Маршрут к колледжу Серендипити вдоль изгибов канала проходил мимо апартаментов Большого Канала, и его длина в пять раз превышала расстояние по прямой. Я напряженно застыл на переднем сиденьи, пытаясь что-нибудь разглядеть через завесу пыли, поднимаемой машиной.
      - Черт, - заворчал я, - пешком можно пройти этот откос гораздо быстрее!
      Иета ответила не сразу. Когда все-таки мы обогнули этот склон, она сказала:
      - Рэй, вы уверены в своей правоте? Лугас казался ужасно...
      - Лугас пойман в ловушку психологического лабиринта - мне это тоже пришлось испытать, - ответил я. - Он слишком много времени притворялся центаврианином.
      - Все-таки...
      - Иета, пожалуйста!.. Нет, я не уверен, что правильно поступаю, но только на девяносто процентов я убежден в самой идее. А пока мы доедем до цели, думаю, что смогу присоединить к ним и остальные десять процентов, если вы позволите мне сосредоточиться.
      - Прошу прощения, - она сжала губы и откинулась назад.
      Правильно. Сейчас у меня было свое понимание истории, и я хотел повидать Тодера, чтобы...
      Такси наконец достигло главной поверхности равнины и приближалось к апартаментам Большого Канала. В это время у входа появилась маленькая фигура в маске, закутанная в теплую одежду, несомненно, это была Лилит Чой. Я спрятался за оконной шторкой такси и не спускал с нее глаз. Я с замиранием сердца увидел, как она огляделась по сторонам и направилась к новым зданиям Большого Канала.
      Там находился только один возможный пункт назначения - колледж. Дорога больше никуда не вела. Неужели это был явный след? Знала ли она о связях между мной и Дживесом? Сейчас еще не наступило время для получения анализа образца генотипа, но тогда...
      Черт с ним. Я напряг зрение, пытаясь разглядеть, не преследуют ли нас какие-нибудь машины, но ничего не заметил, и, во всяком случае, это не имело бы никакого значения - колледж был общедоступен, его кроме медведиан посещало множество самых невероятных людей.
      Я никогда прежде не был здесь. Это учреждение уже не казалось мне таким странным. С тех пор как я узнал, что Тодер читает в нем лекции, мое отношение к нему изменилось, и оно стало казаться мне вполне респектабельным.
      На самом деле оно оказалось смешным и нелепым.
      Подобно многим марсианским сооружениям, здание колледжа представляло собой ряд герметичных куполов, соединенных герметичными переходами, но внешняя отделка содержала медведианские символы. Здесь были статуи в натуральную величину, неизбежные "Понимание", "Надежда", "Уверенность", классические медведианские эмблемы на позолоченных главных шлюзовых воротах, символы судьбы, удачи, счастья различных планет. Один купол был расписан, как игральная доска, другой - карточными символами. Еще над одним куполом возвышался громоотвод, такой же бесполезный, как и нитка, иногда завязываемая землянами вокруг запястья ребенка, чтобы защитить его от ревматизма, - ведь на Марсе никогда не было гроз!
      В любое другое время, глядя на это величественное, но бессмысленное нагромождение нелепостей, я рассмеялся бы. Сейчас же я торопился. Такси остановилось у главного входа в колледж. Я взял Иету за руку и почти потащил ее в здание.
      Колледж был наполнен шумом, характерным для любого учебного заведения, составленным из отдаленных голосов, отдающихся резонансом в длинных коридорах, в поле зрения не было никого. Глотая густой воздух давление здесь поддерживалось около четырех единиц, поскольку большинство студентов были марсианами, - мы поспешили вдоль по коридору, пока не попали в небольшой зал, из которого расходились шесть коридоров.
      - Черт возьми! Куда идти? - рявкнул я.
      - Вот доска объявлений! - указала Иета.
      Я подскочил к ней. Бегло просмотрел расписание для студентов и обнаружил такие эксцентричные дисциплины, как "Гармония II", "Регулирование планетных ритмов", и лекцию "Влияние температуры и влажности на количество разветвлений Удачи". Расписание было пересыпано терминами, более подходящими для карточных игр.
      О! "Общественное регулирование, курс из шести лекций профессора Тодера". Проведя пальцем в низ таблицы к датам и часам, я нашел сегодняшнее число и узнал, что лекция читалась в центральном демонстрационном зале.
      Я огляделся, разыскивая указатели или план Колледжа. Ничего не обнаружив, я обратился к Иете:
      - Будем надеяться, что удача сопутствует нам! Пошли сначала по большому коридору.
      Девушка кивнула и подошла ко мне. Внезапно открылась дверь, ведущая в зал, и оттуда показалась женщина, похожая на смешную детскую куклу. Ростом она доходила до локтя Иеты, но над головой поднималась огромная причудливая прическа из нескольких слоев взбитых волос различных цветов: белого, желтого, рыжего, коричневого и черного. Косметика покрывала ее лицо безвозрастной маской, которая одинаково могла принадлежать девочке, стремящейся выглядеть взрослой, и пожилой женщине, убеждающей себя, что она все еще молода. Фиолетовые радужные глаза, словно темные отверстия маски, уставились на нас.
      - Согласно Хаскеру, - сказала она скрипучим голосом, который действовал на нервы примерно как несмазанная дверь, - вы должны отодвинуть себя назад по крайней мере на тысячу витков спирали Величайшей Игры.
      - Что? - я был потрясен, но все-таки решил, что ее помощь лучше, чем ничего, и отважился спросить: - Слушайте, где находится демонстрационный зал, в котором выступает профессор Тодер?
      - О, после ваших слов, я не могу позволить вам пойти туда, - ответила она, сумрачно качая головой, так, что я даже испугался за целостность ее прически. - Вы говорили, что удача сопутствует вам? Никто не должен даже думать так. Пожалуйста, уйдите отсюда, пока ваша аура не нарушила гармонию в колледже.
      Она надвигалась на меня, размахивая обеими руками, как будто прогоняла прочь какое-то маленькое животное.
      - Где демонстрационный зал? - повторил я.
      - Прочь! Прочь! Кто позволил вам войти сюда? Мы тщательно охраняем своих учеников, поэтому у нас существует всеобщая гармония, не имеющая аналога в Галактике. Войти сюда с вашим образом мыслей - все равно что... бросить лопату песка в воду!
      - Получили ли вы что-нибудь от лекций Тодера?
      - Что? Господи, нет. Он учит только студентов, а не персонал.
      - Верно. Тодер быстро бы остановил ваш словесный поток. Но поскольку его нет здесь, мне придется поступить иначе, - я помахал своим кулаком перед ее носом. - Скажете мне, где найти его, или от вашей прически ничего не останется.
      - Помогите! - взвизгнула она тонким голосом и моляще взглянула на Иету.
      Иета сложила руки на красивой груди и с презрением глядела вниз с высоты своего марсианского роста. Она сказала:
      - Что изменится, если мы найдем его старым хорошим способом проб и ошибок, а?
      Умная девушка, подумал я. Женщина с замысловатой прической издала вздох смирения, и я подумал, что она готова уступить, но в этот момент мягко прозвучал гонг, и шум резко усилился: окончились занятия.
      - Профессор Тодер сейчас пройдет по этому коридору, - выпалила она. И когда он будет здесь, я поделюсь с ним кое-какими мыслями.
      - Право, вы бы сберегли их для себя, - сказала Иета с великолепной оскорбляющей любезностью.
      Поднявшись на носки и глядя поверх голов студентов, снующих по коридорам во всех направлениях, я отыскивал глазами Тодера. Да, он был здесь, утомленный и удрученный.
      В это мгновение он увидел меня. Я глубоко вздохнул. Ему это не понравилось, но я мог сберечь время, поставив его перед свершившимся фактом, это вернее, чем убеждать его согласиться с моим планом и отказаться от своего.
      - Тодер! - закричал я, чтобы слышали все. - Ваш правнук здесь! Это установлено точно - он у него!
      У него был оторопелый вид. Страх и тревога промелькнули по его лицу. Затем он атакующе пошел на меня, велев студентам освободить путь, схватил мои руки и неистовым шепотом спросил то же, что и Лугас: не сошел ли я с ума?
      - Нет, - сказал я. - Куда мы можем пойти поговорить спокойно?
      20
      Пока я заделывал трещины в первоначальных предположениях Тодера, толпа студентов, слышавших, что я кричал в зале, почти рассосалась. Они передадут мои слова студентам Тодера, которые будут чрезвычайно удивлены, узнав, что он имеет родственников. А для того, кто не знал его, это будет необычным случаем, слегка нарушившим размеренную жизнь колледжа: какой-то помешанный марсианин пришел в колледж и кричал в коридоре что-то о правнуке профессора Тодера...
      Тодер, старый опытный человек, быстро взял себя в руки и слушал. Мое объяснение, однако, продолжалось недолго. Он так быстро понял суть дела, что я был застигнут врасплох и сбился.
      - Позволь мне доказать, что я все хорошо понял, - остановил он меня. - Ты говоришь, что необходимость соблюдать секретность и детально разрабатывать прикрытия отпала в тот момент, когда мы удачно привезли ребенка на Марс. Мы, согласно твоим словам, должны взять лучшее и от медведиан, и от центавриан, громко рекламируя то, что мы делаем.
      Пущенная в обращение версия содержит три поверхностно-убедительных довода. Первое: то, что ты, мой бывший ученик, космический инженер, вернулся, чтобы попытаться предупредить удачный ход медведиан. Второе: то, что такой удачный ход существовал - корабль Лугаса, скорее, выполнял поручение медведиан, нежели шпионской сети Старой Системы (об этом свидетельствуют факты, которые обнаружили центавриане при осмотре корабля), сообщение Лугаса центаврианским властям о двух медведианских агентах было прикрытием, убеждающим в лояльности. И третье: то, что я отрекся от своей внучки Силены. - Его глаза были наполнены большой печалью, но это не отразилось на его голосе. - Ты рассчитываешь на общественное признание этой истории с тремя социологическими допущениями. Как человек, симпатизирующий медведианам, ты думаешь, они обрадуются возможности выйти из этого сложного положения. Было бы ударом по промедведианским чувствам, если бы все узнали, что медведиане планировали похищение ребенка. С другой стороны, следует уверить центавриан в том, что их шпионаж был блестящим, раз они получили полную информацию о ребенке. Ты надеешься, если об истории узнают все, центавриане будут игнорировать ребенка. Потому что для них будет ударом известие о связи предполагаемого Тирана с э... широко известной куртизанкой. В ослепительном блеске такой гласности и, кроме того, в свете скандала, который вызовет поведение Хоуска, они будут вынуждены смириться со сложившейся ситуацией и оставить попытки выследить ребенка. Тиран Базиль не пожелает демонстрировать чрезмерный интерес к незаконнорожденному внуку из-за опасения, что это может быть интерпретировано как признание его в качестве своего преемника. Кроме того, согласно центаврианским обычаям они будут считать совершенно логичным, что я, как взбешенный прадедушка, принял меры к сохранению своего потомка и потребовал вернуть ребенка, чтобы его жизнь была бы морально более порядочной.
      До сих пор он анализировал только отвлеченные абстрактные проблемы.
      - Последним обстоятельством, на котором основаны твои предположения, является неожиданная реакция Иеты на упоминание имени Силены, - его глаза быстро скользнули на Иету; она сидела неподвижно, как камень. - Ты абсолютно прав, Рэй. Наше общество на Марсе пуританское. Никто не думает об этом термине как о достойном похвалы. Хотя в некотором смысле это так. Наши предки хотели развить здесь суровую, независимую культуру как противоположность земной распущенности. Только люди с пуританским образом мыслей заселяли эту планету. Мы были застигнуты врасплох происшедшим, потому что наше планируемое предназначение устарело при межзвездных перелетах. Но это не перечеркивает то, что лежит в основе строгости. Позволив выдать себя за рассерженного прадедушку, я восстановлю каждого гордого марсианина против медведиан, центавриан и землян одновременно. Они должны знать, что ребенок с марсианской наследственностью был затребован на планету его предков!
      Сейчас наконец его тон изменился, голос в волнении повысился; он хлопнул меня по плечу:
      - Рэй, я имел воспитанников лучше тебя, более внимательных, более любознательных, но клянусь: я никогда не думал, что кто-нибудь из них будет поучать меня! А ты показал мне, как я запутался в этих марсианских обычаях.
      Иета наклонилась вперед:
      - Ну и что вы собираетесь делать?
      - Открыто искать ребенка! - воскликнул Тодер и направился к двери. Мы предполагаем, что он находится в этом колледже, скорее всего в помещениях Дживеса, где крик ребенка никого не удивляет. Огромное количество медведианских пар, как правило уже окончивших колледж, приезжают сюда с детьми для прохождения нового курса; они считают, что удача может впитываться с воздухом в младенческом возрасте!
      - Эта идея поддерживается намеренно? - спросил я, вспомнив странную женщину с разноцветными волосами.
      - Конечно, в этом заключается принципиальное различие между медведианами и центаврианами; одни имеют жесткое общественное планирование, другие считают случайность важным фактором в жизни.
      Когда мы торопливо шли по длинному пешеходному туннелю, соединявшему главное здание колледжа с общежитием медведианских студентов, я позволил себе расслабиться, почти ни о чем не думал. Я глядел на расписные стены все те же символы удачи и неудачи, элементы азартных игр. Некоторые из рисунков были весьма любопытными, например натюрморт из разбитого зеркала, вазы с цветами, которые на Земле традиционно рассматривались как зловещие, пучки павлиньих перьев, рассыпанная соль, скрещенные ножи, лежащие на столе, и даже раскрытый зонтик. Хотел бы я знать, был ли зонтик когда-нибудь доставлен на Марс? Я никогда не видел ни одного из них, пока впервые не высадился на Харигол в ливень.
      Мы не пытались ни скрываться, ни, наоборот, привлекать внимание, и очень многие люди видели нас, главным образом медведианские студенты, расходившиеся по своим комнатам. Я практически не замечал их.
      Я шел более быстрым шагом, чем пожилой Тодер, и, достигнув стыка двух пешеходных путей, остановился, осматриваясь, куда идти дальше. Я увидел Питера. Я видел его только секунду, так как он скрылся из виду, но это встреча встряхнула меня, как неожиданный подарок.
      Я открыл рот от изумления. Подошедшая Иета спросила меня, что случилось.
      Я сказал:
      - Я только что видел Питера Найзема! Что он делает здесь? О космос! Конечно, Лилит Чой узнала меня в такси по пути сюда!
      Тодер побледнел.
      - Но ведь помещения Дживеса не здесь! - воскликнул он и махнул рукой в сторону, противоположную той, где я видел Питера; я побежал.
      Через минуту, когда мы толкнули дверь в комнату Дживеса, стало ясно, что Питер успел предупредить Дживеса. В комнате никого не было, но дверь в туалет была распахнута настежь, и из него пахло мокрыми пеленками.
      - В эти дни, - очень мягко сказала Иета, - я не хочу скрывать, что думаю: люди обращаются с ребенком, словно со свертком тряпья, передают его из рук в руки. И это включая и вас, дядя.
      - Каким путем они могли уйти? - спросил я. - Есть еще какие-нибудь двери?
      - Нет, но можно пройти через другой купол и вернуться назад к выходу!
      - Попытаемся перехватить их! - сказала Иета.
      Я кивнул и выбежал из комнаты.
      Люди, с которыми я сталкивался, были настолько заинтересованы, что все они потянулись за мной, снедаемые жгучим любопытством. Я ворвался в тот же коридор, где мы встретили женщину с разноцветными волосами, она все еще была там и разглагольствовала перед группой студентов средних лет о моем ужасном вторжении. Увидев меня, она вскрикнула.
      - Куда ушел Дживес? - спросил я ее.
      Она не ответила, но застонала и покачнулась с закрытыми глазами, несомненно вообразив, что ее личное здание удачи разваливается, как от землетрясения.
      Я бросился к окну, выходящему к главному входу, вглядываясь, нет ли там кого-нибудь, похожего на Дживеса или Питера.
      Они были там! Недалеко от шлюза стоял личный автомобиль, очень редкое для Марса явление, который не имел переходника для стыковки со шлюзом здания, как у обычных такси. По направлению к нему бежали два человека. Один был похож на Питера, другой нес продолговатый сверток, герметичный детский контейнер, и был, вероятно, Дживесом.
      Я перешел в растянутое время быстрее, чем когда-либо, и так глубоко, что моя маска показалась мне свинцовой, когда я натягивал ее на свое лицо. Даже мое тело стало медленным, словно в воде на земных мирах. Марсианин до мозга костей, я никогда не стремился плавать и только несколько раз погружался на Хориголе в воду, но неглубоко, доставая ногами дна. Тем не менее я справился с дверью и вышел наружу, голова звенела от недостатка кислорода, я с трудом приладил кислородный цилиндр маски.
      Я не мог видеть сквозь стекло автомобиля, но был уверен, что за пультом управления сидела Лилит, ожидавшая своих компаньонов, чтобы немедленно тронуться с места.
      Даже в растянутом времени я не успею опередить их. Но, на мою удачу, вмешался еще один фактор. Машина предназначалась для работы на Марсе, то есть для перевозки грузов, и не имела воздушного люка или шлюза, подобных установленным в зданиях. Поэтому шлюз представлял собой отсек на одного человека со скользящими дверьми, заполняемый воздухом. Я жаловался, что обычные транспортные средства на Марсе, казалось, были рассчитаны на крошечных землян; на этот раз я был рад этому обстоятельству.
      Объем детской герметичной капсулы подразумевал, что шлюз должен быть приведен в действие три раза: первым пойдет Найзем, затем через шлюз передают ребенка и только потом будет свободен путь для Дживеса.
      Я догнал их как раз тогда, когда шлюз был открыт для ребенка. Несмотря на низкую скорость распространения звука в естественном воздухе Марса, Дживес услышал меня и повернулся. Целую секунду он стоял, оцепенев от ужаса, затем побежал с ребенком.
      Я по-прежнему оставался в растянутом времени, но я не имел того количества кислорода, которое необходимо для поддержания такой фантастической активности. Ко мне не могло прийти "второе дыхание", как к бегуну на длинную дистанцию, и тем не менее сердце мое ликующе забилось. Дживес со своей тренированной высокой гравитацией мускулатурой мог быстро убежать от меня, но я был лучше него приспособлен к местным условиям. Он барахтался в песке, а я шагал уверенно, имея то же самое преимущество, что и верблюд перед лошадью в земной пустыне.
      Это стало ясно и ему. Он остановился, оглянулся назад и увидел меня бегущим быстрее и легче, чем он.
      Через маску я увидел его глаза, округлившиеся от страха. Внезапно Дживес поставил капсулу на песок и нагнулся над ней, и я подумал, что медведианин решил сдаться.
      Неожиданно он снова бросился бежать в сторону, и я уже собирался изменить направление, чтобы срезать угол, но что-то сработало в моем мозгу, и я пошел к капсуле с ребенком.
      Было ли это возможно? Это могли сделать центавриане с их хладнокровием и расчетливостью, но не медведиане, да, но...
      Он сделал это. Я все понял, хотя был еще шагах в двадцати от капсулы. Он отключил воздушный баллон, закрепленный на стенке капсулы, и воздух из нее выходил в атмосферу, а ребенок тем временем кричал, задыхаясь от недостатка воздуха.
      Я с воплем упал на колени, лихорадочно пытаясь восстановить соединение, но было уже слишком поздно. Клапан в баллоне был открыт полностью, и золотник капсулы тоже. Нескольких секунд было достаточно, чтобы давление внутри капсулы сравнялось с давлением атмосферы Марса.
      Я пристально посмотрел через прозрачное покрытие капсулы на искаженное лицо ребенка. Я видел, как он задыхался, неистово хватая ртом воздух. В капсуле еще было достаточно воздуха для поддержания этих маленьких легких, но его становилось все меньше и меньше.
      Можно было сделать только одно, и я сделал это почти без раздумий. После нескольких глубоких вздохов я закрыл клапан своего баллона, отсоединил его и присоединил к шлангу, свисавшему с детской капсулы. Воздушная установка была стандартной, соединение встало на место. Прежде чем я смог открыть клапан, я почувствовал головокружение. Я увидел, что дыхание ребенка стало успокаиваться, затем перед глазами все расплылось. Я огляделся: Дживес бежал назад к нелепым, кричащим куполам колледжа, из которого еще никто не выходил после меня. Автомобиль с Питером и Лилит направлялся к Дживесу, чтобы подобрать его...
      Затем я вернулся в обычное время, и весь мир растворился в расплывчатом красном пятне...
      21
      Я не был уверен, что смогу вернуться из зоны искривленного времени. Позднее я часто жалел, что не остался в вечности под покрывалом тишины.
      Я вернулся к тошноте, боли, хаосу мыслей и видений, в которых время от времени проскальзывали события и образы, не узнаваемые мной. Иногда я думал, что я снова ребенок, пойманный в ловушку, борющийся за каждый глоток воздуха, должно быть, я вспоминал о тех временах, когда меня приучали к обычному марсианскому воздуху после пребывания в родильной клинике. В то же время я был уверен, что мне не удалось спасти жизнь ребенка; что мои неуклюжие пальцы не справились с подключением воздушного баллона или что я потерял сознание прежде, чем смог открыть клапан. Если это так, то я не хотел возвращаться к своему бесчестью.
      Внезапно все кончилось. Я был слаб, но цел и лежал в тускло освещенной комнате, окруженный букетами песчаных цветов в закрытых вазах, около каждой из них лежала маленькая белая карточка. Первой вещью, которую я увидел, очнувшись от лихорадочного сна, была одна из них. На ней была надпись: "Рэю с искренним восхищением! Иета".
      Я повернул голову и увидел земную девушку, пухлую, в одежде медсестры, она улыбнулась и спросила, как я себя чувствую. Потом она осмотрела приборы, подключенные к моим запястьям и вискам тонкими проводами, и сказала, что теперь я очень скоро поправлюсь.
      Позднее девушка сообщила мне, что ребенок жив, но не сказала ничего из того, что я хотел узнать. Я лежал беспомощный, пока снова не заснул.
      Первым посетителем, которого пустили ко мне, первым лицом, от которого я мог получить информацию, был Лугас - он сильно изменился. Из его облика исчезли черты центаврианской жестокости, теперь он был одет небрежно и позволил своим волосам быть длиннее, чем положено центаврианским офицерам. Тем не менее Лугас чувствовал себя неловко, так как то, что поддерживало его в напряжении, исчезло.
      Я донимал его вопросами, и он уклончиво отвечал.
      - О да, все случилось так, как ты планировал. Дживес? Они выслали его, как покушавшегося на убийство, и промедведианские настроения стали заметно ослабевать по всей Старой Системе, а не только на Марсе. Найзем и его подруга? О, по-видимому, промедведианская организация, в которой они работали, стремительно обанкротилась. Вероятно, они получили отставку, и я не знаю, что стало с ними. Они не сделали ничего противозаконного, конечно, так что... Хоуск? Бог с ним! Они сказали мне, что Иета не сможет прийти сюда, пока ты не поправишься. Я думаю, она очень хочет этого. Сейчас у нее жаркий спор с дядей о пути развития несчастного ребенка. И знаешь, мне кажется, что она права. Иета высказала ему свое мнение о завоевании общественных симпатий посредством выставления его в роли рассерженного прадеда...
      Но ты спрашивал о Хоуске. Она захотела вернуться в Пегас и выяснить о нем. Ее шеф, доктор Снелл, кажется, имеет трудный характер. По-видимому, марсианская часть персонала заставила доктора вернуть Хоуска его коллегам и позволить им уйти. Таким образом, сейчас назревает межзвездный дипломатический кризис. Но, я думаю, это скоро пройдет. Иета, кстати, взяла с собой ребенка, заявив, что будет лучше смотреть за ним, чем Тодер, и, конечно же, она была права. Один из законов родильных клиник говорит...
      Старый Храм? Да, конечно, персонал клиники очень рассердился из-за того, что Хоуск насмехался над марсианами. Я никогда не мог вообразить, как много значит Храм для тебя и твоих сородичей. Очевидно, Храм - святыня для марсиан, поэтому они не могли оскорбить его приземленными исследованиями. Это своего рода прекрасная сказка, не так ли? Подобно, как, черт побери, его звали, Санта Клаусу и его северному оленю! Я почти проникся вашими чувствами, в эти дни...
      Ты не понимаешь? Рэй, извини! Я думал, ты уже понял. Я обосновался в Старой Системе окончательно. Я не могу снова вернуться к своей работе, а это было моей жизнью. Медведиане не хотят допускать меня к себе, так как отлично знают, что я не был их агентом, даже если центавриане так думали. Я персона "нон грата" на любой человеческой планете, кроме Старой Системы, так же как и ты, между прочим.
      Но тебе везет. По крайней мере, ты вернулся домой на свою планету. Ты представляешь, я не ступал на Землю тридцать два года! И все же я считаю, это не большая жертва, если мы сможем воспитать этого ребенка и его детей, пренебрегая такими ярлыками, как центавриане, медведиане, земляне или марсиане...
      Извини, я не хотел тебя обидеть, но я искренне думаю, ты поймешь правильно!
      Я понял, конечно. И все-таки, ясно представляя свое новое положение, в душе я не мог с ним согласиться. Да, были корабли земного сектора, такие же хорошие, как и центаврианские, и медведианские, - я мог работать на земных линиях и все еще летать в космос. Но планетами, на которые мне разрешена посадка, были только Земля и Марс. В других мирах мне будет отказано в посадке. Какая польза от такой жизни? Итак, моя карьера закончена.
      В таком случае, что дальше? Однообразное притупляющее существование, подобное жизни моего отца? Мои глаза блуждали по маленьким карточкам на букетах цветов: может, что-нибудь подскажет выход. Очень много людей знало, что я сделал, в той версии, которая была распространена, конечно. О некоторых из них я никогда не слышал, от других я никогда не ждал неприятностей. Гэс Квизон, например.
      И мой отец. Я должен увидеться с ним. Я больше не думаю, что Тодер был моим единственным отцом. После всего случившегося он понял, что не всегда может правильно понять суть обстоятельств. Все человечество признает это.
      Когда Тодер пришел навестить меня, я принял его не очень радушно. Он почувствовал мою обиду и в молчании сидел у кровати, словно удивленный оказанным ему приемом.
      Я позволил ему удивляться сколько угодно. Наконец он решился заговорить первым:
      - Рэй, ты недоволен мной? По словам Лугаса, ты еще не осознал, что из-за этих дел ни ты, ни он, ни любой другой из его экипажа не сможет...
      - Нет, это не так. Или, вернее, это не главное, - я провел усталой рукой по своим глазам. - Я много думал здесь и согласился с Иетой в том, что люди обращаются с живым человеческим ребенком, как с игрушкой.
      Он, поколебавшись, сказал:
      - Но если бы ты подумал еще немного, Рэй!.. Ты обижаешься на то, что ты марсианин?
      - Черт возьми, нет. И думаю, я имею достаточно оснований гордиться тем, что я есть!
      - Тем не менее ты уже был марсианином задолго до того, как появился на свет. Формы марсианского общества были запланированы. То, чем ты гордишься, - честь, традиции, образ поведения - не были случайными, а явились результатом претворения в жизнь грандиозного плана развития.
      - Может быть, формирование марсианина как личности - лучший результат вашего плана, а остальные? - я сделал гримасу. - Медведиане? Я думаю, они в целом хорошие люди, но Дживес - медведианин, и он оказался способным закрыть кран кислородного баллона ребенка, и знание того, что центавриане страстно желали его заполучить, не является оправданием. Земляне? Питер и Лилит - земляне, и они были готовы похитить ребенка и увезти его отсюда. Центавриане дурно пахнут давно. Да и... сами марсиане, которые готовы позволить своим внучкам...
      - Рэй! - Тодер в гневе наклонился вперед. - Ты обвиняешь меня в моей марсианской приверженности к секретности, хотя я мог рассчитывать на общественные симпатии и натолкнуться на твое решение этой проблемы. Я признаю твое обвинение. И приведу в свою очередь обвинения против тебя. Не вел ли ты, случайно, беспечную, безнравственную жизнь на медведианских планетах? Не пользовался ли ты расположением множества девушек, называя их грубыми именами? Силена - взрослая женщина с телом ребенка, сознательно посвященная в план, результаты которого она никогда не увидит. Если бы я не верил в план и знал, каким образом все повернется, ты думаешь, я позволил бы ей участвовать в этом?
      Иета сообщила мне, что когда Хоуск оскорблял марсиан, веривших в реальность реликвий из Старого Храма, ты в вспышке проницательности, сказал, что марсиане сознательно приняли эту благородную ложь, замечательный миф, который каждый человек на Марсе считает правдивым на символическом уровне. Ты сказал, что твои марсианские предки были готовы умереть за миллиарды миль от дома ради детей их детей. Сможешь ли ты высмеять того, кто делает то же самое, но другим путем? И как из-за этого нарушаются твои ограниченные двойственные марсианские нормы?
      Я не мог ответить. Он помолчал, давая мне возможность заговорить, затем продолжил:
      - Мы разговаривали о целях и идеалах, не так ли? О человеческой судьбе? Ты допускаешь, что каждое поколение выбирает собственные пути и готово к тому, что следующее поколение исправит их. Хорошо, то же самое можно сказать и об этике, которая отражает идею. Я не хочу этого делать. Я хотел бы быть достаточно примитивным, чтобы принять какое-нибудь догматическое откровение и молчать. Мы рисуем график прогресса в координатах количества звездных кораблей и числа психических больных и притворяемся, что мы не ограничены циклом, который повторяется и повторяется и тащит нас, беспомощных, вверх и вниз вечно. В самом худшем случае этой разновидности лабиринта мы можем иметь путь наружу и, конечно, тропинку, которую мы все еще не пересекли. Если нет более важной причины, чем эта, - хорошо. Изменение декораций спасает нас от скуки. Я считаю лучшим второй путь. И когда мы придем к точке, в которой мы не сможем обнаружить новых перекрестков, новых возможностей изучения, тогда что мы будем еще делать, если не создавать разновидности разумных существ, которые будут способны двигаться дальше?
      После длинной паузы я сказал:
      - Да, может быть. О, я думаю, вы правы. Но между тем, я имею свою жизнь и не знаю, что делать с ней сейчас, когда моя карьера закончена и я не могу вернуться в космос. Какой из путей я должен выбрать, по-вашему?