Глава 9

Опекун, подумать только! Само это слово означало погибель Джорджи.

О, она готова была закричать от отчаяния, что из всех мужчин именно этот человек объясняет ей необходимость иметь рядом кого-то, кто будет оберегать ее и защищать от всех напастей.

— Я не нуждаюсь в опекуне, — заявила она. «Мне не нужен никакой мужчина, особенно вы», — сказала она себе. — И меня совсем не беспокоит, что меня похитил какой-то… какой-то пират.

Колин поднял брови:

— Пират? Вы считаете меня пиратом?

— Что еще я могу подумать, когда вы тайком появляетесь на итальянском побережье и подбираете какого-то англичанина?

Неужели он действительно считает ее тупой и способной поверить, что появление его баркаса ночью было простой случайностью?

— Скажите мне, капитан Данверс, как случилось, что вы столь удачно прибыли в Волтурно сегодня ночью? Он сжал губы, и Джорджи поняла, что попала в точку. Отлично. Она платила ему той же монетой. Он не хотел обсуждать причины, по которым оказался в Волтурно, так же как она не желала протянуть ему свою визитную карточку.

— Я имею в виду: то, что вы оказались на берегу как раз в то время, когда нужно было выручать мистера Пимма, было простым совпадением? — спросила она, обходя стол и касаясь пальцами открытого судового журнала.

Джорджи надеялась хотя бы мельком увидеть запись о координатах и курсе судна, но прежде чем ей удалось понять хоть что-нибудь в неразборчивой записи, Колин протянул руку и захлопнул книгу.

Она едва успела убрать пальцы и посмотрела на него. Вызов в его взгляде напомнил об опасном блеске, засветившемся в его глазах, когда он вернулся, чтобы избавить ее от тех трех негодяев в Лондоне.

Когда он заявил, что она принадлежит ему.

Больше не принадлежит, напомнила она себе. Ему — никогда.

Для Колина стоящая перед ним женщина олицетворяла узел неразрешимых противоречий с той ночи бала поклонников Киприды.

Как он мог забыть ее горячий нрав? Ее открытое неповиновение? Ее любознательную натуру?

Но сейчас именно эта ее любознательность и настораживала Колина. Хотя он никогда не заносил в судовой журнал ничего, что могло бы раскрыть его планы, ему не понравилась ее попытка заглянуть в него.

Она расспрашивала о курсе корабля… их конечном пункте… интересовалась его ролью в спасении Пимма.

Он понимал, что сами по себе вопросы были невинны, но недавние подозрения Пимма одно за другим впивались словно занозы в его сердце, тем более что Джорджи проявила такую настойчивость в попытке раскрыть его секреты.

Он вдруг подумал: что, если Пимм прав? И Джорджи — шпионка?

«Это смешно», — говорил он себе, пытаясь игнорировать то, что Пимм назвал бы неопровержимыми доказательствами, и склоняясь к тому, что подсказывало ему сердце.

Но все же он не мог не помнить, что у него не было ни малейших сомнений относительно расположения к нему леди Дианы, пока та с превеликим удовольствием не вернула ему его кольцо.

Теперь, наблюдая за Джорджи, он размышлял: не притворялась ли она в ту ночь, что любит его? Если он не доверял своему сердцу, как он мог верить этой женщине, которая с полной безнаказанностью похитила его?

Если бы только он мог выкинуть из головы ту ночь, объясняя ее помрачением ума, оплошностью в суждении, провалом памяти. Но длинные дни и месяцы не уменьшили его потребности в ней… они лишь по — iqc зЬолили ему осознать красоту и редкость того, что они оба испытали в ночь бала поклонников Киприды.

Как могла та страстная интерлюдия, то единение, которое они испытали, быть обманом?

Он точно знал, что сказал бы Пимм о подобной теории, и его ядовитые предположения пронзили иглой сомнения решимость Колина поверить в невиновность Джорджи.

— Так почему вы оказались на том берегу ночью? — настаивала она.

Он взглянул на нее.

— Мне представляется, что вас должно было бы удовлетворить то, что я оказался там, и вам не стоит задумываться о причинах. В конце концов, я спас вас от определенной опасности… снова спас.

— Да, — пробормотала она, — благодарю вас за непредвиденное спасение.

— Вам не следует благодарить меня за то, что произошло в Лондоне. — Он улыбнулся.

— Почему?

— Потому что той ночью вы достаточно отблагодарили меня, — пояснил он. — Трижды, если я помню.

Ее губы негодующе выпятились.

Не обращая внимания на ее негодование, Колин повернулся спиной и сделал несколько шагов вокруг стола. Был большой риск показать свою уязвимость этой женщине, но он хотел добиться от нее ответного чувства.

Сердитый и раздраженный вид Джорджи означал, что его пылкая, страстная Киприда, его озорная возлюбленная все еще скрывалась под осторожным безразличием и равнодушием.

— Что касается моего прибытия в Волтурно — это было простым совпадением, — продолжил он. — Лучше спросить, что вы делаете так далеко от Лондона? Неужели вы не понимаете, какому риску подвер-гаете сестру и ребенка, привезя их в эпицентр военных действий?

Он взглянул на нее и заметил опасный вызывающий блеск в ее глазах.

Огонь, бушующий в их темной штормовой глубине, пробудил воспоминания, которые превратили его кровь в бурный поток.

Требование, чтобы он овладел ею. Безумная страсть, охватившая их обоих. Это не было игрой. Нет, Джорджи оказалась в Волтурно не для того, чтобы шпионить за ним или разузнать о его задании.

Он докажет это, даже если ему придется вытрясти из нее всю правду.

— Что вы делаете здесь, Джорджи? — спросил он, приближаясь к ней. — Скажите мне, скажите немедленно. Кто вы? Чего вы хотите от меня?

Не дожидаясь ответа, Колин заключил ее в объятия.

Он не обращал внимания на попытки Джорджи вырваться у него из рук, угрозу подбить ему второй глаз и шумное негодование.

Колин не слушал, потому что единственное, чего ему хотелось, — это добиться правды.

Что, дьявол, случилось с его Джорджи?

На мгновение она успокоилась, и он поймал ее затуманенный взгляд.

В нем горел предупредительный маяк, столь же яркий, как и огни Портсмута, но в ее глазах он увидел что-то еше… желание.

Колин сразу распознал этот свет, он был так же желанно знаком, как вид зеленых берегов Англии после долгого плавания.

И тогда он ответил на эту песнь сирены, сомкнув свой рот вокруг ее.

Джорджи снова начала сопротивляться, ее кулаки барабанили по его плечам, ноги в ботинках топали по полу в попытке наступить на его голые ступни.

Но когда его язык скользнул по ее губам, призывая открыть закрытые двери, ее протесты стихли и оборона пала. Нащупав брешь, увидев ясный путь сквозь штормовые преграды, не долго думая он начал наступление, требуя того, что она так охотно предложила той давней ночью в Лондоне.

Она приоткрыла рот, приветствуя его. Их губы слились, и она всем телом прильнула к нему. Дрожь и озноб, которые еще недавно мучили его, теперь растворились в жару, поднимающемся внутри его, делающем его твердым, возбуждающем его.

Этот лихорадочный кипящий поток эмоций унес прочь все мысли о его миссии, выпады Пимма по поводу лояльности Джорджи, воспоминания, которые оставили без ответа столько вопросов. Осталось только одно — его беспокойная, неумолимая потребность в ней.

Он отступил только на секунду. Ему нужно было услышать еще тогда запавший в душу голос, услышать ее слова — что она столь же нуждалась в нем, как и он в ней.

— О, Джорджи, чего ты хочешь?

Колин тут же понял свою ошибку. Он не сломил ее сопротивление так легко, как надеялся.

Да, в ее глазах горела неподдельная страсть. Но эта страсть погасла, как только она стала дышать ровнее.

— Чего же ты хочешь? — повторил он.

— Я ничего не хочу от вас. — Это решительное заявление ошеломило Колина, позволив Джорджи освободиться от его власти. — Я лишь хочу вернуться в Неаполь.

Он заставил себя пропустить мимо ушей просьбу Джорджи, ее молящий взгляд. То, что вспыхнуло в драгоценные моменты их поцелуя, ушло, пропало, оставив Колина по-прежнему заинтригованным этой загадочной женщиной.

— Почему в Неаполь, мадам? — спросил он, заставляя себя не реагировать на ее просьбу.

— Какая вам разница? — Он продолжал пристально смотреть на нее, и Джорджи торопливо заговорила, заполняя неловкую паузу: — Что же, если хотите знать, то там все наши вещи. Мы собирались провести в Волтур-но всего несколько дней, поэтому мы оставили все, что, у нас было с собой, на вилле, которую арендовали. — Она глубоко вздохнула. — Нашу одежду, альбомы для рисования и учебники моей сестры, колыбель Хлои и все ее пеленки, одеяла и одежду. — Она склонила голову набок. — Вы, случайно, не перевозите контрабандой партию пеленок?

— Я не контрабандист.

— А если это так, то почему бы вам не зайти в Неаполь и не вернуть нас к нашей обычной жизни? — поинтересовалась она.

Обычная жизнь! Слово «обычная» было совершенно неприменимо к Джорджи.

Что же касается того, чтобы доставить ее в Неаполь… он подозревал, что Пимм предпочел бы бросить их на произвол судьбы и как можно скорее доплыть до Лондона.

— Пожалуйста, капитан Данверс. Отпустите нас и забудьте, что нашли меня.

Отказаться от нее? Теперь, когда он неожиданно вновь обрел ее? Отказаться от Хлои, когда он только что обнаружил, что у него прелестная дочь? Она не знала меру его порядочности. И его чувства к ней.

— Нет.

— Нет? — повторила она. — Значит, нет? Он кивнул.

— Нет, пока вы не начнете давать мне ответы, которые я хочу услышать от вас.

— А почему я должна это делать? — спросила она, подбоченясь, приняв напряженную и угрожающую позу.

Вспыхнувший в ней огонь вновь зажег его кровь. Это была его Джорджи. Именно такой он ее и помнил.

— Если вы не можете быть честным со мной, — сказала она, — почему я должна говорить вам что-то? Я даже не знаю, кто вы.

Колин подошел ближе, снова сокращая расстояние между ними. Настолько близко, чтобы чувствовать аромат ее духов, дотянуться и вытащить шпильки из ее волос.

Искушение. Эта женщина была для него олицетворением страстного искушения.

— Вы достаточно хорошо знали меня той ночью, чтобы забраться в мою постель.

У нее снова расширились глаза, гнев окрасил ее щеки.

— Как вы смеете! — с жаром произнесла она. — У меня не было выбора… Если бы я… — Ее рот снова закрылся, а губы сложились в решительную линию. Когда он подошел ближе, она сжала кулаки. — И не думайте приближаться ко мне.

Колин склонил голову набок и принялся внимательно изучать ее. Он тоже стоял на своем. Его не прельщала мысль получить второй синяк в добавление к первому, это место все еще чертовски сильно дергало, но он не собирался отступать. По крайней мере сейчас, когда она стояла так близко от него.

— Не было выбора? — переспросил он. — Спорю, все было наоборот. У вас был богатый выбор. — Он усмехнулся. — Один ваш выбор удивил даже меня.

Он протянул руку, чтобы коснуться выбившейся прядки ее медовых волос, но остановил себя, когда она вздрогнула.

Что же все-таки за эти последние двенадцать месяцев так непоправимо изменило ее отношение к той ночи? Ведь тогда никто из них не колебался в своем выборе.

— Что ж, теперь я приняла другое решение, — сказала она, высокомерно вздернув подбородок и негодующе подняв брови; ледяному выражению ее лица могла позавидовать любая герцогиня.

Вот только эти внешние проявления недовольства никак не объяснили ее претензий. Он знал, что она — прекрасная актриса. Что заставило его похолодеть — это злость и ненависть, скрывающиеся за ее словами, — они убивали его слабую веру в то, что у них есть шанс построить мост доверия.

— Я не хочу иметь с вами ничего общего. — В ее словах сквозили горечь и открытое неповиновение, словно она хотела убедить не только его. — Я скорее буду спать в мокром трюме, чем в вашей постели.

Колин отступил от нее.

— Мне было достаточно вашего поцелуя. Кроме того, не помню, чтобы я предлагал вам приблизиться к моей койке. — Он круто повернулся и направился к двери. — Когда Хлоя и ваша сестра отдохнут, вы можете занять другую, более подходящую каюту.

Прежде чем он вышел, она быстро пересекла каюту и поймала его за рукав.

— Вы отвезете нас в Неаполь? Вы отпустите нас?

— На это я уже дал ответ, — сказал он, освобождая руку и захлопывая за собой дверь.

Из-за двери каюты донесся вздох отчаяния, затем что-то стукнуло по столу. Ее кулак, решил он, когда за этим глухим и вызывающим звуком последовало сочное ругательство.

Вместо того чтобы почувствовать себя победителем, он поразился собственному упрямству в данной ситуации.

Как он мог ожидать, что она доверится ему, когда он шватил ее в объятия и украл поцелуй, как вор, а затем начал приказывать ей и предъявлять требования, как обезумевший опекун в трагедии на сцене «Ковент-Гардена»?

Нет, если он собирается выведать секреты Джорджи, надо быть выдержанным и обращаться с ней с тем же терпением, какое, как уверял его некогда старый просоленный моряк, требуется, чтобы поймать русалку.

Все, что ему было нужно, — это подходящая наживка…

К огорчению Джорджи, Колин, не теряя времени, перевел их в другую, менее просторную каюту. Джорджи постаралась устроиться так, чтобы у каждой из них было собственное пространство и в то же время возможность свободно перемещаться вокруг бочки с водой, привязанной в углу, ведра для их личных нужд и корзины, куда она складывала грязные пеленки Хлои.

Когда она вышла из каюты и прошлась по кораблю, ее удивило, как хорошо все было налажено на «Сибарисе». Команда была разношерстной и напомнила ей кучку контрабандистов и матросов капитана Тафта. Но была одна отличительная черта — в общей организации корабля наблюдались порядок и дисциплина, которые казались… да, почти военными.

Аккуратный и хорошо управляемый корабль не мог не вызвать у Джорджи восхищения искусством Колина как капитана. На корабле царила чистота, матросам, очевидно, неплохо платили, их хорошо кормили, и она могла видеть по оснастке корабля и заботе о нем, что Колин был преданным и способным капитаном. Вид «Сибари-са», который оказался в таких хороших руках и по-прежнему был на плаву, плыл, как ему и полагалось, согрел ее сердце, и Джорджи испытала почти благодарность к Колину за то, что тот так блестяще управлялся с наследием капитана Тафта.

А как он посмотрит на то, подумала она, если на палубе корабля будут развешены пеленки? Если он запротестует, она скажет ему, что пеленки озадачат преследующие их французские корабли: те начнут гадать, что они хотят передать подобным сигналом.

Джорджи взглянула на шов на новом платье для Хлои ц обнаружила, что он идет вкривь и вкось. Она вздохнула. Ей хотелось признать, что можно возложить вину за плохое шитье на свои запутанные мысли о Колине, но, честно говоря, она никогда не отличалась прилежанием в рукоделии.

— Не понимаю, почему мы не могли остаться там, куда нас поместили сначала, — пожаловалась Кит, стремительно влетев в дверь тесной каюты и шлепнувшись на свою койку.

Она бросила альбом для зарисовок и коробочки с карандашами и акварелью и уставилась в потолок. Щеки у нее горели, а волосы выбились из-под шпилек. Это было неудивительно, так как она вернулась с палубы, но все же насторожило Джорджи.

Она взяла с Кит обещание не лазать по канатам. Хотя она не опасалась за ее безопасность, ей не хотелось объяснять Колину, почему младшая сестра могла совершать подобные подвиги.

Она надеялась, что растрепанная прическа Кит была результатом сильного ветра.

Через несколько минут Кит перевернулась на живот и сказала:

— Почему ты не сообщишь ему, кто мы, и не потребуешь, чтобы с нами лучше обращались, тем более что он — наш опекун?

Джорджи обернулась, прижав палец к губам:

— Шшш! Даже не упоминай об этом, пока мы здесь, на корабле.

— Нет, правда, Джорджи, он вовсе не кажется таким уж плохим. Он совсем не такой, как мы думали. Я бы даже сказала, что он довольно милый. Он расспрашивал меня о Хлое, когда я была наверху. — Кит потянулась за альбомом для эскизов и раскрыла его. — Миссис Тафт всегда говорила, что можно доверять мужчине, который любит младенцев. И он очень интересуется Хлоей. Я показала ему рисунки, которые сделала с нее, и он нашел их очень похожими.

Джорджи понимала, что проявляет жестокосердие, стремясь не допустить вмешательства Колина в жизнь Хлои. Но его интерес к ребенку, его внимание к ней воспринимались на фоне того, что он был их опекуном, тем самым человеком, который внес в ее брачный контракт положение о том, что, если она не сможет выйти замуж за лорда Харриса, ее место займет Кит.

Вот уж поистине мило!

— Довольно, Кит! Я больше не хочу обсуждать эту тему. Разве не помнишь, что говаривал капитан Тафт?

— У корабля нет секретов, — с готовностью ответила Кит.

— Да, нет секретов, — подтвердила Джорджи. — Если мы хотим сохранить свои, мы не должны говорить о нашем опекуне, во всяком случае, здесь. Пожалуй, нигде, пока мы не покинем «Сибарис».

Кит издала продолжительный вздох.

— Это будет не скоро, так как Рейфел сказал, что мы направляемся в Лондон.

— Рейфел? — переспросила Джорджи, подняв глаза от шитья. Достаточно было на минуту выпустить младшую сестру из поля зрения, как она уже называла по имени одного из членов экипажа.

— Да, брат лорда Данверса. — Кит снова вздохнула, на этот раз с задумчивым видом, определенно передающим женскую тоску. — Он очень красив, гораздо красивее капитана Данверса. Когда мы придем в Лондон, его брат собирается купить Рейфелу офицерское звание в армии. Полагаю, он будет очень хорошо смотреться в военной форме, и я сказала ему об этом. — Она замолчала и села на койке. — Джорджи, как ты думаешь, я плохо сделала, сказав ему после столь короткого знакомства, что нахожу его великолепным? Мне следовало бы по — дождать?

Ее глаза горели по-другому, не так, как просто после часа на свежем воздухе. И неожиданно Джорджи подумала, не был ли растрепанный вид Кит совсем иной природы. Человеческой природы.

Она готова была застонать. Джорджи только не хватало, чтобы сестра вообразила себя влюбленной в брата лорда Данверса. Проказник, должно быть, слеплен из того же теста, что и его единокровный брат-повеса. И если это так, то, возможно, когда они покинут «Сибарис», придется чинить не только разбитое сердце Кит.

— Думаю, неплохо будет, если ты перестанешь отвлекать этого Рейфела от его работы. Тебе ведь не хочется, чтобы у него из-за тебя были неприятности.

Кит сорвалась со своей койки.

— Но, Джорджи, я обещала нарисовать его портрет, когда он освободится от дежурства.

Взглянув на искреннее выражение лица Кит, Джорджи поняла, что должна подавить все это в зародыше.

Если бы только… Джорджи думала об этом в тысячный раз. Если бы только их родители были живы! Если бы дядя Финеас и тетя Верена испытывали к ним хоть чуточку родственной любви! Если бы Кит могла мечтать о своем первом лондонском сезоне, заботясь лишь о платьях, танцах и приглашениях!

Но к сожалению, ее мысли заняты совсем другим, особенно сейчас, когда в ее мечтах поселился этот Рейфел Данверс.

Джорджи прекрасно понимала, что если она запретит эту встречу, Кит сделает все, чтобы увидеться со своим молодым человеком, так что она произнесла лишь короткое «Посмотрим», что, казалось, вполне удовлетворило Кит. Та достала свой альбом для эскизов и карандаш и продолжила работать над рисунком, который сделала с Хлои.

Удостоверившись, что Кит занялась делом, Джорджи решила встретиться лицом к лицу с Колином.

Теперь, глядя на сестру, она больше, чем когда-либо, была уверена, что они должны покинуть борт «Сибариса». Особенно учитывая ее собственную реакцию на лоцелуй Колина. И как бы в подтверждение этой мысли тело предательски вспомнило тот момент, когда он держал ее в объятиях.

Она ведь тогда поймала его взгляд и поняла, что Колин все еще хотел ее. Хотел с той же мучительной потребностью, что наполняла и ее душу.

Нет, этого никогда не будет. Как она могла оставаться на «Сибарисе»в такой близости от него? Она определенно не могла надеяться, что он будет вести себя цивилизованно… и от того, как все еще трепетало ее тело при воспоминании о его прикосновениях, она знала, что не могла доверять и себе.

— Я сейчас вернусь, — сказала она Кит и вышла в коридор.

Единственным утешением во всем этом было то, что она вновь оказалась на «Сибарисе». Корабль знакомо покачивался под ногами, а руки скользили по отполированным временем перилам вдоль стены.

Она даже скинула ботинки и чулки, оставшись босиком, как большинство членов команды, так, как она ходила по кораблю в детстве. Ее подошвы наслаждались ощущением гладкого деревянного пола.

Как же она любила этот корабль, когда была ребенком! Дважды капитан Тафт брал их с собой во Францию, к великому огорчению остававшейся дома мадам Тафт. Эти приключения были самыми дорогими воспоминаниями для Джорджи.

И конечно, каждый раз, когда «Сибарис» стоял в порту, капитан Тафт давал им полную свободу бегать по кораблю. Джорджи глубоко втянула воздух, надеясь уловить знакомый запах груза, который она помнила с тех далеких времен. Сладкий — рома. Густой — специй. Богатый, теплый запах коньяка, исходящий из бочон-К0в, которые капитан Тафт контрабандой провозил из Франции.

Джорджи усмехнулась и подумала, нашел ли Колин то отделение в трюме или другие потайные гнезда и секретные ящики, которые нужны были только контрабандистам.

Тихо шлепая по узкому темному коридору, Джорджи помедлила перед каютой капитана Данверса, особенно когда услышала из-за двери голоса.

— Вы уверены, что это самое надежное место на корабле?

Это говорил мистер Пимм.

Вместо того чтобы обнаружить свое присутствие, Джорджи приникла ближе к двери, подслушивая самым — позорным образом.

Ведь сколько раз она сама журила Кит точно за такой грех! Но она постаралась не думать о том, что поступала плохо.

Это, решила она, было необходимым злом. Встреча мистера Пимма с Колином на берегу не была случайной, как уверял ее капитан, и сейчас ей представлялась возможность узнать правду. Итак, вместо того чтобы постучаться, она скрылась в тени, вытянув шею так, чтобы заглянуть в слегка приоткрытую дверь.

— Уверяю вас, мистер Пимм, ваши бумаги будут здесь в полной безопасности. В этом ящике я храню все мои ценности, — говорил Колин, стоя у открытой панели возле книжного шкафа, расположенного вдоль одной из стен.

Значит, «Сибарис» раскрыл этот секрет своему новому капитан. Ей захотелось узнать, как Колин обнаружил тайник, потому что капитан Тафт клялся, что тог был недосягаем. Он хранил там дубликаты судовых журналов, валюту и драгоценности, а также пистолет, припрятанный на крайний случай.

— Никто на корабле не знает об этом тайнике, — сказал Колин, — и сомневаюсь, что кто-то сможет открыть его. — Он повернулся к мистеру Пимму и протянул руку за бумагами.

Джорджи отступила глубже в проход. «Вы готовы поспорить на этот счет, капитан Данверс?» — иронически спросила она про себя.

Мистер Пимм жаловался и ворчал в своей привычной манере.

— Осмелюсь заметить, что это выглядит довольно безопасно. Хотя с той женщиной на борту невозможно предсказать, с каким предательством мы можем столкнуться.

— Сомневаюсь, что наша нечестивая миссис Бридвик сможет обнаружить это отделение, — доверительно сообщил ему Колин.

— Хорошо, если вы в этом уверены, но не поддавайтесь чарам ее хорошенького личика. Такие крошки прибегают к любым уловкам, чтобы сбить с пути самые закаленные сердца.

При этом Джорджи хмыкнула. Итак, брюзгливый и вечно недовольный мистер Пимм считал, что у нее хорошенькое личико и она способна на дьявольские уловки. Ей понравилось, что о ней думали как об опасной сирене.

Однако непреклонный ответ Колина заставил Джорджи тут же позабыть насмешливую похвалу мистера Пимма:

— Уверяю вас, сэр, я безразличен к ее чарам.

«Позвольте не согласиться!» — готова была запротестовать она, но сдержалась. Его поцелуй тысячью разных оттенков, которые нельзя было передать никакими словами, говорил о полностью противоположном. Хотя, по правде говоря, она и не желала его внимания. Однако хотела она этого или нет, его заявление укололо ее.

Но прежде чем Джорджи могла вознегодовать, ее остановило следующие замечание мистера Пимма. она похолодела — Должен ли я напомнить вам, капитан, — говорил тот, — что в этих бумагах — судьба Нельсона, судьба Англии. Мы должны срочно отправить их в Лондон, если хотим закончить нашу работу.

Судьба Нельсона? Англии? У Джорджи пересохло во рту. Значит, «Сибарис» все еще хранит свою щедрую долю тайн.

— Сэр, я намерен без промедления доставить вас в Лондон, — услышала она голос Колина.

Лондон? О нет, никогда. Чтобы добраться до Англии, потребуются месяцы… месяцы, проведенные с Колином, только разрушат ее решимость и шанс сохранить в секрете, кто они на самом деле. Она не боялась за себя, но Кит могла породить проблему, особенно если она вообразила, что влюбилась…

И все же это были не самые большие страхи. Неожиданно на ее плечи легла более насущная проблема — что за дела, черт побери, связывали мистера Пимма и Колина?

Она, несомненно, имела право знать это, поскольку она, Кит и Хлоя оказались безнадежно запутаны в мерзких интригах этой пары.

Так как ее любопытство разыгралось, а воображение рисовало ужасные картины, Джорджи поняла, что не сможет остановиться, пока не узнает, что же содержалось в этих бумагах, коль скоро они могли привести к таким ужасным последствиям.

И есть лишь один путь обнаружить это.

— Что же, если вы даете слово, что документы в безопасности… — говорил между тем Пимм, протягивая аккуратно завязанный пакет с бумагами и наблюдая с брюзгливым видом, как они быстро исчезли в тайнике.

Колин вернул на место обшивку, которая выглядела точно так же, как и остальные панели в каюте.

— Вот так. Если нас возьмут на абордаж или начнут обыскивать, никто не найдет их. Разве что они станут разбирать корабль по досточкам. В этом случае вы должны уничтожить их.

Пока Пимм ворчал по поводу подобного плана, Джорджи тихо вернулась в свою каюту и захлопнула за собой дверь.

Кит начала было спускаться со своей койки, но Джорджи торопливо приложила палец к губам и утихомирила сестру.

Прижав ухо к двери, она слышала, как Пимм просеменил по коридору, ворчание и бормотание сопровождали каждый его шаг. Затем, к своей радости, она услышала, как шкипер позвал Колина.

Дверь его каюты открылась и закрылась, его твердые отчетливые шаги прозвучали в коридоре и зазвенели на ступенях лестницы, ведущей на кормовую часть палубы. Джорджи не могла поверить, что ей так быстро представилась такая прекрасная возможность. Но ее возбуждение улеглось, как только она прокралась к каюте Колина и обнаружила, что та заперта.

Так что пока ее планы остались столь же недостижимы, как и его секреты. Во всяком случае, в настоящий момент.

Но Джорджи не так-то легко было обескуражить. Час спустя она вышла на палубу, пытаясь разыскать Колина хотя бы под предлогом, что ей нужно обсудить неподобающее внимание его брата к Кит, а также ее желание немедленно вернуться в Неаполь, пока они еще не уплыли далеко на запад.

Она намеревалась продемонстрировать свои самые изысканные манеры и попытаться исправить впечатление, оставшееся после первой испорченной встречи. Особенно потому, что единственный путь попасть в его каюту — это убедить Колина в своей надежности.