— Да глупости, Бран, это всего лишь ветер. Для труса у тебя порой слишком пылкое воображение.
Скоро Пер оставил Брана наедине с плодами его фантазий и заснул куда крепче, чем Бран, который просыпался при каждом скрипе и порыве ветра, гадая, что это может означать.
Утром Пер получил от старика еще несколько указаний насчет дороги и пообещал на обратном пути непременно навестить его в хижине на холме. Старик лишь покачал головой и пробормотал себе под нос что-то насчет тех, кто уже уходили к Хафторову подворью, но редко кто из них возвращался. Бран хотел было расспросить, что он имел в виду, но Пер уже вскочил в седло и велел Брану поторопиться. Они проехали немного и скоро обнаружили развилку, где дорога к хижине старика сворачивала вверх, а едва заметная древняя тропка углублялась в горы. Скоро Гнупово ущелье стало чем-то большим, нежели простая расселина среди грозных горных теснин. Чистые ледяные водопады ниспадали в ущелье с высоких ледников. Узкая сырая тропа вилась среди поросших мхом камней и низкорослых деревьев, что нашли себе прибежище на высоких склонах; копыта коней оставляли глубокие следы на тропе. Время от времени Бран замечал также слабые отпечатки каблуков и пристально смотрел вперед, уверенный, что вот-вот разглядит истрепанный серый плащ Ингвольд.
Ноего ожидало разочарование, к концу дня сменившееся тревогой. Тропа делалась все круче и каменистей, и следов Ингвольд он больше не всречал. Стало туманно и сыро, влага пропитала одежду, и оба путника дрожали от холода. Они нашли старую хижину, которая, верно, прежде принадлежала Гнупе, но сам старый отшельник то ли умер, то ли просто покинул ее давным-давно. В полуразвалившемся доме было холодно и сыро. Солнце закатилось, наступили сумерки. Путники поставили коней в одной половине хижины — так же поступал и старый Гнупа, судя по тому, что в лоснившихся от старости яслях еще лежали остатки сена — а в другой — развели костер, спасаясь от темноты и холода. Дождь мягко постукивал по травяной крыше; ветра, предвещавшего появление Призрачных Всадников, не было вовсе, и Бран с радостью представлял себе, как живые мертвецы воют себе над бродом Вапна, покуда он и Пер в безопасности, высоко в горах.
— Тс-с! — Пер внезапно выплюнул кусок свежего хлеба. Он указал на дверь, проглотил хлеб и прошептал:
— Там кто-то есть. Я, кажется, слышал, как шевельнулась щеколда. Выйди и погляди, в чем дело.
Бран похолодел. Он подполз к двери и безжизненной рукой чуть-чуть приоткрыл ее. Дверь распахнулась вовнутрь, точно от сильного толчка, и Бран шарахнулся со сдавленным испуганным вскриком. Нечто рухнуло почти к самым его ногам — нечто, до жути похожее на мертвое тело. Пер что-то кричал, но Бран его не видел и не слышал — он мог лишь тупо глядеть на человека, распростертого у самых его ног.
Проковыляв через комнату, Пер втащил безжизненное тело внутрь и захлопнул дверь.
— Ну что ты за олух, Бран! Оставил дверь открытой, чтобы кто угодно мог заметить свет! Ну-ка, поглядим, что у нас за гость.
Бран содрогнулся.
— Верно, какой-нибудь злосчастный нищий умер у нас на пороге. Это нам предостережение. — Он с отвращением глядел, как Пер разворачивает лохмотья и платки, в которые был завернут пришелец.
— Промок насквозь, — заметил Пер, — а снаружи еще и холодно. Он замерз едва не до смерти. Пусть немного отогреется у огня, а там посмотрим, живой он или мертвый.
Бран неохотно помог ему снять с нищего последний платок, покрывавший его лицо и голову, и увидел белое, гладкое, застывшее, точно мрамор, лицо.
— Пер! — вскрикнул он. — Это Ингвольд! Неужели она мертва?
— Если да, то мы избавились от многих хлопот, — проворчал Пер. — Ну что же, Бран, на сей раз нам особенно повезло. Хорошо, мы ее нашли, и что же теперь с ней делать? Если вернемся и возьмем эту Ингвольд с собой, Миркъяртан все равно до нее доберется. И потом, вспомни, она же ведьма, а рано или поздно все кончится неприятностями.
— Отвезем ее к тетке, о которой она говорила — если это, конечно, правда. Там она будет в безопасности.
— И мы тоже, — прибавил Пер. — Надеюсь только, что мы управимся быстрее, чем вернется Торстен. Старый дракон с ума сойдет от ярости.
— Я бы мог один поехать с ней, — предложил Бран. — Обо мне тревожиться некому.
— А потом один будешь бахвалиться своими подвигами? Да ни за что на свете!
Пер давно уже заснул, а Бран всю ночь сидел при Ингвольд, не сводя с нее тревожных глаз. Она не подавала признаков жизни. Бран заботливо снял с нее промокшую одежду и башмаки и укутал в свое одеяло. Ингвольд промокла куда сильнее, чем можно было ожидать от моросящего дождя, но ведь и ее старая изношенная одежда ни в какое сравнение не шла с плотной, пропитанной жиром шерстью, из которой были сделаны плащи Пера и Брана. Он вздохнул с облегчением, увидев, что она едва заметно, но равномерно дышит; не окажись они с Пером в хижине отшельника раньше ее, она несомненно умерла бы здесь ночью от холода и сырости.
Перед рассветом он наконец задремал и проснулся оттого, что в глаза плеснул солнечный свет. Дверь была распахнута, и на пороге, готовясь уйти, стояла Ингвольд с каким-то убогим свертком в руке. Она бросилась бежать, а Бран вскочил и помчался за ней.
— Ингвольд! Стой! Мы искали тебя! Ты одна ничего не сможешь сделать, а Миркъяртан о нас уже все равно узнал, так что подожди немного, и мы пойдем с тобой.
Ингвольд остановилась и обернулась к нему.
— Так значит, я уже навлекла на вас несчастье, если Миркъяртан знает, что вы ищете меня. Остается лишь увести его с вашего следа и надеяться на то, что он удовлетворится моей смертью. Найду утес или крутой обрыв и брошусь вниз, вот и все. Если б вы этой ночью не спасли меня, было бы еще проще. —
Ингвольд устало покачала головой и оперлась на стену хижины, точно ноги не держали ее.
— И слышать не желаю таких глупостей! — вознегодовал Бран. — Тебе надо позавтракать с нами, отдохнуть и набраться сил. А потом мы все вместе отправимся в путь и близ Хафторова подворья отыщем твою тетку.
Ингвольд удивилась, затем улыбка тронула ее губы.
— Как ты узнал о ней? От старика, что живет один на вершине холма? Боюсь, мне не удалось провести его. Могу поспорить, он прозревает мир альвов. Кстати, ты что-то там говорил о завтраке?
Бран с радостью принялся накрывать для нее замечательно нелепый завтрак из холодной похлебки, хлеба, сушеной рыбы и крепкого напитка из фляжки.
— Ну вот, этого тебе должно хватить до полудня, а там мы сделаем привал и состряпаем чего-нибудь посущественнее. Хорошо бы нам обсудить наши планы, чтобы знать, беречь ли еду и скоро ли мы сможем пополнить припасы. У Пера с собой много золота, и у меня есть немножко, так что должно хватить — конечно, в зависимости от того, сколько нам придется ехать. У нас два коня, а у Пера отличный меч, не считая нескольких кинжалов. Если путь будет долгим, тебе надо добыть одежку получше; хорошо бы и коня…
Ингвольд смотрела на него, покачивая головой. Прожевав кусок, она наконец сказала:
— Это, разумеется, невозможно. Вы не можете ехать со мной, хотя мне льстит твоя преданность. Куда лучше, если б я увела Миркъяртана за собой, подальше от вас.. но если я погибну, вы станете для него легкой добычей. Спрошу мою тетку Хродней, что мне с вами делать.
— Мы хотим помочь тебе избавиться от проклятья, — сказал Бран. — И потом, как же Дирстигг? Разве сможешь ты отыскать его в одиночку? Кто-то должен нести стражу, пока ты спишь, готовить тебе еду, охотиться для тебя… говорить с тобой, когда тебе станет грустно и одиноко.
Ингвольд продолжала есть, храня упорное молчание. Затем она пожала плечами.
— Мой мир не назовешь добрым и уютным. Скиплинги там вряд ли долго протянут. И кстати, чего хочет Пер? Не думаю, чтоб ему понравилось путешествовать вместе с ведьмой, которая едва не лишила его ног.
— Он со мной во всем согласен. — Бран поспешно подтолкнул Пера, едва осмеливаясь повернуться спиной к Ингвольд — вдруг она снова попытается сбежать?
Пер проснулся, привычно постанывая и зевая, точно целой ночи ему не хватило, чтобы выспаться.
— Я думал, ты не переживешь этой ночи, — приветствовал он Ингвольд. — С тех пор, как мы повстречались в доме Катлы, от тебя одни хлопоты. Надеюсь, в следующий раз, когда тебе придет в голову покататься ночью верхом, ты будешь держаться подальше от меня. — Он принялся за завтрак, предусмотрительно усевшись на безопасном расстоянии от Ингвольд. — В уделе, где правит мой отец, ведьм сжигают живьем или бросают в прорубь.
Ингвольд опустила голову.
— В нашем мире ведьм связывают и затаптывают в трясину, пробивая им сердце осиновым колом, чтобы они драугами не бродили по земле. Или, что еще хуже, маги пробуют их излечить, порой это удается, а чаще всего — нет. Потому я и не осмеливаюсь вернуться к своим друзьям и сородичам в Снегохолме и подвергнуться ужасам лечения. Уж лучше умереть по своей воле — изгнанницей, отторгнутой от своего народа.
— Давай не будем о смерти, ладно? — проворчал Пер. —
По-моему, ты обязана избавить нас от Миркъяртана, а твоя смерть этому вряд ли поможет.
Ингвольд нетерпеливо вскочила и заходила по комнатке.
— Послушай, я ведь не нарочно и не по своей воле причинила тебе вред. Я прошу прощения и надеюсь, что ты меня простишь, потому что не стану просить дважды. И еще возьми вот эту мазь, она залечит твои раны.
— Да ладно, переживу и так, — поспешно пробормотал Пер, увидев, что она вынимает из кошеля на поясе голубоватую склянку. — Я… я принимаю твои извинения. Незачем тебе так беспокоиться.
— Нет-нет, я и раньше хотела дать тебе эту мазь, но представился такой удобный случай бежать от Катлы, что я не устояла. Ну-ка сядь, сними эти повязки и брось в огонь.
После того, как сняли повязки, обнажились покрытые волдырями и стертые ноги Пера, покрасневшие, распухшие — с каждым днем он, должно быть, страдал все сильнее. Ингвольд мягкими движениями накладывала бесцветную мазь, а Пер старательно делал вид, что ему совсем не больно.
— Да ведь это пустяки, — грубовато проворчал он. — Не понимаю, зачем ты так со мною возишься — разве только потому, что задолжала нам пару любезностей.
— Это верно, только вот мое согласие ехать с вами вряд ли можно считать любезностью, — отвечала Ингвольд, закупорив склянку и положив ее на место, в кошель.
— Тебе лучше держаться вместе с нами, — заметил Пер. — Мы уже так много знаем, что Миркъяртан и Хьердис стремятся непременно нас прикончить. Ты просто обязана устроить нас в каком-нибудь безопасном месте, пока не закончатся все ваши войны и распри. А все же мне как-то странно, — какая-то там девчонка знает что-то настолько важное, что может решить исход сражения. Отчего ты просто не можешь сообщить это кому надо, и дело с концом?
Ингвольд раздраженно вздохнула:
— И ты думаешь, они мне поверят скорее, чем ты? Да они тотчас запрут меня и начнут лечение, а я его наверняка не переживу.
— Скажи нам, где Дирстигг, — предложил Бран, но Ингвольд лишь сердито мотнула головой.
— Вы, скиплинги, ничего не мыслите в таких делах.
Дирстигг ведь не сидит где-нибудь там, в пещере, и ждет, пока за ним придут. Миркъяртан сокрыл его при помощи чар, и только чары могут его отыскать.
— Но ведь в Снегохолме, должно быть, пропасть магов, — заметил Пер.
— Но ни у кого из них нет вот этого. — Она сняла с шеи цепочку и показала им золотую шкатулку, которая была на ней привешена. Бран загляделся на искусную отделку — там сплетались в сложный узор змеи и какие-то, неизвестные ему знаки. — Этот медальон сам по себе ничего не значит. Важно то, что находится внутри. Это драконье сердце, Дирстигг подарил его моему отцу после войн, в которых они сражались вместе. Много лет отец хранил его, а теперь я осталась одна из всего нашего рода, и мой долг — хранить сердце и, если понадобится, использовать его. Перед смертью отец отдал мне драконье сердце и предостерег, что оно, быть может, пригодится мне в войне с Миркъяртаном и Хьердис.
Драуги штурмовали и разоряли горные форты, с каждой ночью продвигаясь все ближе к Снегохолму; и вот однажды ночью они подошли ко Гледмалборгу. Я одна сумела бежать и унесла дар отца. Драконье сердце дает его хозяину право на покровительство Рибху. Именно потому я непременно отыщу и освобожу Дирстигга, а уж он уничтожит Миркъяртана и Хьердис прежде, чем те разделаются с льесальвами.
— Что же ты раньше этого не сделала? — спросил Пер. —
Сбежать от Катлы ведь было не так уж трудно. А кто такие эти Рибху? Твои родичи? Маги? Божества?
— Глупости! — отрезала Ингвольд. — Нельзя в таком тоне говорить о Рибху. Само их имя означает: «Всемогущие и сияющие». Они — хранители всей альвийской магии, всех альвийских познаний, и редко кому из альвов доводилось даже говорить с ними.
— Если они всеведущи, что же не помогут тебе сразу отыскать Дирстигга? — спросил Пер.
Ингвольд резко обернулась к нему.
— Да не так все это просто, ты, олух! Чем бы мы стали, если бы Рибху все делали за нас?
— На что же они тогда годны, если только и делают, что сидят где-нибудь в укромной пещерке, взгромоздив выше носа свои бесценные познания? Они что же, хранят свое всеведение, как скупердяи сокровища, или раздают драконьи сердца, как подарки на именины? По-моему, если уж они такие всемогущие, то их скорее должны бы занимать Дирстигг, Миркъяртан и Хьердис, а не тщедушная девчонка, которую, того и гляди, ветром сдует. — И Пер воззрился на Ингвольд, которая злилась все сильнее.
— Ты ничего не смыслишь в альвах! — огрызнулась она. —
У нас совсем иная натура. Мы сами выбираем себе судьбу, и Рибху в нее не вмешиваются. Нет, теперь я ясно вижу, что мне не следует брать вас с собой в мир альвов, а потому лучше всего — сейчас увести с вашего следа Миркъяртана, и едва мне это удастся, я пошлю кого-нибудь вам помочь. Может быть, старик, живущий на горе, сумеет укрыть вас. Знаете ли, чем выше, тем безопасней. — Она взяла свой сверток и направилась к двери. —
Надеюсь, твои ноги скоро заживут.
Пер лишь что-то проворчал и попытался, отчаянно хромая, отойти прочь. Затем он уставился на свои ноги. На месте отвратительных гноящихся волдырей розовела здоровая кожа. Пер потрясенно завопил и в восторге пустился в пляс.
— Колдовство! — вопил он. — Дивное, чудесное колдовство! Я здоров! Совсем не больно, ура!
Бран метнулся за Ингвольд. Девушка остановилась и оглянулась на него:
— Никогда не сдаешься, Бран? У старика, на горе тебе было бы безопасней. В моем мире ты легко можешь погибнуть.
Бран потряс головой.
— Хочешь ты или нет, а тебе не обойтись без нас. Жизнь моя в Торстеновом подворье все равно бессмысленна. Скажи лучше Перу, чтобы собирал вещи, пока я оседлаю коней. Так мы скорее сможем тронуться в путь.
— Но я… ладно, пусть будет так. Пока. Когда мы отыщем для вас безопасное прибежище, я поеду дальше одна.
Бран не успел ни согласиться, ни запротестовать; из хижины вышел Пер, громко топая ногами в новых сапогах, которые он купил у одного путника в Вигфусовом подворье.
— Верно, славные сапоги? — крикнул он. — Я уж гадал, придется ли мне их вообще когда-нибудь одеть. Спасибо, Ингвольд, твоя чудодейственная мазь спасла мои ноги. Теперь-то я понимаю, как был глуп, когда не верил в волшебство — и как глупы все скиплинги. Вот бы удивился Торстен, мой отец, если б мог воочию увидать действие такого чудесного снадобья!..
— А я, — отвечала Ингвольд, — удивилась бы не меньше, если б нашлась причина, которая вынудила бы меня навсегда остаться в этом мире без магии.
Когда они были уже готовы тронуться в путь, Бран уговорил Ингвольд сесть на Факси, а сам пошел сзади, только изредка в случае нужды хватаясь за длинный хвост коня. Ингвольд потребовала все же, чтобы они ехали верхом по очереди, так что Брану не пришлось весь день шагать пешком; но поскольку девушка была еще слаба, пришлось ему меняться местами не с ней, а с Пером. Тот все время недовольно ворчал, да и Бран сознавал, что когда господин едет верхом, рабу положено идти пешим, однако Ингвольд надменно сообщила им, что в мире альвов даже самые высокородные господа передвигаются, когда это нужно, на своих двоих.
Этой ночью они остановились в неглубокой пещере, сокрытой под завесой водопада, ниспадавшего с горного склона. Ингвольд коротала время, рассказывая Брану и Перу о своем мире и соплеменниках, а потом показала еще кое-какие простейшие фокусы — двигала неживые предметы, зажигала колдовской огонь и находила разные мелочи, которые Бран прятал от нее.
— Детские штучки, — пожимала она плечами, отправляя кивком головы хворостину в огонь. — Всякий альв рождается со способностями к магии. Только чтобы их развить как следует, нужны годы и годы, а меня схватили прежде, чем я успела даже начать изучение магического искусства.
— Расскажи о войнах с драугами, — не отставал Пер, которому сколько бы Ингвольд ни рассказывала — все было мало.
— Отчего черные альвы начали воевать со светлыми, и долго ли это длится?
Ингвольд пояснила, что достоверная история этих войн сокрыта туманом самой магии, но силы света и тьмы испокон веков сражались за владычество над Скарпсеем. Черные альвы использовали для достижения своих целей черную магию, страх и зло. В союзе с черными альвами были тролли, великаны и разные кланы белых и бурых гномов. Черные гномы, искуснейшие мастера и опытнейшие воины, были обыкновенно на стороне Эльбегаста, владыки светлых альвов, называемых иначе льесальвами. Веками льесальвы отстаивали свои владения, то есть саму землю Скарпсея, согреваемую лучами солнца, а доккальвы и прочие порождения зла неустанно трудились под землей, пробивая шахты и туннели и поджидая наступления ночной тьмы, чтобы выбраться на поверхность. В зимние месяцы, когда солнце теряло свою силу, воины зла крепли и готовили хитроумные заговоры, стремясь уничтожить своих врагов.
— Но почему? — удивился Бран. — Разве на земле и под землей Скарпсея не довольно места для всех?
— Само собой, — отвечала Ингвольд, — но доккальвы хотят стереть нас с лица земли, поскольку знают, что правда на нашей стороне. Если бы они нас истребили, то остались бы одни и считали бы себя вправе, как то водится среди них, убивать, грабить и мучить. Они так ужасны, так неисправимо злы, что когда им некого терзать, они дерутся друг с другом. Магия их темная, лиходейская — чернокнижничество, общение с мертвецами и тому подобное. Их магическая Сила берет начало от древнего зла, сотворенного их дальними предками. Есть у них нечестивые каменные круги и могильники, где они творят свои ужасные заклятья. Напротив, наши магические места всегда высоко в горах, поближе к солнцу. Так много лиходейства в Скарпсее, что древние льесальвы в свое время установили особые камни, которые указывали безопасный путь от одного места к другому; увы, сейчас многие Путевые Линии древности пришли в полную негодность. Древние использовали свои каменные круги, чтобы изучать небеса, но сейчас это знание почти утеряно. Порой тысячелетние камни полнятся такой силой, которая помогает узнать ответы на все вопросы, раскрыть все тайны прошедшего и грядущего, и для этого даже не требуется черная магия. У Миркъяртана, кстати, есть кольцо — если положить его под язык мертвеца, тот принужден будет поведать о том, что сулит будущее.
Бран содрогнулся и подвинул ноги ближе к огню.
— Я думаю, черная магия — занятие не из приятных. Да и драуги эти мне совсем не по вкусу — помнишь, ты говорила нам о себя не ведут.
— Счастье, что их нет в этом мире, — заметил Пер, недоверчиво озираясь по сторонам.
— Пока, — уточнила Ингвольд, помешивая похлебку в старом залатанном горшке, который они прихватили из Гнуповой хижины.
— Этот безопасный и самодовольный мир недолго бы таковым оставался, если б Миркъяртан обратил на него свой алчный взгляд. Слыхали вы о Зиме Фимбул, когда солнце умирает, а миром овладевают лед и смертоносная тьма?
— Слыхали, — подтвердил Пер. — В преданиях.
— Миркъяртан и его собратья по ремеслу могли бы заклятьями вернуть Зиму Фимбул, — сказала Ингвольд. — Во всех мирах лед есть лед и тьма есть тьма.
— А смерть есть смерть, — прибавил Бран.
— Но ведь это только предания? — с надеждой осведомился Пер.
— Если так, то много лет минуло с тех пор, как Зима Фимбул владела Скарпсеем — это было задолго до того, как пришли сюда первые скиплинги.
Пер лишь раздраженно фыркнул — как делал всегда, когда Ингвольд напоминала ему, что не все на свете известно скиплингам. Мысль о том, что отважные моряки, торговцы и пастухи сравнительно недавно завладели Скарпсеем, была для него невыносима.
На третий день путешествия на восток путники остановились у стоячего камня — по словам Ингвольд, первого из камней, отмечавших древнюю Путевую Линию. Ингвольд с радостью встретила его появление и указала спутникам на загадочные знаки, процарапанные на поверхности камня явно много столетий назад.
— Здесь безопасно, — объявила она и, спрыгнув со спины
Факси, оглядела унылые окрестности холма, на котором они стояли. — Этот камень привезен издалека. Видите, вокруг нет больше белых камней.
Пер обошел камень, с любопытством его разглядывая.
— Да ведь он весит, должно быть, не одну тысячу фунтов!
Втащили его сюда, верно, на сотне коней, а уж как установили прямо…
— Это если можешь поднимать вещи только силой своих или конских мускулов, — заметила Ингвольд, проводя пальцем по насечкам таинственных знаков. — Но ведь ты уже знаешь, что есть и другие способы… Бран, найдется у тебя обрывок веревки?
Бран порылся в карманах и вынул веревочку, которую по пути от нечего делать сплел из волокон молочая. Ингвольд привязала к веревочке камешек и, вытянув руку, с помощью этого примитивного маятника испытала несколько направлений, прежде чем повернуться на восток. Маятник тотчас принялся описывать четкие круги.
— Вот дорога к дому Хродней. Хафторово подворье как раз по пути, и это весьма кстати — мы там заночуем.
Пер тотчас запротестовал, но Ингвольд оборвала его на полуслове.
— Этот способ поиска дороги так прост, что и скиплингам под силу, особенно если отыскивать воду. Подземные воды обладают большой магической силой, и быть может, потому многие наши Путевые Линии проходят над подземными источниками. Бран, ищи небольшие белые камни, составляющие одну линию — они приведут нас куда нужно.
Белые камни указали им путь сначала к небольшому одинокому холму, а оттуда — к большой зарубке на гребне высокой горы. Ингвольд уверенно сказала, что эта зарубка высечена руками древних и отмечает продолжение той же Путевой Линии. Пер с мрачным видом огляделся вокруг и помотал головой.
— По-моему, мы заблудились, — объявил он. Последние признаки дороги исчезли из виду намного раньше.
— Чепуха, — ответила Ингвольд и повела их вниз по склону горы в затянутую сернистым туманом долину, где вовсю трудились горячие источники и гейзеры. Один раз путники остановились у большого озера и вдоволь в нем наплескались — вода там оказалась в самый раз для купания. К тому времени, когда они наконец выбрались из сумрачных горячих испарений долины, давно уже миновал полдень. Ингвольд шла уверенно, немного забирая к югу, а Пер возился со своей неточной картой и гадал, сумеют ли они все же отыскать нужную дорогу.
— Да мы безо всяких хлопот придем на подворье к ужину, — не сдавалась Ингвольд.
Пер с сомнением поглядел на камешек, привязанный к обрывку веревки, и, покачав головой, испустил долгий и тяжкий вздох.
— Камни, — пробормотал он. — Кругом сплошные камни…
Они перебрались еще через две горы, и сумерки понемногу начали обретать серебристый отсвет короткой северной ночи. Более выгодное освещение трудно было представить для Хафторова подворья — его ясные очертания возникли далеко внизу. Сочно-зеленые стога сена со всех сторон обступали старый черный дом, а отара овец, которые паслись на склоне горы напротив, походила на стайку облаков, плывущих над пасмурным морем. Ингвольд была довольна собой и даже не скрывала этого.
Когда путники подъехали к дому, навстречу им вышел сам Хафтор — точно дожидался их приезда. Это был коренастый крепкий человек с воинственно торчащей седовато-рыжей бородой и хитрыми блестящими глазами.
— Ага, вот и вы, три чужеземца, что бродят одни в пустошах Скарпсея, — приветствовал он их, пожимая руки спешившимся странникам. — Заблудились вы, отбились от своих, или еще какая беда согнала вас с удобных трактов, по которым обычно ездят скиплинги? Сюда путники ненароком не заезжают. Впрочем, как бы там ни было, гостите у нас, сколько вам заблагорассудится — жилья и еды здесь на всех хватит.
— Благодарим тебя, — вежливо отвечал Пер, который взял на себя труд представить себя и своих спутников. — Мы едем в дом родичей Ингвольд, который недалеко отсюда, так что не обременим вас больше, чем на одну ночь.
Хафтор изогнул мохнатую рыжую бровь.
— Родичи? А мне-то казалось, что у нас тут поблизости нет никаких соседей. Что ж, войдите в дом, присядьте и подкрепитесь, а тогда уж можно будет серьезно поговорить.
Ингвольд резко глянула на Пера и, когда они шли в дом за Хафтором, знаком приказала ему помалкивать. В доме стояла приятная дымная полутьма, и вся зала была заставлена столами и скамьями, словно у Хафтора было немалое семейство. Шестеро дородных мужчин уже сидели за одним столом, положив локти на столешницу и негромко беседуя, а вскоре появились и другие. Всего Бран насчитал дюжину мужчин помоложе и семеро седобородых, включая самого Хафтора. Девять женщин накрыли ужин и заняли свои места на помосте в конце залы.
— У нас здесь редко кто бывает, — сказал Хафтор, когда трапеза закончилась, а возлияния были еще в разгаре. — Порой наши гости решают остаться тут надолго, а еще случается, что здешний воздух оказывается для иных вреден, и они помирают от неведомых болезней. Обыкновенно, когда у нас есть дело до других поселений, мы отправляем туда караван, продаем, покупаем, а то и подыскиваем жену для кого-нибудь из моих сыновей. Сами же мы предпочитаем, чтобы нас не беспокоили, а потому не позволяем нашим врагам удрать в иные населенные земли и рассказать там, что они здесь обнаружили.
Бран умел различить угрозу с первого слова. Ингвольд что-то вежливо болтала об овцах, шерсти и прочей чепухе, а у Брана по спине полз неприятный холодок. Судя по всему, Хафтор и его, как он говорил, сыновья — обыкновенные изгои и народ весьма отчаянный. Скарпсей был известен как пристанище изгнанников, которые часто терялись в его враждебных внутренних землях и нечасто доживали до окончания срока своего изгнания. Хафтору еще повезло — он нашел удобное для жизни место и выстроил дом для таких же отщепенцев, как он сам. Естественно, их благополучное существование зависело от того, как долго они смогут таиться в глуши.
— Стало быть, вы едете к родичам этой девушки? — вежливо осведомился Хафтор, подрезая себе ногти небольшим острым ножом, и когда Пер настороженно кивнул — испустил тяжкий вздох и покачал головой. — Это весьма печально. Тостиг, мой сынок, был вчера на броде Вапна и встретил там одного парня, который искал троих беглецов, двоих мальчишек и девчонку. Похоже, что он знал вас, как облупленных, и сказал, что вы проданы к нему в услужение на восемь лет. Надеюсь, юные мои друзья, мы не поймали вас на лжи. Те, кто приходит в этот дом врать да вынюхивать, как правило плохо кончают. — Он поигрывал кинжалом, и отсвет пламени вспыхивал на лезвии.
Прочие изгои слушали, вежливо усмехаясь. Оружие было у них под рукой, словно кинжалы и мечи были принадлежностью повседневной одежды и могли пригодиться в любую минуту.
— Это был старик в черном плаще? — спросила Ингвольд. — И ехал он на сером коне?
Тостиг кивнул:
— Так вы его знаете!
— Еще бы! — воскликнул Пер. — Он наш враг. Собственно говоря, от него мы и убегаем.
— Ага! — провозгласил Тостиг. — Беглые рабы!
Точь-в-точь как я и подозревал!
— Кто рабы? Мы?! — Пер гневно сверкнул глазами, но тут же притих, поняв, что никто не поверит ему, поскольку все трое несколько ночей спали на земле и изрядно испачкались и обтрепались.
Хафтор нахмурился.
— Утром мы вернем вас вашему хозяину. Надеюсь, юные бродяжки, это злоключение послужит вам хорошим уроком, и вы никогда больше не попытаетесь сбежать от исполнения своих обязанностей, или же, клянусь козлами Тора и их костями, вы ответите за это старому Хафтору. — И он так грозно глянул на них, что Брану захотелось съежиться и совершенно исчезнуть из виду.
Пер глядел на Брана и подавал ему украдкой знаки хоть что-то сказать. Бран едва мог сглатывать слюну, но наконец ему удалось собраться со смелостью и нервным кашлем прочистить горло.
— Так вы хотите отослать нас к… к этому старику на брод Вапна? Завтра, я полагаю? Хафтор утвердительно кивнул.
— И когда-нибудь вы только поблагодарите меня за такую щедрость. Ну, а поскольку мысль о возвращении вас, судя по всему, не слишком радует, и вам, быть может, снова захочется поразвлечься и удрать куда-нибудь еще — на ночь всех вас запрут на кухне. Посмотрим, хе-хе, удастся ли вам сбежать от таких прожженных беглецов, как мы!
Глава 5
Бран поглядывал на Ингвольд, но та была слишком увлечена тем, что куском хлеба подбирала остатки еды с тарелки.
— Да позвольте же нам все объяснить! — запротестовал он готовым вот-вот задрожать голосом. — Этот человек в черном плаще — не друг нам и не господин. Вы считаете нас лжецами, я знаю, но поверьте — он наш враг, он хочет убить нас… вот что я хотел сказать.
— То же самое и я сделал бы со своими рабами, если бы им вздумалось от меня сбежать, — с негодованием ответил Хафтор, помахав ножом перед самым лицом Брана. — По тебе видно, приятель, — ты из тех, кто бегает от работы. Лентяй ты, и все тут, и будь я твоим хозяином, я бы живо укротил тебя скудной кормежкой и трудом потяжелее. А ты потом меня за это еще бы и благодарил, ей-ей! Труд, парнишка, — лучший друг мужчины, и чем скорее ты это запомнишь, тем лучше для твоей шкуры.
Бран не осмелился больше прекословить. Он отодвинулся подальше, а Хафтор с силой наколол ножом еще одну картофелину с блюда, одарив своих гостей сердитым взглядом.