Слухи обгоняли друг друга. Сначала говорили, будто мальчуган умер, затем – что у него сотрясение мозга, а под конец – что он просто лишился чувств. Никто не ждал, что после всего случившегося Ганнибал покажется в классе, но не прошло и десяти минут с начала третьего урока, как он явился. Успел смыть кровь с лица и обуться в спортивные тапочки. Когда он вошел, учитель поднял голову, но ничего не сказал, и Ганнибал тоже не сказал ничего, тихо прошел к своей парте и сел. Кто-то шепотом спросил его, говорил ли уже с ним директор, но Ганнибал лишь покачал головой.
А директора не было в школе. Он повез малыша, с которым случился обморок, сначала в больницу, а затем домой. Вернулся он лишь к середине четвертого урока, и тут-то все и завертелось. Да только без громов, молний, без Страшного суда, как того ждали мы, а завертелось неслышно, скрытно, зловеще.
Бесшумно отворилась дверь, надзиратель заглянул в класс и кивнул Лайфу. И Лайф, стройный, прямой, непринужденно вышел из класса и, такой же стройный, прямой, непринужденно вернулся через десять минут. Я бы многое дал, чтобы в тот миг увидеть его лицо, но он сел, даже не повернув головы, а когда с задней парты его шепотом о чем-то спросили, Лайф только огрызнулся в ответ. Вслед за ним вызвали Арвида, и на этом все кончилось. Ни Ганнибала, ни Мариуса, вообще никого из плебеев не вызывали.
Наступила перемена, Лайф и Арвид разом поднялись и вместе вышли за дверь, не сказав никому ни слова. А Ганнибал остался на своем месте, и надзиратель притворился, будто не заметил его, хотя сидеть в классе на переменах не разрешалось. Но в коридоре мальчик из третьего класса шепнул нам, что видел, как директор вдвоем с инспектором Хаммером стоял в углу за велосипедным сараем. И Хаммер что-то показывал и рассказывал. Чуть позже к ним присоединился Лайф, и директор что-то долго и настойчиво ему внушал. А Лайф стоял перед директором, вытянувшись как солдат, и временами коротко и решительно кивал головой.
Кончился пятый урок, а все еще ничего не случилось. Кончилась перемена, начался последний урок, и по-прежнему – ничего. Ганнибал забыл вынуть учебник латыни, я пододвинул ему свой, но все равно он не стал в него глядеть. Какая-то странная отрешенность уже поселилась в нем. Но вокруг нас мальчики не сводили глаз со своих наручных часов. Неужто так ничего и не будет?
И вот без пяти минут три в дверь просунулась голова надзирателя. Ганнибал побелел, затем на его лице вспыхнули багровые пятна. Однако он тут же встал и, неслышно ступая спортивными тапочками, вышел из класса.
Зазвенел звонок. Но никто не остался ждать Ганнибала, класс мигом опустел, оказалось, в последние пять минут урока все, кроме меня, поторопились уложить свои книги в ранец. Но куда было мне спешить? Ни в заговорах, ни в драках я не участвовал и к тому же приходился Ганнибалу соседом. Словом, я остался его ждать.
Прошло совсем немного времени, и он вернулся, но по его лицу ни о чем нельзя было догадаться. И он ничего не сказал мне, а подошел к парте, откинул крышку и начал складывать вещи. Он уложил в ранец все, что только у него было, даже кусок оберточной бумаги, которым изнутри выстлал парту. И я ни о чем не стал спрашивать…
Очистив от вещей парту, Ганнибал вышел в коридор и опорожнил шкафчик, в котором хранился его спортивный костюм. Оттуда же вынул он деревянные башмаки, но в ранце им уже не было места… Ганнибал пытался их туда втиснуть, но нет, они не влезали… и он замер в растерянности. Тогда я взял у него деревянные башмаки, завернул их в оберточную бумагу и обвязал кусочком веревки. А Ганнибал стоял и смотрел на меня.
Потом он надел ранец на спину и сразу же вышел из класса, забыв про деревянные башмаки. Я нагнал его в коридоре и хотел отдать ему сверток, но сделать это мне показалось неловко, и кончилось тем, что я проводил Ганнибала до дому и всю дорогу нес его башмаки, хотя обе руки у него были свободны. Ганнибал не противился этому, но и не поблагодарил меня, он словно и не замечал, что я иду рядом. А сам он все шагал и шагал в своих легких спортивных тапочках, оцепенело глядя перед собой, и со странным безразличием ступал по лужам и вообще где попало.
Но когда мы подошли к переулку, в котором он жил, Ганнибал остановился и взял у меня сверток с деревянными башмаками.
– Дальше тебе идти незачем, – сказал он и засопел.
И это было последнее, что я от него услыхал.