Глава 1
Дуракам закон не писан!
Так подумал знавший толк в законах судебный пристав Клэнси Грин, быстро проглядев список дел, вынесенных сегодня на беспристрастное рассмотрение судьи Роберта Сьюэлла. На самом видном месте красовалась хорошо известная Клэнси фамилия.
Она была, конечно, нельзя сказать, чтобы очень редкая, скорее даже наоборот, но ему было уже известно, что «Уокер» – это не кто иной, как Билли Боб собственной персоной.
Ой, что будет! Клэнси даже пот прошиб. Он почувствовал, как холодные струйки стекают вниз по костлявой спине и впитываются в ткань рубашки; новой рубашки, купленной на Уол-Март в Мартинсвилле всего неделю или две тому назад. «Что ж, и вспотеть нельзя, что ли?» – подумал он про себя. Просто сегодня очень жарко для мая, и, во-вторых, в здании суда кондиционеры не работают.
В душном, тесном зале суда по долгу службы томились Клэнси Грин и Виния Томпсон, стенографистка, а также восемнадцать истцов и ответчиков вместе со своими свидетелями и адвокатами. Отсутствовали только двое: судья и… Вильям Роберт Уокер!
Пот снова прошиб Клэнси, на этот раз еще более обильный, и он поспешил скорей уткнуться носом в проклятую бумагу, будто хотел загородиться ею от всего света.
– Ну, знаете, Клэнси Грин… – возмущенно проговорил чей-то голос прямо у него над ухом, так что он подпрыгнул от неожиданности.
Это Виния Томпсон, пока он был занят своими переживаниями, успела сесть на стул, специально предназначенный для стенографистки, и теперь с упреком смотрела на него.
Слишком поздно бедный Клэнси осознал, что слова, которые он бормотал про себя и которые ни в коем случае не должны были достигнуть ничьих ушей, и уж тем более слуха набожной особы женского пола, были произнесены излишне громко.
– Извините, Виния! – покраснел он. – Я вас не заметил, честное слово.
– Надеюсь, что так, – возмущенно сказала Виния. – Как вы можете так ругаться? Вы в церковь хоть когда-нибудь ходите?
Виния сидела с прямой спиной, подтянутая и чопорная, и с первого взгляда в ней можно было с уверенностью распознать старую деву.
Они были ровесниками – обоим стукнуло по пятьдесят два, но Виния, то есть девушка, сохранилась гораздо лучше. Она ни на йоту не изменилась с тех пор, как закончила брискинскую школу, и оставалась все такой же большеротой, худенькой и, между прочим, без единого седого волоска.
Припомнив тираду, которую он только что произнес, Клэнси признал про себя, что действительно… как бы это выразиться… ну, скажем… позволил себе некоторые вольности.
– Вы бы тоже не удержались… – стал оправдываться он. – Вот, посмотрите-ка!
– Выдержка – величайшая добродетель людская, ибо человек, лишенный самодисциплины… – Ох, ты!.. – этот возглас вырвался у Винии, когда Клэнси положил перед ней лист с фамилиями и ткнул пальцем в верхнюю строчку. – Что же делать?!
– Что тут вообще можно «делать»? Лично я не могу «сделать» ни чер… ничего!
– А… а судья знает?
– Откуда? Его две недели не было! Он только что приехал. А вот что с Билли Бобом?! Есть у него голова на плечах или нет? Вот почему он ничего не сделал – это одному дьяво… то есть Богу известно. Он мог бы, если б захотел… – Клэнси запнулся, потому что сразу как-то не приходило в голову, что бы такое мог сделать Билли Боб Уокер.
В этот момент, преступно нарушив казенную тишину, в зал влетела большая нахальная муха, нагло воспользовавшись тем, что окна, по случаю жары и поломки кондиционеров, были распахнуты настежь.
Впрочем, всеобщее внимание тут же перенеслось на человека, величавой походкой вошедшего в зал через дверь комнаты для судей.
Его появление, как всегда, ни в коем случае не могло остаться незамеченным. Судья Роберт Сьюэлл был высоким, крупным мужчиной, строго соблюдающим во всем букву закона. Несмотря на жару, он был в широкой черной судейской мантии, в которую облачался всегда, когда шел в суд, даже если ему предстояло пробыть там не более минуты.
Те, кто недолюбливал его, говорили, что таким образом судья из снобизма и высокомерия подчеркивает свою принадлежность к кругу богатейших семей, которым по карману послать сына в юридическую школу в Оул-Мисс.
Дамы считали, что длинная черная мантия очень ему к лицу: подчеркивает высокий рост и оттеняет светлые волосы, которые кажутся в таком сочетании благородной сединой. Он был, бесспорно, очень красив; многие девушки из самых хороших семей засматривались на него. Роберт Сьюэлл выбрал себе в жены Лидию, родом из Билокси, подходящую ему во всех отношениях.
«Хороший судья», – таково было общее мнение жителей городка Суитуотер.
«Красивый, элегантный», – добавляли женщины.
«Напыщенный болван», – думал Клэнси Грин с неприязнью, отодвигая бумаги в сторону.
Судья, усевшись на свое место, досадливо поморщился.
– Мне думается, нужно включить кондиционеры, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, но повернув голову в сторону судебного пристава.
Клэнси вскочил, сжимая роковую бумагу, судорожно сглотнул и со всем возможным смирением ответил:
– Тернер чинит кондиционеры, ваша честь. Видимо, что-то не в порядке.
Судья посмотрел на него.
– Мне думается, мы все ощущаем это.
В его голосе слышалось легкое раздражение. Он достал из внутреннего кармана очки в тонкой золотой оправе и водрузил их на нос. Очки придали ему еще более внушительный вид.
– Попросите Тернера поскорее закончить.
Вообще-то Клэнси очень не любил спорить с начальством, но сегодня он был готов на все, лишь бы оттянуть момент, когда судья увидит, какое дело предстоит ему разбирать в первую очередь.
– Да, сэр, хорошо, сэр. Только… вы знаете, в мэрии мне сказали, что налоговые поступления в местную казну несколько сократились… и что поскольку май в нынешнем году обещает быть очень теплым, погода будет стоять замечательная, то если держать окна открытыми – это было бы неплохо…
– Как вы сказали? – Судья Сьюэлл внимательно посмотрел на Клэнси.
– Сэр, я хочу сказать… Господь в милосердии своем даровал нам прекрасную погоду, и грех было бы ею не воспользоваться… Мы могли бы сэкономить электричество и…
Больше ничего не лезло в голову, Клэнси удрученно замолчал.
Большинство посетителей закончили свои разговоры еще при появлении судьи, а теперь притихли и все остальные, напряженно следя за странным диалогом между Сьюэллом и судебным приставом, обычно тихим и незаметным, а сегодня вдруг так расхрабрившимся. Удивленный Сьюэлл смотрел на Клэнси, как будто тот сошел с ума. Потом судья положил локти на стол и сцепил пальцы.
– Мистер Грин, – произнес он медовым голосом. – Когда я окажусь в здешней земле на глубине шести футов, у меня будет вечность, чтобы поближе сойтись с природою. С муками, жарой, пылью и прахом, и всякими творениями Господними. Но сейчас я не желаю терпеть неудобств, которые, как я знаю, в человеческих силах устранить! – Сьюэлл откинулся на спинку кресла, скрипнувшего под его тяжестью. – Вам ясно?
Клэнси кивнул. Жаль, что ему не подвернулся более удачный предлог для задержки заседания.
На мгновение повисла пауза, потому что толпе требовалось время, чтобы оценить глубину высказанной мысли; потом раздались легкий гул одобрения и смешки. Судья умел вызвать симпатию толпы и добиться ее поддержки. Ценное качество, которое может помочь Роберту Сьюэллу занять в недалеком будущем пост губернатора, особенно если он заручится поддержкой и деньгами Сэма Пеннингтона. И если какие-нибудь шалопаи, типа Вильяма Роберта Уокера, не вовлекут его в какой-нибудь шумный скандал.
– Где список дел на сегодня? – резко спросил судья, перебирая бумаги на своем столе. – Что идет первым пунктом, мистер Грин?
Клэнси в отчаянии посмотрел на Винию, но она наклонила голову к своей машинке, сделав вид, что ее это не касается. Он прокашлялся. Значит, помощи ждать неоткуда.
– Слушается дело: Бад Аллен и «Кантри Пэлис» против Вильяма Роберта Уокера.
Последние три слова Клэнси произнес невнятной скороговоркой.
В этот момент судья что-то записывал в свой блокнот и до него дошло не сразу. А когда дошло, его рука замерла.
– Как вы сказали? – сказал он внешне спокойно, но глаза за стеклами очков сделались ледяными.
– Бад Аллен и «Кантри Пэлис» против Вильяма Роберта Уокера, – ответил судебный пристав.
На этот раз его голос звучал твердо, потому, наверное, что он осознал неизбежность грядущего скандала.
В тесном, душном помещении суда повисла напряженная тишина.
– Кто… – краска медленно заливала лицо Сьюэлла. – Кто подсунул мне это дело?
Все словно воды в рот набрали. Никто не осмеливался даже пошевелиться.
– Кто адвокат Бада Аллена? – Вопрос судьи прозвучал оглушительно громко в напряженной тишине зала.
– Э-это я, ваша честь, – от дальней стены отделился Дж. К. Хайес и сделал несколько шагов вперед.
Дж. К. был не похож на самого себя. Обычно он напоминал горластого продавца подержанных машин, но в этот солнечный день он был неузнаваемо скромен.
Сьюэлл смотрел на него с нескрываемым отвращением.
– Это вы подсунули мне это дело?
Дж. К. съежился под грозным взором судьи.
– П-простите, сэр, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду…
– У меня нет претензий к вам, мистер Хайес, – резким голосом произнес он, – но не стройте из себя воплощенную невинность. Ваш клиент – частый гость в суде, поскольку занимается… известного рода бизнесом. Я достаточно осведомлен. Но зачем вы втянули сюда Уокера?.. Он ведь… Он ведь…
– «Он ведь» что? – послышался насмешливый голос. Собравшиеся в зале, как один человек, охнули, и глаза присутствующих устремились на вошедшего. Клэнси тоже посмотрел и тихо застонал.
Полностью загораживая дверной проем, в свободной позе, опершись о косяк, руки в карманах джинсов, стоял молодой человек в мятой шляпе набекрень.
С первого взгляда становилось ясно, что ему глубоко плевать на все на свете: и на суд вообще, и на это судебное дело в частности, и даже на самого судью Сьюэлла.
А судья Сьюэлл стремительно терял самообладание. Его ноздри раздувались, а губы сжались в тонкую полоску.
– Я совершенно незнаком с обстоятельствами этого дела, – сдерживаясь из последних сил, произнес он.
– Ваша честь! – быстро вступил адвокат. – Вы можете с ходу выслушать нас, и, я уверен, вынесете справедливый приговор. Мой клиент полностью доверяет вам. Что касается Билли Боба…
Он повернулся в сторону второго участника процесса, выражение лица которого было безмятежным, как у невинного младенца.
– Да ладно, чего уж там… Билли Боб тоже не возражает, – беззаботно сказал Уокер.
– Это… недостойный фарс, – с негодованием произнес судья и резко поднялся.
– Ваша честь! – заторопился Дж. К. – Если вы отказываетесь рассматривать дело, то должны выдвинуть соответствующие аргументы.
– Мне закон известен! – ледяным тоном ответил Сьюэлл.
– Я, например, не знаю обстоятельств, которые могли бы помешать мистеру Сьюэллу рассмотреть дело, – насмешливо произнес Уокер. – Но, может, у него все-таки есть какие-то особые причины?
Он явно намекал на что-то, бросал вызов судье, нарывался на скандал.
Вне себя от гнева Сьюэлл схватился за судейский молоток.
– Да как вы смеете?! – закричал он, но быстро взял себя в руки.
После непродолжительной паузы судья проговорил, почти не разжимая губ, но голосом, ясно слышимым в напряженной тишине зала:
– Да. Пожалуй, вы правы. Действительно, мистер Уокер, мне предоставляется редкая возможность воздать вам по заслугам. И вы, смею вас уверить, получите то, что заслужили, по крайней мере, своим вызывающим поведением.
– Ни минуты не сомневаюсь, – преувеличенно бодро и весело ответил Билли Боб.
Но от их скрещенных взглядов словно искры отлетали, как от дуэльных клинков.
– Хорошо, я согласен, – наконец произнес судья. – Стороны могут приготовиться к слушанию дела.
Адвокат Дж. К. и его клиент, весьма крепкий на вид молодой человек, одетый в ярко-зеленые слаксы и подобранную в тон рубашку, мгновенно сорвались с места и уже сидели за столом напротив судьи, когда другой участник дела только начинал свой долгий путь мимо заполненных людьми скамеек, по дороге приветствуя своих знакомых. Деревянный пол скрипел в такт его ленивым шагам, и казалось, даже этот скрип оскорблял всех присутствующих.
Вильям Роберт Уокер внушал всем благоговейный трепет. Он был ростом шесть футов три дюйма. А квадратные плечи Билли Боба – как его называло большинство горожан – даже несколько нарушали почти идеальные пропорции его тела. Джинсовая рубашка не могла скрыть этого небольшого недостатка. Длинные волосы спускались до плеч и выглядели вызывающе в судебном зале.
Но хуже всего была шляпа! Старая, мятая, как будто ею играли в футбол. Неужели нельзя было хоть раз изменить своим привычкам? Начиная с тринадцати лет он не носил других шляп, только такие, мягкие, быстро мнущиеся, со свисавшими вниз полями.
Некоторые утверждали, что он и спит в шляпе. А одна его старая подружка, Анджи из парикмахерской, как-то клялась, что он не снимает шляпу даже в самые интимные моменты.
– Вы ничего не забыли, мистер Уокер? – холодно спросил Сьюэлл, глядя на медленно приближающегося мужчину.
– А что? Вроде ничего, – прикинулся дурачком мистер Уокер.
– Когда вы обращаетесь к суду, извольте соблюдать общепринятые правила, – сказал Сьюэлл тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Используйте почаще слово «сэр».
– Хорошо, – без споров согласился Билли Боб, лениво цедя слова, – … «сэр».
– Где ваш адвокат?
– Кто?
– Ваш защитник. Юрист.
– А-а-а, вы имеете в виду парня типа Дж. К.? – спокойно уточнил Билли Боб. – Увы, Бад успел к нему первым, так что я обойдусь без адвоката.
– Значит, вы будете защищать себя сам. Ну что ж, тогда вам некого будет винить… – сказал Сьюэлл, и что-то похожее на удовлетворение промелькнуло в его голосе. – Мистер Грин, приведите стороны к присяге.
Оглашение обстоятельств дела не заняло много времени и не добавило ничего нового. Драка из-за женщины – это было естественное, по мнению большинства, состояние Билли Боба, необходимое ему так же, как сон или еда.
Адвокат начал сразу с существа дела.
– Ваша честь, мой клиент готов доказать суду, что Билли Боб начал драку в его клубе, «Кантри Пэлис», и…
– … В «клубе»? – прервал адвоката судья с ноткой презрения в голосе. – Вы имеете в виду ту самую грязную развалюху на окраине города, из которой вечно разносятся дикие вопли?
– Почему это… – запротестовал Бад, привставая, но Дж. К. быстро усадил его на место.
– Да-да, именно ту самую, ваша честь, – согласно покивал адвокат. – Во всяком случае, Билли Боб нанес ущерб, если сказать точно… – Дж. К. заглянул в записную книжку, – две тысячи четыреста тридцать один доллар шестьдесят четыре цента. Мой клиент требует возместить ему эту сумму и плюс еще пятьсот долларов за телесное повреждение, то есть перелом двух пальцев во время драки. Билли Боб наступил моему подзащитному на руку.
В зале засмеялись, а Той отделился от стены и сказал:
– Все это вранье, ваша честь. Он сам напросился. Боб просто отбил у него девчонку, которую тот хотел затащить в постель, вот и все! А ему обидно стало. Что, разве не так, Бад?
Смех стал громче, Виния густо покраснела, Бад – тоже, хотя у него и без того было румяное лицо.
– Ну, знаешь, Той, – рассердился Бад. – Ты… Заткнись, понял?
Судья Сьюэлл с размаху стукнул молоточком по столу и закричал, перекрывая гул голосов:
– Все! На сегодня хватит! Больше я не потерплю!
Когда волнение полностью улеглось, он сказал более спокойным тоном:
– Той Бейкер, вы можете покинуть зал суда, я вас не задерживаю.
– Но, сэр, это один из свидетелей Бада, – вмешался Дж. К.
– Хорошо, тогда пусть остается, – согласился судья. – Пусть ни у кого не останется сомнений, что я выполнил свой долг и довел это дурацкое дело до конца, каких бы усилий мне это ни стоило.
– «Дурацкое»? – удивленно посмотрел подзащитный на адвоката, который опять предостерегающе толкнул его локтем в бок.
– Ничего, Бад! Не вздумай возражать!
Той получил возможность высказаться, и для восхищенного описания драки он не пожалел ярких красок и сильных выражений.
Бад вертелся во все стороны, по ходу повествования показывая синяки и демонстрируя руку в гипсе.
Дж. К. представил суду медицинскую справку и справку об ущербе.
На протяжении всей сцены судья сохранял на лице каменное выражение.
– Ну что ж, мистер Уокер, – сказал он, когда одна из сторон процесса исчерпала свои аргументы. – Теперь послушаем вас. Вы, наверное, докажете свою невиновность за пару минут. Иначе, зачем вам отказываться от адвоката?
Билли Боб поднялся во весь свой немалый рост. Сьюэлл грозно наставил на него молоточек, словно пистолет.
– Снимите шляпу.
Билли подчинился, тряхнув копной светлых волос.
– Да я, собственно говоря, ничего не хочу доказывать, – миролюбиво произнес он.
После такого заявления повисла новая пауза.
– Не соблаговолите ли вы тогда объяснить суду, зачем вы пришли на заседание? – с явной угрозой в голосе спросил Сьюэлл.
– Да понимаете, мне просто хотелось поближе познакомиться с вами, – серьезно ответил Билли.
Публика раскрыла рты; лицо судьи исказилось от бешенства.
– Ну что ж, если вам нечего сказать…
– Ах да, – Билли вышел из-за стола; держа в руках свою шляпу. – Да, забыл сказать, что я не наступал Баду на пальцы. Я просто ударил его, а он свалился на руку и сломал пальцы. И еще: драку затеял не я, а он, когда его девчонка сказала, что предпочитает меня.
– Врешь, гад! – неожиданно взорвался Бад. – Ты ей проходу не давал, а ведь я тебя предупреждал, что если ты еще хоть раз начнешь приставать к моим девочкам…
– Молчать! – рассвирепел судья.
Бад тут же затих и сел на место, невнятно бормоча что-то себе под нос.
– Никто – слышите меня?! – никто еще не осмеливался разыгрывать здесь комедию, превращать судебное заседание в ярмарочный балаган! – в бешенстве проговорил судья. – И я не желаю больше вникать в подробности этого дела.
Светло-голубые глаза судьи снова встретились с синими глазами стоявшего перед ним молодого человека.
– Сколько вам лет, мистер Уокер?
Билли Боб вскинул подбородок, но на лице у него впервые за все время появились признаки удивления и беспокойства.
– Да вы же знаете, – помолчав, сказал он.
– Если бы я знал, то не спрашивал бы, верно? Итак, сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Всего лишь? А я думал вам уже больше ста, – деланно удивился судья. – Вы совершили столько неподобающих приличному человеку поступков, что этого с лихвой хватило бы на четырех молодых людей вашего возраста.
– Весьма польщен, – коротко поклонился Билли Боб.
– Сколько драк вы почтили своим участием? Попробуйте припомнить, начиная хотя бы с вашего шестнадцатилетия, – со злорадством продолжал допрос судья.
– Всего не упомнишь.
– Конечно. Я так и полагал. Но ваша репутация известна в суде. Вы стали знаменитым в среде моих коллег-судей. Ваше имя постоянно на слуху во Дворце правосудия.
Билли Боб пожал плечами.
– Ну что ж, мне доставляет большое удовольствие, что вы следите за моими успехами… ваша честь.
– За вами следит полиция, молодой человек, а не я. – Сьюэлл покраснел. – И вам, как мне кажется, очень это нравится. Вы купаетесь в своей скандальной славе. И еще больше распоясываетесь! Вам уже тесно в рамках закона!
Билли Боб тоже покраснел, но голос его звучал спокойно и ровно.
– Вы ничего обо мне не знаете, – возразил он. – И не вам, судья, говорить мне о приличиях…
– Замолчите! И не раскрывайте рта, пока я вам не разрешу, иначе будет плохо!.. Я объявляю свое решение. Вы заплатите истцу то, что он требует, до последнего цента, плюс судебные издержки.
Билли Боб стоял прямой, как столб, стиснув зубы.
– И это… все? – раздельно произнося слова, спросил он после некоторого молчания.
Каждое слово наглеца звучало как пощечина судье.
– Нет, не все. Я приговариваю вас к пятнадцати суткам заключения в городской тюрьме за нарушение общественного спокойствия и драку в общественном месте.
– Ваша честь, – привстав, запротестовал адвокат Бада, – мы не требовали заключения Билли Боба в тюрьму.
– Сядьте, Дж. К. Я рассмотрел дело и вынес свой приговор. Чего вы еще хотите?
– Однако это… – начал Билли Боб, но с видимым усилием заставил себя замолчать. Краска заливала теперь не только его щеки, но и шею.
– Вы хотите еще что-то сказать? – торжествовал Сьюэлл. Он тоже поднялся и оказался теперь выше Билли Боба на целую голову, поскольку кресло судьи располагалось на некотором возвышении. Теперь уже судья бросал вызов Билли. Тот, нервно сглотнув, не отвел, тем не менее, взгляда.
– Нет, – выдавил, наконец, Билли Боб, нервно теребя поля своей шляпы. – Действительно… чего от вас еще ждать?
Судья Роберт Сьюэлл, в конце концов, потерял самообладание. Он сказал хрипло, цедя слова:
– Что вы сказали?
И Билли Боб нанес завершающий удар.
– Я знал, что в вас нет милосердия, судья. Мама мне не раз об этом говорила. Вы должны помнить ее, правда? Ее зовут Эллен Уокер.
– Еще пятнадцать суток, – прохрипел судья, побледнев как смерть. – Пятнадцать суток или штраф пятьсот долларов – за неуважение к суду. И если вы скажете еще хоть одно слово, я вас сгною в тюрьме!
После секундного замешательства Билли нахлобучил свою шляпу на голову и засунул подрагивающие руки в карманы джинсов.
– Да… сэр.
Противники подошли вплотную друг к другу и застыли, как две статуи, и никто теперь не смог бы оспорить явное сходство их черт. Одинаковые прямые носы, волевые подбородки, твердая линия рта.
Оказавшись за дверями зала суда, гудевшего, как потревоженный улей, Бад растерянно сказал адвокату:
– Ну и дела! Я, конечно, зол на Билли, но зачем его в тюрьму-то сажать, черт возьми? Это все ты меня подбил;
– Мы не виноваты – Билли Боб сам напрашивался, разве не видел? Он запросто мог попасть к другому судье, стоило ему одно только слово сказать. Он сам захотел именно к Сьюэллу. Внимания его, видите ли, возжелал. Ну и получил. По заслугам. – Дж. К. не верил в угрызения совести; это шло вразрез с его профессией. Он поправил галстук и снисходительно потрепал клиента по плечу. – Да ладно тебе, Бад. Хватай деньги и беги, пока не отобрали. Но сначала расплатись со мной. А потом забудь все это как страшный сон. То, что произошло, тебя совершенно не касается. Это их семейное дело.
Глава 2
Солнце светило все также ярко, когда на восточной стороне площади, у знака с надписью «стоп», приостановился блестящий темно-вишневый «Порше». Автомобиль резко стартовал с места, как будто одним махом хотел проскочить через весь город, но тут же с визгом затормозил и свернул на узкую улочку, на противоположных сторонах которой расположились аптека Бойда и банк.
Трое пожилых мужчин следили за лихачом, который был вынужден снизить скорость из-за недостатка пространства для маневра. Нечасто случаются такие происшествия, скрашивающие долгие часы посиделок на скамейке около суда.
– Сорвиголова, а не девчонка, – заметил Коттон Джонс.
Он сидел и широким острым ножом строгал толстую ветку орешника, постепенно превращая ее в гору стружки. К концу дня гора обещала полностью скрыть из виду его грубые рабочие ботинки.
Один из мужчин, высокий, с небольшим брюшком, судя по форме и значку, местный служитель закона, со злобой взглянул на Джонса.
– Хороша девка! Разве нет? – небрежно продолжил Коттон и своим красивым ножом с костяной ручкой легко снял тонкую и длинную-предлинную – во всю длину палки – стружку. – Вся в отца, – добавил он. – Откуда что взялось, спрашивается? Всегда она была тихая, как мышка.
– Ты, видно, ничего не знаешь про нее? – лениво осведомился его сосед, сидящий с банкой кока-колы в руке. – Моя внучка Мария, – продолжил любитель газировки, – которая тут работает… – Он кивнул в сторону дома с белыми колоннами, на кирпичном фасаде которого красовались балкон в новоорлеанском стиле и вывеска с массивными позолоченными буквами: «Народный банк Суитуотера». – Ну, так она рассказала, Сэм, что Пеннингтон отправил дочь служить простым кассиром в маленьком филиале – в Довере, кажется – и держит там, пока не решит, что с нее довольно.
Собеседники подождали, не добавит ли чего-нибудь блюститель закона. Но тот промолчал.
– Зачем он ее посылал в тот колледж? – сказал Коттон, обращаясь ко второму старику, которого звали Джексон. – Курам на смех! Обязательно в Теннесси надо учиться, а от Миссисипи они нос, видите ли, воротят. Да… ничего он для нее не жалел: ни машины, ни платьев, а хорошую работу не дал. Почему? Может, она сама не захотела?
– Отстал бы он лучше от нее, вот что! – Шериф, наконец, не выдержал и высказался со всей определенностью. Шерифа звали Томми Фарли. Он знал, что говорил, потому что приходился троюродным дядей той, что сидела за рулем вишневого «Порше».
– А что ему от нее нужно сейчас? – не отрывая глаз от ветки, спросил Коттон.
– То же, что и всегда.
Томми отвернулся от банка и стал смотреть на четырехэтажный Дворец правосудия, очень похожий на огромного неподвижного Будду, усевшегося прямо в самом центре городка посреди деревьев. Пришла весна. Зеленела трава, по краям дорожек распустились пестрые цветы, недавно посаженные чьей-то заботливой рукой. Цветы росли и в тени старой магнолии, под которой и стояла облюбованная троицей скамейка со спинкой, сделанная неизвестно кем в незапамятные времена.
– Силоу уже достаточно взрослая, чтобы не обращаться с ней как с ребенком. Ей уже двадцать один. Нет, подожди… или двадцать два? – нарочито равнодушно сказал Томми.
– Она не успеет повзрослеть, если будет продолжать в том же духе, – внушительно сказал Коттон. – Она разобьется молодой, если не перестанет гонять с такой скоростью. Неужто ей мозги вправить некому?
– Это ты на кого намекаешь? На меня, что ли? – уточнил Томми.
– Ты же у нас законник. И родственник. Тебе и карты в руки. Не станет же он ссориться с троюродным братом, – рассудительно ответил Коттон. – К тому же ты ему ни в чем не отказываешь, это всем известно. Может, и он не откажет тебе раз в жизни.
– Не доводи меня, Коттон. Что ты хочешь сказать? Что я боюсь Сэма? – Томми фыркнул, хотя в его тоне не было уверенности.
– Я должен сознаться, – кротко сказал Джексон, – что я-то боюсь Сэма.
Коттон вернулся к прежней теме:
– Я просто хотел спросить: с чем он пристал к ней на этот раз? Что он задумал?
– Ничего. – Томми загадочно ухмыльнулся. Почему он должен демонстрировать всему свету свое неведение?
Он надел темные очки.
– Ладно, у меня полно дел. Пойду в тюрьму, посмотрю, что там на обед. Билли Бобу осталось еще почти три недели, а он уже, по-моему, совершенно извелся. За ним нужен глаз да глаз. Пока, ребята.
Узкая улочка, отделявшая банк от аптеки, вела на маленькую площадь с большой автомобильной стоянкой, предназначенной только для служащих банка, о чем напоминал большой красно-белый щит со строгой надписью. Вишневый «Порше» попытался приткнуться где-нибудь между другими машинами, заполнившими стоянку, но не нашел ни малейшей щели.
Сначала «Порше» нацелился, было на относительно свободное пространство рядом с длинным белоснежным «Кадиллаком», около которого красовалась табличка: «Внимание! Этот участок – частная собственность президента банка Сэма Пеннингтона».
Но в последний момент автомобиль изменил намерение и, сделав немыслимый разворот, втиснулся на единственное остававшееся, на общей стоянке место.
Силоу Пеннингтон не сразу вышла из автомобиля. Она посидела немного, яростно сжимая руль и стараясь успокоить бурю, бушевавшую у нее в душе. Ее отец, Сэм Пеннингтон, президент банка, вызвал свою дочь якобы из-за неверного оформления документов.
Это все из-за Майкла! Этот подлиза уже успел добраться до отца и пожаловаться ему. Надо было опередить его, а не прятаться в своей комнате, избегая столкновения. И что? Рассказать все Сэму? Даже если бы она собралась с духом, он бы все равно не поверил.
Он думает, что свет клином сошелся на Майкле.
И вот чаша ее терпения переполнилась. Сегодня она скажет отцу правду, понравится это ему или нет.
Чтобы успокоиться, она провела рукой по темно-синей юбке, но материя закончилась почему-то гораздо раньше, чем она ожидала. Тут она вспомнила, что сегодня специально надела юбку покороче. Это был вызов. Терзаясь бессонницей, она догадалась, что Майкл пожалуется отцу, а тот вызовет ее к себе немедленно. Да, она была рада, что надела эту юбку. Одного этого достаточно, чтобы взбесить Сэма.
Ну, может быть, слишком уж коротко. Силоу посмотрела на свое отражение в изогнутой полированной поверхности автомобиля и досадливо поморщилась, убедившись, насколько открыты взгляду ее ноги. Ей стало не по себе.
Да и вырез на ее коротком, до талии, белом жакете чересчур глубокий. А крупные квадратные серьги в ушах слишком блестящие. Сэму есть на что полюбоваться, это выведет его из себя не меньше, чем на полчаса. Даже про Майкла, наверное, забудет.
«Ну, девочка, размечталась! – сказала она себе, невесело усмехнувшись. – Как же, забудет он…» И она вошла в банк, как в клетку со львом.
Мэри Уотсон работала у Сэма Пеннингтона личным секретарем; миновать ее было невозможно, потому что она сидела за большим столом прямо у входа на этаж.
Еще три женщины сидели рядом с ней за столами поменьше. Это были так называемые «девочки» Мэри, хотя одна из них, например, была уже бабушкой – и по возрасту, и по солидному виду. «Бабушка» первая увидела Силоу и улыбнулась ей, как улыбалась всегда, когда та появлялась в банке.