Френсис Браун
      Сказка про дитя-Милосердие
      перевод Светлана Лихачева
      В стародавние времена жила в западном краю маленькая девочка, у которой не было ни отца, ни матери. Оба они умерли, когда та еще качалась в колыбельке, и дочка их оказалась на попечении дяди, самого богатого фермера во всей округе. У него были дома и земли, стада и отары, уйма слуг, что работали по дому и в поле, жена, что принесла ему огромное приданое и две красавицы-дочери. Все их соседи-бедняки взирали на это семейство с подобострастным почтением, - пока и те не вообразили себя знатными господами. Отец и мать были горды да заносчивы, что твои павлины, дочки почитали себя первыми красавицами на свете, и никто в той семье добрым словом не удостоил бы человека так называемого "низшего сорта".
      А именно к таким они причислили и сиротку, хоть та и приходилась им родственницей, - отчасти потому, что у девочки гроша за душой не было, отчасти благодаря ее смиренному, ласковому нраву. Говорили, что, чем горемычнее и презреннее живое существо, тем охотнее она его привечает; потому жители западной страны прозвали девочку дитя-Милосердие, а если и было у нее другое имя, так мне про то неведомо. В этом спесивом семействе дитя-Милосердие держали в черном теле. Дядя отказывался признавать в ней племянницу; кузины не желали водить с ней компанию; тетка заставляла девочку работать в маслодельне, а спать отсылала на чердак, где хранилась всякая рухлядь и сухие травы на зиму. А слуги все как один подделывались под хозяев, так что и среди них дитя-Милосердие больше трудилась, чем отдыхала. Весь день напролет она надраивала ведра, отскребала посуду, мыла глиняные горшки, зато каждую ночь засыпала на чердаке крепко и безмятежно, что твоя принцесса во дворцовой опочивальне.
      Дом ее дяди, - просторный и белый, - стоял среди зеленых лугов у реки. Переднее крыльцо увивала виноградная лоза; позади размещался фермерский двор и высокие амбары. Внутри было две гостиных для богатых и две кухни для бедных, - что соседи почитали немыслимой роскошью; и как-то раз ранней осенью, во время жатвы, когда хлеба этого фермера все до последнего зернышка собрали и засыпали в хранилища, он, так и быть, пригласил всех на праздничный ужин в честь сбора урожая. Жители западного края пришли, разодевшись по-праздничному и памятуя о хороших манерах. Таких гор пирогов и сыров, столько корзин с яблоками и бочек эля на пирах вовеки не бывало! И в гостиной, и в кухне гости веселились от души. Тем временем к черному ходу подошла нищая старуха, прося дать ей каких-никаких объедков и приютить на ночь. Одежда ее из грубой мешковины давно превратилась в лохмотья; седые волосы повылезли; спина согнулась; зубы выпали, пальцы скрючились; вдобавок она косила на один глаз и припадала на одну ногу. Словом, другой такой безобразной нищенки на всем белом свете не сыскалось бы. Первой ее заприметила судомойка - и велела убираться прочь, обозвав страхолюдной ведьмой. Следующим был мальчик-подпасок: он через плечо швырнул в нее костью; но дитя-Милосердие, заслышав шум, встала со своего места в самом конце последнего из столов и предложила старухе свою долю ужина и свою постель на чердаке. Ни словом не поблагодарив девочку, та уселась за трапезу. Все гости подняли дитя-Милосердие на смех: еще не хватало уступить свою кровать и свой ужин какой-то нищенке! Надменные кузины объявили, что это вполне в ее плебейском духе, но дитя-Милосердие пропустила их колкости мимо ушей. В тот вечер вместо ужина она выскребла горшки, а спать легла на мешке среди рухляди, в то время как старуха почивала в ее теплой постельке; а на следующее утро, пока девочка еще спала, гостья поднялась и ушла, ни словом не поблагодарив ее и даже доброго утра не пожелав.
      На следующий день все слуги маялись животом после пира и оттого настроение у большинства было прескверное; сами судите, много ли в них осталось учтивости; и вот, во время ужина, кто же явился к черному ходу, как не все та же старуха, прося каких-никаких объедков и приюта на ночь. Никто ее и слушать не стал, и ни кусочка ей не подал, но вот со своего места в дальнем конце самого последнего из столов поднялась дитя-Милосердие и участливо предложила нищенке свой ужин и свою постель на чердаке. И снова старуха, не говоря ни слова, уселась за трапезу. Вместо ужина дитя-Милосердие выскребла горшки и уснула на мешке. А поутру старуха исчезла; однако шесть вечеров подряд, как только накрывали ужин, нищенка неизменно являлась к черному входу, и девочка всякий раз приглашала ее в дом.
      Тетка дитяти-Милосердия говорила: пусть себе возится с нищими, пока не надоест. Кузины непрестанно потешались над ее, как они говорили, "именитой гостьей". Старуха порою ворчала: "Дитя, и почему бы тебе не застелить постель помягче? И чего это у тебя одеяла такие тонкие?" - но так ни разу и не поблагодарила девочку, и не пожелала ей вежливо доброго утра. Наконец, на девятый вечер считая со дня первого ее появления, когда дитя-Милосердие уже привыкла выскребать горшки и спать на мешке, раздался знакомый стук в дверь, - и на пороге возникла нищенка с безобразным, пепельно-серым псом, таким бестолковым и неуклюжим с виду, что никакой подпасок не потерпел бы при себе такого помощника.
      - Добрый вечер, малютка, - проговорила нищенка, когда дитя-Милосердие открыла дверь. - Сегодня мне не нужны ни твоя постель, ни ужин - я отправляюсь в долгий путь, повидаться с одним другом; но вот тут со мною мой пес, и ни одна живая душа в западном краю не соглашается приютить его до моего возвращения. Нрав у него, пожалуй, что и впрямь не сахар, да и с виду он не то чтобы красавец; но поручу-ка я собаку твоим заботам вплоть до самого короткого дня в году. А тогда мы сочтемся за его содержание.
      Выговорив последние слова, старуха удалилась, да так быстро, что в мгновение ока исчезла из виду, точно ее и не было. Безобразный пес принялся ласкаться к девочке, хотя на всех прочих злобно рычал. Слуги сказали, что это страшилище, дескать, позор для дома. Надменные кузины потребовали, чтобы пса немедленно утопили, и лишь с превеликим трудом дитяти-Милосердие удалось упросить хозяев, чтобы ей позволили поселить пса в старом полуразвалившемся коровнике. Ведь, при всей его злобности и неприглядности, пес к ней ластился, а старуха, глядя правде в глаза, доверила зверя ее заботам. Так что девочка делилась с псом завтраком, обедом и ужином, а когда ударили морозы, потихоньку забрала его к себе на чердак, потому что в коровнике долгими ночами было сыро и холодно. Пес тихо лежал себе на соломе в уголке. Дитя-Милосердие спала крепко и безмятежно, однако каждое утро слуги подступались к ней с расспросами:
      - Что там у тебя на чердаке за яркий свет да велеречивые разглагольствования?
      - Никакого света; вот разве что луна светит в окно, ставней-то там нет. Да и голосов я никаких не слышала, - отвечала дитя-Милосердие, думая, что слугам, верно, все приснилось. Однако каждую ночь, ежели кому-то случалось проснуться в темный, безмолвный час перед рассветом, он видел, что в чулане сияет свет ярче и чище рождественского огня, и слышал голоса вроде как лордов и леди.
      Отчасти из страха, отчасти из лени никто из слуг так и не встал посмотреть, что там такое. Но вот наконец, в одну из самых длинных зимних ночей, молоденькая горничная, - та, что работала меньше всех и пользовалась наибольшим благоволением, поскольку собирала для хозяйки сплетни да слухи, потихоньку выбралась из постели, когда все спали, и устроилась покараулить у дверной щелки. Пес мирно лежал в углу, дитя-Милосердие крепко спала в своей кроватке, а в окно без ставней светила луна. Но в час перед рассветом вспыхнули огни и вдалеке затрубили рога. Окно открылось, и внутрь торжественно вступила процессия крохотных человечков, разодетых в алое с золотом, и у каждого в руке было по факелу, - так что в комнате сделалось светло, как днем. Кланяясь с превеликой почтительностью, приблизились они к псу, разлегшемуся на соломе, и тот, что был разряжен пышнее прочих, молвил:
      - Державный принц, мы украсили парадную залу. Что еще угодно будет приказать вашему высочеству?
      - Хвалю ваше радение, - ответствовал пес. - А теперь приготовьте праздничный пир, да смотрите, чтобы все было лучше лучшего: ибо мы с принцессой намерены привезти с собой гостью, которой не доводилось еще пировать в наших чертогах.
      - Воля вашего высочества да будет исполнена, - проговорил человечек, снова кланяясь; и сей же миг он и его свита исчезли за окном. Со временем снова вспыхнули огни, и вдалеке послышались флейты. Окно распахнулась, и внутрь вступила процессия крохотных дам, разодетых в розовый бархат, и у каждой в руке было по хрустальному светильнику. И они тоже с превеликой почтительностью приблизились к псу, и та, что была разряжена ярче прочих, молвила:
      - Державный принц, мы выткали гобелены. Что еще угодно будет приказать вашему высочеству?
      - Хвалю ваше радение, - ответствовал пес. - А теперь приготовьте наряды, да смотрите, чтобы все было лучше лучшего: ибо мы с принцессой привезем гостью, которой не доводилось еще пировать в наших чертогах.
      - Воля вашего высочества да будет исполнена, - проговорила крохотная дама, приседая до полу; и в следующий миг и она, и ее свита выпорхнули в ночь, а окно неслышно затворилось за ними. Пес растянулся на соломе, девочка заворочалась во сне, лунный свет озарил чердак. Горничная в себя не могла прийти от изумления, и до того не терпелось ей пересказать этакие страсти своей госпоже, что она в ту ночь глаз не сомкнула и поднялась еще до петушиного крика. Однако, выслушав горничную, хозяйка в сердцах обозвала ее глупой девчонкой, - это ж надо, таких дурацких снов насмотреться! - и изругала так, что горничная уже не посмела упоминать о том, что видела, перед слугами. И тем не менее тетка дитяти-Милосердия подумала, что недурно бы самой разобраться в том, что происходит; так что на следующую ночь, когда весь дом уснул, она потихоньку выбралась из постели и устроилась покараулить у двери, ведущей на чердак. И увидела она своими глазами все, о чем рассказывала горничная: крохотные придворные с факелами и крохотные дамы с хрустальными светильниками вошли, кланяясь псу, и обменялись с ним все теми же словами, только первым он приказал: "Теперь приготовьте подарки", а вторым - "Приготовьте драгоценности". Когда же гости исчезли, пес вытянулся на соломе, дитя-Милосердие заворочалась во сне, а в окно чердака заструился лунный свет.
      Подобно горничной, хозяйка в ту ночь глаз не сомкнула, - так не терпелось ей рассказать об увиденном. Еще до петушиного крика разбудила она дядю дитяти-Милосердия; но, выслушав жену, он лишь посмеялся над ее женской глупостью и посоветовал ничего подобного перед соседями не повторять, а то еще, чего доброго, за полоумную примут. Хозяйка послушно умолкла; так и день прошел. Однако в ту же ночь хозяин решил, что недурно бы самому посмотреть, что там такое творится на чердаке: так что, когда весь дом уснул, он потихоньку выскользнул из постели и устроился покараулить у дверной щелки. И снова произошло все то же, что видели горничная и госпожа: в окно вступили крохотные придворные в алых нарядах и с факелами и крохотные дамы в розовом бархате и со светильниками, и все почтительно поклонились безобразному псу. Одни сказали: "Державный принц, мы приготовили подарки", а другие: "Державный принц, мы приготовили драгоценности"; пес же всем отвечал: "Хвалю ваше радение. Завтра встречайте нас с принцессой с лошадьми и каретами, и пусть все будет лучше лучшего; ибо из этого дома мы увезем гостью, которой не доводилось еще ни путешествовать с нами, ни пировать в наших чертогах".
      - Воля вашего высочества да будет исполнена, - отвечали крохотные придворные и дамы. Когда же все они исчезли в ночи, безобразный пес вытянулся на соломе, дитя-Милосердие заворочалась во сне, а в окно чердака заструился лунный свет.
      Подобно горничной и хозяйке, хозяин в ту ночь глаз не сомкнул, размышляя о невиданном зрелище. Он вспомнил, что дед некогда рассказывал, будто неподалеку от его лугов проходит тропа в страну фейри; косари, бывало, видели, как сияет и лучится она в летних предутренних сумерках, когда отряды фейри возвращаются домой. Вот уже много лет никто ничего подобного не слышал и не видел; но хозяин разумно заключил, что происходящее на чердаке наверняка - дело рук фейри, а безобразный пес персона весьма важная. Более же всего фермер ломал голову над тем, что за гостью заберут фейри из его дома; и, обдумав дело со всех сторон, решил, что, верно, речь идет об одной из его дочерей: ведь они такие красавицы, и впридачу разодеты в пух и прах!
      Так что богатый дядюшка дитяти-Милосердия поутру первым делом распорядился, чтобы псу на завтрак поджарили баранины, и собственноручно отнес ему блюдо в старый коровник; но пес так и не отведал ни кусочка. Напротив, зарычал на хозяина и непременно укусил бы его, если бы тот не убежал подобру-поздорову вместе со своей бараниной.
      - Странные обычаи у фейри, - сказал себе хозяин, но подозвал к себе дочерей и вполголоса велел им одеться в лучшие платья, поскольку не мог сказать с уверенностью, которую из них призовут в именитое общество еще до наступления ночи. Кузины дитяти-Милосердия, услышав это, вырядились в самые богатые свои шелка и кружева, и весь день прохаживались из кухни в гостиную, что твои павлины, дожидаясь обещанных отцом гостей, а маленькая девочка наводила чистоту в маслодельне. То-то разозлились хозяйские дочки, когда сгустилась тьма, а никто так и не явился; но как только вся семья села за ужин, безобразный пес разразился лаем, и в дверь черного хода постучала старая нищенка. Дитя-Милосердие открыла дверь и уже собиралась предложить ей ужин и постель, как обычно, но старуха молвила:
      - Сегодня - самый короткий день в году, и я возвращаюсь домой, дабы задать пир после всех моих долгих странствий. Вижу, ты хорошо заботилась о моем псе; а теперь, ежели поедешь со мною в мои чертоги, он и я сделаем все, что в наших силах, чтобы достойно принять тебя. А вот и наша свита.
      Не успела старуха договорить, как вдалеке послышались рога и флейты, и вспыхнули огни: то в открытых раззолоченных экипажах, запряженных белоснежными лошадьми, прибыла огромная свита, разодетая так пышно, что все придворные и дамы так и искрились золотом и драгоценностями. Первая, самая роскошная из карет была пуста. Старуха за руку подвела к ней дитя-Милосердие; безобразный пес тоже вскочил внутрь. Надменные кузины, разодетые в пух и прах, вышли к дверям, да только на них никто и внимания не обратил. И едва старуха и пес оказались в карете, как с ними произошла чудесная перемена. Безобразная старуха вмиг превратилась в прекрасную юную принцессу с длинными золотыми локонами, в зелено-золотом платье, а безобразный пес, сидящий рядом с нею, сделался красавцем-принцем с каштановыми кудрями, одетым в пурпур и серебро.
      - Мы - принц и принцесса Фейриленда, - молвили они изумленной девочке, едва кареты тронулись, - и вышел промеж нас спор, остались ли еще в эти лживые, корыстные времена на свете добрые люди. Один говорил, да, а второй - нет; и я проиграл заклад, - добавил принц, - и теперь с меня пиршество и подарки.
      Ничего больше об этой истории дитя-Милосердие не слышала. Одни фермерские домочадцы, глядевшие вслед кавалькаде в лунном сиянии, рассказывали, что кареты поехали через луг туда-то и туда-то; другие уверяли, что совсем в другую сторону, так что о направлении они спорят и по сей день. Но дитя-Милосердие отправилась с благородными правителями фейри в страну, равной которой отродясь не видывала: землю там ковром устилали примулы, а в воздухе разливался и не гас летний сумеречный свет. Гостью проводили в королевский дворец; и семь дней подряд пиры там сменялись танцами, а танцы - пирами. Девочка ходила в платьях бледно-зеленого бархата, а спала в покоях, отделанных перламутром. Когда же празднество подошло к концу, принц и принцесса щедро одарили гостью золотом и драгоценностями, - дитя-Милосердие такой груды и не унесла бы; так что домой ее доставила карета, запряженная шестеркой белых коней. И на седьмой вечер, что пришелся точнехонько на Рождество, когда семейство фермера уже решило промеж себя, что девочка никогда не вернется, и уселось ужинать, услышали они, как кучер затрубил в рог, и увидели, как выходит она из кареты вместе со всеми драгоценностями и золотом у черного хода, где некогда приветила безобразную старуху-нищенку. Волшебная карета укатила прочь и к фермерскому дому более не возвращалась. Но дитяти-Милосердию впредь уже не приходилось мыть и чистить, ибо стала она знатной дамой, даже в глазах своих надменных кузин.