Глава 1

Осень в Нью-Йорке – хорошая пора, особенно вы ее цените, если летом вам не удалось вырваться в Майами и вы разрывались между кондиционером и холодильником, заряженным баночным пивом. Вы радуетесь воздуху, уже не напоминающему дыхание электрической печи. Вы радуетесь даже дождю...

Близился к вечеру один из тех чудных осенних деньков, когда так приятно побродить по парку, разгребая ногами опавшие листья и наблюдая за ошалелыми белками, спешно пополняющими свои зимние кладовые. Под острым углом из окна моей квартиры открывался вид на Центральный парк. Оголенные ветви величественных деревьев уже не могли скрыть его ярко освещенной панорамы. Мягкий, умиротворяющий пейзаж осеннего парка, казалось, должен был бы способствовать хорошему настроению... Тем более, что последнее время все складывалось у меня нормально. Деятельность моя, может быть, и не во всем совпадающая с дозволенной лицензией частного детектива, выданной некоему Дэнни Бойду, позволяла все же два последних месяца жить на собственные доходы. Мой роман со стройной блондинкой, захватывающий и страстный, закончился благополучно для нас обоих несколько дней назад. Она начала уже становиться обузой, когда ей пришла в голову счастливая мысль уехать в маленький городок своего детства на Аляске и выйти там замуж за своего давнего дружка. Это случилось вскоре после того, как он получил в наследство один из самых богатых приисков в том районе. Но почему же какая-то горечь ощущалась во рту и чувствовал я себя не лучше, чем полупустая банка пива, оставленная и забытая на крыльце?

Ответ на этот вопрос мог быть только один: меня беспокоили мысли о Фрэн Джордан, моем личном секретаре и давней приятельнице. Ее рыжую головку, зеленые глаза и фигуру, воплощающую эротический сон, я не видел уже пять дней и очень скучал по ней. Фрэн не появилась в понедельник, но это меня не встревожило. Я решил, что после весело проведенных с каким-нибудь приезжим техасским нефтедобытчиком выходных ее мучает похмелье. Во вторник я звонил ей несколько раз, но телефон не отвечал. На следующий день я пошел к ней домой и уговорил управляющего открыть ее квартиру. Здесь ничто не указывало на то, что произошло нечто необычное или ее куда-то срочно вызвали, – так, обычный беспорядок. Сегодня среда, и я начал уже по-настоящему тревожиться об этой рыжеволосой зеленоглазой дамочке, хотя это было совсем не в моем характере.

Телефон требовательно зазвонил, и я отошел от окна, чтобы взять трубку.

– Мистер Бойд? – спросил тихий женский голос, похожий на слабый шелест шелка.

– Да, – ответил я. – Кто это?

– Это неважно, – проговорила она. – Ждите.

Через несколько секунд я услышал знакомое:

– Дэнни, это ты?

– Фрэн Джордан! – проскрежетал я. – Где, черт возьми, ты пропадаешь все эти дни? Ты думаешь, я плачу тебе деньги, чтобы ты кутила целую неделю, когда...

– Дэнни, – ее голос звучал тускло и безжизненно. – Они велели сказать тебе, что будут держать меня здесь, пока ты не приедешь.

– Что? – беспомощно выдавил я. – Кто? Где?

– Не суетитесь, мистер Бойд. – Голос, который говорил со мной вначале, появился снова. – Слушайте внимательно. Если вы хотите снова увидеть мисс Джордан живой и невредимой, то выполняйте все, что я вам скажу.

– В чем дело, черт возьми?

– Довольно об этом, – спокойно сказала она. – В ближайшие полчаса к вам приедут два человека. Вы должны следовать их указаниям и не задавать лишних вопросов. Ясно?

– Если вы похитили Джордан и надеетесь получить у меня выкуп, то вы сошли с ума, – прорычал я. – Тысяча долларов – это все, что я могу раздобыть сейчас.

– Не суетитесь, – холодно произнесла она. – Следуйте указаниям, и, думаю, вас не нужно предупреждать, что если попытаетесь связаться с полицией или как-то помешать моим людям, то лишитесь всяких шансов когда-либо увидеть мисс Джордан.

– Кто вы? – закричал я. – Если это глупая шутка, то... – но она уже повесила трубку.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что у меня нет выбора. Если все это организовано с целью розыгрыша, то я должен пойти на поводу у них и, когда все будут валиться со смеху, хорошенько врезать кому-нибудь, даже если это будет сама Фрэн. Если же это не розыгрыш, то Фрэн необходимо спасать.

Через пятнадцать минут, тянувшихся невыносимо долго, раздался звонок, и я открыл входную дверь. Вошли двое, как и обещал шелковый голос, только он не предупредил об их поразительном сходстве с самыми примитивными существами, какие только могут населять илистое дно Ист-ривер. Оба рослые, мускулистые, причем не примечательные, они говорили односложно, как живые пародии на головорезов, часто мелькающих на телевизионных экранах.

Они удостоверились, что я и есть Дэнни Бойд, и обыскали меня со знанием дела. Убедившись, что я не прячу никакого оружия, они вывели меня за угол дома к ожидавшему нас черному "седану". Едва я сел на заднее сиденье, как мне завязали глаза и заткнули уши. После этого началось мое путешествие – бесчувственное, в буквальном смысле слова, если не считать горьковатого привкуса во рту, усиливавшегося с каждой минутой. Казалось, прошли две скучные и монотонные жизни, прежде чем их грубые руки выдернули меня из машины и повели вперед, подталкивая с двух сторон. Мы долго шли по чему-то твердому, напоминавшему бетонную дорожку, сделав одну остановку на полпути, пока нам открывали дверь. Я определил это без труда, но зато мое сердце едва не оборвалось, когда нога, не нащупав опоры, провалилась в пустоту. Через мгновение мы уже спускались по ступенькам. Наконец мы снова остановились, и тампоны из ушей были вынуты.

– Теперь ты можешь снять повязку, Бойд, – сказал один из них.

Я слышал их удаляющиеся шаги, пока мучился с узлом. Потом за ними хлопнула дверь, и в этот момент мне удалось снять повязку.

– Привет, Дэнни, – произнес усталый голос, – как тебе понравилась поездка?

От внезапного яркого света я зажмурился на мгновенье, затем открыл глаза. Я стоял посредине тесной подвальной комнатки с некрашеными стенами, освещенной единственной лампочкой, которая свешивалась с потолка на истершемся шнуре. Мебели было немного: некрашеные стол и стул, коврик, изъеденный молью, и старая кушетка. Зеленые беспокойные глаза Фрэн Джордан следили за мной из угла комнаты. Лицо ее выглядело бледным и утомленным, а шелковая блузка и брюки были сильно измяты. Она попробовала улыбнуться, но тут же оставила свою попытку.

– Если это твоя затея, Дэнни Бойд, – начала она неуверенно, – то за такую шутку тебе стоит перерезать горло тупой бритвой.

– Что ты, милая, – решительно запротестовал я, – это придумал кто-то другой. Как все произошло?

– В субботу утром, – она встряхнула головой, будто не веря сама себе, – я была в магазине, хотела купить что-нибудь на выходные. В той же самой одежде, что и сейчас. Ко мне подошел здоровый детина и спросил, не я ли Фрэн Джордан. Потом он сказал, что мой шеф Дэнни Бойд попал в большую беду и срочно нуждается в моей помощи. Зная тебя хорошо, я этому не удивилась и, не раздумывая долго, пошла следом за ним. Он втолкнул меня в машину, и следующее, что я помню...

– Была повязка на глазах и тампоны в ушах? – предположил я.

– Точно! – воскликнула она. – Они привезли меня сюда, и с тех пор я здесь. Дэнни, – произнесла она вопросительно, – какой сегодня день?

– Ты даже этого не знаешь? – удивился я.

Фрэн пожала плечами.

– Здесь это не имеет значения, Дэнни. Мне кажется, я просто потеряла счет дням.

– Сегодня среда, – ответил я. – Но чем ты тут занималась, Фрэн?

– Ничем, – на этот раз ей удалось улыбнуться, – и в этом, может быть, вся беда. У меня есть кушетка, чтобы спать, с отоплением все в порядке, а та дверь, что за мной, ведет в ванную. Три раза в день мне приносят еду. Я думаю, они заботятся о том, чтобы я была в хорошей форме, когда сойду с ума.

– Они даже не сказали тебе, зачем привезли сюда?

– Ни слова, – ответила она мрачно. – Единственный просвет в заведенном здесь порядке был сегодня, когда они заставили меня поговорить с тобой по телефону. Один из них отвел меня в гостиную, и там была Она.

– Она? – переспросил я.

– Да, эта раззолоченная стерва. Она и задумала все это! – горько сказала Фрэн. – Эта...

Дверь внезапно распахнулась, и один из громил нарисовался в проеме.

– Бойд, – промычал он, – на выход!

– Если зовут выходить, то нужно выходить, – слабо улыбнулась мне Фрэн. – Держись, Дэнни, и постарайся дать о себе знать.

– Конечно, – ухмыльнулся я, – ты скоро выйдешь отсюда, крошка!

– Я бы хотела, чтобы ты сам в это поверил, – ответила она и отвела взгляд.

Громила молча закрыл за нами дверь и задвинул засов. Затем жестом показал, чтобы я поднимался по лестнице. Мы очутились в вестибюле, и он кивнул в направлении двери напротив нас.

– Иди туда, – буркнул он, – и не забывай, что я все время буду рядом.

Я толкнул дверь и оказался в помещении, похожем на комнату обольщения во дворце султана...

Роскошный ковер покорно утопал под моими ногами, стены, обитые темной тканью, имитировали древность. Одинокая лампа была выполнена в виде гипсовой статуэтки обнаженной женщины, которая держала в поднятых руках светящийся глобус. Маленькие острые груди тянулись к свету. Иссиня-черные бархатные шторы были плотно задернуты, образуя превосходный занавес. На огромной тахте в буйном и все-таки гармоничном смешении черного шелка и теплых пастельных тонов полулежала женщина, словно пришедшая из романов Райдера Хаггарда. Ее густые черные волосы упругими локонами спадали на плечи. Большие темные глаза искрились, как горящие угольки, а в гордом изгибе полных чувственных губ таилось что-то дьявольское. Кожа ее, гладкая, чистая, как и обивка тахты, на которой она возлежала, была цвета слоновой кости, а тончайший шелковый пеньюар – глубокого черного цвета. Он скорее подчеркивал, чем скрывал очертания ее полных грудей и округлых бедер.

– Приветствую вас, Дэнни Бойд! – это был все тот же шелестящий томный голос, который час назад говорил со мной по телефону. На этот раз шелестел еще и шелк, когда она подогнула ноги, и белизна ее бедра явственно просветилась через прозрачную ткань пеньюара, обещая близкий и доступный рай. – И перестаньте, пожалуйста, смотреть, как пристукнутый баран, – добавила она игривым тоном. – Меня это раздражает.

– Давайте не будем нести эту чушь, – изящно оборвал я, – а перейдем сразу к делу. На кой черт вам понадобилась моя секретарша? И на кой черт вам понадобился я?

– Два хороших вопроса, – прошелестела она. – Вашего секретаря привезли сюда, чтобы за ней последовали вы.

– Но зачем? – прорычал я.

– Почему вы не садитесь, Дэнни? – она кивнула в сторону низкого кресла рядом со мной. – И перестаньте нокаутировать меня вопросами! Нам предстоит долгий разговор.

Я сел и свирепо уставился на нее, потом достал сигарету и закурил.

– Кто вы все-таки? – спросил я.

– Вы можете называть меня Полночь, – она изящно повела плечами. – Пусть это звучит банально, но вы должны признать, что это имя подходит мне даже по цвету, к тому же оно мне нравится.

– Да, банально, – снова не сдержался я, – как и весь этот дешевый балаган. Я бы умер от смеха, если бы не Фрэн Джордан, которая вынуждена проводить пятую ночь в вашем подвале, как в частной тюрьме. Так в чем же дело? Быть может, вы просто псих и извращенка?

– Замолчите! – Неожиданно в ее голосе зазвучали холодные командные нотки. – Мы можем решить все иначе и гораздо менее приятным для вас способом, если вы будете упорствовать. А дело совсем несложное. И я хочу, чтобы вы им занялись.

– Но при чем, в таком случае, Фрэн Джордан?

– Как гарантия того, что вы исполните все так, как хочу я, – ответила она. – Фрэн будет здесь, пока вы не выполните мое задание.

– А если я его не выполню?

– Я уже думала об этом, – ответила она. – Тогда это будет сделка с комплексом услуг. И она должна принести приличную прибыль. Сто долларов за ночь в моей подвальной комнате со всеми удобствами, включая девушку.

Дьявольская ухмылка проступила вновь, пока она несколько секунд следила за выражением моего лица.

– У вас нет выбора, не так ли? – наконец сказала она.

– Так, – выдавил я из себя. – Но я вас предупреждаю: если кто-нибудь тронет эту девушку, я...

– Пожалуйста, не надо мелодрам, Дэнни. – Женщина, которая назвала себя Полночь, широко зевнула. – Это как-то по-мальчишески.

– Ладно, – проскрежетал я. – Так что же это за дело?

– Вы слышали когда-нибудь о человеке по имени Саммерс? Макс Саммерс?

Я на мгновение задумался, потом покачал головой.

– Нет, что-то не припомню.

– Это не удивительно, – она злобно улыбнулась. – Нужно отдать должное конспиративному таланту Макса. Лишь немногие слышали о нем. Мы с ним были когда-то компаньонами.

– Грабили могилы? – спросил я.

Она тихо засмеялась:

– Это то, что мы упустили. Но я до сих пор слежу за делишками Макса, наверное, больше из-за сентиментальности. И как раз сейчас он готовит что-то значительное.

– Что именно?

– Это мне неизвестно, – призналась она. – Вот поэтому я и нанимаю вас, Дэнни, чтобы вы узнали это для меня.

– И где мне начинать искать Макса Саммерса?

– В маленьком захолустном городке Свинбурне, – ответила она. – Макс устроил там свою штаб-квартиру по каким-то своим, никому неизвестным причинам. Теперь он рыщет по всей стране и в поисках талантливых специалистов для своего дела. Я думаю, что это будет нечто особенное, если он пошел на такие хлопоты и устроил свой штаб в тысяче миль от Нью-Йорка. Ваша задача – узнать, что он задумал.

– Вы хотите, чтобы я поехал в Айову и спросил его об этом?

– Нам немного повезло, – притворно-скромным голосом ответила она. – Один из тех, кого он нанял, остановился у своего старого приятеля в Нью-Йорке, а тот оказался моим человеком. Луиса так очаровала беседа с его другом, что он привез его сюда, чтобы и я могла его послушать. Это было неделю назад, и наш друг до сих пор гость моего дома. Нам удалось уговорить его не принимать предложение Саммерса. Так что вы поедете вместо него.

– Вы хотите подставить меня, – уточнил я.

– Я абсолютно серьезно, Дэнни, – улыбнулась она. – Вы увидите, что это вполне выполнимо. Почему бы не сходить к нашему гостю и не потолковать с ним обо всем? Мне кажется, что это самый легкий способ убедить вас.

Она встала с тахты и прошла к двери волнообразной, покачивающейся походкой, действовавшей неописуемо возбуждающе. Тонкий шелковый пеньюар попеременно то облегал округлости ее тела, то, освобождаясь, вздымался, дразня воображение чередованием черного и телесного цветов. Я покорно последовал за ней в вестибюль, где она подошла к громиле и сказала ему, что мы хотим видеть гостя ее дома. Он пошел впереди. Спустившись в подвал, мы остановились возле запертой двери рядом с комнатой, где содержалась другая заключенная – Фрэн Джордан.

– Открывай! – приказала Полночь.

– Вам, милая, уже пора писать книгу, – сказал я с восхищением в голосе. – Что-нибудь вроде "Как сделать собственную тюрьму для пользы и развлечений". Она имела бы спрос.

– Я подумаю об этом, – холодив пообещала она.

Громила открыл дверь и широко распахнул ее перед нами. В тусклом неясном свете красной лампы, свисающей с потолка, я с трудом разглядел комнату, почти такую же, какую занимала Фрэн, кроме одного существенного отличия: здесь совсем не было мебели, и от полной наготы ее спасал только соломенный матрац с темным бесформенным бугром посредине.

Комната больше всего походила на декорацию к фильму ужасов, снятому по одному из рассказов Эдгара По.

– Джонни? – позвала Полночь, затем понизила голос до полного, почти злорадного шепота. – Иди сюда, Джонни. Я хочу послушать тебя еще раз.

Темная бесформенная глыба в середине матраца внезапно дрогнула, затем медленно двинулась к открытой двери. По мере ее приближения я с ужасом понял, что это был человек, с трудом передвигающийся на четвереньках. Я посмотрел в лицо Полночи и увидел садистские искорки в ее больших темных глазах, следивших за мной. Потом я снова опустил глаза и заставил себя посмотреть на это ползущее существо, приближающееся к нам. Человек был голым до пояса. Его спина, перекрещенная синевато-багровыми рельефными рубцами, была немым свидетелем многочисленных истязаний. Он поднял голову. Измученное лицо не скрывала и отросшая за неделю борода, а глубоко запавшие глаза смотрели на Полночь с раболепным страхом, какой можно увидеть в глазах запуганной собаки.

– Не надо больше, – назойливо повторял он, – пожалуйста, не надо! Вы же обещали, что не будете больше, если я вам все расскажу.

Полночь с садистским сладострастием облизнулась и засмеялась мне прямо в лицо.

– Дэнни, – сказала она сухо, – познакомьтесь с Джонни Бенаресом. Он был такой несговорчивый неделю назад, когда попал к нам.

– Не надо, – хныкал мужчина.

– Джонни! – она выставила свою ногу так, что носок ее черной сатиновой туфельки почти касался его носа. – Целуй ногу!

Его губы издали слабый чмокающий звук, когда он наклонил голову.

Я отвел взгляд и увидел, что громила внимательно смотрит на меня, как будто думая о чем-то очень важном.

– Бенарес продержался четыре дня, пока не раскололся, – злобный взгляд подсказал, что она уже приняла решение, – я думаю, ты не продержишься и двенадцати часов, Бойд.

Глава 2

– Джонни Бенарес из Детройта, – с заискивающей готовностью представился мужчина.

– Расскажи нам, что ты делал в Детройте, – подсказала Полночь благодушно.

– Я рассказал вам всю правду, честное слово, – захныкал он снова.

– Я знаю, но хочу, чтобы ты повторил это для мистера Бойда.

– Я работал у Ала Иоргенса, пока его не выследило ФБР. С тех пор я, в основном, без работы.

– Чем ты занимался, Джонни? – подстегивала Полночь.

– Был наемным убийцей, кем же еще, – просто ответил он. – Несколько точных выстрелов тут и там, да еще организовал пару налетов.

– Расскажи о своей новой сделке, Джонни. С момента, когда ты впервые услышал о ней, и до того, как ты встретился с Луисом здесь, в Нью-Йорке.

– Луис... – лицо Бенареса исказила гримаса ненависти, – когда я доберусь до этого паршивого предателя, я... – он слабо застонал от удара каблуком туфли в переносицу.

– Не нужно о Луисе, – оборвала она, – расскажи о сделке.

– Да, конечно, – сглотнул Бенарес. – Это было около месяца назад, может, больше. Я не помню точно, сколько времени я здесь нахожусь. Мне позвонил Бен Арлен. Он сказал, что Макс Саммерс ищет по-настоящему большие таланты для какой-то важной работы и попросил подыскать для него искусного наемного убийцу. – Он поднял голову в приливе гордости. – "Кто, если не Джонни Бенарес?" – сказал Бен. – Я знал, что Саммерс – важная персона, и дело будет стоящее, если он берется за его организацию, и согласился. Бен сказал, что сообщит Саммерсу о моем решении и меня известят. Через неделю я получил по почте письмо и тысячу долларов в конверте...

– Это ты можешь пропустить, Джонни, письмо у меня, – сказала Полночь. – Ответь еще на пару вопросов.

– Как скажете! – он снова угодливо захихикал.

– Собирался ли Бен Арлен тоже работать у Саммерса?

– Нет, – он решительно замотал головой. – Бен собирался уехать на зиму во Флориду, на юг. Говорил, что у него там есть дельце, которое принесет ему денег и даст возможность провести всю зиму под солнцем.

– Ты встречал Макса Саммерса когда-либо раньше?

– Нет, то есть я, конечно, слышал о нем, – быстро произнес Бенарес. – Никто не сравнится с Максом, – он увидел приближающийся к его носу каблук и неистово забормотал: – кроме вас, Полночь! Вы выше его.

– И никогда не забывайте об этом, – сказала она. – Ты работал когда-нибудь в Чикаго, Джонни?

– Никогда.

– Ты знаешь кого-либо из людей Саммерса, кто когда-нибудь работал у него?

– Нет.

– Думаю, что этого достаточно, – сказала она, кивнув. – Можешь заползать в свою тюрьму, Джонни.

– Полночь, – он снова поднял голову. Налитые кровью безумные глаза молили о пощаде. – Что вам еще нужно? Отпустите меня. – Он увидел, что громила направился к нему тяжелой походкой, и его голос внезапно сорвался. – Но ради Бога, мне нужен хотя бы свет. Все красное до омерзения... красное... красное...

Верзила поддел Бенареса под грудь ногой с такой силой, что тот снова закатился в комнату. Затем он захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.

– Вернемся наверх, Дэнни, – сказала Полночь, – мне хочется выпить, да и вам, наверное, тоже.

– Не больше, чем Бенаресу, – промычал я.

– Не будьте таким сентиментальным по отношению к такому дешевому гнилью, как Джонни. Вы думаете, он относился бы ко мне или к вам иначе, если бы мы поменялись с ним местами?

– Человек имеет право, чтобы мы с ним обращались как с человеком, – но эта фраза мне и самому показалась бесполезной.

Она презрительно повела плечами и поднялась наверх, не оставив мне другого выбора, как следовать за ней. Мы вернулись в комнату обольщения, и она указала на стойку в углу.

– Приготовьте мне виски с содовой, Дэнни.

– Ваше Высочество! – Я учтиво склонил голову.

Уголки ее рта дрогнули, она внимательно посмотрела на меня. Затем закрыла дверь и повернула ключ в замке. Я прошел к стойке и налил виски с содовой для нее и бокал бурбона со льдом себе. Повернувшись, я увидел, что она отошла от маленького античного столика, держа в руке конверт, и села на тахту. Повелительно согнутый указательный палец легко постучал по мягкой обивке тахты рядом с ней, показывая мое место.

Когда я сел рядом с ней, она подала мне конверт, взяв взамен виски. Письмо было адресовано в Детройтскую гостиницу для передачи Дж. Бенаресу. Внутри был единственный лист дешевой бумаги с отпечатанным, но неподписанным текстом: "Будь в Свинбурне не позднее 26 октября. Остановишься в гостинице "Ковбой" под именем Джонни Дугуда и жди встречи. Деньги тебе на расходы".

– В конверте была тысяча долларов, – небрежно произнесла Полночь. – Бенарес решил, что у него куча времени, чтобы успеть на свидание в Айову, и намеревался пропить эту тысячу в Манхэттене, прежде чем отправиться дальше.

– А сегодня двадцать третье, – отозвался я.

– У нас достаточно времени, Дэнни, – произнесла она тем же небрежным тоном. – Вы сами видите. Это действительно простое задание. Вам нужно сделать все так, как написано в этом письме. Когда вы выведаете достаточно из того, что задумал Макс, вы спокойно уедете.

– А вы это серьезно? – проворчал я.

– Если вы думаете, что это несерьезно, может быть, вам стоит еще раз заглянуть в подвал.

– Ладно, – утомленно произнес я, – давайте все по порядку. Первое, у меня почти нет шансов успешно выдать себя за Бенареса. Далее, если Саммерс планирует действительно что-то важное, как вы предполагаете, то разве он позволит кому-нибудь, кто в этом задействован и посвящен в детали, уйти оттуда незамеченным?

– Макс никогда не встречался с Бенаресом, – ответила она холодно. – У него не будет причин подозревать вас. Что касается второго, то, может быть, вы и правы, но это не столь важно. Кто-нибудь свяжется с вами там, в Свинбурне, и вы передадите свою информацию.

– И все-таки, что я буду иметь от всей этой затеи? – спросил я.

– Вы получите назад свою милую маленькую секретаршу целой и невредимой, – легко ответила она.

– А еще?

Она слегка пожала плечами:

– Ну, не знаю... Если вы получите достоверную информацию, она могла бы стоить пять тысяч долларов.

– И когда оплата?

– Когда закончите работу, конечно. У Бенареса еще осталось около шестисот долларов из тех денег, что дал ему на расходы Макс. Этого вам будет достаточно, чтобы обосноваться в гостинице.

– Я должен признаться вам, Полночь, – воскликнул я, – у вас великодушное сердце!

Она поставила бокал на спинку тахты, потом подняла обе руки над головой и потянулась с наслаждением. Ее тяжелые груди приподнялись, и их темные острия проступили через прозрачный черный шелк.

– У меня целый букет других достоинств, более ценных, чем сердце, Дэнни, – прошептала она умиротворенно, – и сейчас вы не сводите глаз с двух из них.

– Почему вы обратились именно ко мне с этой безумной затеей? – спросил я с отчаянной храбростью.

– Мне нужен был человек довольно крутой, чтобы заменить Бенареса, и достаточно сообразительный, чтобы его не раскусили, – сказала она. – В вашем кругу у вас репутация, надежного и умного человека, не обремененного излишней нравственностью. И еще своему посланцу я должна доверять полностью.

– И вы считаете, что можете доверять мне?

– Если бы у меня были хоть какие-то сомнения на этот счет, мне достаточно было бы только взглянуть на вашу короткую прическу и благородный профиль, чтобы они развеялись.

Она разразилась громким хохотом.

– Так вы похитили Фрэн Джордан и посадили ее в подвал только потому, что доверяете мне? – проскрежетал я.

– Не нужно винить женщину за излишнюю предусмотрительность, не так ли?..

– Это ни черта не меняет, – сказал я со злостью. – Просто я у вас на крючке, и вы это знаете. Ладно, давайте мне шестьсот долларов, и пусть ваши головорезы отвезут меня домой. У меня был тяжелый день, и сейчас я чувствую, что устал.

– Который час? – спросила она равнодушно.

Я посмотрел на часы:

– Четверть первого ночи.

– Слишком поздно, чтобы думать о возвращении домой, – заявила она решительным тоном. – Вам лучше переночевать здесь, а утром мои ребята отвезут вас в Манхэттен.

– Премного благодарен, – холодно ответил я.

Она повернулась и пристально посмотрела на меня, огоньки в ее больших темных глазах сверкали и прыгали, словно каскад праздничных ракет на праздновании Четвертого июля.

– Вы должны быть польщены приглашением, Дэнни. Немногие удостаиваются его.

– Мне предстоит поделить с Бенаресом его прекрасную камеру? – поинтересовался я. – Ту самую, со специальными световыми эффектами, способными свести к утру с ума здорового человека?

– Если вы так заботитесь о себе, то, может, мы поделим эту роскошную тахту, – прошептала она. – Не гоните свою удачу, а то я могу передумать.

– Полночь, милая, – свирепо ощерился я. – Почему вы так уверены в своей неотразимости?

Дьявольская ухмылка снова появилась в уголках ее рта, а затем, прикусив нижнюю губу, она на миг задумалась.

– О, я не знаю, – ответила она беспечно. – Может быть, вы станете первым мужчиной, который устоит против Полночи.

– Может быть, – согласился я.

– Хотите пари?

– Если ставки будут достаточно высокими, – ответил я ей.

Она встала и сделала несколько шагов вперед, потом остановилась спиной ко мне, голова склонилась набок. Это была прямо классическая поза из немого кино, не хватало только субтитров: "Я думаю, я думаю!"

Я воспользовался этой паузой, чтобы допить свой бурбон, и поставил бокал на спинку тахты рядом с ее бокалом.

– Если вы устоите против меня, Бойд, – сказала она внезапно, – я отпущу вас, и вы прихватите с собой свою маленькую секретаршу.

– А если нет?

– Тогда один из моих ребят проведет остаток этой ночи там внизу, в подвальной комнате, с ней! – Ее злобный смех разорвал установившуюся на миг тишину. – В чем дело, Дэнни? – грубо подталкивала она, продолжая стоять спиной ко мне. – Вы что, язык проглотили, или, может, ставки слишком высоки для вашей лиги робких игроков?

– Получается не совсем деликатно по отношению к Фрэн, если я проиграю, только и всего, – пробурчал я. – Не совсем честно по отношению к ней.

– Вы недостаточно уверены в себе, чтобы рискнуть? – в ее голосе появились язвительные нотки. – Как вы будете себя чувствовать, если упустите такую возможность уйти отсюда вместе со своей девчонкой? Да только вы попадетесь, как птенчик в самом начале.

– Ладно, – прорычал я ей в спину, – по рукам!

– По рукам, – повторила она низким голосом. Ее руки медленно задвигались, но из-за спины нельзя было видеть, что она делает, пока наконец они не поднялись до уровня шеи. – Я готова, Дэнни! – голос ее звучал с первобытной страстью.

Послышалось слабое шуршание спадающего шелка, заблестели мягкие атласные плечи, открылся резко сужающийся изгиб спины до тонкой талии, плотно охваченной шелком, затем резко оголились ее вздымающиеся бедра и высокие упругие округлости белоснежных ягодиц. Падающий прозрачный шелк на миг задержался в ногах, пока, наконец, его шуршание не затихло, словно недолговечность пустых слов в последнем шепоте обожания. Ее бедра качнулись, сначала совсем незаметно, потом ритмичные покачивания быстро переросли в неистовый языческий танец – танец любви, который резко оборвался, и ее тело застыло в полной неподвижности. Еще один непроизвольный прыжок, и я едва удержался, чтобы не застонать во весь голос. Она начала медленно поворачиваться ко мне, совсем медленно, так, что я сначала увидел ее грудь, скульптурно выступившую на один захватывающий миг, пока она не встала ко мне лицом. Она расставила ноги, напрягла бедра и нетерпеливым обдуманным движением прогнулась вперед так, что ее кремового цвета груди свободно покачивались и их твердые, словно кораллы, соски казались тяжелыми и зовущими. Она вытянула руки ко мне, откровенно приглашая:

– Я твоя, Дэнни, – прошептала она осевшим голосом, – возьми меня.

Я встал с тахты и с тусклым видом завороженно шагнул в ее сторону. За мгновение до того, как я приблизился к ней, Полночь засмеялась, широко раскрыв рот, и этот шедший из нее звук был звуком ее победы полной и окончательной.

– Кто знает? – груди ее раскачивались тем сильнее, чем громче она смеялась. – Может быть, твоя маленькая секретарша даже насладится сюрпризом, который мы ей приготовили, так же как и ты своим, Дэнни?

– У меня и для тебя есть маленький сюрприз, милая, – сказал я.

Она все еще продолжала смеяться, когда мой правый кулак нанес ей сокрушительный удар в челюсть, в ее глазах промелькнули недоумение и страх, прежде чем они остекленели, и, потеряв сознание, она свалилась на пол. Я постоял, глядя на нее, пока мое тело содрогалось в приступе неудовлетворенного желания. Кое-как я дотащился до стойки с вином и сделал несколько больших глотков, празднуя победу над собой. Когда я осушил бокал, то почувствовал себя намного лучше, и мне стало совсем легко, когда я увидел тяжелое серебряное ведерко для льда. Я высыпал оставшиеся кубики на ковер и подошел с ведерком к двери. Громила, как я и ожидал, стоял напротив двери.

– Полночь попросила, чтобы ты принес еще льда, – сказал я и ткнул ведерком прямо в его массивный живот.

– Что? – его руки машинально схватили ведерко, глаза сузились с подозрением.

– Если вы не верите мне, спросите ее сами, – я указал большим пальцем через плечо, и отступил назад, давая ему возможность войти в комнату.

Два решительных шага, и он рядом со мной. И тут он увидел Полночь, растянувшуюся во весь рост на спине, ее обнаженную грудь, бедра, челюсть у него отвисла в тупом непонимании. Замедленность его реакции, непонимание, почему это Полночь лежит без движения, работали на меня, так же как и то, что тяжелое серебряное ведерко полностью сковывало его руки. Я должен был действовать наверняка и не теряя времени. Мне отнюдь не светило превратиться под его руками в нечто, напоминающее отбивную. Недолго думая, я крепко сжал кулак и, нацелившись прямо в правое ухо, вложил в удар всю свою силу. Он хрюкнул и зашатался, затем слепо двинулся вперед, ведерко выпало из рук, но он все же устоял. Тогда я сцепил пальцы обеих рук и прямо из-за головы со всего размаху вмазал ему по шее. Еще один хрюкающий звук был единственной реакцией гориллы. В моей голове истерично и сумбурно пронеслась мысль: а есть ли вообще у него нервная система? Но тут он опустился на колени, как раб, отдающий последний долг своей обнаженной госпоже, и, наконец, свалился на ковер лицом вниз.

Я достал из кармана его брюк связку ключей, а из-за пояса револьвер калибра 38-го, затем вынул ключ из замка и запер дверь снаружи. Неслышно ступая, я спустился в подвал, как сказочная фея, несущая спасение, и открыл комнату, в которой находилась Фрэн Джордан.

Она лежала на кушетке в состоянии полной подавленности, граничащей с отчаянием, когда вдруг вошел я. Ее зеленые глаза едва не выскочили из орбит, она села, повторяя только одно: "Дэнни? Дэнни!"

– Кем же я еще могу быть? – проворчал я. – Подъем! Джордан, уже подошел последний автобус, и он не будет ждать даже такое сексуальное пугало, как ты.

Когда я открывал адскую розовую дыру Бенареса, Фрэн уже полностью пришла в себя и стояла за моей спиной. Я широко открыл дверь и крикнул:

– Бенарес! Черт возьми, выходи и быстрее.

И снова бесформенный бугор в середине соломенного матраца судорожно дернулся, а потом медленно пополз к двери.

– Вставай на ноги, старина Джонни, – сказал я. – Конница подоспела вовремя.

Бенарес поднял голову и непонимающе уставился на меня.

– Это снова ваши хитрые уловки, – пробормотал он. – Вы хотите, чтобы я встал, и она снова начнет меня бить.

– Никаких уловок, – выпалил я. – Ты будешь выходить или нет?

Внезапный проблеск надежды засветился в его глазах:

– Но как вам...

– Давай оставим вопросы для другого раза, – остановил его я, – нам предстоит еще много сделать прежде, чем мы выберемся с этой свалки. Мне нужна твоя помощь.

За моей спиной вскрикнула Фрэн, разглядев на спине Бенареса рубцы и видя, с каким трудом он поднимается на ноги.

– Это она сделала? – спросила она ошеломленно.

– Нам нельзя терять ни минуты, пока Полночь здесь, – не отвечая, проворчал я, хватая Бенареса за руку и помогая ему выйти из комнаты.

– А я подумал, что ты один из ее парней, – тихо произнес он, – а ты нет, так?

Он прислонился к стене, часто моргая, и я понял, что даже слабый свет в подвале резал ему глаза после десяти дней, которые он провел в тусклом, красном кошмаре.

– Давай я тебе все сейчас объясню, Джонни, – сказал я, преодолевая пронзительный вопль моего рассудка о неотложности действий. – Две гориллы привезли меня сюда несколько часов назад. Один из них закрыт сейчас в спальне наверху вместе с Полночью. Оба они были без чувств, когда я уходил, но они скоро придут в себя. Другая горилла, должно быть, где-то в доме. Кто еще, кроме него, может находиться поблизости?

– Луис, – его рот исказился в злобном рычании. – Мой старый приятель, Луис – паршивый предатель.

– Так, Луис, – проворчал я. – Кто еще?

– И, похоже, еще один Крепкий Кулак. Все время, пока я здесь, ко мне заходили трое, сменяя друг друга.

– Луис и две гориллы, – произнес я уныло. – Ты ориентируешься в доме?

– Они сильно ударили меня сзади, когда я вошел в дверь, – пробормотал он. – Очнулся я в этой крысиной норе.

– Итак, нам предстоит играть без нот, – беспомощно вздохнул я. – Ты можешь передвигаться?

– Мистер, – мрачно ответил Бенарес, – я смогу взлететь, лишь бы выбраться отсюда.

Мы снова поднялись наверх: я впереди, Бенарес следующим в цепочке, и замыкала шествие Фрэн. Я остановился на мгновение возле спальни и прислушался: изнутри не доносилось ни звука. Я посчитал, что Полночь и ее раб продолжают мирно спать, но как долго это продлится, я не мог представить. Коридор пересекал вестибюль под прямым углом, я остановился и сначала осторожно высунул голову и ствол своего 38-го. Никого не было видно, только чье-то бормотание доносилось из широко раскрытой двери. Нам нужно было пройти мимо нее, чтобы добраться до входной двери. Я нервным шепотом объяснил ситуацию остальным, затем предложил план дальнейших действий, который был прост до гениальности, а может, и нет, время покажет, как сказали восьмидесятилетнему старцу, женившемуся на девятнадцатилетней актрисе. Ни у кого не было других предложений, поэтому мы решили осуществить план Бойда. По плану Бенарес должен был зайти в комнату, и пока головорезы придут в себя от неожиданного появления старины Джонни, наслаждающегося свободой, появлюсь я с револьвером. Тем временем Фрэн как послушный резервист будет ждать в вестибюле, пока ситуация не прояснится.

Мы прошмыгнули на цыпочках через вестибюль и прижались к стене рядом с широко раскрытой дверью, затем я кивнул Бенаресу, чтобы он приступал к своей роли. Он слабо оскалился в подтверждение своей готовности, затем прошаркал в комнату. Я услышал его голос, резкий и злобный:

– Привет, ребята! Как тут пройти в ванную?

Шоковое молчание продолжалось как раз то время, которое потребовалось мне, чтобы появиться в дверном проеме с пушкой в руке. Это была большая комната, по всей вероятности, главная жилая комната в доме, так что Полночь, возможно, не шутила, называя другую комнату комнатой обольщения. А из того, как она вела себя, находясь в ней, можно было судить, что она не шутила совсем.

Трое мужчин сидели за столом, на котором в беспорядке были разбросаны карты, деньги, пепельницы и стаканы. Они все еще смотрели на Бенареса, как будто перед ними стояло привидение. В одном из них я узнал партнера громилы, прикорнувшего в комнате Полночи. Второй мужчина, сидевший к нему лицом, словно был отлит в той же форме "Крепкого Кулака". Но тот, который сидел между ними, был другим, совсем другим. Стройный, безукоризненно одетый, он выглядел лет на сорок с небольшим. У него было утонченное, меланхоличное лицо святого, только у святых не бывает таких мертвенных глаз, и шрам от старой ножевой раны не стягивает кожу белым рубцом у рта.

– Никому не двигаться и не раскрывать рта, если хотите остаться жить! – пророкотал я. Словно кто-то щелкнул переключателем: одновременно все головы повернулись от Бенареса ко мне. Оба верзилы посмотрели на мой 38-й и прикинули, что лучше подождать, пока их шансы будут повыше. Святой со шрамом уставился на меня, потом поднял руку, достаточно медленно, чтобы не заставлять меня нервничать, и пригладил свои светлые вьющиеся волосы.

– Вы, должно быть, Бойд, – его густой сочный голос произнес утвердительно. – Что произошло? Где Полночь?

– Я стукнул ее, – ответил я просто.

– Вы? – Шрам на его щеке еще более углубился от злорадной ухмылки. – Как это?.. – Он счастливо захихикал. – Готов поспорить, что впервые в истории самец расправился с паучихой-кровопийцей прежде, чем она успела укусить его.

– Может быть, мы и посмеемся над этим, но только в другой раз, – проворчал я. – Сейчас меня больше интересует, как выбраться отсюда. Где машина, в которой вы привезли меня сюда?

Верзила, который вез меня, с трудом облизнул губы, заметив мой пристальный взгляд.

– Ты хочешь отсидеться в тени, приятель. Может, Джонни, нужно зажечь спичку под его омерзительным носом, и тогда посмотрим, как запах горящей губы освежит его память.

– Я с удовольствием, – откликнулся Джонни.

– Она там, у входа, – ответил верзила.

– А ключи?

– У меня в кармане.

– Достань их, только осторожно, и брось сюда, – приказал я.

Он выполнил все так, как я сказал, и я поймал ключи свободной рукой.

– Что теперь? – неожиданно спросил Бенарес.

– Может, им понравится комната, которую ты только что освободил? – предположил я.

– Да, – он кивнул несколько раз с внушительной важностью пьяного законоведа. – Это, действительно, хорошая идея, парень, но я сначала должен сделать еще кое-что.

Он медленно, но уверенно прошаркал к столу, опустив руки и держа их немного вытянутыми перед собой, сжимая и разжимая пальцы.

– Джонни, – резко окликнул я, – сейчас не время...

– Это мой старый дружище Луис, – монотонно бормотал он, – предатель! Я хочу отблагодарить его за чудные деньки, которые я провел здесь по его милости. И за все те прекрасные слова, которыми он старался подбодрить меня: "Добавь ему еще полдюжины плетей, Полночь, и он расколется, как орех. Джонни всегда был мягкотелой гнилушкой", – и ты знаешь, приятель, она добавляла!

– Оставь это, Джонни! – прохрипел я отчаянно. – Это успеется, не теряй времени...

Но было уже поздно. Луис, святой со шрамом, сидел между двумя верзилами, и это значило, что Бенаресу нужно было обойти одного из них, чтобы подобраться к своей цели. Не слушая моих уговоров, он упрямо двигался к Луису и на мгновение закрыл своим телом того громилу, который только что бросил мне ключи от машины. Послышалось слабое шуршание, и внезапно прогремели два выстрела, эхом отозвавшиеся по всей комнате. Джонни Бенарес откинулся назад, две пули продырявили его тело, и он свалился на бок. При звуке выстрелов у меня сработал условный рефлекс, и я неожиданно для себя очутился в трех футах от того места, где только что стоял. Так что третья пуля громилы, попав в стену на уровне моей головы, не причинила мне никакого вреда. Он сделал все правильно, этот громила, выстрелив поверх падающего тела Бенареса, в надежде расплескать мои мозги по штукатурке, пока я соображал, что же такое произошло. Единственным фактором, который он не смог учесть, были мои быстрые ноги, и теперь у него уже просто не было времени исправить свою ошибку. Краткое мгновение, когда он искал глазами меня и отвел руку с пистолетом на полдюйма, было тем мигом, которого хватило мне, чтобы дважды нажать на курок моего 38-го.

Темная дыра внезапно появилась чуть пониже его левого глаза, и тут же к ней добавилась еще одна прямо над бровью. Он сразу потерял весь интерес к игре и упал на свой стул, его голова склонилась набок под неестественным углом.

Сменив одну игру "Убей или умри" на другую "Замри!", мы оказались в абсолютной, полной тишине. Луис сидел не двигаясь, его рука замерла, не дотянувшись до кармана пиджака, в то время как оставшийся в живых верзила представлял собой неплохую имитацию восковой фигуры скорчившейся гориллы, наполовину сползшей со своего стула. Затем напряжение постепенно ослабло. Рука Луиса медленно вернулась на свое место на столе, где и осталась лежать ладонью вниз. Верзила украдкой забрался на свой стул, с безжизненной ухмылкой на лице, сделав вид, что он был там все время.

– Как я уже сказал, джентльмены, – я глубоко вздохнул, – возможно, вам понравится комната, только что оставленная покойным Джонни Бенаресом.

По выражению их лиц можно было понять, что они не прочь поселиться в Черной Дыре Калькутты[1], если бы это значило для них спасение.

Глава 3

Я любовался ярко освещенным видом Центрального парка, открывавшимся из окна моей квартиры. С трудом верилось, что прошло всего пять часов с того момента, как я в последний раз так же стоял здесь, восхищаясь осенним пейзажем. Фрэн мылась в ванной уже чертовски долго, и я посчитал это веской причиной, чтобы не ждать ее появления, и налил себе в бокал.

Все произошло удивительно быстро с той минуты, как зазвонил телефон и шелковый голос сказал мне, что нужно делать, если я хочу, чтобы Фрэн осталась в добром здравии.

Мне даже не верилось, что все это действительно было со мной: езда с завязанными глазами, комната с неестественным красным освещением и жалкая фигура Джонни Бенареса, ползущего к двери на коленях, как съежившийся от страха пес. Затем странное предложение встретиться под его именем с человеком по имени Макс Саммерс в каком-то захолустном городке штата Айова; сексуальная фантазия этой женщины, которую звали Полночь, глупый поступок Бенареса, сунувшегося под пули, – и все это за один вечер.

Я вспомнил глаза, полные облегчения, на измученном лице Фрэн, когда она увидела, что последним вышедшим из комнаты после того, как прозвучали выстрелы, был я. И, наверное, еще очень долго мне не забыть взгляд Луиса, когда я закрывал его и гориллу в комнате, в которой они пытали Джонни Бенареса. Потом безумная гонка в лабиринте узких продуваемых ветром улочек, пока мы случайно не обнаружили, что находимся в паре миль от городка Гринвич штата Коннектикут, благодаря чему мы смогли правильно найти дорогу, ведущую в Манхэттен.

Кубики льда счастливо засверкали в бокале бурбона, и я решил, что у них имеются для этого все основания. Кто не был бы счастлив погрузиться по макушку в чудесную смесь, последние шесть лет набиравшую крепость в погребах Луисвилла?

– Эй, – обвиняющий голос прозвучал внезапно, – а мне? Если и есть что-то, что я презираю в людях, так это подленькое пьянство в одиночку.

– А если и есть что-то, что я презираю, – холодно произнес я, – так это подленькое подсматривание. Нет бы стукнуть дверью, чтобы дать знать, что ты вошла.

Я поднял глаза и увидел Фрэн, стоящую в нескольких футах от меня, благоухающую, свежую, в белой шелковой пижаме, которая изящно облегала все аккуратные изгибы ее прекрасного тела от шеи до колен. Живость и энергия снова сверкали в ее зеленых глазах, и обычное полуциничное выражение лица вернулось к ней. Казалось, что она полностью оправилась от последствий последних пяти бесконечных дней, которые были для нее полны страха и неопределенности, и осознание этого делало меня еще более счастливым.

– Я не пью со своими подчиненными, – сказал я ей, – это вселяет в них иллюзию равенства. Но я думаю, что в данном случае имеются извиняющие обстоятельства. – Я осмотрел ее сверху донизу с критическим одобрением. – Я должен внести поправку в это правило, и отныне оно будет звучать так: я никогда не пью со своими подчиненными, если только они не носят пижам из материи достаточно прозрачной, чтобы разглядеть все родимые пятна на их теле.

Фрэн осмотрела себя заинтересованно.

– Я не помню, чтобы у меня были родимые пятна, – сказала она, сияя. – Но сейчас в твоей ванной я родилась заново, после того, как испытала ужасы в десять раз страшнее смерти, преданно исполняя свой чиновничий долг. Надеюсь, место, где находится отметка о моем новом рождении, не очень смущает тебя?

– Что ты будешь пить? – спросил я.

– То же, что ты уже пьешь, – огрызнулась она, – только мне покрепче, намного крепче – поменьше льда. Не забывай, прошло долгих пять дней с тех пор, как я пила в последний раз.

– Я уверен, что ты не дашь мне забыть об этом никогда, ни на минуту, – сказал я, затем налил ей, как она просила.

– Тебе повезло все-таки, что эта пижама оказалась со мной, – неожиданно заметила она в той прекрасной женской манере перескакивать на то, о чем ни слова не было сказано раньше. – Если учесть, что ты так великодушно подарил мне целых десять минут, чтобы собраться, когда мы заехали ко мне по пути сюда! Это одна из твоих обычных причуд – вариация сексуальных приключений Бойда! – у меня не было даже времени, чтобы понять, почему я должна провести остаток ночи в твоей квартире.

Я подал ей бокал, и она выхватила его из моей руки, словно боясь, что я могу передумать.

– Фрэн, милая, – терпеливо произнес я. – Я тебе уже говорил – это для твоей же безопасности.

– Хохот и крики "Браво" в зале! – резко оборвала она, усевшись поудобнее на кушетку и не выпуская из руки бокал. Через минуту на ее лице появилось выражение сосредоточенного размышления. Я взял свой бокал и сел рядом с ней, довольно близко, чтобы дать повод для интимной беседы, но и не так близко, чтобы она могла подумать, что желание близости было единственным моим желанием.

– Фрэн, – сказал я участливо, – что с тобой?

– Сиди тихо, – произнесла она задумчиво, ее брови сошлись в одну прямую линию, – не мешай мне думать.

"Есть избитая фраза о том, что за каждым известным человеком стоит великая женщина, – сердито подумал я, – а я готов поклясться, что за каждым психически неполноценным мужчиной тоже стоит женщина".

– Дэнни, – начала она медленно, – сколько будет пять умножить на двадцать четыре и минус двадцать один?

– Девяносто девять?

– Шестью девять – пятьдесят четыре, – напевала она в такт, – и еще пятьдесят четыре, плюс пять будет пятьдесят девять. – Она бросила на меня победный взор. – Пусть будет ровно шестьсот долларов!

– Что – пусть будет ровно шестьсот долларов? – захныкал я.

– Я только что специально для тебя посчитала вслух, – произнесла она снисходительно. – Может быть, я говорила слишком быстро для твоих куриных мозгов. Ну да ладно! – она забавно пожала плечами. – Я посчитаю снова, но, пожалуйста, Дэнни, сосредоточься в этот раз!

– Я буду вторым Эйнштейном, – пообещал я.

– Меня похитили и держали в этой ужасной камере пять дней, правильно? – спросила она.

– Правильно, – ответил я очень отчетливым и, как мне показалось, умно прозвучавшим голосом.

– С субботы до среды, – продолжала она, – эти пять умножаем на двадцать четыре и отнимаем двадцать один.

– Я знаю, что это глупый вопрос, – признался я скромно. – Но почему отнимаем двадцать один?

– Я работала бы в офисе три дня из этих пяти по семь часов, – терпеливо разъяснила она, – остается ровно девяносто девять сверхурочных часов, которые я как преданный чиновник отдала службе.

– Эй, – вырвалось у меня, – а теперь слушай ты! Ты помнишь...

– Моя зарплата составляет около трех долларов в час, – продолжала она безжалостно, – но за сверхурочные ставка удваивается! Вот почему девяносто девять умножаем на шесть долларов в час, и выходит как раз шестьсот долларов, которые ты должен мне.

– И это благодарность за то, что я, рискуя жизнью, спас тебя от ужасов в десять раз более страшных, чем смерть? – горько улыбнулся я. – Как сказал Шекспир "Есть ли что-нибудь более жестокое, чем человеческая неблагодарность?", и под словом "человеческая", держу пари, он подразумевал тебя.

Фрэн неожиданно закатилась в неуправляемом взрыве хохота, не обращая внимания на мой убийственный взгляд.

– О, бедненький! – Ее плечи беспомощно тряслись. – Я знала, что это наверняка сработает.

– Сначала ты устраиваешь истерику, теперь – смеешься, – прорычал я. – Что сработает? Или ты сама не знаешь, что говоришь?

Ока с огромным усилием подавила свой идиотский смех и мрачно уставилась на меня своими зелеными глазами.

– Тебе, Дэнни, я открою свои тайные мысли, – пообещала она дрогнувшим голосом. – Когда ты подал мне бокал, я подумала, что было бы хорошо сесть на диван, расслабиться и сполна насладиться бокалом вина после пяти дней вынужденного воздержания. Но как только я села, я подумала, что твой эгоизм приведет тебя к неверному выводу, и ты решишь, что я открываю сезон твоим ненасытным распутным инстинктам уже одним только фактом своего присутствия на твоем диване. Поэтому как я еще могла отвлечь тебя, чтобы спокойно выпить свой бокал? Есть ли в мире что-либо, что имеет для тебя большее значение, чем секс? Мне сразу пришло в голову – деньги!

– Ты хочешь сказать, что все это придумала для того, чтобы я не распускал руки прежде, чем ты допьешь бокал? – я почти выстреливал каждое слово.

– Но это сработало на все сто процентов, – Фрэн сделала последний глоток, осторожно опустила пустой бокал мне на колени и нежно улыбнулась, – не так ли?

Мне нечего было ответить, что бывает со мной нечасто. Фрэн повернулась ко мне и снова улыбнулась, потом подняла руку и мягко погладила по голове.

– Какая прекрасная стрижка, – сказала она нежно. – У меня непреодолимое желание задрать юбку и бежать по ней босиком ранним утром, пока роса еще свежая!

– А у меня непреодолимое желание тебе юбку повыше задрать, жаль, что у тебя ее нет, и отшлепать, ты не перестаешь поддевать меня с тех пор, как вышла из ванной.

– Прости, Дэнни, – она надула губы, демонстрируя образец ранимой девочки, – я думаю, это просто реакция на все, что я испытала в этой ужасной комнате.

Она повернулась ко мне спиной, закинула ноги на спинку дивана, затем удобно вытянулась, и я едва успел убрать пустой бокал со своих колен, как ее голова заняла освободившееся место.

– До сих пор все это кажется мне диким кошмарным сном, – прошептала она, глядя на меня широко открытыми глазами. – Эта отвратительная сука, похитившая меня и хотевшая, чтобы ты работал на нее вместо бедного Бенареса! Ты думаешь, она говорила правду о Максе Саммерсе и большом деле, которое он затевает в маленьком городке в Айове?

– Конечно, твое похищение было настоящим, рубцы на спине Бенареса тоже были настоящими, так почему же ее рассказ о предложении выполнить задание, пока она держит тебя, не могут также быть правдой?

– Теперь это кажется фантастикой, – пробормотала она, – но я должна признать, что тогда это было до ужаса реально, – неожиданно ее губы приоткрылись в тихой понимающей улыбке. – Скажи, Дэнни, вся эта суматоха со сборами и твои уговоры, чтобы я провела ночь у тебя, потому что намного безопаснее быть рядом с тобой, чем одной в своей квартире, – передразнила меня Фрэн, – скажи, ты все это придумал для того, чтобы я была сегодня с тобой?

– Нет, – честно сказал я. – После того, что случилось, я не думаю, что Полночь, или Луис, или остальные из их компании сдадутся как легко. Вот почему уже сегодня ты отправишься в отпуск. У тебя есть тетя во Флориде, которую ты до смерти жаждешь увидеть или старая школьная подруга, живущая где-нибудь на Аляске?

– Ты это серьезно?

– Абсолютно, – заверил я. – Я хочу, чтобы ты уехала подальше из Нью-Йорка на пару недель. Как тебе это?

– Я думаю, никто не отказался бы от дополнительного оплачиваемого отпуска, какая бы причина для этого ни была, – сказала она сдержанно. – Я могу поехать навестить своего школьного друга в Техас на пару недель.

– Это интересно, – оживился я.

– Он развелся полгода назад, и недавно они с другом открыли новый нефтяной источник, – щебетала она. – Как раз теперь ему нужна женщина-компаньон! Никакой мужчина не сможет потратить столько денег.

– Может, будет разумнее отвезти тебя назад в ту подвальную комнату и оставить там, – сказала я тихо.

– Бедный Дэнни! – она взяла мою руку и положила ее поверх своей великолепной правой груди, потом сдавила мои пальцы с неожиданной неистовой силой, так, что я почувствовал теплую твердость ее тела под прозрачным шелком пижамы. – Я только хотела тебя подразнить, – сказала она легко. – Что ты будешь делать, когда я уеду, Дэнни?

– Я уже думал об этом, – признался я. – Теперь у меня снова свободный выбор, возможно, я приму предложение Полночи, но, естественно, только за плату.

Фрэн невольно вздрогнула:

– Иногда у тебя бывают мрачные шутки Д. Бойд! Забудь, что я тебя когда-либо об этом спрашивала.

Затем последовала тишина, длившаяся достаточно долго, чтобы моя рука осторожно преодолела шелковую преграду.

– У вас прекрасная правая грудь, мисс Джордан! – честно признался я.

– Я рада, что вы это заметили, мистер Бойд, – сказала она спокойным голосом. – Левая тоже хороша, вы можете проверить это, если желаете!

Жалкие остатки совести нанесли мне предательский удар и парализовали мою свободную руку в нескольких дюймах от цели. Фрэн с любопытством посмотрела на нее, затем покачала головой.

– Мне понадобится слишком много времени, чтобы она доросла до твоей руки, – тактично заметила она. – Я думаю, что Мохаммед Бойд должен прийти к своей маленькой горе.

– Милая, я только подумал, – сказал я сквозь стиснутые зубы, – может быть, это только реакция на эти ужасные пять дней. Я не хочу, чтобы ты потом пожалела об этом, – я тяжело застонал, слушая чуждые моим истинным желаниям слова, которые исторгала моя рвущаяся на клочки совесть. – Поэтому если ты передумаешь, что я смогу понять тебя.

Она в смущении закрыла глаза:

– Дэнни, ты заболел?

– Да, что-то немного с головой, – прошептал я, в то время как жалкое подобие улыбки искривило мой рот в нечто отдаленно напоминающее кривую распродаж компании, стоящей на грани разорения.

– Когда ты вошел вооруженным в подвальную комнату, – нежно говорила она, сверкая зелеными глазами, – я внезапно поняла, может быть, впервые с тех пор как знаю тебя, что под налетом наивной мальчишеской гордости своей мужской привлекательностью и хулиганскими шалостями действительно скрываются героическая мужественность и способность ответить силой на силу.

– Благодарю, мисс Джордан, – сказал я сердито.

– И еще, – продолжала она нерешительно, – я не забыла, как ты ударил эту отвратительную суку и оставил лежать без чувств, вместо того чтобы поддаться соблазну, когда она голая танцевала перед тобой. И все ради чего, Дэнни? Чтобы спасти меня, вот ради чего.

Моя все еще висящая в воздухе рука была схвачена мягким, но решительным движением, и затем я почувствовал, как она коснулась левой груди, которая, как я и подозревал, ни в чем не уступала другой, уже накрытой моей правой рукой.

– В тот вечер, там, ты был моим рыцарем в блестящих доспехах, – прошептала Фрэн, – Дэнни, пришедший спасти девушку, запертую в темной тюрьме злой ведьмой. И, наконец, если девушка не может вознаградить своего сверкающего рыцаря искренним обожанием и благодарностью, то может она хотя бы удовлетворить свое естественное любопытство, как сможет действовать ее рыцарь без своих доспехов. – Она неожиданно глубоко вздохнула и уставилась на меня. – Поэтому, если ты, не в состоянии страстно любить меня, Дэнни Бойд, то тебе лучше убежать, потому что я как раз собираюсь делать это.

– Моя прекрасная леди, если я принес тебя в свой замок, я сниму свои доспехи прежде, чем успеют объявить о перемирии.

Пять секунд спустя она отчужденно смотрела на два белых шелковых знамени, которые были ее пижамой, а теперь гордо покрывали комод. Затем, небрежно раскинувшись на диване, подняла глаза на меня:

– О'кей, рыцарь, – произнесла она не дыша, – перемирие.

Я с сожалением сказал Фрэн последнее "прощай" за две минуты до того, как она заняла свое место в самолете, вылетавшем в полдень на Майами из аэропорта Айдлвилда. Она собиралась погостить две недели у своей замужней сестры, и эта мысль совсем не радовала ее, так же, впрочем, как и меня. Какой герой, одетый в блестящие доспехи, был бы рад остаться один? Но я отчетливо представлял, что Фрэн могла оказаться в опасности, если бы осталась в Нью-Йорке, и я не мог бы чувствовать себя спокойным, пока она благополучно не выйдет из игры. Я подождал, пока ее самолет, разбежавшись по взлетной полосе, скрылся в кудрявом облаке, теперь можно было возвращаться к незаконченному делу злой ведьмы, которая жила в мрачном замке в двух милях от городка Гринвич в штате Коннектикут. Скорый обед позволил мне обдумать рыцарскую экипировку, необходимую для моей поездки.

Моя набедренная повязка была уже на мне, так как я не был уверен, что даже рыцарю позволят бегать по Айдлвилду без нее, хотя это и был международный аэропорт.

Оружие мое было готово к сражению, "магнум" калибра 38-го спрятан под доспехами и упирался своим дулом мне под мышку. Для поездки я использовал того же черного коня, которого позаимствовал прошлой ночью в замке ведьмы. Я пришел к выводу, что подготовлен вполне прилично, за исключением того, что не мог воспользоваться картой, чтобы найти дорогу к ведьминой крепости. Я мог надеяться только на свою память и восстановить путь, по которому мы ехали, следуя теперь в обратном направлении от бульвара к дому. Съехать с бульвара в нужном месте не было проблемой, и восстановление вчерашнего пути по Гринвичу также не было серьезной проблемой. Она возникла, когда я достиг узких извилистых окраинных улочек и первое сомнение промелькнуло в моей голове. Где-то через час у меня уже не было сомнений. Я знал твердо, что никогда не найду тот проклятый дом, даже если буду ездить но этим нелепым одинаковым улочкам еще пятьдесят лет. Все же, продолжая попытки, я покрутился еще с полчаса, чтобы только окончательно подтвердить свою бесполезность своей затеи, как вдруг, подобно вспышке от взрыва ядерной бомбы, меня осенила мысль. Я резко затормозил возле тротуара и, тщетно стараясь не думать о том, что произойдет с моими кипящими мозгами, если они выплеснутся из головы, дрожащими пальцами откинул приборную панель и издал пронзительный вопль, обнаружив за ней отпечатанные регистрационные данные. У этой полоски бумаги есть одна важная особенность – она подскажет вам адрес и фамилию владельца машины.

Нужно быть большим идиотом, чтобы полтора часа крутиться по городу, разыскивая дом, в то время как его адрес находится у тебя под носом.

Два подростка проходили мимо, и я поинтересовался, как мне проехать к дому, адрес которого был отчетливо отпечатан, но плясал перед моими глазами. Мальчики с готовностью объяснили мне, добавив, что я смогу добраться минут за десять, что я и сделал. Я повернул автомобиль в бетонированный проезд и остановился как можно ближе к дому. Было уже около четырех часов, когда я выключил мотор.

Солнце садилось, оставляя зловещие хмурые облака в своем кильватере. Увесистый "магнум" на мгновение успокоил меня, когда я достал его из-под доспехов и положил осторожно на сиденье рядом с собой. Как, кстати, должен объявить рыцарь о своем прибытии к замку в достойной и даже бросающей вызов форме? И я с грустью вспомнил, что для этого нужны дополнительные средства, такие, как, например, конный паж, который сыграл бы на трубе по моей команде. Но, конечно, изобретательность двадцатого века может обойтись и без пажа, и мне не осталось ничего, как самому сымпровизировать трубу. Я положил локоть на гудок автомобиля. Внезапный трубящий звук одной невыносимой ноты наделал достаточно шума, чтобы поднять всю округу. Я зажмурился на мгновение, скрестив пальцы, и искренне порадовался тому, что, если даже мертвые находятся еще в доме, они все равно не слышат того, что происходит снаружи. "Оба, и Джонни Бенарес, и верзила, выглядели достаточно запуганными еще при жизни", – подумал я.

Глава 4

Одна из плотно задернутых штор на окне фасада здания приподнялась примерно на дюйм спустя пять секунд после того, как начался шум. Правой рукой я держал свой "магнум" чуть пониже уровня стекла дверцы.

Ничего больше не произошло за это, казалось, чертовски долго тянувшееся время, и ревущий звук гудка начал перепиливать мне нервы. Вдруг парадная дверь распахнулась и чья-то фигура появилась на крыльце. Я убрал локоть с гудка, и внезапная тишина показалась пронзительнее его оглушающего воя.

Женщина, которая называла себя Полночь, но чье настоящее имя, записанное на приборной панели, было менее романтичным – Лаура Трайвет, медленно приближалась к автомобилю. Ее скованная походка и напряженность во всем теле сначала меня озадачили, но постепенно я понял, что этому была простая причина – страх. Вероятно, они никак не могла подумать, что я захочу снова сунуть голову в пасть льва на следующий же день.

Целый букет неожиданностей мог вселять в нее смертельный страх. Быть может, я устроил ловушку, и в кустах полно полицейских, ждущих лишь сигнала, чтобы напасть на нее. Или, может быть, я одержимый мыслью об убийстве маньяк, жаждущий реванша, и стоит ей подойти к автомобилю, как я превращу ее в дырявое решето из обоих стволов спрятанного ружья.

Когда она подошла ближе, я увидел ее бледное лицо под распущенными черными волосами и колючий, полный напряжения взгляд темных глаз. На ней был модный вязаный свитер из черного мохера и белые шерстяные брюки, все было достаточно облегающим, чтобы подчеркнуть все достоинства ее полноватой, но абсолютно пропорциональной фигуры.

Она остановилась в футе от автомобиля, и я не мог сдержать подлого чувства ликования, увидев темный синяк под толстым слоем пудры на ее нижней челюсти.

– Привет, Полночь, – легко начал я, – возвращаю твою машину.

Она глубоко вздохнула, и ее грудь приподнялась под черным мохером.

– Порядок, Бойд, в чем дело?

Мягкая томность исчезла из ее шелкового голоса: теперь это была натянутая струна, готовая вот-вот оборваться.

– Я подумал о том деле, которое ты предложила мне прошлым вечером, – сказал я небрежно. – Возможно, если все так, как ты описала, я возьмусь за него.

Дьявольский изгиб ее полных чувственных губ обозначился резче, когда она, не сдержав злобы, выдохнула:

– Не болтай зря, Дэнни Бойд! Луис стоит у окна с "винчестером", нацеленным тебе в лоб, а Эдди с "магнумом", и я тебе гарантирую точность прицелов. Мне стоит только взмахнуть рукой, и ты никогда не узнаешь, кто из них попал в цель.

– Полночь, милая, – я сладко улыбнулся ей, затем поднял свою правую руку на пару дюймов так, что дуло моего "магнума" легло на опущенное стекло и замерло, упершись прямо ей в живот. – Одно движение твоей ручки, и ты будешь разгуливать с двумя пупками.

Она задержала дыхание на долгий миг, затем, слабо кивнув, медленно сказала:

– Ладно, деваться некуда, говори, что тебе нужно, и покончим с этим.

– Я уже сказал тебе, – произнес я устало. – Если ты сможешь предложить подходящие условия, я стану Джонни Бенаресом, спешащим на свидание в Айову.

Отсветы мельчайших огоньков прыгали в ее темных глазах, когда она пристально смотрела на меня.

– Прошлой ночью, – начала она низким голосом, – ты ударил меня и оставил лежать на полу без сознания. Потом ты избил одного из моих людей так, что у него случилось кровоизлияние в мозг, а закончил тем, что убил Джада Стоуна! А почему? Потому, что не желал участвовать в деле, которое я тебе предложила, вот почему! – Она широко улыбнулась. – Ты думаешь, я настолько глупа, чтобы поверить, что ты изменился за одну ночь. В последний раз говорю тебе, Бойд, перестань паясничать и скажи, что ты хочешь.

– Вчера вечером мне не понравилось, как ты все обставила, – сказал я. – Мне не понравилось, что ты похитила мою девушку и держала ее своей гостьей против моей воли. Мне не понравилось, как твои головорезы обращаются со мной, как будто я такая же мразь, как они! Мне не понравилось, что ты хотела, чтобы я подпрыгивал всякий раз, когда ты щелкаешь пальцами. Мне не пришлось по душе, как ты сломала Бенареса, превратив его из человека в животное, ползающее на брюхе по твоей комнате.

– Теперь мне все ясно, – перебила она резко.

– Я изменился за одну ночь, поскольку вся ситуация изменилась за эту ночь, – говорил я неторопливо, надеясь, что до нее дойдет смысл каждого слова. – Теперь у тебя нет гостьи, расправой над которой ты могла бы угрожать мне, и ты знаешь, что ни твои головорезы, ни вид твоей голой задницы, выделывающей самбу, не заставят меня встать на четвереньки и превратиться в жалую комнатную собачонку.

– Боже, да ты просто бандит, плюющий пули вместо слов! – ее голос был полон ненависти, она едва сдерживалась. Я знал, что мое замечание насчет ее задницы она не простит и не забудет до конца жизни своей или моей.

– Ты совершенно права, Полночь, – я слабо улыбнулся. – И это позволяет мне стать именно таким бандитом, который нужен тебе, чтобы сыграть Джонни Бенареса в Айове. Все изменилось этой ночью, когда я снова стал свободным агентом, – свободным настолько, что могу вести разговор о предмете самом близком и дорогой моему сердцу, о деньгах!

Впервые за время нашей беседы она была в замешательстве, наполовину поверив, что я говорю правду.

– Сколько? – наконец спросила она.

– Пять тысяч сейчас, – ответил я, – и еще пять, когда работа будет выполнена.

– Положим, я дам тебе их сейчас, – прошелестела она. – Пять тысяч долларов в твою горячую маленькую руку. Как знать, а вдруг ты просто улизнешь куда-нибудь вслед за солнцем и будешь умирать со смеху, вспоминая о том, какой мешок с подарками ты из меня сделал.

– Нет, – твердо сказал я. – Ведь ты сама вчера говорила, что мое самое большое достоинство – это то, что мне можно доверять, помнишь? И что ты не знаешь никого другого такого же. Доверие – вот основа моей работы. Если прейдет слух, что Бойд человек ненадежный или что он надул кого-то, тогда мне конец. И риск не стоит этих вшивых пяти тысяч!

– Ладно, – она сжала плотно губы, затем кивнула. – Согласна, давай зайдем в дом и поговорим обо всем подробно. – Она слегка поежилась. – Что-то холодно стало, я замерзла до смерти.

– Может быть, лучше ты зайдешь одна, – предложил я. – И объяснишь своим головорезам со слоновыми пушками, что мы заключили сделку и теперь я снова на вашей стороне.

– О, Дэнни, – в ее голосе промелькнуло скрытое ликование, – похоже, ты нервничаешь!

– Да, я нервничаю, по-настоящему нервничаю, – выдохнул я. – Им ты это тоже скажешь. Я так нервничаю, что если кто-нибудь из них только посмотрит на меня недобро, то сразу получит пулю.

– Я скажу им, – улыбнулась она не очень радостно. – Все будет в порядке, вот только Эдди... С ним будет немного труднее. Джад, которого ты убил, был его другом.

– Если он хочет присоединиться к своему другу, я буду счастлив это устроить, – пообещал я.

– Хорошо, – она действительно выглядела очень уставшей, – ты все высказал, Дэнни, ты настоящий грубиян, но слишком не зарывайся, а то я не смогу уладить ситуацию. – Она медленно повернулась. – Дай мне пять минут, потом входи в дом.

Я любовался живописным великолепием открывшегося вида, пока ее ритмично раскачивающаяся задница не скрылась из поля моего зрения. Затем я закурил и, откинувшись на спинку сиденья, попытался ослабить напряжение мускулов шеи и плеч. Я пытался найти доводы достаточно веские, чтобы удержать эту компанию от искушения снести мою голову с плеч пулей калибра 0,458 из "винчестера-70", когда я пойду, одинокий и безоружный, от машины к дому. Конечно же, они решат, что я обеспечил себе достаточно надежное прикрытие, иначе надо быть просто сумасшедшим, чтобы вернуться в дом после того, что в нем произошло прошлой ночью.

По-настоящему меня беспокоило только то, что они не смогут разгадать эту загадку. Единственная надежда была на Луиса. Я убеждал себя, что нет никого хитрее и сообразительнее, а иногда и опаснее, чем настоящий хладнокровный предатель.

Я докурил сигарету, откинул голову еще дальше назад и закрыл глаза, отсчитывая по секундам последнюю минуту. Затем я вышел из машины, осторожно закрыл за собой дверцу и двинулся к дому. Мне предстояло пройти самое большее около тридцати футов, так что, если я просчитался, все произойдет очень быстро. Спустя мгновение я решил, что ЭТО началось... Окно, в котором приподнималась штора вскоре после того, как я начал сигналить, внезапно распахнулось с резким скрипящим звуком. Длинный, и оттого казавшийся тонким, ствол "винчестера-70" скользнул по подоконнику. Я остановился, уставившись прямо в его жерло, на расстоянии не более пятнадцати футов. Мысль о том, что это ружье обладает сокрушительной силой в три тонны на срезе, то есть практически там, где я находился, отнюдь не успокаивала. Голова и плечи Луиса появились вслед за ружьем. Мне подумалось, что за одну такую ухмылку, превращавшую шрам на его святом лице в ямообразную впадину, любая кинозвезда отдала бы год жизни.

– Эй, Бойд! – начал он. – Назови мне хотя бы один хороший довод, чтобы я не нажал на курок и не размозжил тебе голову.

– Ты достаточно умен, Луис, чтобы самому догадаться, – ответил я спокойно.

Излом на его лице обозначился еще резче.

– Может быть, ты все-таки попробуешь убедить меня, Бойд?

– Если ты настаиваешь, – я устало пожал плечами. – Это бывшая гостья Полночи, которая исчезла примерно в то же время, что и я. Рыжеволосая малютка с зелеными глазами.

– И ты спрятал ее в надежном месте, чтобы она побежала в полицию и все там разболтала, если ты не дашь о себе знать в назначенное время? – Дуло ружья внезапно опустилось. – Думаю, ты убедил меня, Бойд, – сказал он категорично. – Заходи и присоединяйся к нам.

Они ждали меня в большой гостиной, в которой штукатурка на стене рядом с дверью была отбита, но не было видно пятен на ковре, где умирал Бенарес и красный фонтан хлестал из его груди. Полночь небрежно развалилась на тахте, держа в одной руке бокал с вином. Луис исполнял роль бармена в дальнем углу комнаты. Бар был заполнен таким количеством бутылок, что их хватило бы обеспечить удобство и комфорт сельской коммуне средних размеров на случай третьей мировой войны. Два головореза сидели за столом и играли в кункен[2], когда я вошел.

– Думаю, пора представить тебя, ведь ты уже почти член нашей семьи, Дэнни, – произнесла Полночь бесцветным голосом. – Поздоровайся с Дэнни Бойдом, Пит.

Питом оказался парень, которого я запер вместе с Луисом прошлой ночью. Он тяжело уставился на меня, облизнул губы и проворчал:

– Мы уже встречались.

– Теперь твое выступление, Эдди, – скомандовала она.

Эдди сидел напротив Пита за столиком. Он медленно повернул ко мне голову, словно у него болела шея или было смещение позвонков. Я узнал в нем верзилу, который сказал, что мне ни за что не протянуть под пытками столько времени, сколько держался Бенарес, и которого я заманил в комнату обольщения Полночи и свалил с ног. За правым ухом у него была небольшая мясистая шишка.

– Я рад, что ты вернулся, Бойд, – хрипло сказал он. – Я хочу, чтобы ты был ближе ко мне все время. – Его маленькие поросячьи глазки горели страстной ненавистью, когда он, не моргая, смотрел на меня. – Ты достал меня вчера сзади, – массивные плечи дернулись, слово отгоняли надоедливую муху, – просто смех и только. Но тебе, Бойд, надо было еще застрелить Джада! – Он тяжело вздохнул, несколько секунд обдумывая это. – Джад был моим другом, – сказал он.

– Каким образом вы избавились от тела, – спросил я небрежно, – выкинули с другим мусором?

Он издал низкий гортанный звук, внезапно вскочил, стул с грохотом упал за его спиной.

– Эдди! – суровая властность голоса Полночи осадила его. Затем ее голос немного смягчился. – Я уже говорила тебе, что есть более важные дела, о которых нужно думать в первую очередь, чем Джад.

– Да, – беспомощно пробормотал головорез, – но я...

– И закончим с этим, – обрубила она. – Луис, через пять минут приведешь Дэнни в мою комнату, и мы обговорим подробности.

– Конечно. – Луис вежливо отозвался на приказ, и меня удивило, почему его сладкий голос раздражает меня больше, чем мычание дикаря.

Полночь вышла, и я прошел через комнату в дальний угол к бару. Луис рассеянно улыбнулся мне и указал в направлении множества бутылок, выстроившихся на полках:

– Обслуживай себя сам.

– Благодарю, – я налил себе бурбон, затем, улыбнувшись ему в ответ, спросил. – Так куда дели тела?

– Тела? – он слегка нахмурился, затем его тонкое меланхолическое лицо просветлело. – Ах, это ты о тех, вчерашних.

– Сколько же их у вас бывает за неделю? – поднял я брови.

– Просто я думал о другом, – сказал он, улыбнувшись, – прошу прощения.

– Ничего, Луис, – сказал я вежливо, – так что вы с ними сделали?

– А что? – он внимательно посмотрел на меня. – Это важно?

– Это важно для меня, – вздохнул я. – Если я буду выдавать себя за Джонни Бенареса в Айове, то я не хочу, чтобы Макс Саммерс прочитал в газете, что мое тело найдено где-то на Восточном побережье.

– Я тебя понимаю, Дэнни, – впадина на его щеке обозначилась резче. – Но тебе не нужно беспокоиться, они оба закопаны в той комнате, где сидел Бенарес, и сверху над ними дюймовый слой быстротвердеющего бетона.

– Хорошо, теперь мне немного легче, – произнес я.

– Полночь просто не представляет, сколько могут длиться пять минут, – спокойно сказал он. – Я уверен, что она уже беспокоится, куда мы запропастились. Почему бы тебе не взять бокал с собой и не пойти обсудить с ней детали?

Я последовал за ним, чувствуя на себе уничтожающий взгляд Эдди.

Полночь напряженно сидела на тахте, нетерпеливо притопывая одной ногой, когда мы вошли в комнату.

– Я рада, что вы, наконец, вспомнили обо мне, – язвительно заметила она.

– Я надеюсь, что и ты вспомнила о моих пяти тысячах?

– Они там, на письменном столе, – она кивнула в сторону аккуратной стопки банкнот, – вместе с письмом Саммерса и тем, что осталось от его тысячи долларов.

Я подошел к столику, поднял потрепанный кожаный бумажник, который лежал рядом с деньгами.

– Он принадлежал Бенаресу, – ответила Полночь на мой немой вопрос. – Водительское удостоверение, страховка, обычный хлам. Не волнуйся насчет сходства с Бенаресом, нам точно известно, что Макс никогда с ним не встречался, и у тебя будет письмо Саммерса, этого будет достаточно, чтобы убедить его.

– Я хочу быстренько все повторить, – сказал я ей. – Джонни Бенарес, наемный убийца из Детройта, работал у Ала Иоргенса, пока его не схватило ФБР. После этого он не имел постоянной работы, участвовал в двух налетах, на его счету несколько убийств, – внезапно я замолчал и уставился на нее. – Эй, а жена у меня есть? Семья?

– Во всяком случае ничего законного, – Луис тихонько хихикнул. – Джонни Бенарес был недалеким и скучным человеком, единственное его достоинство заключалось в том, что он был превосходным наемным убийцей. С железными нервами, какие бывают у парней недалеких, напрочь лишенных воображения и посему не сознающих всю степень риска. Но его личная жизнь всегда была большим "Ничего!" Некрасивые женщины и пьянки в третьесортных гостиницах, почти что ночлежках, – вот и все!

– Какие-нибудь интересы, хобби? – спросил я.

– Величайшее Ничего, – повторил Луис.

– Ладно, благодарно кивнул я. – Мне позвонил Бек Арлен и рассказал о деле Саммерса. Сам он собирался уехать на юг на зиму и не хотел участвовать в деле, поэтому рекомендовал меня вместо себя. Кто этот Бен Арлен?

– Намного больше мозгов, чем было когда-либо у Бенареса, но настолько же меньше мужества. Поэтому он не захотел работать с Саммерсом, он испугался.

– Что еще мне нужно знать? – спросил я.

– Вы получили полное описание жизни Джонни Бенареса, – Луис снова хихикнул, – ужасно, не правда ли?

– Когда вы уезжаете в Айову? – спросила Полночь.

– Это имеет значение? – резко сказал я. – Я буду там в субботу утром, это все, что должно тебя интересовать.

– Я говорила, что кто-нибудь свяжется с тобой для передачи информации, – сказала она. – Я пока не могу сказать, кто это будет, но вам необходимо как-то узнать друг друга.

– Правильно, – сказал я, – мне не хотелось бы по ошибке раскрыться кому-нибудь из парней Саммерса.

Она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и достала деревянную шкатулку ручной работы. Внутри находилась пара ящиков с яркими блестящими монетками, аккуратно вложенными в углубления на плюшевых подстилках.

– Мне подарил их мой друг, коллекционер, – сказала нерешительно Полночь, внимательно разглядывая содержимое ящичков. – Из этого можно сделать большие деньги, если знать им цену. – Ее пальцы резко надавили и вытащили две серебряные монеты размером с полдоллара. – Британские полукроны новой чеканки. Они не слишком ценные с точки зрения коллекционера, но довольно редки у нас, что исключает возможность случайного совпадения. – Она подала мне одну из монет. – Отчеканена в тысяча девятьсот седьмом году. Это Эдуард Седьмой на обратной стороне, видишь?

– Итак, когда кто-нибудь появится с такой же монетой, это будет означать, что он от тебя, – сказал я. – Неплохо.

– Это намного лучше, чем сидеть в переполненном ресторане, с надеждой бормоча таинственные фразы. – Она хихикнула от этой мысли, затем ее лицо снова стало серьезным. – Полагаю, что теперь все, Дэнни?

– Да, все, – согласился я. – Надеюсь, видя, каким джентльменом я оказался, вернув тебе машину, ты найдешь способ подбросить меня до вокзала.

– Я подвезу, – сказал Луис. – Это недалеко.

Я растолкал деньги по карманам, затем взглянул на Полночь.

– Пока меня не будет, не делай ничего такого, чего я не стал бы делать сам, ясно?

– А ты хорошенько запомни, Дэнни, – нежно сказала она, – попробуй только предать нас: не успеешь даже пожалеть об этом.

– Милая, – поморщился я, – доверие – основа всего дела, помнишь?

Уже стемнело, когда мы вышли из дома, и первую милю Луис проехал, не разговаривая. Я зажег спичку, чтобы закурить, и посмотрел на его аскетичное лицо со шрамом, прежде чем задать первый вопрос.

– Полночь говорила, что они с Саммерсом были компаньонами.

– Да, были.

– Почему же они расстались?

– Думаю, это можно назвать разногласиями на почве моральных устоев, – ответил он. – Для Макса важны были исключительно деловые мотивы, и думаю, что ему не пришлось по душе то, что Полночь всюду примешивала немного наслаждений.

– Ты имеешь в виду то, как она обращалась с Бенаресом, – предположил я, – или чары паука-кровопийцы, которые она испытывала на мне в прошлую ночь?

– У нее кое в чем очень специфичный вкус, – сказал он с иронией в голосе. – Я остался с ней, когда их партнерство закончилось, отнюдь не из каких-то сентиментальных побуждений. Она была более сильным и умным партнером. Они расстались около двух лет назад, и с тех пор она оставила Макса далеко позади. Я думаю, что эта новая затея, которую он организует в Айове, в какой-то мере его последняя попытка сравняться с ней. Полночь такого же мнения – вот почему она так настойчиво желает внедрить кого-нибудь в его ряды с самого начала. – Он аккуратно припарковался на свободное место автостоянки у железной дороги. – Приехали. Смотри не спутай монету с американской полукроной, Дэнни.

– Спасибо, что подвез, Луис, – сказал я. – Ты не возражаешь, если я задам еще один вопрос, прежде чем уйду?

– Попробуй, – ответил он, поежившись.

– Меня интересует Полночь, – признался я. – Она великолепное пособие для любого, кто изучает ужасы. Ты первый сравнил ее с пауком-кровопийцей, но это трудно сопоставимо с ее увлечением монетами. Ты согласен? Я думаю, что она прежде всего собиратель, и для нее люди такие же экспонаты коллекции, как монеты.

– Это восхитительная теория, Дэнни, – захихикал он, – но, конечно, абсолютно неверная.

– Ты думаешь? – спросил я осторожно.

Белая полоска шрама в углу его рта начала пульсировать слабыми беспорядочными толчками.

– Ей важен не просто триумф сексуального покорения, – продолжал я спокойным голосом. – Возможно, для удовлетворения своего комплекса паука-кровопийцы Полночь начинает с этого, но, я думаю, то, что происходит позднее, действует сильнее. У нее огромный талант проникновения в души людей и раскрытия их слабых сторон. Она безжалостно использует это, и жертва неожиданно для себя оказывается безнадежно завязнувшей в ее паутине. И уже слишком поздно спасаться – слишком много преступных тайн и страстей накручено между ними. Как это тебе, Луис?

– Я уже сказал, что все это красиво, но нелепо. – Он глубоко вздохнул, и полоска шрама запульсировала еще сильнее и чаще. – Теперь, надеюсь, я ответил на твой последний вопрос?

– Нет, не ответил, – я смущенно улыбнулся ему. – Все это было только введением, а теперь главное: был ли у тебя выбор между Максом Саммерсом и Полночью, когда их союз распался, или ты уже так плотно влип в паутину, что не мог выпутаться?

– Бойд, – произнес он сдавленным голосом, – вылезай из машины, пока я не вышвырнул тебя!

– Не старайся изображать головореза, Луис, ты не из их лиги, – сказал я мягко. – Знаешь, что больше всего поразило меня в настоящем Бенаресе. Единственное, что терзало его больше всего, – больше, чем эти десять дней под красной лампой, и даже больше, чем садистские пытки, – это мысль, что его старый приятель, его лучший друг, предал его. Он просто не мог понять, как такой парень, как ты, Луис, которому он всегда доверял, мог неожиданно превратиться в подлого предателя.

Он сжал рулевое колесо так крепко, что костяшки его пальцев побелели.

– Выходи, – прошептал он, – или я убью тебя!

– Ты совсем не похож на предателя, каким я его представляю, – продолжал я тем же тоном, – воспитанный, мозговитый, самоуверенный. Почему ты предал такого лентяя, как Бенарес, который был твоим другом? Почему ты стоял рядом и наблюдал, как Полночь наносит свои садистские удары с неистовым желанием унизить человека, твоего старого друга, до уровня животного?

Он наклонил голову к рулевому колесу и быстро отвернулся от меня.

– Я убью тебя, Бойд, – всхлипнул он. – Убью, даже если это будет последнее, что я сделаю...

Я открыл дверцу и вышел из машины. Поезд уже вползал на станцию с тем неторопливым видом, какой они имеют, когда известно, что наплыв пассажиров из Манхэттена ожидается в обратном направлении.

– Не забудь еще, Луис! – я сунул голову в окошко в прощальном выпаде. – Начиная с послезавтра Джонни Бенарес снова живет и борется в Свинбурне, а не лежит под трехдюймовым слоем бетона, где вероломный предатель, которого он считал своим другом, похоронил его!

Глава 5

Я зарегистрировался в отеле "Ковбой" утром 26 октября, витиевато расписавшись – Дж. Дугуд. Клерк в справочном не имел для меня ни писем, ни приглашений, но все же сделал попытку скрасить мой день, сообщив, что кто-то настойчиво осведомлялся о точной дате моего приезда. Затем он дал мне комнату на четвертом этаже с окном на сортировочную станцию, и я просто не мог дождаться того момента, когда же, наконец, мне удастся послушать свистки поездов, потому что вряд ли я смогу заснуть в таких условиях всю долгую ночь.

Позавтракав со всеми предосторожностями (официант усадил меня между двумя огромными горшками с пальмами так, что я был практически не виден), я вышел прогуляться. Гостиница находилась прямо в центре Мэйн-стрит, так что заблудиться я не мог. Я понял, что если появятся сомнения относительно моего местонахождения, то все, что нужно будет сделать, так это найти улицу, по обеим сторонам которой стоят дома, это и будет Мэйн-стрит.

Городок казался тихим и уютным, и в нем можно было бы поселиться, если вы не против того, чтобы каждый день встречать одни и те же надоевшие лица. У меня же просто маленькие городки вызывают пароксизм страха, и если я провожу хотя бы один день в городе с населением менее двух миллионов, то чувствую себя ужасно одиноким.

К пяти часам я осмотрел все, что можно было осмотреть в Свинбурне, и если и осталась какая-то часть, которую я упустил, то это мне было уже попросту все равно. Я вернулся в гостиницу, и в дальнем углу бара нашел свободный табурет, на который с благодарностью взгромоздился. Я цедил свой бурбон и чувствовал себя одиноким, как дикий гусь, улетевший в конце лета вместо юга на север и проведший там всю зиму, удивляясь, где же остальные.

Примерно через час похожий на мышку маленький человечек решительно вскарабкался на табурет рядом со мною. Я не обратил на него никакого внимания, пока минут так через десять он неожиданно не наклонился ко мне и не прошептал, почти не раскрывая рта: "Дугуд?"[3]

– Стараюсь, приятель, – ответил я, не задумываясь, – как и все, наверное. – Затем я увидел его изумленное лицо и понял, о чем он говорит.

– Конечно! – сказал я поспешно. – Я – Дугуд.

– Рад видеть вас, Джонни, правильно? – его пальцы легко дотронулись до моей руки и качнулись вверх и вниз, прежде чем задвигаться быстрее, точно как у неопытной доярки, впервые имеющей дело с настоящей живой коровой. – Меня зовут Ларри, – он осклабился, показав отвратительный ряд искусственных зубов, которые он, должно быть, унаследовал от самого громкого крикуна в мире. – Я от мистера Саммерса, – его голос мгновенно наполнился почтением, – мистер Саммерс приветствует вас, Джонни, и ему очень приятно, что вы приехали вовремя.

– Вы можете то же самое передать мистеру Саммерсу, – сияя, произнес я.

– Мистер Саммерс сказал, что сегодня вечером в восемь тридцать он проводит совещание и что он будет ждать вас, – добавил маленький человечек.

– Где? В гостинице? – спросил я.

– Нет, сэр, – он важно покачал головой, – мистер Саммерс любит, чтобы его встречи проходили исключительно в домашней обстановке. Спускайтесь в вестибюль в восемь часов, и я отвезу вас туда, о'кей, Джонни.

– О'кей, Ларри, – ответил я с такой же важностью.

Он повторил с моей рукой "качни и выбрось", затем соскользнул со своего табурета и быстро исчез, оставив почти нетронутым бокал с пивом. Я подумал, что если и остальные в этой компании были столь же буйными, как Ларри, то, наверное, Саммерс действительно планирует отчаянное дельце, вроде похищения недельного запаса мороженого из магазинчика за углом.

Я решил пообедать пораньше в ресторане гостиницы и упросил официанта больше не засовывать меня между пальмами. В зале, кроме меня, обедали еще три человека: маленький беспокойный господин и его огромная жена, которая весь обед была занята тем, что громко объясняла ему, что он ничтожество из ничтожеств, и еще маленькая старушка, которая периодически отрываясь от еды, что-то вязала. Большую же часть времени она уделяла наблюдению за огромной женой и ее осажденным мужем. Она могла вязать, даже не глядя на свои спицы. Я же большую часть времени посвятил разглядыванию того, что вязали ее постукивающие спицы, но так и не смог определить. Да и кому было дело до того, что вязала мадам Дефорж на этом смертоносном представлении? Наконец я решил, что съел уже достаточно.

Какой приятной переменой было выйти в вестибюль и постоять там уверенным, что я кому-то нужен и кто-то жаждет видеть меня, пусть даже если это всего лишь мистер Саммерс. Ровно в восемь появился спешащий Ларри и огляделся кругом, словно хорек, назначивший свидание кролику и уверенный, что тот придет вовремя. Он увидел меня, и услужливая благодарность появилась в его глазах.

– Вы здесь, Джонни, – он слабо потряс мою руку и вялым движением потащил к выходу, – и снова вовремя!

Мы вышли на тротуар, и он с притворным усилием потянул меня к побитому "форду", который выглядел так, будто ему осталось совсем немного, чтобы стать антикварной редкостью и пойти с аукциона дороже новейшей модели, только что вышедшей из ворот Детройтского завода.

Я сел рядом с Ларри, который устроился за рулем с видом непреклонной решимости на лице, словно гонщик-профессионал, вытянув руки и крепко обхватив руль. Мы ехали со скоростью не выше двадцати пяти миль в час даже на пятимильном отрезке загородного шоссе, но я решил, что только потому, что короткие ноги Ларри не могли дальше выжать педаль газа. Нам понадобилось около тридцати минут, чтобы добраться от гостиницы до пункта назначения, которым оказался обычный деревенский дом, расположенный примерно в десяти милях от города в уютном укромном местечке. Три автомобиля такого же потрепанного вида, как и наш, уже стояли возле дома.

Ларри выключил мотор, посмотрел на часы и шумно выдохнул:

– Нам лучше поспешить, Джонни, – уже восемь тридцать.

– Ну, Саммерс не умрет, если мы опоздаем на минутку, – устало отозвался я.

– Нет, нет, – он неистово затряс головой, – вы просто не знаете, Джонни. Мистер Саммерс считает пунктуальность основой всей жизни!

– У него, должно быть, своеобразная половая жизнь, – ухмыльнулся я, но Ларри уже выскочил из машины.

Я последовал за ним к дому и через скрипящую деревянную веранду и парадную дверь попал в большой квадратный холл, а затем в удивительно приветливую комнатку, в которой горел камин. Трое мужчин стояли возле камина. Они с любопытством посмотрели на нас, когда мы вошли, но не сказали ни слова.

– Я пойду доложу мистеру Саммерсу, что все уже здесь, – шепнул Ларри и стремительно вышел из комнаты.

Я подошел к группе, стоящей у камина, и закурил сигарету. Никто даже не кивнул, и молчание становилось все тягостнее, пока внезапное появление Ларри не внесло необходимую разрядку.

– Джентльмены, – маленький мышонок заметно раздулся от собственной важности, – не угодно ли сесть? Мистер Саммерс будет через минуту!

Кресла и диван были расставлены так, что одно кресло в центре предназначалось, видимо, для самого Саммерса, оставшиеся два были свободными, я оказался менее проворным, и мне пришлось занять место на диване рядом с крупным парнем примерно такого же роста, как я, но фунтов на тридцать тяжелее. Его жесткие волосы отсвечивали серым металлическим блеском, у него было обветренное, загорелое лицо и бдительный настороженный взгляд серых глаз. Он был похож на моряка, но потом я вспомнил, что знал одного сутенера, который был тоже похож на моряка, хотя я не встречал ни одного моряка, который был бы похож на сутенера. Скосив глаза, он наблюдал за мной некоторое время, потом неожиданно заговорил мягким голосом:

– Как вы считаете, кто дурак – тот, кто все это организовал, или мы, что сюда приехали?

– Спроси, дружище, попозже, когда он выскажется, – ответил я, улыбнувшись. – Пока я не видел в этом городишке ничего стоящего потраченных на дорогу денег.

– Я здесь уже три дня, – проворчал он. – Они свертывают все тротуары после девяти вечера и, я думаю, прячут всех женщин от семнадцати до тридцати пяти где-то на дне глубокого колодца. Я не видел еще ни одной!

Он замолчал, услышав быстрые шаги, приближающиеся к гостиной. Спустя мгновение высокий худой человек появился в дверном проеме и остановился там, тепло улыбаясь нам.

– Добрый вечер, джентльмены! – его голос был отрывистым, но приятным. – Ларри, принеси, пожалуйста, чего-нибудь выпить нашим гостям.

– Слушаюсь, сэр! – маленький мышонок продефилировал между нами, получив заказы на три бурбона в один скотч.

– Сделай два скотча, – произнес высокий худой человек добродушно, когда Ларри проносился милю него, словно маленький ураган. Затем он осмотрел собравшуюся компанию спокойным неторопливым взглядом, как будто он был капитаном и знал это, а мы были командой, и это он тоже знал.

– Меня зовут Макс Саммерс, джентльмены, – объяснил он, затем подошел к креслу, оставленному свободным для него, и легко сел, аккуратно положив свой чемоданчик на колени.

Ему было, наверное, лет сорок, не больше. Я подумал, что у него были реальные шансы сколотить приличное состояние где-нибудь на Мэдисон-авеню, позируя для рекламы, описывающей идеальных чиновников верхнего эшелона. Это был человек, который всегда идеально одет, у которого красивая мужественная внешность и интеллигентная утонченность твердо посаженного рта, смягчающая его суровость. Человек, в котором вы инстинктивно угадываете, взглянув на него только один раз, что он блестящий руководитель корпорации, культурный в самом широком смысле слова, имеет широкую известность как прекрасный спортсмен, специалист по высококачественной фотографии, чертовски обворожителен в отношениях с женщинами всех возрастов и, возможно, свободно владеет арабским языком.

Так выглядел Макс Саммерс. Я отложил пока все суждения о его характере, скрывавшемся за впечатляющим фасадом. Он закурил от платиновой зажигалки (это было так элегантно, что мне захотелось сплюнуть) и удобно уселся в кресле. Он, очевидно, что-то ожидал, и это "что-то" не замедлило появиться в виде подноса с наполненными стаканами. Когда мы разобрали свои заказы, Ларри вопросительно посмотрел на Саммерса, который сделал резкое движение пальцами, и маленький мышонок сразу исчез.

– Теперь мы можем приступить к делу, – Саммерс снова сел прямо. – Сначала я хочу поблагодарить вас, джентльмены, что вы приехали сюда. Право я очень горд от мысли, что четыре лучших человека, по крайней мере, не имеющих равных в своей профессии, настолько в меня верят, что из одного доверия проделали такой путь. Я не думаю, что кто-нибудь из вас об этом пожалеет.

– Прекрасно! – воскликнул "моряк", сидевший рядом со мной. – Но это нам мало о чем говорит. Я провел три дня на этой мусорной свалке, и они показались мне как три недели.

– Я понял, о чем вы, – кивнул Саммерс. – Сейчас я перейду к сути, а пока хочу, чтобы вы познакомились и узнали друг друга получше в течение следующих двух недель. Мы собираемся работать в одной команде, и важно создать обстановку взаимного доверия и уважения. Так позвольте мне представить вас, джентльмены, конечно, с соблюдением предосторожностей. – Он посмотрел на "моряка" рядом со мной. – Как вы знаете, я предложил каждому из вас воспользоваться вымышленной фамилией, я думаю, для всех нас будет разумнее обращаться друг к другу только по имени. Все вы тщательно отобраны в различных уголках страны. Вы никогда раньше не встречались и, согласитесь, что ни у кого из вас нет желания встретиться снова, когда работа будет закончена. Итак, – он указал в сторону "моряка", – это Дюк.

– Привет, – сухо ответил "моряк".

– Дюк – мастер по открыванию жестяных банок, – сказал Саммерс с важностью в голосе. – Если память мне не изменяет, он, возможно, единственный человек во всем мире, который на спор открыл банку персиков с помощью нитроглицерина. Так, Дюк?

– Я проиграл, – Дюк, широко ухмыляясь, поднял вверх свою левую руку так, чтобы все увидели, что третий и четвертый пальцы отсутствуют.

– А это – Джонни, – палец Саммерса указал на меня. – Он художник в своей сфере. Как-то среди белого дня на шумной городской улице, находясь рядом с полицейским, он выстрелил точно в цель, а потом убедил полицейского, что выстрелили либо священник, либо старушка, которые находились в десяти ярдах от них.

– И кого же выбрал полицейский? – спросил Дюк.

– Я никогда не задерживаюсь для выяснения, – ответил я.

Движущийся палец, передохнув, продолжал свой путь.

– Это – Сэм, – сказал Саммерс.

Сэм был немного старше остальных, ему было уже за сорок. Обладатель сверкающей лысины и выпуклых синих глаз, он, должно быть, постепенно усыхал изнутри под кожей, потому что теперь она складками лежала на его лице и руках. Это придавало ему сходство с пресмыкающимся, от чего его совсем не спасали дряблый вялый рот и влажные тугие губы.

– У Сэма тот же талант, что и у Джонни, – Саммерс улыбнулся благожелательно нам обоим. – Но Сэм специализируется в более необычной сфере.

Сэм заговорил приподнятым голосом, в котором было что-то кудахтающее, как будто каждый раз, когда он начинал говорить, над птичьим двором занимался рассвет:

– Наверное, лучшее в моей практике – это случай с одним мурашом, который всю свою никчемную жизнь старался все делать вовремя и аккуратно. Будильник у него звонил без одной минуты семь, и он поднимался с постели ровно в семь, ни разу не проспав за пятьдесят лет! По утрам он ел одно и то же в течение пятидесяти лет. У него был свой хронометр для варки яиц, и он варил их ровно три минуты, ни больше, ни меньше. На работу он ходил по одной и той же дороге каждое утро. Если путь отнимал у него на три шага больше обычного, он обращался к врачу.

– Ну так что? – холодно спросил Дюк.

– Я решил, что такой парень, как он, который всю жизнь все делал правильно, должен также и умереть правильно. Я подсоединил к его кухонной плите бомбу с часовым механизмом, так как был уверен, что старый муравей будет на кухне, когда она взорвется. В то утро он приготовил воистину неожиданный завтрак. Когда его хронометр отсчитал последнюю секунду третьей минуты – раздалось БУХ!

– Последний по порядку, но не по значению, – сказал Саммерс, завершая знакомство, – это Билл!

Билл – самый молодой, лет двадцати шести – двадцати семи. Болезненный, худой парень с песочным цветом волос, которые начинали редеть, и такого же цвета глазами, которые ничего не выражали. Он неловко зашаркал ногами под пристальными взглядами остальных, затем засунул руки глубоко в карманы, как провинившийся школьник.

– Билл – мастер по системам, – мягко сказал Саммерс.

– Кто? – резиновые губы Сэма дрогнули от удивления.

– Вы хотите найти решение задачи, а времени на это, может, стотысячная доля секунды, – ответил ему Саммерс. – Билл это сделает. Если прибор, регистрирующий время, установлен так, что начинает съедать через каждые три часа лишние пять минут, или мотор грузовика полностью выходит из строя за триста миль от своего гаража, но не далее четверти мили от места, где вы его поджидаете, ругайте Билла, это он мог устроить.

– О, теперь я понял, – Сэм энергично закивал.

– Теперь я, – без ложной скромности сказал Саммерс. – Я планирую, организую и финансирую всю операцию, джентльмены. Это самая большая работа, какую я когда-либо начинал за свою карьеру, и осмелюсь предположить, что вы скажете то же самое, когда все подробности станут вам известны. Нужны люди, много людей, человек пятнадцать, как я считаю. Но прежде всего нужен мозговой центр, таланты и профессиональные знания, которые представляете здесь вы. – Он сделал секундную паузу, затем посмотрел на каждого из нас по очереди твердым пристальным взглядом. – Работа, которая от вас потребуется, будет нелегкой и опасной. Думаю, необходимо уяснить это с самого начала! Но все будет компенсировано. Я рассчитываю оставить себе шестьдесят процентов всего, что мы получим от операции, а вы четверо разделите остальные сорок процентов поровну, то есть десять процентов на человека. Вас это устраивает?

В дверном проходе послышалось щебетанье, словно кто-то прочищал горло. Я повернул голову и увидел Ларри, стоявшего там с перекошенным лицом.

– О! Конечно, – Саммерс благожелательно ему улыбнулся, – мы не могли тебя забыть, Ларри. Как вы знаете, Ларри помогает мне в подготовительных мероприятиях, но, возможно, он понадобится и в самой операции, об этом пока рано говорить.

– Ларри в самой операции? Черт возьми, а что конкретно он может делать?

У меня вырвался истошный крик, когда спустя мгновение что-то острое ударило меня сзади. Я повернул голову так быстро, что чуть не вывихнул шею, и увидел Ларри, стоящего у меня за спиной с выкидным лезвием в руке.

– Вот что я могу, Джонни, – шепнул он насмешливо. – Без шумных выстрелов, никакого шума вообще, видишь? – ужасные искусственные зубы торжествующе сверкнули. – Бесшумное убийство – вот моя специальность!

– Ты убедил меня, Ларри, – меня передернуло. – Ты давай знать, когда приближаешься, напевай или еще как-то.

– Используем мы Ларри в деле или нет, – неторопливо продолжал Саммерс, – это не отразится на вашей доле, джентльмены. Я рассчитаюсь с ним из своей доли. Да, кстати, – добавил он, слабо улыбаясь, – мы все здесь друзья, и я обижусь, если вы не будете называть меня просто Макс!

– Довольно, – резко сказал Дюк, – от всей этой трескотни про друзей-приятелей у меня заболел живот. Давай уточним более важные факты, Макс, прежде чем будем продолжать. Ты сказал, что у нас четверых основная работа. Билл – гений по части вывода из строя механизмов. Сэм – ловкач, который что угодно может превратить в смертоносное оружие, если ему дать пару проводов. Я знаю все о сейфах и взрывчатке. И рядом со мной Джонни, наверное, самый спокойный убийца в стране. С половиной таких талантов ты сможешь устроить резню почище Дня святого Валентина. Может, успешное выполнение дела потребует смерти кого-то. Одного человека? Двух? Двадцати? Я хочу знать, во что я влезаю, прежде чем мы продолжим.

– Я понял тебя, Дюк, – сказал Саммерс, его улыбка застыла на губах, – не...

– Я еще не закончил! – сказал Дюк тем же мягким голосом, но появившийся в нем холодок дал понять, что его терпение на пределе.

– Извини! – произнес Макс натянуто. – Пожалуйста, продолжай.

– Ты уже распределил доли, – Дюк невесело засмеялся, – доли от чего! Всем понятно, что десять процентов может быть очень много. Но это может быть также мелочью! Я хотел бы услышать от тебя, во сколько ты оцениваешь весь доход, тогда цифра процентов будет иметь какое-то значение.

– Я понимаю твои чувства, Дюк, – Макс попытался улыбнуться, но это ему не удалось. – Но ты знаешь, что сначала идет главное. Я... – Он неожиданно замолчал, увидев, что Дюк медленным неторопливым движением поднял руку и посмотрел на часы:

– Я хочу знать, что это за работа и какой ожидается доход, – холодно повторил он. – У тебя две минуты, Макс. Если я не услышу этого, я ухожу отсюда и больше не вернусь.

Слабые розовые пятна выступили на щеках Саммерса. Он закусил нижнюю губу, потом заговорил:

– Пока я не собираюсь говорить о деле ни тебе, Дюк, ни кому-то еще, – сказал он сердито. – Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать возможностью утечки информации. Мы не хотим, чтобы кто-то перехватил наше дело и оставил нас с носом. И тем более мы не хотим, чтобы агенты ФБР поджидали нас на месте. Я скажу только одно: начало операции через две недели и еще чертовски много предстоит сделать, чтобы все подготовить. Работы более чем достаточно, чтобы занять всех вас в течение ближайших двух недель.

Дюк пожал своими широкими плечами:

– Ладно, – сказал он, кивнув, – в этом что-то есть, и я принимаю это пока. А во что оценивается доход?

– Ну, это не составляет проблемы, – ответил ему Макс, сделав паузу для психологического эффекта. Магическое обращение к деньгам сделало эту паузу ненужной, все и без того слушали его с полным вниманием. – Джентльмены, – его голос приобрел самодовольное звучание, – я могу обещать вам, что общая сумма будет не менее чем полмиллиона долларов.

– Полмиллиона? – глаза Сэма расширились. Он вытер слюну с подбородка рукавом пиджака. – Десять процентов от этого будет ровно пятьдесят тысяч, правильно?

– Пятьдесят тысяч долларов! – дрожащим голосом проговорил парень с песочными волосами по имени Билл, чудотворец в механике. – Одним куском!

– Не забывай, что их у нас еще нет, Билл! – холодно произнес Макс. – Это не будут легкие денежки, падающие с рождественской елки прямо в наши вытянутые руки. У нас будет очень плотный распорядок дня, поскольку только тогда работа может быть выполнена, когда она будет отрепетирована до мелочей. Стоит только одному из нас нарушить этот распорядок, и вся работа автоматически сорвется. Помните это!

– Конечно, я буду помнить это, мистер Саммерс, – нервно ответил парень.

– Джонни? – Макс сосредоточил свое внимание на мне, – как ты с "винчестером-70"?

Я чуть было не соскочил со стула, но успокоил себя, решив, что он не мог знать о Луисе и его ружье.

– С какого конца, Макс? – спросил я.

– Очень смешно, – перебил он. – Теперь...

– Я меня не было практики, – ответил я. – Имеется в виду использование "винчестера" с оптическим прицелом?

– Да, – сказал он, – это не проблема, Джонни. Мы устроим тебе хорошую практику на неделю. Ларри посвятит тебя в подробности. – Через секунду он обо мне забыл. – Сэм! Я хочу, чтобы ты и Билл зашли ко мне, и мы посмотрим кое-что, с чем уже сейчас возникли проблемы. Мне необходима сначала ваша помощь, потом я смогу дать Дюку особую задачу. – Он тихонько хихикнул. – Жизнь может усложниться. – Он расслабленно поднялся. Чемоданчик был в его правой руке. Он снова стал самоуверенным чиновникам из верхнего эшелона власти. Я закрыл глаза на мгновение и попытался представить его в комнате обольщения с Полночью, но мне не хватило воображения.

– Все! – сказал Макс оживленно. – Надеюсь, мы все обговорили. Ларри будет поддерживать связь, и вам не о чем беспокоиться. Может быть, у кого-нибудь есть какие-то проблемы?

– Есть, – Дюк уныло улыбнулся. – Как не сойти с ума в этой деревне? Что, если нас увидят вместе? Я имею в виду если мы встретимся в баре, чтобы выпить или еще чего-нибудь? Это имеет значение?

Макс на мгновение замешкался, затем покачал головой:

– Не думаю, Дюк. Почему бы и нет. Думаю, мне не нужно объяснять, что операция пройдет в другом городе. Мы используем Свинбурн только как тренировочный лагерь.

Дюк повернулся ко мне, по-деловому почесав голову длинными пальцами, какие бывают только у хирургов и музыкантов.

– Почему бы тебе не поехать со мной, Джонни? – спросил он нетерпеливо. – Мы могли бы выпить пару стаканчиков.

– Было бы неплохо, – ответил я.

– О'кей, тогда поехали, – промычал он. – Ты знаешь, от всех этих напыщенных разговоров у меня заболел живот и поднялась температура.

Это стало началом прекрасной дружбы.

Глава 6

На третий вечер мы обнаружили лучший бар города, укромно примостившийся на аллее в южной части Мэйн-стрит. Его владельцем оказался человек по имени Донован, которого переполняла горячая ненависть ко всему человечеству. Он был убежден, что является самым большим неудачником в мире. Только однажды удача улыбнулась ему, – рассказывал он нам, – это когда его жена сбежала от него с заезжим коммерсантом, да и то через пару дней он обнаружил, что прежде чем сбежать, они обчистили полки с его лучшими товарами и сняли все деньги со счета в банке.

Это было человекообразное существо с блуждающим взглядом диких глаз и разрозненными кустиками седых волос, которые редкими оазисами обрамляли его рябой загорелый череп.

Он не верил ни в дантистов, ни в искусственные зубы, и поэтому самое пугающее зрелище открывалось, когда он улыбался, обнажая оставшиеся зубы, торчавшие, словно гнилые пеньки в болотистой трясине. Хотя бы ради потомства это лицо следовало уничтожить сразу после рождения.

С тех пор мы все вечера проводили в этом баре. Снова был понедельник. Поскольку он уже понял, что не может вести себя с нами нагло, он принялся полностью нас игнорировать. Он притворился глухонемым и оставался счастливо рассеянным ко всем просьбам и крикам, несшимся в его сторону. Это продолжалось целый час, а поскольку мы были единственными посетителями в баре, нас стало это по-настоящему раздражать.

– Донован! – Дюк сильно ударил по стойке обоими кулаками. – Если ты не хочешь обслуживать своих посетителей, то поставь хотя бы сюда бутылку бурбона, а? – Никакой реакции. – Ты только посмотри на этого подлого старого ублюдка! – ревел Дюк. – Просто необходимо возвести посредине улицы постамент и выставить на него эту карикатуру на человека. Я бы купил танк и расстреливал его по выходным.

– Мне кажется, он сейчас умрет! – громко сказал я. – Он же прямо валится с ног...

– Мне не хотелось бы здесь быть, когда это случится, – Дюка передернуло от этой мысли. – Представь себе, какое будет зловоние.

– Слушай, – подыграл я. – Если правильно приложить руки к этому, то можно разбогатеть. Забальзамируем его и будем возить по всей стране. Это будет лучшее шоу в любом месте, где мы остановимся. А назвать можно было бы так: чудовище, замаскированное под человека! За один взгляд на Донована – забальзамированного – можно брать приличные деньги. Я думаю, никто не догадается, что он когда-то был человеком.

– Наверное, в этом что-то есть, – кивнул Дюк, задумавшись. – Но как ты сможешь объяснить любопытным, что это за безумные пучки волос растут у него на голове, по виду они больше всего напоминают заплесневевший сорняк.

– Он был чудовищем, пришедшим из космоса, – медленно пояснил я. – Ему понадобились волосы, потому что он хотел стать похожим на человека. Он взял немного этого сорняка, что растет в Монгольской пустыне, и пересадил его на свой череп. Но он не прирос.

– А знаешь почему? – прошептал Дюк доверительно. – Потому что эта трава удобряется проходящими по пустыне верблюдами, которые время от времени останавливаются и... ну сам понимаешь.

– Да, – поддержал я, – та же проблема у него с зубами. У него их тоже нет. А те обломки, что он носит сейчас, он взял...

Бутылка бурбона обрушилась со страшной силой прямо перед нами.

– Захлебнитесь вы оба с первого глотка, – завопил нам в лицо маньяк с бешеными глазами. – Пусть поганки и плесень прорастут в ваших глотках, чтоб вы задохнулись до смерти.

– Чучело, все это уже есть на твоей башке, – произнес Дюк рассудительно.

Донован моментально затрясся, как будто ему нанесли смертельный удар. Затем, издав дикий пронзительный вопль, схватил обеими руками пучки своих волос и дернул их с неистовой силой.

– Ага! – завопил он спустя несколько секунд. – Видите? Не выдернуть ни одного волоска, даже если тащить краном! – он стоял, счастливо моргая, а слезы, вызванные причиненной самому себе болью, катились по его лицу.

– Это было восхитительно, – Дюк небрежно зажег сигарету. – У тебя еще есть трюки вроде этого, Донован? – Затем громко, в мою сторону: – Если мы упросим его продолжать, он убьет себя там, и тогда все, что нам понадобится, – это немного бальзамирующей жидкости.

– Ха! – дико усмехнулся Донован, затем неожиданно потерял к нам интерес и ушел в другой конец бара.

– Не знаю, – Дюк беспомощно пожал плечами, – вряд ли стоит столько волнений одна бутылка бурбона.

– Ты так на самом деле считаешь, приятель? – сказал я ему, наполняя свой бокал.

– А ты когда-нибудь вспоминаешь о своих друзьях? – холодно спросил он.

Я налил ему тоже, укоризненно взглянув на него, как бы давая понять, что я сделал бы это в любом случае. После десяти долгих дней и ночей в Свинбурне даже такая маленькая хитрость может доставить удовольствие!

– Как прошел день, дружище? – спросил небрежно Дюк.

– Ты сам знаешь, – проворчал я. – Точно так же, как и предыдущий, и тот, что был до него, и еще раньше. Ларри забирает меня из гостиницы каждое утро и увозит в пустынное место, где я не смогу кого-нибудь случайно подстрелить, а днем увозит обратно. В промежутке я изображаю Даниеля Буна, разбрасывая по округе пули калибра ноль сорок пять. По-настоящему волнующая жизнь.

– А я почти весь день прозанимался с Большим Рулем, – медленно сказал он. – Словно я снова в школе. Каждый раз, когда я решу одну из его задачек, он подкидывает мне следующую.

– И что это за задачки?

– В основном обычная чепуха. Например, сколько селитры необходимо, чтобы взорвать подвал, даются сначала конструкционные особенности подвала. Какой будет эффект, если затворный механизм подвала заклинит? Но для меня это ерунда. Я уже знал, в чем заключается работа, когда Саммерс еще только подошел ко мне.

– Но что-то беспокоит тебя, дружище? – добродушно поинтересовался я. – Я вижу это в твоих измученных глазах.

– Берем боковую стену дома! – неожиданно сказал Дюк, понизив голос так, что глухонемой маньяк, стоявший в другом конце бара, не мог расслышать ни слова. – Или Макс берет, во всяком случае! Затем он аккуратно ее измеряет, проверяет конструкционные детали, даже берет данные о качестве и типе использованных кирпичей. Когда он получает все, что возможно получить, он передает все это мне.

– Я что-то не понял, – сказал я смущенно.

– Это потому, что ты не хочешь дослушать, дружище, – Дюк самодовольно улыбнулся. Теперь он был на своем излюбленном коньке. – Я загружен данными об этой стене, и Макс решает, что пришло время задавать вопросы. Положим, ты хочешь полностью разрушить эту стену, Дюк. Сколько селитры понадобится и куда ее нужно заложить? Затем он садится на стул и начинает ерзать на нем, если я задержусь с ответом хотя на одну минуту, – ублюдок!

– Стена? – спросил я. – Это тебя тревожит?

– Ты можешь дать парню передохнуть? – с горечью спросил он. – Меня беспокоят вопросы, которые задаются позднее. Он хотел узнать, если я взорву стену и она упадет наружу, то насколько улица шириной в шестьдесят футов будет перегорожена обломками толщиной более чем в четыре фута. Но и этого ему показалось мало. Следующий вопрос был, если стена обрушится внутрь, какова опасность для тех, кто окажется в здании, когда это случится.

– Хороший вопрос, – признался я.

– Это чертовски глупый вопрос, – поправил он меня сердито, – если только я сам сначала не увижу это здание, и пока кто-нибудь не сможет указать точное местонахождение людей в момент взрыва.

– И ты сказал это Максу?

– Ему я сказал намного грубее, – проворчал он. – Я допускаю, что наемный убийца может быть настолько глупым, чтобы задавать такие дурацкие вопросы, но он же Большой Руль, который ведет все дело. С тех пор, как все это началось, мой желудок все чаще дает о себе знать. "Самое большое дело в моей практике, – говорил он нам в тот первый вечер. – Это будет опасно! Вы четверо – ключ ко всему плану!", – когда он произносил это, я решил, что все это ерунда, и не беспокоился. А теперь меня беспокоит, что все это отнюдь не ерунда. – Дюк внезапно уставился на меня холодным пристальным взглядом. – А что ты думаешь обо всем этом, Джонни? Что это будет за дельце, когда от тебя требуют ежедневных тренировок со слоновой пушкой с оптическим прицелом! Когда Макс начинает спрашивать, что произойдет с людьми внутри большого здания, если взорвать одну стену и она упадет внутрь. Бог знает, какой сюрприз готовит Сэм, ловкий парень. У меня есть предчувствие на этот счет и, я беспокоюсь. Когда Макс расскажет нам все, будет уже слишком поздно выйти из игры.

– Не надо об этом, – сказал я, поежившись. – Если ты хочешь благополучно состариться, Дюк, то стань просто дворником.

– Не остри со мной, Джонни, – тихо пророкотал он. – Мне сорок семь лет, и тринадцать из них я провел в тюрьме. Я не хочу вернуться туда снова. Но мне не нравится и такая альтернатива, как обвинение в убийстве.

– Не принимай это так близко к сердцу, приятель, – пошутил я.

Я наблюдал за его крепко сжатыми кулаками, пока они не начали разжиматься, и было уже решил, что он успокаивается. Но, спустя мгновение, Дюк затрясся всем телом в приступе ярости, потом вскочил на ноги:

– Здесь воняет! – заорал он во весь голос. – Донован воняет! Ты воняешь! Весь этот проклятый мир воняет. Ты слышишь меня? Воняет!

Он внезапно нагнулся за почти полной бутылкой бурбона, но я выхватил ее.

– Я заплатил за нее, – шепнул я. – Если ты хочешь скрепить дружбу, приятель, то иди купи себе сам!

Несколько секунд он стоял не двигаясь, его серые глаза налились кровью, тело дрожало. Затем он шумно вздохнул, выразив этим свое отвращение к миру, и тяжело вышел из бара. Я снова забрался на свой табурет и закурил, довольный тем, что мы не катаемся в этот момент по полу, пытаясь выдавить друг другу глаза. Дюка беспокоил его больной желудок, да если бы и я провел тринадцать лет своей жизни в тюрьме, думаю, со мной было бы то же самое. Прогулка по свежему воздуху пойдет ему на пользу, и, возможно, минут через пятнадцать он вернется. Подождав минут сорок, я понял, что он уже не вернется, так что я мог выпить еще на дорожку, прежде чем вернуться в гостиничный номер. И тут я услышал звук, который прежде никогда не слышал в баре Донована, и, судя по его маниакальному лицу, – он тоже. Это было прекрасное методичное постукивание женских каблучков, приближающихся к бару. Я подождал, пока она усядется на табурет примерно через три от моего и закажет бокал "Старомодной" приятным, сильным и уверенным голосом, тогда я хорошенько ее рассмотрел. Она удобно сидела на табурете, скрестив свои красивые ноги, не обращая внимания на то, что ее юбка съехала на добрых четыре дюйма выше ее покрытых ямочками колен. Превосходная прическа превращала блестящие пряди бледно-золотистых волос в сверкающее окаймление заостренного личика, которое одновременно казалось и недоступным, и провоцирующим. Я решил, что она, возможно, новичок в этом городе, иначе она не была бы настолько наивной, чтобы первым делом стать легкой добычей богатого бара Донована. Было что-то высокомерное в безжалостном изгибе ее широкого рта, возбуждающе дополняемом своенравной влажной мягкостью выступающей нижней губы. На ней был дорогой чесучовый костюм с абстрактным бежевым узором на однотонном золотом фоне. Ее высокая, упругая грудь выступала через накидку, что делало узор еще более интригующим.

– Вот ваша "Старомодная", леди! – Донован поставил перед ней бокал, и я вздрогнул, задав себе вопрос: кто "Старомодная"?

Блондинка отпила немного, и ее рот перекосился. Затем, слабо вздохнув, она выпила остальное, как будто ее мучила нестерпимая жажда, и поставила бокал на стойку. Заметив мой взгляд, она робко улыбнулась. Я повернулся к ней в профиль левой стороной, которая кажется мне немного лучше правой, и улыбнулся в ответ.

– Позвольте угостить вас, – сказал я и одновременно с надеждой соскользнул с табурета. Она наклонила голову и на минуту задумалась:

– Знаете что, – произнесла она тем же приятным хрипловатым голосом, – давайте подбросим монету. Проигравший платит за двоих.

– Отлично, – сказал я, достал монету из кармана и со стуком положил на прилавок, накрыв ладонью. Она порылась в кошельке, вытащила монету, напоминавшую новенькие полдоллара, и тоже стукнула ею по прилавку. – У меня орел, – сказал я, – а у вас?

Ее губы слегка дрогнули:

– Посмотрите сами, – предложила она и щелчком пальцев катнула монету по прилавку ко мне.

Я остановил ее пальцем и посмотрел.

– У вас решка, – сказал я ей. – Думаю... – но тут я еще раз более внимательно посмотрел на сверкающую монету под моим пальцем. На ней сиял профиль короля Эдуарда VII, а где еще он имел право находиться, как не на Британской полукроне? Я перевернул ее и увидел, что она была отчеканена в 1907 году. Я уставился на блондинку. Ее губы дрогнули снова.

– Может, у вас найдется парная к ней, – легко спросила она.

Я залез в свой карман с мелочью, нашел такую же полукрону, положил ее на прилавок, затем катнул монету к ней. Она внимательно ее рассмотрела, потом улыбнулась.

– Наверное, я не буду больше пить, я немного устала, мне нужно возвращаться в гостиницу.

– Я как раз собирался сделать то же самое, может быть...

– Я бы оценила вашу компанию, – ответила она просто.

Я пожелал доброй ночи Доновану, когда мы выходили, но он или снова изображал глухонемого, или прикидывал, где ему раздобыть денег для поездки в Монгольскую пустыню, чтобы раздобыть там пару-другую верблюдов. Мы вышли на улицу, и она закатилась от смеха.

– В какой-то миг я была почти уверена, что вы передадите мне секретные планы вторжения Москвы или что-то в этом духе. – Она взяла меня под руку и взглянула с притворно-застенчивым выражением своих блестящих голубых глаз. – Здравствуйте, Бойд!

– Дугуд! – огрызнулся я. – Дж. Дугуд, если вам угодно, Джонни Бенарес, если хотите, но никогда Дэнни Бойд в этом городе. Даже у стен есть уши!

– Я страшно извиняюсь, – произнесла она с искренним раскаянием. – Я просто не подумала, и это очень глупо с моей стороны. Этого больше не случится.

– О'кей, забудем об этом, – сказал я ей.

– О! – она неожиданно остановилась с испуганным видом. – Я забыла еще одно. Меня зовут – Лаура.

– Какое красивое имя, – сказал я, – но с вашей внешностью и фигурой вы могли бы носить даже такое имя, как Элси Жвачка! Вам бы это не повредило!

– Спасибо!

– Вы не можете представить, каким удовольствием было для меня впервые за десять дней, что я нахожусь в этом городишке, увидеть, как такая женщина входит к Доновану, – произнес я с восторгом. – Снова видеть пару прекрасных ног! Эти милые ямочки на коленях! Эта...

– А где ж вы были в это время? – спросила Лаура едким голосом. – Лежали на полу в баре?

– Какая удивительная удача, – счастливо вздохнул я, – что вы зашли в бар Донована, когда я был там.

– Удача? К черту, – ответила она грубо, – я мозоли натерла на ногах, пока два часа искала вас по всему городу! Этот бар – единственное место, где я еще не успела побывать.

– Хорошо, – задумчиво улыбнулся я, – знаете, просто мне хотелось, чтобы в нашей первой встрече было что-то романтичное.

– Запомните раз и навсегда, – сказала она выразительно, – в наших встречах не будет ничего романтического. Все будет строго по-деловому, и, кроме того, Полночь рассказала мне о вас все.

– Кстати, она оставила в своем рассказе хоть долю правды?

– Из того, что я уже видела, все чистая правда на сто процентов, – ответила она ледяным тоном.

– И то, что я не принял роль жертвы в ее представлении паука-кровопийцы, – спросил я, – а вместо этого крепко приложился к ее челюсти.

– Заткнись, – внезапно вспылила она. – Полночь – самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни, если хочешь знать! И я отказываюсь даже упоминать ее имя в твоей компании!

– Отлично! – проскрежетал я и осторожно высвободил ее руку из своей. – С этого момента, как вы сказали, все будет по-деловому. Позвоните утром около девяти, и я посмотрю, смогу ли я уделить вам время в своем напряженном расписании!

Я широко зашагал в направлении гостиницы и быстро оставил ее позади. Примерно через минуту я услышал какой-то странный звук; остановившись, я прислушался: звук снова повторился где-то позади меня – это были жалобное хныканье и мольба о помощи. Я вернулся и увидел ее, прислонившуюся к витрине магазина с одной снятой туфлей, осторожно массирующую подъем ноги.

– Давайте больше не будем воевать, – сказала она со слезами, когда я подошел к ней. – Только отвезите меня в больницу или еще куда-нибудь, где я смогу избавиться от этих ног, они убивают меня!

И тут в Свинбурне произошло маленькое чудо. Па окраине Мэйн-стрит появилось свободное такси. Я погрузил Лауру в него, и мы чинно проехали целых три квартала до гостиницы. Пять минут спустя я столкнулся с классическим примером демократии в действии. Я жил в гостинице уже десять дней и занимал паршивый номер, выходящий на задворки сортировочной станции, в то время как Лаура была в ней самое большее четыре часа и занимала шикарный люкс на верхнем этаже с окнами на Мэйн-стрит.

Как только мы вошли в гостиную ее апартаментов, она рухнула на диван и сбросила свои туфли, все время всхлипывая от боли. Я сердито подумал, что если подобное произошло бы с мужчиной, вся округа продолжала бы зачитываться Крафтом-Эбингом[4].

– Ох! – блаженно вздохнула Лаура. – Чудесно! Теперь я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы что-нибудь выпить. Позовите мне кого-нибудь из прислуги, пожалуйста, Дэ... Джонни.

– Что бы вы хотели?

– После бара Донована, я думаю, должно пройти несколько лет, чтобы я снова притронулась к "Старомодной", – ее передернуло от воспоминаний. – Может быть, скотч со льдом?

Комнатная прислуга была необычайно скорой для будничных рекордов "Ковбоя" или, может быть, для постояльцев люкса все было иначе. Когда официант унесся назад в ночь, я удобно расположился в кресле напротив дивана, на который прилегла Лаура, и не знал, как начать разговор. Для девушки, которая хочет, чтобы все было строго по-деловому, она была слишком небрежна в том, что касалось положения ее юбки. Со своего места я обнаружил предмет, вызывавший нечто большее, чем праздное любопытство, и он был совершенно ошеломляющим.

– Полночь полностью изложила мне суть дела, – сказала Лаура оживленно. – Поэтому я не буду задавать слишком много глупых вопросов. Вы могли бы представить мне сейчас свой отчет, Джонни?

– Да, мэм, – холодно ответил я. – Вас не оскорбляет, что я не отдаю честь. Просто я сломал руку в трех местах, поднимая Полночь на флагшток. К несчастью, она снова упала.

– О, Боже! – Лаура закрыла глаза, изображая глубокое страдание, и это было ей очень к лицу. – Неужели мы должны прежде пройти через эту мальчишескую похвальбу.

– Если вы так хотите, я оставлю это напоследок.

– Прошу вас!

Я достаточно подробно изложил ей все, что произошло со мной с того дня, как я приехал в Свинбурн, до настоящего момента. Лаура сидела выпрямившись, пока я не закончил, ее глаза взволнованно искрились.

– Очаровательно! – она глубоко вздохнула. – Вы тренируетесь убивать людей из ружья. Дюк ведет расчеты, необходимые для того, чтобы взорвать здание, когда в нем находятся люди, а Слюнявый Сэм минирует все, к чему прикасаются его руки. Я не могу дождаться, чтобы узнать, что же произойдет дальше!

– Мне бы тоже этого хотелось, – проворчал я. – Когда вы будете докладывать Полночи?

– Мне нужно позвонить ей утром, – сказала Лаура счастливо, – она решила, что мне нужно пробыть здесь как можно меньше, на случай, если события начнут разворачиваться слишком быстро. Понимаете, что я имею в виду, Джонни?

– Я живу с этим все время, моя милая! – сказал я выразительно.

– О, я извиняюсь! – она закрыла рот рукой. – Я просто не...

– Я понимаю, милая, – сказал я тускло. – Понимаю.

Лаура откинулась назад, и ее юбка послушно вернулась в прежнее положение. Я должен был снова прийти в восторг, но этого не произошло.

– Сколько времени вы работаете на Полночь, Лаура? – спросил я небрежно.

– Я вовсе не работаю на Полночь, – холодно ответила она, – я в союзе с ней.

– Вы – Лаура Трайвет! – перебил я.

– А кто же еще? – ответила она безучастно.

– Я однажды позаимствовал вашу машину, – тепло улыбнулся ей я. – И у меня было предчувствие, что это станет хорошим поводом, чтобы мы познакомились.

– Вы снова! – простонала она. – Я уже сказала вам, что меня не интересует ничего, кроме дела. Не приставайте, пожалуйста!

– А кто пристает, – спросил я. – Я даже не смотрю больше на ваши темно-синие трусики.

Она снова села прямо и поспешно одернула юбку, ее лицо стало пунцово-розовым.

– Не будьте таким вульгарным!

– Все, что я хочу узнать, это ваше место в интриге, которую затеяла Полночь, – честно признался я. – В ту ночь ваша машина была там, а где были вы?

– Дома, наверное. Полночь пользуется машиной намного чаще, чем я, – ответила она. – А это имеет значение?

– Это было в тот вечер, когда погиб настоящий Джонни Бенарес, – ответил я. – И один из головорезов Полночи – Джад Стоун.

– Я... я ничего не знаю об этом, – произнесла она, отвернувшись в сторону.

– Вы знаете, сколько Полночь заплатила мне за мою работу?

– Это меня нисколько не интересует, – ответила она дерзко.

– Пять тысяч долларов, – сказал я. – И еще пять, когда оно завершится.

– Ну и что? – испуганно, но вместе с тем с вызовом она посмотрела на меня.

– Лаура, – сказал я с усмешкой. – Вы очень привлекательная девушка, но, что касается участия в делах Полночи, вы рядовой любитель, правильно?

Ее губы обиженно задрожали.

– Мне кажется, вы ужасный и невоспитанный человек, если говорите такое.

– Но это всего лишь первое ваше задание в такого рода делах.

– Каждый должен когда-нибудь начинать, не правда ли?

– Но не так, как начали вы, – пробормотал я. – Она послала кого-нибудь еще с вами?

– Конечно, нет! Она была уверена, что я сама справлюсь!

Я в отчаянии закрыл глаза, но тут же открыл их снова:

– Вы сказали, что она самый чудесный человек в мире. В каком смысле?

– Ну, – она беспомощно пожала плечами, – просто она такая и все!

Я внимательно взглянул на нее. Конечно, это ни черта не значит, но...

– Вы влюблены в нее, – с трудом выговорил я.

– Что? – она широко раскрыла от удивления рот. – Влюблена в Полночь? В свою старшую сестру?

– Нет, конечно, – беспомощно выдавил я. – Кто бы мог предположить такую нелепую мысль. Я не знал, что у Полночи есть младшая сестра, ведь вы не живете с ней. – Я продолжал лепетать, пытаясь покончить с этой несуразностью. – Вы сказали, что у вас своя квартира?

– На Мюррей-хилл, – ответила она, и ее лицо немного оживилось. – Она мне нравится, но я продолжаю скучать... Когда она и Макс разошлись, Полночь заставила меня купить квартиру. Она подумала, что так будет лучше для меня. – Лаура покачала головой. – Это была большая ошибка. Макс всегда так хорошо к ней относился. Он мне очень нравился. Он всегда обращался со мной как с равной, понимаете?

– Это важно, – произнес я отсутствующим тоном. Мой мозг лихорадочно работал, пытаясь вычислить, зачем Полночи понадобилось посылать свою младшую сестру с мужским поручением.

– Во всем виноват этот маленький крысенок Ларри. – Я смутно осознавал, что Лаура продолжает говорить со мной, и с усилием заставил себя прислушаться. – Он помешанный, я в этом убеждена, – горячо сказала она. – Он все время ревновал Полночь, считал, что она каким-то образом сделала его положение непрочным. Это, конечно, была глупость, но доказать ему это было невозможно. Он все время шпионил по дому, так что вы никогда не были уверены в том, что он не стоит сейчас у вас за спиной. Он не любил меня тоже, потому что я поймала его один раз, когда он подглядывал за мной во время одевания. Я хотела рассказать все Максу, но это низкое пресмыкающееся заплакало, упало на колени, умоляя не делать этого. В конце концов я не стала рассказывать Максу, но Ларри возненавидел меня после этого. Вероятно, его гордость была уязвлена тем, что я видела, как он плакал и унижался!

"Наверное, неукротимое стремление к выживанию позволяет женщинам болтать, не останавливаясь, даже если обрушатся небеса", – безнадежно подумал я.

– Джонни?

Я поднял голову и увидел, что она смотрит на меня с недоумевающим выражением на лице.

– Что-нибудь случилось? – спросила она быстро. – Вы выглядите ужасно озабоченным.

– Лаура, милая, – сказал я словно во сне, – каким именем Полночь сказала вам пользоваться, когда вы приедете сюда?

– Своим собственным, конечно, – она слабо моргнула, – вы же знаете, я не исполняю чью-то роль, как вы, Джонни.

– Неправда, – рассмеялся я убийственным смехом. – Я исполняю роль человека по имени Джонни Бенарес, а вы – человека по имени Иуда!

– Что? – внезапный страх промелькнул в ее глазах, она крепко зажала себе рот рукой и отпрянула от меня. Я встал с кресла и заставил себя улыбнуться.

– Извините, наверное, низко говорить так, ведь вы ничего не знали.

Она убрала руку ото рта:

– Я не понимаю о чем вы говорите.

– Оба, и Макс Саммерс, и Ларри знают, кто такая Лаура Трайвет, – начал я мрачно. – Как только они обнаружат вас здесь, они поймут, что это не простое совпадение. И тогда единственным объяснением вашего появления здесь будет то, что в их собственной организации появился информатор Полночи. Они поймут, что каким-то образом ей удалось, внедрить к ним своего шпиона. Поэтому, первым делом, они проследят за вашими продвижениями с того времени, как вы появились здесь, – куда вы ходили, с кем говорили, и каждый раз ответом им будет мое имя!

– О Боже! – она внезапно поежилась. – Я никогда не думала об этом.

– Верно, Лаура, – согласился я, – но Полночь думала. По какой-то причине, которой я пока не знаю, она больше не нуждается во мне. Я оскорбил ее достоинство, когда ударил ее в тот вечер, и теперь она сравнивает счет. Хватайте Дэнни Бойда и, кстати, почему бы нашим противникам заодно не поинтересоваться и вами.

– Чтобы у Полночи были такие ужасные планы, – она уныло покачала головой, – я не могу в это поверить.

– Но ведь ее не беспокоит то, что ее младшая сестра становится Иудой, – спокойно сказал я.

Она тихо заплакала, и ее, наверное, нужно было утешать. Но я был не из тех, кто был на это способен в подобной ситуации.

– Я уеду утром, – она понизила голос, – может быть, еще есть шанс, что они никогда не узнают, что я была здесь.

– Вы все время разгуливали по городу, разыскивая меня, – прошептал я. – Вы спрашивали обо мне кого-либо?

– Нет! – ответила она уверенно. – Я и сама не знала, вы ли это, пока мы не обменялись монетами, помните?

Это уже что-то. Я почувствовал слабую искру надежды. Донован видел нас вместе, но это должно было показаться ему обычным знакомством в баре. Лаура Трайвет ничего не значила в его сумасшедшей жизни. Но затем я понял, что чертовски глупо надеяться на вероятность того, что они ничего не узнают, если ее имя было записано в книге регистрации, а служащие гостиницы будут все время говорить о "люксе мисс Трайвет" и "вино в люкс мисс Трайвет" и... впрочем, и этого уже более чем достаточно.

– Думаю, мне пора идти, Лаура, – тихо сказал я.

Она подняла на миг свое заплаканное лицо.

– Дэнни, могу я теперь называть вас настоящим именем?

– У меня такое чувство, что у вас все будет хорошо на вашем новом поприще в Свинбурне на этой неделе, – сказал я, поднимаясь.

– Я страшно сожалею о том, что сделала. – В ее голосе чувствовалась опустошенность. – Если я могу чем-нибудь помочь, хоть чем-нибудь... Может, если я...

– Нет! – сказал я ей. – Но я ценю ваше предложение, милая. Не расстраивайтесь так сильно, может быть, все еще обойдется!

Я уже почти дошел до двери, когда вспомнил, что она могла бы помочь удовлетворить мое любопытство еще в одном.

– Лаура, – я повернулся к ней через плечо, – что за человек Луис?

– Луис? – она скорчила такую мину, словно одно упоминание о нем действовало на нее отталкивающе. – Жестокий человек, Дэнни, – ответила она, вздохнув. – Жестокий и страшный. Я думаю, что он опасен еще и тем, что умнее остальных. Я пыталась сказать об этом Полночи, но она только рассмеялась и сказала, что всегда сможет справиться с ним, потому, что он знает, что если не будет вести себя как следует, она отнимет у него кое-что, в чем он нуждается больше всего.

– Он был с Максом и Полночью до того, как они расстались, а потом решил остаться с вашей сестрой?

– Да.

– Он вроде помощника у нее? Она отдает приказы, а он следит, чтобы они выполнялись, таков порядок игры?

– Да, я думаю таков, – она театрально засопела. – Если с вами что-нибудь случится, Дэнни Бойд, из-за того, что я натворила, я не буду разговаривать со своей сестрой всю жизнь!

– Будете беспокоиться об этом, когда это случится, милая, – сказал я ей. – А до того как Макс и Полночь расстались, чем занимался Луис?

– Я знаю, что Ларри был всегда чем-то вроде помощника у Макса, – медленно сказала она. – А вот насчет Луиса я не уверена. Возможно, он занимался тем же, чем и сейчас?

– И чем же?

– Я не знаю, как это правильно назвать, Дэнни, – она закусила губу и задумалась, потом с досадой покачала головой. – Нет, я не могу вспомнить. Но в любом случае он имел дело со взламыванием сейфов. Кажется, это называется Джо-похлебка...

– Похлебка? – я изумленно посмотрел на нее. – А может, "Пит и суп?"

– Да, так, – она энергично закивала. – А что это значит, Дэнни?

– Так называют человека, который использует взрывчатку, чтобы открыть сейф или кладовую или что-то в этом роде, – ответил я медленно. – В основном они пользуются нитроглицерином. Спасибо, Лаура, теперь я, пожалуй, пойду.

Я быстро вышел из ее люкса и направился в свою комнату, удивляясь, как это Дюку удается постоянно терпеть, даже если его желудок болит вдвое меньше, чем у меня сейчас.

В моей комнате горел свет, но я, беспокоясь о своем больном желудке, не заметил этого, пока не открыл дверь. А потом уже не стоило об этом беспокоиться, потому что мой ночной посетитель уже улыбался мне, сверкая приветливым оскалом своих ужасных искусственных зубов.

– Вы поздно гуляете, Джонни, – насмешливо произнес Ларри и неожиданна хихикнул. – Держу пари, что вы уже подмяли знойную блондиночку где-нибудь в гостинице. – Его глаза тоскливо мерцали при этом.

– Ладно, – я сделал усилие и ухмыльнулся в ответ, – готовь денежки, приятель.

– Лучше в другой раз, – сказал он с сожалением. – А сейчас нам нужно ехать.

– Ехать, среди ночи? Куда нам, к черту, спешить, – спросил я удивленно. На мгновение я засомневался, стоит ли продолжать притворяться Джонни Бенаресом, если они все уже знают, и Ларри приехал за мной. Но мне не хотелось доставлять этому мурашонку больше удовольствия, чем требовалось.

– Будет срочное совещание, – сказал Ларри, затем по привычке понизил голос, прежде чем назвать почитаемое имя. – Мистер Саммерс ждет нас, поэтому нам лучше поспешить. – Ларри смущенно зашаркал ногами. – Я надеюсь, вы не очень огорчитесь, Джонни, но пока я ждал вас, я собрал вашу сумку и уже отнес ее вниз, в машину!

– Зачем? – глупо спросил я.

– Вам не нужно будет больше возвращаться сюда, – он нервно улыбнулся. – Надеюсь, вы не против смены обстановки.

В такие минуты в голову начинают лезть всякие дурацкие мысли.

Так я сосредоточился на том, что никто никогда не сможет понять чувств приговоренного к смерти, пока сам не испытает этого. А побитый "форд" Ларри станет телегой, которая повезет меня на экзекуцию. И, может быть, место, где она должна произойти, было оставлено на усмотрение мастера бесшумных убийств. Затем способность логически рассуждать вернулась ко мне, и я начал прикидывать мои шансы, если мне удастся неожиданно напасть на Ларри, и то, как далеко мне удастся удрать. Все это пронеслось в моей голове за долю секунды, пока Ларри наблюдал за мной с кривой ухмылкой, как будто приклеенной пластырем на его губы.

– Я не возражаю, – постарался я ответить обычным голосом. – Я не люблю упаковываться, – и повернулся к двери. – Ну что, идем?

– А вы не берете свою пушку, Джонни? – прочирикал он.

Я медленно, по-настоящему медленно, повернулся к нему, решив про себя, что если это игра в "кошки-мышки", которую Ларри придумал для своего собственного удовольствия, то я затолкаю его зубы ему в глотку и оставлю задыхаться в стенном шкафу.

– Пушку? – спросил я.

– Я не посмел упаковать пистолет, Джонни, – сказал он с выражением ужаса на лице. – Я знаю, как это бывает с истинными художниками. Меня бы стошнило, если бы кто-нибудь притронулся к одному из моих ножей.

– Спасибо, Ларри. Я очень благодарен вам за ваше понимание. – Я прошел мимо него к выдвижному ящику стола, с каждым шагом ожидая самовыкидывающегося лезвия в спину. Ничего не случилось. Ларри изобразил благожелательность, когда я расправил ремень и сунул свой "магнум" в кобуру.

– Если вы готовы, Джонни, – сказал он, сияя, – я пойду первым.

Неожиданно у меня прошла боль в желудке, когда я выходил вслед за Ларри. Ее сменило смятение рассудка, безнадежно мечущегося в поисках просвета в окружающей меня тьме.

Глава 7

В камине деревенского дома снова приветливо потрескивали сучья. Ларри остановился в дверном проеме, скорее в силу привычки, чем по необходимости, и я вошел один. Все уже были в сборе и томились и ожидании. Макс Саммерс в своем кресле председателя, Билл и Слюнявый занимали два других кресла, ну а знакомая туша Дюка примостилась на краю дивана.

– Наконец-то! – Макс холодно посмотрел на меня. – Мы ждали тебя, Джонни, больше часа.

– Если бы меня предупредили, то я что-нибудь предпринял бы, чтобы прийти вовремя, – спокойно ответил я, – а вообще-то я всегда на первый взгляд казался лучше.

– Ладно, садись, – оборвал он.

Я тяжело опустился рядом с Дюком и посмотрел на него с сомнением.

Даже сквозь загар проглядывал землистый нездоровый цвет, левое веко судорожно дергалось.

– Ты неважно выглядишь, приятель, – мягко начал я. – Теперь ты видишь, что может случиться, если прекратить пить и уйти домой раньше времени.

– Сделай одолжение, гнилушка, – произнес он сдержанно, но голос прозвучал грубо. Он повернул голову и презрительно посмотрел на меня. – Если ты собираешься рыгать весь вечер, то принеси ведро. – В его серых глазах появилось настойчивое предостережение, когда он прорычал эти слова.

Я слабо моргнул, когда он замолчал, и увидел в его глазах подтверждение.

– Я только хотел посочувствовать, Дюк, – я выразительно пожал плечами и с рассерженным видом отклонился на спинку дивана.

Саммерс, как всегда, выглядел так, будто он только что вошел в персональную ракету, будучи только что от своего лондонского портного. Единственным изменением в нем было то, что он отбросил маску личного обаяния и притягательности, поскольку решил, что в ней больше нет необходимости.

– Джентльмены! – в его голосе звучала торжественность. – Я созвал это срочное совещание потому, что возникли серьезные проблемы, требующие немедленного разрешения. Вы помните, на прошлой встрече я говорил вам, что понадобится две недели, чтобы выполнить работу. Это в каком-то смысле остается – работа будет завершена по графику, но должна начаться на день раньше. Не зависящие от нас обстоятельства вынуждают к этому.

– А что случилось? – Слюнявый Сэм был так взволнован, что почти скрылся за фонтаном своей слюны.

– Все по порядку, – ответил Макс. – Теперь мы, можно сказать, на военном положении, и здесь будет наш штаб. Также с этой секунды никто ни по какой причине не выйдет из этого дома!

– Это относится и к тебе, Макс? – спросил я невинно. – Ведь тебе нужно собрать еще пятнадцать парней. Тебе и Ларри, я думаю.

– Естественно, что ко мне это не относится, по той причине, которую ты любезно назвал, Джонни, – он бросил убийственный взгляд, который я, к сожалению, не мог сохранить на память, примерно так посмотрел бы генерал, если бы его прервали, когда он обращался к своему войску.

– Ларри будет здесь все время, – продолжал он. – Его задача не допустить, чтобы кто-нибудь ушел или попытался уйти. Я уже объяснил ему, что от него требуется, но повторяю это еще раз для вас, Ларри!

Преданное щебетанье донеслось в ответ из дверного проема.

– С этого момента никто не выходит из дома, – с подъемом произнес Макс. – Я возлагаю на тебя обязанность останавливать каждого, кто попытается это сделать. Любыми средствами, какие потребуются. Это означает, что если для этого потребуется убить, то ты сделаешь это. – Он выдержал паузу и глубоко вздохнул. – Дюк пришел ко мне раньше остальных, и мы долго говорили, но, кажется, так ни к чему не пришли. Он передумал и сказал, что хочет выйти из игры.

– Сейчас? – Сэм дико забрызгал слюной. – Ты что, с ума сошел? В чем дело? У тебя сдали нервы? Не думай об этом. Уже поздно что-то менять, приятель!

У Сэма было одно маленькое достоинство – чем больше он говорил, тем меньше его было видно, пока, наконец, он полностью не исчезал за завесой тумана.

– Теперь вы знаете о настроении Дюка, – вежливо сказал Макс. – Надеюсь, мы обсудим это позже. Я хочу, чтобы все познакомились с самой работой, а потом, кто знает, – он слегка повел плечами. – Может быть, Дюк изменит свое решение. Итак, не угодно ли последовать за мной, джентльмены!

Он прошел через квадратный зал к внушительной двери, которая, как я понял, была стальной, для видимости прикрытой сверху тонким листом лакированной фанеры. Макс картинно повозился с замком, и это очень напоминало тщательно отрепетированный спектакль. Наконец дверь широко распахнулась, и он включил свет, нащупав выключатель, вмонтированный прямо в нее. Мы очутились в большой комнате шириной примерно двадцать футов и длиной – сорок, окна были плотно закрыты стальными жалюзи. Флюоресцентные лампы на потолке наполняли комнату ярким, ослепительным светом.

По периметру был оставлен проход шириной в три фута, так что по нему можно было свободно обойти комнату, остальная площадь была занята моделью городка и прилегающих окрестностей. Неожиданно я попал в Рождество и снова ощутил себя маленьким ребенком. Мама отпустила меня в чудесный мир магазина игрушек, и я стоял, приклеенный к макету железной дороги, наблюдая, как восемь поездов одновременно движутся в разных направлениях, и было настоящим счастьем просто стоять и наблюдать за ними. Миниатюрный городок Макса Саммерса произвел на меня сначала точно такое же впечатление. Тщательно исполненный макет главной улицы, растянувшейся на три квартала, и двух переулков по-настоящему очаровал меня.

– Ого! – Сэм восторженно закудахтал. – Это великолепно, Макс. Кто это сделал?

– На это понадобились месяцы работы, – самодовольно сказал Макс. – Кое-что сделал Билл, а в основном Ларри, у него золотые руки, а я приносил сюда каждый готовый фрагмент и собирал все вместе!

– Какой это город? – тихо спросил Дюк.

– Олфрид, – ответил ему Макс.

– А в каком штате?

– Я удивлю вас немного, – широко улыбнулся Макс. – Это в Айове, джентльмены, в семидесяти пяти и пяти восьмых мили от того места, где мы сейчас находимся. – Он огляделся вокруг. – Плюс-минус шестнадцать футов.

– Но это же провинциальный городишко! – надул пузырь Сэм. – Не лучше той свалки, на которой мы сейчас находимся! Как ты рассчитываешь найти полмиллиона в этом маленьком заштатном городке?

Макс взял из-за двери длинную указку и подошел к краю миниатюрного пруда, словно это был командный пункт.

– Здесь, джентльмены! – указка уткнулась в центр городка, во второй из двух перекрестков, которые были изготовлены с особой тщательностью. – "Банк развития фермерства, торговли и сельскохозяйственной промышленности", – объявил он, и кончик указки слегка дотронулся до крышки самого большого здания в восточной стороне городка. – Три большие суммы денег поступают и выдаются из этого банка каждую неделю, – сказал Макс. – Перед выдачей у них скапливается немногим более трехсот пятидесяти тысяч долларов. Я надеюсь, мы возьмем свои полмиллиона. Банк должен иметь немного наличных для непредвиденного случая.

– Макс, – неожиданно обратился к нему Билл, мальчик с песочными волосами, его тонкий голосок дрожал от волнения, – зачем было нужно все это беспокойство с моделью целого города. То есть, конечно, я вижу, что это грандиозно! Но...

– Ты это поймешь, если я продолжу, – грубо ответил Макс. – Причина, по которой дата начала нашей работы была приблизительной, заключалась в новом соглашении трех заводов, обслуживаемых банком, о переносе выплат на четверг, и еще банк теперь составляет платежные ведомости сам, а не администрация заводов, как это было раньше. Прежде деньги доставляли в банк в четверг днем, а на заводы – рано утром в пятницу, чтобы их успели разложить по конвертам. Теперь деньги поступают в банк в среду около полудня, распределяются там и на следующий день доставляются каждой компании в автомобиле с вооруженной охраной. Самая важная деталь, с нашей точки зрения, – это, конечно, то, что деньги находятся там с полудня среды до утра четверга. Поэтому день начала операции – среда, а наш час "ч" – четырнадцать пятьдесят. В это время электростанция выходит из строя, – указка взмахом указала ее расположение. – Затем через пять минут загадочный взрыв на телефонном коммутаторе, который повредит только оборудование, но не заденет людей – должен я добавить. Он также выходит из строя. Обратите особое внимание на то, что главная магистраль находится в трех милях от самой крайней точки Олфилда, и к ней ведет одна дорога. С доверху груженным цементовозом происходит авария в миле от шоссе. Он развернется боком, так, что полностью перегородит улицу своей собственной длиной, прибавьте еще тонны разлившегося от удара бетона. Выезд на север мы оставляем открытым, чтобы можно было вывезти деньги. Но мы не воспользуемся им. Нам нужно, чтобы полицейские подумали, что мы это сделали. В пятнадцать ноль пять начнется пожар на трех больших складах в этом квартале, в одном из них хранится большой запас гудрона, и это обеспечит настоящую дымовую завесу в городе. В то же время в двух ювелирных магазинах будет совершена попытка ограбления, в них выбьют стекла. Много шума, много беспорядка и...

– Постойте, – забулькал Сэм. – Вы в своем уме или нет, а как же банк? Наша цель – этот чертов банк или, может, вы забыли об этом, увлекшись всей этой чепухой!

– Сэм, – Макс, очевидно, исчерпал последние остатки терпения, – в этом-то вся идея. Мы нанесем удар не по банку, мы ударим по городу, и банк сам упадет в наш карман!

Он еще долго говорил, безжалостно суммируя подробности, и все это время передо мной стояла картина маленького городка в тихий осенний день. Сначала возникают неудобства и раздражающие факторы: нет света, энергии, связи. Затем возникают бедствия местного масштаба – витрины вдребезги разбиваются, общественные почтовые ящики взрываются. И когда это достигает наивысшей точки, приходит самая большая беда. Неистовые столбы пламени охватывают склады, и густой, давящий черный дым от горящей смолы зависает над городом. Затем мощный взрыв сотрясает его – это взрывается и падает одна стена банка. Люди бегут в панике, а кто-то кричит: "Землетрясение!"

И тогда наемники Макса берут под полный контроль банк, дав Дюку возможность сосредоточиться над дверью сейфа.

– Тебе, Сэм, нужно быть предельно быстрым, – твердо произнес Макс, – автомобиль, водитель и наемный убийца нужны для того, чтобы защитить и доставить тебя в любое место, куда ты захочешь, как можно быстрее. В эти сорок пять минут между пятнадцатью двадцатью восьмью и шестнадцатью тридцатью нужно поддерживать смятение и панику, так чтобы у людей не было никакой возможности даже на миг остановиться и понять, что же, черт возьми, происходит!

– Мне ясно, – светло-голубые выпуклые глаза Сэма увлажнились от энтузиазма, – я задам им работенки! Дымовые шашки, газовые бомбы, все!

– Билл, – Макс обратился к светловолосому мальчику более спокойным тоном, стараясь, по-моему, придать ему больше уверенности, – радиостанция и телевизионная станция имеют свою автономную энергоустановку для экстренных случаев. Если той или другой удастся ею воспользоваться, мы окажемся в большой беде. Позаботиться, чтобы этого не случилось, – твоя главная задача. Когда это будет сделано, тебе, как и Сэму, поручается оставаться в городе. Делай, что можешь, где можешь, но поддерживай смятение и панику.

– Конечно, – мальчик кивнул, предвкушая удовольствие от пока еще воображаемой картины хаоса.

– Джонни!

– Да, – я подошел к Максу. Кончик указки медленно двигался вдоль крыш в противоположный угол перекрестка напротив банка, затем взобрался на парапет на вершине трехэтажного здания.

– Это ты, Джонни, – спокойно сказал Макс. – Ты – инспектор манежа, всего представления. У тебя только одна забота – поддерживать чистоту на манеже.

Указка очертила полукруг возле банка, который простирался примерно на сотню футов по прилегающим улицам.

– Если мы не удержим это пространство чистым, то мы просто не сможем увезти деньги, – спокойно сказал он. – Если что-то не будет ладиться у других троих, они смогут исправить свои ошибки. У тебя, Джонни, такой возможности не будет. Если ты заблокируешь этот угол, мы сможем убраться домой!

– Конечно, – ответил я.

– Ты – король, Джонни, – Макс перешел почти на шепот. – Сидишь там в небе, только ты и твой "винчестер-70", – но ни один король, если он малодушен, не сможет удержать свой трон! Я хочу, чтобы ты был там наверху в пятнадцать пятнадцать. И с того времени, как стена будет взорвана, и до того, пока наши грузовики не уедут с добычей, тебе нужно удерживать этот круг чистым. Ты понимаешь, что это значит?

– Это значит, что если для этого будет необходимо убить пару человек, то они будут убиты, – сердито проворчал я.

– И вообще любой полицейский в этом районе будет убит тоже, – быстро добавил Макс.

– Конечно, почему бы и нет? – пожал я плечами.

– Отлично, мальчик Джонни, отлично, – он даже похлопал меня по плечу. – Я дам тебе помощника, конечно, не твоего уровня, но лучшего, какого я смог найти. Он поможет тебе с амуницией и будет вести наблюдение, так что тебе не нужно будет все время оглядываться через плечо. Он также поможет тебе забраться на тот парапет и спуститься вниз по другой стороне, когда вы будете уходить. Он знает, где найти машину, которая будет ждать тебя, о'кей?

– Мне все это кажется великолепным, Макс, – сказал я. – Я ужасно устал за последнее время стрелять по деревьям.

– Бедный мальчик! – Макс одобрительно хихикнул. – Итак, джентльмены? – он всех оглядел. – Я полагаю, вы проведете большую часть времени в оставшиеся два дня здесь. Так почему бы нам не оставить пока дела и не пойти выпить что-нибудь?

– Еще одно, Макс, – вежливо спросил Дюк. – Как ты вывезешь деньги?

– У наших трех грузовиков особые сверхпрочные рессоры, двигатели повышенной мощности, – сказал Макс. – Когда они будут загружены, они поедут через город в направлении северной дороги. В условленном месте три точно таких же грузовика займут их место на северной дороге. Они будут либо пустыми, либо с каким-нибудь грузом. Три машины с деньгами въезжают в подземный гараж, – указка передвинулась снова, – разгружаются, и деньги остаются там. Тем временем три грузовика-ловушки будут брошены в разных точках северного шоссе. Все эти машины украдены, перекрашены и так далее. Я рассчитываю, что полицейские будут отрабатывать разные версии и изучать места, где они брошены, еще достаточно долго. Деньги остаются в гараже до субботы – дня футбольного матча. Это событие года в этих местах, Дюк, – Макс сардонически ухмыльнулся. – Команда Свинбурна против команды Олфилда на ее поле. Почти все население Свинбурна приедет смотреть игру, а после нее поедет назад. Возможно, многие приедут в Олфилд утром и устроят множество пикников. Город будет словно пчелиный рой. Это даст нам реальную возможность завести в гараж автомобили и загрузить их. Затем мы выедем с толпой болельщиков после игры и не спеша двинемся в середине этого потока, который растянется на все расстояние между двумя городами!

– Вы собираетесь оставить полмиллиона долларов в этом гараже на три ночи? – недоверчиво спросил Дюк.

– Даю этот кусок подробнее, – быстро ответил Макс. – В наш день Ларри и я будем в гараже, только мы двое. Когда грузовики разгрузят, Ларри проследит, чтобы водители улетели или уехали поездом туда, откуда они прибыли. Затем он вернется в гараж, и мы будем там жить до субботы, когда вы все появитесь, чтобы забрать нас и деньги!

Внезапная тишина воцарилась, когда все посмотрели на Дюка. Через пару секунд я посмотрел на остальных, и это подействовало мне на нервы. На всех лицах было общее выражение слепой жестокости, в то время как в глазах пряталось ожидание, как, возможно, у толпы линчевателей за пять минут до того, как огласят приговор о повешении.

– Ну что, Дюк, – наконец, спросил Макс. Его голос был ласковым и нейтральным. – Что скажешь?

Дюк энергично почесал макушку, и этот скребущий звук показался оглушающим в гнетущей тишине, окутавшей комнату. Затем он повернулся к модели города и несколько секунд рассматривал ее.

– Макс? – в его голосе слабо угадывалось сомнение. – А если мне удастся уронить эту стену наружу?

– Нет шансов, – уверенно ответил Макс. – Если улица будет перекрыта, мы не сможем забрать деньги. Это та же проблема, с которой поручено справиться Джонни, – только "винчестер" слабая помощь против кирпичей!

Дюк на мгновение прикусил нижнюю губу.

– Но внутри будут люди, – проворчал он почти извиняющимся тоном. – Когда взрыв ограничивается пределами здания, нельзя с уверенностью предсказать, что произойдет. Теперь я точно уверен, что кто-нибудь обязательно погибнет.

– Мы нападем на банк не раньше чем через полчаса после его закрытия, – мягко возразил Макс. – И внутри не будет ни одного посетителя...

– Но служащие там будут, – прошептал Дюк, – полицейский, охрана банка – о них я особо не тревожусь, потому что это их работа и они знают, какому риску подвергаются. У них есть оружие, они сами стреляют! Но служащие банка, это наверняка молоденькие девочки. Наверное, в возрасте от семнадцати до двадцати одного года. Паршиво так умереть, Макс. Чтобы твое тело было разорвано на мелкие кусочки!

– Не будь таким болезненно впечатлительным, Дюк! – резко сказал Макс. – Ты знаешь лучше нас, что наделает взрыв. Ты сам это сказал. Может случиться так, что ни у кого и волос не упадет. Это риск, на который тебе предстоит пойти.

– А что, если я не пойду? – прошептал Дюк.

– Слишком поздно уже, чтобы заменить тебя кем-то, – сказал Макс слабым голосом. – Так что ничего не будет, мы не нападем ни на город, ни на банк – все разойдутся по домам. Ты хочешь знать, сколько мне это стоило? Чтобы все организовать! Почти семьдесят пять тысяч, Дюк. Это уже не азартная игра, для меня это вложение капитала. Если ничего не произойдет в среду в Олфилде, ты готов выписать мне чек?

– Эй, Дюк! – Сэм вспенился новой идеей. – Если ты не хочешь взрывать эту стену, давай это сделаю я. Запросто. Когда эта стена упадет, ты подойдешь к сейфу, а я буду крутиться по городу, всем надоедая!

– Сначала я должен заложить взрывчатку в стену, – холодно возразил Дюк. – И все, что случится после этого, будет на моей совести. Тем не менее спасибо, Сэм.

– Я думаю, что ты должен принять окончательное решение здесь же и сейчас, Дюк, – голос Макса напоминал резкий металлический скрежет. – Скажи, что же нас ждет – полмиллиона или ничего!

– А если ничего, приятель, – сказал Сэм, пенясь от этой мысли, – то ты можешь спросить нас о своем будущем, и мы ответим, какое оно будет, – на это потребуется не больше пары слов.

Загорелая кожа Дюка посерела как никогда, и он выглядел на двадцать лет старше своего возраста. По его виду можно было определить, что ему осталось собрать совсем немного мужества, чтобы сказать им, что он предпочитает умереть.

– Дюк, – быстро сказал я, – это все твои нервы. Тебе так опротивел этот провинциальный городишко, и никто не смог отвлечь тебя от твоих мыслей. Все, что всем нам необходимо, – это пара недель и ничего, кроме выпивки и девок. – Я с отчаянием смотрел на него, а сам продолжал нести всякий вздор, пока он, наконец, не поднял голову и не встретил мой взгляд. Тогда я подмигнул ему и увидел, что он замер от удивления.

– Вот так, Дюк, – я ужасно устал слушать свои глупости, поэтому решил помочь Дюку быстрее вернуться на землю. – Просто перестань думать об этом, и у тебя все получится, приятель.

– Я думаю, что у нас уже нет времени. – Макс посмотрел на часы, горя усердием что-нибудь делать. Это, вероятно, было фабричной маркой этого палача. – Нам нужен твой ответ прямо сейчас, Дюк.

Дюк облизнул губы, потом пожал плечами.

– Джонни прав, – сказал он вялым голосом, – это все нервы. Черт с ними! Давай получим эту кучу денег, а потом мы найдем себе и выпивку, и девок.

Его серые глаза непрерывно говорили со мной красноречивее ничего не значащих слов. Несколько минут назад они обвиняли и ясно давали понять, что у него хватит решимости сказать, что он выбирает смерть. И это было бы концом всего. Потом я пообещал ему, что он может жить и ему не нужно будет взрывать стену. Теперь ответственность была на мне и только на мне. Если я подведу его, он, не колеблясь, пойдет прямо вперед и сделает свое дело, потому что, если кто-нибудь и погибнет при взрыве, это будет на моей совести, а не на его.

Притворившись поглощенным разглядыванием городка, я подождал, пока все выйдут из комнаты. Мне хотелось хоть несколько секунд побыть одному. Тошнотворное предчувствие обреченности стало особенно невыносимым в последние пятнадцать минут, и мне захотелось выяснить все до конца. Я достал свой "магнум" из кобуры и понял, что предчувствие не обмануло меня. Патронов в нем не было. Поезд новых мыслей двинулся в путь, в конце которого его ждал страх, абсолютный страх.

"Было время, – уныло подумал я, – когда не нужно было платить, чтобы утром проснуться в том же теле, в котором вечером лег спать".

Ларри ждал в зале, и когда я вошел, смущенно мне улыбнулся.

– Мистер Саммерс велел, чтобы я собрал все оружие и хранил его до среды, – сказал он тихо. – Надеюсь, вы не возражаете, Джонни?

Глава 8

Вторник тянулся невыносимо медленно. Казалось, что от завтрака до обеда прошла целая неделя. Мы вчетвером слонялись по дому целый день, только у Билла появился какой-то интерес, и он некоторое время провел возле макета городка. И все это время, если и не было видно Ларри, то чувствовалось его присутствие рядом. Это угнетало и заставляло меня вспомнить, что Лаура рассказывала о нем и тех днях, когда Макс и Полночь были еще вместе.

Дюк в течение всего дня усиленно избегал любой возможности остаться наедине со мной, и к вечеру я ощущал какую-то безысходность, усиливающуюся непроходящей головной болью.

Я стоял, беспомощно уставившись в ночь за окном гостиной, и курил сигарету, думая о том, что обычно являлось самой приятной темой моих размышлений, – о Дэнни Бойде. Только на этот раз мысли были не такими приятными, как обычно. Самоанализ разрушает, а не созидает! Я не знал, кто это сказал, но думаю, что этот тип был прав, даже если его заключение относилось к выведению бородавки на собственном носу.

– Зачем тебе понадобилось возвращаться к Полночи и говорить ей, что ты возьмешься за эту работу на своих условиях?

– Это был способ заработать деньги.

– Ладно!

– А узнав подробности планируемого Максом Саммерсом преступления, я немедленно сообщил бы в полицию.

– И ты считаешь, что это достаточная причина, чтобы высовывать шею так далеко? Что еще?

– Я не вижу других причин.

– Лжец!

– Может быть, сама Полночь подтолкнула меня к этому решению?

– Конечно, она сексуальный маньяк, как и ты.

– Это было бы правдой, если бы на ее месте была любая другая привлекательная женщина, но только не она.

– Неужели?

– Что заставило Полночь решить, что я ей больше не нужен, и отомстить мне, послав свою младшую сестру указать на меня.

– Я не знаю.

– Этот маленький мурашонок Ларри знает обо мне?

– Конечно! Эта его шутка о блондиночке, спрятанной в гостинице. Попросил, чтобы ты сам взял свою пушку после того, как вынул патроны. Что ты еще хочешь знать?

– Тогда почему он еще меня не выдал?

– Возможно, что он тоже садист.

– Сегодня вечером мне нужно выбраться отсюда любым способом, чтобы предупредить полицию.

– Хватит! Пора переходить от слов к делу!

– Но как?

– Это твоя проблема!

– Все бесполезно!

– Стоп!

Я резко повернулся от окна и увидел Дюка, который только что вошел в комнату и стоял, наблюдая за мной с настороженным выражением лица.

– Я думал, что Сэм тоже здесь, – сказал он осторожно.

– Если тебе трудно быть наедине со мной, приятель, – усмехнулся я, – ты можешь всегда позвать на помощь, и Ларри будет за твоей спиной прежде, чем стихнет твой крик.

Он сократил расстояние между нами тремя решительными шагами.

– Я тебе ничего не должен, приятель, – прошептал он свирепо. – Ты кто – вонючий агент ФБР или полицейский?

– Ни то, ни другое, – прошептал я в ответ.

– Ты всегда был слишком хитер для наемного убийцы, – промычал он. – В прошлый вечер я уже почти набрался смелости, чтобы сказать им, что не буду взрывать стену. Они могли убить меня сразу, если бы захотели, но вмешался ты. Ты уставился на меня и молол какую-то чушь, которую я не слышал, но ты пообещал, что мне не нужно будет ее взрывать и я могу остаться жить. Правильно?

– Правильно, – согласился я.

– Тогда я подумал, что ты просто какое-то чудо! – он иронично рассмеялся. – Но ведь это не было твоей уловкой, не так ли? Ты знал, что они никогда даже не подберутся к банку, потому что ты подставной игрок и уже предупредил своих дружков! Но, несмотря на это, я обязан тебе жизнью, поэтому я не стану говорить остальным, что они направляются завтра в тюрьму, а не в банк!

– Бойд, меня зовут – Дэнни Бойд! – сказал я ему. – Я частный детектив, и то, как я попал сюда, слишком длинная история, да это и неважно теперь. Важно другое – никто не остановит их завтра на пути к банку, потому что у меня не было возможности предупредить полицию! Если только я не выберусь сегодня вечером отсюда, Олфилд получит все, что для него заготовлено!

– Это очень плохо, – сказал он тихо.

– Малыш Ларри знает про меня, – добавил я, – только по каким-то своим китайским хитростям он еще не выдал меня. Но не думаю, что он позволит мне взять завтра в руки "винчестер". Так что все это только дело времени. Мне нужна помощь, приятель.

– От меня?!

– Почему бы и нет? – спросил я. – Я не гордый! Если какой-то сентиментальный слюнтяй, который бросается в слезы из-за того, что от него потребовали убить пять или шесть молодых девушек, захочет помочь мне, я не откажусь.

– Если это вообще можно сделать, – прошептал он, – то нужно делать быстро. До того как вернется Макс. Сейчас нам нужно позаботиться только о малыше Ларри.

– Не забывай Слюнявого Сэма и мальчика Билла, – напомнил ему я.

Дюк выразительно пожал плечами.

– Браться за этого ребенка мне просто стыдно. Я должен буду потом дать ему коробку конфет. Без своих снарядов Сэм тоже небольшое препятствие. Итак, у тебя есть какие-то предложения, дружище?

В дверном проеме раздалось отчетливое щебетанье и следом ярко вспыхнули искусственные зубы. Ларри застенчиво заморгал.

– Надеюсь, я не помешал.

– Дюк и я, мы просто любим поговорить, вот и все, – сказал я серьезно, – Я имею в виду, любим не в смысле любви новобрачных или чего-то в этом роде. – Я посмотрел на Дюка с серьезным выражением. – Когда мы назначили свидание в последний раз?

– В ту ночь, когда твой папочка сцапал нас в подвале, – ответил он, не задумываясь, и меня прорвало от смеха.

– Я думаю, вы неплохие комедианты, – сказал Ларри лениво, когда я, наконец, успокоился. – У вас у обоих особый дар. Это такая редкость в наши дни, не так ли?

Он запустил руку в карман пиджака и вынул свой автоматический складной нож. Затем он посмотрел на него с задумчивым выражением на своей мышиной мордочке. Он стал нажимать кнопку так, что лезвие выпрыгивало и снова пряталось.

– Возьмем к примеру Дюка, – болтал Ларри, – он больше смахивает на старомодного малоискусного комика. Он настоящий артист, только слишком переигрывает, стараясь выжать слезы. Кому-то надо бы отредактировать его текст!

– Ларри, ты подобрал эти зубы в мусорном контейнере? – спросил Дюк вежливо.

Кожа на большом пальце Ларри снова побелела, и лезвие с металлическим щелчком выскочило из рукоятки.

– Пожалуйста, не принимайте мою критику так близко к сердцу, – попросил Ларри тихим голосом. – Я только хотел помочь вам улучшить свою игру. Если честно, то из вас двоих я предпочитаю Джонни. Он исполняет свою роль действительно неплохо, но боюсь, что безнадежно запутается, и не сможет вспомнить кто же он на самом деле: Джонни Дугуд, Джонни Бенарес или же Дэнни Бойд. Ты должен следить за этим, Джонни, то есть Дэнни.

– Я отправлюсь на репетицию при первой возможности, – сказал я осторожно.

– Кстати о репетициях, – сказал он, ободряюще улыбаясь, – пару раз, когда я оставлял тебя репетировать с "винчестером", я незаметно возвращался и следил за тобой. Ты занимался без особого энтузиазма. А настоящий Джонни Бенарес понял бы, что ему не предложили бы долю в пятьдесят тысяч долларов, если бы не знали, что заработать ее будет нелегко!

– Эй, Ларри! – Дюк прогремел над ним с ненужной мощью. – Как вышло, что ты такой шустрый, а так и не вырос?

Улыбка Ларри немного искривилась.

– Знаешь что, толстяк? – он счастливо хихикнул. – Ты взорвешь завтра эту стену, даже если мне нужно будет стоять рядом с тобой и немножко, – он сделал ладонью быстрый зигзаг, и лезвие ножа прочертило в воздухе сверкающий контур, – уколоть.

– Это завтра, – холодно произнес Дюк. – А до этого времени, мурашка, я тебе нужен, а ты мне нет. Так что уноси свой маленький вонючий каркас отсюда. Понятно?

– Ты что, Дюк? – укоризненно заморгал Ларри. – Ты должен быть вежливым со мной!

– Это еще почему? – фыркнул Дюк.

Ларри подбросил нож вверх, наклонился вперед и умело поймал его рукой, согнутой за спиной.

– Если ты будешь вежлив, возможно, я позволю твоему дружку дожить до утра, – он нервно ухмыльнулся и исчез.

– Я не хочу тебе навязываться, – быстро сказал я, – но, по-моему, он прав!

– Я забыл сказать тебе, Дэнни, – неожиданно произнес щебечущий голос, так что я чуть не выскочил от неожиданности из собственной кожи. – Я уезжаю сегодня вечером, как только вернется мистер Саммерс.

Ларри снова стоял в дверном проеме, словно никуда и не уходил.

– Мистер Саммерс привезет с собой друга, – добавил Ларри, подумав. – Взглянуть на всех. Он тебе понравится, Дэнни. Я попрошу его обратить особое внимание на тебя!

– Спасибо, – сказал я сквозь зубы.

– Его зовут – Арлен, – он замолчал в ожидании моей реакции, – Бен Арлен.

– Парень, который рекомендовал Джонни Бенареса на это дело, – прошептал я печально.

– Я долго разговаривал с ним пару дней назад, – объяснил Ларри. – Он займет завтра то место на крыше, за которое полагалась доля Бенаресу, потому что он чувствует личную ответственность за то, что случилось. Он также попросил об одном маленьком одолжении, – он слегка пожал плечами. – Я не увидел в этом большого вреда и потому сказал ему: а почему и нет!

– И что это за одолжение? – прохрипел Дюк.

– Ну, схватить Бойда, конечно! – хихикнул Ларри. – Я только что вспомнил об этом, и потому подумал, что будет лучше сказать тебе об этом, Дюк. Можешь снова быть грубым со мной. Даже твоя вежливость не может теперь гарантировать то, что Бойд доживет до утра. Я думаю, ему позволят жить не больше одного часа после ужина.

– Как давно Макс знает обо мне? – спросил я.

– Мне не хотелось беспокоить его, – уважительно сказал Ларри. – У него и так много забот и, в конце концов, – он шумно вздохнул носом, – это незначительная деталь!

– Ты собираешься сказать Максу вечером, когда он вернется? – поинтересовался я. – Или подождешь и приготовишь ему сюрприз утром, когда он обнаружит мое тело среди кустов роз?

– Я предпочитаю идею с кустами роз, – серьезно сказал Ларри. – Когда что-то уже сделано, это исключает необходимость скучных обсуждений. На твоем месте, Дэнни, я бы даже не пытался искать выгоду из моего отсутствия! Тебе предлагается выбор между быстрой смертью и долгой и мучительной. Официально Бен здесь только как дублер на празднестве в среду. Поэтому мне не хотелось бы обременять его попытками разъяснения мистеру Саммерсу ситуации. – Он принялся разгуливать по комнате, затем неожиданно остановился и повернулся ко мне все с той же застенчивой улыбкой. – Я надеюсь, ты не возражаешь, Дэнни, – сказал он жеманно. – Я решил подцепить ту блондиночку в гостинице, поскольку она тебе больше не понадобится. Вот к ней я и собираюсь сегодня вечером. Может, ты желаешь передать ей прощальную записку? – Воздух расступился, и он незаметно в нем растворился.

Ужин не получился праздничным, и то, что я был приговорен, не прибавило мне аппетита. Возможно, напряженность других была вызвана приближением дня операции, и потому большую часть разговора вел Макс. Бен Арлен был скрытным и замкнутым, похожим на жука, и, пожалуй, таким же болтливым, как кобра. С того момента, как он вошел в комнату, он не спускал с меня глаз. И в конце ужина я чувствовал себя, как старый петух перед Днем Благодарения.

– Макс, – неожиданно сказал Дюк с дальнего конца стола, – я думал об этой стене весь день.

Саммерс напрягся на своем стуле, его лицо сделалось непроницаемым.

– О чем ты? – хрипло спросил он.

– О стене, – беспечно повторил Дюк. – Я не хочу, чтобы она упала внутрь банка. Ты не хочешь, чтобы она перегородила улицу, правильно? Возможно, моя новая идея устроит нас обоих.

– Эй, – Сэм изверг водопад от удивления. – Послушаем старину Дюка. Он, верно, что-то придумал, бьюсь об заклад.

Макс снова расслабился и казался искренне заинтересованным.

– Расскажи подробнее.

– Хаос и смятение, шум и паника, – с важностью продекламировал Дюк. – Это то, что нам понадобится, пока мы будем в банке. Чем больше всего этого – тем лучше.

– Конечно! – решительно кивнул Макс.

Дюк натянуто улыбался, пока все выжидающе смотрели на него.

– Возможно, я смогу поднять эту стену в воздух и перебросить ее через улицу, прямо на здания на противоположной стороне, – закончил он беззаботно.

– Черт возьми! – тонкий голосок мальчика Билла был полон благоговения перед чудесной картиной разрушения, нарисованной Дюком. – В этом что-то есть!

– Это блестящая мысль, Дюк, – произнес восторженно Макс, – но сможешь ли ты сделать это?

– Думаю, да, – лицо Дюка было чрезвычайно торжественным, когда он достал блокнот с набросками и взглянул в него. – Сначала мне нужно проверить запасы взрывчатки, – он замешкался на мгновение. – Я надеюсь, что ты пойдешь со мной, Макс. Я мог бы показать все практически: что происходит со взрывателем и все остальное, и мне, в первую очередь, необходимо твое мнение.

– Конечно, Дюк! – Макс почти с обожанием воззрился на него. – Можно это сделать прямо сейчас.

– Великолепно! – сказал Дюк почтительно, затем беспечно оглядел присутствующих за столом. – Ну, а остальные? Хотите бросить взгляд?

– Да, сэр, – мальчик Билл чуть было не свалился с ног, пытаясь выскочить из-за стола.

– И я хочу посмотреть, приятель! – Слюнявый Сэм счастливо прополоскал горло. – Всякое разнообразие больших взрывов – это по мне!

– Джонни! – спросил Дюк.

Я подождал секунду и увидел, что Арлен едва заметно отрицательно покачал головой.

– Я думаю, что посижу немного здесь, спасибо, Дюк.

– Бен? – упорствовал Дюк.

– Я останусь здесь и составлю компанию Джонни, пока вас не будет, – произнес Арлен гнусаво. – Вам далеко идти?

– Я построил склад из высокопрочного бетона, – ответил ему Макс. – Примерно в пятидесяти ярдах за гаражом. Это позволяет мне спать спокойно, зная, где находится взрывчатка.

– Еще бы, – ответил Арлен. – Ладно, если вас долго не будет, то я тоже пройдусь туда. Может быть, и Джонни пойдет со мной?

– Без сомнения, – ответил я.

– Ладно, не спешите ребята, – сказал Дюк. – Мы долго не задержимся, – наши взгляды на мгновение встретились. – И если все сработает, то мы вернемся раньше, чем вы думаете. Так что будьте наготове!

Они вышли из гостиной, и мы еще несколько секунд слышали их удаляющиеся голоса. Я закурил сигарету, потом отклонился на спинку стула и посмотрел на Арлена.

– Вы хотите знать о Джонни Бенаресе? – спросил я его.

Он повел плечами жестом полного безразличия.

– Зачем мне знать о Джонни? – сказал он равнодушно. – Он был хорошим наемным убийцей, а во всем другом – тупым бездельником!

– Я подумал, что, возможно, он был вашим хорошим другом, – беззаботно сказал я, – и потому вам так хотелось самому схватить меня.

– У Джонни никогда не было друга, – сказал он, тихо посмеиваясь. – Разобраться с вами я хотел только потому, что вы заставили меня выглядеть нечестным. Они взяли Бенареса под мое поручительство, и каким-то образом вместо него к ним попали вы. Они могут обвинить меня в этом. Поэтому я приведу все в порядок, прежде чем они об этом узнают сами, правильно?

– Я вас понимаю, – великодушно изрек я.

– Почему бы нам не покончить с этим, пока они все там, – обронил он небрежно.

– Вы говорите, как дружелюбный дантист, – прорычал я. – Еще рюмочку на посошок, ладно?

– Давайте, – сказал он раздраженно. – Но не пытайтесь тянуть с этим весь вечер.

Я взял бутылку коньяка из буфета и принес ее на стол, глаза Арлена следили за каждым моим движением. Затем я взял коньячную рюмку и снова вернулся к столу. Арлен неодобрительно наблюдал, как я наливаю в нее коньяк.

– Достаточно! – выкрикнул он, наверное, еще до того, как я начал наливать.

– О'кей! – я глубоко вздохнул, затем поднял рюмку. – Выпьем за...

В окно за его спиной я увидел, как яркий сноп пламени взвился в ночное небо, и тут же оглушающий гром резанул мне по ушам. Ударной волной снесло все двери и оконные рамы в доме. В тот самый миг, когда я увидел, как выскочил огненный язык, я упал на пол и закатился под стол. Испуганный голос Арлена начал было: "В чем..." и все стихло. Когда я понял, что больше ничего не взлетит в продуваемые насквозь стены, я осторожно выбрался и встал. Арлен лежал, распластавшись на столе. В окно за его спиной было вставлено стекло, вспомнил я, теперь его можно было принять за сверкающее 18-дюймовое надкрылье, более ужасное, чем любой когда-либо сделанный человеком кинжал, оно колыхалось у него между лопаток, пригвоздив его к столу.

Я нашел свой "магнум" в комнате Ларри, а патроны в ящике стола. Моя сумка была почти не распакована, поэтому через минуту я уже собрался. Я забросил сумку на заднее сиденье автофургона погибшего мистера Арлена и вернулся в дом. То, что Макс Саммерс был так фанатичен в своей страсти к деталям, имело свои преимущества, решил я, быстро пройдясь по его комнате. График операции, назначенной на следующий день, был аккуратно отпечатан. Расчеты со множеством фамилий были тут же. Я оставил все на месте для полицейских и пошел к машине. Примерно за полквартала до гостиницы я остановился у телефонной будки и сообщил в полицию об ужасном взрыве. Я сказал, что уверен – это случилось во владениях Саммерса, и не могли бы они быстро это проверить. Я повесил трубку и через десять секунд позвонил снова. На этот раз я представился клерком отеля "Ковбой" и сообщил, что в комнате мисс Трайвет слышен какой-то шум и что только что с улицы вбежал какой-то человек и закричал, что кто-то пытается изнасиловать девушку в одной из комнат отеля. Шторы в комнате не были задернуты, и он увидел это из здания напротив. "Я думаю, он говорит правду, – сказал я дрожащим голосом, – потому что, судя по шуму, он уже выбил из кого-то проклятия!"

Затем я побежал к гостинице, влетел внутрь и, притормозив возле клерка, завопил, что кого-то насилуют в одной из комнат наверху. Я увидел это через улицу и сейчас поднимусь и выкину этого мерзавца. Я оставил клерка с таким видом, будто его только что парализовало, и побежал вверх по ступенькам.

Дверь в люкс Лауры была закрыта и, по всей видимости, заперта, но я пробыл в этой гостинице достаточно долго, чтобы узнать, насколько непрочно сделаны ее стены и двери. Спустя мгновение прыжок с разбегу подтвердил мое предположение. Дверь сорвалась с петель, и я вошел в комнату.

Лаура неподвижно лежала на кровати, в го время как Ларри уже почти снял то немногое, что оставалось на ней, и тут вошел я. Он вскочил, когда я подошел к нему, и, очевидно, эта резкая жестокая перемена от славного триумфа, когда его сексуальные фантазии почти осуществились, до ужасного нереального появления человека, которого уже и в живых не должно было быть, сломила его. Он сделал бессознательную попытку поднять руку, чтобы защититься.

– Насильник! – счастливо завопил я, чтобы было слышно во всей гостинице, и с силой врезал ему правым кулаком по челюсти. Послышался звук бьющегося фарфора. Он конвульсивно глотнул и в ужасе вытаращил глаза, пытаясь понять, что происходит. – Свинья! – прогремел я и ударил его кулаком в солнечное сплетение. Он ударился спиной о стену с прекрасным гулким звуком и беспомощно упал вниз лицом. – Ты еще хочешь, – заорал я. – Получи, ты это просил!

Через секунду послышался тот же глухой стук, и его тело сползло по стене на пол.

– Дэнни! – Лаура завопила в отчаянии и бросилась мне на шею.

– Нет! – закричал я вне себя и оттолкнул ее. – Запомни, ты не видела меня никогда в жизни и его тоже!

Она начала подниматься с коврика, на который приземлилась, затем с сомнением посмотрела на меня и осталась стоять там, где была. Я все повторил, и она поняла.

– Он сказал, что ты жив, с тобой все в порядке, и они держат тебя у Макса, – говорила она, запинаясь. – И что каждая моя ночь с ним даст тебе день жизни!

– Что?! – в бешенстве спросил я. – Маленький мышонок рассчитывал, что я буду мертв еще до того, как он доедет до гостиницы. Это он все организовал. – Я обошел вокруг кровати и еще пару раз дал ему по ребрам. Я всерьез начал обдумывать, следует мне бить его одной рукой или лучше двумя, когда прибыла полиция.

Стоя в одних тоненьких трусиках и обхватив себя руками, словно с картины "Утро осени", Лаура с запинками пересказывала жалостливому полицейскому то, чему я ее научил. Затем я рассказал свою часть лжи, он пожелал, чтобы было побольше таких людей, как я, в чем я, однако, сильно сомневался. А когда он тщательно обследовал повреждения, которые я нанес Ларри, он стал похож на ребенка в рождественское утро. Найдя выкидной нож, он добавил еще немного своей чепухи, и прежде чем он удалился, волоча небрежно за воротник Ларри, мы были словно старые друзья.

Имя Ларри постоянно фигурировало в графиках Макса и его расчетах, и я подумал, что полицейские останутся довольными, что смогли найти хоть кого-то в живых, чтобы привлечь к ответу.

Больше всего в этой истории я сожалел о том, что так и не узнал настоящую фамилию Дюка.

Глава 9

Я припарковал машину как можно ближе к дому, затем вежливо открыл дверцу Лауре. Она вышла из машины с бледным, обеспокоенным лицом.

– Дэнни, тебе не кажется, что мне нужно было предварительно позвонить.

– Это испортило бы весь сюрприз, милая, – ответил я уверенно. – Пойдем! – Я взял ее за руку и повел к крыльцу.

– Но она, возможно, только сейчас, в последние несколько дней узнала о Максе, – отчаянно сопротивлялась Лаура.

– Тогда мы как раз успеем на торжественный поминальный вечер, – ответил я бодро. – Пойдем узнаем.

Я нажал на кнопку звонка пару раз, наконец, входная дверь открылась. Это был тот самый головорез, которого я ударил в комнате обольщения Полночи. Я припомнил, что его звали Эдди.

– А, это вы, мисс Лаура, – проворчал он. – Входите! – Он раскрыл дверь немного пошире, и я вошел следом за ней в вестибюль.

– Полночь в своей комнате, мисс Лаура, – сказал он, затем прошаркал назад в гостиную, где наверняка играл в кункен. Будь у нее хоть какая-нибудь возможность, Лаура выскочила бы из дома. Только я не дал ей ни малейшего шанса. Я крепко сжал ее локоть и вел впереди себя до самой комнаты. Лаура осторожно постучала и секунду спустя услышала голос сестры, приглашающий войти.

Полночь лежала на своей широкой тахте. Луис, святой со шрамом, возился возле стойки с бутылками, наполняя бокалы. Удивление отразилось на лице Полночи, когда она увидела Лауру. Затем она вскочила с тахты и горячо обняла свою младшую сестру.

– Лаура, милая! – ее голос на мгновение сорвался, но она быстро взяла себя в руки. – Как чудесно снова видеть тебя! Чудесно!

Я посмотрел в сторону Луиса и заметил, что его ненависть ко мне вовсе не уменьшилась за последние две недели, а скорее чуть возросла.

– Дай мне посмотреть на тебя! – счастливо сказала Полночь. Она отступила от Лауры, крепко держа ее за руки. – Чудесно! – повторила она. – Ты прекрасна, как никогда, дорогая. – Неожиданно она хлопнула в ладоши. – Это нужно отметить! Луис, принеси, пожалуйста, шампанского. Мне чертовски плохо после поминок по Максу. – Вдруг на ее лице промелькнуло сожаление. – Прости меня, Лаура, милая, – хрипло произнесла она. – Я совсем забыла, что ты всегда любила Макса, не так ли, дорогая?

– Он всегда останется в моей памяти, в тех ее уголках, где я храню свои самые дорогие воспоминания, – осторожно сказала Лаура. – Ты, конечно, знакома с Дэнни Бойдом, дорогая.

– Да, конечно, – хрипло сказала Полночь. Она повернулась ко мне медленно, почти с неохотой. Неясные огоньки в ее больших темных глазах рассыпались на серые пылинки пепла, когда она взглянула на меня. – Привет, Дэнни, – дьявольские черточки в уголках ее рта моментально превратились в жесткие, тяжелые линии.

Луис подошел со стаканами, ведерком со льдом и шампанским. Пробка выстрелила, шампанское запенилось, и все выпили. Но в этом не было ничего праздничного. Перерывы в неясной беседе становились с каждым разом все длиннее. Во время одного из них Луис наклонился ко мне.

– Я думаю, что это были самые легкие пять тысяч долларов, которые ты когда-либо зарабатывал, Бойд.

– Я бы этого не сказал, – ухмыльнулся я в ответ. – А ты когда-нибудь зарабатывал столько денег, Луис?

– Не будь смешон! – огрызнулся он. – Я зарабатывал... ну, это неважно, – он тяжело опустился на стул и надулся.

Когда в беседе в очередной раз возникла пауза, я подождал пока она затянется, превратившись в тягостное молчание, и слегка прокашлялся.

– Ты рассказала Полночи, как мы смеялись в тот вечер, когда ты приехала в Свинбурн, милая? – спросил я Лауру с вежливой улыбкой воспитанного человека, спасающего угасшую беседу.

– Нет, – ответила Лаура испуганным голосом, – еще нет!

– Бедная девочка искала меня по всему городу и последним местом, куда она вошла, был бар, в котором я сидел, – начал я. – Мы вернулись в гостиницу и выпили. Я не знал, что она твоя сестра. Это открылось в ходе беседы, и Лаура рассказала мне, как она жила здесь с тобой и Максом и этим любвеобильным мурашонком Ларри! Они оба сразу узнали бы ее, если бы встретили в Свинбурне, а это могло затруднить мои действия. Когда я объяснил это, Лаура, будучи чудесной девушкой, настояла на том, что останется в своем люксе только до следующего утра, а затем уедет первым поездом. Никто не увидел бы ее тогда. Но тут до нас дошло, что не имеет никакого значения, если кто-то и увидит ее. Ведь ты посоветовала ей зарегистрироваться в гостинице под ее собственным именем. – Я хихикнул и покачал головой. – Тогда мы решили поиграть, и это было так весело! Что-то вроде викторины. У нас не было ответов, но зато были великолепные вопросы! Например, зачем Полночь описала Дэнни Бойда и отдала его на растерзание своим противникам до того, как у него появилась возможность передать ей важную информацию? – Я взглянул пристально на Полночь. – Затем возник другой вопрос. Почему Полночь сделала Иуду из свой младшей сестры, отправив ее в Свинбурн, чтобы указать таким образом на Дэнни Бойда? Тебе эти вопросы не кажутся интересными?

Полночь сидела, словно вырубленная из камня, пальцы, державшие бокал с шампанским, побелели. Казалось, что она дышит немного тяжелее, чем обычно, но, возможно, это из-за выпитого шампанского.

– Дэнни? – в голосе Лауры прозвучала отчаянная мольба. – Я думаю, нам пора идти?

– Нет, – ответил я решительно. – Я еще не все сказал, и тебе тоже нужно это послушать.

– Чего же ты собираешься добиться, Бойд? – спросил Луис своим сладким голосом, который всегда действовал мне на нервы. – Ты пытаешься восстановить Лауру против родной сестры с помощью идиотского переплетения вымысла и голословной лжи.

Я немного помолчал, потом, едва сдерживаясь, произнес:

– Я пытаюсь добиться правды, Луис, если ты только понимаешь, что это означает. Так что, пожалуйста, не прерывай меня снова, иначе я не удержусь от удовольствия двинуть тебя по зубам!

Его лицо побагровело, он что-то пробормотал, затем начал медленно подниматься со стула. Где-то на полпути он неожиданно увидел ухмылку ожидания на моем лице и передумал.

– Я ушел от Лауры и вернулся в свою комнату, там меня ждал Ларри, – продолжал я, обращаясь прямо к Полночи. – В загородном доме Макса намечался срочный сбор, и нам нужно было сразу туда ехать. Он поострил еще относительно того, где я был и не подмял ли какую-нибудь блондиночку в гостинице. Я уже почти был уверен, что он знает о Лауре, но он позволил мне взять мою пушку, предварительно разрядив ее, но тогда я этого не знал, поэтому не был до конца уверен в том, что меня опознали. Это сбило меня с толку, – сказал я медленно, – потому что вначале я не увидел смысла в твоих действиях. Тем более, что в первый раз ты действительно хотела заставить меня исполнить роль Бенареса. Потом ты заплатила мне пять тысяч долларов, но прежде чем я получил возможность сообщить какую-то полезную информацию, решила избавиться от меня.

– Я нахожу твои предположения бессмысленными, – сказала Полночь резким, немного небрежным тоном. – Я не знаю, почему я должна все это выслушивать, Луис, выброси его отсюда!

– Луис, – я зло ухмыльнулся ему, – ты слышал, что сказала леди?

Он болезненно вспыхнул.

– Не будь глупой, Полночь! Вспомни, как он отделал Эдди.

– Ты, может, соберешься с духом, чтобы дослушать, – мягко сказал я, – потому что мы никуда не уйдем, пока ты не выслушаешь меня полностью.

– У меня нет выбора, – выдохнула она. – Но ты пожалеешь об этом, Бойд! Я сделаю все для этого!

– Единственный логичный ответ на мой вопрос – у тебя был еще один источник информации в компании Макса, другой шпион, уже работающий на тебя, который мог дать тебе более полную картину готовящейся операции, чем я. Это не мог быть один из талантов, приглашенных Максом, никто из них не знал больше того, что знал я. Так кто же остается? Сам Макс? Нет, если только все не сошли с ума! И вот тогда-то мне на ум пришел Ларри. Ларри, – почти нежно повторил я. – Я попытался посмотреть на него с твоей точки зрения. Его положение было наиболее выгодным, он знал все, что происходит у Макса. Но проблема заключалась в том, что ты не знала, можно ли ему доверять полностью или он изменит в последнюю минуту. Тогда в твой подол падает Джонни Бенарес, и ты решила, что это прекрасная возможность подстраховаться, отправив туда еще кого-то вместо него. Но почему именно частного детектива? Это меня сначала озадачило! Я был уверен, что ты знаешь, что ни один частный детектив не позволит замыслу Макса осуществиться. Он сообщил бы в полицию задолго до этого. Затем я посмотрел на все это твоими глазами, и это помогло. Больше всего тебе хотелось досадить Максу, перехватив его операцию или добычу, которую он с нее получит. Тогда, если Ларри можно довериться как информатору, лучше него никто бы тебе не помог добиться этого. Но если бы это не вышло, тебе хотелось все же спутать все планы Макса так, чтобы он не получил никакой выгоды. Использование частного детектива в роли Бенареса давало тебе уверенность, что твой второй замысел будет выполнен. Частный следователь не переметнется неожиданно на другую сторону и сделает все, чтобы сообщить в полицию о замыслах Макса, прежде чем его планы претворятся в жизнь.

Следовательно, когда ты убедилась, что Ларри достаточно надежен, и узнала от него все планы Макса по захвату банка, то во мне просто отпала нужда. И теперь стало самым важным (чтобы не упустить добычу) – лишить меня возможности связаться с полицией. Наконец настало время рассказать Ларри, кем я в действительности являюсь.

– Что тебе нужно от меня? – презрительно произнесла Полночь. – Крови? Ты хочешь, чтобы я истекла кровью ради неудачника, который из ничего сделал пять тысяч долларов. Ты этого хочешь.

– Я хочу, чтобы ты послушала меня еще самое большее две минуты, – сказал я ей. – Последнее, что я не мог понять, какое особое вознаграждение ты могла предложить Ларри, которое ему не мог дать Макс? Чем ты могла его купить? Ведь он был правой рукой Макса, его доверенным человеком, с деньгами, властью, авторитетом. Очевидно, не было пользы предлагать ему то же самое, даже чуть больше. Тогда я стал думать о тебе, Полночь, о тебе и твоем комплексе паука-кровопийцы, который начинается с покорения человека, но не останавливается на этом. Ты продолжаешь вынюхивать его слабости, затем потворствуешь им, возбуждаешь, подстрекаешь их до крайности, и этот человек все больше запутывается в твоей паутине. Так какие слабости были у мурашонка Ларри? – Лицо Лауры побелело, но глаза оставались строгими и настороженными, что было, как я надеялся, хорошим знаком. – Помнишь, ты рассказывала мне в тот вечер о том, как жила в этом доме, когда Макс был еще компаньоном Полночи? – спросил я у нее.

Лаура слегка кивнула, затем неловко откашлялась:

– Конечно, я помню, Дэнни.

– Ларри всегда был где-то рядом с тобой, – сказал я. – Даже если ты этого не видела, то чувствовала его горячие глаза на себе. Однажды ты поймала его подглядывающим, когда одевалась, и пригрозила рассказать об этом Максу. Только Ларри заплакал, упал на колени, умолял. Но ты чувствовала, что после этого он возненавидел тебя, потому что ты видела его унижения.

– Да, – кивнула она энергично, – как раз это я рассказала тебе, Дэнни. Но какое это имеет значение к тому, что ты назвал "особое вознаграждение", к тому, что только Полночь могла ему дать? Я говорю о... – Она неожиданно закрыла глаза, и ее шея конвульсивно дернулась. – О, нет, – прошептала она. – Нет, этого не может быть...

– Лаура, милая, – сказал я мягко. – Когда я узнал, что Ларри работает с Полночью против Макса, я не мог понять, зачем ей понадобилось посылать тебя для того, чтобы указать на меня, было бы достаточно просто сказать об этом Ларри!

– Но у нее был замечательный повод, чтобы послать меня в Свинбурн, – прошептала Лаура без всякого выражения в голосе – Я должна была вступить с тобой в контакт, Дэнни. Тебе не нужно больше расшифровывать, спасибо!

– Частью плана Макса было то, что полмиллиона долларов, которые они возьмут в Олфилдском банке, пробудут три ночи спрятанными в подземном гараже, – продолжал я. – Охранять их все это время должны были Макс и Ларри. Я думаю так: Ларри сказал: "Полночь, я могу подарить тебе полмиллиона на блюдечке! Я выдам тебе Макса вместе с деньгами, так что он будет стоять и смотреть, как ты уведешь их у него из-под носа. В обмен мне нужна Лаура, и я не скажу тебе больше ничего, пока она не приедет в Свинбурн!"

Лаура подняла голову и внимательно всмотрелась в каменное лицо Полночи.

– Ты согласилась, конечно? – спросила она. – Что значит младшая сестра в сравнении с такими деньгами и возможностью унизить Макса. – Она поднялась и взглянула на меня. – Ты проводишь меня домой, Дэнни?

– Как скажешь, Лаура, – нежно сказал я.

– Полночь, – она смотрела на свою сестру невидящими глазами, – я хочу задать тебе один вопрос. Пожалуйста, попытайся ответить правдиво хотя бы потому, что это, возможно, будут последние слова, произнесенные между нами. Ты продала меня как какой-то товар, даже не соизволив сообщить мне, что теперь я являюсь чьей-то собственностью. Ответь, как, по-твоему, я бы поступила, узнав, что отныне я принадлежу подлецу Ларри, этому патологическому чудовищу, кошмар физической связи с которым для меня совершенно невозможен? – Лицо Полночи, отсутствующее и безжизненное, словно отлитое из бронзы, оставалось бесстрастным, как будто бы ее слуха не достигали слова сестры. – Я думаю, твой ответ должен быть такой – убила бы себя! – медленно сказала Лаура. – Но тебя не беспокоило это. Во всяком случае, для тебя это была выгодная сделка.

Каменное лицо неожиданно ожило, слезы потекли по нему, смывая, казалось, и его черты. Отчаянный крик вырвался у Полночи, как будто она скорбела о чем-то невозвратно потерянном, но в нем не чувствовалось вины или раскаяния. Лаура еще раз посмотрела на женщину, которая стонала и корчилась на тахте, затем, не оборачиваясь, двинулась ко входной двери со спокойным выражением на лице.

Примерно в четверти мили мы встретили патрульный автомобиль с двумя штатскими на заднем сиденье. Они оба посмотрели на нас тем мрачным и недоверчивым взглядом, который зачастую больше говорит об их профессии, чем серебристый жетон.

– Дэнни? – Лаура наклонила голову, чтобы посмотреть на них через заднее стекло. – Ты думаешь, что они, может быть...

– Я думаю, что да, – сказал я извиняющимся тоном. – Это, наверное, насчет трех дюймов свежего бетона на полу в подвале.

Глава 10

– Я поняла, что эту ужасную стерву наконец арестовали, – счастливо произнесла Фрэн Джордан.

– Правильно, – ответил я. – Ну, как там в Майами?

– Безоблачно!

– И это все, что ты можешь сказать после славного двухнедельного отпуска, проведенного там? – спросил я удивленно.

– Поправка, – она на мгновение показала свои белые зубки, – двухнедельный отпуск с моей замужней сестрой определенно не может быть славным.

– Ладно, – сказал я осторожно. – Пусть это было очень плохо, но я вынужден признать, что буду рад снова увидеть тебя в офисе в понедельник.

– Пожалуйста, – сказала она резко, – не говори этого больше! – Ее зеленые глаза недобро сверкнули. – С этого пожелания и начались все наши беды.

– Хорошо, – согласился я. – Фрэн, милая, для меня будет огромной радостью видеть тебя в офисе, в моей квартире, на пляже, на пикниках при луне... у-ух! – Последний вскрик был естественной реакцией на удар, нанесенный мне в живот ее маленьким, но твердым кулачком.

– Как сказала моя замужняя сестра, – начала Фрэн с нежным рычанием, – я ленивая, бесполезная, распущенная, неженственная, скандальная, вислогубая, изнеженная, вареная, непристойная, безнравственная, передержанная там, где не следовало, и ношу это нелепое прозрачное белье только для того, чтобы раздражать ее!

– Ого! – произнес я потрясение. – Теперь я понимаю, на что ушли две долгие недели, – составить такой словарь совсем не просто.

– Для этого потребовался только один день, – оборвала она.

– То есть твоя замужняя сестра ни о чем не говорила с тобой остальные тринадцать дней?

– Это было бы бесполезно, – потому что меня там больше не было, – ответила она лениво, – я уехала вечером того же дня.

– О, – просиял я, – тогда понятно, и куда ты поехала?

– На Багамы, – она слегка зевнула, потом осторожно перевернулась на бок, – это было восхитительно, гораздо лучше моей замужней сестры.

– Тебе повезло попасть на теплоход и взять билет на нужный рейс, – сказал я ей, – а как назывался теплоход?

– "Золотое руно", – ответила она спокойно.

– Я никогда не слышал о таком.

– Ты и не мог слышать, – сказала она самоуверенно. – Алекс построил его меньше года назад.

– О! – вздохнул я, оправдываясь. – Естественно, я не мог слышать о... какой, к черту, Алекс?

– Мы встретились в тот вечер, когда я сбежала от своей замужней сестры, – ответила она легко. – Он тоже сбежал вроде от чьего-то мужа.

– И все оставшиеся тринадцать дней твоего отпуска вы плыли с ним на Багамы на его яхте "Золотое...", – я выделял каждое слово.

– Мне неожиданно пришло в голову, – сказала Фрэн отчужденно, – что ты и моя замужняя сестра имеете много общего, Дэнни Бойд. Одинаковую подозрительность, например.

– Вовсе нет, – огрызнулся я. – Просто я думаю, что ты ленивая, бесполезная, распущенная, скандальная, неженственная...

– Достаточно, – произнесла она непреклонно. – До свидания, Дэнни Бойд! Прощай, замужняя сестра!

– Ты не уйдешь, – взволнованно сказал я.

– Я свободная, как ветер, – неумолимо ответила она.

– Но еще слишком рано, – слабо защищался я. – Всего-то около трех часов ночи. Ты права, на коленях прошу прощения и беру назад свои слова. Надо же подозревать тебя, и только потому, что ты тринадцать дней провела на яхте с Алексом и его друзьями.

– Только с Алексом, Дэнни, – сладко поправила она.

– Наедине с Алексом на его огромной яхте с его большой командой и шестью стюардессами, – решительно произнес я, – это, безусловно, не повод для подозрений, но, если я когда-нибудь встречу его, я сломаю шею этому ублюдку.

Фрэн повернулась на живот, издала пронзительный крик и неистово забарабанила ногами.

– Это так смешно? – проскрипел я.

– То же самое он сказал о тебе, – простонала она.

– Алекс, – промычал я, – длинный, жидкие волосы, мечтатель.

– Прекрасные пшеничные волосы, похож на викинга, – прошептала она.

– Коротышка, толстяк и постоянный насморк...

– Шесть футов три дюйма, атлет, никогда не простывал за всю жизнь, – сказала она сдержанно.

– Черт с ним, почему бы не поговорить теперь обо мне, – сказал я.

– Подожди, – сказала она серьезным голосом, – я вернусь через минуту.

– Куда ты собралась? – спросил я подозрительно.

– Надену что-нибудь, – кротко ответила она. – Когда тебе попадает эта тема, ты можешь говорить часами.

– Ни разговора, ни одеваний, договорились? – быстро спросил я.

– Договорились, – прошептала она и легла удовлетворенная.

– Ладно, по крайней мере, ты снова вернулась к своему рыцарю в сияющих доспехах, – сказал я. – Черт! Я чуть не забыл.

Секунд через пять Фрэн неистово завизжала и исполнила летящий прыжок через всю комнату:

– Ты что? Изображаешь ураган? – зарычала она, потирая свою изумительную анатомию.

– Я только вспомнил, – ответил я, не дрогнув ни одним мускулом, – что оставил своего коня всего на один час.

1

Небольшая тюремная камера форта Вильгельма в Калькутте, где в 1756 г. индусы держали 146 пленных европейцев, из которых до следующего утра дожили только 23.

2

Кункен – карточная игра.

3

Непереводимая игра слов: Do good? (англ.) – приносите пользу?

4

Барон Рихард фон Крафт-Эбинг (1840 – 1902) – немецкий невропатолог, автор работ по нервным заболеваниям,