КОНТЕКСТ (4)

ПРЕДМЕТ ДИСКУССИИ

РазвитыеРазвивающиесяСлаборазвитые

США, Объединенная Европа, СССР, Австралия (напр.)Китай, Ятаканг, Египет, Респуб. Единство Нигерии и Ганы (напр.)Цейлон, Бениния Афганистан, Мозамбик (напр.)

Управ. апатией обществаУправ. «революционными партиями»«Бесхребетные» правительства.

Курс валюты подвержен частым колебаниям вследствие инфляцииОфициально поддерживается мерами властейПодвержен произвольным колебаниям

Занятость на основе частных контрактовКонтролируется государствомКак повезет

СМИ и индустрия развлечений поддерживают пр-во вследствие патронажа и политической инерцииНапрямую контролируются правит. структурами, монолитное мировоззрениеСуществуют на дилетантском уровне и подвержены ляпам и безвкусицам, ненадежны

Диета разнообразна, но продукты производятся на фабриках или при помощи электричества, требуют дорогостоящих вспомогат. средствНе столь многообразна, но продукты распределяются через эффективную систему рационирования, гарантирующую сбалансированное питаниеНиже уровня необходимого для жизни, меры по рационированию неэффективны

Здравоохранение: частично бесплатное (материнство, здравоохранение детей, старость) частично платное, высокого качестваВсе здравоохранение бесплатное, безотносительно возраста, но обычно низкого качествПолностью платное, но минимального качества; в некоторых государствах прибегают к услугам знахарей

Выборочная воинская повинность; часты уклонения; лояльность призывников закрепляется психол. техникамиВсеобщая воинская повинность, число уклонившихся незначительно; лояльность навязывается климатом в обществеАрмия и флот прибежище для жертв нищеты, подвержены взрывам революционной активности и по большей части незав. от пр.

Квартиры во всех городах; отдельные дома в малонаселенных областях разрешены, но ночевки на улице не приветствуютсяКвартиры повсюду, отдельные дома для фаворитов правительства; ночевка на улице карается закономДома-лачуги, хибары, отсутствие жилищного законодательства, сильная скученность

Экспресс-самолеты, разгонотунели, скоропоезда, вертолеты, такси на солнечных батареях, автобусы на рикши, ветрогенераторах и т. д. Экспресс-самолеты, автобусы на ветрогенераторах, такси на солнечных батареях, рикши, велосипеды и т. д. Автобусы, грузовики, велосипеды, тягловая скотина и т. д.

Телефоны с видеоэкранами повсюдуНадежно работают только в городахТелефонные сети ненадежны; в ряде сетей только звук

Евгеническое законодательство против врожденного слабоумия, фенилкетонурии, гемофилии, диабета, дальтонизма и т. д.;

строгий надзор за соблюдениемПротив врожденного слабоумия, фенилкетонурия, гемофилии, и т. д.; соблюдение и надзор ограничены недостатком средствЕсли существует, то не проводится в жизнь или не может быть введено

Одежда – под влиянием моды; зачастую одноразовая из-за дешевизныОдежда выбирается и изготавливается государством, зачастую все малоноское считается роскошьюРубахи или тряпье; один предмет одежды носит несколько человек

Терпимость к гомосексуализму, амбивалентность воспринимается как само собой разумеющеесяКрайняя нетерпимость; бисексуальность карается и порицается обществомОтношение диктуется традицией или обычаями

Табак запрещен вследствие канцерогенного эффекта; марихуана легальна, постепенно становится частью социумаРазрешен, подверж. исключению канцерогенов; допускаетсяКурят; традиционно часть социума

Алкоголь – часть социума, безотнос. ЛегальностиЛегален во многих странах, но употребление порицается Самодельный

Психоделики нелегальны, отношение терпимоеНелегальны, жесто преследуютсяСлишком дороги

Ресурсы на исходеРесурсы усиленно разрабатываютПродают ресурсы за границу или распоряжаются ими некомпетентно

Население людиНаселение людиНаселение люди

ЛЮДИ\ЧЕЛОВЕК. Это вы и есть. В противном случае вы знаете, что вы марсианин, дрессированный дельфин или Салманассар.

(Если хотите услышать от меня больше, облом. Большего вам вообще никто не скажет.

«Словарь гиперпреступности» Чада С. Муллигана)

ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (3)

НЕТ, НЕ СДЕЛАЕШЬ!

– Ну и что мы будем делать? – в сорок какой-то раз вопросила Шийна Поттер. – И не глотай опять транки, я и так не могу до тебя достучаться!

– Ты пытаешься довести меня до язвы, – ответил ее муж Фрэнк.

– Лжец поганый.

– Тогда ты делаешь это неумышленно, а значит, тебя нельзя выпускать одну на улицу, не говоря уже о том, чтобы позволить тебе рожать себе подобных. – Фрэнк говорил с возвышенной, почти олимпийской отстраненностью: подарить такую могут только пять таблеток транквилизатора, которые он принял за этот анти-материю.

– Ты думаешь, я хочу размножаться? Это что-то новенькое. Давай ты будешь вынашивать этого кровососика! Теперь такое делается: накачают тебя женскими гормонами и вживят куда-нибудь яйцеклетку. В поджелудочную полость, например.

– Опять «Видеодайджест» смотрела? Нет, пожалуй. Уж скорее услышала из СКАНАЛИЗАТОРА. Ведь это такая сенсация!

– Дерьмо! Мне Фелиция рассказала, когда я вчера была в вечерней школе…

– Много же тебе дали уроки! Ты все равно фригидна, как Тереза! Когда тебя переведут в начальную «камасутру»?

– Будь ты мужчиной, ты бы сам меня научил…

– Отсутствие реакции – недостаток пассивного партнера, а не активного, поэтому я…

– Ага! Теперь ты рекламу повторяешь, даже не программу новостей, а паршивый плаг, заткнутый этаким вонючим…

– И дернул меня черт жениться на герле, у которой было только пара нелепых школьных…

– И дернул меня черт выйти за парня с наследственным дальтонизмом…

Повисла пауза. Они огляделись в квартире. На стене между окнами светлело пятно в точности такого же цвета, какого была краска, когда они только-только въехали. Картина, закрывавшая это пятно, лежала в красном пластмассовом ящике у двери. Возле красного стояли еще пять зеленых (на ножках-трубочках с ватиновой подушкой); рядом – еще дюжина черных (на трубочках, но без подушки); было еще два белых, более или менее удобные для сидения, для чего Фрэнк с Шиной их и использовали.

В баре не было ничего. Только немного пыли и засохших винных пятен.

И в холодильнике тоже ничего не было, кроме тонкой корочки льда в морозилке, но и тот автоматически растает, когда компьютер в следующий раз перейдет в режим размораживания.

Никакой одежды в платяном шкафу в спальне. Мусоропровод тихонько что-то перемалывал. И как только не поперхнулся ворохом одноразовой бумажной одежды и двадцатью с чем-то футов скоропортящегося из холодильника?

Со щелчком закрылись на розетках автозаглушки. Никакой ребенок тут никогда не жил, но по закону все розетки должны автоматически закрываться, когда из них выдергивают штепсель.

На полу у ног Фрэнка лежала папка с документами. Внутри – два билета туристического класса в Пуэрто-Рико, два паспорта, на одном из которых стоял штамп HEREDICHRO SUSTOHEREDICHRO, дорожные чеки на двадцать тысяч долларов и письмо из Департамента евгенической обработки штата Нью-Йорк, начинавшееся словами: «Дорогой мистер Поттер, с прискорбием сообщаем вам, что начало беременности вашей женой с вашим или иным отцовством наказуемо по параграфу 12, раздел V кодекса законов о статусе родителей, вступившего в силу… »

– Откуда мне было знать, что Младшенький таких, как я, запретит? У лобби младенцефермеров, наверное, триллионы долларов, а с таким деньгами что угодно сделаешь!

Он был неопределенно привлекательным: пожалуй, худощавым, пожалуй, темноволосым, манеры и осанка человека старше, чем можно было бы ожидать от его хронологических тридцати.

– Я всегда говорила, что согласна на усыновление! Мы могли бы встать в очередь, и уже через пять лет у нас был бы ничейный ребенок!

Она была на редкость красивая блондинка, более упитанная, чем ее муж, но диетой доведшая себя до модных сегодня объемов. Ей было двадцать три.

– Какой смысл ехать? – добавила она.

– Ну не можем же мы остаться! Квартиру мы продали! И часть денег уже истратили!

– А нельзя поехать куда-нибудь еще?

– Конечно, нельзя! Сама слышала, как на прошлой неделе несколько человек пристрелили при попытке тайком пробраться в Луизиану… И сколько мы протянем на двадцать тысяч баксов в Неваде?

– Мы могли бы поехать туда, забеременеть и вернуться назад…

– И что тогда? Мы же продали квартиру, разве ты не поняла? А если мы еще будем здесь после шести папа-мама, нас могут посадить в тюрьму! – Он хлопнул себя бедру ладонью. – Нет, придется как-то выкручиваться. Придется поехать в Пуэрто-Рико и там накопить деньжат, чтобы добраться до Невады, или подкупить кого-нибудь, чтобы нам дали паспорт в Перу, или в Чили, или в…

За входной дверью раздался лязг.

Не двинувшись с места, он поглядел на жену. Потом наконец сказал:

– Я люблю тебя, Шийна.

Она кивнула и под конец выдавила улыбку.

– Я отчаянно тебя люблю. Я не хочу чьего-то другого, секонд-хэнд ребенка. Пусть даже он родится безногим, я все равно его буду любить, потому что он твой.

– А я буду его любить, потому что он твой.

Снова лязг. Он встал. Проходя мимо жены, чтобы впустить бригаду перевозки, он поцеловал ее в лоб.

РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (3)

ОДНО ДЕСЯТИЛЕТИЕ СПУСТЯ

Выйдя из библиотеки, Дональд Хоган поглядел сперва на север, потом на юг, в обе стороны по Пятой авеню, размышляя, в какой из десятка окрестных ресторанов пойти на ленч. На данный момент решение казалось непосильным. Своим нынешним делом он занимался уже десять лет. Почти. Рано или поздно он неминуемо выдохнется.

«Нехорошо, наверное, если величайшее твое желание исполняется на все сто, когда тебе стукнуло всего двадцать четыре… »

По всей вероятности, у него впереди лет пятьдесят, и надежный шанс еще на десять. Принимая их предложение, он не заговаривал про пенсию, тем более про отставку.

Да, на пенсию его со временем отпустят. Но он понятия не имел, позволят ли ему когда-нибудь уйти в отставку.

В последние недели его знакомые – он взял себе за правило не иметь друзей – вслух замечали, что он выглядит старше своих лет и что у него появилась манера уходить в себя. Они удивлялись, что же такое с ним случилось. Но будь у кого-нибудь возможность сказать: «Дональд спрашивает себя, сможет ли бросить свою работу», даже самые близкие из этих знакомых – человек, с которым он вместе снимал квартиру, и бесконечная череда терок – поглядели бы на него в полном недоумении.

– Работу? Какую работу? Дональд не работает. Он – дилетант на вольных хлебах.

На всем белом свете приблизительно пять человек и компьютер в Вашингтоне знали правду.

– Садитесь, Дональд, – сказал, махнув узкой рукой в сторону стула, декан.

Дональд послушался, внимательно разглядывая сидящую в кабинете незнакомку: у этой женщины едва за сорок был изящный овал лица, хороший вкус в одежде и теплая улыбка.

Он немного нервничал. В последнем выпуске университетского студенческого журнала он опубликовал кое-какие заметки, а потом пожалел, что предал их гласности, хотя, если бы на него надавили, он бы честно ответил, что действительно так считал и до сих пор считает.

– Познакомьтесь, доктор Джейн Фоуден, – сказал декан. – Из Вашингтона.

Перед Дональдом замаячила пугающая перспектива: его аспирантский грант будет отменен на том основании, что, дескать, он неблагодарный подстрекатель. Поэтому он холодно и довольно неискренне кивнул посетительнице.

– Ну, тогда я вас оставлю познакомиться поближе, – вставая, сказал декан.

Это еще больше сбило Дональда с толку. Он-то ожидал, что старый хрыч пожелает остаться и будет беззвучно хихикать на протяжении разговора: вот сейчас еще один неуемный школяр попадет под нож. Поэтому ему никак не шло в голову, зачем его сюда вызвали, а потом доктор Фоуден достала и развернула на столе тот самый студенческий журнал.

– Ваша статья произвела на меня большое впечатление, – решительно сказала она. – Вы считаете, что с нашей системой обучения не все ладно, не так ли, Дон? Можно я буду звать вас Доном?

– Пожалуйста, если я смогу называть вас Джейн, – угрюмо сказал Дональд.

Она оглядела его задумчиво. Четыре пятых нынешнего населения Северной Америки можно было считать привлекательными или красивыми: сбалансированная диета и недорогое компетентное здравоохранение наконец сделали свое. Теперь, когда вступило в силу евгенистическое законодательство, процент красивых, по всей видимости, увеличится. И все же в Дональде Хогане было что-то неординарное. Женщины обычно говорили, что это «характер». Однажды студент, приехавший по обмену из Англии, назвал это зловредностью, что Дональд воспринял как комплимент.

У него были русые борода и волосы, он был чуть ниже среднего роста и с развитой мускулатурой, носил одежду, типичную для студента на рубеже века. Внешне он во всем соответствовал среде. Но внутри…

– Мне бы хотелось узнать ваше мнение, – сказала доктор Фоуден.

– Оно в статье. Там все можете прочитать.

– Лучше расскажите. Когда видишь что-то напечатанным, слова иногда помогают иначе оценить известное.

Дональд помедлил.

– Я не передумал, если вы на это намекаете, – наконец сказал он. Вонь и треск горящих лодок были слишком живы в его памяти.

– Я прошу не об этом. Я прошу максимум краткости и связные соображения, вместо этого… этой довольно сумбурной жалобы.

– Ладно. Мое образование превратило меня и практически всех, кого я знаю, в эффективные машины по сдаче экзаменов. Я понятия бы не имел, как быть оригинальным за пределами ограниченной сферы моей специальности, и единственная причина, почему я могу таким быть, вероятно, заключается в том, что большинство моих предшественников были еще более зашоренными, чем я. Об эволюции я знаю в тысячу раз больше Дарвина, это само собой разумеется. Но где между сегодняшним днем и годом моей смерти тот промежуток, когда я мог бы сделать что-то по-настоящему мое, а не наводить глянец на чужие труды. Ну да, разумеется, когда я получу степень, в сопутствующей ей брехне будет что-то о представлении – кавычка открывается – новаторской – кавычка закрывается – диссертации, но означает это лишь то, что слова в ней будут расставлены в другом порядке, чем в предыдущей!

– У вас довольно высокое представление о собственных способностях, – заметила доктор Фоуден.

– Иными словами, я кажусь вам тщеславным. Пожалуй, да, я тщеславен. Но я говорю не об этом, а о том, что не желаю ставить себе в заслугу полнейшее невежество. Видите ли…

– И какую карьеру вы себе избрали? Выбитый из колеи Дональд моргнул.

– Ну, думаю, что-то, что займет минимум моего времени. Чтобы в оставшиеся часы зацементировать бреши в образовании.

– Ага. Вас заинтересовал бы годовой оклад в пятьдесят тысяч, при котором вы, по сути, будете заниматься лишь завершением своего образования?

Дональд обладал одним отсутствующим у большинства талантом: умением делать верные догадки. Как будто какой-то механизм в подсознании постоянно просеивал факторы окружающего мира, выискивая в них порядок, а когда такой порядок возникал, в черепе у него начинал бить беззвучный колокол.

Факторы: Вашингтон, отсутствие декана, предложение оклада, превышающего тот, на который он мог бы рассчитывать в промышленности, но за учебу, а не за работу… Были люди, люди с самого верха, которых специалисты уничижительно называли дилетантами, но которые сами величали себя синтезаторами и которые всю свою жизнь не занимались ничем, кроме установления перекрестных связей между самыми отдаленными и обособленными областями науки и знания вообще.

После того, как он приготовился услышать, что его грант отменили, в такое было трудно поверить. Дональд сложил руки – одна поверх другой, – чтобы унять дрожь.

– Вы говорите о синтезе, я правильно понял?

– Да. Я из Управления дилетантов, или более официально – Комитета по координации научных исследований. Но сомневаюсь, что у вас на уме именно то, что я собираюсь предложить. Я видела графики вашей академической карьеры, и у меня создалось впечатление, что если бы вы достаточно захотели, то могли бы стать синтезатором и не получив степень. – Доктор Фоуден откинулась на спинку стула. – Поэтому тот факт, что вы еще здесь – ворчите, но миритесь с положением вещей, – заставляет меня предположить, что вы недостаточно этого хотите. Потребуется солидная приманка, чтобы вас к этому подтолкнуть. Скажите, будь у вас такая возможность, что бы вы сделали, чтобы завершить образование?

Заикаясь и покраснев до ушей от собственной неспособности сформулировать ясные определенные планы, Дональд пробормотал:

– Ну… а… думаю… Во-первых, история, в особенности недавняя история; никто не учил меня ничему, современнее Второй мировой войны, не нагрузив лекции кучей предвзятого хлама. Потом… области, соприкасающиеся с моей собственной, например, кристаллография и экология. Включая и человеческую экологию. А что до документов, хотелось бы покопаться в письменных источниках нашего биологического вида, которому сейчас под восемь тысяч лет. Надо бы выучить по меньшей мере один не индоевропейский язык. Потом…

– Хватит. Вы очертили область знания большую, чем один человек способен охватить за целую жизнь.

– Неправда! – К Дональду стремительно возвращалась Уверенность. – Разумеется, это невозможно, если вас учат так, как меня: через зазубривание фактов! Но нужно учиться видеть взаимосвязи, учиться систематизировать! Зачем трудиться, запоминая всю художественную литературу: научись читать и держи дома полку книг. Не надо запоминать таблицы синусов и логарифмов, купи логарифмическую линейку или научись нажимать кнопки на терминале публичного компьютера! – Он беспомощно взмахнул руками. – Не обязательно знать все. Нужно просто знать, где это найти, когда понадобится.

Доктор Фоуден кивала.

– У вас, кажется, правильный базовый подход, – согласилась она. – Однако тут я должна надеть шляпу адвоката дьявола и объяснить условия, связанные с моим предложением. Во-первых, от вас потребуется бегло говорить и читать на ятакангском.

Дональд слегка побледнел. Один его друг как-то начал учить этот язык, но потом перешел на китайский мандарин как более легкую альтернативу. Однако…

Он пожал плечами.

Можно попробовать, – сказал он.

А остальное я не смогу вам рассказать, пока вы не съездите со мной в Вашингтон.

А там человек, которого все называли Полковник (Дональду не сообщили, это имя или звание), сказал:

– Поднимите правую руку и повторяйте за мной: «Я, Дональд Орвилл Хоган… торжественно заявляю и свидетельствую… »

Дональд вздохнул. Тогда ему казалось, что сбываются самые заветные его мечты. Пять дней в неделю ничего не делать, только читать и читать, и не нужно из кожи вон лезть, чтобы представить какие-либо результаты. От него требуется только отправлять по почте любые ассоциации или соображения, которые, на его взгляд, покажутся кому-нибудь полезными: например, подсказать астроному, что у агентства маркетинговых исследований появился новый метод выборочного статистического отбора, или посоветовать сообщить этимологу о новой проблеме загрязнения воздуха. Казалось бы, рай на земле, особенно если учесть, что его наниматели не только не интересовались, чем он занимается в свободное время, но и намекали, что ему нужно как можно больше новых впечатлений, чтобы не утратить остроту восприятия.

А ведь – надо признать правду – не прошло и десяти лет, как он уже начал скучать. Он почти надеялся, что они вспомнят о втором условии, том самом, из-за которого ему пришлось так долго копаться в своей душе.

«Лейтенант Дональд Орвил Хоган, вы активированы и должны немедленно, повторяю – НЕМЕДЛЕННО, явиться в распоряжение… »

О нет!

– У тебя что, с головой не в порядке, тупозадый? – прохрипел у него над ухом грубый голос. Острый локоть ткнул ему в бок, и перед ним возникло хмурое лицо. В растерянности Дональд сообразил, что, вероятно, подсознательно принял решение, в какой ресторан сегодня пойти, и забрел в толпу, запрудившую Пятую авеню.

– Что? О… нет, со мной все в порядке.

– Тогда перестань вести себя так, будто ты с катушек съехал! Смотри, куда идешь!

Разъяренный мужик, с которым он столкнулся, протиснулся мимо. Все еще несколько ошеломленный Дональд механически переставлял ноги. Несколько минут спустя он пришел к выводу, что такому совету стоит последовать. Возможно, отчасти в его проблемах повинна рутина, которой он поддался настолько, что утратил живость и интерес к миру, которые привлекли к нему десять лет назад доктора Фоуден, а в таком случае отставка становилась маловероятной. Много вероятнее (он почти этого боялся), рано или поздно под туш фанфар и гром барабанов рассекретят Салманассара, а тот предскажет, что в автоматизированном будущем устареют даже синтезаторы.

И если придется уйти с такой синекуры, он предпочел бы сделать это на собственных условиях, а не потому, что его выгнали за некомпетентность.

Он с легкой дрожью он оглядел авеню. Направляя человеческие потоки, высотные здания стиснули ее, как стены каньона, а сверху рассеянным светом светился Фуллеров купол. Разумеется, он защищал не весь Большой Нью-Йорк, а только Манхэттен, которому возвратил былое очарование и вернул жителей больше, чем район потерял из-за оттока в предместья в конце двадцатого века. Проект сооружения купола надо всем городом даже не рассматривался хотя бы из-за издержек на строительство, правда, по инженерным проектам выходило, что это вполне осуществимо.

Однако Нью-Йорк с тринадцатимиллионным населением все больше и больше терял свой прежний статус самого большого города в мире. Он не смог тягаться с чудовищными конгломератами, протянувшимися между Фриско и Эллейем или между Токио и Осакой, не говоря уже об истинных гигантах среди современных мегаполисов, Дели и Калькуттой, с пятьюдесятью миллионами голодающего населения каждый. Это уже были не города в старом понимании, не населенная семьями группа зданий, а кишащие муравейники, разрушающиеся под молотообразными ударами уличных беспорядков, вооруженных ограблений и беспричинного вандализма.

Тем не менее, пусть он съежился до – по современным меркам – средних размеров, это был город настолько крупный, насколько Дональд находил в себе силы терпеть, и до сих пор обладал определенным магнетизмом. Государство, крупнейший работодатель из всех, доминировало на Западном побережье. А здесь властвовали те, кто едва-едва до него не дотягивал: корпорации были государствами в государстве. Сейчас перед ним высился колоссальный зиккурат «Дженерал Текникс», занимающий целых три квартала, и это зрелище наполнило Дональда унынием. Если он уйдет, если ему дадут уйти после того, как выбросили на него три четверти миллиона долларов налогоплательщиков, его ждет одна дорога – вот в такой мавзолей.

«А ведь только посмотрите, в кого там превратили Нормана Хауса! »

По безмерно расширенным тротуарам люди ползли точно насекомые, толклись у входов в туннели и подземку. По центральной – только для муниципального спецтранспорта! – полосе разъезжали патрульные полицейские машины, но временами и им приходилось останавливаться или съезжать к обочине, чтобы освободить место для «скорой помощи» или пожарных. По обе стороны от центральной полосы огромные гудящие автобусы без моторов – они работали на ветрогенераторах, которые разгонялись до максимума всякий раз, когда автобус поворачивал назад в конечных пунктах своего маршрута, – тащили до двух сотен пассажиров каждый, раз в два квартала заходили на платформы подъемника, позволяя обогнать себя электрическим такси. С тех пор, как возвели купол, в городе вообще запретили двигатели внутреннего сгорания: системы вентиляции и так едва справлялись с выбросами углекислого газа и антропотоксинов, а в теплые дни выделяемая людьми влага иногда перегружала кондиционеры и оседала подобием мороси.

«Как мы это терпим? »

Он предпочел жить в Нью-Йорке, потому что тут родился и потому что этот город стоял первым в коротком списке подходящих мест проживания, из которых ему предложили выбирать. Главным условием здесь было наличие доступа к крупным и современно оснащенным библиотекам, необходимым для его работы. Но сейчас он вдруг взглянул на свой город, сосредоточенно и внимательно – впервые, быть может, за семь лет, и куда бы он ни повернулся, везде видел еще одну соломинку, нагруженную на двугорбый хребет города. Разумеется, его взгляд останавливался на бездомных, но только сейчас он заметил, что их сотни и что они катят перед собой самодельные тележки с немногими пожитками, а полиция все сгоняет их и сгоняет. Теперь люди, когда их случайно толкали, зачастую резко оборачивались и совали руки в оттопыривающиеся карманы еще прежде, чем до них доходило, что никакие мокеры на них не набрасываются. Кстати о мокерах: если уж на то пошло, он никак не связал с собственной реальностью репортаж в программе новостей о том, как один такой убил семерых воскресным вечером на оживленной Таймс-сквер…

Его когтила паника, та же паника, которую он испытал в первый и последний раз, когда решился попробовать «мозголом»: ощущение, что такой личности, как Дональд Хоган, не существует вовсе, а есть только один человечек в миллионе таких же, и все они ипостаси беспредельного, высшего Я. Тогда он зашелся криком, и приятель, давший ему наркотик, отсоветовал принимать его вторично, сказав, что он и есть его личность, а без нее растворится.

Иными словами: внутри у него пустота.

В нескольких шагах впереди две девушки остановились посмотреть на роскошные игрушки в витрине. Обе одеты по последней моде. На одной – радио-мини-платье, набивной узор ткани складывался из впечатанных схем и контуров, и, сдвигая вправо или влево пояс с пряжкой, хозяйка может выбирать, какая из программ будет подаваться в наушник, спрятанный у нее под пурпурными волосами. Другая – в чем-то облегающем и явно металлическом, точно железный футляр для медицинских инструментов. У обеих – хромированные ногти, будто клеммы ввода-вывода машины.

В привлекшей их витрине были выставлены чудеса генной инженерии, искусственные домашние зверушки. Плазму клеток животных подвергли отработанному на вирусах и бактериях процессу, но на таком уровне сложности побочные эффекты оказались слишком непредсказуемы: из пятисот зверьков, вероятно, только один попадал на витрину, остальные так и оставались в лаборатории. И все же, невзирая на роскошный пурпурный мех, серьезный, крупнее естественного галаго за стеклом выглядел ужасно несчастным, а у всего выводка ярко-рыжих щенков чихуахуа на полке под ним лапы подергивались так, словно у них вот-вот начнется припадок эпилепсии.

Но девиц заботило лишь то, что мех у галаго был в точности оттенка волос девушки в радио-платье.

«Сначала вы ездите в машинах, потом стираете в них, едите из них, потом их носите, а потом…»

Дрожа с головы до ног, Дональд отбросил мысль о ресторане и свернул в ближайший бар, чтобы вместо ленча выпить.

Пару часов спустя он позвонил одной временно безработной поэтессе. Та сочувственно выслушала, никаких вопросов не задала и позволила ему проспаться в своей постели. Когда он проснулся, мир выглядел несколько лучше.

Но он отчаянно желал, чтобы нашелся кто-нибудь – не обязательно эта девушка и, возможно, вообще не девушка, хоть какой-нибудь человек, – которому он мог бы объяснить, почему стонал во сне.

В ГУЩЕ СОБЫТИЙ (3)

ДЕЛА ДОМАШНИЕ

Натурал, хорошо обеспеч. афрам ищет квартиранта; вид на Лонг-Айл. 5-комнатн. квартира. Ящик NZL4

– Да, у меня есть три комнаты. Нет, ты их не получишь, даже если тебя погнали с квартиры. На кой черт мне сдалась орава хреновых курочек, которую ты сюда притащил? Плевать мне, что у тебя равные права! Не пущу я к себе того, кто не по мужикам ходит!

В Дели, Калькутте, Токио, Нью-Йорке, Лондоне, Берлине, Лос-Анджелесе, в Париже, в Риме, Милане, Каире, Чикаго… больше не забирают тех, кто спит на улице, поэтому нечего и надеяться.

В каталажках теперь уже не хватает места.

Афрам. дев. ищет кмнт. Бисекс. Ящик NRT5

«ИДЕАЛЬН. ЛЮКС-АПАРТАМЕНТЫ. ТОЛЬКО СЕМЕЙНЫМ. $ 100 000 МИНИМУМ 3 КМНТ РАЗДЕЛЬНЫЕ! »

«Ускоритунель Пригороде Перевозки» позволяет ВАМ работать в Лос-Анджелесе, а жить в чистой – так что хочется вдохнуть полной грудью – атмосфере Аризоны, время в пути – полтора часа!»