Пролог

Англия, 1801 год

– Моя последняя трапеза, – вздохнул лорд Джон Тремон, вонзая нож и вилку в толстый кусок мяса на своей тарелке. – Но она по крайней мере великолепна.

– Полагаю, Джек, этому способствует то, что за все плачу я, – сухо заметил его лучший друг Александр Денфорд, барон Седжуик.

– Ты мне кое-чем обязан, – ответил Джек, прежде чем отправить в рот следующий кусок.

– Я обязан тебе? – рассмеялся Алекс. – Ладно, я не из тех, кто предъявляет счёт своим друзьям, но я действительно не представляю, чем обязан тебе. – Он снова наполнил свой бокал из бутылки, которую принёс им хозяин трактира. Вино было французское, очень дорогое, и Алекс знал, что лучше выпить несколько бокалов, прежде чем его друг решит наброситься на изысканный напиток с тем же рвением, что и на ростбиф. – Я подписал довольно много твоих счётов от Уайта за прошлый месяц.

– Карманные расходы, – отозвался Джек, помахав рукой.

– А браслет, который я купил для леди сомнительной репутации, потому что ты боялся, как бы она не ушла к старому Амберкромби?

– Это был вопрос чести. – Джек принялся за следующий кусок мяса. – Кроме того, разве можно себе представить, что я так старомодно потеряю любовь Камиллы? – Он пожал плечами и взглянул на бутылку бордо.

– А что скажешь о той паре лошадок, которых ты намеревался купить, но у тебя не хватило нахальства? – Алекс лёгким движением отодвинул бутылку подальше от друга.

– Сила обстоятельств, дружище, – усмехнулся Джек. – Во всяком случае, это не больше того, что я сделал бы для тебя.

– Разница только в том, что у меня есть деньги на все эти обстоятельства, а у тебя нет.

Рука Джека, в которой он держал вилку, замерла в воздухе между его ртом и тарелкой.

– Седжуик, что, чёрт возьми, происходит? Сегодня вечером ты говоришь, как мой брат-паралитик. Что привело тебя в такое отвратительное настроение?

– Ничего. Но я всё же не понимаю, чем обязан тебе.

– Ты забыл о своей дорогой жене, об Эммелин? – Усмехнувшись, Джек подался вперёд. – Без меня ты никогда не заслужил бы её нежного обхождения. Думаю, за это ты мне многое должен.

На этот раз рассмеялся Алекс:

– Ты считаешь, что я обязан тебя благодарить за свою жену? Немного нагло, однако. – Он наполнил бокал друга вином. Джек Тремон был пьяницей, транжирой и греховодником, но, несмотря на это, более верного друга у Алекса никогда не было.

– Я думаю, твоя женитьба гениальна и поэтому стоит постоянного вознаграждения, – сказал Джек, шутливо салютуя поднятым бокалом, главным образом самому себе.

«Кое-чего стоит», – подумал Алекс и сказал:

– Мой брак удачен, потому что у меня хватает ума и средств его поддерживать. Как тебе должно быть известно, успех его обеспечен благодаря моей расчётливости и предвидению. Ты помог ускорить его появление на свет.

– Седжуик, – фыркнул его друг, – ты самый нудный человек на земле. «Расчётливость и предвидение», как же! Эммелин – самое лучшее, что когда-либо тебе доставалось. Ока не даёт тебе превратиться в полного зануду.

– Я не зануда, – возразил Алекс, расправив плечи. – И знай, что некоторые считают меня чересчур легкомысленным.

– Кто? – поинтересовался Джек. – Столетняя матушка Амберкромби?

Снова отодвинув вино подальше от Джека, Алекс взглянул на друга, и они оба искренне рассмеялись.

– Вероятно, меня воспринимают не как самого легкомысленного человека, – согласился Алекс, – но я должен считаться со своим положением и ответственностью перед семьёй.

Он не имел ни братьев, ни сестёр, но у него была куча кузенов, кузин, тётушек и дядюшек, которые зависели от его помощи. Он предоставлял им жильё и кормил не только их, но ещё и своих арендаторов и слуг. Это была ноша, которую Седжуик принял на себя со всей ответственностью и гордостью, хотя частенько завидовал положению своего друга – третьего сына и скорее всего не наследника. Наследством Джека в основном будет жизнь, полная скандальных воспоминаний и неисполненных обещаний.

– Боже! – Джек содрогнулся. – «Положение и ответственность» – не выношу этих слов. – Он допил бордо и подвинул вперёд пустой бокал. – Предлагаю сменить тему, потому что ты все больше и больше напоминаешь Паркертона. Весьма скверно, что он вызвал меня домой для ежегодного отчёта. Смею сказать, что никто не проверяет счета с более мучительной въедливостью, чем мой брат. – Джек взял ещё кусок ростбифа. – Кстати, как поживает дорогая Эммелин? Ты даже не знаешь, сколько раз я ругал себя за то, что сам не женился на этой девчонке.

– К счастью, существует только одна Эммелин, – заметил в ответ Алекс.

– Сейчас она в Лондоне или в Уэстморленде?

– Ты сам знаешь ответ. – Алекс посмотрел на дверь: та была лишь прикрыта, но, по-видимому, за ней никто не стоял.

– Нет, правда не знаю. – Джек откинулся на спинку стула. – Я хочу сказать, когда ты в Лондоне, предполагается, что милая девочка с нетерпением дожидается твоего возвращения в Уэстморленд. А когда ты дома, в имении, твоя семья уверена, что она в Лондоне. – Джек ухмыльнулся. – Вот я и пытаюсь отгадать загадку: где находится девочка, когда ты в другом месте?

– Именно поэтому ты никогда не смог бы устроить такой брак, – засмеялся Алекс. – Скажу ещё раз: расчётливость и предвидение. – Он постучал пальцем по виску. – Существуют причины, по которым я женился на Эммелин, а не ты.

– Чёрт бы побрал столь самодовольную уверенность! Ты сохраняешь собственную шкуру потому, что твоя бабушка остаётся жить на севере. Представляешь, если она когда-нибудь приедет в Лондон и обнаружит, что Эммелин – не больше чем плод твоего воображения?

Алекс не сомневался, что этого никогда не произойдёт, и не беспокоился, что почтенная леди узнает правду.

Эммелин Денфорд, леди Седжуик, получила жизнь однажды ночью пять лет назад после многочасового застолья Алекса с Джеком. Нельзя сказать, что Алекс часто напивался, но в тот раз он был в дурном настроении, а друг предложил ему на один вечер избавиться от мучивших его проблем – тем более когда Алекс объявил, что на следующее утро уезжает из города. Джек горячо возражал против этого, потому что кто же будет оплачивать его выпивку и долги, если лучший друг покинет Лондон?

Но Алекс устал от назойливого внимания матерей, озабоченных замужеством своих дочерей, и от хитрых девушек. Казалось, все женское население Лондона соответствующего возраста завлекало его, надеясь в этом сезоне увидеть женатым. Не имел никакого значения всем хорошо известный факт, что бароны Седжуики довольно непредсказуемы, когда дело доходило до женитьбы, и если вообще женились, то поздно. Порой причиной этому была страсть к путешествиям, как у его деда, который провёл большую часть жизни в армии и, уже сделав карьеру, получил в наследство титул от кузена, никогда не бывшего женатым.

Возможно, Алексу просто следовало взять за правило вообще избегать Лондона во время сезона, как делал его отец.

Алекс прекрасно понимал, что всех привлекает его старинный и почётный титул, огромные владения на севере и состояние, достаточное для содержания чрезмерно расточительной жены и её родни, и что все это слишком большой соблазн для матерей, имеющих незамужних дочерей.

– С этим придётся что-то делать, дружище, – сказал Джек. – Тебе нужно жениться. Таким образом ты сбросишь кошек со своей спины.

– Жениться? – ужаснулся Алекс. Он не был уверен, что смог бы пойти на такое. Безусловно, речь шла о моральном долге, но что-то удерживало его от решительного шага. Кроме того, он был убеждён, что жена обязательно примется переделывать его великолепно устроенную жизнь. – Я скорее соглашусь с тем, что наследником станет Хьюберт, – объявил он.

– Никогда! – Джек с жадностью осушил бокал дорогого шампанского. – По-твоему, Хьюберт захочет оплачивать мои счета? Думаю, нет! – Он замолчал и запустил руку в волосы. – Что ж, ты против женитьбы, но почему бы не обзавестись женой? Придумать, так сказать. Держу пари, если ты поместишь объявление в «Пост» и сообщишь миру, что женился, все оставят тебя в покое.

Вот так просто. Алекс всегда считал себя здравомыслящим человеком, но он был доведён до отчаяния, и в мгновение ока возникла Эммелин. С помощью старого экземпляра книги Дебретта[1] они нашли подходящую хорошую родословную, быстро набросали объявление о бракосочетании и отправили посыльного немедленно доставить его в газету.

И к величайшему удивлению Алекса, его выдуманная жена выполнила свою задачу. Вечером, после публикации объявления, он был оставлен в благословенном одиночестве, и лишь несколько презрительных упрёков было брошено в его адрес самыми настойчивыми, теперь бывшими, преследовательницами. Тем из любопытных, кто осмелился спросить его о неожиданной женитьбе и супруге, он ответил, что у Эммелин слабое здоровье и она живёт в уединении в поместье. Его репутация необщительного человека имела свои преимущества, и суровый, недоброжелательный взгляд пресекал любые дальнейшие расспросы.

Кроме того, появление в его жизни Эммелин обеспечило ему дополнительное удовольствие избавиться от ворчанья бабушки. Она написала, что безмерно счастлива тому, что он наконец женился.

Вернувшись в то лето в поместье, Алекс объяснил отсутствие жены тем, что её хрупкое здоровье не позволяет ей путешествовать так далеко. Когда он вернулся в город на следующий сезон, на любые вопросы о леди Седжуик давалось то же самое объяснение – здоровье Эммелин не позволяет ей приехать в Лондон.

Вот таким образом в его жизнь вошла идеальная жена.

Тем не менее не все были убеждены в разумности его решения. Поверенный Седжуика снова и снова предупреждал его, что выдуманная им жена – это повод для неприятностей. Проклиная дотошность юристов, Алекс сказал ему, что будет ужасный скандал, если бабушка узнает правду. Однако отвращение его бабушки к Лондону обеспечивало спокойную жизнь несуществующей Эммелин.

– Как же твоя бабушка не разгадала этот секрет? – спросил Джек, глядя на ростбиф и вино и решая, за что приняться в первую очередь. – Я хочу сказать, если кто-нибудь и может почувствовать какой-то подвох, так это она.

– Ты прав, но повторяю, – Алекс дотронулся до своего виска, – мой успех обеспечен тщательным расчётом. К тому же жена моего поверенного каждые шесть недель пишет бабушке изысканно составленные письма от имени Эммелин.

– Полагаю, занудство имеет свои преимущества, – признал Джек. – Что ж, ты все продумал. – Он встал, наклонился над столом и ловко схватил бутылку с вином. Наполнив свой бокал, он долил вина Алексу, а потом предложил тост: – За Эммелин Денфорд, баронессу Седжуик, самую идеальную жену всех времён!

– За Эммелин! – согласился Алекс.

От приоткрытой двери отдельного кабинета в темноте отошла женщина. Она не собиралась подслушивать, но разговор внутри долетел до её ушей, и она была ошеломлена услышанными откровениями.

«Жены Седжуика не существует? Невероятно», – думала она, выходя из трактира и направляясь к ожидавшему её экипажу. О, эта новость была слишком ценной, слишком скандальной, чтобы не найти ей немедленного применения.

И женщина совершенно точно знала, куда следует отправиться.

Глава 1

Первый месяц пребывания в Седжуик-Эбби Алекс находился в блаженном уединении.

Вместо того чтобы встретить его дома, бабушка решила остаться в имении своей родственницы ещё на месяц, видимо, не имея сил уехать, не обсудив в подробностях всех семейных сплетен. Таким образом, лето Алекса началось не с докучливых разговоров о наследниках и не с бесконечных сетований на затянувшееся плохое самочувствие Эммелин. Просто продолжилась его великолепно организованная жизнь, которую Джек имел смелость назвать скучной.

Но в конце концов его бабушка решила, что больше нельзя оставлять Алекса в полном одиночестве, и вернулась, подобно вихрю, домой в сопровождении своры мопсов на поводках.

Женевьева Денфорд, леди Седжуик, родилась во Франции, и шестьдесят лет, прожитые ею в Англии, ничуть не изменили её галльский характер.

Дед Алекса, ещё один не желавший жениться Денфорд, отправился в путешествие в Париж, когда ему было далеко за шестьдесят, и привёз домой (к ужасу своего очевидного наследника) французскую жену.

Учитывая joie de vivre[2] своей бабушки, Алекс сомневался, что у его деда был хоть какой-то шанс спастись.

Через много лет Алекс решил, что это урок всем неженатым английским джентльменам. Никогда не следует отправляться в путешествие через Ла-Манш.

Когда Алекс вышел к завтраку, бабушка радостно поздоровалась с ним и с тех пор болтала без умолку.

– И представь изумление Имоджин, когда я сказала ей… – говорила она со своего конца стола, где сидела, окружённая собаками.

«Без бабушки было спокойно», – подумал Алекс, пока она, закрывая рот лишь изредка, чтобы прожевать еду, потчевала его рассказами о внуках и – о ужас! – нескольких правнуках его двоюродной бабушки. В семействе Имоджин было бесчисленное количество наследников, и Алекс знал, что в ближайшие месяцы не будет конца намёкам на то, что им с Эммелин следовало бы сделать то же самое – произвести на свет очередного барона Седжуика.

Алекс решил написать своему поверенному, чтобы его жена в следующем письме от Эммелин подробно перечислила множество женских болезней – чем больше, тем лучше, – которые, к сожалению, не позволяют свершиться такому событию. Он надеялся, что это успешно отвлечёт бабушку от навязчивой мысли.

Дверь в столовую открылась, и, держа огромный серебряный поднос, вошёл Бёрджесс, их дворецкий, а за ним последовал слуга с ещё большим подносом, только нагруженным газетами и письмами.

– Милорд, сегодня утром получена почта из конторы мистера Эллиота, – сказал Бёрджесс, ставя свою ношу на обеденный стол возле Алекса. – Чтобы быть точным, она лежала в трех пакетах. – Его лохматые брови приподнялись. – В огромных пакетах.

– Что ещё за чертовщина? – Алекс застыл в изумлении, когда увидел внушительную стопку корреспонденции.

– Ежедневные газеты и журналы для её милости, а остальное, очевидно, по большей части счета, милорд, – ответил дворецкий.

– Счета? – Алекс снова посмотрел на стопку. Он дал распоряжение своему лондонскому поверенному заботиться обо всех неоплаченных счетах. Судя по стопке, это были счета Джека, а не его. – Такая нерасторопность несвойственна Эллиоту, – проворчал Алекс, просматривая письма и счета. – А, вот и ответ. Жена мистера Эллиота унаследовала собственность в Шотландии, и они отправились осмотреть владения. В отсутствие мистера Эллиота все дела ведёт его клерк. Когда Эллиот вернётся, придётся сказать ему, что парень, очевидно, спутал мои счета со счетами какого-то другого и к тому же расточительного клиента.

– Что там, дорогой? – спросила бабушка со своего конца стола, бросая лакомые кусочки своим любимым собакам.

– Просто лондонские газеты и тому подобное. – Алекс указал на кипу счётов.

– Газеты?! Что же ты сразу не сказал? – Бабушка поднялась, и пока она торопливо шла вдоль длинного стола, её кружевной чепец покачивался.

Алекс не успел остановить её, и она отодвинула в сторону аккуратно сложенные стопки, чтобы поскорее добраться до своей самой любимой в мире вещи – колонки сплетен в «Мор-нинг пост». Она мгновенно схватила газету и, разделяя страницы с искусством фермерской жены, ощипывающей курицу, опустилась на стул рядом с Алексом, чтобы начать чтение.

«Очень надеюсь, не вслух», – подумал Алекс, продолжая просматривать счета.

Ему было подарено около минуты тишины, но дольше бабушка не смогла сдерживаться.

– У леди Вассар родился ребёнок. Здесь сказано, сын. – Она вздохнула и бросила на внука выразительный взгляд. – Ты согласен, Алекс, с тем, что очень важно иметь наследника?

– Да, конечно, – кивнул он, задержав внимание на одном из счётов. Четыреста фунтов за ковры. Ещё один счёт на сто пятьдесят фунтов за мебель. Счета от торговцев мануфактурой, от плотников, от маляров… Да, вероятно, тот бедолага, которому адресованы все эти счета, не только обставляет новый дом, но ещё и содержит жену и дюжину любовниц, судя по безграничной коллекции счётов от модисток, перчаточниц и кружевниц.

– И наконец, упоминается наша дорогая девочка, – сообщила бабушка. – Послушай вот это: «Леди С. видели увлечённо делающей покупки в сопровождении леди Р., которая взяла под крылышко свою новую подругу. Леди С, столь долго отсутствовавшая в городе, очаровательна и, несомненно, будет украшением следующего сезона». – Она поджала губы. – Давно пора было написать о ней. Но нужно сказать, изложено весьма странно. Почему они пишут, что её долго не было в городе, когда она прожила там всю жизнь? – Она отложила в сторону газету, при этом снова разрушив аккуратно сложенные Алексом пачки уже просмотренных счётов.

– Мадам! – Алекс вскочил со стула и прикрыл руками счета, защищая их от её небрежности. – Что с вами случилось?

– Просто я хочу посмотреть ещё несколько светских колонок. – Она вскинула голову и снова посмотрела на корреспонденцию. Прежде чем Алекс успел её остановить, она обнаружила желаемое. Вытащив нужную газету, она села на свой стул с проворностью, не соответствующей её восьмидесяти с небольшим годам.

– По-моему, вы сошли с ума, – буркнул Алекс, сомневаясь, что бабушка его слышит, потому что она уткнулась носом в свежий номер «Пост». – Вам было мало этого словоблудия, пока вы гостили у тёти Имоджин?

– Имоджин не получает «Пост», – последовал холодный ответ.

По мнению Алекса, этот факт должен стать восьмым чудом света после фаросского маяка. Он не знал большей любительницы сплетен, чем его двоюродная бабушка Имоджин – конечно, за исключением родной бабушки.

Алекс снова занялся лежавшими перед ним счетами, откладывая в сторону те, которые определённо не имели к нему отношения, и оставив несколько, требовавших его внимания.

– Я так и знала! – Найдя свою любимую колонку, бабушка встряхнула газетные листы.

– Что знали? – Алекс понимал, что она не даст ему покоя, пока он не отзовётся.

– Знала, что её снова упомянут. Не уверена, следует ли читать это тебе. Ты будешь переживать по крайней мере неделю.

– Читайте, – сказал Алекс, отказавшись от всякой надежды приятно провести время за утренним завтраком. – Иначе вы будете вздыхать и пыхтеть, пока я не сдамся.

– Я никогда не пыхтела! – возмутилась она. – Вот. если ты настаиваешь: «Хорошо, что в городе мало народу, так как леди С. создаёт волнение везде, где появляется. Интересно, о чём думал барон, отправляя в город подлинное произведение искусства без бдительного присмотра?»

– А почему я должен переживать по этому поводу? – Пожав плечами, барон протянул руку, и бабушка передала ему газету, словно ответ был так же ясен, как напечатанные там слова.

– Не понимаешь? Здесь же говорится об Эммелин. О твоей жене. О нашей дорогой девочке.

– Эммелин? Абсурд, – усмехнулся Алекс. – Существует не меньше дюжины «леди С», в любой день болтающихся по городу. Уверяю вас, это не наша Эммелин.

– Почему же нет?

– Потому что Эммелин никогда не станет вести себя так, чтобы ею заинтересовалась колонка сплетен. Это совершенно невозможно. – Никогда прежде Алекс не делал заявлений с большей убеждённостью.

Однако его убеждённость могла поколебаться, и барон Седжуик был готов докопаться до самых корней своего прославленного, но всё же выдуманного фамильного древа.

– Тогда почему они продолжают писать следующее: «Из-за того количества поставщиков, которых видят на Ганновер-сквер, экипажам стало невозможно передвигаться». – Она взглянула на внука. – Гм-м. Сколько «леди С.» проживает в эти дни на Ганновер-сквер, Алекс? Я могу назвать только одну. – Она опять встряхнула газету и вернулась к чтению.

Алекс хотел возразить ей, но не смог выдавить ни слова, поскольку его горло внезапно пересохло.

Поставщики на Ганновер-стрит? Возле его дома? Их столько, что они мешают движению?

Он бросил взгляд на стопку отложенных счётов и схватил первый попавшийся под руку. Если в горле у него просто пересохло, то сердце чуть не остановилось, когда он посмотрел на верхнюю строчку счета, с предательской очевидностью подтверждавшую нелепую теорию его бабушки: «Ганновер-сквер, 17».

Как он раньше не обратил на это внимания! Что происходит? Выдуманные жены не делают покупок, способных разорить даже восточного принца.

Алекс пересмотрел лежавшие перед ним счета и, к своему ужасу, на всех увидел один и тот же пункт доставки – свой лондонский адрес. И все счета, как и покупки, были адресованы «искренне уважаемой леди Седжуик» – не торжествующей пожилой даме, наблюдающей поверх своей газеты за тем, как он приходил к выводу, который напыщенно назвал ей невозможным, а нынешней леди Седжуик – Эммелин.

– Это не может быть правдой! – Он выхватил газету из рук бабушки и стал читать заметку.

– О, Алекс, сядь. Леди имеет право время от времени кое-что у себя менять. Этот дом на Ганновер-сквер всегда казался мне настоящим мавзолеем, и если бы твой дед не был таким скупым, я бы… – Но она не закончила фразу, потому что, подняв голову, обнаружила, что обращается к пустому стулу. Алекса не было. – Будем надеяться, – решила она, – что он отправится в Лондон, вернётся к своей жене. Именно туда, где ему надлежит быть, – сказала она ближайшему мопсу, милостиво его почесав.

Эта поездка в город во многом была похожа на установление рекорда, но Алекс не задумывался о таких вещах. Воображение было захвачено картиной полной и окончательной катастрофы, ожидавшей его в Лондоне.

«Эммелин? Невозможно, – повторял он себе. – Но ведь о ней писали и „Пост“, и „Тайме“!..»

Кому-то стал известен его секрет. Это не могли быть ни Эллиот, ни его жена, ни Симмонс, его лондонский дворецкий, потому что все трое обязаны Алексу средствами к существованию. Значит, оставался только один подозреваемый.

Неужели это Джек? Его проказливый друг посчитал хорошей шуткой вдохнуть жизнь в образ придуманной Эммелин.

Однако ещё много вопросов оставалось без ответа. Например, как незнакомка проникла в дом? Симмонс, служивший семье больше сорока лет, никогда не допустил бы, чтобы такое безобразие запятнало имя Седжуиков.

И потом, нужно выяснить, кто ещё видел эту самозванку. Алекса бросило в дрожь при мысли, что кто-нибудь из его большого семейства пришёл с визитом после появления заметок в прессе или, ещё хуже, приехал в Лондон и, как обычно, остановился в городском доме Седжуика. По окончании сезона Алекс всегда щедро распахивал двери своего дома для родни и знал, что его кузины, кузены, тёти и дяди часто пользовались этим постоянным приглашением.

И вот теперь какая-то женщина живёт в его доме, спит в его постели и выдаёт себя за его жену, а возможно, даже посмеивается над всей семьёй.

Алекс спрятал лицо в ладонях. Господи, он мог прекрасно представить себе, какого типа девку нанял Джек, чтобы та изображала Эммелин.

Издеваться над его родственниками непозволительно никому!

Когда во втором часу ночи экипаж свернул на Ганновер-сквер, Алекс с облегчением увидел, что дома его надменных соседей выглядят точно такими же, какими он оставил их около месяца назад – величественными и достойными уважения. И номер семнадцать казался таким, каким и должен быть дом респектабельного члена высшего общества. Алексу было трудно поверить, что внутри его ожидает катастрофа.

Экипаж остановился. Седжуик вышел и, поднимаясь по парадной лестнице, припомнил составленный им список. Прежде всего он намеревался вышвырнуть на улицу наглую самозванку. Покончив с этим, он должен разыскать Джека и устроить ему основательную взбучку. А затем он собирался как следует напиться и заставить своего бывшего друга заплатить за каждую бутылку. Иначе Джеку не миновать взбучки.

Когда Алекс подошёл к двери, она не открылась немедленно, как обычно во время его пребывания в городе в период сезона. Поскольку летом он держал в Лондоне ограниченный штат прислуги, дверь была заперта – даже для него. Он потянул шнур звонка, а потом забарабанил в дверь тростью, как будто дорога была каждая секунда. В этом он не сомневался.

За дверью послышалось недовольное ворчание дворецкого.

– Кто там? – спросил Симмонс, не открывая.

– Откройте, это Седжуик.

– Конечно, Седжуик, – отозвался Симмонс. – Его милость в имении. Убирайтесь и разыгрывайте свои шуточки где-нибудь в другом месте.

И затем, к досаде Алекса, силуэт со свечой, освещавшей холл, начал удаляться обратно в глубь дома. Он снова заколотил в дверь.

– Симмонс! Немедленно отоприте дверь, или я расскажу вашей жене о ваших ночных карточных играх по четвергам.

– Милорд?

Удалявшийся свет резко остановился.

– Да, Симмонс, это я. А теперь откройте дверь. Послышалось шарканье, стук задвижки, а затем дверь широко распахнулась, и Алекс бросился внутрь.

– Милорд, что вы здесь делаете?

– Зачем, по-вашему, я приехал? Где она? – Алекс понимал, что шумит, но, чёрт побери, не каждый день встречаешься со своей «женой» – и имеешь редкое удовольствие избавиться от неё.

– Тс-с, милорд, – взглянув на верх лестницы, дворецкий приложил палец к губам, – вы можете разбудить её милость. У неё был утомительный день, и она рано ушла отдыхать.

Алекс замер, поставив ногу на ступеньку. Не может быть, чтобы он ослышался, он готов был поклясться, что в голосе дворецкого прозвучала забота.

Забота? Об этой самозванке? Алекс взял себя в руки и понизил голос:

– Симмонс, вы так же хорошо, как и я, знаете, что, кто бы ни был там наверху, это не моя жена.

– Да, милорд, – кивнул Симмонс, – но больше никто не знает.

«Это хорошее известие, – отметил Алекс, – но всё же не даёт ответа на более важный вопрос».

– О чём вы думали, впуская её в дом?

Дворецкий тяжело вздохнул и попытался объяснить случившееся:

– Она прибыла ночью в четверг.

Алекс застонал: разумеется, она появилась в ту ночь, когда Симмонс обычно уходит.

– Томас, второй лакей, оставался здесь один, – сказал Симмонс. – Он не знал, что делать, поэтому пошёл и привёл миссис Симмонс. К тому времени, когда я вернулся домой, её милость уложили в кровать и послали за двумя горничными, чтобы вернуть их на службу. – Он наклонился к Алексу: – Не мог же я вытащить её, когда все так суетились над ней. Пошли бы разговоры.

– Итак, сколько человек её видели? – Алекс снова бросил взгляд на верх лестницы.

– Достаточно, – уклонился от прямого ответа Симмонс.

– Что вы подразумеваете под словом «достаточно»? Или, вернее, кого вы имеете в виду?

– Если это вас немного утешит, милорд, – снова смутился дворецкий, – то ваша жена, видимо, весьма известна. Настолько, что…

Алекс не желал больше слышать об этом ни единого слова и отправился вверх по лестнице. «Эта особа находится в моём доме чуть больше месяца и уже стала известной!» Ему хотелось завыть.

Существовало одно-единственное решение: хитрой, наглой девице придётся сделать его исключительно довольным вдовцом.

Этот день в доме на Ганновер-сквер был очень суматошным, и леди Седжуик, рано уйдя спать, в тихом спокойствии своего дома погрузилась в тяжёлый, без сновидений сон, который продолжался до тех пор, пока дверь её спальни не распахнулась и, заскрипев на петлях, с громким стуком не ударилась о стену.

Эммелин резко села и уставилась на незнакомца в накидке, ворвавшегося в её убежище так, словно он имел на это полное право, а потом сделала то, что сделала бы любая великосветская леди, если бы под угрозой оказалась её честь. Она вытащила из-под подушки маленький пистолет и постаралась прицелиться в незваного гостя. Возможно, настоящая хозяйка особняка поступила бы иначе, но она сделает именно это.

– Эй вы, стойте, где стоите, или это будет ваш последний шаг.

Не обращая никакого внимания на её предупреждение, Седжуик подошёл ближе, держа поднятой свечу, которая бросала круг света на них обоих. Сначала он остановил взгляд на лице Эммелин, а потом, как любой восторженный ночной визитёр, опустил его ниже, к вырезу её кружевной ночной сорочки, и она инстинктивно стянула горловину свободной рукой, не позволяя ему заглянуть глубже. Столкнувшись с таким препятствием, Алекс перевёл взгляд на пистолет в руке девушки, и одна его бровь величественно приподнялась.

– Уберите это!

– Нет! – Эммелин не собиралась никого убивать, но, почувствовав, как у неё начала дрожать рука, она испугалась, что может случайно застрелить негодяя. Хуже того, теперь, когда неизвестный высоко поднял свечу, она увидела, что он дьявольски красив и изысканно одет – настоящий головорез с Севен-Дайлз!

Судя по надменно изогнутым губам, твёрдой линии подбородка и прямой, крепкой как сталь фигуре, он, похоже, был знатного происхождения. Ну-ну, вероятно, какой-то напившийся повеса решил сделать себе имя, соблазнив жену Сед-жуика. Это выставляло его намерения в совершенно ином свете. Он не был того типа мужчиной, которому может легко отказать женщина – и она в том числе. Эммелин всегда питала слабость к невероятно красивым мужчинам, особенно тёмно-волосым; против них так же невозможно было устоять, как против шелеста новой колоды карт при перетасовке.

«О чём я думаю? – остановила себя Эммелин. – Я должна поддерживать свою репутацию, ведь теперь я леди – пусть и на некоторое время. И как леди обязана защищать собственную добродетель. Да, это именно то, что мне следует сделать», – решила Эммелин, бросив последний взгляд сожаления на стоявшего перед ней красавца мужчину, и закричала:

– Симмонс! Симмонс! Помогите!

– Он не придёт, – заявил негодяй.

«Тем хуже», – хотела бы она сказать, но всё же не могла позволить этому высокомерному наглецу взять над ней верх – во всяком случае, без видимости сопротивления.

– Моему мужу не понравится это вторжение. – Она снова направила на него пистолет.

– Не думаю, что он будет возражать. – Мужчина рассмеялся и окинул её оценивающим взглядом.

«Что ж, если Седжуик не будет возражать…» Эммелин прогнала от себя неуместную мысль.

– Уверяю, он убьёт вас за это.

– Сомневаюсь.

«Самодовольный мерзавец!» – подумала она, выпрямилась и указала на дверь;