Глава двадцать восьмая

Сегодня непременно будет снег, небо было свинцовым и пасмурным, а ветер пробирал до мозга костей. Фред Джонсон мало обращал внимания на погоду, как и все остальные на светящемся пригорке, он терпеливо ждал. И лишь жалел о том, что не увидит, как будет выглядеть сияющий святой город, когда вокруг вся земля покроется белой снежной мантией.

Хотя к тому времени он уже будет внутри сияния.

Раньше он был обычным инженером. Теперь он был первым и основным учеником Архангела Михаила.

Однажды он из любопытства пришел на собрание благоверных, и один из апостолов пригласил его на частную беседу. Он согласился, потому что хотел убедить их в глупости своих убеждений, но все получилось наоборот. За прозаической чашкой кофе с пончиками он внезапно осознал, что единственным его желанием было попасть в ангельский город. «Покуда не станете вы снова детьми», – гремел Архангел Михаил, и он подчинился. Сегодня Джонсон беспрекословно ждал наравне с остальными Избранными и не мог оторвать глаз от восхитительного представления цветов над равниной, даже не задумываясь, почему он весь был увешан какими-то инструментами: топором, дробовиком и аптечкой, портативной рацией и едой, запасной одеждой и спальным мешком.

Все остальные тоже были нагружены подобными вещами, включая все, что может помочь им выжить где-то в другом месте. Но Джонсон не обращал внимания. Не сможет обратить внимания, пока постгипнотический триггер, заложенный в его подсознание во время частных бесед, не включится под воздействием внешнего стимула.

Тогда он вспомнит, что переход действительно существовал.

Рядом с хижиной неподалеку от Избранных сел вертолет. Из него выскочил Рэдклифф и бодро, чтобы не успеть замерзнуть, пошел к ее дверям.

Когда он вошел, его молча приветствовали кивками. Павел и Наташа были слишком заняты, чтобы отвлекаться на такие пустяки, поскольку занимались мониторингом экрана, подключенного к мощному личному компьютеру Рэдклиффа, на котором отображались текущие цветовые образцы перехода. Уолдрон и Грета только проверяли данные приборов, поэтому могли отвлечься и перекинуться с Рэдклиффом парой слов.

– Что, пришел посмотреть, как они отправятся? – поинтересовался Уолдрон.

– Не совсем, – ответил Рэдклифф. – У меня кое-какие новости от Орландо. Подумал, тебе будет интересно узнать их от меня, а не по радио.

– Орландо? Я думала, он все еще в Австралии, он что, уже вернулся? – спросила Грета.

– Еще нет, сообщение пришло из Кэнверры, его передал Вашингтон. Они успешно добрались до города к 5 утра по нашему времени, и их отчеты вполне радуют.

– Что, еще один? – заинтересовался Уолдрон.

– Даже лучше. На данный момент, они считают, это самый лучший: субтропический климат, растительность, в окрестностях нет никаких больших животных…. Конечно, понадобится еще много времени, прежде чем мы сможем отправить туда людей, тем более, что этот чертов сукин сын Виллерс-Харт старается заполучить свои земли обратно. Но все равно звучит ободряюще.

Уолдрон смотрел в окно на Избранных. Сегодня их было больше, чем обычно, почти сотня.

– Помнишь, когда я впервые увидел Выход… Я впервые побывал в переходе, и был так напуган, что не различал ничего вокруг. До сих пор не знаю, как я попал обратно. И вот через какие-то несколько месяцев у нас уже есть такие крохотные устройства обнаружения пути, что их можно свободно запихнуть в карман. Мне казалось, надежда покинула нас, мы разучились думать и навсегда останемся овощами. Никак не могу поверить в то, что с тех пор мы так много успели.

– Кстати об устройствах обнаружения пути, – произнесла Грета, возвращаясь к списку оборудования, – ты, наверное, слышал, что Павел, подтвердил наличие артефактов Пятого Типа. Люди начинают использовать их в качестве компасов.

– Не слышал, но меня это ничуть не удивляет. Мы слишком долго считали, что чужие далеко превосходят нас в своих технологиях. Хотя можно было догадаться, что и они не совершенны, когда мы поняли, что они тоже могут ломать вещи и выбрасывать их.

Рэдклифф подошел к Уолдрону.

– Кстати, куда они отправляются сегодня? – спросил он, указывая на Избранных.

– Первая команда в Выход Г, – ответил Уолдрон, – Незапланированный поход, но сегодня чистый путь: фиолетовый – соленый – и – эластичный. Охранник там уже 9 недель, если мы не отправим их сегодня, может статься, у нас не будет еще несколько месяцев такой хорошей возможности.

Он посмотрел на настенные часы, они показывали местное время, время по Гринвичу, звездное время, скорректированное время перехода, по которому они определяли вход Избранных, и еще несколько новых ритмов, вычисленных по цикличности изменения цвета экстерфейса.

– Майк что-то опаздывает, – добавил Уолдрон. – Он должен бы быть здесь две минуты назад. Надеюсь, ничего не случилось.

– Я видел по дороге вертолет, – сказал Рэдклифф, – вот и он.

Они посмотрели на серое окутанное облаками небо. Приближение Архангела Майка Конгрива было долгожданным сигналом к действию для Избранных, и они с нетерпением подняли головы. Вплоть до его появления сердца Избранных точили сомнения, что они попадут в небесный город.

Теперь сомнения отбросили прочь. Возбуждение охватило Избранных, и они запели мелодию, которая была специально придумана для усиления их гипнотического состояния.

– А наш Майк-то ничего, – произнес Рэдклифф.

Справедливо, Уолдрон кивнул в ответ. За последние несколько месяцев его мозг был забит данными обо всех входах межзвездного перехода. Даже без устройства обнаружения пути он мог легко повести Избранных сквозь циклические потоки цвета-и-вкуса, звука-и-боли и все остальные. На данный момент он провел почти 14 тысяч людей на восемь различных обитаемых миров.

Что значит – обитаемых?.. Это уже вопрос времени и поколений. Вполне возможно, что разразится чума, а, может, со временем откроется, что материалы чужих имеют какое-то химическое воздействие на человека, его разум, либо возникнет какой-нибудь паразит или хищник … Но все равно это был, пусть даже крохотный, но шанс на долгожданное спасение.

Как и ожидалось, были жертвы: на некоторых плохо подействовал гипноз, и по возвращении они превратились в психов, кого-то с той стороны Входа посчитали опасными, но им удалось улизнуть, и они больше не вернулись. Позже, когда, наконец, появятся оснащение и знание того, что чужие позволят, а что – нет, многие предпочтут испытать судьбу. Пока нет. Слишком много еще надо сделать.

– Черт возьми, немаленькая компания, – проворчал Рэдклифф. – Вы не рискуете, посылая сразу так много людей?

– Думаешь, чужим надоест? – спросил Грета.

– Почему нет?

– Может быть, ты и прав, но с тех пор как мы перестали таскать у них артефакты, они больше не показывались. Думаю, их сложно побеспокоить. Мы тысячелетия жили с мышами и крысами, и убивали их только тогда, когда они наносили нам непосредственный ущерб.

– Да, но предположим, мы сами даже не знаем, что воздействуем на них, – возразил Рэдклифф, – мыши, например, воняют. И за это их травят.

– Все равно надо продолжать, – ворчал Уолдрон. – Я уж лучше рискну, чем поеду в Азию, а ты?

Рэдклифф вздрогнул.

– Ты прав, черт возьми! Когда все начиналось, я подумал, что китайцы просто хотят вытеснить Бушенко, и мир станет спокойней. А потом эти вторжения русских федеральный войск… Сколько пострадало на данный момент? Двадцать тысяч?

– Тишина, пожалуйста, – сказала Наташа, и продолжила в микрофон, – Майк, цвета подходят к образцу Выхода Г, две минуты они будут стабилизироваться, так что у тебя есть шесть минут сорок секунд для того, чтобы закончить свою болтовню и исчезнуть во вспышках рыжего и желтого цвета.

– Отлично! – прошептал он. На шее у Конгрива находился специальный маленький микрофон для сообщений, которые он скрывал от благоверных. Наушники были скрыты под нимбом голубого статического разряда, который Абрамович, смеясь, как гиена, самолично создавал для Конгрива. Нимб прекрасно гармонировал с люминесцентной робой серебряного цвета.

Через мгновение Конгрив начал свою последнюю речь, его голос, прошедший через усилитель, гремел так, что даже здесь, в хижине, в окнах дребезжали стекла.

Абрамович тяжело вздохнул – его работа была закончена – он что-то сказал Наташе, она засмеялась и перевела. За эти несколько месяцев он немного выучил английский, хотя ему было еще далеко до совершенства.

– Павел считает, что он как почтальон на почте, или контролер в аэропорту: постоянно что-то слышит о далеких местах, но никогда так их и не видел, как будто ему слишком мало платят, чтобы он мог уехать в отпуск за границу. Несмотря на то, что его пригласят в Австралию, и проедет через весь мир, он так и не попутешествует на самом деле.

– Он прав, – сказал Уолдрон, – настолько прав, что даже становится грустно. Я собираюсь бросить эту работу. Не очень-то у меня хорошо получается.

Рэдклифф удивленно на него посмотрел:

– Разве ты не побывал там почти столько же, сколько Майк?

– Да-да. Я был и в Выходе Г и видел, как пролетела огромная птица, вроде наших орлов, а оказалось, что это вовсе не птица, а оторвавшаяся крона дерева. И в выходе К я видел гору, которая была не горой, а целой колонией существ, твердых, как мрамор. Я много где был, но слишком чувствителен для этих переходов, слишком легко впитываю сенсорные перекрестные данные. Люису приходится давать мне транквилизаторы, в последний раз у меня на руке появился ожог, и все потому, что кто-то громко закричал.

– Правда? – недоверчиво спросил Рэдклифф.

– О, да! У меня рана была размером с ладонь. Сейчас уже зажила, но все равно… Я хочу бросить и присоединиться к Избранным.

– Да и я тоже, – согласилась Грета, откладывая свои листы в сторону, – завтра пойду к Льюису, хочу узнать, подхожу ли я для гипноза, сейчас вроде это уже не так важно, когда у них появились медицинские средства.

– Черт возьми, – ворчал Рэдклифф, – знаете, что? Вы оказались еще большими крысами, чем я.

– Ты никуда не поедешь? – спросила Грета.

– Я? Мне больше по нраву долгосрочные проекты. Лучшее, что нам предстоит, это ползать в ногах у чужих и разводить колонии, пока однажды им не надоест, и они не стерилизуют планету, но тогда у нас все еще останется шанс, что где-нибудь на другой планете будут жить наши дети. Хотя, если все это случится… Смотрите, что мы сделали с собственным домом. Черт возьми, нам нельзя больше совершать подобные ошибки, не так ли? Так что лучше, если люди вроде меня останутся позади.

Он замолчал на мгновение, а потом, как будто устыдившись, что говорил так откровенно, запахнул полы своего пальто, завернулся в него и сказал:

– Пожалуй, мне пора идти, в вертолете меня ждут Мора с малышом.

Дверь захлопнулась.

– Тебе не кажется, что Ден как-то изменился? – спросил Уолдрон, понизив голос.

– Да мы все изменились, Джим, – ответила Грета, – даже такая хрупкая надежда как-то меняет людей.

– Думаю, что не в этом дело, – он нахмурился, стараясь подобрать нужные слова, – мне кажется, мы отчаянно пытались сделать мир таким, каким его знали, мы даже чужих пытались сравнить с нашим миром: Ден со своими крысами, Орландо с оккупированными крестьянами, Льюис с бушменом в современном городе… Наконец-то мы стали признавать, что мир уже больше не тот. Он ни на что не похож. Как это? Нас заставили стереть наше прошлое. Мы считали, что мы одни во Вселенной, теперь мы знаем, что ошибались. Мы отрицали, что у других звезд есть планеты, теперь мы можем по ним ходить собственными ногами. Это новая точка отсчета, все, что было раньше, было стерто. Теперь единственное, что имеет значение, это будущее.

Уолдрон замолчал, его никто не слушал. Все внимательно наблюдали за долиной. Один за другим, уверенно следуя за ведущим их Архангелом, Избранные шли навстречу своей судьбе в неизвестный мир, которому еще даже не успели дать название.

Когда последний из них растворился в непостижимой паутине энергетических сил, сжимающих межзвездное пространство до размеров утренней прогулки, Уолдрон посмотрел Грете в глаза.

– Ты уже решила, куда отправишься?

– Да.

– Ты не против, если я составлю тебе компанию?

– Неплохая идея.

Улыбаясь, он откинул голову на спинку стула и подумал крысы забираются на корабли… Похоже, не то. И я собираюсь сделать то же самое, только я сделаю это как человек.

Шел давно всеми ожидаемый пушистый снег.