- Извините, мы не очень гостеприимны, - сказал он, - но мы заботимся о ребенке наших друзей, а несчастный малыш, кажется, немного нездоров. Мы сейчас ждем доктора. Он должен уже был прийти.
      - Надеюсь, вы понимаете, - добавила Лилит, довольная смекалкой своего партнера.
      Я был уверен, что земляне лгали. Но почему они скрывают здесь ребенка?
      - Очень большая ответственность - приглядывать за чьим-нибудь ребенком, - продолжал играть Питер. - Мы страшно беспокоимся, и...
      Раздался стук в дверь. Они оба насторожились, забормотали извинения и пошли вместе открывать ее.
      - Хорошо, что вы пришли, доктор! - радостно воскликнул Питер, интонационно выделив последнее слово.
      Новый гость, конечно же, не был доктором. Они надеялись, что он догадается об их уловке и подыграет им.
      - С бедным малюткой не все хорошо, и мы считаем, что доктор должен осмотреть его прямо сейчас! - Лилит, безусловно, "отстукивала" сообщение это уже слишком.
      - Не беспокойтесь, - "доктор" отодвинул внутреннюю панель шлюза. - Я уверен, что ничего серьезного нет!
      В комнату вошел грузный мужчина в простой одежде коричневого цвета. Под маской оказалось квадратное смуглое лицо с покрасневшей полоской кожи на лбу.
      Полоска! Значит, он не был постоянным жителем нашей планеты или не появлялся здесь очень долго. Холодный сухой марсианский ветер раздражающе действует на кожу новичков. Необходимы по крайней мере несколько месяцев "обветривания" на Марсе, чтобы кожа закалилась. Я подумал о произношении пожалуй, он не был ни местным, ни даже землянином.
      Я обратился к нему на трудно произносимом медведианском диалекте:
      - Добрый день, доктор!
      Он держался слишком хорошо для медведианина, но не осмелился пойти так далеко, чтобы ответить мне на скрытый вопрос о его национальности. Он проворчал что-то и спросил у Лилит, где ребенок, тщетно стараясь скрыть свое произношение.
      Я решил не продолжать разговора и отошел в сторону, а Лилит повела "доктора" в комнату с ребенком. Теперь ребенок кричал, явно капризничая, и я был готов держать пари, что ему не больше двух недель.
      Такой маленький? Достаточно большой, чтобы нуждаться в докторе, но все же оставленный родителями на попечение друзей? Даже если я до сих пор ничего бы не подозревал, доверяя Питеру и Лилит, и проглотил подобную выдумку, то все равно встревожился бы.
      Да, поговорка о враге моего врага, как и многие другие, не всегда истина. Я рассчитывал на открытый разговор с ними, в ходе которого смог бы обменять свою информацию на объяснение всеобщего интереса к "Хипподамии". Это был удар. Я отдавал землянам должное и действительно уважал их: они обошлись со мной лучше, чем даже Тодер, который, как мне казалось, не способен на такие жестокие шутки, какие он позволил себе прошлой ночью.
      Однако в головоломке появился еще один элемент - ребенок. И хотя это обстоятельство усложняло задачу, но зато позволяло сделать два вывода: во-первых, земляне что-то скрывали от меня, а во-вторых, к тайне о "Хипподамии" причастны и медведиане.
      Центавриане, земляне, марсиане (принимая во внимание, что Лугас встречался с Тодером), теперь медведиане! Выход в космос начал пугать меня.
      Не существовало человека, который не способен испытать страх. Мне захотелось бросить все и надеяться, что со мной ничего больше не случится.
      Питер продолжал стоять передо мной в сильной тревоге. Хотел ли он что-нибудь еще сказать мне? Хотел - и через несколько секунд, набравшись смелости, произнес:
      - Весьма любезно с вашей стороны, что вы пришли к нам и предложили новую информацию, даже если она не оказалась очень важной. Я поражен образцом марсианской чести и хочу извиниться за наше вчерашнее недоверие к вам.
      Но это было лишь красивым вступлением. Он сделал небольшую паузу.
      - В известном смысле вы все же не выполнили обязательство, продолжал Питер, - может быть, вы позволите мне просить вас... э... воздержаться от упоминания факта, что...
      Внезапно я пришел в ярость. Я шагнул к нему, возвышаясь над его приземистой фигурой.
      - Вы что, обращаетесь с марсианской честью, как с разновидностью денег? Во сколько вы оцениваете ее, что до сих пор считаете меня своим должником?!
      - Нет, я не хочу сказать...
      - Тогда что, во имя космоса, вы хотите сказать?
      Я ясно видел его намерения, вызывавшие во мне ярость. Невольно мне пришла в голову мысль, что лучше разрешить ему думать, будто он оскорбил меня и прогнал прочь, чем показать себя очень умным, способным разгадать его хитрости. Он наверняка даже и не предположил, что я могу сделать определенные выводы относительно появления медведианина, существование которого нужно держать в секрете. Я продолжал кричать:
      - Это похоже на грязную коммерческую сделку. Мы, марсиане, всегда ждали подобного от землян! Если бы вы подольше пожили на моей планете, то навсегда излечились бы от этих низких второсортных мыслей!
      На минуту наступила тишина.
      - Извините, - сказал Питер наконец таким несчастным голосом, что я едва не раскаялся. - Пожалуйста, отнеситесь к моим словам снисходительно: я не знаю ваших традиций.
      - Я тоже не знал ваших, - выпалил я. - Но сейчас узнал больше, чем того хотел бы. До свидания!
      На улице, в разреженной естественной атмосфере, чувствуя легкий озноб от прикосновения к телу липкой влажной одежды, я рассмотрел свое затруднительное положение. Мой план обратиться за помощью к Питеру и Лилит не удался. Я почти ничего не узнал от Хоуска. Теперь я должен пойти и смело выступить против Тодера - другого выбора не было. И я пошел, пытаясь подытожить своим знания о нем. Кем бы он ни стал, но он уже не был мудрым, многоуважаемым учителем из моего детства.
      12
      И тем не менее я колебался. Тодер был одной из нитей паутины, сотканной вокруг меня, и я ему не доверял, даже боялся. Но мне казалось странным, что он мог так сильно измениться. Разговаривая с ним вчера, я не почувствовал никакого отчуждения. Он позволил себе несколько уклончивых ответов, чтобы не допустить моей встречи с Лугасом, а в целом старик оставался прежним Тодером.
      Однако, если не он, кто же вмешался в мою память, после того как я, измученный пыткой нейрохлыстом и потрясенный появлением у учителя Лугаса, потерял сознание?
      Может быть, действия Тодера имеют благородные мотивы?
      Он говорил, что я владею большим количеством данных, чем сознаю это. Предположим, Тодер был осведомлен о смысле событий, и боялся, что я могу случайно найти ключ к разгадке, что насторожит другую заинтересованную сторону, скажем, медведианскую фракцию, которая не замедлит организовать еще одну ночь пыток.
      Мне пришлось составить невероятно тонкую цепь рассуждений.
      И тем не менее моя память восстановилась легко и быстро, а это было не похоже на Тодера. Возможно, провалы моей памяти не должны были длиться долго - на это намекали и некоторые факты. К тому же оставался один пробел, не замаскированный фальшивыми воспоминаниями. Даже если бы я не объединил все фрагменты прошлого и ошибочно считал их элементами яркого сна, я достаточно скоро встревожился бы, увидев дату.
      И еще одно, с возвращением памяти я приобрел очень ценное воспоминание. Попросту говоря, когда я оказался лицом к лицу с Хоуском и был так потрясен, что не мог сдвинуться с места, я выполнил - быстро и верно - умственную гимнастику, ту, которую уже не пробовал четыре года и никогда раньше не делал полностью, даже под терпеливым руководством Тодера.
      Как будто Тодер хотел заплатить таким образом за свое вторжение в мой мозг.
      В таком случае была ли его цель такой же честной, как желание непременно удержать меня от мести? Я хорошо понимаю, что не смог бы жить спокойно до тех пор, пока не сведу счеты с палачами в масках. Зная больше, чем я, он мог действовать по двум причинам: отчасти - чтобы защитить меня, отчасти - чтобы задержать мое вмешательство.
      Но Тодер должен был действовать открыто, а не идти окольным путем, с обидой подумал я и сразу же понял свою глупость. Если быть откровенным, очень глупо говорить, что "он должен был". Я без сознания рухнул на пол, и, должно быть, несколько часов мой мозг был недоступен для него. Старик наверняка спорил с Лугасом, пытался убедить его долгими запутанными объяснениями в мою пользу. И, кроме того, мы не встречались уже много лет, почему он должен был сразу же доверить важные секреты, а в этом я был уверен, бывшему воспитаннику?
      Тем не менее его связь с Лугасом меня настораживала. Почему землянин выдавал себя за центаврианина? Причем, надо отметить, он с успехом выдержал экзамен у самих центавриан и лишь вследствие небольшой оплошности позволил мне распознать себя! Все мыслимые объяснения были далеки от тех, к которым мог иметь отношение скромный марсианский учитель.
      Я пришел к заключению, что Тодер уже тогда, когда я учился у него, не был просто учителем.
      Итак, ему не избежать встречи со мной. Я чувствовал себя отступающим на новые позиции для последующего наступления. Годы, в течение которых я не видел Тодера и даже почти не думал о нем, стали предметом моих раздумий. Я должен ответить на вопрос: когда и при каких обстоятельствах он оставил дом в старом квартале, где я воспитывался, и переехал в хорошо ухоженный дом в районе, часто посещаемом иностранцами? Я должен построить мост через все прошедшие без него годы.
      Следовательно, прежде чем встретиться с ним снова, мне необходимо вернуться в этот маленький район города, где песок, засыпавший крыши, заставлял напрягаться пилоны.
      В самом деле, я мог снова обратиться к Юме, польстить комплиментами его памяти и поблагодарить за содействие во встрече с моим пятиюродным братом майором Хоуском. Надо полагать, его феноменальная память поможет установить круг людей, которые общались с Тодером в прежние годы.
      Красный фон, золотистый атом гелия, серебристый квадрат с тремя ромбами. Я не имел представления, чей это герб, но элементарные познания в геральдике давали возможность понять его смысл. Стилизованное изображение атома - два пересекающихся под прямым углом эллипса вокруг ядра несомненно, символизируют физику, серебристый квадрат - это условное обозначение старшего сына, три ромба, скорее всего, отличительный знак какой-нибудь знаменитой фамилии.
      Хм... В какой-то мере язык символов может быть очень информативен. Неудивительно, что центавриане, гордящиеся своими родственными связями с именитыми людьми, сделавшие родственный протекционизм нормой жизни, очень серьезно относились к геральдике. И, конечно же, неудивительно, что медведиане не видели в ней никакого смысла. По этой причине, я уверен, половина детей моих медведианских друзей не были законнорожденными, и это никого не удивляло. Самое главное - родился ребенок, отцовство уже имело мало значения.
      В своем восхищении медведианскими обычаями я зашел слишком далеко, чем мог себе позволить как марсианин. Но я не способен отречься от того, чему всегда симпатизировал.
      Изображение сменилось. Золотисто-зеленый с золотом гербовый щит с зубчатым верхом, соболь, двухголовый грифон: одну голову грифа украшала корона, шею другой - ошейник. Я в недоумении разглядывал это чудище и думал, что даже геральдическая символика может иногда быть чертовски мрачной.
      Дверь была закрыта, но, конечно же, не на замок. Марсиане не запирали двери. Я еле удержался, чтобы по привычке не ударить по ней, - теперь двери откатывали в сторону. Я вошел внутрь.
      Здесь было темно, темнее, чем в туннеле. В этом районе мало занимались очисткой зданий от песка. Большая часть прозрачных потолочных панелей была засыпана. Через какое-то время мои глаза привыкли, и я смог различить окружающие предметы.
      Послышались голоса Юмы и короля геральдической палаты. Я быстро подкрался к двери комнаты, в которой они разговаривали.
      - Мы просто должны привлечь свежие ветви для этой личности! говорила женщина. - Тридцать два деления, пять из них разделены на четверти и один разделен еще на четыре. Геенна огненная, это похуже, чем португальское королевское семейство!
      - У нас не получится, - ответил Юма. - Он ничего не сделал, что может привлечь ветви.
      - Это очень все хорошо для тебя с твоей феноменальной памятью, последовал быстрый ответ. - Я не только украшаю геральдическими знаками эту чертову вещь, но и снабжаю ее бумагой. Без ветвей придется использовать микроскоп, чтобы что-нибудь разобрать.
      - Ну, в известном смысле, это тоже своего рода микроскоп, не так ли? - проворчал Юма.
      Женщина резко рассмеялась. Смысл шутки полностью ускользнул от меня.
      Затем она вздохнула:
      - Ты прав, конечно. Однако со всем этим талантом, объясняемым происхождением, думаешь, он превратит свою жизнь в нечто лучшее, чем обычное прозябание?
      - Он занимается выращиванием детей, - сказал Юма и добавил с едва скрытой злостью: - Вероятно, чтобы вы смогли насладиться созерцанием гербов его потомков! Их герб "Байдни де Гаваннез" с двумя разделенными на четверти четвертями от его собственного.
      - Ох, замолчи, - послышался шелест бумаги. - Геенна огненная! Пойди и найди мне пару квадратных дюймов "сила против силы". Понял? Мы немного имели в запасе.
      Я бесшумно отступил назад к входной двери, открыл ее и захлопнул снова, словно только что вошел. В вестибюле появился Юма. Он узнал меня, слабо улыбнулся и спросил:
      - О, я могу вам чем-нибудь помочь?
      - Кто там? - крикнула женщина.
      - Рэй Мэлин, который был здесь вчера!
      - У-у. Там много этого материала? Мне нужно для двух ветвей в правую четверть.
      Юма вздохнул. Я решил начать издалека:
      - По правде сказать, у меня нет никакого дела, не позволите ли мне помочь вам?
      - Спасибо, - он пересек вестибюль, подошел к шкафу у оклеенной обоями стены.
      В те времена, когда я был воспитанником Тодера, в этом шкафу находились различные предметы, учебные пособия, которые учитель использовал на своих уроках с малышами. Сейчас шкаф был доверху набит крошечными банками с краской, рулонами золотой и серебряной бумаги, пачками геральдических эмблем, образцами гербов различных размеров.
      Юма приступил к разбору пакетов, а я продолжал говорить:
      - Я действительно пришел поблагодарить вас и сообщить, что встретился со своим центаврианским родственником.
      - Майором Хоуском? - спросил Юма. - Покончим с этим, - пробормотал он сам себе, вытащив дюймовой толщины папку с эмблемами геральдических цветов и поставив ее обратно.
      - У вас уникальная память, - сказал я сердечно.
      - Я эйдетист, - пожал Юма плечами. - У некоторых людей есть это, у некоторых нет.
      Он нашел, что искал: кусок материи с рисунком, похожим на ряд рукописных букв "Г", который можно обрезать по размеру и наклеить в нужное место герба.
      Стало ясно, что лесть тут не поможет. Я решил подойти к нему с другой стороны.
      - Ваши предки наверняка были замечательными людьми, раз снабдили вас таким талантом! Вы должны иметь прекрасное генеалогическое дерево.
      По-видимому, я действовал неуклюже, слишком неуклюже.
      - Я считаю его достаточно интересным.
      - Ваша семья проделала долгий путь на Марс?
      Три четверти часа я слушал рассказ обо всех разветвлениях его рода. Рассказ был занимательным, и мне почти не приходилось прилагать усилия, чтобы скрыть свое нетерпение. Юма был влюблен в свою работу, а мне всегда нравилось слушать восторженные излияния увлеченного человека. Кроме того, его род оказался действительно интересным: он имел своих представителей на шести континентах Земли и почти во всех населенных пунктах Марса.
      Однако мне не терпелось переключить разговор на Тодера. Я прямо спросил, каким образом "король геральдической палаты" стала владелицей старого дома Тодера.
      - Тодера? - Юма взглянул на меня. - Теперь он человек с происхождением! Я из любопытства работал над его генеалогическим деревом, и оно не показывает каких-либо наклонностей, в которых вы надеетесь его уличить...
      Я мягко вернул его к своему вопросу.
      - Потому что дом своевременно перешел в распоряжение колледжа. Тодеру была предложена работа в колледже "Серендипити".
      - Что?
      - О, вы думаете о том, что услышали от босса: будто он уединился. В буквальном смысле он профессор в отставке и занимается только чтением лекционного курса...
      - В колледже "Серендипити?"
      - Да, - Юма был озадачен моей реакцией. - Это учреждение расположено на поверхности, около пяти миль...
      - Я знаю где, спасибо, - сказал я мрачно.
      Я также знал, что это за учреждение.
      Если на Марсе и было что-то, обращенное к медведианам, так это колледж "Серендипити", весьма причудливая организация. Подобно всем азартным игрокам, медведиане пытались выразить понятия счастье, удача в чем-то вещественном. Они были суеверны, носили амулеты, совершали многочисленные ритуальные акты. Более громким термином, символизирующим удачливость, было серендипити - способность угадывать фортуну. Колледж "Серендипити" заявлял, что может научить, как быть удачливым! Нет, Тодер не мог опуститься до такого уровня, я не хотел поверить в это!
      13
      Я хотел продолжить расспросы, но босс вызвала Юму к себе.
      Я побродил какое-то время по кварталу в поисках кого-нибудь, кто бы знал Тодера и смог мне рассказать о его переезде. Но я встретил только несколько случайных знакомых, которые почти не знали учителя.
      Наконец я упрекнул себя за бесполезную трату времени. Я откладывал встречу с Тодером, занимаясь расследованием его ближайшего прошлого.
      Так же, как и вчера, я окликнул такси.
      Проезжая мимо тех же самых мест и в той же самой последовательности, что и накануне, я испытывал мрачное тягостное чувство, будто был пойман в ловушку из временной петли или катился по следующему витку спирали вокруг одного и того же центра. Зато отчетливее вырисовывался мой путь: от Старого Храма к апартаментам Большого Канала, к геральдистам, к Тодеру...
      Так же, как и вчера, день спустя, а дальше?
      Чувство замкнутости временного кольца увеличивалось еще больше, когда я снова стоял лицом к лицу с Тодером. У него был точно такой же вид, что и у Лилит, когда я внезапно появился вместо ожидаемого в это время другого человека. И он был так же изумлен, как и она, узнав меня. Но он сохранил контроль над своими эмоциями.
      Однако в отличие от Питера и Лилит, пытавшихся укрыться за пустой ложью, учитель вздохнул и смирился со случившимся. Он жестом пригласил меня войти. Я осторожно переступил порог, надеясь, что не окажусь в западне.
      - Итак, это не сработало, - сказал старик, когда закрыл дверь.
      - Нет, не сработало. Итак, я вернулся и снова нежеланный, как и вчера.
      Мы вошли в комнату, где беседовали вчера. Он очень неуверенно начал:
      - Да... Редко случалось, чтобы я поддавался панике, но и очень редко случалось, чтобы я вмешивался в события, способные повлиять на человеческую историю в масштабах Вселенной. Ты использовал учение? Я полагался на то, что ты рассказал мне вчера. - Он с осторожностью старого человека опустился в свое кресло. - Я не знаю, может, ты теперь злишься на меня... Или все-таки сумел правильно оценить ситуацию и понять мои мотивы?
      Я ответил, взвешивая каждое слово:
      - Если вы собирались заблокировать мою память надолго, то могли бы сделать это более квалифицированно и не оставлять мне мешанины образов, исчезнувшей при первом же толчке извне. Кроме того, такой поступок никак не согласуется с моими представлениями о вас. Наверное, это не очень убедительный аргумент, - я заколебался. - Хотя я и учился у вас тому, что должно было сделать меня думающим, но я решил, что у вас просто изменился характер.
      - У меня? - он хихикнул. - Как это?
      - Вы действительно читаете лекции в колледже "Серендипити?"
      - Да, почему бы нет? Я профессор по общественному регулированию.
      Тон ответа был весьма воинственным, однако я заметил тень сомнения, промелькнувшую на его лице, но это могло только показаться.
      - Почему бы нет? - повторил я. - Ну... не обращайте внимания. Важнее то, что прошлой ночью вы вторглись в мою память, вычеркнув большую часть тридцатишестичасовых воспоминаний. Зачем, во имя Зодиака, вы сделали это?
      - Мне казалось, что лучше тебе продолжать свою обычную жизнь путешественника, чем быть растертым, подобно зерну пшеницы, жерновами гигантских противостоящих сил.
      - Может, вам следовало быть откровеннее со мной?
      - Я думал над таким решением проблемы, - он не отвел глаз, - но Лугас был против. Он считал, что ты уж слишком вовремя оказался на Дарисе. Однако не это побудило меня вмешаться. Я не сумел ввести твое сознание даже в легкий транс, пока ты не проспал три или четыре часа. Ты был так обессилен поле пытки нейрохлыстом, как я не мог себе даже представить. К тому же, как ты сам заметил, цитируя меня, боль является стимулом. Ты достаточно страдал, чтобы отключить свой верхний уровень управления и настроить себя на генерирование мысли об отмщении.
      - Вы гладко говорите, - сказал я. - Так это все сделано для моей же услады? И у меня не было права прийти назад, чтобы выразить свое недовольство, так, что ли? - я наклонился вперед. - Почему вы не говорите правды? Ведь вы боитесь моего вмешательства в это большое и запутанное дело!
      Он ответил не сразу. Сначала поднялся с кресла, подошел к окну и посмотрел в сторону пешеходного туннеля, затем повернулся и направил на меня свой пристальный взгляд, который я встретил твердо.
      - Хорошо, - сказал учитель. - Ты не считался моим уж очень преуспевающим воспитанником и был долгое время весьма глуп, но факт, что ты пришел сюда вот в таком состоянии поговорить со мной, а не обвинять меня в подлости и предательстве, показывает сносную степень твоей разумности. Ведь мы оба нуждаемся в каждой унции помощи, которую можем оказать друг другу... - Он пригладил свои седые волосы тонкими искривленными пальцами. - Что ты еще узнал об этом деле, что не отступил до сих пор?
      - Чертовски мало. Что-то о последнем путешествии "Хипподамии" узнали центавриане. Факт, что Лугас является землянином, выдающим себя за центаврианина, связан с этим обстоятельством, но не объяснен. "Хипподамией" заинтересовались и земляне, и медведиане, и марсиане, в вашем лице. Вероятно, вершится дело огромной важности. Вы сказали, что оно может повлиять на всю историю. Каким образом?
      Он снова сел, кивнул головой:
      - Так много стало ясно! Я старею, Рэй, мне трудно определить, с чего начать.
      - Начать лучше всего с начала.
      - Этот путь может занять недели... Рэй, как чувствует себя молодой марсианин в эти дни?
      - Довольно угнетенным, - ответил я и привел причины: хозяйственная запущенность, пренебрежение к нашей нации, второсортность всего, что я видел вокруг себя, отсутствие былого национального марсианского единства.
      - Существует гораздо большее, чем ты смог увидеть. Ты очень замкнут и совсем запутался, - Тодер откинулся назад и сложил кончики пальцев вместе; эту позу я хорошо запомнил, он всегда принимал ее, когда пускался в свои поучения. - Но если я покажу тебе это большее и расскажу, что оно влечет за собой, мы будем иметь очень сложную картину. Назови мне наиболее важное научное открытие прошедшего столетия.
      Я в нерешительности молчал, и он опередил мой ответ:
      - Извини. Я все еще не могу избавиться от профессиональной привычки заставлять других людей думать, чтобы сказанное ясно уложилось в их умах. Я избавлю тебя от забот. Не было никаких важных научных открытий с начала двадцать второго столетия, когда изготовление приводов для межзвездных кораблей поставили на поток и превратили авантюрные межзвездные путешествия в рутинное дело.
      - Но ведь...
      - Я не спорю, Рэй. Я рассказываю тебе. Верным тезисом является то, что последней новой концепцией реального мира было эйнштейновское понимание материи и энергии. Затем шаг назад, как я, помнится, говорил тебе, когда ты был ребенком.
      - Нужно отойти назад, чтобы лучше прыгнуть, - напомнил я.
      - Помолчи. Конечно, я говорю уже по-старчески бессвязно, но это не дает тебе права перебивать меня. Есть много выдающихся изобретений человека, позволяющих проследить его умственную эволюцию, которую можно назвать целым романом. Назови какие-нибудь!
      - Э... нож, лук, добыча огня, колесо...
      - Ткачество, письменность, алфавит, счет, изобретение денег, овладение тепловой энергией, вычислительная техника. Есть и другие, но этих достаточно, чтобы построить кривую, которую я тебе сейчас покажу.
      Я искоса взглянул на нечто, представляющее собой график со временем по оси X и техническим прогрессом по оси Y в логарифмических координатах.
      - Если я верно понял, - отважился я, - мы имеем, множество новых концепций после Индустриальной Революции на Земле.
      Тодер был в восторге:
      - Да! Да! Рэй, ты должен был завершить свое образование с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Я надеялся, что буду руководить тобой на этой медленной и мучительной стадии!
      - Подождите минутку! - остановил его я. - Их же было множество. Атомная энергия была, по крайней мере, таким же мощным орудием, как и тепловая при возвратно-поступательном движении. В самом деле, оба изобретения взаимозависимы, потому что и то и другое появилось в результате развития химии и физики...
      - Последнее столетие? Последние два столетия?
      Я молчал. Все примеры, какие я мог вспомнить, не отражали появления новых концепций, а были лишь детальной разработкой старых (за исключением, конечно, получения возможности двигаться быстрее скорости света).
      - Хорошо, посмотрим на проблему с другой стороны. Ты полагаешь, можно цель человеческого развития поставить в полную зависимость от субъективных условий?
      - Вы обычно говорили нам, что каждое новое поколение, опираясь на свои знания, формирует собственную цель, и последующее поколение или изменяет, или даже отвергает эту цель, и что любой другой взгляд на человеческую судьбу будет произвольным. У меня никогда не было причин не соглашаться с тем, чему вы нас учили.
      - Прекрасно! - воскликнул Тодер, но немного смутившись, добавил: Надеюсь, ради тебя самого, что все, чему я учил, нашло развитие в твоей голове. Если это не так, тогда я опередил себя самого. Цель является неотъемлемой частью человеческого существования. Разумные существа накапливают определенную сумму знаний и становятся способными к самоанализу, чтобы начать исследование побудительных мотивов на основе понятий, скорее свойственных человеку, чем искусственной технологии, и установить, что мы сознательно придумываем эту серию податливых целей. Мы столкнулись с одним таким понятием и назвали его прогрессом.
      - Описав его гиперболической серией случайно нанесенных на график точек, где одна ось обозначает количество звездных кораблей, а другая количество людей, подвергшихся психотерапии.
      - Разве я говорил это? - спросил Тодер, и когда я кивнул, он, удовлетворенный, усмехнулся. - Удивительное выражение. Я должен воскресить его! Но я не могу только проклинать ошибки наших предшественников; это пустая игра, хотя ею легко увлечься. Рэй, что является нашей самой основной и абсолютно необходимой возможностью?
      Я сделал несколько медленных марсианских вдохов и задумался. Теперь я был спокоен. Старик не собирался оскорбить меня, когда "запутывал" мою память, он извинился и объяснил, что заставило его это сделать. Я хотел проследить его мысли, чтобы правильно понять его выводы и, возможно, помочь ему - он сам на это намекал.
      - Назовите это сами, - сказал я наконец.
      Он хлопнул в ладоши:
      - Наш генетический вклад, уточним это. Сейчас разреши мне задать тебе еще один или два вопроса, на которые, я думаю, ты сможешь очень хорошо ответить, покопавшись в себе. Первый: каков главный фактор, усложняющий существование марсиан?
      - Недостаток кислорода для развития зародыша, - быстро ответил я. Если бы он обходился тем, что есть, на этой планете могла бы развиться марсианская раса. А так мы являемся разновидностью амфибий, возвращающихся в океан для размножения.
      - Следовательно, нас очень мало, - кивнул Тодер. - Второй вопрос: какое основное различие между медведианами и центаврианами?
      Я недоуменно посмотрел на него:
      - Вы знаете это так же хорошо, как и я! Различие не в психологии или генетике, а исключительно в способе организации общества. Медведиане азартны и непостоянны, центавриане негибки и дисциплинированны.
      - Совершенно верно. Характеры этих людей формировались на основе их бытия. Здесь необходимо учитывать и особенности семейной жизни, и способ воспитания детей, и методы хозяйственного планирования. - Тодер подался вперед. - Рэй, ты считаешь это просто случайностью?
      Я долго не мог найти слов. В ушах стоял пронзительный звон. Губы пересохли. Наконец я тихо спросил:
      - Как вы думаете, Тодер, кто мы есть? Неандертальцы двадцать четвертого века, вынужденные выбросить плоды эволюции на мусорную свалку и оставить их там гнить?
      14
      - Ты говоришь о том, что чувствуешь, - тон Тодера был язвительным. Очевидно, ты не принял во внимание моих слов о человеческой судьбе. Кроме всего прочего, я марсианин, вспомни об этом. Наша сила и наша гордость в умении подчинять себе любые обстоятельства. Победили ли они нас?
      - Это вопрос о победе или поражении? Не было ли решение вырвано из наших рук?
      - Нет, это не решение. Это просто принятие неизбежности, необходимость быть тем, кто мы есть. Надеюсь ты понимаешь эту ситуацию, как я, как марсианин...
      - Неудачный эксперимент, - я вытер пот с лица. - Мы затмили бы и медведиан, и центавриан.
      - Фактически да. Но я должен сжато изложить все остальное. Согласись, Рэй, мы как вид обладаем огромным талантом. Мы можем безнаказанно нарушать большинство фундаментальных законов Вселенной и нести огонь разума к звездам. Но что мы делаем, когда достигаем их? То же самое, что делали тысячелетиями на своей планете. Как будто мы перевалили через вершину развития и начали разлагаться.
      Это началось уже в двадцать первом столетии. Большинство дальновидных проектировщиков обратились к ранее пройденным процессам.