Глава 3

Это была именно та ситуация, которая требовала не только быстрых действий, но и доброй выпивки. Я отказался о чем бы то ни было говорить, пока не приготовил пару самых старомодных коктейлей, состоящих почти из одного спиртного.

Луиза нетерпеливо схватила бокал и держала его так далеко от себя, как будто я предложил ей гранату, которая вот-вот должна была взорваться.

— Майк — глупый ублюдок, — заявила она для начала. — Только этим я могу объяснить то, что в свое время он связался с этой особой Фрай!

— Вот как?

— Но потом он повел себя еще глупее — пригрозил провалить ее мексиканский развод, если она не заплатит ему фантастическую сумму денег! — продолжала она тем же строгим голосом. — Я говорила ему, что он играет с динамитом, этот Юджин Патрик привык заглатывать людей в четыре раза крупнее Майка и выплевывать их мелкими кусочками перед завтраком, но он не пожелал меня слушать.

— Не пожелал? — пробормотал я в полной растерянности.

— Я же сказала вам, что он глупец. — Она презрительно рассмеялась. — Ленивый, беспомощный, просто увалень из какой-то старой сказки, таков мой братец! Но, к несчастью, он именно мой брат, так что, понимаете, я должна вытащить его из этой трясины.

— Ну и как вы предлагаете это сделать?

— Именно из-за этого я и нахожусь здесь, — нетерпеливо заявила она. — Я решила сначала дать вам шанс.

— Шанс? — У меня создалось впечатление, что я внезапно стал выполнять при ней роль эха.

— Отправиться в полицию и добровольно признаться в заговоре убить Майка, что еще? — Она повысила голос. — Сообщите им, что вы поехали к нему в мотель для того, чтобы отвлечь его внимание и, дать возможность вашему партнеру войти и беспрепятственно застрелить его.

— Но его никто не застрелил! Погибла девица.

— Ошибка, — твердо заявила она. — Ваш партнер разнервничался, и когда Глэдис...

— Глэдис? — Я вытаращил глаза, подумав, что ослышался.

— Я ничего не могу поделать, раз ее так назвали родители! — огрызнулась она. — Когда Глэдис открыла дверь, ваш сообщник застрелил ее прежде, чем сообразил, что она не была намеченной жертвой. Полагаю, все пошло кувырком с самого начала, не так ли? — Она презрительно глянула в мою сторону. — Майк мне рассказал, как вас буквально перекосило, когда вы увидели, что он не один. А потом, когда вы попытались испугать его, Майк вас оглушил, и это было еще одним осложнением, не так ли? Я хочу сказать, вы не имели возможности предупредить своего напарника, что в комнате, кроме Майка, находился кто-то еще!

— Да-а, — покачал я головой. — Ну и что еще вы напридумывали?

— Вы можете отправиться в полицию и сообщить им имя своего партнера, убившего Глэдис, и то, как вас наняли убить Майка эта особа Фрай и воистину кошмарный тип Юджин Патрик! — решительно заявила она. — Полагаю, они не могут обвинить вас в фактическом убийстве, потому что вы находились без сознания в то время, так что вам придется отвечать только за свою роль в этом сговоре. Полагаю, вы получите не более десяти — пятнадцати лет тюремного заключения. А это гораздо лучше, чем газовая камера, верно?

Несколько секунд я ошарашенно моргал, затем плотно зажмурился и снова раскрыл глаза. Нет, моя посетительница вовсе не была бестелесным видением, она все гак же сидела на краешке кушетки, держа в вытянутой руке бокал с выпивкой. Но с такой фигурой и всем остальным кому было дело до того, что в ее голове полностью отсутствовали шарики?

— Ну? — Она воинственно вздернула подбородок и одарила меня уничтожающим взглядом — Что вы на это скажете, мистер Холман? Вы намереваетесь сейчас вызвать полицию?

— Знаете, я как раз размышляю о том, не стоит ли вызвать сюда психиатра. Дорогая, мне неоднократно доводилось встречаться со всякого рода психами, но вот что должен вам сказать, пожалуй, вы самая красивая дурочка, которую я когда-либо видел. И я считаю это предельной несправедливостью, чтобы девушка с такой внешностью, формами и голосом родилась с абсолютным вакуумом в голове!

— Как я понимаю, вы отказываетесь вызвать полицию и добровольно признаться во всем, мистер Холман? — спросила она ледяным тоном.

— Вы стопроцентно правы, милочка! — совершенно искренне ответил я.

— Прекрасно! — произнесла она сквозь стиснутые зубы. — В таком случае мне не остается ничего иного, как самой вызвать их!

— И что сказать?

— Что они должны немедленно приехать сюда и арестовать убийцу, виновного в гибели Глэдис в мотеле.

Я откинулся назад на подушку, сделал большой глоток из своего бокала и стал наблюдать за ее ритмично двигающимися половинками под голубыми шортами, пока она шла к телефонному аппарату, находящемуся в противоположном конце комнаты. Она даже успела поднять трубку и начала набирать номер, когда все же здравый смысл победил чары этой современной колдуньи.

— Положите трубку! — рявкнул я.

Она замерла на мгновение, затем с презрительной ухмылкой посмотрела на меня:

— Уже передумали, мистер Холман? Вы понимаете, будет гораздо лучше, если вы сами вызовете полицию и добровольно во всем сознаетесь.

— Полагаю, о тайном заговоре сказал вам Майк, да? — миролюбиво осведомился я.

— Конечно, кто же еще?

— По его словам, он ударил меня так, что я потерял сознание, и, пока лежал бездыханным полутрупом, кто-то постучал в дверь? Поэтому он велел Глэдис узнать, кто там? И следующее, что он услышал, — это звук выстрела?

Она кивнула, соглашаясь.

— Глэдис упала на колени, — пояснила она чуть слышно, — а он услышал, как кто-то убегает прочь.

— Что потом?

Неожиданно в ее блестящих глазах вспыхнуло подозрение.

— Вы просто хотите оттянуть этот звонок в полицию, мистер Холман?

— Все это крайне важно, поверьте! Сообщите мне все подробности.

— Ну... — Она слегка пожала плечами. — Майк как бы остолбенел от страха — да и кто не остолбенел бы? — и буквально не мог пошевелиться. Потом он подошел к двери и выглянул наружу, но никого не увидел. После этого он осмотрел Глэдис, понял, что она мертва, ну и запаниковал. — Она неодобрительно поморщилась. — Это была, разумеется, типичная для него реакция. Он всегда не переносил вида крови. Помню, как однажды, когда он был уже в последнем классе школы, он порезал себе палец, открывая консервную банку, и ему стало дурно!

— Давайте не будем отнимать время на трогательные воспоминания, золотко!

— Выскочил из комнаты, помчался к своей машине, прямиком отправился ко мне, ну и рассказал мне всю историю! — быстро закончила она. — А теперь звоните.

— Это была идея Майка, что вам необходимо поехать ко мне и добиться признания в преступном сговоре с убийцей, или ваша? — спросил я.

— Это не имеет решительно никакого отношения к случившемуся! — слишком быстро пробормотала она. — Я теряю терпение, мистер Холман. Либо вы немедленно звоните, либо...

— Могу поспорить, это была ваша собственная идея, — сказал я, — а он даже не догадывается, что вы здесь.

Враждебное выражение ее лица подтвердило мою правоту.

— Я никогда не входил ни в какой преступный сговор, — заговорил я негромко, с подкупающей искренностью, — и я могу это доказать. Ответьте-ка мне на один вопрос: если Майк был так убежден в тайном сговоре или в преступной организации — называйте как вам угодно, — почему же он не вызвал копов сразу после убийства девушки? Не забывайте, я в то время все еще был без сознания, так что ему ничего не стоило задержать меня до появления полиции.

— Я же вам говорила, что он запаниковал! — Разнервничавшись, она прикусила нижнюю губу. — Люди не всегда реагируют логично, когда...

— Они не всегда действуют логично, если их мучает сознание собственной вины. Ведь вы судите о случившемся только со слов Майка. Насколько мне известно, он спокойно мог сам убить эту девицу. Позднее, когда он явился к вам за защитой или за временным пристанищем, где бы он мог какое-то время скрываться, ему было необходимо изобрести какую-то теорию, объясняющую инцидент, не так ли?

— Я не верю, чтобы Майк ее убил! — яростно закричала она. — Он не мог бы вообще никого убить! Ему не хватает...

— Знаю, знаю... Вы говорили, что он теряет сознание при виде крови. Если говорить откровенно, я тоже не думаю, что он убил девицу, но копы-то придерживаются именно такого мнения, потому что, когда я очнулся в комнате один, я первым делом вызвал полицию.

— Вы вызвали? — Она широко раскрыла глаза. — Но вы ведь до сих пор спокойно разгуливаете...

— Почему вы полагаете, что в полиции работают одни безмозглые чурки? Они посчитали, что наиболее вероятным кандидатом в убийцы является парень, который так поспешно скрылся с места происшествия, — ваш дорогой братец Майк, — устало пояснил я. — А теперь не будете ли вы столь любезны положить на место телефонную трубку и поговорить без истерик и вздорных фантазий?

Она медленно опустила трубку на рычаг и еще медленнее возвратилась назад к кушетке. Ее лицо говорило о переживаемой ею трагедии яснее неоновой вывески; тремя большими глотками она опорожнила свой бокал, кажется даже этого не заметив.

— Догадываюсь, вы считаете меня ужасно глупой, да, мистер Холман? — чуть не плача, спросила она.

— Всего лишь излишне лояльной по отношению к родному брату, как мне думается. В данный момент он черт знает в каком положении, и оно не улучшится, пока мы будем просто тут сидеть.

— У вас имеется альтернативное предложение?

— Разумеется, — ответил я, — давайте поговорим с Майком. Может быть, втроем мы сумеем отыскать что-нибудь такое, что позволит нам найти ключ к загадке, путеводную ниточку к настоящему убийце.

Я говорил прописные истины точь-в-точь из детективного телесериала для юношества и прекрасно это сознавал, но как еще, черт возьми, можно было толковать с такой чокнутой особой, как Луиза Уэстэрвей, учитывая абсолютный вакуум, скрывающийся за ее красивым лбом?

— Возможно, вы и правы, мистер Холман, — заговорила она, слегка задыхаясь. — Но если полиция уже предполагает, что это дело рук Майка, и разыскивает его, не будет ли опасно привозить вас к нему? Я хочу сказать, может быть, полиция отпустила вас только потому, что вы приведете их к нему?

— Ox, заткнитесь! — рявкнул я.

— Что? — Она вытаращила глаза от удивления. — Что вы такое сказали?

— Я велел вам помолчать, куколка... — Я набрал побольше воздуха. — Послушайте, милая, с вашей наружностью и голосом вам следует научиться получше соображать!

— Мистер Холман! — Она встала с места воистину величественно. — Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления от дешевого...

— В таком случае поедем к вам домой, я смогу оскорблять вас там, — сказал я, хватая ее за руку и направляясь к выходу.

Мы почти подошли к двери, когда раздался телефонный звонок. Я замедлил шаги, а на третьем звонке полностью остановился, выпустив руку Луизы.

— Этот проклятый голливудский синдром! — недовольно изрек я. — Просто не в силах не поднять трубку звонящего телефона, потому что каждый раз думаю: а вдруг этот звонок именно тот счастливый шанс, которого я жду всю жизнь!

Я прошел к аппарату, поднял трубку и произнес обычное:

— Холман.

— Где, черт побери, вы пропадали весь вечер? — требовательно заговорил энергичный бас, который мне не был знаком. — Я звоню вам с семи часов.

Входная дверь хлопнула; я поднял голову, чтобы убедиться, что девушка исчезла. У обладателя неизвестного голоса было поразительное чувство времени.

— Вы меня слушаете, Холман? — сердито заревел он. — Разобрали, что я вам только что сказал?

— Да, я слышал вас. Кстати, кто вы такой?

— Ясон Вагнер, — загремел голос, — я должен вас немедленно видеть, Холман. Я все еще в офисе, вы можете...

С улицы донесся неистовый визг тормозов, это ожила почтенная “эм-джи”. Я с огорчением прислушивался к постепенно ослабевающему звуку выхлопных газов, самый последний хлопок показался мне необычайно вульгарным. Полагаю, все понимают, что именно я имею в виду.

— Холман! — Голос едва не пробил мои барабанные перепонки. — Что с вами случилось? Вы внезапно онемели или что?

— Извините, мистер Вагнер, — очень вежливо произнес я, потому что выгодно заслужить благосклонность босса “Вагнер продакшн”, фирмы, которая, согласно последнему виденному мною бюллетеню “Дейли вэриэти”, имела в производстве больше фильмов, чем любая другая студия Голливуда.

— Я нахожусь в своем офисе и хочу, чтобы вы немедленно приехали сюда, — заявил он голосом, который, по моему мнению, лучше всего характеризовал термин “блицкриг”. По всей вероятности, теперь он к тому же уверовал в то, что я был от природы глуховат.

— Еду, мистер Вагнер!

— Я предупрежу дежурного на воротах, чтобы вас пропустили... Не знаю, что, черт возьми, стряслось с этим городом. Настоящая трагедия, когда личного секретаря занятого человека ухитряются застрелить в шесть часов вечера в каком-то мотеле на Уилширском бульваре! — За этой репликой последовала секундная пауза, затем он вновь заговорил уже по-настоящему шокированным голосом:

— Великий Боже, Холман! Это же время коктейля!

В трубке щелкнуло, разговор прекратился.

Офис Ясона Вагнера выглядел достаточно большим, чтобы проводить в нем международные конференции, но, как ни странно, все пространство было словно заполнено его личностью. Его портрет, выполненный в масле, в три раза больше натуральной величины, занимал всю стену за его письменным столом. И это, конечно, здорово помогало почувствовать атмосферу студии.

Он был крупным мужчиной, начавшим полнеть несколько лет назад, так что к настоящему времени превратился в хорошего слона. Его массивная лысая голова под скрытыми лампами дневного света напоминала аппетитную попку новорожденного младенца, а отвислые, как у бульдога, щеки блестели от постоянно проступающего пота. Глаза под тяжелыми веками казались необычайно проницательными. Рот производил впечатление весьма чувственного и безжалостного. По большей части он говорил для меня, а не со мной, даже не соизволив смотреть в мою сторону. Меня это не оскорбляло. Ясон Вагнер был магнатом киноиндустрии, он привык использовать людей в качестве компонентов, входящих в конвейерную линию и в конечном счете создающих легитимный продукт, обычно называемый звуковым фильмом. Иначе говоря, людей он использовал совершенно так же, как “Дженерал моторс” использует прессованную сталь, и занимался этим, насколько мне было известно, вот уже двадцать лет.

Колоссальная сигара была крепко зажата между пухлыми пальцами, иногда он размахивал ею в воздухе, чтобы подчеркнуть значение сказанного. Он был облачен в просторное японское кимоно, практически не обтягивающее его устрашающее брюхо. Вроде бы он должен был выглядеть смешным, но этого не было.

— Говорю вам, когда лейтенант сказал мне, что именно вы позвонили им и сообщили об убийстве, — энергично заговорил он, — я не знал, следует ли мне радоваться или горевать, Холман. Мне известно, что вы пользуетесь репутацией человека, умеющего улаживать без шума и ненужной огласки неприятности в нашей индустрии, но то, что вы оказались там, где произошло несчастье с моим личным секретарем, еще до того, как ее убили, показывает, что у нее были какие-то затруднения, верно?

— Во всяком случае, мне о них ничего не известно, — правдиво ответил я. — Я поехал в мотель, чтобы повидаться с неким Уэстэрвеем. У меня сложилось впечатление, что девушка была вместе с ним, пока не отворила дверь.

— Уэстэрвей? — Это имя в его интерпретации прозвучало как непристойное ругательство. — Кто такой этот Уэстэрвей? Я впервые слышу о нем.

— Никто, — пожал я плечами, — старающийся стать кем-то наиболее простым способом, я имею в виду вымогательство. Шантаж.

— Кого он шантажировал?

— Извините, — я покачал головой, — дело касается моего клиента.

Толстенная рука нетерпеливо рассекла воздух.

— Не кормите меня такой ерундой, Холман! С того момента, как вы перешагнули этот порог, я стал вашим клиентом, а никто не стоит выше Ясона Вагнера, верно?

Он несколько раз затянулся сигарой и торопливо выпустил целое облако пахучего голубого дыма через стол в моем направлении, как будто это было своеобразным крещением. Проницательные глаза, глубоко запрятанные в складках жира, долго разглядывали меня.

— Глэдис Пирсон была моим личным секретарем на протяжении пяти лет, — медленно заговорил он, — вплоть до того момента, когда кто-то убил ее сегодня вечером. Насколько могу судить, погибла она из-за связи с этим человеком, Уэстэрвеем. Либо он сам ее убил, либо ее убили из-за него, верно?

— Существует вроде бы и третья версия, — сказал я, — ее убили вместо него, когда она отворила дверь убийце.

— Она не принадлежала, вообще-то говоря, к категории фатальных особ... — Его губы иронически изогнулись. — Я убежден, что Глэдис никто бы не убил в порыве страсти. Личный секретарь неизбежно располагает массой конфиденциальной, весьма ценной информации, накопившейся за пять лет работы, Холман. А вы мне говорите, что человек, с которым она была, шантажист?

Я закурил сигарету слегка нервничая, поскольку еще не слишком разобрался в характере великого продюсера.

— Моя клиентка мне объяснила основу того вымогательства, которое запланировал Уэстэрвей, — осторожно начал я. — Она хотела, чтобы я попытался уломать его, предложив ему часть суммы, которую он требовал, или альтернативно попытался запугать его. Я не думал, чтобы эти обе попытки могли оказаться успешными, но обещал все же попробовать. Для меня эта поездка закончилась весьма плачевно, я очнулся в одном помещении с трупом вашего личного секретаря.

— Это не ответ, Холман, и вы это прекрасно понимаете.

— Дайте мне возможность вновь поговорить с моим клиентом, — сказал я, — после этого, возможно, мы договоримся с вами утром.

— Вам известно, что находится у меня здесь, Холман? — Толстая сигара описала круг, охватывающий здание офиса, а также громаднейший киногородок. — “Вагнер продакшн”, — загремел он. — Представляете, сколько все это стоит в настоящее время? Что-то около шестидесяти миллионов долларов. Вы должны соображать, что мне придется на какое-то время подвергнуть вполне реальной опасности часть этого предприятия, потворствуя вашему детскому желанию действовать в соответствии с какими-то этическими нормами, которые, кстати сказать, мы воспевали во многих наших второсортных картинах тридцатых годов. Все это давно устарело!

— Я не представляю, как и когда ваша покойная секретарша оказалась задействованной в план вымогательства Уэстэрвея, — сказал я спокойно. — Сомневаюсь, чтобы это было известно моему клиенту, но, черт возьми, я непременно все выясню до того, как вернусь сюда утром, мистер Вагнер. Как мне кажется, это предел того, что я могу предложить.

Он снова сунул сигару в рот и несколько минут неистово дымил.

— Знаете ли вы, что я смогу с вами сделать, Холман, если будут затронуты интересы киноиндустрии?

— Могу себе представить.

— Даю вам время до одиннадцати тридцати завтрашнего дня, — снизошел он. — Чувствую, что я уже допустил громадную ошибку.

— Мы все рано или поздно это делаем! — беспечно заметил я.

— Возможно, это и верно в отношении меня, потому что я Ясон Вагнер. Но вы не имеете права даже на одну ошибку, Холман. Я хочу, чтобы вы этого не забывали.

Я прошел назад сквозь длинные ярко освещенные пустые коридоры административного здания, размышляя о том, почему такой большой человек, как Вагнер (не столько в буквальном, сколько в переносном смысле этого слова), должен так волноваться из-за неожиданной смерти его личной секретарши. Невольно приходила в голову мысль о том, что она была для него чем-то гораздо большим, нежели исполнительный работник, но этому как-то не верилось. В конце концов, Вагнер мог выбрать сколько угодно красивых женщин в студии, что касается Глэдис Пирсон, она отнюдь не была чем-то особенным.