Глава 1
Медицинское заведение Лэндела располагалось в самой глубинке Коннектикута, посреди подлинного оазиса на пяти или около того акрах земли, весьма живописных Я припарковался напротив сверкающего трехэтажного здания и вошел внутрь. Какое-то измученного вида существо, скорее женского пола, лет пятидесяти, быстро окинуло меня взглядом, пока я приближался к столу. Немыслимая косынка неопределенно темного цвета, туго стягивающая жесткие, как проволока, волосы, никак не украшала, а, напротив, подчеркивала резко острые черты лица.
— Мое имя Бойд, — представился я. — У меня назначена встреча с доктором Лэнделом.
— Офис мисс Уинтур дальше по коридору. — Кончик шариковой ручки, зажатой в пальцах, указал, в каком направлении следует двигаться. — Вторая дверь направо.
— Полагаю, там живописный вид из окна и мисс Уинтур в восторге от помещения, — вежливо возразил я. — Но у меня встреча не с нею, а именно с доктором Лэнделом.
— Никто не допускается к доктору, не повидавшись предварительно с мисс Уинтур, — сказало существо, как отрезало. — Таково правило!
— О'кей! — Мне пришлось сдаться, так как вид темной косынки начинал действовать мне на нервы.
— Не забудьте постучаться и дождаться приглашения войти.
— Конечно, — буркнул я. — И ни за что не забуду вытереть ноги.
— В последнем сильно сомневаюсь, — хихикнуло существо.
Я прошествовал дальше по коридору, до второй двери справа, постучал, а потом послушно дождался, пока не услышал голос — низкое сопрано, — приглашающий войти. Если бы не письменный стол с обтянутой кожей столешницей, помещение вполне бы можно было принять скорее за гостиную, нежели за офис. Мои ноги тонули в глубоком шерстяном ковре, а кушетка длиной почти во всю стену могла бы вызвать зависть у продюсера из Голливуда. Два кресла, под тон обстановке, выглядели настолько глубокими, что в них, казалось, спрятаться не составило бы труда, а дорогие, плотно задернутые шторы на окнах погружали комнату в приятный полумрак.
Пташка, которая вспорхнула со своего стула и двинулась мне навстречу, стоила того, чтобы сниться по ночам.
Отливающие блеском черные волосы были гладко зачесаны назад и собраны в тугой пучок у самой шеи. Большие темные глаза излучали вкупе с теплым пониманием глубокую внутреннюю силу, а пухленькая нижняя губа таила в себе нечто языческое, словно заранее обещала упоительные мгновения близости. Красотка была высокой и облачена в униформу медсестры, что должно было навевать мысли о гигиене, но — увы! — скорее внушало обратное. Полные груди, казалось, натягивали ткань халата до предела, а ноги, видные из-под подола одеяния, едва доходящего до середины бедер, способны были вдохновить скульптора взяться за резец.
— Я Джейн Уинтур, — произнесла дива грудным сопрано.
— А я...
— Нет, нет! — пылко прервала она. — Никаких подлинных имен!
— Но у меня договоренность о встрече с доктором Лэнделом, и...
— Я знаю. — Ее улыбка, очевидно, предназначалась мне в качестве утешения. — Но прежде, чем вы увидите доктора, вам придется побеседовать со мной.
— Таково правило, — окрысившись, закончил я за нее.
— Думаю, мы будем называть вас Байроном, — живо добавила она. — Кажется, это имя вполне отвечает вашим резким манерам и поистине сатанинским чертам лица. — Она махнула рукой в сторону одного из кресел. — Садитесь, Байрон... и называйте меня просто Джейн.
— Я Байрон, — беспомощно пролепетал я, погружаясь в глубины ближайшего кресла. — А вы Джейн, нарочно не придумаешь!
— И впрямь смешно. — Ее улыбка жестче обозначилась по краям рта. — Весьма рада, что вы настолько расслабились, что способны уже шутить.
Она уселась в кресло — точное подобие моего — и в слегка небрежной манере положила ногу на ногу.
— Все последующие беседы будут записываться на пленку — это затем, чтобы исключить участие стенографиста и обеспечить полную приватность вашего досье.
Но самое первое интервью, то есть сегодняшнее, не записывается. Просто дружеский разговор тет-а-тет, дабы узнать друг друга получше. — Теплая искорка человеческого понимания затеплилась в ее больших темных глазах. — А тогда почему бы, Байрон, не избавиться от тяжкого груза, давящего вам на плечи? Поведайте мне о вашей проблеме. Вы бы наверняка не оказались сейчас здесь, если бы не верили, что мы можем вам помочь.
— А по-моему, проблема, как таковая, стоит перед Доктором Лэнделом, — с нажимом ответствовал я. — Я имею в виду, вот почему он...
— Пожалуйста, Байрон. — Женщина осуждающе покачала головой. — Не будьте столь уклончивы. Таким поведением вы только усложняете себе жизнь. Просто переходите к делу и объясните, в чем состоит ваше затруднение, каким бы оно ни было. Если это, скажем, импотенция, так прямо и скажите.
— Импотенция? — Я чуть было не поперхнулся.
— О'кей, вот и отлично, что вы ею не страдаете, — заметила она ободряющим тоном. — Ну раз не импотенция, тогда что-нибудь еще? Может быть, отсутствие желания? Или другие отклонения от нормального секса?
— Вот уж чего за собой не замечал, — сдавленным голосом вымолвил я.
— Прекрасно! — заявила она все тем же чертовски бодрым тоном. — А как насчет того, что можно определить таким словом, как фетишизм? Ненормальное пристрастие к отдельным частям женского тела или предметам женского туалета, туфельке или кружевному платочку. Возможно, у вас нечто подобное?
— Час от часу не легче! — У меня забулькало в горле. — А вы, случайно, не состоите на учете у психиатра?
— Пожалуйста, Байрон, я же сказала вам — уклончивость, а тем более грубость здесь неуместны. — Улыбка все еще терпеливо кривила ее губы, но во всем облике уже явственно начала проглядывать усталость. — Это лишь усиливает невроз и затрудняет лечение.
Состоит ли она на психуете или нет, сие мне было неведомо, однако я решил, что крыша у этой красотки явно поехала, но мне-то, черт побери, что делать?
Может, лучше подыграть ей забавы ради, чем сидеть, словно истукан, и пялиться на ее ноги?
— Ей-богу, дорогуша, — выдал я, затаив дыхание. — Как бы мне хотелось выложить все начистоту, да язык не поворачивается — уж больно я застенчивый!
Теплота и понимание в глазах сразу же усилились, и все ее лицо осветилось, как рождественская елка фонариками.
— Вы должны верить в мое чисто профессиональное умение понимать людей, Байрон, — промурлыкала она, подаваясь ко мне. — Я наслышана обо всех или, скажем так, почти обо всех сексуальных отклонениях лиц обоего пола. Почему бы вам не поведать о своем особом — если оно, конечно, особое — сексуальном расстройстве, и мы сможем тогда обсудить это предметно. Вы даже не представляете, какое испытаете облегчение лишь от одного того, что вслух поведаете о своей проблеме.
— Хорошо, — тут я сделал вид, будто нервно облизываю губы, — будь по-вашему! По части секса я выгляжу прекрасно почти во всех отношениях, да вот только беда — стоит лишь мне когда-либо увидеть привлекательную женщину в униформе...
— В форменной одежде? — уточнила она.
Несколько секунд я беззвучно шевелил губами.
— Нет, — наконец выдохнул я, — не могу, язык не поворачивается.
Она потянулась и нежно похлопала меня по руке:
— Пожалуйста, Байрон, вы должны решиться. Ради меня!
— Это чудовищно, — хрипло выдавил я. — Неприлично до ужаса! Деградировать до такой степени, что я даже думать об этом не могу, не говоря уже о том, чтобы высказать вслух.
— Вы должны высказаться начистоту. — В ее голосе прозвучало такое убеждение, что впору было сдохнуть от зависти ведущим популярной телепрограммы «Здоровье». — Начинайте рассказывать прямо сейчас, Байрон! Итак, стоит вам увидеть привлекательную женщину, одетую... во что?
— В униформу, — простонал я.
— Да, на этом мы и остановились. — Она опять потрепала меня по руке. — Само по себе такое ни о чем плохом пока не свидетельствует, согласны? Возможно, вы мне и не поверите, но униформа — один из самых распространенных гак называемых фетишей. Вы реагируете на все виды униформы или только на какой-то один, особенный?
— Лишь на один, — невнятно подтвердил я.
— Американскую униформу?" Морскую? — В ее голосе прозвучали одобряющие нотки. — Может, полицейскую?
— На униформу медсестры, — наконец признался я. — Нечто вроде того белого одеяния, что сейчас на вас.
— Понимаю! — Ее голос вновь зазвучал профессионально. — Итак, когда вы видите привлекательную женщину, облаченную в белую униформу медсестры, что же тогда происходит с вами, только поконкретней?
— Меня охватывает странное чувство. — Мой голос зазвучал глухо. — Желание, которому почти невозможно противостоять...
— Желание сделать что?
— Не могу в этом признаться... никому.
— Байрон! — Она одобрила меня быстрой улыбкой. — Мы ведь зашли настолько далеко, что вам уже поздно останавливаться.
— Да вы даже не представляете себе всей бездны, что за этим таится! — пылко уверил я. — Есть одна страшная мысль, преследующая меня неотступно все последние годы. Допустим, я заболею...
— Все заболевают рано или поздно, — сообщила она, как бы констатируя факт. — Но в наши дни, когда столько отличных врачей и медсестер...
— Медсестер! — Я почти задохнулся. — Разве вам еще не ясно? В том-то все и дело!
Я пулей вылетел из кресла и начал мерить офис быстрыми шагами.
— Как по-вашему, почему я делаю по сорок отжиманий ежедневно и полощу рот всякий раз после того, как побываю на улице хотя бы пять минут? Ради чего все? Да чтобы ни в коем случае не заболеть — вот почему! Да потому, что стоит мне заболеть, знаете, что произойдет?
— Ну так скажите мне, Байрон! — пробормотала она.
— Конечно, я скажу! — рявкнул я. — Первым делом мне придется обратиться к врачу, и он заявит, что я должен, лечь в больницу. В самую классную, и, по его словам, должен буду сделать это немедленно. А когда окажусь там, меня определят в отдельную палату, обязательно хорошую, с микрофонами для внешней и внутренней связи. Затем медсестра, непременно в белой униформе, зайдет ко мне, улыбнется и скажет снять одежду и лечь на койку. И вы знаете, что случится дальше?
— Нет! — Ее глаза слегка расширились. — Нет, не знаю!
— Да я просто тут же озверею, вот что! — взвыл я. — Кину лишь один взгляд на эту милую услужливую медсестру — и в следующую секунду во мне возобладают дикие инстинкты. Она одета в белое, подумаю я, а белое — это цвет девственности, и может быть, она и есть девственница — кто знает? — но уж точно через десять минут, начиная с этого момента, девственницей она не будет.
— Вы имеете в виду, — голос Джейн Уинтур зазвучал на слишком уж высокой профессиональной ноте, — что будете испытывать сильное желание изнасиловать эту медсестру?
— Я имею в виду, сестра Уинтур, — произнес я с угрожающим рычанием, — что непременно изнасилую эту медсестру. — Я еще разок прошелся взад-вперед по офису и остановился напротив ее кресла. — Это учреждение ведь тоже больница, верно? И вы медсестра, не так ли?
— Байрон! — Ее улыбка внезапно стала нервной. — Думаю, что мы слишком далеко зашли для первого разговора. Я отведу вас сейчас в кабинет доктора Лэндела и...
— Уже поздно! — равнодушно возразил я. — Да вы и сами это понимаете, не так ли? Я пытался изо всех сил бороться с собой и, может быть, справился бы, но... нет!.. Вы продолжали лезть мне в душу и тем самым разбудили во мне зверя. Остается лишь надеяться, что впоследствии вы все-таки поймете — все произошло целиком по вашей вине. Вот и все!
— Байрон! — вырвался у нее отчаянный вопль, когда я сграбастал ее за халат и вытащил из кресла.
— Какая же вы садистка, медсестра! — проскрежетал я зубами. — Привести меня в эту комнату, где такая шикарная кушетка и все наготове...
— Не смейте прикасаться ко мне! — завопила она. — А если дотронетесь хоть пальцем, я призову на помощь доктора Лэндела.
— Наконец-то до вас дошло, — произнес я нормальным тоном и разжал пальцы, выпуская ее халат. — Ваш доктор сам позвонил мне на ночь глядя вчера в Манхэттен и попросил приехать рано утром для встречи с ним.
Договаривались на одиннадцать. — Для пущей важности я глянул на свои часы. — Прошло уже целых двадцать минут, поэтому, думаю, он не в восторге от моей пунктуальности и начинает испытывать нетерпение.
Ее темные глаза расширились до невероятных размеров.
— Выходит, вы не Мервин Хиггинс, новый пациент из Айовы, которого ожидали сегодняшним утром?
— Я Дэнни Бойд и мой адрес: Манхэттен, Запад Центрального парка, — уверил я.
— Дэнни Бойд, — повторила она дрожащим голосом. — Какого же дьявола вы в самом начале не сообщили мне о том, что вы на самом деле именно Дэнни Бойд?
— Я же пытался, вспомните! — Тут я скорчил страшную гримасу, оскалив зубы. — Но вы и слушать не хотели. Настояли на том, чтобы назвать меня Байроном, и все потому, что это имя отвечает моей сатанинской внешности.
Она, раскрыв рот и все еще отказываясь верить ушам своим, уставилась на меня:
— Тогда все ваши разговоры о бзике при виде униформы медсестры и о том, что это вызывает у вас желание изнасиловать саму медсестру, — тут ее щеки окрасил яркий румянец, — не более чем попытка разыграть меня?
— Я решил, что раз уж не могу втолковать вам кто я такой, то лучше подыграть и изобразить из себя потехи ради секс-маньяка, — не стал я лукавить. — Затем, после того как начал придуриваться, заметил по вашему виду, насколько вы наслаждаетесь этим спектаклем, и решил продолжать в том же духе, — ухмыльнулся я. — Но никаких взаимных обид и оскорбленных чувств как с той, так и с другой стороны, договорились? Я все еще Байрон, а вы по-прежнему Джейн, согласны?
— Вы сволочь! — произнесла она с сильным нажимом на последнем слове. — Мерзавец и жалкий фигляр. Я сделаю все, чтобы выставить вас дураком, будь это даже последнее, что мне осталось в жизни!
Глава 2
Доктор Лэндел оказался высоким, с развитой, как у атлета, мускулатурой, и возрастом, приближающимся к тому, что принято называть средним. Брюнет с жесткими волосами и элегантной проседью на висках, с медно-красным загаром, он был одет в спортивную куртку оливкового цвета, свитер и красно-коричневые спортивные брюки. Лэндел напоминал одного из тех трехцветных типов из рекламных роликах, которые убеждают в том, что все знают и без этих роликов: как это здорово — пить виски на свежем воздухе.
— Ценю, что сдержали слово и явились в назначенное время, мистер Бойд, — произнес он с басовыми нотками в голосе. — Как понимаю, вы до некоторой степени частный детектив?
— Совершенно верно, — согласился я, — и, как я понимаю, вы врач... до известной степени?
— Можете убедиться в моем профессиональном статусе в любое время, когда захотите, мистер Бойд. — Его губы сжались в жесткую тонкую линию.
— Вот про себя такого сказать не могу, — посетовал я. — Что у вас здесь за заведение, доктор? Нечто вроде последнего прибежища для сексуальных маньяков?
— Я руковожу клиникой, призванной оказывать помощь людям в лечении сексуальных дисфункций, — холодно ответил он. — Мы не занимаемся исследованиями и сбором статистических данных, наша цель состоит единственно в том, чтобы помочь справиться с любой проблемой, которая может возникнуть в наиболее важной — надеюсь, с этим вы спорить не будете? — сфере жизнедеятельности взрослого человеческого организма.
— В силу моего разумения, здесь вполне уместен лозунг типа: «Прекрасная вещь, если вам позволит такое ваш карман», — заголовок из тех, что в изобилии мозолят глаза на страницах газет в разделах рекламных объявлений, — глубокомысленно заметил я.
— Здесь, у нас в клинике, — окрысился Лэндел, — мы применяем сексуальную терапию на порядок выше, нежели наши коллеги в других медицинских учреждениях подобного рода. Мы используем мужской суррогат. — Тут его густые брови надменно поднялись. — Смею предположить, что вам известно значение этого слова?
— Суррогат, — медленно повторил я. — Что-то из архитектурных излишеств в эпоху средневековья?
Доктор тяжело вздохнул:
— Этот термин просто-напросто означает — заменитель. Другие клиники уже давно обеспечивают своих пациентов женскими суррогатами — у нас это также практикуется, — но упорно отказываются использовать мужские. — Тут в его глазах вспыхнуло нечто вроде отблеска священного огня. — Наши коллеги попали в старую как мир ловушку: совместимость медицинской науки с требованиями морали — женщина не должна вступать в сексуальные отношения, если церковью не освящено таинство брака и все такое прочее. — Нижняя губа доктора презрительно скривилась. — Иными словами, отказывают в практической помощи почти половине населения страны.
— Мужской суррогат... — Я на миг задумался. — Проще говоря, если некая особа, представительница слабого пола, испытывает затруднения по части того, как вести себя в постели, то вы обеспечиваете ее партнером, дабы обучить технике секса по полной программе. Я правильно понимаю? — Мое сомнение было явным. — А что показывают выпускные экзамены?
— Пожалуйста, — огрызнулся Лэндел. — Мы здесь не для того, чтобы дать вам возможность поупражняться в шуточках, используя доступное вам примитивное чувство юмора, Бойд. То, что я рассказал, является новым и многообещающим направлением сексуальной терапии. Естественно, при этом полностью исключается какая-либо эмоциональная связь в будущем между пациенткой и суррогатом.
— А у меня вот никак не выходят из памяти слова человека, учившего меня, что секс — это глубоко взаимное чувство. Правда, возможно, я здорово отстал от жизни.
— Поймите, Бойд! — взорвался Лэндел. — Я пытаюсь дать вам подлинную картину того, чем мы здесь занимаемся, но если вы упорствуете в своем намерении изгаляться в остроумии и намерены тратить на это время и дальше, то...
— О'кей! — сдался я. — Просто услышанное как-то не сразу укладывается в голове, и нужно время, чтобы переварить такое...
— Полагаю — да, — нехотя согласился он. — В любом случае все суррогаты, будь то мужчины или женщины, выбираются самым тщательным образом лично мною. Им надлежит пройти целую серию физических и психологических тестов, прежде чем быть допущенными в клинику. Как я уже сказал, им строго-настрого запрещено завязывать эмоциональные отношения с пациентами или пациентками, и — как дополнительная мера предосторожности — все находящиеся здесь на лечении никому не известны под их настоящими именами. Скажем, Амелия Гудбоди будет просто Дженни на все время, пока находится в клинике.
— И вы, должно быть, единственный, кому доподлинно известно, кто она такая?
— Нет, известно еще и мисс Уинтур, моей личной ассистентке. Персональная история болезни миссис Гудбоди — пленки с записями бесед и мои пометки — содержится в закрытом шкафу с картотекой, ключ от которого есть только у меня.
— И в чем же заключается ваша проблема, доктор? — с нетерпением осведомился я.
— Кто-то залез в этот шкаф прошлой ночью, и три истории болезни бесследно исчезли.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Я знаю, чьих рук это дело, — процедил, заскрежетав зубами, Лэндел. — Потому что и этот человек тоже исчез вместе с папками. Один из мужских суррогатов, по имени Пол Бэйкер.
— Вы хотите, чтобы я нашел его?
— Я хочу вернуть эти папки на прежнее место! — Лэндел ухватил кончик своего мясистого носа большим и указательным пальцами и стиснул так, что на глазах выступили слезы. — Вы должны уяснить себе в полной мере: информация, находящаяся в этих папках, в случае публичной огласки будет означать крах клиники и ее немедленное закрытие. Не говоря уже о том, во что превратятся жизни трех женщин, чьи досье были похищены!
— Возможны ли, по-вашему, какие-то иные причины, кроме шантажа, из-за которых Бэйкер похитил эти папки?
— Нет! — Доктор поспешно замотал головой. — Какие еще, к черту, могут быть иные причины? Вся загвоздка в том, собирается ли он шантажировать клинику, то бишь меня, или же тех трех женщин, чьи истории болезни теперь у него в руках.
— Дайте мне пораскинуть мозгами, — отчаянно взмолился я. — Так этот Бэйкер был тем самым мужским суррогатом, которого вы задействовали в лечении все этих трех женщин?
— Попали в точку! — Лицо Лэндела исказила гримаса.
— Но как он мог идентифицировать эти папки?
— Мистер Бойд, — последовал глубокий вздох, — я нанимаю вас, чтобы вы нашли эти истории болезни и вернули их туда, где им и следует быть, то есть в клинику. Я уплачу вам вознаграждение — любую сумму в пределах десяти тысяч долларов, не торгуясь, за возврат папок в мой офис.
— Все не так просто! — Нельзя сказать, что его слова произвели на меня неизгладимое впечатление. — Даже если мне и удастся вернуть эти истории болезни, у Бэйкера навалом времени, чтобы сделать дюжину копий с каждой из них.
— И что же вы предлагаете, мистер Бойд?
— Есть один сомнительный шанс, — ответил я. — Если мне удастся добраться до Бэйкера и нагнать на него достаточно страха, чтобы вернуть истории болезни, я заставлю его подписать признание в том, что он украл их из вашей клиники. Вы сможете потом хранить это признание у себя в сейфе или любом другом надежном месте как верное средство от шантажа, если Бэйкер попытается в дальнейшем воспользоваться этими копиями.
— Где искать его — вот в чем проблема! — вздохнул доктор. — Сейчас он может оказаться где угодно. По моим предположениям, Бэйкер в Манхэттене, но вам, как я понимаю, от этого ничуть не легче.
— Если он замыслил шантаж, — терпеливо начал объяснять я, — то ему придется засветиться, чтобы получить деньги в обмен на истории болезни.
— И вы окажетесь тем самым, кого жертва шантажа выберет в качестве своего доверенного лица? — с надеждой предположил Лэндел.
— Прямо скажем, это не самая оригинальная идея в нашей ситуации, — признался я. — Никогда не доводилось прочесть книгу, где обыгрывалась бы подобная идея, зато столько пересмотрено-перевидено фильмов, сценарии которых так или иначе построены на ней. Но в данный момент мне в голову не приходит что-то ничего плодотворного. И главное, что меня беспокоит, — какую из четырех потенциальных жертв выберет Бэйкер для шантажа.
— Да! Либо меня, либо одну из трех несчастных женщин. — Доктор снова до боли стиснул кончик носа. — Полагаю, мы можем ограничить возможный выбор до трех человек, мистер Бойд, поскольку Эврил Пэсколл все еще находится в клинике. Пока она здесь, маловероятно, что Бэйкер попытается ее шантажировать.
— А как насчет двух других пациенток?
— Одна живет в Коннектикуте, другая — в Манхэттене. — Доктор смешался на мгновение. — Это, конечно, никак не согласуется с моими принципами, но я не вижу иного выхода: вам придется, мистер Бойд, установить с ними обеими личный контакт.
— После нескольких недель, проведенных ими с суррогатом Бэйкером, я, пожалуй, окажусь для ваших бывших пациенток приятной заменой, — предположил я со знанием дела.
— Если вы дотронетесь до какой-либо из них, то я... — Лицо Лэндела вытянулось. — Проклятие, как бы мне хотелось, чтобы оказался еще какой-нибудь иной способ выпутаться из этой мерзкой ситуации!
— Еще не поздно обратиться к копам, — утешил я его.
При одной этой мысли из горла доктора вырвался булькающий звук, отдаленно напоминающий стон.
— Две другие, втянутые в эту грязную историю женщины, — Беверли Гамильтон, та самая, что живет в Манхэттене, и Эллен Драри, дом которой на Пятой авеню.
Вы должны обсудить с ними создавшуюся ситуацию весьма деликатно... чрезвычайно деликатно, понимаете?
— Детектив Бойд тем и славится — своим умением деликатно обращаться с женщинами, доверенными его попечению, — заверил я как нечто само собой разумеющееся. — Может статься, неплохой окажется идея предварительного звонка? Сделайте это, доктор, сообщите им о моем предстоящем визите. Скажем, в таких выражениях: дескать, мистер Бойд пользуется вашим глубоким доверием, или что-то наподобие этого...
— Ох, как бы мне хотелось, чтобы подобное утверждение хоть немного соответствовало истине, — буркнул Лэндел. — Вам понадобятся их адреса. — И он начал яростно чиркать пером на листке блокнота, лежащего перед ним на столе.
— Расскажите мне поподробнее о Бэйкере, — попросил я.
Лэндел вырвал листок из блокнота и щелчком пустил ко мне по столешнице.
— Из-за него теперь я почти утратил веру в достоинства человеческой натуры. А ведь недавно еще считал лучшим мужским суррогатом. Он идеально подходил для этой работы... Ну, полагаю, ему лет двадцать девять или около того. Высокий, черные усы, вьющиеся волосы, всегда аккуратно постриженные. Над левой бровью небольшой шрам. Глаза голубые... — Голос Лэндела, казалось, утратил силу, но он все же собрался с духом, добавив:
— Сдается мне, обе женщины при свидании смогут обрисовать его портрет более детально.
— Пожалуй, вы правы, — согласился я, — ведь они столько времени провели с ним тет-а-тет, не говоря уже...
— Опять вы за свое! Замолчите же Бойд, Бога ради! — чуть ли не взвыл Лэндел.
— И, насколько могу судить, его внезапное исчезновение освободило одну вакансию на должность мужского суррогата, — продолжал я как ни в чем не бывало, напустив на себя самый скромный вид, на какой только был способен. — Хотелось бы, чтобы вы прямо сейчас оценили мою пригодность для столь деликатной работы, доктор. Я тоже высокий, тоже аккуратно пострижен, и — не сомневаюсь, вы успели уже заметить — мой профиль слева — само совершенство. Справа, должен признаться, он выглядит несколько хуже, но разве что на самую малость. И знаете, еще будучи подростком, я всерьез начал заниматься сексом, но теперь встретил человека, готового платить за то, чем я всегда занимался даром. Меня не столько интересует зарплата, сколько возможность заработать на жизнь, занимаясь любимым делом. Готов вкалывать и сверхурочно за почасовую оплату, за что опять же много не запрошу.
На миг мне показалось, что Лэндел вот-вот проглотит свой собственный язык и — как следствие — задохнется, потому что доктор издал слабый блеющий звук и замахал обеими руками — однозначный жест для меня: убираться ко всем чертям из офиса. Что ж, я из тех толковых ребят, которые всегда правильно понимают намек, особенно если он исходит от перспективного работодателя, а посему быстро вскочил на ноги и поспешно ретировался к двери. Мимолетный взгляд через плечо, брошенный перед тем, как оказаться в коридоре, убедил меня, что Лэндел будет жить, даже если заработает после такого напряжения грыжу в паху.
* * *
Дверь офиса мисс Уинтур резко отворилась, едва я с ней поравнялся, и два холодных, как Арктика, глаза воззрились на меня.
— Эй, вы! — бросила она. — Давайте сюда!
Я поспешно шагнул внутрь, она быстро затворила дверь и повернула ключ в замке. Затем скрестила руки под навесом пышных грудей, натянувших при этом до предела тонкую ткань халата, и полыхнула на меня огненным взглядом.
— Решение подрядить вас — это, пожалуй, первая трагическая ошибка, допущенная им за всю его жизнь, — холодно заявила мисс Уинтур.
— Вы что, ясновидящая? — опешил я.
— Я его личная ассистентка, и между нами нет секретов, — ровным голосом ответила она. — Кроме того, он случайно оставил нажатой клавишу внутренней связи, поэтому я слышала весь ваш разговор. Сделанного не исправишь, но я все же не исключаю и такое — каким бы смешным это ни казалось, — что вам удастся с успехом выполнить порученную миссию. Но лишь ради него допускаю такую возможность — ради желания его блага, и только!
— У вас что, дисфункция в связи с Лэнделом? — справился я участливым тоном. — Горечь неразделенной любви? Одинокие ночи, проводимые в безысходной тоске и томлении по его мускулистому телу, накачанному в спортивных залах, и представительной внешности?..
— Заткнитесь, — почти прошипела она, — или я задушу вас голыми руками! — Тут последовал глубокий вздох, и я в который раз подивился прочности ткани, выдерживающей натяжение столь рельефно выступающих грудей. — Есть некоторые вещи, которые вам необходимо знать, прежде чем обрушитесь на обеих женщин, иначе ваши шансы на успех уже с самого начала будут сведены к нулю.
— И какие же это вещи?
— Во-первых, причина, которая привела их в клинику. Во-вторых, насколько успешным оказалось лечение. Есть еще и в-третьих, и в-четвертых, и так далее.
— О'кей, — согласился я. — Видите, я само внимание!
— Ну, начнем с Беверли Гамильтон. Понадобилось три развода, прежде чем ее осенила мысль, что должна же быть какая-то иная причина, нежели не правильный выбор спутника жизни, — причина для неудач, постигших нашу мадам во всех трех замужествах. — Голос Джейн Уинтур звучал профессионально бесстрастно, когда она перешла к фактам. — Наконец до нее дошло, что она фригидна, в чем и оказалась совершенно права. Беверли Гамильтон оставалась у нас, пока не прошла полный курс терапии — целый месяц, — и покинула клинику около шести недель назад, преисполненная уверенности, что теперь может рассчитывать на успех в четвертом замужестве.
— Выходит, вылечилась? — вежливо поинтересовался я.
Мисс Уинтур выразительно пожала плечами:
— Будущее покажет. С квалифицированной помощью назначенного для ее случая мужского суррогата она определенно сумела бы преодолеть климакс. Но я не стала бы категорически утверждать, что и с другим мужчиной ей удастся добиться столь же впечатляющих результатов.
— А так как Бэйкер был тем самым суррогатом, с которым ей так повезло, то не значит ли это, что она все еще готова вешаться ему на шею?
— Я не гадаю на кофейной гуще, — с издевкой сообщила мисс Уинтур и добавила:
— Надеюсь, не все, сказанное мной, влетело вам в одно ухо и вылетело в другое?
— Что еще вы можете добавить существенного? — Я скрипнул зубами.
— Немногое, — ответила она. — Да вот беда — не знаю, какими словами это выразить, чтобы даже до вас дошло... Эллен Драри была нимфоманкой. Есть надежда полагать, что сейчас-то она в состоянии контролировать свою слабость в большей степени, чем до поступления в клинику, но по сути своей она так и осталась нимфоманкой. Не зная этого и не будучи настороже, вы обнаружите себя в ее постели уже через пару минут, вместо того чтобы заниматься тем, ради чего вас наняли. Иными словами, берегитесь ее!