: «О лошадях заговорить решись – без непристойностей не обойтись».

Когда стихи были прочитаны, Квиллер повёз гостей в «Старую мельницу», где в вестибюле в ведёрках из-под шампанского стояли два пышных букета золотистых нарциссов. Карточки, прикрепленные к ним, гласили: «Памяти Анны Макинтош Квиллер».

– Как тебе только удалось закупить столько цветов и обойтись без лент, бантиков, ленточек и прочей мишуры? – спросила Милдред.

– Я заказал эти нарциссы в Чикаго, – ответил Квиллер, – и велел им отправить сюда, в ресторан, – для салатов.

– Квиллер всегда был мастер на выдумки, – заверил компанию Арчи, и, покончив с шутками, они торжественно подняли бокалы в «память леди Анны».

Потом принялись обсуждать день рождения Брр. Юбилейный альбом закатили аж на пятьсот страниц. Заказано двадцать тысяч футболок с логотипом, дублирующим рисунок на уличных постерах: «Брр» и «200» выписано красным на белом фоне и обрамлено синим спасательным кругом. Новость: Джон Бушленд снова собирается жениться, и молодые поселятся в доме Тельмы. После этого Полли рассказала о возможностях предварительного подсчёта книжных продаж с учётом площади торгового помещения, а Квиллер сказал, что сценарий «Великого урагана» будет готов к субботней репетиции, даже если ему придется просидеть над ним до утра.

Трудовые будни продолжались. В субботу Квиллер закончил работу над «Великим ураганом» и, когда Торнтон позвонил из Центра искусств» предложил ему одолеть разделяющие их несколько метров и прослушать всю пьесу целиком, от начала и до конца.

Квиллеру предстояло справиться не только с художественным чтением, но и с кнопками магнитофона, запускающими ленту с голосами «свидетелей» и шумовыми эффектами. Точность воспроизведения была ниже, чем требуется на спектакле. Но, несмотря на все погрешности, Торнтон решительно заявил, что театрализованный рассказ захватывает и заставляет поверить в подлинность происходящего. Квиллер пробовал возражать, но… в душе был уверен, что так оно и есть.

Они с Полли договорились пропустить еженедельное субботнее свидание. Она углубится в психологические тонкости расстановки книг, а он морально подготовится к назначенной на завтра репетиции.

Но в воскресенье утром позвонил Гарри Пратт и срывающимся от волнения голосом заверещал в трубку:

– Квилл! Ты не поверишь! Только что позвонила Лиша. Из Милуоки! Не сможет приехать на репетицию. Ну не гадючка ли! Говорит, что проводит какое-то разыскание по твоей просьбе и оно требует больше времени, чем она думала. Врёт, что ли?

– В общем, нет. Но речь шла о пустяках, и ради них не стоило пропускать репетицию.

– Она велела тебе передать, что раскопала что-то сенсационное.

На это Квиллер неопределённо хмыкнул.

– Квилл! А ты в наши края не собираешься? Я тут в затруднении, прямо не знаю, как быть. Максина сказала, что надо бы обсудить всё с тобой.

– Что-то случилось?

– Ну как сказать… и да, и нет.

Подобная неопределенность могла вывести рассудительного Квиллера из себя, поэтому он не стал подавлять возникшее вдруг желание как можно скорее разделаться с бургером, приготовленным по рецепту отеля «Пирушка».