– Да, я понимаю.
– Тогда, – сказал Его Величество, – нам остается одна единственная проблема.
Хабил кивнула. – Влияние волшебства вообще, и этого варлока в частности.
– Вы поняли совершенно точно, моя дорогая кузина.
– Ну, мы уже обсуждали, что нужно сделать с ним.
– Верно, мы это сделали, и, более того, мы попытались, и наши усилия ни к чему не привели.
– Мы выбрали неправильного бога, вот и все.
– Так вы и сказали.
– Ну, у вас есть другая идея?
Кана покачал головой. – Нет, увы. А у вас, кузина?
– Нет.
– Ну, со своей стороны, я кое-что приготовила.
– Тогда расскажите нам об этом.
– Я не вижу причин для промедления, – сказала Хабил. Она встала и, поклонившись Иллисте, сказала, – Мадам, я могу считать, что вы останетесь здесь?
– Да, останусь.
– Хорошо. Тогда я чрезвычайно надеюсь, что мы еще поговорим в будущем, когда у нас будет что-нибудь сообщить вам.
– А я, – сказала она, – конечно желаю вам самой большой удачи.
Кана тоже встал, поклонился и вместе с Хабил вышел из гостиницы. Иллиста, со своей стороны, осталась одна и продолжала слушать музыку.
Кана и его кузина отправились в тот самый дом с меблированными комнатами, в котором жила Иллиста, и вошли в номер, находившийся на нижнем этаже, в котором была, например, такая роскошь, как отдельный вход. Войдя, они первым делом проверили номер, который состоял из трех комнат – две ванны и маленькая гостиная – чтобы быть уверенным, что никого другого в нем нет. Убедившись, что все в порядке, Кана сказал, – Вы знаете, что надо сделать?
– Я тщательно изучала этот вопрос, мой дорогой кузен, пока не убедилась, что способна точно говорить вам, что необходимо делать на каждом шагу.
– Очень хорошо. Что сначала?
– Во первых, вы должны быть абсолютно чистым. Я приготовила вам воду с мягким мылом и различные растения, а вот губка, которую принесли сюда из моря сразу после того, как нашли. После того, как вы почиститесь, вы должны вытереться насухо, тоже очень тщательно – вот полотенце – а потом вот этим маслом вам надо смазать все ваше тело.
– Маслом?
– Да, оно очень похоже на то масло, которое используют при бальзамировании.
– Вы понимаете, что это не та мысль, которая меня радует.
– Его запах вовсе не такой уж неприятный.
– Это поможет. Насколько я могу понять, это будет длинный процесс.
– Достаточно длинный и тяжелый. Возможно вам стоит перед ним поесть.
– Всю дорогу сюда я ел хлеб и сыр. Так что я думаю, что достаточно подкрепился.
– Очень хорошо.
Закончив эту часть ритуала, Кана встал, совершенно голый, в центре гостиной. – Что теперь?
Хабил достала горшочек с синей краской и кисточку, а также лист бумаги, на котором она заранее записала все необходимое.
– Теперь вас нужно раскрасить.
– В синее, во имя всех Богов?
– Так мне сообщили.
– И чем же вы меня разукрасите?
– Различными символами, по всему телу. Вот этот на груди. Этот на правой ягодице. А этот на животе.
– Но их чересчур много, насколько мне известно.
– Да, очень много, и вы весь будете покрыты ими, так что я буду рисовать их очень маленькими.
– Это пахнет языческим поклонением какому-нибудь восточному божку.
– Поднимите ваши руки, чтобы я могла достать ваши бока.
– Они подняты.
– Возможно это действительно пахнет язычниками, кузен, но с каждым богом надо говорить на его языке, и если мы хотим добиться цели, к которой стремимся, нужно соблюдать его условия. Хорошо, теперь вы можете опустить руки.
– С этим я не могу не согласиться. Эти картинки, – заметил Кана, роняя руки и чувство собственного достоинства, – напоминают символы Сариоли.
– Да. Они содержат его имя на этом странном алфавите Сариоли, где каждый символ относится только к одному звуку, или даже части звука. И, более того, если эти символы проиграть, как музыку – так как символы, которые используют Сариоли для своего алфавита, являются одновременно нотами, и в этом отношении мы последовали за ними – они прозвучат как некоторая мелодия, священная для этого бога.
– Я знаю эту мелодию. Должен ли я напевать ее?
– Позже. Ну вот, вы готовы.
– Надеюсь, что рисовать больше не потребуется.
– Да. Теперь вы видите, почему необходимо было намазаться этим странным маслом: все рисунки лежат на нем, а не на вашей коже. Их будет очень легко смыть.
– Я невероятно рад этому. Что теперь?
– Теперь мы должны погрузиться в темноту.
– Этот бог, он, что, такой застенчивый?
– Возможно. Или, может быть, для того, чтобы вы не отвлекались ни на что постороннее.
– Я надеюсь, что первое, так как даю вам слово, что темнота отвлекает меня больше, чем что-нибудь другое.
Хабил потушила все лампы, и, использую черную морскую ткань, специально принесенную для этой цели, заткнула все щели в дверях и в единственном зашторенном окне, через которые мог проникнуть свет. Когда в комнате стало настолько темно, что даже собственная рука Каны, проведенная взад и вперед перед глазами, не произвела никаких видимых изменений, он сказал, – Что теперь, кузина?
– Вы помните его имя?
– Да.
– И можете произнести его?
– Длинный вариант или короткий?
– Длинный.
– Тристанграскалатикрунагор.
– Очень хорошо. Я думаю, что для этого вы тренировались не один день.
– Оно не выходило из моего сознания все время поездки сюда, как и эта мелодия, о которой мы с вами говорили.
– Вы помните символы, связанные с его именем?
– Это круг, и внутри круга есть стрелка, указывающая на центр, а еще ассиметричная метка с четырьмя крыльями, четырехгранником и полумесяцем.
– Я вижу, что вы поработали на совесть, кузен.
– Что с этим символом?
– Вы должны представить себе имя бога, нарисованное большими буквами, а потом нарисовать этот символ, причем, рисуя, вы должны все время тихо повторять его.
– Насколько большим должен быть мой рисунок?
– Достаточно большим, чтобы вы смогли полностью встать внутри него.
– Очень хорошо, но как я могу нарисовать его, если я ничего не вижу?
– Сделайте все, что можете. Может быть, важен не точный вид символа, но сам акт его рисования.
– Возможно это тот самый случай. Я сделаю, как вы и сказали, все, что в моих силах. Но чем я должен нарисовать его?
– Вашей собственной кровью?
– Очень хорошо. Тогда мне нужен нож.
– Вот он.
– Где?
– Здесь.
– Я не вижу – ой.
– Вы поранили себя?
– Немного. Зато теперь у меня есть кровь, чтобы нарисовать его.
– Очень хорошо. Пока вы рисуете его-
– Да, пока я рисую его?
– Не забудьте представить себе имя бога и негромко повторять его.
– Вы уже говорили это. Очень хорошо. Могу ли я начинать?
– Да, начинайте.
Хабил внимательно слушала звуки, с которыми ее кузен рисовал этот сложный символ на полу комнаты, использую свой палец как перо, а собственную кровь как чернила; она слышала и имя бога, которое он, рисуя, повторял снова и снова. Потребовалось немало времени, которое Хабил заполнила, переминаясь с ноги на ногу и надеясь, что она не сделал ничего неправильного. Наконец, очень тихо, он сказал. – Сделано. Что теперь?
– Теперь встаньте в центре символа, который вы нарисовали-
– Я уже сделал это, насколько я в состоянии в этой темноте.
– Тогда вы должны петь или напевать мелодию, о которой мы с вами говорили.
– Очень хорошо.
– И пока вы будете делать это – вы все еще держите нож в руке?
– Да, в левой руке.
– Хорошо, протяните вперед вашу другую руку. Не двигайтесь; не выходите из символа. Я иду к вам – вот.
– Что вы дали мне? Кажется, оно шевелится.
– Это норска.
– А что с ней?
– Продолжайте напевать мелодию и перережьте норске горло.
– Если я это сделаю, ее кровь зальет большую часть символа.
– Это не имеет значения.
– Очень хорошо, я готов начать.
– Может быть бог появится, – сказала Хабил.
– А что если нет?
– Это будет означать, что наша попытка не удалась.
– И тогда?
– Тогда мы попытаемся опять.
– Может быть бог появится, – с жаром сказал Кана.
Шестьдесят Восьмая Глава
Как боги были озадачены некоторыми действиями Каны
В том туманном, сумрачном и смущающем месте, где умы смертных теряли всякое понятие о том, что реально, а что вымышлено, и где Боги решают судьбу Человечества в целом и человека в частности, и где само время является настолько неясным понятием, что является предметом серьезного обсуждения, то есть в Залах Суда, Боги изучали продвижение в делах того, что, как они надеялись, опять станет Драгерианской Империей.
Здесь темнота, казалось, была совершенно материальной, и ее нужно было разрывать, когда один из Богов бросал на другого божественный взгляд; а случайный луч настоящего света, долетавший из-за большого круга, являвшегося Залами, медленно пролетал вдоль помещения, как если бы был живой искрой, стараясь найти дорогу в темноте, прежде чем потухнуть; но даже в этом месте, созданном сном существ, находящихся за пределами нашего понимания, разговор, если он обращался к Империи, становился общим, и привлекал интерес всех, или почти всех из присутствующих, за исключением маленькой фигурки, девочки, соскользнувшей с коленей Верры и молча бежавшей по полу, как если бы ребенок знал, что разговоры взрослых не могут не быть скучными.
– Ваша Феникс не делает ничего с Орбом, – заметил Ордвинак, – но только забавляется и играет. Она и ее товарищи мечутся с места на место, устраивают замечательные вспышки света, и даже не приближаются к главной цели: защитить наш мир от Создателей.
– Более того, – заметил Келхор. – На северо-западе был спасен умирающий человек.
– Как это? – спросил Ордвинак.
– Он был настолько близко к смерти, что, даже в дни старой Империи, его бы назвали мертвым человеком. Его сердце остановилось, и только мозг еще чуть-чуть действовал. Тем не менее, один волшебник, Атира-
– Значит, – сказал Ордвинак, – нам действительно удалось очистить Орб и усилить степень его воздействия. Но, как вы понимаете, это, пока, не приблизило нас к нашей главной цели, то есть такому функционированию Империи, которое даст силу защите от Создателей.
– Демонесса, – заметил Кехор, – доказала свою эффективность.
– А Кана доказал, что он на грани отчаяния, – сказала Марансё.
– Отчаяния? – переспросил Ордвинак.
– Я так думаю.
– Что он сделал?
– Он попытался говорить прямо со мной, хотел, чтобы я появилась. Похоже, он желал заключить со мной сделку – то есть он хотел мою помощь против меня самой, но он-то этого не понимает. У меня было большое искушение так это и сделать, и закончить с ним.
– И почему ты этого не сделала, сестра? – спросила Верра. – Кажется, это был совершенно замечательный случай.
– Да, с ним было бы покончено, но не с его кузиной и не с его организацией. На самом деле теперь он должен понять, что боги против него.
– И, – сказала Нисса, – если теперь они знают это, быть может достаточно убедить их отказаться от других попыток?
– Что касается его кузины, – сказала Морансё, – я думаю, что это только сделает ее более осторожной и более аккуратной. Необходимо разобрать на кирпичики всю структуру организации, построенной Каной, или ее полностью уничтожить; вот мое мнение. Смерть самого Драконлорда не даст нам ничего.
– Да, – сказала Верра. – Подумав, я склонна согласиться с тобой.
– Что-нибудь хорошее надо сказать и о Кане, – заметил Ордвинак. – Он решителен и целеустремлен. Возможно мы должны были поддержать его претензии, а не этой Феникс.
– А Цикл? – возразил Барлен. – Что с ним? Разве вы забыли про него? Так как он, уверяю вас, о нас не забыл. То есть он продолжает поворачиваться, одобряем мы это или нет.
Ордвинак вздохнул. – Да, вы правы, старый бог.
– Если посмотреть на ситуацию в целом, – сказал Барлен, – Феникс сделала в точности то, что она и должна была сделать, заняв пост Императрицы, или, по крайней мере, большую часть. Многие из лучших элементов Империи, созданной Каной, сейчас в ее руках, и она постоянно работает над тем, чтобы добыть еще больше. После того, как Герцог Гальстэн перешел на ее сторону, разведка Дракона почти скончалась; это был тяжелый удар.
– Как, он переметнулся? – сказал Ордвинак.
– А вы не знали? – удивилась Верра.
– Ну, это хорошо, я думаю.
– О, конечно.
В разговор вмешалась Кейрана, сказав, – Морансё, моя любимая.
– Да, дорогая сестра?
– Ты сказала, что Кана хотел, чтобы ты появилась перед ним?
– Конечно. Он откуда-то узнал один из самых старых ритуалов, и замечательно точно выполнил его. Я слышала, как он называл мое имя так ясно, как сейчас я слышу твои слова, обращенные ко мне.
– Я поняла, но-
– Да?
– Но почему он позвал именно тебя?
– Могу себе представить, – сказала Марансё, – что он почувствовал, что от помощи бога ему не будет никакого вреда. Возможно, я должна была сделать вид, что помогу, а потом предать его, но ты сама знаешь, насколько это трудно.
– Чистая правда. Но это не ответ на мой вопрос.
– Как?
– Почему он выбрал тебя из нас всех?
– А почему бы и нет? Разве я не богиня? Или ты позавидовала мне, моя любимая?
– Не в этом случае, моя драгоценная, хотя в прошлом, признаюсь, я завидовала твоей красоте и талантам; но кто нет?
– Ах, ты так добра.
– Но в этом случае я просто интересуюсь и хочу понять. Какое именно качество из всех многочисленных талантов и возможностей, которыми ты обладаешь, привлекло его настолько, что он захотел именно твоей помощи, а не кого-нибудь другого.
– Теперь, когда ты спросила, моя дорогая родственница, я тоже начала спрашивать себя об этом. Большинство из тех, кто поклоняется мне, живут на Востоке. На самом деле, – сказала она, обращаясь к Верре, – меня сильно задело, что ты заключила договор с этим твоим маленьким Драконом, так как он вырос на Востоке и изучал Восточные магические искусства, следовательно должен был искать моего покровительства.
– Потому что, обожаемая сестра, – сказала Верра, – я знала, что он перейдет от Восточных искусств к тем, которые изучают в Империи, – тут она кивнула Кейтане, – и в будущем перейдет к изучению самого старого из всех магических искусств, которое явлется моей областью.
– Тем не менее, – заметила Кейрана, – в нем нет крови предков, кооторая позволила бы ему овладеть этой силой полностью.
– Что до этого, – сказала Верра, – мы еще увидим.
– Но, – настойчивым голосом сказала Кейрана, – я опять спрашиваю тебя, Морансё, почему именно ты? Что его привлекает?
– Не могу понять, – сказала богиня, немного подумав. – Но, тем не менее, раз уж ты затронула эту тему-
– Ну?
– Я тоже очень хотела бы это узнать.
Послесловие
Рецензия на книгу, составленная в форме исходящего документа, дополненная некоторыми жизненными наблюдениями и советами для достижения мудрости, Илином, магом
Материал из Издательства Университета, который сопровождает Мощный Разряд Мудрости, ни Одно Слова Которого не Может Быть Оспорено: Доказательство Неудачи, Этической, Моральной, Литературной, Исторической, Грамматической, Интеллектуальной и Так Далее Работы и Личности Паарфи Раундвудского, Бывшего Члена Университета – Поверхностный Обзор делает ясным, что Издательство Университета спешно подготовило этот шеститомник в печать как раз в то время, когда печатался второй том Виконта Адриланки, что было не слишком мудро, так как такая книга может и будет рассматриваться как печальный случай недозрелого плода; и это при том, что на пространстве почти в 3700 страниц собрались вместе больше дюжины бывших коллег Паарфи: профессора истории, литературы, фольклора, специалисты по стилю и этикету и некоторым другим дисциплинам, с одной единственной целью, а именно продемонстрировать неудачу Паарфи Раундвудского.
Давайте для начала заметим, что, несмотря на все, что можно сказать или о чем нужно помолчать, основное впечатление, полученное от чтения этого шеститомника состоит в том, что Университет, публикуя этот труд, убежден, что введенные в заблуждение души тех, кому настолько не повезло, что они обманули самих себя, решив, что наслаждаются книгами Паарфи Раундводского, будут, прочитав даже первый из этих томов, просто ошарашены, пелена спадет с их глаз, и они постараются избежать этого сомнительного удовольствия в будущем.
Так что если какой-нибудь придворный прочитает, например, Второй Том, главы ХХIV-XL, которые объеденены заголовком О Публичном Пьянстве Паарфи, он, начиная с этого момента, предаст анафеме Гвардию Феникса; а серьезный читатель (или тот, кто считает себя таким) может, после прочтения в Четвертом Томе глав ХС-СХХХIII, озаглавленных Обычные Заблуждения в Понимании Истории, Опубликованные, Распространяемые, Усиленные или Поддерживаемые Паарфи Раундвудским, с Дополнительными Заметками о Нескольких Простых но Всеобщих Заблуждениях, из-за Которых Паарфи не Сумел Использовать Свое Положение Ответственного и Достойного Доверия Автора для того, чтобы Избавить Публику от Иллюзий, и узнает, что то, что Паарфи описывает как «полированная экзотическая твердая древесина», на самом деле, как доказывается в книге, является древесиной из дерева черного ореха, которая не является ни экзотической, ни, по меньшей мере технически, твердой, а тем более полированной (древесина черного ореха получает свой цвет и прочность только тогда, когда ее смазывают жиром, долго выдерживают в темноте, а потом смазывают опять), и вследствие этого поклянется самой страшной и обязывающей клятвой, что человек, способный увековечить такие опасные заблуждения, является автором, которого в будущем стоит избегать. У автора этого обзора есть знакомый в Издательстве Университета, который сообщил ему, что Университет был уверен, что Мощный Разряд будет продан в количестве, вполне сравнимом с самым последним творением Паарфи. Увы, связки нераспроданных и не украденных томов (за исключением, что интересно, Пятого Тома, О Развратном Поведении Паарфи Раундвудского, с Огромным Количеством Великолепных Гравюр и Офортов, Многие из Которых Выполнены в Цвете, Изображающих Каждую из Актрис, Манекенщиц, Воительниц, Куртизанок, Дорогих Проституток и Подающих Надежды Юных Женщин-Писательниц, с Которыми Имя Паарфи Было Связано, Были ли Эти Связи Доказаны (ГлавыI-LIV), или Просто Слухи, Хотя и Основанные на Веских Доводах (ГлавыLV-СIV), или Недостоверные или Вообще без Всяких Доводов (Главы СV-СLХ), который оказался целиком распроданным в тех некоторых местах, в которые обозреватель заглянул во время своей утренней прогулки по району книжных лавок) соседствовавших с постоянно уменьшающимися стопками, которые были огромными запасами последнего тома Виконта Адриланки, продемонстрировали, что, в то время как аппетит читающей публики на романы Паарфи Раундвудского превосходит способность типографии удовлетворить его, почти никто не захотел узнать об ошибках автора.
Таким образом автор обзора верит, что его долг – суммировать и прокомментировать тома Университета для тех, кто никогда не прочитает их, для того, чтобы такая огромная и во многих отношениях удивительная работа (хотя, конечно, этот титул является предварительным) дошла до тех, кому она предназначена. Итак. Сущность всех аргументов Университета состоит в том, что Паарфи взял тему и свел ее к незначительным, предназначенным для потехи толпы нелепым выходкам толстяка и его ссорам на публике; что Паарфи не хватает подготовки и образования, что он попросту фигляр, и к нему больше невозможно относиться как к уважаемому или уважающему других историку. Точка.
Немного странно для книги, которая претендует на то, что появилась только для того, чтобы восстановить историческую справедливость, но Мощный Разряд превосходит самого себя когда имеет дело с чистыми слухами. Моими любимыми местами, разбросанными по самым разным томам, являются те, в которых авторы пытаются не доказать, нет, но намекнуть или заставить читателя придти к выводу, что книги Паарфи написаны совсем не самим Паарфи, но некими ремесленниками по указаниям Паарфи, или из-за известной всем лености Паарфи, или вообще из-за его неспособности писать, а это последнее вызвано заболеванием венерического характера. Во всех шести томах не делается ни малейшей попытки доказательства, но только очень легковесная гипотеза. И тем не менее каждый день появляются все больше и больше юных писателей, которые пишут, как Паарфи, хотя в самых подробных отчетах утверждается совершенно противоположное.
Увы, встречи обозревателя с Паарфи были реже и короче, чем можно было надеяться. Тем не менее Паарфи Раундвудский не скупится на время для своих менее удачливых, чем он, коллег-писателей и охотно дает советы по многим литературным вопросам, так что несколько дней назад автор отчета сумел повстречаться с ним в этом городе, городе художников и писателей, в верхной комнате большой таверны, и подслушать его разговор с одной юной леди, которая спросила, не сможет ли Паарфи прочитать и прокомментировать ее рукопись, которая была при ней. Вслед за чем, быстро проглядев первую страницу, Паарфи объявил, что, насколько он заметил, у нее есть проблемы со спряжениями, а также есть несколько существительных, находящимися как мужском-пассивном роде, так и в женском-активном (включая множество потенциальных родов); что он видит необходимость немедленно сопрячь их подходящим образом, возможно с некоторыми предлогами, о которых он помнит. Когда юная леди предположила, что они могут отправиться, вместе с рукописью, в ее комнату, где произведут необходимые исправления и перечитают ее вместе, Паарфи Раундвудский утвердительно кивнул и сказал ей, что хотя можно много сказать хорошего о таком решении проблемы, он чувствует, что ее выбор глаголов очень ограничен и вообще полностью неправилен, но, с его помощью, вместе они сумеют найти найти глагол, который подходит для их обоих.
Именно в этот момент, поняв, что Паарфи собирается уйти из таверны, обозреватель престал перед уважаемым автором и прямо спросил его о некоторых вопросах, затронутых в Мощном Разряде – снизойдет ли он до ответа на обвинения, что он больше не пишет книги, но использует некоторых подмастерьев, одни из которые проводят исследования, другие составляют планы, пишут и описывают, а третьи редактируют книгу, в то время как он, со своей стороны, только надзирает за работой; или на то, что Виконт Адриланки является, в сущности, прямым и очевидным воровством произведения, которое, в самом лучшем случае, можно назвать непристойной уличной балладой, популярной несколько сотен лет назад, «…и Бандит Никогда не Расставался со Своим Мечом».
– Ну, – проворчал Паарфи, не выглядя даже на капельку смущенным, – Я слышал эту песню, это верно. Я мог бы даже пропеть ее вам, так как у меня, как считают многие, сильный и мелодичный голос, особенно когда мне аккомпанируют на хорошо настроенном струнном инструменте. Конечно я слышал песню. Если мы не мертвы, как мы можем не слышать песни?
Обозреватель согласился, что это так, и что, действительно, никто из нас не может избежать этого, как бы мы этого не хотели; и уже приготовился задать ему другие вопросы, когда Паарфи провел рукой по волосам и поглядел на всех тех, кто собрался в верхней комнате таверны.
Немедленно в комнате стало тихо.
– Я верю, что вы разрешите мне сказать два слова об Университете, Издательстве Университета и о том, что они называют неточными утверждениями и искажениями научной истины. Вот эти два слова: Они не и сейчас, или, наоборот, сейчас и не. У кого-нибудь из присутствующих здесь этим вечером есть с собой экземпляр Гвардии Феникса? Подойдите, подойдите, я оставлю свое имя на обложке некоторых из них. Так. Хорошо. Теперь я нахожу Восьмую Главу, озаглавленную «В которой выясняется, что в городе Драгейре нет полиции», переворачиваю несколько страниц, пока не нахожу место, где наши герои обнаруживают, что враг превосходит их численно и они в отчаянном состоянии, но, тем не менее, враг не знает, продолжать или отступить. Гм:
Теперь соотношение сил немного выровнялось, хотя преимущество все еще оставалось на стороне Драконлордов, которые замешкались, не зная, что делать дальше.
– Мне кажется, – заметил Кааврен, – что не время отступить.
– Ну нет! – воскликнула Тазендра. – Я только начала разогреваться.
– Согласен с Каавреном, – сказал Айрич.
Потом, все более и более громким голосом, Паарфи продолжал, – Не время отступить? Не время отступить? Сейчас время отступить, вот что я написал. Сейчас. Очевидная ошибка, и такая, которую можно легко исправить, или, по меньшей мере, мы так думали; и тем не менее мы ошибались, как и в успешном напечатании Гвардии Феникса, и пока читатель за читателем убеждался в моей собственной тупости и даже неполноценности, как писателя, я требовал, я просил, я молил и жаловался, писал письма в Университет, чтобы изменили это и исправили в будущих изданиях. (Я даже не упоминал, чтобы вы знали, о случайной лишней запятой в первой фразе, которую я вам прочел, потому что понимаю, что любой издатель не в состоянии даже на йоту исправить эти запятые.) Каждый раз, когда я просил, они соглашались; и каждый раз они ничего не делали. Есть, – продолжал Паарфи, его белый костюм отливал оранжевым в свете ламп, – такие авторы, которые убивают издателей за то, что те поставили не там, где должно быть сейчас (и, без сомнения, наоборот), и никакой стражник, офицер или судья в их стране не накажет и даже не сделает выговор такому автору. Однако мы не убили никого. Вместо этого мы просто убрали нашу работу и нас самих из их мелких жизней о не, сейчас, не сейчас и сейчас не.
– Вот, и мы говорим это вам всем, сейчас! И если не сейчас, то когда?
Если он и сказал что-то еще толпе, собравшийся тем поздним вечером в таверне, это потонуло в одобрительном реве собравшегося общества, к которому присоединился и ваш обозреватель, который имеет честь подписаться здесь,
Илин, Маг.